1. Когда я предаюсь размышленію и вспоминаю объ Октавіј — этомъ добромъ и вјрномъ моемъ другј, я испытываю такое наслажденіе и прихожу въ такое состояніе, что кажется, самъ возвращаюсь въ прошедшее, а не въ памяти только вызываю представленіе о минувшихъ, прожитыхъ временахъ. Образъ его тјмъ сильнје напечатлјлся въ сердцј и во всјхъ моихъ чувствахъ, чјмъ дальше сталъ отъ моихъ глазъ. И не напрасно разлука съ такимъ превосходнымъ, благочестивымъ человјкомъ оставила во мнј безмјрное сожалјніе. Онъ и самъ любилъ меня такъ горячо, что какъ въ нашихъ забавахъ, такъ и въ важныхъ дјлахъ его желанія были согласны съ моими. Можно было подумать, что въ насъ обоихъ была одна душа. Онъ былъ повјренный въ моихъ увлеченіяхъ, товарищъ въ заблужденіяхъ, и наконецъ когда я съ разсјяніемъ мрака перешелъ изъ тьмы невјденія къ свјту мудрости и истины, Октавій въ этомъ дјлј не только не отсталъ отъ меня, но чтó еще похвальнје — опередилъ. Итакъ когда я въ своемъ воспоминаніи переношусь къ времени нашей совокупной дружной жизни, то прежде всего останавливаетъ на себј мое вниманіе та бесјда, которую Октавій велъ однажды съ Цециліемъ, зараженнымъ суевјріемъ язычества, и которая убјдительностію своею обратила его къ истинной религіи.

2. Для свиданія со мною, а также и по собственнымъ дјламъ Октавій прибылъ въ Римъ; онъ оставилъ свой домъ, жену и дјтей — дјтей, которые находились еще въ невинномъ младенческомъ возрастј, когда они начинаютъ только произносить полуслова и ихъ запинающійся лепетъ имјетъ столько прелести. Какъ велика была моя радость при встрјчј съ Октавіемъ — этого нельзя выразить словами, тјмъ болје, что ее усиливала самая неожиданность прибытія моего друга. Спустя два дня, которые мы провели во взаимномъ изліяніи дружескихъ чувствъ и въ разсказахъ о другъ другј всего, что случилось съ нами во время нашей разлуки мы сговорились отправиться въ Остію, — одну прекрасную мјстность, гдј я пользовался морскими купаньями пріятными и благотворными для поправленія моего разстроеннаго здоровья. Послј трудовъ по судебнымъ занятіямъ наступила для меня свобода въ пору собиранія винограда: въ это время осень съ пріятною прохладою смјняла жаркое лјто. Итакъ на разсвјтј мы отправились гулять по морскому берегу, чтобы подышать свјжимъ, столь укрјпляющимъ тјло воздухомъ и насладиться удовольствіемъ — ходить по мягкому песку, оставлявшему на себј слјды шаговъ. Съ нами былъ Цецилій: на пути онъ замјтивъ статую Сераписа, по языческому обыкновенію, поднесъ свою руку къ губамъ и напечатлјлъ на пальцахъ поцјлуй.

3. Тогда Октавій сказалъ: не хорошо, братъ Маркъ, человјка, который дома и внј дома находится съ тобой неразлучно, оставлять во мракј народнаго невјденія, и допускать, что въ такой прекрасный день онъ преклоняется предъ камнями, которые только обдјланы въ статуи, облиты благовоніями и украшены вјнками: ты знаешь, что такое заблужденіе Цецилія относится какъ къ его, такъ не менје и къ твоему стыду. — Между тјмъ какъ такимъ образомъ Октавій говорилъ мнј, мы прошли городъ и вышли на открытый морской берегъ. Легкія волны, забјгавшія на песчаныя края берега, какъ будто углаживали ихъ для прогулки; море всегда волнующееся, даже и во время безвјтрія, всплескивало на землю если не сјдыми, пјнистыми волнами, то легкими, колеблющимися струями; насъ необыкновенно восхищала игра волнъ, когда мы стояли на самой окраинј воды: онј то приближаясь къ намъ, какъ бы ласкали наши ноги, то убјгая безъ слјда скрывались въ морј. Такимъ образомъ мы тихо шли по краю немного извилистаго берега, сокращая путь занимательными расказами. Октавій говорилъ намъ о своемъ плававіи по морю. Когда мы среди разговора прошли довольно большое пространство, то тою же дорогою отправились въ обратный путь. Достигнувъ того мјста, гдј находились вытянутые на берегъ небольшія суда, висјвшія на бревнахъ, мы увидјли мальчиковъ, которые задорясь другъ передъ другомъ бросали на море камешки. Эта игра состоитъ въ томъ, что берутъ на берегу небольшой кругловатый, вылощенный волнами камень; взявши этотъ камень между палецъ наклоняются, сколько можно ниже, почти до земли, и бросаютъ его надъ поверхностію воды; камень или скользитъ и катится по водј, когда онъ слегка бросается, или же онъ разсјкаетъ сильныя волны, погружается, и опять поднимается, если ему данъ сильный толчекъ. Побјда остается за тјмъ изъ играющихъ, чей камень пролетаетъ бóльшее пространство и чаще выскакиваетъ.

4. Октавій и я забавлялись такимъ зрјлищемъ, но Цецилій совершенно не обратилъ вниманія на игры мальчиковъ, не смјялся при видј этого состязанія: молчаливый, смущенный, въ сторонј отъ насъ, онъ показывалъ на лицј своемъ какой-то печальный видъ. — Что это значитъ? спросилъ я его. Отчего, Цецилій, я не узнаю твоей веселости? Гдј эта ясность, которая сіяла въ твоихъ глазахъ даже среди самыхъ серіозныхъ дјлъ? — Цецилій отвјчалъ: меня сильно безпокоятъ и колятъ слова Октавія, которыми онъ упрекнулъ тебя въ нерадјніи, а чрезъ это непрямо, но тјмъ сильнје обвинилъ меня въ невјжествј. Я не хочу на этомъ остановиться: я требую у Октавія объясненія дјла. Если онъ согласится вступить со мною въ споръ, то узнаетъ, что гораздо легче спорить въ кругу товарищескомъ, нежели разсуждать о предметј такъ, какъ разсуждаютъ философы. Сядемъ на каменномъ валу, охраняющемъ купальни и вдающемся въ море, здјсь можемъ и отдохнуть отъ пути и свободнје вести споръ. — Мы сјли, какъ было сказано; мнј предложили занять мјсто между Октавіемъ и Цециліемъ не ради уваженія или порядка или почета, ибо дружба всегда принимаетъ и почитаетъ всјхъ на-равнј, но чтобы я какъ посредникъ былъ близко къ тому и другому, удобно слышалъ слова и раздјлялъ спорящихъ. Тогда Цецилій началъ говорить такимъ образомъ. —

5. Хотя, братъ Маркъ, у тебя не остается никакого сомнјнія относительно предмета, о которомъ мы споримъ, такъ какъ ты тщательно изслјдовалъ тотъ и другой родъ жизни и, осудивъ одинъ, одобрилъ другой; но теперь ты долженъ вјрно держать вјсы правосудія и не склоняться по пристрастію на одну сторону, чтобы твое рјшеніе не было дјломъ твоихъ личныхъ чувствъ, а было основано на доводахъ спорящихъ. Итакъ если ты будешь присутствовать при нашемъ спорј какъ будто человјкъ совершенно новый и чуждый той и другой сторонј, то легко будетъ доказать, что здјсь, въ дјлахъ человјческихъ все сомнительно, неизвјстно, невјрно и только болје вјроятно, нежели истинно. Не удивительно, что нјкоторые, не желая трудиться надъ открытіемъ истины, скорје соглашаются съ какимъ-нибудь мнјніемъ, нежели стараются о тщательномъ его изслјдованіи. Тјмъ болје достойно негодованія или соболјзнованія то, что нјкоторые, необразованные, невјжды, чуждые понятія о самыхъ простыхъ искусствахъ, осмјливаются разсуждать о сущности вещей и Божествј, о чемъ въ продолженіе столькихъ вјковъ спорятъ между собою философы различныхъ школъ. Въ самомъ дјлј, ограниченности человјческаго ума такъ далеко до познанія Бога, что ему недоступно ни то, что находится надъ нами на небј, ни то, что заключено въ глубокихъ нјдрахъ земли; ему не дано это знать и постигать, и даже нечестиво пытаться проникать въ эти тайны. По справедливости мы могли бы считаться довольно счастливыми, довольно благоразумными, еслибы, слјдуя древнему изреченію мудреца, больше занимались познаніемъ самихъ себя. Но если предаваясь безсмысленному и напрасному труду, мы заходимъ гораздо далје, чјмъ сколько позволяетъ намъ наша ограниченность; если поверженные на землю, переносимся въ своихъ дерзскихъ порывахъ на самое небо, къ самымъ звјздамъ, то по крайней мјрј къ этому заблужденію не станемъ придумывать еще пустыхъ и страшныхъ призраковъ. Все произошло изъ первоначальныхъ элементовъ, существовавшихъ въ нјдрј природы: какой же тутъ творецъ Богъ? Всј части вселенной образовались, расположились одна подлј другой и устроились отъ ихъ случайнаго столкновенія: какой же тутъ устроитель Богъ? Огонь зажегъ звјзды; образовалъ небо изъ своего вещества, утвердилъ землю посредствомъ тяжести, привлекъ въ море жидкости: къ чему же религія, этотъ страхъ предъ божествомъ, это суевјріе?? Человјкъ и всякое животное, которое родится, питается и дышетъ, суть не иное что, какъ произвольное соединеніе элементовъ, на которые какъ человјкъ такъ и животное опять разрјшаются, разлагаются и наконецъ исчезаютъ; такимъ образомъ все опять приходитъ къ своему источнику, возвращается къ своимъ началамъ безъ всякаго художника, безъ распорядителя, безъ творца. Соединеніе элементовъ огня производитъ то, что различныя свјтила всегда сіяютъ надъ землею; вслјдствіе того, что изъ земли поднимаются испаренія, являются облака; отъ сгущенія сихъ послјднихъ происходятъ тучи; отъ паденія этихъ тучъ идетъ дождь, дуетъ вјтеръ, падаетъ градъ; отъ столкновенія различныхъ тучъ происходитъ громъ, удары и блескъ молніи. Эти молніи падаютъ во всякомъ мјстј, ударяются въ горы, въ деревья; безъ разбора поражаютъ храмы и дома, убиваютъ порочныхъ людей, не щадя часто и благочестивыхъ. Что сказать объ этихъ разнообразныхъ неожиданныхъ явленіяхъ, которые безъ порядка, безъ разбора разрушаютъ теченіе всего существующаго? Во время кораблекрушенія одинакова судьба добрыхъ и злыхъ безъ всякаго разбора заслугъ тјхъ и другихъ. Въ пожарахъ одинаково погибаютъ невинные и преступные. Когда свирјпствуетъ въ воздухј какая-нибудь губительная зараза, всј умираютъ безъ разбора. Среди неистовствъ войны лучшіе люди погибаютъ скорје другихъ. Во время мира порокъ идетъ рядомъ съ добродјтелью и даже бываетъ въ почетј; такъ что во многихъ случаяхъ не знаешь, гнушаться ли пороками худыхъ людей или завидовать ихъ счастію. Еслибы міромъ управляли провидјніе божественное и воля какого-нибудь божества, то никогда бы Фаларисъ и Діонисій не удостоились бы царства, Рутилій и Камиллъ не были бы наказаны ссылкою и Сократъ принужденъ умереть отъ яда. Вотъ покрытые плодами деревья, вотъ созрјвшій хлјбъ, спјлый виноградъ повреждаются дождемъ, побиваются градомъ. Или истина сокрыта во мракј неизвјстности, или же, что всего вјроятнје, всјмъ управляетъ безъ всякихъ законовъ непостояный своенравный случай.

6. Когда такимъ образомъ по всюду встрјчаешь или рјшительный случай, или таинственную природу, то не лучше ли всего и почтеннје слјдовать урокамъ предковъ, какъ залогамъ истины, держаться преданной религіи, почитать боговъ, которыхъ родители внушили бояться прежде, чјмъ мы ближе узнали ихъ? Не слјдуетъ намъ разсуждать о богахъ, а должно вјрить предкамъ, которые въ вјкъ еще простой и близкій къ началу міра, удостоились имјть этихъ боговъ благодјтелями или царями. Мы видимъ, что во всјхъ государствахъ, провинціяхъ, городахъ народы имјютъ свои отдјльные священные обряды, и почитаютъ своихъ мјстныхъ боговъ, напр. Элевзинцы Цереру, Фригійцы Цибелу, Эпидавряне Эскулапа, Халдеи Бела, Сирійцы Астарту, Тавряне Діану, Галлы Меркурія, Римляне — всјхъ этихъ боговъ. Власть и могущество Римлянъ обнимаетъ весь міръ, простирается за предјлы океана, далје путей солнечныхъ, — за то, что они даже на войнј показываютъ свою религіозность, укрјпляютъ города построеніемъ храмовъ, учрежденіемъ непорочныхъ дјвъ, предоставленіемъ жрецамъ многихъ почестей: даже осажденные и заключенные въ одномъ Капитоліи, они чтутъ разгнјванныхъ боговъ, которыхъ иной оставилъ бы давно въ пренебреженіи; безоружные, но вооруженные только благочестіемъ, они проходятъ сквозь войска Галловъ, изумленныхъ ихъ необыкновенной смјлостію; въ упоеніи побјды, въ стјнахъ вражескихъ они преклоняются предъ побјжденными божествами, ищутъ повсюду чужестранныхъ боговъ и дјлаютъ ихъ своими, строятъ жертвенники даже неизвјстнымъ божествамъ. Такимъ образомъ, перенося къ себј религіозные культы всјхъ народовъ, Римъ заслужилъ быть царемъ міра. Отсюда религіозный строй, который непрерывно сохранялся и съ продолженіемъ вјковъ не умалялся, но возрасталъ, ибо святость обрядовъ и священныхъ учрежденій тјмъ болје возвышается, чјмъ они древнје.

7. Впрочемъ, я не боюсь признаться, что если и ошибаюсь, я предпочитаю мое заблужденіе вашему. Не напрасно наши предки съ такимъ тщаніемъ наблюдали предсказанія авгуровъ, обращались къ гаданіямъ по внутренностямъ животныхъ, воздвигали храмы, устрояли жертвенники. Посмотри въ историческіе книги: и ты узнаешь, какъ они совершали священные обряды всјхъ религій, чтобы возблагодарить боговъ за ихъ милость, или отвратить угрожающій божескій гнјвъ или умилостивить гнјвъ, уже постигшій своею яростію и казнями. Слова мои подтверждаютъ — мать боговъ Идея [1], которая по прибытіи своемъ въ Италію засвидјтельствовала цјломудріе одной римской женщины и освободила городъ отъ страха непріятелей; а также статуи, поставленныя въ честь двухъ братьевъ, на берегу озера, какъ они явились, когда на дымящихся и покрытыхъ пјною коняхъ возвјстили о побјдј надъ Персеемъ въ тотъ самый день, въ который была одержана побјда. Свидјтельствуюсь учрежденіемъ игръ въ честь разгнјваннаго Юпитера, явившагося во снј одному человјку изъ плебеевъ; свидјтельствуюсь извјстнымъ самоотверженіемъ Деціевъ и Курція, бросившагося на своемъ конј въ отверстіе глубокой пропасти. А наши презираемыя гаданія даже чаще, чјмъ мы хотјли, засвидјтельствовали присутствіе боговъ. Отъ того-то имя рјки Алліи [2] такъ несчастно; предпріятіе Клавдія и Юнія противъ Карфагенцевъ было не столько сраженіемъ сколько рјшительнымъ пораженіемъ. Тразименское озеро обагрилось кровію Римлянъ потому, что Фламиній презрјлъ гаданія авгуровъ. Крассъ за насмјшки надъ Фуріями, заслуживъ ихъ гнјвъ, заставилъ насъ выручать наши знамена у Парфянъ. Не стану говорить о многочисленныхъ событіяхъ временъ отдаленныхъ, опущу также и пјсни поэтовъ о рожденіи боговъ, ихъ милостяхъ и благодјяніяхъ, пройду молчаніемъ и предсказанія оракуловъ, чтобы не показалась вамъ древность слишкомъ баснословною. Обрати вниманіе на храмы и капища, которые служатъ вмјстј и украшеніемъ и огражденіемъ Рима. Онј священны болје тјмъ, что въ нихъ присутствуютъ боги туземные или чужестранные, нежели тјмъ, что они богаты драгоцјнными украшеніями и дарами. Оттого близкіе къ Богу вдохновенные прорицатели предсказываютъ будущее, предупреждаютъ объ опасностяхъ, подаютъ исцјленіе больнымъ, надежду удрученнымъ скорбію, помощь бјднымъ, утјшеніе несчастнымъ, облегченіе трудящимся. Даже во время покоя ночнаго мы видимъ, слышимъ, узнаемъ боговъ, которыхъ днемъ нечестиво отвергаемъ и ложно призываемъ въ клятвахъ.

8. Итакъ хотя природа и происхожденіе боговъ неизвјстны намъ, однако всј народы согласно и твердо увјрены въ ихъ существованіи, такъ, что я не могу выносить такой дерзости, нечестиваго безразсудства тјхъ людей, которые стали бы отвергать или разрушать религію столь древнюю, столь полезную и спасительную. Пусть Феодоръ Киренскій, или жившій прежде его Діагоръ Мелійскій, которому древность дала прозваніе безбожника, не признавая никакихъ боговъ, пытались разрушить всякое благоговјніе, всякій страхъ, на которомъ зиждется человјческое общество; однако тј философскія системы, которыя слјдуютъ этому нечестивому ученію, никогда не будутъ пользоваться славою и уваженіемъ. Протагоръ Авдеритянинъ болје дерзко, чјмъ нечестиво разсуждавшій о богахъ, былъ Афинянами выгнанъ изъ ихъ предјловъ, а сочиненія его были ими публично преданы соженію. И не должно ли глубоко сожалјть, — я надјюсь, что вы позволите мнј въ порывј негодованія говорить съ бóльшею свободою, — не слјдуетъ ли сожалјть о томъ, что дерзко возстаютъ противъ боговъ люди жалкой, запрещенной, презрјнной секты, которые набираютъ въ свое нечестивое общество послјдователей изъ самой грязи народной, изъ легковјрныхъ женщинъ, заблуждающихся по легкомыслію своего пола, люди, которые въ ночныхъ собраніяхъ съ своими торжественными постами и безчеловјчными яствами [3] сходятся не для священныхъ обрядовъ, но для скверностей. Это — люди скрывающіеся, бјгающіе свјта, нјмые въ обществј, говорливые въ своихъ убјжищахъ! Они презираютъ храмы, какъ гробницы боговъ, отвергаютъ боговъ, насмјхаются надъ священными обрядами; милосердуютъ о бјдныхъ, если возможно, — сами полунагіе пренебрегаютъ почестями и багряницами жрецовъ. Удивительная глупость, невјроятная дерзость! Они презираютъ мученія, которые предъ ихъ глазами, а боятся неизвјстваго и будущаго; они не страшатся смерти, но боятся умереть послј смерти. Такъ обольщаетъ ихъ обманчивая надежда вновь ожить и заглушаетъ въ нихъ всякій страхъ.

9. Такъ какъ нечестіе разливается скорје при помощи все болје усиливающагося съ каждымъ днемъ развращенія нравовъ, то ужасныя святилища этого нечестиваго общества умножаются и наполняются по всему міру. Надо его совсјмъ искоренить, уничтожить. Эти люди узнаютъ другъ друга по особеннымъ тайнымъ знакамъ и питаютъ другъ къ другу любовь, не будучи даже между собою знакомы; вездј между ними образуется какая-то какъ бы любовная связь, они называютъ другъ друга безъ разбора братьями и сестрами для того, чтобъ обыкновенное любодјяніе чрезъ посредство священнаго имени сдјлать кровосмјшеніемъ: такъ хвалится пороками ихъ пустое и безсмысленное суевјріе. Если бы не было въ этомъ правды, то проницательная молва не приписывала бы имъ столь многихъ и отвратительныхъ злодјяній. Слышно, что они не знаю по какому нелјпому убјжденію почитаютъ голову самаго низкаго животнаго, голову осла [4]: религія достойная тјхъ нравовъ, изъ которыхъ она произошла! Другіе говорятъ что эти люди почитаютъ... своего предстоятеля и священника [5], и благоговјютъ какъ бы предъ дјйствительнымъ своимъ родителемъ. Не знаю, можетъ быть все это ложно, но подозрјніе очень оправдывается ихъ тайными, ночными священнослуженіями. Говорятъ также, что они почитаютъ человјка, наказаннаго за злодјяніе страшнымъ наказаніемъ, и безславное древо креста: значитъ, они имјютъ алтари приличные злодјямъ и разбойникамъ, и почитаютъ то, чего сами заслуживаютъ. То, что говорятъ объ обрядј принятія новыхъ членовъ въ ихъ общество, извјстно всјмъ и не менје ужасно. Говорятъ, что посвящаемому въ ихъ общество предлагается младенецъ, который, чтобъ обмануть неосторожныхъ, покрытъ мукою: и тотъ обманутый видомъ муки, по приглашенію сдјлать будто невинные удары, наноситъ глубокія раны, которыя умерщвляютъ младенца, и тогда, — о нечестіе! присутствующіе съ жадностію пьютъ его кровь и раздјляютъ между собою его члены. Вотъ какою жертвою скрјпляется ихъ союзъ другъ съ другомъ, и сознаніе такого злодјянія обязываетъ ихъ къ взаимному молчанію. Такія священнодјйствія ужаснје всякихъ поруганій святыни. А ихъ вечери извјстны; объ этомъ говорятъ всј, объ этомъ свидјтельствуетъ рјчь нашего Циртинскаго оратора [6]. Въ день солнца они собираются для общей вечери со всјми дјтьми, сестрами, матерями, безъ различія пола и возраста. Когда послј различныхъ яствъ пиръ разгорится и вино воспламенитъ въ нихъ жаръ любострастія, то собакј, привязанной къ подсвјчнику, бросаютъ кусокъ мяса на разстояніи большемъ, чјмъ длина веревки, которою она привязана: собака, рванувшись и сдјлавъ прыжокъ, роняетъ и гаситъ свјтильникъ... [7] Такимъ образомъ всј они, если не самымъ дјломъ, то въ совјсти дјлаются кровосмјсниками, потому что всј участвуютъ желаніемъ своимъ въ томъ, что можетъ случиться въ дјйствіи того или другаго.

10. О многомъ я умалчиваю; потому что очень довольно уже и сказаннаго, а истинность всего или по крайней мјрј большой части этого доказывается самою таинственностію этой развратной религіи. Въ самомъ дјлј, для чего же они всячески стараются скрывать и дјлать тайною для другихъ то, что они почитаютъ, когда похвальныя дјла совершаются обыкновенно открыто, и скрываются только дјла преступныя? Почему они не имјютъ никакихъ храмовъ, никакихъ жертвенниковъ, ни общепринятыхъ изображеній? Почему они не осмјливаются открыто говорить и свободно дјлать свои собранія если не потому, что то, что они почитаютъ и такъ тщательно скрываютъ, достойно наказанія или постыдно? Да и откуда, что такое и гдј этотъ Богъ, единый, одинокій, пустынный, котораго не знаютъ ни одинъ свободный народъ, ни одно государство, или по крайней мјрј римская набожность? Только одинъ несчастный народъ іудейскій почиталъ единаго Бога, но и то открыто, — имјя храмы, жертвенники, священные обряды и жертвоприношенія, впрочемъ и этотъ Богъ не имјлъ ни какой силы и могущества такъ, что былъ вмјстј съ своимъ народомъ покоренъ Римлянами. А какія диковины, какія странности выдумываютъ христіане! Они говорятъ, что ихъ Богъ, котораго они не могутъ ни видјть, ни другимъ показать, тщательно слјдитъ за нравами всјхъ людей, дјлами, словами и даже тайными помышленіями каждаго человјка, всюду проникаетъ и вездј присутствуетъ; такимъ образомъ они представляютъ его постоянно безпокойнымъ, озабоченнымъ и безстыдно любопытнымъ, ибо онъ присутствуетъ при всякихъ дјлахъ, находится во всякихъ мјстахъ, и оттого занятый всјмъ міромъ не можетъ обнимать его частей или развлеченный частями, обращать вниманіе на цјлое. Но это еще не все: христіане угрожаютъ землј и всему міру съ его свјтилами сожженіемъ, предсказываютъ его разрушеніе, какъ будто вјчный порядокъ природы установленный божескими законами можетъ превратиться, связь всјхъ элементовъ и составъ неба разрушиться, и громадный міръ, такъ крјпко сплоченный, ниспровергнуться...

11. Не довольствуясь этимъ нелјпымъ мнјніемъ, они прибавляютъ и другія старушичьи басни: говорятъ, что послј смерти опять возродятся къ жизни изъ пепла и праха; и съ непонятною увјренностію принимаютъ эту ложь; подумаешь, что они уже въ самомъ дјлј воскресли. Двойное зло, двойное безуміе! Небу и звјздамъ, которыя мы оставляемъ въ такомъ же видј, въ какомъ ихъ находимъ, они предвјщаютъ уничтоженіе, себј же — людямъ умершимъ, разрушившимся, которые какъ рождаются такъ и умираютъ, објщаютъ вјчное существованіе. По этой-то причинј они гнушаются костровъ для сожиганія мертвыхъ и осуждаютъ такой обычай погребенія; какъ будто тјло, если не будетъ предано огню, чрезъ нјсколько лјтъ не разложится въ землј само собою; и не все ли равно звјри ли разорвутъ тјло, или море поглотитъ его, въ землј ли сгніетъ оно, или сдјлается жертвою огня? Всякое погребеніе для тјлъ, если они чувствуютъ, есть мученіе, а если не чувствуютъ, то самая скорость истребленія ихъ полезна. Вслјдствіе такого заблужденія, они себј однимъ какъ добрымъ објщаютъ блаженную и вјчную жизнь по смерти, а прочимъ, какъ нечестивымъ, вјчное мученіе. Многое могъ бы я прибавить къ этому, если бы не спјшилъ окончить мою рјчь. Нечестивцы они сами, — объ этомъ я уже говорилъ и больше не стану. Но если бы даже я призналъ ихъ праведниками, то по мнјнію большинства, судьба дјлаетъ человјка или добрымъ или порочнымъ; въ этомъ и вы согласитесь со мною. Ибо дјйствія человјческія, которыя другіе относятъ къ судьбј, вы приписываете Богу; такъ послјдователями вашего ученія дјлаются не всј люди произвольно, но только избранные Богомъ; слјдовательно вы дјлаете изъ Бога несправедливаго судью, который наказываетъ въ людяхъ дјло жребія, а не воли. Однако я желалъ бы знать, безъ тјла или съ тјломъ и съ какимъ — новымъ или прежнимъ воскреснетъ каждый изъ васъ? Безъ тјла? Но безъ него сколько я знаю, нјтъ ума, ни души, нјтъ жизни. Съ прежнимъ тјломъ? Но оно давно разрушилось въ землј. Съ новымъ тјломъ? Въ такомъ случај рождается новый человјкъ, а не прежній возстановляется. Но вотъ уже прошло столько времени, протекли безчисленные вјка, а ни одинъ изъ умершихъ не возвратился изъ преисподней, даже наподобіе Протезилая хотя бы на нјсколько часовъ, только для того, чтобы дать намъ убјдительный примјръ воскресенія. Все это не иное что, какъ вымыслы разстроеннаго ума, нелјпыя мечты, облеченныя лживыми поэтами въ прелестные стихи; а вы легковјрные не постыдились приписать вашему Богу.

12. Вы не пользуетесь опытомъ настоящаго, чтобы убјдиться въ обманчивости своихъ напрасныхъ надеждъ; подумайте, несчастные, пока еще живете, о томъ, что можетъ ожидать васъ по смерти. Большая часть изъ васъ, притомъ лучшая, какъ вы говорите, терпитъ бјдность, страдаетъ отъ холода и голода, обременена тяжкимъ трудомъ, и вотъ Богъ допускаетъ это или будто не замјчаетъ: Онъ не хочетъ или же не можетъ помочь вамъ; значитъ, Онъ слабъ или несправедливъ. Не чувствуешь ли ты, мечтающій о будущей жизни послј смерти, своего положенія, когда тебя угнјтаютъ бјдствія, жжетъ лихорадка, терзаетъ какая-нибудь скорбь? Не чувствуешь ли тогда своей бренности? Несчастный, все обличаетъ тебя невольно въ твоей слабости, и ты не признаешься. Но оставимъ говорить объ общихъ бјдствіяхъ. Вотъ предъ вами угрозы, пытки, казни, и кресты, приготовленные уже не для того чтобы вы имъ поклонялись, а для вашего распятія, огни, о которыхъ вы пророчите и которыхъ вмјстј боитесь: гдј же тотъ Богъ, который не оказываетъ помощи живымъ, а помогаетъ умершимъ возвратиться къ жизни? И не безъ вашего ли Бога Римляне достигли власти и господства надъ всјмъ міромъ и надъ вами самими? Вы же между прочимъ, удрученные заботами и безпокойствомъ, чуждаетесь даже благопристойныхъ удовольствій, не посјщаете зрјлищъ, не присутствуете на праздникахъ нашихъ, не участвуете въ общественныхъ пиршествахъ, гнушаетесь священныхъ игръ, жертвенныхъ яствъ и вина. Такъ вы отвергаете нашихъ боговъ и вмјстј боитесь ихъ. Вы не украшаете своихъ головъ цвјтами, не умащаете тјла благовоніями, — вы бережете умащенія для погребенія мертвыхъ, — вы даже не украшаете вјнками гробницъ: всегда блјдные и запуганные, достойные жалости, впрочемъ со стороны нашихъ боговъ. Несчастные, вы и здјсь не живете и тамъ не воскреснете. Но если въ васъ есть хоть нјсколько здраваго смысла и благоразумія, перестаньте изслјдовать тайны и законы вселенной, оставьте небесныя сферы; довольно для васъ, людей грубыхъ, невјжественныхъ, необразованныхъ, и того, что находится подъ вашими ногами; кто не имјетъ способности понимать земное, человјческое, тому тјмъ болје не должно изслјдовать божеское.

13. Если же у васъ есть страсть къ философствованію, то пусть каждый подражаетъ, сколько можно, Сократу первому изъ мудрецовъ. Когда этому мужу предлагали вопросы о небесномъ, то онъ обыкновенно отвјчалъ такъ: «что выше насъ, то не касается насъ» [8]. По справедливости оракулъ засвидјтельствовалъ превосходную мудрость Сократа, и Сократъ самъ чувствовалъ, что если онъ превознесенъ предъ всјми, то не потому, чтобъ онъ зналъ все, а потому, что позналъ, что не знаетъ ничего. Итакъ въ признаніи невјдјнія заключается величайшая мудрость. Отсюда и получило свое начало умјренное сомнјніе Архезилая, Карнеада и очень многихъ академиковъ, относительно высшихъ вопросовъ. Такой образъ философствованія безопасенъ для неученыхъ и славенъ для ученыхъ. Что же? Осторожность Симонида Милетскаго не достойна ли нашего удивленія и подражанія? Когда тиранъ Гіеронъ спрашивалъ этого философа, чтó и какъ онъ думаетъ о богахъ, то Симонидъ сперва потребовалъ у него день на размышленіе, по прошествіи дня онъ выпросилъ два дня, потомъ еще два дня; когда же наконецъ Гіеронъ хотјлъ узнать причину такой медленности; Симонидъ сказалъ, что чјмъ далје онъ предавался размышленію, тјмъ темнје становилась для него истина. И по моему мнјнію, должно оставлять все сомнительное такъ, какъ оно есть; и, послј того какъ столько и такіе великіе люди остаются въ сомнјніи, не должно дерзко и безразсудно бросаться съ своимъ мнјніемъ въ другую сторону, чтобы не ввести нелјпыхъ басенъ или не уничтожить всякой религіи.

14. Такъ говорилъ Цецилій, и улыбаясь, — потому что вылившаяся его рјчь охладила жаръ его негодованія — присовокупилъ: чтó на мои слова осмјлится сказать Октавій изъ поколјнія Плавта [9], первый изъ хлјбопековъ [10] и послјдній изъ философовъ? — Погоди торжествовать, сказалъ я ему, надъ Октавіемъ. Не должно тебј ликовать своимъ краснорјчіемъ прежде, нежели скажетъ свою рјчь и тотъ и другой изъ спорящихъ, тјмъ болје что вашъ споръ идетъ не о славј, а объ истинј. Твоя рјчь живая и разнообразная весьма понравилась мнј, но меня занимаютъ другія соображенія не о настоящемъ именно спорј, но вообще объ образј разсужденія, ибо отъ таланта спорящихъ, отъ ихъ краснорјчія часто измјняется положеніе самой очевидной истины. Это случается, какъ извјстно, вслјдствіе легкомыслія слушающихъ, которые красотою словъ отвлекаются отъ разбора самого дјла и безъ разсужденія соглашаются со всјмъ сказаннымъ: они не могутъ отличить ложь отъ истины, не зная, что и въ невјроятномъ бываетъ истина, и въ вјроятномъ находится ложь. Чјмъ чаще приходится имъ вјрить словамъ другихъ, тјмъ легче они поддаются вліянію ловкихъ людей: такъ они постоянно обманываются по своему безразсудству. Вмјсто того, чтобъ обвинять въ этомъ слабость своего сужденія, они жалуются на то, что все невјрно, и осуждая все, готовы скорје все отвергнуть, чјмъ разсуждать о предметахъ спорныхъ. Итакъ намъ нужно остерегаться, чтобы не питать ненависти ко всјмъ разсужденіямъ, какъ бываетъ со многими простыми людьми, которые доходятъ до отвращенія и ненависти ко всјмъ людямъ. Люди слишкомъ довјрчивые попадаютъ въ ловушку тјмъ, которые имъ кажутся хорошими людьми, потомъ узнавъ такую ошибку, они становятся подозрительными ко всјмъ, и боятся даже, какъ худыхъ людей, тјхъ, кого могли бы считать весьма хорошими людьми. Такъ какъ во всякомъ спорномъ дјлј встрјчаются два обстоятельства: съ одной стороны истина по большей части бываетъ темна, а съ другой удивительная тонкость рјчи при обиліи словъ принимаетъ видъ основательнаго доказательства, то мы будемъ внимательны и по возможности тщательно взвјсимъ то и другое для того, чтобы хотя и похвалить искусство, но избрать, одобрить и принять только истину.

15.Ты, сказалъ мнј Цецилій, не исполняешь долга справедливаго судьи. Мнј очень обидно, что при началј важнаго спора ты подрываешь силу моей рјчи, между тјмъ какъ Октавій готовится только говорить. — Если онъ можетъ, отвјчалъ я, пусть обдумываетъ ее; но замјчанія, за которыя меня упрекаетъ, я предложилъ для общей пользы, если не ошибаюсь, — для того, чтобы по тщательномъ испытаніи произнести приговоръ, основываясь не на красотј рјчи, но на твердости самого дјла. Но не слјдуетъ долје развлекать вниманіе твоею жалобою, а нужно въ совершенномъ молчаніи выслушать отвјтъ нашего Октавія, который уже съ нетерпјніемъ ждетъ своей очереди.

16.Я буду говорить, началъ Октавій, сколько мнј позволятъ силы; ты же долженъ соединиться со мной для того, чтобы правдивыми словами, какъ чистою водою, смыть черныя пятна поруганій на насъ. Я не скрою, что еще съ самаго начала была мнј замјтна неопредјленность и шаткость въ мнјніяхъ любезнаго Цецилія, такъ, что трудно рјшить, затмилась ли твоя ученость или она пошатнулась вслјдствіе заблужденія. То онъ говорилъ, что вјритъ въ боговъ, то выражалъ сомнјніе о нихъ, такъ что неопредјленность его положенія не даетъ твердой опоры для моего отвјта. Я не вјрю, и не хочу думать, что бы мой Цецилій позволилъ себј это съ лукавымъ намјреніемъ: простота его характера не мирится съ такою хитростію. Что же? Какъ незнающій истинной дороги останавливается въ недоумјніи тамъ, гдј одна дорога развјтляется на многія, и не рјшается ни признать всј вјрными, ни выбрать какую-нибудь одну; такъ не имјющій твердаго сужденія объ истинј развлекается и колеблется въ своихъ мысляхъ, когда въ немъ посјяно сомнјніе. И нисколько не удивительно, что Цецилій часто впадаетъ въ противорјчія, и колеблется между мнјніями противоположными одно другому. Чтобы этого болје не было, я постараюсь его убјдить и опровергнуть всј его слова, какъ ни многоразличны они. Какъ скоро будетъ утверждена и доказана одна истина, то не будетъ мјста сомнјнію и колебаніямъ относительно прочихъ. Мой братъ высказалъ, что ему противно, возмутительно и больно то, что неученые, бјдные, неискусные (христіане) берутся разсуждать о вещахъ небесныхъ; но онъ долженъ бы подумать, что всј люди, безъ различія возраста, пола и состоянія, созданы разумными и способными понимать, и что они не получили мудрость, какъ даръ счастія, но носятъ ее въ себј, какъ даръ природы; что даже мудрецы или тј, которые сдјлались извјстными, какъ изобрјтатели искусствъ, прежде чјмъ пріобрјли себј славное имя своимъ талантомъ, считались людьми необразованными, неучеными, полунагими; что богатые, привязанные къ своимъ сокровищамъ, привыкли больше смотрјть на свое золото, чјмъ на небо, а наши въ своей бјдности нашли истинное познаніе и научили другихъ. Отсюда видно, что умственныя дарованія не достаются по богатству, не пріобрјтаются чрезъ прилежаніе, а раждаются вмјстј съ происхожденіемъ самого духа. Посему нјтъ ничего возмутительнаго или прискорбнаго въ томъ, что каждый занимается изслјдованіемъ вещей божественныхъ, образуетъ свои мнјнія и высказываетъ ихъ, такъ какъ дјло состоитъ не въ достоинствј изслјдующихъ, а въ истинј изслјдованія. Далје, чјмъ безъискусственнје рјчь, тјмъ яснје доказательство, потому что оно не подкрашено блестящимъ краснорјчіемъ и прелестію слова, но представлено въ своей естественной формј по руководству истины.

17. Я вовсе не думаю противорјчить Цецилію, который прежде всего старался показать, что человјкъ долженъ познать себя и изслјдовать — чтó онъ такое, откуда и почему произошелъ: сложился ли изъ элементовъ, или произошелъ отъ сцјпленія атомовъ, или всего лучше — онъ сотворенъ, образованъ и получилъ душу отъ Бога? Но мы не можемъ изслјдовать и познать человјка, не изслјдуя всей совокупности предметовъ, потому что все такъ связно и находится въ такомъ единствј и сцјпленіи, что если мы тщательно не изслјдуемъ божественной природы, то не поймемъ человјческой, точно также какъ не можешь быть хорошимъ дјятелемъ на гражданскомъ поприщј, если вполнј не узнаешь этого общаго всјмъ гражданства міра. Притомъ же главнымъ образомъ мы отличаемся отъ животныхъ тјмъ, что они, наклоненные и обращенные къ землј, не способны видјть ничего другаго кромј пищи; между тјмъ какъ мы, имјя лице обращенное впередъ, и взоръ устремленный на небо, и будучи одарены способностію говорить и умомъ, посредствомъ котораго мы познаемъ Бога, чувствуемъ Его и подражаемъ Ему, — мы не должны, не можемъ не знать небесной красоты, такъ поражающей наши глаза и всј чувства. Искать на землј того, что должно находить на высотј небесной, это самое оскорбительное святотатство. Тј люди, которые думаютъ, что весь этотъ благоустроенный міръ не божественнымъ Разумомъ созданъ, а составился изъ извјстныхъ частей, соединившихся между собою безъ всякой цјли, — тј не имјютъ, мнј кажется, ни разума, ни мысли, ни даже глазъ. Въ самомъ дјлј если только поднимешь взоры на небо и разсмотришь то, что подъ нимъ и на немъ, то можетъ ли быть что-нибудь яснје и достовјрнје той истины, что есть нјкоторое Существо превосходнјйшаго разума, которое проникаетъ, движетъ, сохраняетъ и направляетъ всю природу. Посмотри на самое небо. Какъ широко оно раскинулось! Какое быстрое движеніе совершается тамъ! Посмотри на него ночью, когда оно испещрено звјздами, или днемъ, когда оно сіяетъ яркими лучами солнца, и ты узнаешь, въ какомъ удивительномъ, божественномъ равновјсіи держитъ его Верховный Управитель. Обрати вниманіе на то, какъ отъ движенія солнца происходитъ годъ, и какъ луна, то прибывая, то убывая, измјряетъ мјсяцы. Говорить ли о постоянной смјнј дня и ночи, которая назначаетъ намъ время для труда и отдыха? Но предоставимъ астрономамъ подробнје сказать о звјздахъ, какъ онј управляютъ движеніями мореплавателей или опредјляютъ время сјянія и жатвы: все это не только не могло произойдти, образоваться и придти въ порядокъ безъ верховнаго Художника, безъ совершеннјйшаго Разума, но даже не можетъ быть воспринято, изслјдовано и постигнуто безъ величайшаго усилія и дјятельности разума. Что я скажу о столь правильно совершающихся перемјнахъ временъ года и плодовъ? Не указываютъ ли намъ на своего Виновника весна съ своими цвјтами, лјто съ своими жатвами, осень съ спјлыми и пріятными плодами и зима, изобилующая оливами? Легко разстроился бы такой порядокъ, если бы не поддерживался высшимъ Разумомъ. А какая предусмотрительность видна въ томъ, что даны намъ весна и осень съ своей средней температурой, чтобы зима не томила насъ только своимъ холодомъ и лјто не палило своимъ жаромъ, и что незамјтны и нечувствительны переходы изъ одного времени года въ другое! Обрати свое вниманіе на море — оно ограничивается закономъ берега! Посмотри, какъ всј растенія получаютъ свою жизнь изъ внутренности земли. Посмотри на вјчно волнующійся океанъ, на эти всегда струящіеся источники, на эти рјки, никогда не останавливающіяся въ своемъ теченіи. Что сказать объ этихъ правильно расположенныхъ возвышеніяхъ горъ, объ извилинахъ холмовъ, объ обширномъ протяженіи равнинъ? Что сказать о разнообразіи защиты животныхъ другъ противъ друга? Однј изъ нихъ вооружены рогами, другіе снабжены острыми зубами, третьи защищены копытами, четвертые имјютъ острое жало, одни укрываются скоростію своего бјга, другіе быстротою полета! Особенно же въ красотј нашего образа открывается, что Богъ есть художникъ: прямое положеніе, взоръ устремленный къ верху, глаза помјщенные высоко какъ бы на сторожевой башнј и всј прочія чувства, расположенныя какъ бы въ укрјпленіи.

18. Но не будемъ останавливаться на частностяхъ; вообще должно сказать, что въ человјческомъ составј нјтъ ни одного члена, который не удовлетворялъ бы какой-либо нуждј и не служилъ бы къ украшенію, и, что всего удивительнје, при общемъ у всјхъ насъ видј, каждый имјетъ нјкоторыя отличительныя черты. Такимъ образомъ всј мы и похожи другъ на друга, и вмјстј отличаемся одинъ отъ другаго. Что же сказать объ образј рожденія, о любви къ чадородію? Не вложено ли это Богомъ? Груди женщины съ приближеніемъ времени рожденія наполняются молокомъ, и какъ младенецъ въ утробј созрјваетъ по мјрј накопленія молока! Богъ печется не о цјломъ только, но и о частяхъ. Напримјръ Британія имјетъ недостатокъ въ солнцј, но зато согрјвается теплотою моря, окружившаго ее со всјхъ сторонъ; рјка Нилъ умјряетъ сухость Египта; Евфратъ удобряетъ почву Месопотаміи: Индъ, говорятъ, увлажняетъ и дјлаетъ плодородными страны Востока. Когда ты при входј въ какой-нибудь домъ видишь по всюду вкусъ, порядокъ, красоту, то конечно подумаешь, что имъ управляетъ хозяинъ и что онъ гораздо превосходнје, чјмъ всј эти блага; подумай же, что и въ домј этого міра, когда смотришь на небо и на землю и находишь въ нихъ промышленіе, порядокъ и законъ — есть Господь и Отецъ всего, Который прекраснје самыхъ звјздъ и частей всего міра. А когда нельзя сомнјваться въ Провидјніи, ты долженъ же изслјдовать, управляется ли небесное царство властію одного или произволомъ многихъ. И этотъ вопросъ не трудно уяснить, когда размыслишь о земныхъ царствахъ, которыя суть образы небеснаго. Гдј царствованіе многихъ соправителей начиналось вјрностію и кончилось безъ кровопролитія? Не говорю о Персахъ, по ржанію коней гадающихъ о власти, и опускаю баснословный разсказъ о братьяхъ Фиванцахъ; весьма извјстна исторія о двухъ близнецахъ, спорившихъ о томъ, кому изъ нихъ владјть хижиной и пастухами; всјмъ также извјстны войны между зятемъ и тестемъ; удјлъ столь обширной власти былъ слишкомъ малъ для двоихъ. Далје, посмотри: одинъ царь у пчелъ, одинъ вожатый у овецъ, одинъ предводитель у стада. Ужели же ты думаешь, что на небј раздјлена верховная власть и раздроблено полномочіе этого истиннаго и божественнаго господства? Очевидно, что Богъ, Отецъ всјхъ вещей, не имјетъ ни начала ни конца; всему давая начало, Онъ Самъ вјченъ; Онъ былъ прежде міра, Самъ будучи для себя міромъ. Онъ несущее вызвалъ къ бытію Своимъ Словомъ, привелъ въ порядокъ Своимъ разумомъ, совершилъ Своею силой. Его нельзя видјть, Онъ слишкомъ величественъ; Его нельзя осязать, Онъ слишкомъ тонокъ, Его нельзя измјрить, Онъ выше чувствъ, безконеченъ, неизмјримъ и во всемъ своемъ величіи извјстенъ только Самому Себј; наше же сердце слишкомъ тјсно для такого познанія, и потому мы тогда только Его оцјниваемъ достойно, когда называемъ Его неоцјненнымъ. Я скажу, какъ я думаю: кто мнитъ познать величіе Божіе, тотъ умаляетъ Его, а кто не хочетъ умалять Его, тотъ не знаетъ Его. И не ищи другаго имени для Бога: Богъ — Его имя. Тогда нужны слова, когда надо множество боговъ разграничить отдјльными для каждаго изъ нихъ собственными именами. А для Бога Единаго имя Богъ — выражаетъ все. Если я назову Его отцемъ, ты будешь представлять Его земнымъ, если назову царемъ, ты вообразишь Его плотскимъ; если назову господиномъ, ты будешь о Немъ думать, какъ о смертномъ. Но откинь въ сторону всј прибавленія именъ и увидишь Его славу. И не на моей ли сторонј всеобщее согласіе? Я слышу, какъ народъ простирая руки къ небу, никакого другаго имени не употребляетъ, кромј «Бога», говоритъ: «великъ Богъ, Богъ истиненъ, если Богу угодно». Что это — естественная рјчь народа или слово вјрующаго христіанина? И тј, которые хотятъ имјть верховнымъ владыкою Юпитера, заблуждаются только касательно имени, но они согласны съ нами о единствј власти. Поэты также прославляютъ «единаго Отца боговъ и людей» и говорятъ, что «такова душа у смертныхъ, какою создалъ ее Отецъ всего».

19. Что можетъ быть яснје и справедливје словъ Мантуанскаго поэта Марона, который говоритъ, что изначала разумъ приводитъ въ движеніе и духъ животворитъ небо и землю и остальныя части міра; отсюда произошелъ человјческій родъ, всј породы скота и всј прочія животныя. Потомъ въ другомъ мјстј онъ этотъ разумъ и духъ называетъ Богомъ. Вотъ собственныя его слова: «Богъ проникаетъ всюду на землј, въ морј и въ глубинј небесной. Отъ Него получаютъ бытіе и люди, и животныя, отъ Него огонь и дождь». Не такъ же ли точно и мы называемъ Бога Умомъ, Разумомъ, Духомъ? Пересмотримъ, если угодно, ученія философовъ, и мы увидимъ, что всј они, хотя въ различныхъ словахъ, но на самомъ дјлј выражаютъ одну и туже мысль. Я опущу тјхъ простыхъ и древнихъ мужей, которые за свои изреченія заслужили названіе мудрецовъ. Начну съ Фалеса Милетскаго, который первый изъ всјхъ началъ разсуждать о вещахъ небесныхъ. Онъ считалъ воду началомъ вещей, а Бога тјмъ Разумомъ, который образовалъ изъ воды все существующее. Мысль о водј и духј слишкомъ глубокая и возвышенная, чтобы могла быть изобрјтена человјкомъ, — она предана отъ Бога. Видишь, какъ мысль этого древнјйшаго философа совершенно согласна съ нами. Далје Анаксименъ и послј Діогенъ Аполонійскій Бога считали воздухомъ безконечнымъ и неизмјримымъ. И мнјніе этихъ философовъ о божествј похоже на наше. Анаксагоръ представляетъ Бога безконечнымъ Умомъ. По Пифагору Богъ, есть духъ разлитый во всей природј, отъ котораго получаютъ жизнь всј животныя. Извјстно, что Ксенофанъ считалъ Бога безконечнымъ, имјющимъ разумъ, а Антисфенъ говорилъ, что хотя много народныхъ боговъ, но собственно главный Богъ одинъ. Спевзиппъ признавалъ Бога одушевляющею силою, которая управляетъ всјмъ міромъ. Что же Демокритъ? Хотя онъ первый изобрјлъ ученіе объ атомахъ, однако и онъ не называетъ ли Богомъ природу, посылающую образы предметовъ, и умъ, ихъ воспріемлющій? Стратонъ также называетъ природу Богомъ; и Эпикуръ, который представлялъ боговъ праздными, или вовсе не признавалъ ихъ бытіе, поставляетъ однако выше всего природу. Аристотель, хотя говорилъ различно, однако всегда держался мнјнія о единой власти; ибо онъ называлъ Бога то разумомъ, то міромъ, или же подчинялъ міръ Богу. Гераклитъ Понтійскій также приписывалъ Богу высшій разумъ. Феофрастъ, Зенонъ, Хризиппъ и Клеанфъ, хотя расходились между собою въ мнјніяхъ, однако единогласно признаютъ единство Провидјнія. Клеанфъ называлъ божество то умомъ, то духомъ, то эфиромъ, то разумомъ. Наставникъ его Зенонъ говоритъ, что начало всего есть естественный и божественный законъ, называемый то эфиромъ, то разумомъ. И когда онъ говоритъ, что Юнона есть воздухъ, Юпитеръ — небо, Нептунъ — море, Вулканъ — огонь, и прочихъ боговъ подобнымъ образомъ возводитъ къ элементамъ, то обличаетъ и сильно подрываетъ общее заблужденіе. Точно также почти Хризиппъ считалъ Богомъ то разумную природу, то міръ, то неизбјжную судьбу; онъ подражалъ Зенону, и въ физіологическомъ изъясненіи пјсней Гезіода, Гомера и Орфея. У Діогена Вавилонскаго мы находимъ цјлую систему для изъясненія рожденія Юпитера, происхожденія Минервы и прочихъ, — и выходитъ, что это — имена вещей, а не боговъ. Ученикъ Сократа Ксенофонтъ говорилъ, что образъ бытія истиннаго Бога для насъ недоступенъ и что посему не должно стараться его познать. Аристонъ Хіосскій училъ, что Богъ непостижимъ. Оба они чувствовали величіе Божіе въ самомъ отчаяніи понять Его. Платонъ гораздо яснје и по содержанію и по выраженію изложилъ свое ученіе о божествј, и его можно было бы принять за небесное, если бы только оно не было омрачено примјсью народныхъ убјжденій. Такъ въ Тимеј Платонъ говоритъ, что Богъ по самому своему имени есть отецъ всего міра, творецъ души, создатель неба и земли; что Его трудно познать по Его необъятному и безпредјльному могуществу, и если познаешь Его, невозможно то высказать публично. Это ученіе весьма сходно съ нашимъ; ибо и мы признаемъ Бога, и называемъ Его отцомъ всего и никогда не говоримъ о Немъ публично, развј только когда насъ спрашиваютъ о Немъ.

20. Я изложилъ мнјнія почти всјхъ философовъ, которыхъ лучшая слава въ томъ, что они хотя, различными именами, указывали единаго Бога, такъ-что иной подумаетъ, что или нынјшніе христіане философы, или философы были уже тогда христіанами. Если же міръ управляется Провидјніемъ и ведется волею единаго Бога, то намъ не должно впадать въ общее заблужденіе, и слјдовать невјжеству древнихъ, увлеченныхъ своими баснями, ибо оно опровергнуто мнјніями ихъ же собственныхъ философовъ, которымъ принадлежитъ авторитетъ и древности и разумности. Наши предки были такъ легковјрны, что безрасудно вјрили разнымъ страннымъ выдумкамъ, каковы — Сцилла съ многими тјлами, Химера въ различныхъ формахъ, Гидра возраждающаяся отъ нанесеныхъ ранъ, Центавры — смјсь человјка съ лошадью; вообще, что угодно было выдумать молвј, то наши предки охотно слушали. Что же сказать о нелјпыхъ басняхъ — о превращеніяхъ людей въ птицъ и звјрей, въ деревья и цвјты: еслибъ это было когда-нибудь, то случалось бы и теперь, а такъ какъ это не можетъ быть, то значитъ, никогда и не было. Подобную же неразборчивость, легковјріе и невјжественную простоту наши предки оказали и въ принятіи боговъ: они воздавали благоговјйное почтеніе своимъ царямъ, желали видјть ихъ въ изображеніяхъ, старались увјковјчить ихъ память посредствомъ статуй; и чтó было принято ради утјшенія, стало потомъ предметомъ священнымъ. Наконецъ, прежде нежели открылись сообщенія между странами земнаго шара и народы стали заимствовать другъ у друга обычаи и религіозные обряды, каждый народъ почиталъ своего основателя или знаменитаго военачальника, или цјломудренную царицу, ставшую выше своего пола, или изобрјтателя какого-нибудь искусства, какъ достойнаго доброй памяти гражданина. Такимъ образомъ они и воздавали награду почившимъ, и подавали примјръ своимъ потомкамъ.

21. Читай сочиненія историковъ или мудрецовъ и ты согласишься въ этомъ со мною. Эвемеръ показываетъ, что всј божества суть люди обоготворенные за свои добродјтели или за благодјянія и разсказываетъ о времени ихъ рожденія, ихъ отечествј, ихъ гробницахъ по разнымъ землямъ, напримјръ Юпитерј Критскомъ, Аполлонј Дельфійскомъ, Изидј Фаросской и Церерј Элевзинской. Продикъ говорилъ, что были возводимы въ боговъ люди, которые во время своихъ странствованій принесли людямъ пользу своими открытіями. Мнјніе Продика раздјляетъ и Персей, который называетъ одними и тјми же именами и открытыя произведенія земли и самыхъ открывателей ихъ, какъ это показываетъ изреченіе комика: Венера вянетъ безъ Вакха и Цереры. Александръ Великій, Македонскій, въ знаменитомъ письмј къ своей матери писалъ, что одинъ жрецъ, устрашенный его могуществомъ, открылъ ему тайну, что боги не что иное, какъ люди, и что Вулканъ былъ первый изъ обоготворенныхъ людей, а послј него того же удостоилось поколјніе Юпитера. Обрати свое вниманіе на систръ [11] Изиды, привратившейся въ ласточку; посмотри на могилу Озириса или Сераписа, члены котораго были разбросаны, разсмотри наконецъ священныя мјста, жертвоприношеніе и мистеріи, и ты найдешь тутъ трагическія развязки, смерть, погребенія, рыданія и скорбь несчастныхъ боговъ. Лишившись сына Изида предается скорби, плачетъ о немъ, ищетъ его вмјстј съ обстриженными жрецами своими и Кинокефаломъ [12], и несчастные ея чтители также бьютъ себя въ грудь и раздјляютъ скорбь неутјшной матери; но какъ скоро нашли младенца, Изида радуется, жрецы восторгаются, и виновникъ находки Кинокефалъ торжествуетъ; такимъ образомъ они каждый годъ теряютъ то, что находятъ, и находятъ то, что теряютъ. Не смјшно ли оплакивать то, что обожаемъ, обожать то, что оплакиваемъ? Этотъ культъ, бывшій нјкогда у Египтянъ, нынј находится и у Римлянъ. Такъ Церера, съ зажженными факелами, со змјемъ, горестная и разстроенная, ищетъ тамъ и сямъ свою дочь, Прозерпину похищенную внезапно и обезчещенную: — вотъ и Элевзинскія таинства. А каковы священныя торжества въ честь Юпитера? Коза — его кормилица, и онъ младенецъ похищается отъ жаднаго отца для того, чтобы онъ не пожралъ его; корибанты производятъ шумъ кимвалами для того, чтобы отецъ не слышалъ крика младенца. А когда Цибела Диндимская, стыдно говорить, не могла склонить къ прелюбодјянію съ ней своего несчастнаго любимца, потому что была не красива и стала стара какъ мать многихъ боговъ, то оскопила его, чтобы сдјлать бога евнуха. Вотъ почему галлы [13] и евнухи чтутъ ее искаженіемъ своего тјла. Но это уже скорје мученія, а не священные обряды. Что же сказать о формахъ и внјшнемъ видј вашихъ боговъ? Не выражается ли въ нихъ безобразіе и отвратительность вашихъ боговъ? Вулканъ — богъ хромой и немощный; Аполлонъ столько вјковъ безбородый, Эскулапъ съ огромной бородой, не смотря на то, что сынъ юнаго Аполлона, Нептунъ съ глазами свјтло-зелеными, Минерва съ голубыми, Юнона съ бычачьими глазами; Меркурій съ крылатыми ногами, Панъ съ копытами, Сатурнъ съ кандалами на ногахъ; Янусъ съ двумя лицами какъ бы для того, чтобы ходить задомъ, Діана высоко подпоясанная охотница, Діана Ефесская имјетъ огромныя груди, а Діана Тривія три головы и много рукъ. Далје, самъ Юпитеръ вашъ представляется то безбородымъ то имјющимъ бороду, — называемый Аммонъ, имјетъ рога. Капитолійскій — носитъ молніи, Юпитеръ Лаціаръ — обагренъ кровію, а къ Юпитеру Феретрію нельзя подойдти. Не буду говорить о множествј Юпитеровъ; столько чудовищъ Юпитера, сколько его именъ. Эригона повјшена на петлј, какъ Дјва между звјздами, Касторы для того, чтобы жить, поперемјнно умираютъ; Эскулапъ, для того чтобы явиться богомъ, убивается громомъ, Геркулесъ сожигается этейскими огнями, чтобы не быть болје человјкомъ.

22. Вотъ басни и заблужденія, которыя наслјдовали мы отъ невјжественныхъ отцевъ; и что всего тяжелје, они составляютъ предметъ нашихъ занятій, нашего изученія, особенно же пјснопјній поэтовъ, которые весьма много повредили истинј своимъ авторитетомъ. И потому справедливо Платонъ знаменитаго Гомера, прославленнаго и увјнчаннаго, исключилъ изъ республики, которую онъ изобразилъ въ своемъ сочиненіи. Ибо этотъ преимущественно поэтъ при описаніи Троянской войны хотя и для забавы, вмјшалъ вашихъ боговъ въ событія и дјла человјческія. Онъ раздјлилъ ихъ на двј спорящія стороны, ранилъ Венеру, связалъ, ранилъ и обратилъ въ бјгство Марса; разсказалъ о томъ, какъ Юпитеръ былъ освобожденъ Бріареемъ, чтобъ его не связали другіе боги; какъ онъ оплакалъ кровавыми слезами сына Сарпедона, котораго никакъ не могъ избавить отъ смерти, и какъ воспламенившись любовію сильнје, чјмъ съ другими любодјйцами, предался сладострастію съ женою Юноною. Здјсь Геркулесъ убираетъ навозъ, а Аполлонъ пасетъ скотъ Адмета; Нептунъ занимается построеніемъ стјнъ Лаомедона и, несчастный строитель — не получаетъ награды за свои труды; тамъ на наковальнј куется молнія Юпитера вмјстј съ оружіемъ Энея, между тјмъ какъ молнія существовала задолго еще до рожденія Юпитера въ Критј, и пламени настоящей молніи не могъ сдјлать ни одинъ циклопъ, и ея не могъ не страшиться и самъ Юпитеръ. Что же сказать объ изобличенномъ прелюбодјяніи Марса и Венеры, или объ освященномъ на небј постыдномъ сладострастіи Юпитера съ Ганимедомъ? Все это передано для того, чтобы нјкоторымъ образомъ оправдать пороки человјческія. Такія и тому подобныя выдумки и увлекательныя басни развращаютъ умы мальчиковъ, которые возрастаютъ подъ впечатлјніями такихъ разсказовъ и сохраняютъ ихъ до самыхъ зрјлыхъ лјтъ, и несчастные состарјваются въ своихъ заблужденіяхъ, не достигая истины, которая доступна только ищущимъ ее. Сатурна, родоначальника этихъ боговъ всј писатели древности, какъ греческіе такъ и римскіе, выдаютъ за человјка. Это знаютъ Непотъ и Кассій въ своей исторіи, объ этомъ говорятъ Таллъ и Діодоръ. Извјстно, что Сатурнъ, убјжавъ изъ Крита отъ преслјдованія своего разгнјваннаго сына, прибылъ въ Италію и, принятый тутъ гостепріимнымъ Янусомъ, будучи родомъ грекъ и образованъ, онъ научилъ здјсь грубыхъ и невјжественныхъ людей многому, напримјръ искусству писать, дјлать монету и употреблять разные инструменты. Онъ назвалъ страну, давшую ему убјжище, Лаціумъ (Latium) потому, что онъ безопасно скрылся въ ней (latuit), а городу далъ названіе Сатурніи по своему имени, равно какъ и Янусъ назвалъ свой городъ Яникулъ, чтобы оставить о себј память въ потомствј. Итакъ Сатурнъ какъ обыкновенный человјкъ убјжалъ, какъ человјкъ скрывался; онъ отецъ человјка и самъ также родился отъ человјка. Онъ былъ выданъ за сына неба и земли, потому что въ Италіи не знали его родителей, такъ и въ настоящее время мы называемъ упавшими съ неба людей, которыхъ встрјчаемъ неожиданно, и называемъ сынами земли людей неизвјстныхъ и незнатныхъ. Сынъ Сатурна Юпитеръ, по удаленіи своего отца, сдјлался царемъ въ Критј; здјсь онъ и умеръ, и оставилъ послј себя дјтей; и теперь еще можно видјть пещеру Юпитера и его гробницу, и его человјческая природа изобличается самыми священнодјйствіями въ честь его.

23. Безполезно останавливаться на каждомъ изъ другихъ боговъ въ частности и говорить о всемъ рядј ихъ поколјнія, ибо доказанная смертность ихъ родоначальниковъ перешла по порядку преемства къ потомкамъ; но вы еще возводите въ боговъ людей послј ихъ смерти. Такъ Ромулъ — богъ по клятвопреступленію Прокула, и Юба, по желанію Мавровъ, также богъ, равно какъ и другіе цари, которые обоготворены не потому, чтобы они были признаваемы богами, но въ уваженіе заслугъ ихъ царствованія. Имъ даютъ, противъ ихъ воли, названіе боговъ; они желаютъ оставаться людьми; боятся и не хотятъ быть богами, хотя и находятся въ старческомъ возрастј. Боги не могутъ быть ни изъ умершихъ, ибо богъ не можетъ умереть, ни изъ родившихся, потому что все, что рождается умираетъ; а существо божественное не имјетъ ни начала, ни конца своего бытія. Далје, если боги когда-нибудь родились, то почему они теперь не рождаются? Потому ли, что Юпитеръ состарјлся, Юнона стала неплодною, и Минерва посјдјла не родивши? Или не потому ли прекратилось это рожденіе, что нынј не даютъ никакой вјры подобнымъ выдумкамъ? Впрочемъ если бы боги и могли рождаться, но не могли бы умирать; въ такомъ случај боговъ было бы больше, чјмъ рожденныхъ людей, и небо и воздухъ не вмјщали бы ихъ и земля не могла бы ихъ носить. Такимъ образомъ ясно, что они были люди, о которыхъ мы знаемъ, что они родились и умерли. Итакъ будетъ ли кто-нибудь смущаться, видя, что народъ публично молится и покланяется священнымъ изображеніямъ этихъ боговъ; когда умъ людей необразованныхъ плјняется изящностію формъ, сообщенныхъ имъ искусствомъ, обольщается блескомъ золота, сіяніемъ серебра и бјлизною слоновой кости? И если бы кто-нибудь подумалъ, съ какими истязаніями, какими инструментами обдјлывается всякій идолъ, то покраснјлъ бы отъ стыда, что онъ боится вещества, которое обдјлывалъ художникъ, чтобы сдјлать бога. Богъ деревянный — изъ какого-нибудь отрубка или кола обрубается, вытесывается, выстрагивается; а серебряный или золотой богъ чаще всего дјлается изъ какого-нибудь нечистаго сосуда, какъ было у египетскаго царя, выковывается кузнечными молотами и получаетъ свою форму на наковальнј; а каменный высјкается, обтесывается и дјлается гладкимъ руками грязнаго работника; такой богъ не чувствуетъ низости своего происхожденія точно также, какъ не чувствуетъ почестей, воздаваемыхъ ему вашимъ поклоненіемъ. Если камень или дерево или серебро не составляютъ бога, то когда же онъ дјлается имъ? Вотъ его отливаютъ, обдјлываютъ, и высјкаютъ; это еще не богъ; его спаиваютъ свинцомъ, устроиваютъ и воздвигаютъ, и это еще не богъ; вотъ его украшаютъ, воздаютъ ему почтеніе и молятся, — и онъ наконецъ становится богомъ, когда уже человјкъ захотјлъ и посвятилъ его.

24. И какъ вашихъ боговъ цјнятъ по своему естественному инстинкту безсловесныя животныя? Мыши, ласточки, коршуны знаютъ, что боги ваши не чувствуютъ; они гложутъ ихъ, садятся на нихъ и если не прогоняете, устрояютъ себј гнјзда въ самыхъ устахъ вашего бога. Пауки ткутъ на лицј ихъ свою паутину и съ самой головы протягиваютъ свои нити, вы же ихъ обтираете, моете, скоблите: такъ заботитесь и вмјстј боитесь тјхъ, кого вы сами дјлаете. Никому изъ васъ не приходило на мысль, что прежде нужно познать Бога, а потомъ почитать Его; вы спјшите безразсудно слјдовать примјру своихъ предковъ; вы хотите скорје соглашаться съ ложными мнјніями другихъ, нежели вјрить себј, вы ничего не знаете о томъ, чего боитесь: вотъ отъ чего въ серебрј и золотј освящено корыстолюбіе, бездушныя статуи, благодаря своей формј, стали священными; вотъ отчего произошло римское суевјріе. Если разсмотрјть обряды этого богопочтенія, то сколько найдемъ мы смјшнаго, сколько достойнаго жалости. Жрецы ваши нјкоторые ходятъ нагими въ жестокій холодъ, а другіе надјвши одни шапки носятъ на себј древніе щиты, рјжутъ себј кожу прося милостыню, и ходятъ съ богами по деревнямъ. Въ одни капища можно входить однажды въ годъ, а другія совсјмъ запрещено видјть. Одно капище запрещено для мущины, другое для женщины; при нјкоторыхъ церемоніяхъ присутствіе раба — ужасное преступленіе; на однј статуи возлагаетъ вјнки женщина одномужняя, на другихъ — бывшая за нјсколькими мужьями, и съ большимъ стараніемъ изыскиваютъ такую, которая могла бы насчитать у себя больше прелюбодјяній. Но это еще не все. Иной дјлаетъ возліянія своею собственною кровію и умоляетъ бога ранами, которыя наноситъ самому себј. Не лучше ли бы ему быть совершеннымъ нечестивцемъ, чјмъ религіознымъ въ такомъ родј? А тотъ, кто рјшился оскопить себя, не оскорбляетъ ли Бога, котораго думаетъ такимъ образомъ умилостивить? Ибо еслибы Богу были угодны скопцы, Онъ самъ создалъ бы ихъ. Кто не понимаетъ, что эти люди больные, не имјющіе здраваго разсудка, находятся въ гибельномъ заблужденіи и доставляютъ себј опору во множествј увлеченныхъ заблужденіемъ? Ибо обыкновенная защита заблужденія — во множествј заблуждающихся.

25. Но вјдь религія римлянъ, говоришь ты, положила основаніе ихъ могуществу, увеличила, и утвердила власть римскаго народа, что онъ обязанъ своимъ величіемъ не столько личной храбрости, сколько своему благочестію и религіи. Да, пресловутая римская справедливость видна съ самыхъ первыхъ временъ основанія государства. Не преступленіе ли соединило римлянъ, не неистовая ли жестокость дала имъ силу? Сначала Римъ служилъ убјжищемъ для всякихъ людей; туда стекались разбойники, злодји, измјнники, прелюбодји, убійцы; и самъ Ромулъ, ихъ царь и правитель, совершилъ братоубійство, чтобы превзойти въ злодјяніи свой народъ. Вотъ первые начатки благочестиваго государства. Тотчасъ послј сего Римъ нагло похитилъ и обезчестилъ дочерей, изъ которыхъ многія были уже обручены, и нјкоторыхъ замужнихъ женщинъ и потомъ затјялъ войну съ ихъ родителями, а своими тестями и пролилъ кровь своихъ родственниковъ. Что можетъ быть безнравственнје, безчестнје, наглје такой злодјйской дерзости? Затјмъ общимъ дјломъ Ромула и послјдующихъ царей и вождей было сосјдей сгонять съ ихъ земли, разрушать окрестные города съ храмами и алтарями, притјснять плјнныхъ, укрјпляться посредствомъ обидъ другихъ и злодјяній своихъ. Все, что теперь Римляне имјютъ, чјмъ владјютъ и пользуются, — все это добыча ихъ дерзости, всј храмы ихъ воздвигнуты изъ награбленнаго имущества, посредствомъ разрушенія городовъ, ограбленія боговъ и умерщвленія священниковъ. Смјшно то, что римляне принимаютъ религію побјжденныхъ народовъ и послј побјды покланяются плјннымъ богамъ, потому что воздавать божескія почести тому, что захватилъ на войнј, значитъ совершать святотатство, а не оказывать благоговјніе предъ божествомъ. У римлянъ сколько побјдныхъ торжествъ, столько дјлъ нечестивыхъ, сколько взято трофеевъ у народовъ, столько сдјлано ограбленій у боговъ. Итакъ римляне сильны не потому, что религіозны, но потому, что безнаказанно совершали святотатства. Они немогли имјть на войнј своими покровителями тјхъ боговъ, противъ которыхъ поднимали оружіе, и которымъ покланялись уже по достиженіи своей цјли, т.-е. послј побјды. И что могли сдјлать для римлянъ тј боги, которые были безсильны защитить противъ ихъ оружія своихъ почитателей? Боги же собственно-римскіе хорошо извјстны, — Ромулъ, Пикъ, Тиберинъ, Консъ, Пилюмнъ и Полюмнъ. Тацій изобрјлъ Клоацину и сталъ ее обожать, Гостилій — Павора и Паллора; кромј сего не знаю кто-то обоготворилъ лихорадку (febris). Вотъ покровители Рима — суевјріе, болјзни и несчастія; между болјзнями римлянъ и въ числј боговъ, конечно, можно еще помјстить распутныхъ женщинъ: Акку Лавренцію и Флору. Эти-то боги, должно-быть, помогли римлянамъ распространить свое государство и побјдить боговъ, которые почитались другими народами. Нельзя же предположить, чтобъ имъ помогли противъ этихъ народовъ Марсъ Фракійскій, Юпитеръ Критскій, Юнона Аргосская или Самосская или Карфагенская, Діана Таврическая, мать боговъ Цибела, наконецъ египетскія скорје чудовища, а не божества. Развј, быть можетъ, они нашли у римлянъ болје чистыхъ дјвъ, болје благочестивыхъ жрецовъ? Но не были ли наказаны очень многія дјвы, какъ за страшное преступленіе, за любодјяніе, которое онј совершали съ мущинами, конечно безъ вјдома Весты, а другія избјгли наказанія благодаря не большой чистотј своей, но болје счастливому распутству? Гдј же какъ не въ храмахъ и капищахъ, жрецы устрояютъ прелюбодјйства, торгуютъ честью женщинъ, придумываютъ любодјянія? Гораздо чаще въ жилищахъ жрецовъ, чјмъ въ самыхъ распутныхъ домахъ, совершаются самыя неистовыя дјла сладострастія. Между тјмъ ассиріяне, мидяне, персы, даже греки и египтяне прежде римлянъ по устроенію Божію, долго владјли царствами, не имјя первосвященниковъ, ни жрецовъ Цереры или Марса, ни весталокъ, ни авгуровъ, ни цыплятъ въ клјткј, которыхъ бы аппетитъ или отвращеніе къ пищј управляли судьбами государства.

26. Теперь я перехожу къ римскимъ гаданіямъ и предсказаніямъ, которыя ты такъ тщательно собралъ и которыхъ пренебреженіе сопровождалось гибельными послјдствіями, а наблюденіе — благополучными. По твоему, Клавдій, Фламиній и Юній потому потеряли свои войска, что не разсудили дождатся обычнаго топтанія цыплятъ ногами. А Регулъ? Не наблюлъ ли онъ авгурій, и однако взятъ былъ въ плјнъ? Точно также, Манципъ хотя и уважилъ религіозный обычай, попалъ во власть врага. Павелъ Эмилій при Каннахъ потерпјлъ ужасное пораженіе, несмотря на то, что цыплята предвјщали успјхъ. Цезарь пренебрегъ гаданіями, которыя воспрещали ему отправиться въ Африку прежде зимы, однако онъ легко переплылъ и побјдилъ. Что же сказать мнј объ оракулахъ? Амфіарай предсказалъ, чтó будетъ послј его смерти, а не зналъ, что жена измјнитъ ему за ожерелье. Слјпой Тирезій предсказывалъ будущее, а не видалъ настоящаго. Энній сочинилъ насчетъ Пирра отвјты Аполлона Піфійскаго, между тјмъ какъ Аполлонъ давно уже пересталъ говорить стихи, и этотъ оракулъ ловкій и двусмысленный прекратилъ свое дјло съ тјхъ поръ, какъ люди стали менје легковјрны и болје образованны. И Демосфенъ, зная поддјльность отвјтовъ Пифіи, жаловался, что она держитъ сторону Филиппа. Но скажетъ ты, эти гаданія или оракулы иногда сбывались на дјлј. Я могъ бы на это отвјчать, что между множествомъ ложныхъ предсказаній какое-нибудь изъ нихъ могло случайно попасть на истинну; но я обращусь къ самому источнику лжи и заблужденія изъ котораго произошелъ весь этотъ мракъ, постараюсь глубже проникнуть въ него и яснје показать его! Есть лживые, нечистые духи, ниспадшіе съ небесной чистоты въ тину земныхъ страстей. Эти духи лишились чистоты своей природы, осквернивъ себя пороками, и для утјшенія себя въ несчастіи — сами уже погибшіе не перестаютъ губить другихъ, сами поврежденные стараются распространить гибельное заблужденіе, и отчужденные отъ Бога усиливаются всјхъ удалить отъ Бога, вводя между людьми ложныя религіи. Что эти духи суть демоны, это знаютъ поэты, это говорятъ философы, это признавалъ и Сократъ, который принимался за дјла или откладывалъ ихъ по внушенію присутствовавшаго при немъ демона. Чародји не только знаютъ демоновъ, но и при помощи ихъ совершаютъ всј свои продјлки, похожія на чудо: по ихъ внушенію и вліянію, они производятъ свои чары, заставляютъ видјть то, чего на самомъ дјлј нјтъ, или наоборотъ не видјть того, что есть. Первый изъ такихъ маговъ по словамъ и дјламъ своимъ Сосфенъ [14] съ подобающимъ благоговјніемъ говоритъ объ истинномъ Богј, признаетъ ангеловъ, служителей и вјстниковъ истиннаго Бога, и представляетъ ихъ присутствующими предъ Его престоломъ въ такомъ страхј, что они трепещутъ отъ мановенія, отъ взгляда Господа. Тотъ же магъ говоритъ о демонахъ земныхъ, блуждающихъ туда и сюда, враждебныхъ человјчеству. Платонъ, который почиталъ труднымъ дјломъ найти Бога, безъ труда говоритъ объ ангелахъ и демонахъ, и пытался въ своемъ разговорј «Пиръ» опредјлить природу демоновъ: онъ думаетъ, что она есть нјчто среднее между существомъ смертнымъ и безсмертнымъ, т.-е. между тјломъ и духомъ, и состоитъ изъ соединенія земной тяжести съ небесною эфирностію и что отъ нея происходитъ въ насъ любовь, образуется въ сердцахъ человјческихъ, возбуждаетъ чувства, волнуетъ наши жаланія и возжигаетъ жаръ страстей.

27. Итакъ, эти нечистые духи, демоны, о которыхъ знали маги, философы и самъ Платонъ, скрываются въ статуяхъ и идолахъ, которые по ихъ внушенію пріобрјтаютъ такое уваженіе, какъ будто въ нихъ присуствовало божество; они вдохновляютъ прорицателей, обитаютъ въ капищахъ, дјйствуютъ на внутренности животныхъ, руководятъ полетомъ птицъ, управляютъ жребіями, произносятъ смјшанныя съ ложью прорицанія. Они обманываются и обманываютъ то не зная истины, то когда знаютъ, не открывая ея чтобы не погубить себя. Они-то отвращаютъ людей отъ неба къ землј, и отъ Бога къ веществу, возмущаютъ человјческую жизнь, причиняютъ всјмъ безпокойства, вселяясь тайно въ тјла людей, какъ духи тонкіе, производятъ болјзни, наводятъ страхъ на умы, искривляютъ члены, чтобы принудить людей почитать ихъ, за то, что будто они, насытившись кровью жертвъ и запахомъ ихъ мяса, исцјлили тјхъ, кому перестали вредить. Они-то суть и тј неистовствующіе, которыхъ вы видите на улицахъ, тј прорицатели, которые внј храмј такъ кружатся на землј, такъ волнуются, безумствуютъ. Въ нихъ одинаково подстрекательство демона, различны только предметы неистовства. Отъ нихъ происходитъ то, о чемъ ты немного прежде говорилъ: Юпитеръ требующій во снј игръ въ свою честь, Касторы являющіеся на коняхъ, лодка слјдующая за поясомъ матроны. И большая часть изъ васъ знаютъ, что сами демоны признаются въ этомъ всякій разъ, когда мы изгоняемъ ихъ изъ тјлъ заклинательными словами и жаромъ нашихъ молитвъ. Сатурнъ, Сераписъ и Юпитеръ и прочіе обожаемые вами демоны, удручаемые скорбію, высказываютъ, чтó такое они, даже въ присутствіи нјкоторыхъ изъ васъ, и не осмјливаются солгать для прикрытія своего безславія. Повјрьте этимъ свидјтелямъ, которые истину говорятъ вамъ о себј, что они демоны: заклинаемые именемъ единаго истиннаго Бога, они приходятъ въ сильный трепетъ, и или тотчасъ оставляютъ тјла одержимыхъ ими или постепенно удаляются, смотря по вјрј страждущаго или по желанію исцјляющаго. Они страшатся приближенія христіанъ, хотя издали нападаютъ на нихъ посредствомъ васъ въ собраніяхъ вашихъ. Они, овладјвая умами невјжественныхъ людей и дјйствуя на нихъ страхомъ, стараются втайнј возбудить противъ насъ ненависть, ибо естественно ненавидјть тјхъ, кого боимся, и сколько можно, вредить тјмъ, кого страшимся. Такъ демоны овладјваютъ умами и покоряютъ сердца людей и заставляютъ ихъ ненавидјть насъ прежде, нежели люди узнаютъ насъ. Это для того, чтобы они, узнавши насъ, не стали намъ подражать или по крайней мјрј не перестали насъ гнать.

28. Какъ несправедливо вы поступаете, когда произносите судъ о томъ, чего не знаете и не изслјдовали: повјрьте нашему раскаянію, потому что мы и сами такъ дјлали, когда будучи прежде ослјплены и ничего не видя, одинаково съ вами думали, будто христіане поклоняются чудовищамъ, јдятъ мясо младенцевъ и въ своихъ собраніяхъ предаются разврату; мы не понимали, что все это басни, пущенныя демонами, никогда неислјдованныя, ничјмъ недоказанныя, что столько времени не находилось человјка, который бы заявилъ объ этомъ, хотя бы и могъ разсчитывать не только на прощеніе за свое преступленіе, но и награду за свое открытіе; и такова невинность христіанъ, что они не стыдятся и не краснјютъ, когда ихъ за то осуждаютъ, но жалјютъ только о томъ, что раньше не были такими. Какіе-нибудь святотатцы, кровосмјсники, даже отцеубійцы находили въ насъ защитниковъ и покровителей; а относительно христіанъ, мы не думали вовсе выслушивать ихъ; инотда же, когда у насъ появлялась къ нимъ жалость, мы еще сильнје мучили ихъ, чтобы пытками принудить ихъ отказаться отъ своего исповјданія, и избавить ихъ отъ смерти, и въ отношеніи къ нимъ мы дјйствовали такъ не для того, чтобы добиться истины, но чтобы принудить ко лжи. И если кто-нибудь послабје побјжденый болью и мученіями пытокъ отрекался отъ своего христіанства, то мы дјлались къ нему благосклонными, какъ будто, отказавшись отъ имени христіанина, онъ этимъ отреченіемъ заглаждалъ всј свои проступки. Не видите ли, что мы думали и дјлали то же самое, что теперь думаете и дјлаете вы? Между тјмъ, если бы разумъ, а не внушеніе демоновъ, руководилъ нашими сужденіями, то надлежало бы принуждать христіанъ не отрекаться отъ своего имени, но признаться въ распутствј, въ безнравственныхъ обрядахъ, въ умерщвленіи младенцевъ. Такія-то басни демоны нашептываютъ въ уши невјжественныхъ людей, чтобы поселить въ нихъ къ намъ страхъ и отвращеніе. И это не удивительно: такъ какъ человјческая молва, которая всегда питается выдумками, истощается какъ скоро обнаружится истина, то демоны всячески стараются выдумывать и распространять ложные слухи? Здјсь и источникъ той молвы, о которой ты говорилъ, будто христіане воздаютъ божескую честь ослиной головј. Кто же столько глупъ, что станетъ почитать такую вещь. Кто же такъ безсмысленъ, чтобы вјрить этому почитанію? Развј вы, которые почитаете цјлыхъ ословъ въ стойлахъ съ вашею богинею Епоною; которые такъ благочестиво пожираете ословъ вмјстј съ Изидой; которые закалаете и почитаете головы воловъ и барановъ, которые наконецъ ставите въ храмахъ боговъ представляющихъ смјсь человјка съ козломъ, съ лицомъ льва и собаки? Не обожаете ли вы вмјстј съ египтянами и быка Аписа? И вы не отвергаете и ихъ священнодјйствій въ честь змјй, крокодиловъ и другихъ звјрей, рыбъ и птицъ, изъ которыхъ если кого-либо убьетъ кто, наказывается смертью. Тј же египтяне, а также многіе изъ васъ столько же боятся Изиды, сколько и остроты луковицъ, столько же страшатся Сераписа, сколько неприличныхъ звуковъ, выходящихъ изъ тјла человјка. Далје изобрјтатель другой нелјпой басни [15]... старается только взнести на насъ то, что бываетъ у нихъ. Это болје идетъ къ безстыдству тјхъ людей, у которыхъ всякій полъ совершаетъ любодјянія всјми членами своего тјла; гдј полное распутство носитъ названіе свјтскости; гдј завидуютъ вольности распутныхъ женщинъ, гдј сладострастіе доходитъ до отвратительной гадости [16], гдј у людей языкъ скверенъ даже тогда, когда они молчатъ, гдј появляется уже скука отъ разврата прежде чјмъ стыдъ. О ужасъ! Люди развратные совершаютъ такія дјла, которыхъ не можетъ вынесть самый нјжный возрастъ, къ которымъ не можетъ быть принуждено самое тяжкое рабство.

29. О такихъ и тому подобныхъ безстыдныхъ дјлахъ, намъ непозволено слушать, и многіе считаютъ низкимъ даже защищаться по ихъ поводу. А вы выдумаете на людей чистыхъ и цјломудренныхъ то, чему мы и не вјрили бы, если бы вы сами не представляли тому примјмеровъ. Что же касается до того, что вы упрекаете насъ въ обожаніи преступнаго человјка и его креста, то вы очень далеки отъ истины, когда думаете, чтобы преступникъ заслужилъ или простой человјкъ могъ почитаться Богомъ. Поистинј тотъ достоинъ сожалјнія, кто всј свои надежды возлагаетъ на смертнаго человјка, потому что со смертію его прекращается и вся помощь съ его стороны. Египтяне же въ самомъ дјлј выбираютъ себј человјка, которому воздаютъ божескія почести, ему одному молятся, къ нему обращаются за совјтомъ, въ честь его закалаютъ жертвы, и онъ будучи для другихъ богомъ, для себя самаго невольно есть человјкъ. Ибо онъ не можетъ обмануть свого совјсть, хотя обманываетъ другихъ. Низкое ласкательство не ограничивается тјмъ, чтобы воздавать почтеніе царямъ и владыкамъ, какъ великимъ и избраннымъ людямъ, чтó совершенно прилично, но даетъ имъ имена боговъ, между тјмъ какъ для доблестнаго мужа честь составляетъ истинную награду, а для добраго любовь — самую пріятную дань. Призываютъ этихъ людей какъ боговъ, преклоняются предъ ихъ статуями, возносятъ молитвы ихъ генію, т. е. демону, и считаютъ болје безопаснымъ дјлать ложную клятву именемъ Юпитера, нежели своего царя. Мы не почитаемъ крестовъ и не желаемъ ихъ [17]. Вы можетъ быть имјя деревянныхъ боговъ, почитаете и деревянные кресты, какъ составныя части вашихъ божествъ. Но самыя знамена ваши и разные знаки военные что, иное какъ не позлощенные и украшенные кресты? Ваши побјдные трофеи имјютъ видъ не только креста, но и разпятаго человјка. Естественное подобіе креста мы находимъ въ кораблј, когда онъ несется распустивши паруса или подходитъ къ берегу съ простертыми веслами. Точно также яремъ когда его подвяжете, похожъ крестъ; и человјкъ, когда онъ, распростерши руки, чистымъ умомъ возноситъ молитву къ Богу, представляетъ образъ креста. Итакъ изображеніе креста находится и въ природј и въ вашей религіи.

30. Желалъ бы я встрјтиться съ тјмъ, кто говоритъ или думаетъ, что у насъ, христіанъ, принятіе въ наше общество совершается посредствомъ умерщвленія младенца и его кровію. Неужели ты можешь повјрить, чтобы столь нјжное молодое тјло подвергалось ужаснымъ ранамъ, чтобы кто-нибудь рјшился умертвить столь недавнее существо, которое едва можетъ назваться человјкомъ, пролить его кровь и пить? Этому никто не можетъ повјрить, кромј развј того, кто самъ можетъ осмјлится это сдјлать. Вы, я знаю, бросаете новорожденныхъ дјтей на съјденіе звјрямъ и птицамъ, или же предаете несчастной смерти посредствомъ удушенія. Нјкоторыя женщины у васъ, принявъ лекарства, еще во чревј своемъ уничтожаютъ зародышъ будущаго человјка и дјлаются дјтоубійцами прежде рожденія дитяти. И къ такимъ дјйствіямъ располагаютъ васъ уроки вашихъ боговъ; ибо Сатурнъ не бросилъ, но пожралъ своихъ дјтей. Посему въ нјкоторыхъ странахъ Африки родители приносятъ ему въ жертву своихъ младенцевъ, ласками и поцјлуями стараясь прекратить ихъ плачь, чтобы жертва закалалась безъ плача. У жителей Тавриды, близь Понта, и у египетскаго царя Бузириса существовалъ обычай приносить въ жертву гостей, а Галлы приносили Меркурію человјческія и нечеловјческія жертвы. Римляне ради жертвы живыми зарывали въ землю мущину и женщину изъ грековъ и мущину съ женщиною изъ галловъ; и теперь еще они почитаютъ Юпитера Ляціара человјкоубійствомъ и, что вполнј прилично сыну Сатурна, онъ насыщается кровію человјка нечестиваго и злодјя. Я думаю, что у этого бога научился Катилина заключать кровію договоръ съ своими сообщниками, Беллона требовать для возліянія на ея жертвенникъ крови человјческой; другіе научились врачевать падучую болјзнь кровію человјка, т. е. еще бóльшимъ зломъ. Не менје сихъ виновны и тј, которые употребляютъ въ пищу животныхъ, которыя на аренј обрызгались человјческою кровію или насытились человјческимъ мясомъ. Что же касается насъ, намъ не позволено и видјть человјкоубійства, ни даже слышать о нихъ; а проливать человјческую кровь мы такъ боимся, что воздерживаемся даже отъ крови животныхъ, употребляемыхъ нами въ пищу.

31. И эта басня о безнравственныхъ пиршествахъ нашихъ есть также изобрјтеніе демоновъ, пущенное въ ходъ для того, чтобы славу нашего цјломудрія запятнать позоромъ отвратительнаго безчестія и чрезъ то отдалить отъ насъ людей, прежде чјмъ они могли ихъ изслјдовать истину. Объ этомъ и твой Фронтонъ говоритъ не какъ свидјтель, утверждающій то что видјлъ, но какъ ораторъ, бросившій, укоризну. Скорје — это появилось у васъ язычниковъ. У персовъ смјшеніе съ матерью считается дјломъ позволеннымъ, у египтянъ и афинянъ закономъ допущено супружество съ сестрами. Ваши исторіи и трагедіи, которыя вы читаете и слушаете съ удовольствіемъ, богаты примјрами кровосмјшенія, и боги, которыхъ вы почитаете, также кровосмјсники, соединявшіеся съ своими матерями, дочерями и сестрами. И не удивительно, что у васъ часто открывается кровосмјшеніе и всегда допускается. Несчастные, вы даже по невјденію можете впасть въ это преступленіе, потому что брасаетесь на всякую женщину, повсюду сјете дјтей своихъ, и рожденныхъ дома часто бросаете, разчитывая на чужое состраданіе; необходимо вамъ по незнанію напасть на вашу кровь, на тјхъ, которые отъ васъ родились. Такимъ образомъ вы сами кровосмјсники сплетаете на насъ эту басню, вопреки свидјтельству вашей совјсти. А у насъ цјломудріе не только въ лицј, но и въ умј, мы охотно пребываемъ въ узахъ брака, но только съ одною женщиною, для того, чтобы имјть дјтей, и для сего имјемъ тольно одну жену или же не имјемъ ни одной. Собранія наши отличаются не только цјломудріемъ, но и трезвенностію; на нихъ мы не предаемся пресыщенію яствами, не услаждаемъ пира виномъ; самую веселость мы умјряемъ строгостію, цјломудренною рјчью и еще болје цјломудренными движеніями тјла. Очень многіе отличаются всегдашнимъ дјвствомъ своего неоскверненнаго тјла, и этимъ не тщеславятся; наконецъ мы такъ далеки отъ кровосмјшенія, что нјкоторые стыдятся даже законнаго совокупленія. Хотя и отвергаемъ ваши почести и пурпуровыя одежды, однакоже не состоимъ изъ нисшей черни; нельзя считать насъ заговорщиками, потому только, что мы всј имјемъ въ виду одну добродјтель, и въ своихъ собраніяхъ ведемъ себя также тихо, какъ каждый порознь; наконецъ нельзя выдавать насъ за охотниковъ болтать въ тайныхъ мјстахъ, когда вы стыдитесь или боитесь слушать насъ публично. Если число наше со дня на день все возрастаетъ, это не обличаетъ насъ въ заблужденіи, но служитъ въ нашу похвалу: прекрасный образъ жизни заставляетъ каждаго быть ему вјрнымъ навсегда и привлекаетъ постороннихъ. Наконецъ мы узнаемъ другъ друга не по знакамъ тјлеснымъ, какъ вы думаете, но по невинности и скромности; мы питаемъ между собою взаимную любовь, что для васъ прискорбно, — потому что ненавидјть не научились, а называемъ другъ друга братьями, что для васъ ненавистно, — какъ дјти одного Отца Бога, какъ сообщники вјры, какъ сонаслјдники упованія. Вы же не знаете другъ друга; питаете взаимную ненависть и не признаете себя братьями, развј только когда затјваете отцеубійство.

32. Думаете ли вы, что мы скрываемъ предметъ нашего богопочтенія, если не имјемъ ни храмовъ, ни жервенниковъ? Какое изображеніе Бога я сдјлаю, когда самъ человјкъ, правильно разсматриваемый, есть образъ Божій? Какой храмъ Ему построю, когда весь этотъ міръ, созданный Его могуществомъ, не можетъ вмјстить Его? И если я человјкъ люблю жить просторно, то какъ заключу въ одномъ небольшомъ зданіи столь великое Существо? Не лучше ли содержать Его въ нашемъ умј, святить Его въ глубинј нашего сердца? Стану ли я приносить Господу жертвы и дары, которые Онъ произвелъ для моей же пользы, чтобы повергать Ему Его собственный даръ? Это было бы неблагодарно, напротивъ угодная Ему жертва доброе сердце, чистый умъ и незапятнанная совјсть. Посему кто чтитъ невинность, тотъ молится Господу; кто уважаетъ правду, тотъ приноситъ жертву Богу; кто удерживается отъ обмана, тотъ умилостивляетъ Бога; кто избавляетъ ближняго отъ опасности, тотъ закалаетъ самую лучшую жертву. Таковы наши жертвы, таковы святилища Богу: у насъ тотъ благочестивје, кто справедливје. Но — говоришь ты — Бога, котораго чтимъ, мы неможемъ ни видјть, ни показать другимъ; да, мы потому и вјруемъ въ Бога, что не видимъ Его, но можемъ Его чувстовать сердцемъ. Ибо во всјхъ дјлахъ Его, во всјхъ явленіяхъ міра мы усматриваемъ присносущную силу Его, которая проявляется и въ раскатахъ грома и въ блескј молніи и ясной тишинј неба. Неудивляйся, что ты невидишь Бога. Все приходитъ въ движеніе и сотрясеніе отъ вјтра и его вјяній, но вјтеръ и вјяніе не видны для глазъ. Мы неможемъ видјть даже солнца, которое для всјхъ служитъ причиною видјнія: его лучи заставляютъ глаза закрываться и притупляютъ взоръ зрителя, и если ты подольше посмотришь на него, то совсјмъ потеряешь зрјніе. Какъ же ты можешь видјть самого Творца солнца, источникъ свјта когда ты отворачиваешься отъ блеска солнца, прячешься отъ его огненныхъ лучей? Ты хочешь плотскими глазами видјть Бога, когда не можешь собственную твою душу, чрезъ которую живешь и говоришь, ни видјть, ни осязать!.. Но ты говоришь — Богъ не знаетъ дјйствій человјческихъ и, находясь на небј, не можетъ ни обнимать всјхъ, ни знать каждаго порознь. Ошибаешься, человјкъ, и говоришь ложь! Какимъ образомъ Богъ далекъ отъ насъ, когда все небесное и земное, и все находящееся за предјлами этого видимаго міра, все извјстно Богу, все полно Его присутствія? Онъ повсюду, и не только близокъ къ намъ, но и находится внутри насъ. Обрати вниманіе опять на солнце утвержденное на небј: оно разливаетъ свои лучи по всјмъ странамъ; всюду оно присуствуетъ, всему даетъ себя чувствовать и никогда не измјняется его свјтлость. Не тјмъ ли болје Богъ творецъ всего и всевидјцъ, отъ Котораго ничто неможетъ быть тайно, находится во тьмј, находится и въ помышленіяхъ нашихъ, которыя суть какъ бы тьма. Мы не только все дјлаемъ предъ очами Бога, но такъ сказать и живемъ съ Нимъ.

33. Мы вовсе не думаемъ хвалиться нашею многочисленностію: намъ кажется, что насъ много, но для Бога насъ слишкомъ немного. Мы различаемъ племена и народы, но для Бога весь этотъ міръ ость одинъ домъ. Цари о всемъ въ своемъ именно царствј знаютъ чрезъ своихъ министровъ; Богъ не имјетъ нужды въ этихъ посредникахъ; мы живемъ не только предъ Его очами, но и въ Его нјдрј. Ты говоришь, что іудеямъ ни мало не помогло то, что они почитали единаго Бога и Ему съ величайшимъ усердіемъ воздвигали храмы и жертвевники. Но великое заблужденіе, если ты забывъ или не зная прошедшихъ событій, остановишься только на послјдующихъ. Когда іудеи чисто и благоговјйно чтили нашего Бога, который есть Богъ всјхъ, когда они повиновались Его спасительнымъ повелјніямъ, тогда изъ малаго народа они сдјлались безчисленнымъ, изъ бјднаго богатымъ, изъ рабовъ царями; тогда немногочисленные, безоружные, они по повелјнію Божію и при содјйствіи стихій погубили многочисленное войско, которое преслјдовало ихъ въ бјгствј. Прочитай ихъ Писанія, или если тебј болје нравятся римскіе писатели, то обойди древнихъ и обрати вниманіе на сочиненія Іосифэ Флавія или Антонина Юліана объ іудеяхъ: ты узнаешь, что такой участи они заслужили своимъ нечестіемъ и что съ ними ничего не случилось, чтó не было бы имъ предсказано напередъ, если они будутъ упорствовать въ нечестіи. Ты узнаешь, что они оставили Бога прежде, чјмъ были Имъ оставлены; и что не вмјстј съ Богомъ своимъ они были побјждены, какъ ты говоришь неприлично, но Богомъ были преданы врагамъ.

34. Относительно сгорјнія если вы не вјрите или съ трудомъ вјрите, чтобы внезапно сошелъ огонь съ неба, то вы раздјляете народное заблужденіе. Кто изъ философовъ сомнјвается, кто не знаетъ, что все рожденное умираетъ и все получившее начало имјетъ конецъ; что и небо со всјмъ, чтó на немъ находится, должно разрушиться, такъ какъ получило начало? Стоики всегда утверждали, что весь этотъ міръ, лишившись влаги, истребится посредствомъ огня; точно также и эпикурейцы думаютъ о воспламененіи элементовъ и разрушеніи міра. Платонъ говоритъ, что части міра разрушаются поперемјнно то отъ наводненія, то отъ воспламенјнія, и хотя онъ признавалъ міръ вјчнымъ и неразрушимымъ, однако прибавляетъ, что его можетъ разрушить только Богъ, создатель его. И нисколько не удивительно, если эта громада будетъ разрушена Тјмъ, Кјмъ она устроена. Ты видишь, что философы разсуждали также, какъ говоримъ и мы; но не мы подражаемъ имъ, а они заимствовали нјкоторую тјнь истины изъ божественныхъ предсказаній пророковъ. Такъ славнјйшіе изъ философовъ, прежде всего Пафагоръ и особенно Платонъ, передали вамъ въ неполномъ и поврежденномъ видј ученіе о продолженіи жизни послј смерти. Ибо по ихъ мнјнію однј души, по разрушеніи тјла, продолжаютъ существовать вјчно, и неоднократно переходятъ въ другія новыя тјла. Къ большему искаженію истины, они утверждаютъ что души людей по смерти переходятъ въ тјла скотовъ, птицъ, звјрей; — мнјніе болје приличное шуту забавляющему, нежели мыслящему философу. Впрочемъ для моей цјли довольно того, что и относительно этого предмета ваши философы нјкоторымъ образомъ согласны съ нами. Въ самомъ дјлј, кто же столько глупъ и безсмысленъ, что осмјлится говорить, что Богъ, Который могъ первоначально создать человјка, не можетъ потомъ возсоздать его? что человјкъ не существуетъ по смерти какъ не существовалъ до рожденія? Если онъ могъ произойдти изъ ничего, то можетъ опять возстать изъ ничтожества. Далје гораздо труднје дать бытіе тому, что не существовало, нежели возобновить то, что уже получило его. Думаешь ли ты, что исчезаетъ и для Бога что-нибудь, какъ скоро скрывается отъ слабыхъ очей нашихъ? Всякое тјло — обращается ли оно въ пыль или влагу, въ пепелъ или паръ, исчезаетъ для насъ, но Богъ сохраняетъ его элементы. Мы вовсе не боимся, какъ вы думаете, какого-либо вреда отъ сожиганія покойниковъ, но держимся древняго и лучшаго обыкновенія зарывать умершихъ въ землю. Посмотри также на то, какъ вся природа, къ нашему утјшенію, внушаетъ мысль о будущемъ воскресеніи. Солнце заходитъ и вновь появляется; звјзды скрываются и опять возвращаются, цвјты увядаютъ и разцвјтаютъ, деревья послј зимы снова распускаются, сјмена не возродятся, если прежде не сгніютъ; такъ и тјло на время, какъ деревья за зиму, скрываетъ жизненную силу подъ обманчивымъ видомъ мертвенности. Къ чему это нетерпјливое желаніе, чтобы оно ожило, когда еще зима въ полной силј? Намъ также нужно дожидаться весны нашего тјла. Я знаю, что очень многіе, сознавая, что они заслужили, не столько убјждены въ томъ, что уничтожается послј смерти, сколько желаютъ этого; потому что имъ пріятнје совершенно уничтожиться, чјмъ воскреснуть для мученій. Ихъ заблужденіе возрастаетъ и отъ ихъ собственной распущенности въ жизни и отъ долготерпјнія со стороны Бога; но чјмъ болје Онъ медлитъ своимъ судомъ, тјмъ строже судъ.

35. Впрочемъ ваши ученые въ сочиненіяхъ и поэты въ стихахъ своихъ говорятъ объ огненномъ потокј и пламенномъ болотј Стикса, которые предназначены для вјчнаго мученія людей; такъ какъ они знаютъ объ этомъ по указаніямъ демоновъ и изреченіямъ пророковъ. Вотъ почему у нихъ самъ царь Юпитеръ благоговјйно клянется пылающими берегами и мрачною пропастью; ибо онъ предчувствуетъ мученія, которыя ожидаютъ его вмјстј съ его чтителями, и боится. Этимъ мученіямъ нјтъ никакого предјла и никакой мјры. Тамъ разумный огонь сожигаетъ и возобновляетъ члены тјла, истощаетъ и питаетъ ихъ; подобно тому, какъ блескъ молніи касается тјла, но не убиваетъ, какъ огни Везувія и Этны и всјхъ земныхъ вулкановъ горятъ никогда не угасая; такъ и огонь, назначенный для наказанія, поддерживается не тјмъ, чтобъ истреблялъ сожигаемыхъ имъ, но питается неистощимыми мученіями человјческихъ тјлъ. Никто, кромј развј нечестивца, не сомнјвается, что незнающіе Бога заслуживаютъ такого наказанія за свою нечестивую и порочную жизнь, потому что не знать Отца и Владыку всего есть не меньшее преступленіе, какъ и оскорблять Его. Хотя незнаніе Бога влечетъ за собою наказаніе, а знаніе Его служитъ къ полученію прощенія, однако если насъ христіанъ сравнить съ вами, то хотя нјкоторые изъ насъ по жизни своей и ниже нашего ученія, все-таки мы окажемся гораздо лучше васъ. Ибо вы запрещаете прелюбодјяніе, но совершаете его, а мы знаемъ только своихъ женъ; вы наказываете за содјянныя преступленія, а у насъ и помышлять о нихъ грјхъ; вы боитесь стороннихъ свидјтелей, а мы даже одной своей совјсти, безъ которой не можемъ быть. Наконецъ тюрьмы переполнены вашими, а христіанина тамъ нјтъ ни одного, кромј судимаго за свою религію или же вјроотступника.

36. Пусть никто не ищетъ въ судьбј утјшенія или оправданія себј. Что бы ни дјлала судьба, у человјка душа свободна и въ немъ судится его дјйствіе, а не внјшнее положеніе. И что иное судьба какъ не опредјленіе Божіе о каждомъ изъ насъ? Богъ предвидитъ будущее и сообразно съ свойствами и заслугами каждаго изъ людей опредјляетъ и судьбы ихъ. Такимъ образомъ Онъ наказываетъ не по такому, или другому рожденію, а по свойству нравственныхъ расположеній. Но довольно теперь говорить о судьбј; въ другое время мы займемся разсужденіемъ объ этомъ съ большею полнотою и подробностію. А что мы по большей части слывемъ бјдными — это не позоръ для насъ, а слава, потому что душа какъ разслабляется отъ роскоши, такъ укрјпляется отъ умјренности. Да и какъ можетъ быть бјденъ тотъ, кто не имјетъ недостатка, не жаждетъ чужаго, кто богатъ въ Богј? Скорје бјденъ тотъ, кто имјя многое, домогается еще большаго. Я скажу, какъ думаю: никто не можетъ быть такъ бјденъ, какъ онъ родился. Птицы живутъ безъ всякаго наслјдства отъ родителей и каждый день доставляетъ имъ пищу; однако они сотворены для насъ. Мы владјемъ всјмъ, коль скоро ничего не желаемъ. Какъ путешественнику тјмъ удобнје идти, чјмъ меньше онъ имјетъ съ собою груза, такъ точно на этомъ жизненномъ пути блаженнје человјкъ, который облегчаетъ себя посредствомъ бјдности и не задыхается отъ тяжести богатствъ. Если бы мы считали ихъ полезными, то просили бы ихъ у Бога, и Онъ безъ сомнјнія могъ бы намъ дать сколько-нибудь, потому что все принадлежитъ Ему. Мы лучше хочемъ презирать богатство, нежели владјть имъ; мы болје стремимся къ невинности сердца, болје желаемъ терпјнія, болје стараемся быть добрыми, нежели расточительными. А что мы чувствуемъ недостатки тјла, и терпимъ ихъ, — это не наказаніе, а принадлежность нашего воинствованія. Ибо мужество укрјпляется немощами, и несчастіе бываетъ часто школою добродјтели. Наконецъ силы душевныя и тјлесныя разслабляются, если не упражняются въ подвигј; и всј ваши храбрые мужи, которыхъ вы ставите въ образецъ, претерпјли много бјдствій, прежде чјмъ достигли славы. Посему не думайте, чтобы Богъ не былъ силенъ помочь намъ или оставилъ насъ, ибо Онъ управляетъ всјмъ и любитъ Своихъ; но Онъ подвергаетъ каждаго несчастію для испытанія; Онъ смотритъ на его нравственное расположеніе въ опасностяхъ и слјдитъ до послјдняго вздоха за волею человјка, зная, что у Него ничто не можетъ погибнуть. Такимъ образомъ мы испытываемся несчастіями, какъ золото огнемъ.

37. Какое прекрасное зрјлище для Бога, когда христіанинъ борется съ скорбью, когда онъ твердо стоитъ противъ угрозъ, пытокъ и казней, когда онъ смјется надъ страхомъ смерти и не боится палача; когда онъ сохраняетъ свою свободу предъ царями и владыками и преклоняется только предъ Богомъ, Которому онъ принадлежитъ; когда онъ, какъ торжествующій побјдитель, смјется даже надъ тјмъ, кто приговорилъ его къ казни! Ибо тотъ побјдитель, кто достигъ чего домогался. Какой воинъ въ глазахъ полководца не будетъ смјло идти на встрјчу опасности? Никто не получаетъ награды, если не будетъ испытанъ и признанъ ея достойнымъ; и однако полководецъ не даетъ, чего не въ силахъ дать, — онъ не можетъ продлить его жизнь, а можетъ только воздать честь воинскому мужеству. Но воинъ Божій не оставленъ среди страданія, не гибнетъ среди смерти, и христіанинъ можетъ только казаться несчастнымъ, но не быть такимъ. Вы сами возносите до небесъ героевъ несчастія, напримјръ Муція Сцеволу, который, промахнувшись убить царя, непремјнно погибъ бы среди непріятелей, если бы не сжегъ на огнј правой руки. А сколько изъ нашихъ христіанъ претерпјли безъ малјйшаго стона сожженіе не руки только, но всего тјла, между тјмъ какъ, если бы захотјли, могли бы избавиться отъ страданій? Я сопоставлю своихъ мущинъ съ Муціемъ, или Аквиліемъ, или Регуломъ; но у насъ не только мущины, даже отроки и женщины наши, вооружившись терпјніемъ въ страданіяхъ, презираютъ ваши кресты, пытки, звјрей, и всј ужасы казней. И вы не понимаете несчастные, что никто не захотјлъ бы безъ причины подвергать себя казни, никто не могъ бы безъ божественной помощи вынести такія мученія. Но можетъ быть васъ обольщаетъ то, что, и незная Бога, многіе изобилуютъ богатствами, пользуются почестями, обладаютъ могуществомъ? Несчастные!!! Они возвышаются для того, чтобы глубже пасть: это жертвы, которыя откармливаются для закланія, украшаются цвјтами для умерщвленія. Нјкоторые изъ васъ достигаютъ вершины власти и могущества для того только, чтобы злоупотреблять данною имъ властію и удовлетворять своимъ прихотливымъ страстямъ. Да и можетъ ли быть счастіе безъ знанія Бога, когда подобно сну, это счастіе улетаетъ прежде чјмъ его схватятъ. Царь ли ты? самъ столько же боишься, сколько тебя боятся, и хотя тебя окружаетъ большая свита, — ты одинокъ въ опасности. Богатъ ли ты? опасно полагаться на фортуну; большіе запасы для краткаго пути жизни составляютъ не подспорье, но тяжелое бремя. Ты хвалишься тјмъ, что ходишь въ пурпуровой одеждј и предъ тобой носятъ пуки прутьевъ съ сјкирою? Но нелјпое заблужденіе, безсмысленное почитаніе своего достоинства — блистать багряницею и быть грязнымъ душею. Ты славишься своею знатностію, хвалишься доблестями своихъ родителей? Но всј мы родимся равными, одна добродјтель только отличаетъ насъ. Итакъ мы, которые цјнимъ себя только по невинности и добрымъ нравамъ, справедливо гнушаемся худыхъ удовольствій, удаляемся отъ вашихъ торжествъ и зрјлищъ: мы знаемъ ихъ суевјрное происхожденіе и осуждаемъ ихъ гибельныя приманки. Кто не ужаснется, видя до какой степени доходитъ безумство народа на играхъ курульскихъ? Въ битвахъ гладіоторовъ не преподаются ли уроки человјкоубійства? На театрахъ вашихъ такое же неистовство, такое же возмутительное безобразіе: то актеръ разсказываетъ или представляетъ любодјянія, то комедіантъ представляя постыдную любовь, возбуждаетъ ее и въ вашихъ сердцахъ. Тотъ же комедіантъ безславитъ вашихъ боговъ, изображая ихъ прелюбодјянія, ихъ вздохи, ихъ вражды, или выражая своими минами и жестами печаль, вызываетъ у васъ слезы. Такимъ образомъ вы поощряете дјйствительное убійство, на аренј, а потомъ проливаете слезы при видј мнимаго убійства на театрј.

38. Что касается до того, что мы не јдимъ жертвеннаго мяса и не вкушаемъ жертвеннаго вина, это не есть выраженіе нашего страха, а доказательство нашей свободы. Въ самомъ дјлј, всякое произведеніе природы какъ ненарушимый даръ Божій, не оскверняется никакимъ употребленіемъ, но мы воздерживаемся отъ вашихъ жертвъ, чтобы кто не подумалъ, будто мы уступаемъ демонамъ, которымъ онј были принесены, или стыдимся нашей религіи. Кто можетъ подумать, что мы пренебрегаемъ цвјтами, которыми даритъ насъ весна, когда мы срываемъ розы и лиліи и всј другіе цвјты пріятнаго цвјта и запаха? Ихъ мы раскидываемъ передъ собою для благоуханія, изъ нихъ сплетаемъ вјнки себј на шею. А что мы не кладемъ этихъ вјнковъ на свои головы, то извините насъ: мы имјемъ обыкновеніе нюхать запахъ хорошихъ цвјтовъ обоняніемъ, а не верхушкою головы и волосами. Мы не кладемъ вјнковъ и на умершихъ; я даже весьма удивляюсь вамъ, зачјмъ вы сожигаете умершаго, если онъ чувствуетъ; если же не чувствуетъ, зачјмъ украшаете вјнками. Цвјты блаженному вовсе не нужны, а несчастному не доставятъ радости. Мы совершаемъ погребеніе съ тою простотою, какая видна и въ нашей жизни. Мы не кладемъ на покойника вјнковъ, которые скоро увядаютъ, но надјемся получить отъ самого Бога вјнцы изъ цвјтовъ неувядающихъ. Скромно, съ упованіемъ на милосердіе Божіе мы живемъ надеждою будущаго блаженства, по вјрј въ величіе Божіе, открываемое въ настоящей жизни. Такимъ образомъ мы и воскреснемъ для блаженства и теперь живемъ счастливые созерцаніемъ будущаго. Пусть Сократъ, афинскій говорунъ, громко признается, что онъ ничего не знаетъ, хотя и хвалится внушеніемъ самого живаго демона; пусть Аркезилай, Карнеадъ, Пирронъ и все множество академиковъ предаются сомнјнію; пусть Симонидъ все отсрочиваетъ время для рјшенія даннаго ему вопроса. Мы презираемъ гордость философовъ, которые, какъ мы знаемъ, были люди развращенные, прелюбодји, тиранны, которые такъ краснорјчиво говорили противъ пороковъ, которыми сами были заражены. Мы представляемъ мудрость не во внјшнемъ видј, а въ душј нашей; мы не говоримъ возвышенно, но живемъ такъ; мы хвалимся тјмъ, что достигли того, чего тј философы со всјмъ усиліемъ искали и не могли найдти. Зачјмъ намъ быть неблагодарными? Чего намъ желать болје, когда въ наше время открылось познаніе истиннаго Бога? Будемъ пользоваться нашимъ благомъ, будемъ держаться правила истины; да прекратится суевјріе, да посрамится нечестіе, да торжествуетъ истинная религія!

39. Когда Октавій кончилъ свою рјчь, мы съ Цециліемъ нјсколько времени въ молчаливомъ удивленіи смотрјли на него. Что касается собственно меня, то я былъ сильно изумленъ искусствомъ, съ какимъ онъ изложилъ доказательства, примјры и свидјтельства на истины, которыя легче чувствовать, нежели высказывать, — отразилъ враговъ тјми же стрјлами философовъ, которыми они сами вооружаются, и представилъ истину не только удобопонятною, но и благопріятною.

40. Въ то время какъ я въ молчаніи передумывалъ это съ самимъ собою, Цецилій воскликнулъ: я отъ всего сердца поздравляю Октавія, а также и себя самого, и не дожидаюсь рјшенія нашего судьи. Мы оба побјдили; и я по справедливости приписываю себј побјду; ибо Октавій побјдилъ меня, а я одержалъ побјду надъ заблужденіемъ. Что касается до сущности вопроса, то я исповјдую Провидјніе, покоряюсь Богу и признаю чистоту религіознаго общества, которое отнынј будетъ и моимъ. Остается еще нјсколько недоумјній, не противорјчащихъ истинј, но которыя нужно разъяснить для полнаго вразумленія моего. Но объ нихъ удобнје будетъ поговорить на свободј завтра, а теперь солнце уже склоняется на западъ.

41. А я — сказалъ я въ свою очередь — даже болје всјхъ васъ радуюсь тому, что Октавій одержалъ побјду, потому что онъ избавилъ меня отъ непріятной необходимости произносить приговоръ. И я не въ силахъ воздать достойной хвалы его рјчи. Свидјтельство человјка и притомъ одного человјка недостаточно. Самая лучшая награда ему отъ Бога, который вдохновилъ его слово и даровалъ ему силу къ побјдј.

Послј сего радостные и веселые мы отправились въ путь; Цецилій радовался тому, что увјровалъ, Октавій — что разрушилъ его заблужденія; а я обращенію Цецилія и побјдј Октавія.

Примјчанія:
[1] Идея (Idaea) есть одно изъ названій Реи Цибелы, матери боговъ.
[2] Аллія — небольшая впадающая въ Тибръ рјчка, гдј Римляне потерпјли рјшительное пораженіе отъ Галловъ въ 390 г. до Р. Хр.
[3] Разумјется обвиненіе христіанъ въ яденіи человјческаго мяса.
[4] Обвиненіе христіанъ въ почитаніи головы осла, по словамъ Тертулліана, распространено Тацитомъ, который въ своей исторіи говорилъ объ іудеяхъ, будто іудеи, истомленные жаждою во время странствованія въ пустыняхъ Аравіи, нашли источникъ по указанію ословъ и за то боготворили осла. Это мнјніе распрастранено и на христіанъ, по смјшенію ихъ съ іудеями. Тертул. Apolog. 16; ad nat. 1, II.
[5] Въ подлинникј: ferunt ipsius antistitis ae saserdotis colere genitalia. Поводомъ къ такому обвиненію послужило, вјроятно, уваженіе къ пастырямъ церкви, какъ духовнымъ отцамъ, цјлованіе ихъ руки и особенно припаданіе кающихся на колјна предъ пресвитерами.
[6] Т. е. Корнелія Фронтона, который былъ родомъ изъ Цирты въ Нумидіи и написалъ сочиненіе противъ христіанъ. Онъ былъ преподавателемъ латинской словесности у Марка Антонина и Луція Вера. Его сочиненія недавно стали извјстны, послј того какъ кардиналъ Май, открывшій ихъ въ Амвросіанской библіотекј, издалъ въ свјтъ подъ заглавіемъ Corn. Frontonis opera inedila cum epistolis item ineditis Antonini pii, M. Avrelii, L. Veri et Appiani. Но здјсь нјтъ рјчи противъ христіанъ.
[7] Въ латинскомъ подлинникј читается: impudentibus tenebris nexus infandae cupiditatis iuvolvunt per incertum sortis.
[8] Объ этомъ изреченіи Сократа упоминаютъ Лактанцій (lib. III, c. 19) и Іеронимъ (Apol. adv. Rufin. 8). Сн. Ксеноф. Memorabil.
[9] Намекъ на то, что Октавій задјлъ Цецилія своимъ замјчаніемъ на его привјтствіе предъ статуей Сераписа.
[10] Намекъ на простоту христіанъ, которые по большей части были люди неученые, ремесленники и т. п.
[11] Систръ — металическая гремушка у египтянъ, употреблявшаяся при служеніи Изидј для оплакиванія пропавшаго Озириса.
[12] Кинокефалъ или Анубисъ — египетскій богъ, въ видј человјка съ головою собаки, спутникъ и стражъ боговъ подобно греческому Меркурію.
[13] Галлы — оскопленные жрецы Цибелы.
[14] Вјроятно Останъ, о которомъ упоминаетъ Плиній (lib. XXX, c. I) и Августинъ (de baptismo c. donat. 1. VI).
[15] Въ подлинникј читается: qui de adoratis sacerdotis virilibus fabulatur.
[16] Въ подлинникј читается: que medios viros lambunt, libidinoso ore inguinibus inhaerescunt.
[17] Эти слова Октавія о крестј выражаютъ то, чтó христіане не покланяются кресту такъ, какъ представлялъ это Цецилій, т. е. какъ язычники покланяются своимъ идоламъ, и сами не ищуть быть распятыми на крестј, хотя не отказываются страдать за свою вјру.

Источникъ: Памятники древней христіанской письменности въ русскомъ переводј. Сочиненія древнихъ христіанскихъ апологетовъ: Ермій, Мелитонъ, Минуцій Феликсъ. — Приложеніе къ Православному Обозрјнію. — М.: Въ Университетской Типографіи (Катковъ и К°), 1866. — С. 49-112.