Настоящая книга представляет собой не более чем беглый очерк из четырех частей, написанных по вдохновению нашего благословенного Господа, которое Святой Дух соблаговолил дать нам в назидание и на радость через веру в того, кто здесь открылся нам. Одиннадцать лекций, прочитанных в Лондоне (с 31-го мая по 20-е июня 1866 года), не позволили изложить многие подробности. В стенографической записи они были откорректированы самим лектором, который внес кое-какие добавления и сокращения. И теперь, несмотря на множество недостатков, он представляет эту книгу к благословению тому, кто возлюбил собрание и отдал себя за него, кто все еще питает и лелеет его нежной заботой. Пусть Он милостиво простит всякую мысль, всякое чувство и слово, не подобающие ему! Пусть Он соблаговолит признать сказанное о нем истинным и использует это!
Гернси, 18 декабря 1866 г.
Богу было угодно в отдельных повествованиях о Господе Иисусе показать нам не только присущие ему милосердие и мудрость, но и безграничное величие своего Сына. И мы должны проявить мудрость и попытаться извлечь пользу из всего того света, который Он направил на нас, и во имя этого мы должны без колебаний, как истинные христиане, принимать все написанное Богом в святых благовествованиях для нашего наставления и путем сравнения их (а сравнивать их следует согласно тому особому замыслу, который Бог вложил в каждое из евангелий) ощутить все нити той вечной истины, которые сходятся во Христе.
А теперь я попытаюсь со всей искренностью, да поможет мне Господь, сначала рассмотреть с вами евангелие по Матфею и выделить, насколько мне это удастся, главные особенности, а также основное содержание того, что Святой Дух соблаговолил нам сообщить. Следует иметь в виду, что в этом евангелии, как и во всех остальных, Бог никоим образом не ставит целью описать все, но лишь отдельные стороны и эпизоды; и что самое замечательное, так это то, что в некоторых случаях об одних и тех же чудесах говорится в нескольких, а то и во всех евангелиях. Эти евангелия кратки, в них используется немного материала, но какая глубокая милость открывается в них! Какая безграничная слава Господа Иисуса исходит от каждой строки евангелий!
Бесспорно, Богу было угодно ограничиться немногими событиями из жизни Иисуса, но при этом повторить от дельные проповеди, описания чудес или какой-либо пример для нас, чтобы более отчетливо, на мой взгляд, передать явный замысел, наиболее выразительно представить всю славу Сына в каждом из евангелий, согласно поставленной цели. Теперь же, рассматривая евангелие по Матфею как неразрывное целое и уже имея общее представление о нем, прежде чем вдаваться в подробности, давайте зададимся вопросом: "Какова же главная идея того, что передал нам Святой Дух?" Это, несомненно, урок искренности, данный Богом; и однажды усвоенный, этот урок постоянно будет надежной помощью в процессе дальнейшего познания всех событий, с которыми мы можем столкнуться в нашей жизни.
Что же именно представляют собой проходящие перед нами через все евангелие по Матфею, а не просто отрывочные сведения отдельных глав, факты? Не имеет значения, откуда мы читаем: сначала, с середины или с конца, - одно и то же ярко проявляется повсюду. Его присутствие заключено даже во вступлении. Разве Господь Иисус, сын Давида, сын Авраама не Мессия?
Но здесь это не просто помазанник Бога, но единственный, кто провозглашает себя Богом, будучи Сущим - Мессией. Подтверждения этому нет нигде. Я говорю нет, потому что ни в одном из других евангелий не подтверждается, что Он действительно Сущий и Еммануил одновременно, и нигде больше мы не найдем полного и очевидного доказательства этого; лишь только в самом начале евангелия по Матфею говорится, что Господь Иисус является божественным Мессией - Богом с нами. Фактически ясно, о ком здесь идет речь. Поскольку это так, то вполне правильно будет считать, что в поле зрения находятся иудеи.
Святое благовествование Матфея несет в себе доказательство того, что Бог специально дает свои наставления именно тем, кто принадлежит к роду иудеев. Это благовествование было написано именно с той целью, чтобы привести иудейских христиан к более правильному пони манию славы Господа Иисуса. Следовательно, каждое утверждение, которое могло бы убедить или удовлетворить иудея, а также исправить и обогатить его разум, раскрывается в евангелии наиболее полно, отсюда точность цитат из Ветхого Завета, отсюда также и способ классификации чудес, сотворенных Христом, и событий, имевших место в его жизни.
Несомненно, чудеса мы видим и в других главах, время от времени встречаются и пророчества, но где еще они встречаются в таком изобилии, как не в евангелии по Матфею? Где еще в помышлениях Духа Бога встречаются такие многочисленные ссылки и обращения к Писанию относительно Господа Иисуса во всех случаях и во все времена?
Признаюсь откровенно, мне кажется невозможным для искренней души отрицать данное заключение.
Но это еще не все, что следует здесь отметить. Бог не только снисходит до того, чтобы удовлетворить иудея пророчествами, описанием чудес, жизни и учения Христа, Он начинает с того вопроса, который хотел и должен знать иудей, - с вопроса о родословии Иисуса. И даже в подобном случае ответ Матфея является в некотором роде божественным. "Родословие, - говорится в евангелии, - Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамова". Вот две основные вехи, к которым обращается иудей: царская власть, данная милостью Бога, с одной стороны, и изначальная сокровищница обетований - с другой.
Более того, Бог не только снисходит до упоминаний об отцовской линии, но временами Он отступает от этого, чтобы дать наставления по поводу человеческого греха или нужды, и тем неожиданнее Он предстает перед нами во всей своей благодати из скромной ветви своего генеалогического древа!
В определенных случаях Он называет имя не только отца, но и матери, однако не без божественного умысла. Он упоминает имена четырех женщин: Фамари, Рахавы, Руфи и "бывшей за Уриею". Их нельзя сравнивать с лю бым из нас или даже с любым из мужчин, которого заблаговременно могли бы включить в это родословие, избрав среди других. Но Бог имел на то свое собственное основание, которое определялось не только его мудростью, но и состраданием, а также особым наставлением для иудеев, в чем мы скоро убедимся. Прежде всего, кто как не Бог мог решить, что необходимо напомнить нам о том, что "Иуда родил Фареса и Зару от Фамари"? Мне нет надобности продолжать, ибо эти имена в божественной истории говорят сами за себя. Человек наверняка скрыл бы все это, он предпочел бы выдвинуть какую-то яркую личность из древних, либо августейшего предка, либо воздать всю честь и хвалу одному тому, чей дух затмевает остальных представителей предшествующих поколений. Но помыслы Бога отличаются от наших, и его пути не сравнить с нашими. Опять-таки упоминание о таких людях, которые здесь представлены, замечательно еще и тем, что другие личности, более достойные, здесь не названы. Здесь не упоминается Сарра, нет и намека о существовании Ревекки, нет ни малейшего упоминания о стольких святых и известных именах по женской линии родословия Господа Иисуса. А вот о Фамари говорится уже в третьем стихе, и причина ее упоминания настолько ясна, что нет необходимости в дальнейшем объяснении. Я убежден, что имя само по себе уже о многом говорит христианскому сердцу и совести. Но как важно имя для иудея! Каковы же были его мысли о Мессии? Разве поставил бы он имя Фамари в этой связи? Никогда! Возможно, он не стал бы отрицать факт ее существования, но чтобы распространяться о ней и привлекать к ней особое внимание... Это последнее, что сделал бы иудей. Тем не менее милость Бога проявилась здесь в особом своем величии и мудрости.
Более того, несколькими строками ниже мы встречаем другое женское имя, принадлежащее не иудейке, - имя Рахавы. Хотя язычница и могла иметь хорошую репутацию и пользоваться уважением среди иудеев, но люди в первую очередь попытались бы убрать ее из родословной. Однако невозможно ни скрыть ее позор, ни умалить милость Бога. Неразумно и недостойно скрывать то, кем была Рахава, ведь она все же была женщиной, которую Святой Дух водворил на надлежащее место в родословии Иисуса.
Руфь тоже включена в родословие; из всех этих женщин она, несомненно, самая прекрасная и безгрешная, исполненная божественного милосердия, но все же она дочь Моава, потомкам которого Бог запретил вступать в свое общество аж до десятого поколения вовеки.
А кем является Соломон, рожденный царем Давидом от бывшей жены Урии? Какое это уничижение для тех, кто стоит за человеческую праведность! Как все это противоречит тому, что ждет от Мессии простой иудей! Он был Мессия, но только согласно помыслам Бога, а не человека. Он был Мессия, который так или иначе мог и хотел общаться с грешниками, первый и последний, чье милосердие могло бы достичь и благословить любого язычника и даже моавитянина. В родословии Иисуса, указанном в евангелии по Матфею, нашлось место для упоминания и такой личности. Люди могут отрицать его учение и его сущность, но они не в состоянии изменить или вычеркнуть избранных представителей из родословия истинного Мессии, ибо Мессия мог происходить только из рода Давида через потомство Соломона.
О том же помышлял и Бог, когда подробно излагал нам все это таким образом, чтобы мы могли постичь его любовь и вступить в ее сияние, проникнувшись его неиссякаемым милосердием, когда Он говорит о предках Мессии. И только таким образом мы перейдем к рождению Христа.
Нельзя умалить и тот достойный Бога поступок, что Он открыл такую истину в таком замечательном стечении обстоятельств, которые, по-видимому, нельзя было изменить при его приходе в мир. Для появления Мессии абсолютно необходимыми были два условия: во-первых, Он должен был действительно родиться от девы, а во-вторых, согласно предсказанию, Он должен был наследовать царские права рода Соломона, дома Давида.
Конечно же, было и третье условие: следует добавить, что Он, действительно являясь сыном своей матери, девы, и законным Сыном своего отца, отпрыска рода Соломона, должен был стать в самом истинном и великом смысле этого слова Сущим Израиля, Еммануилом, что значит "с нами Бог". Все это вмещено в краткий отчет, который далее представлен нам в евангелии по Матфею и только Матфеем.
Согласно этому, "рождество Иисуса Христа было так: по обручении матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго". Об этом факте, то есть о деянии Святого Духа, мы прочтем более подробно в евангелии по Луке, чей долг заключался в том, чтобы показать нам человека Христа Иисуса. Поэтому я пока воздержусь от более обширного и подробного рассмотрения данного вопроса (который по праву этого заслуживает), но с тем, чтобы вернуться к нему, когда мы будем рассматривать третье евангелие (по Луке).
Здесь же главным вопросом является родственная связь между Иосифом и Мессией, а следовательно и то, что именно Иосифу явился ангел Сущего. В евангелии по Луке ангел является не Иосифу, а Марии. Можем ли мы считать, что это несовпадение в описании есть простая случайность? Или нам следует думать, что если Бог соблаговолил выдвинуть две различные стороны истины, то мы не должны смешивать божественные принципы каждой из них? Невозможно, чтобы Бог сделал то, чего даже мы бы постыдились сделать. Если мы действуем, говорим так или иначе либо воздерживаемся делать то или другое, то нам следует иметь для этого достаточные основания.
И если ни один разумный человек не сомневается в том, как он должен поступить в конкретном случае, то разве Бог не должен действовать всегда в соответствии со своим высшим разумом, подчеркивая различные стороны исти ны о Христе? Две стороны истины, но они имеют свои отличительные особенности. Божественная мудрость заставляет Матфея упомянуть о том, что ангел Сущего посетил Иосифа по велению свыше, и Лука рассказывает о посещении Марии ангелом Гавриилом (который перед этим явился священнику Захарии). Причина этого ясна. В евангелии по Матфею без каких-либо отступлений от истины доказывается, что Мария действительно была матерью Господа, но суть в том, что Он наследовал права Иосифа.
И в этом нет ничего удивительного, ибо важно не то, что наш Господь действительно был сыном Марии, а важно то, что в этом случае (будучи только сыном Марии) Он не имел бы неоспоримого законного права на престол Давида. И этого никогда не могло быть по его рождению от Марии, пока Он не наследовал бы звание по царскому роду. А так как Иосиф принадлежал к роду Соломона, то это передало право на престол нашему Господу, так как теперь стало ясно, что Он сын Давида, и мы должны расценивать это только так. То, что Он был Богом, или Сущим, ни в коей мере не является причиной его притязаний на родство с Давидом, хотя, с другой стороны, этот вопрос следует рассматривать глубже (он имеет много неопределенностей).
Дело заключалось в том, чтобы подтвердить наряду с его вечной славой, званием Мессии (о чем нельзя забывать), еще и то звание, которое не может поставить под сомнение ни один иудей, даже исходя из собственных причин. Это его милосердие, достойное поклонения, это присущая ему безграничная мудрость, которая знает, как уладить споры между людьми, чтобы объединить их. Бог говорит, и это исполняется.
Соответственно, Дух Бога привлекает наше внимание к следующим моментам в евангелии по Матфею. Иосиф через родство с Соломоном был потомком Давида - царя! Поэтому Мессия должен был так или иначе быть отпрыском Иосифа; с другой стороны, если бы Он был настоящим его сыном, то не смог бы быть Мессией. Следователь но, эти противоречия кажутся неразрешимыми, ибо выходит, что для того, чтобы быть Мессией, Он одновременно должен и не должен быть сыном Иосифа. Но что значат противоречия для Бога? Для него все возможно, и вера принимает это с уверенностью. Но Он был не только сыном Иосифа, что также не может отрицать ни один иудей, Он в полной мере был сыном Марии, фактически семенем женщины, а не мужчины. Поэтому Бог в этом иудейском евангелии с особой важностью старается подчеркнуть ту особенность, что Он (Иисус) перед законом является сыном Иосифа и, следовательно, по плоти наследует права царского рода, хотя при этом Бог проявляет особую заботу, чтобы доказать, что по своему рождению Иисус фактически не является сыном Иосифа. Прежде чем муж и жена (Иосиф и Мария) сочетались браком, обрученная Мария возымела в своем чреве ребенка от Святого Духа. Такова замечательная особенность ее зачатия. Кроме того, Он был Сущим. Это вытекает из самого его имени. Сын девы Марии должен был быть наречен именем Иисус, "ибо Он спасет людей Своих от грехов их". Он будет не простым человеком, каким бы удивительным ни было его рождение. Ему принадлежит народ Бога, народ Израиля; и Он спасет свой народ от их грехов.
И мы лучше поймем это, когда прочтем пророчество Исаии, и особенно когда поймем, что означает имя, не встречающееся больше нигде, кроме как в евангелии по Матфею: "Еммануил, что значит: с нами Бог" (ст. 23).
Это, следовательно, является фактически и предисловием и основой. Родословие, несомненно, составлено исключительно на иудейский лад; но по самой форме составления это больше подходит, не скажу - по образу мышления иудея, но на образ мышления любого разумного человека. Духовный разум, конечно, не испытывает затруднений; он не может их испытать, потому как он духовный и доверяет Богу. И нет ничего, чтобы так быстро могло положить конец сомнениям и не дать возникнуть ни одному человеческому вопросу, как простая, но счастливая уве ренность в том, что сказанное Богом - истина, единственная истина. Несомненно, Бог был доволен тем, как было составлено родословие Иисуса, в котором наши современники умудряются отыскать недостатки; хотя в древние времена ни один, даже самый образованный и враждебно настроенный иудей не высказывал на этот счет своего неодобрения. Несомненно, это были люди, главным образом, пытавшиеся указать в родословии Иисуса на уязвимые места при наличии таковых. Но нет, это суждено было сделать язычникам, которые совершили замечательное открытие, обнаружив в родословии пропуски! Однако в подобных перечислениях встречаются пропуски, которые допускались и в Ветхом Завете. Все, что требовалось от такого родословия, - это провести межевые вехи истории, давая возможность потомкам правильно в ней сориентироваться.
Так, возьмем, к примеру, Ездру, представившего свое собственное родословие священника, и мы обнаружим, что он пропускает не три, а целых семь звеньев в цепи родословия. Несомненно, для подобного пропуска должна быть своя причина; но каково бы ни было наше мнение о правильном решении проблем, ясно одно, что священник, составивший свое собственное родословие, не стал бы предлагать его в незаконченном виде. Если кому-либо из представителей духовенства (в среде которых по всякому поводу требовали в строгом порядке предъявлять доказательства, и малейший просчет был наказуем лишением права совершать духовные обряды) в подобном случае можно было по закону допустить пропуск в родословии, то должно быть ясно, что подобное могло быть допущено и по отношению к родословию Господа; более того, такой пропуск встречался не в тех отрывках, где описываются библейские события, а там, где перечисляются исторические лица, которые мог восполнить даже ребенок. Поэтому очевидно, что такой пропуск был преднамеренным, а не вызванным небрежностью или незнанием. Сам я не сомневаюсь, что посредством такого пропуска достигается оп ределенная цель - объявить законный приговор Бога над Гофолией, женой Иорама, представительницей порочного дома Ахава (ср. Матф. 1, 8 и 2 Пар. 22, 8). Вы найдете, что пропущены имена Охозии, Иоаса и Амасии, а затем родословие продолжается, начиная с имени Озия. Вычеркнутые же Богом из родословия поколения связаны с именем порочной женщины.
Была и еще одна причина, требующая того, чтобы некоторые имена были опущены в родословии; эту причину легко установить: Дух Бога соблаговолил включить в каждый из трех временных периодов родословия Мессии по четырнадцать родов - четырнадцать от Авраама до Давида и четырнадцать от Давида до переселения, столько же от переселения до Христа. Теперь становится очевидным, что если бы было больше звеньев в каждой цепи родословия, чем эти четырнадцать, то все лишние звенья пришлось бы опустить. Далее, как только что мы видели, пропуски здесь не случайны, но допущены по определенным соображениям. Следовательно, если и была необходимость в том, чтобы Дух Бога ограничил себя до определенного числа поколений, то на это определенно была еще и божественная причина, ибо всегда слово из уст Бога решает, какие имена следует исключать из родословия.
Однако в этой главе, кроме родословия Иисуса, мы видим и саму личность долгожданного Сына Давида; Он представлен нам точно, явно и всецело как Мессия; мы видим его великую славу, не просто ту, которую Он принял, но которая являлась и является его сущностью. Его могут величать так, ибо Он действительно был Сыном Давида, Сыном Авраама, но Он был, Он есть, Он не может не быть Сущим - Еммануилом. Едва ли надо объяснять, как важно было для любого иудея верить и исповедоваться, достаточно лишь упомянуть об этом. Неверие иудеев очевидно, и даже там, где имело место признание Мессии, выясняется, что иудей рассматривает Мессию исключительно согласно тому, что Он соблаговолит стать великим царем. Они не разглядели более великой славы, чем его престол Мессии, не более чем побочную ветвь рода, хотя и наделенную чудесной силой, от корня Давида. Здесь же с самого начала Святой Дух указывает на божественную и вечную славу того, кто соблаговолил прийти как Мессия. Несомненно также и то, что если Сущий снизошел до положения Мессии и с этой целью был рожден девой, то должны быть и более достойные цели, чем его намерение (каким бы благородным оно ни было) сесть на престол Давида. И действительно, простое понимание этой славы его личности опровергает все заключения о неверии иудеев, показывая, что тот, чья личная слава была такой блистательной, должен был совершить деяния, соразмерные этой славе, и что тот, чье личное достоинство было вне всех времен и потому даже идей, который снисходит до уровня обыкновенных людей Израиля, подобный сыну Давида, должен был завершить свое дело до конца, в основном, чтобы умереть достойно этой славы. Отсюда следует, что для Израиля это было время суровых испытаний. Точнее, такое время, которое многому научило верующих израильтян, и в то же время явилось той скалой, тем камнем преткновения, о который споткнулись неверующие Израиля и были разбиты вдребезги.
Следующая (2) глава раскрывает нам еще одну характерную особенность первого евангелия, ибо цель первой главы - представить нам доказательства истинной славы и раскрыть образ Мессии по сравнению с личностью обыкновенного ограниченного иудея с его неверием; из второй главы мы узнаем, как по-разному было воспринято рождение Мессии мудрецами с востока, царем, жителями Иерусалима и на земле Израиля. Если бы Он явился как несомненный сын царя Давида, если бы его слава превосходила все человеческое родословие, то какое бы место занял Он в действительности в своей стране среди своего народа? Непреложным было его звание; но что же это были за обстоятельства, с которыми Он столкнулся в Израиле? Ответ таков: с самого начала Он был отвергнутым Мессией. Его отвергали и очень настойчиво те, чьим долгом являлось прежде всего принять его. И это были не какие-нибудь невежественные люди, обманутые и грубые от природы, это были книжники и фарисеи. Это был весь Иерусалим. При одной только мысли о рождении Мессии встревожился весь народ. Вот что обнаружило это внушающее тревогу неверие Израиля: Бог не мог не признать подобного Мессию, и если иудеи не были к этому готовы, то Бог собрал со всех концов света сердца, принимающие Иисуса - Сущего, Мессию Израиля. Отсюда и появление язычников-волхвов, пришедших с востока вслед за звездой, которая взывала к их сердцам. Среди восточных народов существовало поверье, хотя они и не очень-то его придерживались, которое основывалось на пророчестве Валаама: должна была взойти звезда, связанная с именем Иакова. Вне сомнения, Бог по своей доброте соблаговолил удостоверить это пророчество буквально, не говоря о его истинной символической силе. В своей милосердной любви Он с далеких окраин земли повел сердца, в которых зародил желание обрести Мессию, чтобы поклониться ему.
Вот как это было. Волхвы увидели звезду и отправились в путь, чтобы разыскать царство Мессии. Звезда не все время двигалась впереди волхвов, она лишь побудила их к тому, чтобы отправиться в путь. Они узнали о чуде по звезде Иакова; они инстинктивно, можно сказать, с доброй руки Бога сопоставили эти два явления. Из своей далекой страны они двинулись по направлению к Иерусалиму, ибо в те времена люди возлагали большие надежды именно на этот город. Но нашли ли они по прибытии в Иерусалим преданные души, ожидавшие Мессию? Они отыскали мыслящих людей, но лишь немногие смогли сказать им ясно, где должен был родиться Мессия, ибо Бог поставил их в зависимость от своего слова. Когда волхвы прибыли в Иерусалим, то видимого, показывающего дорогу знамения уже не было. Они узнали об этом в писании. Они разузнали об этом также от тех, кого мало заботило рождение Мессии или Он сам, но которые между тем кое-что знали об этом. По дороге в Вифлеем, к их великой радости, звезда вновь появилась на небосклоне, подтверждая правильность полученных ими сведений, и шла перед ними, пока не остановилась над тем местом, где был младенец. И, войдя в дом, где находились отец и мать младенца, волхвы, жители востока, привыкшие приносить пышные дары, доказали, что они, поистине, следовали Богу, ибо ни отец, ни мать не получили ни малейшей доли их даров - все предназначалось Иисусу. Все было положено к ногам младенца-Мессии.
Какими же блеклыми выглядят опровергающие доводы недалеких представителей запада! И какой урок получили от темных язычников самодовольные представители христианства на востоке и западе! Несмотря на то, что исполненные надменности люди взирали свысока в те дни на них, последние в своей наивности были искренни. И пришли они только ради Иисуса и только ему одному поклонились; несмотря на то, что рядом были родители младенца, и, как это положено было природой, часть даров и поклонение следовало предложить матери и отцу младенца, они принесли свои сокровища и поклонились только одному младенцу.
Это весьма замечательно еще и потому, что в евангелии по Луке мы видим другую сцену, из которой очевидно, что того же Иисуса в младенческом возрасте держит в руках некий старец, наделенный божественным разумом гораздо в большей степени, чем могли бы похвалиться восточные мудрецы. Теперь-то мы знаем, что возбуждало любовь и благочестивые порывы в присутствии младенца, но престарелый Симеон никогда не претендовал на то, чтобы благословлять младенца. Ничего не было бы более простого и естественного, если бы младенец не отличался от всех остальных, не будь Он тем, кем Он был, и не знай Симеон, кем Он был. Но Симеон прекрасно знал. Он видел в нем божественное спасение и поэтому, хотя мог возрадоваться Богу и благословлять Бога (хотя в определенной степени он мог бы благословить и родителей), он никогда не позволил бы себе благословлять младенца. На самом деле то благословение, которое старец получил от младенца, позволило ему благословить как Бога, так и родителей. То был сам Бог, точнее, Сын Всевышнего, который был здесь, и душа старца преклонилась пред Богом. Здесь же мы видим следующее: восточные мудрецы поклонились младенцу, но не его родителям, тогда как в другом случае благочестивый человек Бога благословляет родителей младенца, а не его самого. И это наиболее поразительный признак той замечательной разницы, которую имел в помышлениях Святой Дух, когда запечатлел это повествование о Господе Иисусе.
После того как волхвы получили во сне откровение от Бога, они отошли в свою страну иным путем, тем самым расстроив план вероломного сердца и жестокого разума царя идумеянина, хотя он и повелел убить всех младенцев в Вифлееме.
Далее следует замечательное пророчество, о котором мы должны упомянуть - пророчество Осии. Ввиду надвигавшейся беды наш Господь был тайно вывезен в Египет. Такой была внешняя история его жизни. Это была непрекращающаяся боль, причиняемая страданиями и позором. Это был не просто героизм Иисуса Христа, таковы были превратности его судьбы. Тем не менее, то был Бог, скрывавший свое величие, то был Бог в обличии человека, младенца, занявшего такое скромное место в надменном мире. Поэтому мы не найдем больше ни облака, покрывающего его, ни огненного столба, защищающего его. Очевидно, что, будучи совсем беззащитным, Он не может устоять перед надвигающейся бурей и отступает, уносимый своими родителями к древнему средоточию бедствий своего народа. Так, с самого начала наш Господь Иисус, будучи еще ребенком, испытывает ненависть мира, познает, что значит быть униженным еще с детства. Итак, пророчество исполнилось в самом глубоком смысле. Бог призвал не просто Израиля, но своего Сына из Египта. Это и был истинный Израиль: Иисус пред Богом был истинный корень. Он проходит в своем собственном образе через всю историю Израиля. Он уходит в Египет и призывается оттуда. Это другая важная истина, ибо, таким образом, должно было сбыться слово не одного пророка, но всех. "Да сбудется реченное через пророка, что Он Назореем наречется" (ст. 23). То было выражение человеческого презрения, ибо Назарет был самым презираемым местом в той презренной галилейской земле. Там по промыслу Бога было уготовлено место для Иисуса. И это придало законченность решительному слову пророков, возвестивших о нем как о презираемом и отвергнутом людьми. И Он был таковым. И это сбылось даже там, где Он жил. "Да сбудется реченное через пророка, что Он Назореем наречется".
Теперь мы переходим к проповеди Иоанна крестителя. Дух Бога переносит нас на несколько лет вперед, и мы слышим глас Иоанна, возвещающий: "Покайтесь, ибо приблизилось царство небесное" (гл. 3,2). Здесь мы встречаем выражение, которое нельзя оставлять без внимания, ибо оно имеет очень важное значение для понимания евангелия по Матфею. В иудейской пустыне Иоанн креститель предрекает близость царства. Из пророчеств Ветхого Завета, особенно из книги пророка Даниила, было понятно, что Бог небес хотел бы создать царство и, более того, что Сыну человека предназначено править в этом царстве. "И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его - владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится" (Дан. 7, 14). Таково царство небес. Это не просто царство на земле или на небесах, но это вечная власть небес над землей.
Так уж получается, что в проповеди Иоанна крестителя мы не находим предположения того, что либо он в то время верил, либо другие люди пришли к пониманию той формы, которую это царство должно было принять через отвержение Христа и последующее его возвеличивание. Эту тайну наш Господь более подробно раскрывает в 13-ой главе данного евангелия. Я же понимаю это выражение так, как это закономерно следует из сказанного в вет хозаветных пророчествах. Также и Иоанн в те времена не допускал никакой иной мысли, кроме той, что это царство должно быть установлено в той форме, в которой его ожидали. Они долго ждали того времени, когда земля больше не будет предоставлена самой себе, а небеса будут властвовать над нею, когда Сын человека будет управлять землей, а власть дьявола будет свергнута на земле, когда земля войдет в связь с небесами, и потому сами небеса тоже изменятся, и Сын человека, который одновременно будет царем обновленного Израиля, установит власть небес над землей. По моему мнению, так рассуждал креститель. Но затем он призывает к покаянию, которое имеет здесь не столь глубокий смысл, как в евангелии по Луке, а служит как бы духовной подготовкой пути Мессии и приближающегося царства небес. Соответственно, и его собственная жизнь являлась доказательством того, что он чувствовал нравственную ответственность перед израильским государством. Он удалился в пустыню и отнес к самому себе слова из древнего пророчества Исаии - "глас вопиющего в пустыне". Приближалось нечто реальное. Что же касается его, то он был просто тем, кто объявил наступление царства небес. Весь Иерусалим пришел в движение, и множество людей крестилось от него в Иордане. Ему представился случай объявить свой суровый приговор над состоянием людей перед очами Бога. Но в толпе тех, кто пришел к нему, был и Иисус. Странное зрелище! Он есть и этот его поступок совсем непонятен тем, кто тогда или теперь, сознавая его величие, не постиг его милосердного сердца. Какие щемящие чувства это может вызвать! Разве ему было в чем исповедоваться? Будучи непорочным, Он кается в грехах других. Он отвечает за них в полной мере, во всей реальности этого, как никто другой, отвечает за состояние Израиля пред Богом и человеком, и Он един с теми, кто чувствует это. И тотчас же, словно в ответ на возможное неправильное понимание этого, небеса открылись и Иисусу было дано свыше двойное свидетельство. Голос его Отца признал его Сыном и возвестил свою любовь к нему и благоволение, а Святой Дух свершил над ним помазание как над человеком. Таким образом, чтобы мы могли полностью представить себе его личность, Бог дает ответ всем тем, кто в противном случае мог принизить либо его самого, либо его крещение.
И вот новый эпизод, в котором Иисус переносится в пустыню для искушения дьяволом (гл. 4). Заметим, что теперь Он принародно признан своим Отцом и Святой Дух нисшел на него. И действительно, я должен отметить, что когда души получают благословение, сатана не замедлит подвергнуть их искушению. Милосердие раздражает лукавого. В некоторой степени, конечно, это относится и к другим людям, но даже Иисуса, исполненного правды и милосердия, того, в ком обитал Бог, даже его не могло обойти искушение дьявола. Это должно было произойти в любом случае. Иисус был возведен Святым Духом в пустыню для искушения его там дьяволом. В евангелии по Матфею Святой Дух описал нам это искушение в том порядке, в каком оно происходило. Но здесь, как и повсюду, когда дело касается намерений, цель ставится свободно; она определяется не исторически, но фактически, и, думаю, именно исходя из этого, только при последнем искушении Господь говорит: "Отойди от Меня, сатана". И скоро мы увидим, почему это пропущено {Прим. ред.: в русской синодальной Библии эта фраза в Лук. 4,8 имеется, в отличие от других переводов} у Луки. Таким образом, был дан урок мудрости и терпения, даже перед лицом врага была проявлена замечательная, бесподобная благодать терпения в испытании: зачем упоминать об этом, когда и так ясно, что речь идет о сатане? И все же наш Спаситель был настолько совершенен во всем, что не высказывал слово "сатана" до самого последнего испытания, когда его пытались заставить совершить зло по отношению к Богу и поклониться сатане. Только тогда Господь говорит: "Отойди от Меня, сатана".
Мы еще немного остановимся на трех искушениях, будь на то воля Бога, и рассмотрим их с точки зрения их нравственного смысла, прежде чем подойдем к рассмотрению евангелия по Луке. Я же теперь удовлетворюсь тем, что объясню, как мне кажется, истинную причину того, почему Дух Бога придерживается в данном евангелии строгого порядка изложения событий; хорошо бы, однако, отметить, что отступление от такого порядка определено, если точно выразиться, совершенной рукой Бога, и по простой причине.
Тому, кто знаком с этими событиями в человеческом изложении, ничего не покажется более естественным, чем передать их в той последовательности, в которой они происходили. Но чтобы нарушить исторический порядок, тем более когда кто-то уже изложил эти события в таком порядке, в каком никогда и не думали их излагать, пока не появилась для этого какая-то веская, превосходящая все другие, причина в помышлении того, кто это сделал... Но это необычное явление. Бывают случаи, когда автор по необходимости отступает от естественного порядка, в каком эти события имели место. Допустим, вы описываете определенный характер, при этом вы сопоставляете выразительные штрихи данного человека, но вы не ограничиваетесь лишь голыми датами, когда эти события имели место. Если вы составляете хронику событий года, то придерживаетесь той последовательности, в которой происходили эти события, но когда вы приступаете к более сложной задаче изложения нравственных качеств, то вы можете и отступить от той последовательности, в которой происходили события.
Это как раз та причина, по которой был изменен ход событий Лукой, который, как мы выясним при более подробном изучении его евангелия, большой интерес проявлял к нравственному значению событий, то есть, говоря другими словами, Лука особое значение придает вещам в их проявлении и тому, какой результат это дает! Он не пытается до мельчайших подробностей рассматривать личность Христа, например, его божественную славу; он также не пытается свидетельствовать о деяниях Иисуса, о чем, как мы знаем, толкует Марк. Неверно и то, что причиной соблюдения Матфеем строгой временной последовательности при описании событий является его привычка к этому, закон, которому он постоянно следует. Напротив, ни один из авторов евангелий не нарушает такой порядок, если этого не требует его тема, так, как это делает Лука, и я надеюсь это доказать, чтобы убедить тех, кто готов спорить, прежде чем мы закончим лекцию. И если это так, то несомненно должен быть какой-то ключ к разгадке этого явления, какая-то причина, требующая разъяснения, почему иногда Матфей в одном случае придерживается строгого порядка в изложении событий, а в другом случае отступает от него.
Мне кажется, что истинное положение вещей таково: прежде всего, Бог соблаговолил через одного из своих евангелистов - Марка - показать нам точный исторический ход событий, имевших место во времена пастырства нашего Господа. Но одного этого было недостаточно, чтобы представить нам Христа. Поэтому, кроме такого порядка, являющегося весьма простым, хотя и важным в своем роде, необходимы были и другие формы описания его жизни, основанные на различных духовных мотивах, доступно раскрывающих его духовную мудрость, так, чтобы даже мы были способны оценить ее на своем уровне. Поэтому я полагаю, что из каких-то особых соображений Матфей решил подготовить для нас великий урок, показывая, что Господь прошел через великое множество искушений - не только в эти сорок дней, но даже и в те, что были уготовлены ему в конце, и лишь тогда только, когда божественной славе был нанесен открытый удар, его душа тотчас возмутилась, и Он произнес слова: "Отойди от Меня, сатана". Лука, напротив, ввиду того, что он из совершенных божественных соображений изменяет данный порядок, неизбежно опускает {Прим. ред.: см. прим. на стр. 24} эти слова. Конечно, я не отрицаю, что эти слова могут встретиться в общепринятом английском переводе Библии (Лук. 4, 8), но никому из изучаю щих нет необходимости напоминать, что все эти слова пропущены в третьем евангелии лучшими источниками, поддерживаемыми почти каждым видным критиком, за исключением дотошного буквоеда, хотя едва ли хоть один из них может понять истинную причину этого. И тем не менее, они пропущены католиками, лютеранами, кальвинистами, высшей церковью и низшей церковью, евангелистами, трактарианцами и рационалистами. Не имеет значения, кто они и каков может быть их образ мышления, ибо все те, кто является сторонниками исключительно внешнего доказательства, вынуждены пропустить эти слова в евангелии по Луке. Однако имеется очень ясное и очень сильное внутреннее доказательство такого пропуска у Луки, противоречащее предрассудкам переписчиков и являющееся очень убедительным подтверждением того, что Святой Дух творил по вдохновению. Причина пропуска этих слов кроется в том, что последнее искушение Иисуса у Луки занимает не третье, а второе место. Если бы эти слова были сохранены, то сатана не имел бы основания вновь приступить к искушению после того, как Господь приказал ему удалиться. Опять-таки очевидно то, что поскольку данный текст составлен на основании греческого текста, то выражение "уйди от Меня, сатана" являет собой вторую неточность. В Матф. 4, 10 дается правильное выражение: "Отойди от Меня, сатана". Повторяю, я не допускаю ни малейшей мысли о том, что ошибка вкралась в Слово Бога. Ошибка, искажающая истину, допущена неумелыми переписчиками, критиками или переводчиками, которые не смогли правильно понять именно это место в Писании. "Отойди от Меня, сатана" - вот те слова, с которыми обратился Господь к сатане, и они были у Матфея переданы дословно точно во время последнего искушения.
Возникает еще вопрос, связанный с более поздним временем, когда слуга Иисуса Петр, наставляемый сатаной и погруженный в человеческие помыслы, стал уговаривать своего Господа поберечься от креста, в ответ на что Гос подь сказал ему: "Отойди от Меня, сатана!" {Прим. ред.: в английской Библии Д. Н. Дарби это место звучит так: "Уйди за меня, сатана"} Но конечно же, Он (Христос) не хотел, чтобы Петр совсем ушел от него, и эти слова возымели свое действие. "Отойди [не совсем, а только на время] от Меня..." - сказал Он, осудив своего последователя, поистине устыдившись его, и Он возжелал, чтобы и Петр устыдился своего поступка. "Отойди от Меня, сатана" стало подходящей в этом случае фразой. Под "сатаной" подразумевался источник мысли, позже выраженный словами Петра.
Когда Иисус обращается к тому, кто искушал его в последний момент, кто хотел предать Бога и человека, и это был сатана, Иисус ответил: "Отойди от Меня, сатана". У Луки следует пропустить целое предложение, чтобы доказательство звучало более убедительно. Кроме того, причина этого ясна. Как теперь полагают, данный отрывок имеет труднодоступную внешнюю форму, выражающуюся в том, что сатана, хоть ему и приказывают удалиться, медлит с уходом. У Луки за этим искушением следует еще одно, и потому, конечно, сатана должен остаться, а не исчезнуть.
Суть в том, что несравненная мудрость Луки была ему ниспослана самим Богом, который внушил поставить второе испытание на последнее место, а третье - на второе. Поэтому (ввиду того, что эти слова, сказанные во время третьего испытания, звучали бы нелепо при таком изменении исторического порядка) они пропущены автором (Лукой), но сохранены Матфеем, который придерживался здесь своего порядка. Я останавливаюсь на этом, потому что именно это просто, но выразительно указывает на руку и помышление Бога, а также на то, что переписчики Писания допустили ошибку, хотя и следовали принципу гармонии, нацеленные на то, чтобы соединить все четыре евангелия в одно, то есть сплавить их в единое целое, так, чтобы в них звучал как бы один голос, восхваляющий Иисуса. Но в них звучат четыре разных голоса, переходящих один в другой, создавая подлинную гармонию, и явно сам Бог в каждом из евангелий и одновременно во всех вместе воспевает величие своего Сына. Что нам необходимо, так это собрать все ценное, чтобы возрадоваться каждой мысли, которую Святой Дух сохранил для нас как сокровище, каждому благоуханию, если так можно выразиться, которое Он приберег для нас на пути Иисуса.
Но оставим тему искушения (к которой, надеюсь, сможем вернуться, чтобы обсудить ее под другим углом зрения, когда будем рассматривать евангелие по Луке и столкнемся с другими искушениями нравственного характера, следующими уже в другом порядке), и я могу вскользь упомянуть, что у Матфея есть одна характерная особенность, которая открывается нам в следующем событии. Наш Господь приступает к своему общественному служению как пастырь для обрезанных и призывает своих учеников следовать ему. Это было не первое его знакомство с Симоном, Андреем и остальными, как об этом говорится в евангелии. Они знали Иисуса раньше, и, как мне кажется, только они. А теперь Он приглашал их стать его спутниками по дороге в Израиль - его слугами на земле, что было по сердцу ему; но перед этим нам предлагается замечательный отрывок Писания, посвященный нашему Господу. Он меняет место своего временного пребывания в Назарете на Капернаум. И это еще более достойно внимания, ибо у Луки подчеркивается, что Христос начал свое служение именно в Назарете, в то время как у Матфея ударение делается на том, что Он оставил Назарет и пришел, чтобы поселиться в Капернауме. Конечно, оба сведения равным образом достоверны, но кто может утверждать, что это одно и то же или что Дух Бога не имел благих помышлений выделить оба факта? И не то чтобы причина этого была не ясна: его переселение в Капернаум явилось исполнением пророчества Исаии (гл. 9), написанного специально для наставления иудеям о том, что может исполниться реченное через пророка Исаию, сказавшего: "Прежнее время умалило землю Завулонову и землю Неффалимову; но последующее возвеличит приморский путь, Заиорданскую страну, Галилею языческую. Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет". Та часть земли рассматривалась как место, окутанное тьмой, но именно в этом месте вдруг по воле Бога воссиял свет. Назарет был расположен в нижней, а Капернаум - в верхней части Галилеи, но в Капернауме чаще, чем где бы то ни было в стране, встречались язычники, ибо Галилея - "круг" язычников. Отсюда следует, что, проходя через все евангелие по Матфею и находя повсюду подтверждения, раскрывается его цель: не просто показать, кем был Мессия по своей плоти и божественной природе, но и указать на последствия неприятия Иисуса Израилем и как это сказалось на язычниках. И эти последствия могут иметь двоякий характер: либо как представляющие царство небес, либо представляющие случай для создания Христом своего собрания (церкви). Это и были два основных возможных последствия того, что Мессия отвергнут Израилем.
В связи с высказанным во 2-ой главе мы видим язычников с востока, пришедших поклониться родившемуся царю иудеев. А в это время его народ находился в рабстве преданий и под влиянием раввинских традиций. Похваляясь своими преимуществами, иудеи в то же время проявляли жестокосердие и безразличие по отношению к остальным народам. Поэтому наш Господь в начале своего служения народу, как сказано у Матфея, поселился в этих презренных местах на севере, на приморском пути, где издавна жили язычники, а иудеи смотрели на эти места как на царство тьмы и невежества, удаленное от центра религиозного культа. И здесь, согласно пророчеству, должен был воссиять свет; и как ярко он должен был воссиять! Затем, как мы видим, последовал призыв учеников. В конце главы дается краткий отчет исполненного Мессией и то, какое действие вызвало содеянное: "И ходил Иисус по всей Галилее, уча в синагогах их и проповедуя Евангелие Царствия, и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях. И прошел о Нем слух по всей Сирии; и приводили к Нему всех немощных, одержимых различными болезнями и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных, и Он исцелял их. И следовало за Ним множество народа из Галилеи и Десятиградия, и Иерусалима, и Иудеи, и из-за Иордана". Этот отрывок из Писания я привожу для того, чтобы показать, что в этой части евангелия Святой Дух ставил своей целью собрать все факты воедино под одним углом зрения, не принимая во внимание вопрос о времени. Ведь ясно, что все, что здесь описано в нескольких стихах, должно было быть исполнено в значительный промежуток времени. Но Святой Дух представляет нам все это как единое целое.
Тот же самый принцип лежит и в основе так называемой нагорной проповеди, о которой я собираюсь сказать несколько слов. Неправильно было бы полагать, что в главах 5 -7 дается все в форме единого, неразрывного рассуждения.
Преследуя самые мудрые цели, без сомнения, Дух Бога создал и донес до нас этот отрывок евангелия как нечто целое, не обращая внимания на остановки, отдельные события и так далее; но совершенно недопустим вывод, что наш Господь Иисус прочел эту проповедь так же просто и торжественно, как она приводится у Матфея. Доказательством того является то, что у Луки мы встречаем отдельные отрывки, определенно имеющие отношение к той же самой проповеди (не просто напоминающие ее или представляющие ту же истину, проповедуемую в другое время, но передающие аналогичные рассуждения), с теми же подробностями, которые выделяются здесь.
Возьмем, к примеру, учение о молитве, обращенное к ученикам (см. гл. 6). Что касается данной молитвы, у Луки ей предшествует просьба одного из учеников, которая и является причиной ее появления. Что же касается других наставлений, то им тоже предшествовали какие-то обстоятельства или вопросы, известные из евангелия по Луке, которые проливают свет на замечания Господа, знакомые от Матфея или Марка.
Если нам ясно, что Святой Дух соблаговолил представить нам в евангелии по Матфею те или другие проповеди, не сообщая в нем причину или обстоятельство их появления, то возникает весьма уместный и интересный вопрос: почему допускается такой способ группировки событий с подобными пропусками? Ответ, я полагаю, должен быть следующим: Святой Дух в евангелии по Матфею желал представить Христа по образу Моисея, которого они обязаны были слушать. Он представляет Иисуса не просто законодателем, царем-пророком, подобным Моисею, но гораздо более великим, ибо нельзя забывать, что назореем был Господь. Вот почему в нагорной проповеди мы отчетливо слышим голос того, кто истинно является Богом в отношениях с людьми. Если Сущий призвал Моисея на вершину горы, то Он впоследствии произнес те десять заповедей на другой горе и поведал своим ученикам о царстве небес и своих заповедях, составляющих единую систему нравственности, таким образом давая ответ на те вопросы, которые могли возникнуть у нас при виде тех или иных явлений и плодов его деяний, полностью оставляя без внимания все пропуски и связующие обстоятельства. Он представил его речи так, как если бы сложил все его чудеса в одно великое чудо. Таким образом, в любом случае мы имеем тот же самый принцип построения. Важная истина открывается без каких-либо промежуточных ссылок на случай, факты, обстоятельства и тому подобное. То, что было сказано Господом в евангелии по Матфею, представлено, так сказать, как единое целое. Поэтому в результате оно звучит гораздо более торжественно, ибо не прерывается, сохраняя наряду с этим свое собственное величие. Такой отпечаток накладывает Святой Дух на это евангелие не случайно (в чем я не сомневаюсь), но намереваясь, таким образом, дать его в качестве наставления собственному народу.
Одним словом, Господь исполнил часть своей миссии, о которой упоминает пророк Исаия в 53-ей главе, где он недвусмысленно говорит о деяниях Христа, но не так, как это сказано в английском авторизованном переводе: "Чрез познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих", {Прим. ред. : в английской Библии Д. Н. Дарби это место звучит так: "Через его знание мой праведный слуга наставит многих в праведности"} ибо не вызывает сомнения то, что оправдание будет достигнуто через его знание. Оправдание будет достигнуто, как мы знаем, верой в него; а если принять во внимание тот плодотворный труд, ценой которого было заслужено оправдание, то становится ясным, что заставило Христа принять страдания за беззакония и грехи других пред Богом. Но я чувствую, что истинный смысл отрывка таков: "Через его знание мой праведный слуга обратит к праведности многих". Взятое в элементарном юридическом смысле слово "оправдает" не несет нужной смысловой нагрузки; куда более правильно употребить "обратит к праведности", как того требует контекст и как это выражено в Дан. 12, 3 {Прим. ред.: в английской Библии Д. Н. Дарби это место звучит так: "... и обратившие многих к праведности..."}. Это, по-видимому, и имел в виду Господь. В нагорной проповеди Он фактически обращал своих учеников к праведности. В этом кроется и причина того, почему мы не встречаем ни слова об искуплении. Нет также ни малейшего упоминания о его страданиях на кресте, ни намека на его кровь или воскрешение. Он обращает, хотя это и не так просто, к праведности. Наследникам царства небес Господь разъясняет законы этого царства. Но наиболее благословенно, священно и ценно обращение им к праведности. Несомненно, Он также являет имя своего Отца, насколько это возможно, но все это в форме обращения к праведности. С вашего позволения добавлю, что в отрывке из главы 53 книги пророка Исаии заключительная часть стиха также созвучна с этим: не "ибо", но "и грехи их на Себе понесет". Таков истинный смысл этого.
Сейчас я не имею возможности подробно вдаваться в детали нагорной проповеди и хотел сказать лишь несколько слов, прежде чем делать выводы. Во вступлении мы видим тот прием, к которому часто прибегает Дух Бога и который мог бы пригодиться нам. Нет такого чада Бога, кто не черпал бы блага из этого наставления, даже при беглом знакомстве с ним; но если мы всмотримся в него более внимательно, то поймем его глубокий смысл. Прежде всего Он благословляет определенные группы. Эти благословения бывают двух видов. Первый вид благословения относится к праведности, второй - к милосердию, и эти две огромные темы рассматриваются в книге Псалмов. Сейчас мы рассмотрим оба эти благословения. "Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся". Четвертый случай блаженства от праведности особенно выразителен и им завершается эта часть темы. Но достаточно ясно одно: все эти четыре вида составляют сущность того, что Господь объявляет блаженством, потому что все они в той или иной степени относятся к праведности. Следующие три вида блаженства относятся к милосердию. Итак, продолжаем читать: "Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими". Конечно, в то время было бы невозможно пытаться представить нечто большее, чем этот набросок. Поэтому здесь встречается число, обычное для всех систематизированных разделов Писания, - в завершенном виде встречается семь. Два дополнительных блаженства в конце, скорее, служат подтверждением предыдущих, хотя, на первый взгляд, они могут показаться исключением. Но на самом деле это не так. Ведь исключение является убедительным доказательством правила, ибо в 10-ом стихе мы читаем: "Блаженны изгнанные за правду". {Прим. ред. : в английской Библии Д. Н. Дарби это место звучит так : "Блаженны гонимые за праведность"} Это является подтверждением первых четырех блаженств. Далее, в стихах 11 и 12 мы читаем: "Блаженны вы... за Меня". Это отвечает высшему милосердию, о котором говорится в трех последних блаженствах. "Блаженны вы [следовательно, здесь налицо изменение: дается прямое обращение к личности], когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня". Следовательно, это и будет страдание до смерти во имя милосердия, ибо это страдание во имя Христа. Преследование двух целей (ст. 10-12) придает и двойственный характер этим обращениям: страдание ради праведности, страдание ради Христа. И это две совершенно разные вещи, так как если встает вопрос о праведности, то это касается самого человека. Если я не стою и не страдаю за праведность, то моя душа пострадает, но это не будет страданием во имя Христа. Одним словом, душа стремится туда, где есть праведность, но страдания во имя Христа - это не просто вопрос об обычном грехе, это вопрос о милосердии Христа, и он проникает в душу. Сильное стремление постичь праведность, его славу ведет меня на тропу, где меня ожидают страдания. Я мог бы просто исполнять свой долг там, куда меня поставили. Но благодать никогда не удовлетворяется простым исполнением своих обязанностей. Следует согласиться с тем, что ничто другое, кроме благодати, не стремится так к исполнению своего долга, а любое исполнение долга очень приятно Христу. Но Богу неугодно, чтобы мы ограничивались только исполнением своих обязанностей, не оставляя в своем сердце места для милосердия. В таком случае верующий перестает быть таковым, если не выдерживает испытаний, и тогда на него падет грех. С другой стороны, этого было бы недостаточно для доказательства верности Богу, а милосердие вселило бы радость в того, кого нашли бы достойным пострадать во имя Господа, но это уже не относится к вопросу о праведности.
Таким образом, различают два вида или две группы блаженств. Первая группа - это блаженства, относящиеся к праведности; сюда же можно отнести и гонения за праведность. А вторая группа - блаженства, относящиеся к милосердию и прощению.
Христос наставляет к праведности согласно пророчеству, но Он не ограничивается только ей, ибо это противоречило бы его славе. Следовательно, поскольку существует учение о праведности, то имеется и введение в то, что выше и сильнее ее и связано с вышеупомянутым блаженством, - быть гонимым во имя Христа. И это все милосердие, и оно явлено свыше. Та же самая истина заключена в следующих строках: "Вы - соль земли". Это то, что сохраняет чистоту того, что чисто. Соль не придаст чистоту тому, что грязно, но она используется для придания силы праведности. А свет - это совсем другое. В стихе 14 мы читаем: "Вы - свет мира". Свет не просто сохраняет все доброе, он является действенной силой, бросающей яркий луч на то, что скрыто в тени, и рассеивает тьму, окутывающую это. Таким образом, становится ясно, что в последующих проповедях Господа мы найдем ответы на те внутренние противоречия, на которые уже есть намеки.
Много чрезвычайно интересного можно обнаружить в этой проповеди, но пока нет необходимости вдаваться в подробности. Перед нами, как обычно, праведность, как ее понимает Христос, праведность, борющаяся с человеческим пороком, порожденным жестокостью и развращенностью. Далее перечисляются совершенно новые принципы, в основе которых лежит милосердие и которые объясняют смысл данного Богом закона. Следовательно, в предшествующих принципах обнаруживается, так сказать, похоть крови, поскольку развращенность таится во взгляде или желании, ибо речь идет уже не о простых поступках, но о состоянии души. Таков замысел пятой главы.
Поскольку в стихах 17,18 закон полностью остается в силе, то в последующих стихах (21-48) нам открываются возвышенные принципы милосердия и более глубокой истины, в основном благодаря тому, что нам возвещается имя Отца, сущего на небесах. Следовательно, это не просто спор между людьми, но борьба между злом, с одной стороны, и самим Богом - с другой, да, самим Богом, являющимся Отцом, раскрывающим нам глаза на то, что эгоизм является причиной падения людей на земле.
В 6-ой главе, являющейся продолжением нагорной проповеди, также рассматриваются две темы. Первой из них снова является тема праведности. "Смотрите [говорит Он], не творите милостыни вашей пред людьми". Здесь имеется в виду не "милостыня", а "праведность", как отмечено на полях в английской авторизованной Библии. И под праведностью, о которой здесь говорится, подразумевается: во-первых, милостыня, во-вторых, молитва, в-третьих, соблюдение постов, что также нельзя игнорировать.
Такова наша праведность, основным условием которой является отсутствие всего показного, ибо все необходимо соблюдать в тайне перед нашим Отцом. Это является одной из наиболее характерных особенностей христианской веры. В конце шестой главы мы полностью обретаем уверенность в благости нашего Отца к нам, полагаясь на его милость к нам и веря в то, что нам не нужно заботиться о том, о чем заботятся язычники, потому что наш Отец знает, в чем мы имеем нужду. Нам достаточно лишь искать царства Бога и его праведности, а об остальном позаботится любовь Отца нашего.
Последняя из рассматриваемых сейчас глав - седьмая глава. Она продолжает внушать нам то, как мы должны вести себя с людьми и братьями, как должны общаться с Богом, добрым и любящим, которого мы должны искренне просить о том, в чем имеем нужду, как мы должны поступать с другими, чтобы и другие поступали с нами должным образом, ибо прям и узок путь, ведущий к жизни. Господь предостерегает нас от дьявола и от влияния его слуг, от лжепророков, которых можно узнать по их плодам, и, наконец (что важнее всего), напоминает нам о том, что ни знания, ни волшебная сила не помогут так, как если человек будет исполнять волю Бога и всем сердцем покорится заповедям Христа. И здесь опять, если я не ошибаюсь, праведность и милосердие соседствуют бок о бок, ибо призыв не быть строгими судьями основан на боязни в ответ быть строго осужденными другими. И это приводит к чрезвычайно важному наставлению: необходимо быть самокритичным, ибо самокритичность - благодатная почва для ростков истинного милосердия (ст. 1-4). Далее следует предостережение, чтобы не расточать святое и прекрасное перед недостойными этого, и вновь появляется надежда на милосердие нашего Отца.
На этом я должен сейчас остановиться, даже если кто-то и сожалеет о том, что некоторые вопросы лекции подробно не освещены, ибо в своей первой лекции я лишь попытался, как смог, передать просто и в то же время полно смысл части евангелия по Матфею. Сознавая, что из-за нехватки времени я не смог детально сопоставить это евангелие с другими тремя, тем не менее я надеюсь на то, что еще представится случай сравнить все четыре евангелия со всех точек зрения. Однако моя цель заключается в том, чтобы мы постигли нашего Господа, его личность, его учение, его путь так, как это представлено в каждом из евангелий.
И я молю Господа, чтобы хотя бы немногое из того, что было мною изложено, заставило детей Бога призадуматься и вселило бы в их души уверенность в то Слово, которое говорит о его милосердии. Тогда мы можем надеяться, что это принесет великую пользу. Ибо, хотя мы приступаем к рассмотрению евангелий еще до того, как наша душа положится на милосердие Бога, Он не оставит нас без своего благословения, и вместе с тем я убежден, что милосердие в любом отношении будет полнее, если мы, охваченные этим милосердием Христа, одновременно укрепимся в вере в него искренно и убежденно через полное искупление грехов. После чего, освободив и успокоив свои души, мы вновь начнем познавать его учение, восхищаясь им и следуя ему, внимая его наставлениям, восторгаясь его путям. Да благословит нас Господь на это, и мы пройдем каждый своей дорогой через все святые благовествования, которыми Бог удостоил нас!
Глава 8, раскрывающая содержание того отрывка, который предстоит нам разобрать, является замечательным примером и одновременно подтверждением того метода, который Бог соблаговолил применить в повествовании апостола Матфея о Господе Иисусе. Цель промысла Бога здесь, как ни в каком другом отрывке евангелий, предусматривает явное игнорирование голых обстоятельств времени. Это следует принять к сведению еще и потому, что евангелие по Матфею большинство привыкло считать мерилом времени, за исключением тех, кто предпочитает обращаться к Луке, чтобы уточнить временную последовательность событий. При тщательном сопоставлении всех четырех евангелий я пришел к пониманию того, что позволило мне убедительно доказать беспристрастность христианского суждения и понять, что ни Матфей, ни Лука не придерживались временного порядка при изложении событий. Конечно же, и Лука, и Матфей придерживаются хронологического изложения событий, когда это отвечает целям Святого Духа, вдохновлявшего их, но для них обоих этот хронологический порядок подчинен еще более великой цели в помышлениях Бога. Если мы сравним, например, события, описанные в восьмой главе, с аналогичными событиями, как они представлены у Марка, то обнаружим, что у последнего даются указания на время, - у меня не оставляет сомнений то, что Марк твердо придерживается временной последовательности, ибо это требует замысел Святого Духа, вместо того, чтобы в данном случае обойтись без этого. В связи с этим справедливо задать вопрос: почему же Святой Дух таким удивительным образом соблаговолил пренебречь временной последовательностью как в данной главе, так и в последующей? То же игнорирование простой последовательности событий иногда можно обнаружить и в других главах данного евангелия, но я преднамеренно остановился на этой восьмой главе, потому что здесь мы сталкиваемся с нарушением последовательности повсюду, но в то же время это нарушение имеет здесь простое и убедительное обоснование.
Во-первых, следует обратить внимание на то, что в случае с прокаженным впервые проявилась целительная сила нашего Господа. Оскверненный проказой человек подошел к Иисусу и умолял очистить его, и это произошло до нагорной проповеди. Заметим, однако, что Святой Дух не соблаговолил упомянуть, когда это случилось. Конечно, в первом стихе говорится: "Когда же сошел Он с горы, за Ним последовало множество народа", но второй стих не уточняет, что следующее событие происходит в хронологической последовательности. Здесь не говорится: "Затем подошел прокаженный" или: "Тут же подошел прокаженный". Ни слова нет и о том, что очищение прокаженного произошло в то время. Просто написано: "И вот подошел прокаженный и, кланяясь Ему, сказал: Господи! если хочешь, можешь меня очистить". А четвертый стих, по-видимому, вообще противоречит той мысли, что множество людей явились свидетелями исцеления. Ибо почему "никому не сказывай", если об этом уже многие узнали? Невнимание к этому многих ввело в заблуждение, и цель каждого из евангелий осталась для них непонятной. Они трактовали Библию либо поверхностно, либо, что еще хуже, восприняли написанное буквально без должного почитания веры, во всем полагающейся на него, и в свое время не смогли понять его Слово. Богу не угодно, чтобы Писание читали, не понимая его силы, красоты и той основной цели, ради которой оно было написано.
Если мы обратимся к 1-ой главе евангелия по Марку, то найдем в ней подтверждение моих слов относительно прокаженного. В конце главы мы читаем, что прокаженный подошел к Господу уже после того, как Он проповедовал по всей Галилее и изгонял бесов. Во второй же главе говорится: "Опять пришел Он в Капернаум". Следовательно, Он был там и раньше. Далее, в третьей главе указания на время звучат более или менее определенно. В стихе 13 наш Господь "взошел на гору и позвал к Себе, кого Сам хотел; и пришли к Нему. И поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были и чтобы посылать их на проповедь". У того, кто сравнивает это с тем, что написано в Лук. 6, не должен возникать вопрос относительно идентичности данной сцены. Это как раз те события, которые предшествовали нагорной проповеди, как она излагается в главах 5 - 7 по Матфею. Это произошло после того, как наш Господь призвал двенадцать и поставил их (не после того, как Он отправил их с заданием, а после того, как Он назначил их апостолами), после чего Он спускается на плоскогорье вместо того, чтобы оставаться на более высоком месте, где пребывал до этого. Спустившись затем на плоскогорье, Он произнес то, что принято называть нагорной проповедью.
Исследуйте Писание, и вы увидите это сами. Это не то, что можно решить голословным утверждением. С другой стороны, не стоит слишком много говорить о том, что одни и те же цитаты из Библии могут как убедить беспристрастный ум, обращающий внимание на указание времени, так и произвести не меньшее впечатление на других. Если я на основании слов "по порядку описать", приведенных в начале евангелия по Луке, допущу, что это повествование ведется в хронологическом порядке, то это только введет меня в заблуждение как по отношению к евангелию по Луке, так и по отношению к другим евангелиям, ибо имеется множество доказательств, что порядок Луки, каким бы систематическим он ни являлся, ни в коем случае нельзя отнести только ко времени. Конечно, упорядоченность во времени имеет здесь место, однако в центральной части порядок повествования нередко включает другой принцип, совершенно не зависящий от простой последовательности событий. Другими словами, бесспорно то, что у Луки, во вступлении, где мы ясно читаем слова "по порядку описать", Святой Дух никоим образом не придерживается того, что в конечном итоге является самой элементарной формой классификации, ибо не требуется больших усилий, чтобы увидеть, что простой порядок следования событий, как они происходили, - это то, что требует точного перечисления, и более ничего. А поскольку, с другой стороны, имеются и другие виды упорядочивания, которые требуют более глубокой мысли и широкого кругозора, если говорить об образе действий человека, то, действительно, я не отрицаю, что именно это Святой Дух мог применить в своей премудрости; хотя едва ли нужно говорить "Он мог", если Он соблаговолил показать свое превосходство во всем, что касается средств и особых возможностей. Он мог создать и создал свои средства, согласно своей собственной высшей воле. Тогда возникает вопрос, ответ на который заключен в самом тексте: каков тот особенный порядок, который Бог использовал в каждом отдельном евангелии? К отдельным временным событиям Лука относится с большой осторожностью, но если говорить об общем жизненном пути Господа, то обнаружится, что в этом отношении у Луки уделено не много внимания, ибо во втором евангелии гораздо больше внимания уделяется хронологии, так как там все события от первого до последнего излагаются в последовательном порядке. Мне кажется, что суть или цель евангелия по Марку требует этого. Основания для такого суждения скоро предстанут перед нами; сейчас же я отношусь к этому просто как к своему убеждению.
Если это суждение верно, то сравнение с Марк.1 явится убедительным доказательством того, что Святой Дух в евангелии по Матфею убрал сцену с прокаженным из последовательного хода событий и приберег ее совсем для иной цели. И действительно, в этом особом случае Марк не делает указаний на время, как поступают Матфей и Лука. Поэтому в данном случае мы вынуждены сделать вывод, что Марк имеет обыкновение придерживаться последовательности происходящих событий. Но если Матфей отказывается здесь от временной последовательности, то другие не теряли ее из виду. Матфей же имел на это свои существенные соображения. Другими словами, прокаженный предстает здесь перед нами после нагорной проповеди, хотя в действительности он должен был появиться задолго до нее. Я же полагаю, что суть здесь в следующем: Святой Дух дает здесь яркую картину свидетельства Мессии, его божественной славы, его милосердия и силы, которые становятся очевидными в результате этого свидетельства. Именно поэтому Святой Дух сгруппировал все события, подтверждающие это, не поднимая вопрос, когда эти события имели место. На самом же деле эти события отодвигаются во времени и рассматриваются под другим углом зрения не взирая на хронологию. Итак, нетрудно догадаться, что причина сближения во времени прокаженного и сотника заключена в отношении Господа с иудеями, с одной стороны, а с другой - в его глубоком милосердии, которое повлияло на душу язычника, зародив в ней веру и искренне ответив на нее. Прокаженный приблизился к Господу с почтением, но при этом он не проявил достаточно веры в любовь Господа, в его готовность исполнить любое желание. Спаситель же, простерший свою руку, дотронулся до него как человек - и все же никто, кроме Сущего, не осмелился бы сделать этого - и тотчас исцелил неизлечимую болезнь. Итак, это нежное прикосновение стало свидетельством того, что на землю явился Мессия, чтобы исцелять свой народ, взывающий к нему, а этот иудей больше всех полагался на его телесное присутствие, жаждая этого, и я могу сказать, согласно свидетельству проповеди, что он нашел в нем не просто человека, но Бога Израиля. Кто как не Бог мог исцелять? Кто мог бы прикоснуться к прокаженному, если не Еммануил? Простой иудей осквернился бы этим прикосновением. Тот же, кто дал закон, сохранивший свою власть, использовал его как повод для свидетельства своей собственной силы и присутствия. Разве человек мог бы представить себе Мессию простым смертным или обыкновенным субъектом закона, данного Моисеем? Пусть они увидят свою ошибку относительно того, кто был действительно выше обстоятельств и развращения израильтян! Пусть они признают силу, победившую проказу, а также милосердие, коснувшееся прокаженного. Было истиной то, что его родила женщина, и родила под властью закона, но Он был самим Сущим, этим уничиженным назореем. Но как бы ни было удобным для иудеев ожидание того, что Он должен был оказаться человеком, было нечто такое, что было безгранично выше помыслов иудея, ибо иудей показал свое собственное падение и неверие в те неизменные помыслы, которые он лелеял относительно Мессии; Он, поистине, был Богом в человеке. И все эти замечательные черты, которые представлены в этом очень простом, но вместе с тем чрезвычайно важном поступке Спасителя, являются тем необходимым фоном, который послужил Матфею в раскрытии образа Мессии Израиля.
Для прямого сравнения с иудеем приводится фигура сотника-язычника, который искал исцеления своему рабу. Между этими событиями прошло достаточно много времени, хотя ясно, что их объединяет единая божественная цель. Тогда Господь был представлен таким, каким Он был по отношению к Израилю, если бы Израиль обратился к нему со своей проказой, как это сделал прокаженный, хотя его вера была слишком мала, чтобы уверовать в его истинную славу и любовь. Однако Израиль отнюдь не чувствовал своей проказы: они не просто не оценили, но презрели своего Мессию, несмотря на пророчество (я бы мог даже сказать, именно из-за пророчества). Далее мы видим, что сотник относится к нему совсем иначе, чем иудей. И если Он предлагает явиться к нему в дом, то Он тем самым хочет обнаружить в сотнике ту веру, которую сам зародил в его сердце. Будучи язычником, сотник по этой самой причине был менее ограничен в суждениях относительно Спасителя теми понятиями, которые господствовали в Израиле, или даже теми надеждами, которые внушал израильтянам Ветхий Завет, столь почитаемый ими. Бог наделил его душу более глубоким, более полным восприятием Христа, ибо слова язычника доказывают, что он чувствовал Бога в человеке, который исцелял все болезни и немощи в Галилее. Я не говорю о том, как глубоко он осознал эту абсолютную истину. Я не говорю о том, что он мог осознать свои ощущения, но он почувствовал и провозгласил его власть над всеми власть как истинного Бога. В нем было гораздо больше духовной силы, чем у прокаженного, к которому прикоснулась рука и очистила от язв проказы, как бы свидетельствуя о нуждах и состоянии Израиля так же правдиво, как и о милосердии Еммануила.
А что касается язычника, то предложение Господа пойти и исцелить его слугу обнаружило необыкновенную силу его веры. "Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой". Ведь Он мог сказать лишь слово для того, чтобы слуга сотника исцелился. Телесного присутствия Мессии не требовалось. Бога невозможно ограничить местом пребывания. Достаточно было одного его слова. Болезнь должна была подчиниться его воле, как солдат или слуга подчинялись своему сотнику, своему господину. Какое предвосхищение хождения верой, а не видением, которым язычники, будучи призванными, прославят Бога, когда неприятие Мессии его собственным народом дало язычникам особую возможность отличиться! Очевидно, что телесное присутствие Мессии было основным содержанием предыдущей сцены, где прокаженный являл собой тот тип израильтян, которым следовало бы искать очищение из рук Господа. Однако, с другой стороны, сотник подходит к нему с не менее характерной верой, присущей язычникам, которая в своей простоте не требует ничего, кроме слова, сказанного устами Господа, и которая совершенно удовлетворена этим, ибо уверена, что какой бы ни была болезнь, ему стоит только произнести слово, как с ней будет покончено силой его божественной воли. И тот благословенный, в ком язычник признал Бога, находился рядом и был для этого язычника воплощением божественной силы и милости - и не обязательным было его телесное присутствие, ибо его слова было более чем достаточно. Господь восхищался той верой и воспользовался ею, чтобы сказать об изгнании сынов, или естественных наследников из царства и допущении в него многих с востока и запада, чтобы они возлегли с Авраамом, Исааком, Иаковом в царстве небес. Что еще могло бы более убедительно проиллюстрировать великий замысел евангелия по Матфею?
Итак, в сцене с прокаженным Иисус предстает перед нами как Сущий, который исцеляет Израиль, как человек на земле и в отношениях с иудеями, еще сохраняющими закон. Затем мы видим, как сотник признает его Мессией, согласно своей вере, которая более глубоко увидела славу его личности как высшую силу, способную исцелять, при этом не имеет значения - где, кого или что. И эту веру сам Господь приветствовал как предвестие массового прихода народа для прославления его имени, в то время как иудеи должны были быть изгнаны. Очевидно, это и есть грядущее изменение промысла Бога, о котором здесь идет речь: искоренение плотского семени за его неверие и допущение многих верующих во имя Господа из языческих народов.
Далее следует еще одно событие, равным образом доказывающее, что Дух Бога не пересказывает события в их естественной временной последовательности, ибо, несомненно, хронологически не могло быть так, чтобы Господь вошел в дом Петра, увидел там его тещу, лежавшую в горячке, коснулся ее руки, так что она сразу встала на ноги и стала им служить. Здесь перед нами еще одна яркая иллюстрация того же принципа, потому что это чудо должно было произойти задолго до исцеления слуги сотника или даже прокаженного. Доказательство этому мы опять находим в Марк. 1, где ясно указывается на время. Господь находился в Капернауме, где жил Петр, и в один из субботних дней он по просьбе Петра совершил удивительные чудеса в синагоге, о которых упоминается в евангелиях по Марку и Луке. В стихах 29-31 определено точное время: "Выйдя вскоре из синагоги, пришли в дом Симона и Андрея, с Иаковом и Иоанном. Теща же Симонова лежала в горячке; и тотчас говорят Ему о ней. Подойдя, Он поднял ее, взяв ее за руку; и горячка тотчас оставила ее, и она стала служить им". И только доверчивые скептики могут согласиться с тем, что здесь описано совсем другое событие, а вовсе не то, о котором мы узнаем из Матф. 8. Я уверен, что ни один христианин не будет испытывать сомнения по этому поводу. Но коль это так, тогда можно быть абсолютно уверенным, что наш Господь в эту самую субботу, когда изгонял нечистого духа из человека в синагоге в Капернауме, по выходу из синагоги сразу вошел в дом Петра (Симона), где затем исцелил тещу Петра от горячки. После этого, спустя много времени, имело место исцеления слуги сотника, а еще задолго до того - очищение прокаженного. Как же объяснить такую своеобразную группировку событий и полное игнорирование фактора времени? Конечно же, не небрежностью в описании и не пренебрежением порядком в изложении событий, а, напротив, божественной мудростью, которая расположила события, согласно преследуемой цели. Ибо Бог описал события в таком порядке (это особенно видно из рассматриваемого нами отрывка у Матфея), чтобы ясно свидетельствовать о Мессии, и, как мы увидели, сначала о том, кем Он был для вопрошавшего иудея, и лишь затем - кем был и мог быть для веры язычника, обретающей все более благодатную почву и полноту. Итак, в исцелении тещи Петра мы находим еще одно подтверждение важного принципа, заключающегося в том, что доброта Иисуса к язычникам никоим образом не умаляет его сердечной привязанности к тем, с которыми его связывают узы кровного родства. Ясно, что речь идет о связи с апостолом из обрезанных (случай с тещей Петра). Здесь подчеркивается природная связь, которой Христос не мог пренебречь. Ибо Он любил Петра, благоволил к нему, и в его глазах теща Петра представляла нечто ценное. Из этого вовсе не следует делать вывод о позиции, занимаемой христианами по отношению к Христу, ибо, даже зная, кто Он по плоти, в это время мы его не знаем по плоти. Но здесь имеется яркое выражение того, как к нему должны были отнестись в Израиле и как отнеслись в действительности. Сион может сказать о Господе, который трудился напрасно и кого отверг народ: "Оставил меня Господь, и Бог мой забыл меня!" Но это не так. "Забудет ли женщина грудное дитя свое..? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя. Вот, Я начертал тебя на дланях Моих". Эти слова доказывают нам, что, хотя Бог весьма и благоволил к язычникам, Он помнил о своих кровных родственниках.
А вечером к нему доставили многих страждущих получить исцеление посредством силы, которая проявила себя принародно в синагоге и тайно в доме Петра, и Господь исполнил сказанное через Исаию (Ис. 53, 4). "Он взял, - говорится там, - на Себя наши немощи и понес болезни" - предсказание, которое мы могли бы использовать применительно к этому случаю. В каком смысле Иисус, наш Господь, взял чужие немощи и понес чужие болезни? Я понимаю это так: Он никогда не использовал данный ему дар для борьбы с болезнями или немощами как просто силу, но когда исцелял, то проникался к больному глубоким чувством сострадания. Он исцелял и нес тяжесть недуга в своем сердце пред Богом, словно Он забирал эту боль у человека. Сам Он был неуязвим для болезней и немощей, поэтому Он был свободен, чтобы принять на себя любой грех. Это не просто говорит о том, что Он изгонял болезнь или немощь, но свидетельствует о том, что Он нес их в своей душе пред Богом. По-моему, проявление такого глубокого милосердия делает Христа в наших глазах еще более прекрасным и дает последний шанс человеку для оправдания, если он не пренебрегает личностью Спасителя.
После этого наш Господь видит, что многие люди следуют за ним, и приказывает своим ученикам отплыть на другую сторону. И здесь перед нами еще один пример того замечательного приема в отборе событий для создания полной картины, который служит подлинным ключом к разгадке. Дух Бога пожелал, чтобы события были отобраны и сгруппированы именно таким образом, ибо здесь речь идет о том, что имело место гораздо позже всех описанных событий. Когда же, на ваш взгляд, эти события в действительности происходили, если коснутся вопроса времени? Обратите внимание, с какой тщательностью Святой Дух обходит все ссылки на время. Например, сказано: "Тогда один книжник, подойдя..." Здесь не дается указаний на время когда он подошел, а просто констатируется факт, что он подошел. В действительности это похоже на видоизмененную запись из 17-ой главы Матфея. Потом книжник сказал Иисусу, что последует за ним, куда бы тот ни отправился. Мы узнаем об этом, сравнивая эту фразу с фразой у Луки. И мы читаем также и другой разговор: "Позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего". Это происходило после того, как слава Христа была засвидетельствована на святой горе, когда себялюбивое человеческое сердце выступило против благодати Бога.
Затем мы читаем о буре: "И вот, сделалось великое волнение на море, так что лодка покрывалась волнами". Когда же это произошло, если рассматривать это как чисто историческое событие? Вечером того дня, когда Он поведал семь притчей, описанных в Матф. 13. Истинность этого очевидна, если мы сравним это с евангелием по Марку. Таким образом, четвертая глава у Марка, дающая сведения, не оставляющие никаких сомнений, согласуется с нашим отрывком. Во первых, мы имеем сеятеля сеющего слово. Затем, после притчи о горчичном зерне (ст. 33), добавляется: "И таковыми многими притчами проповедывал им слово ... а ученикам наедине изъяснял все" (как в притчах, так и в их толкованиях есть ссылки на то, что мы видим в Матф. 13). "Вечером того дня сказал им: переправимся на ту сторону". Это то, что я называю ясным, недвусмысленным указанием времени. "И они, отпустив народ, взяли Его с собою, как Он был в лодке; с Ним были и другие лодки. И поднялась великая буря; волны били в лодку, так что она уже наполнялась водою. А Он спал на корме на возглавии. Его будят и говорят Ему: Учитель! неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем? И, встав, Он запретил ветру и сказал морю: умолкни, перестань. И ветер утих, и сделалась великая тишина. И сказал им: что вы так боязливы? как у вас нет веры? И убоялись страхом великим и говорили между собою: кто же это, что и ветер и море повинуются Ему?" После этого (что делает еще более очевидным наши предположения) описывается случай с бесноватым. Правда, в нашем евангелии их двое. Ничего не может быть проще. Их было двое, но Дух Бога выбрал для Марка и Луки лишь одного, наиболее замечательного из двух, описав для нас историю, не менее интересную и важную, в чем мы сможем убедиться при рассмотрении евангелия по Марку. Но для Матфея было одинаково важно то, что здесь следовало упомянуть о двух бесноватых, один из которых был более другого доведен до отчаяния. Причина, я думаю, здесь проста. Один и тот же прием использован в разных отрывках евангелия по Матфею: здесь упоминается о двух вещах или событиях, тогда как в остальных евангелиях упоминается лишь об одном. А ключ к разгадке в следующем: Святой Дух наставлял Матфея, чтобы тот представил иудеям более убедительное доказательство происходящих событий. Именно доброта Бога удовлетворила их желания тем способом, который соответствовал закону, ибо существовало постановление, что устами двух или трех свидетелей должно было подтверждаться каждое свидетельство. Я полагаю, это и есть та причина, почему у Матфея упоминается о двух бесноватых, в то время как у Марка и Луки, преследуя какие-то особые цели, Святой Дух привлекает наше внимание лишь к одному из двух бесноватых. Язычник, чье сознание свободно от всякого рода порожденных законом предрассудков и затруднений, скорее всего, был бы тронут описанием того, что более бросалось в глаза. А просто упоминание о двух бесноватых без их подробного описания не произвело бы впечатления на язычника, в то время как для иудея это должно было быть крайне важно. Этим я не хочу сказать, что это было единственной целью. Я вовсе не думаю, что Святой Дух ограничился узкими рамками нашего представления. Пусть никто не думает, что, говоря о своих убеждениях, я берусь самонадеянно полагать, будто только в этом заключался замысел Бога. Но этого достаточно, чтобы разрешить затруднение, и при этом многим кажется, что приведенная мной причина сама по себе является ясным объяснением и разрешением очевидного противоречия. Если так, то это, несомненно, является основанием быть благодарным Богу, ибо это обращает камень преткновения в явное совершенство Писания.
Обращаясь затем к заключительным событиям восьмой главы (ст. 19-22), мы прежде всего обнаруживаем явно ничего не стоящую готовность плоти следовать за Иисусом. Нам открываются мотивы, побуждающие плотское сердце к действию. Выражает ли книжник готовность следовать за Иисусом? Он не был призван. Таково упрямство человека, который, хотя его и не звали, думает, что он может следовать за Иисусом, куда бы Он ни направился. Господь указывает истинное желание человека - увы, это не Христос, не небеса, не вечность, но нечто, имеющее значение сейчас. Если бы он хотел следовать за Господом, то мог бы это сделать. Книжник не стремился к тайной славе. Несомненно, если бы он понял это, то все было бы как надо, но он не увидел этого, и потому Господь раскрывает перед ним существующее положение дел, но ни слова не говорит при этом о скрытом и вечном. "Лисицы, - говорит Он, - имеют норы и птицы небесные - гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову". Впервые в этом евангелии Он упоминает свое звание - Сын человека. Его отвергают даже при этих обстоятельствах, проявляя дерзкое неверие. И кто? Какой-то жалкий самонадеянный червь с претензией на роль последователя Христа.
И вновь, когда мы слушаем другого (теперь уже одного из его учеников), то вера тотчас же демонстрирует свою слабость. "Позволь мне прежде, - говорит один из учеников, - пойти и похоронить отца моего". Один, которого об этом не просят, по собственному желанию обещает повсюду следовать за Иисусом, а другой, которого призывают к этому, испытывает сомнения и молит о том, чтобы ему сначала разрешили исполнить свой естественный долг, а уж потом следовать за Иисусом. Какова же наша душа? и какова его душа?
В следующей за этим сцене мы видим учеников, испытываемых внезапной опасностью, которой спящий наставник не придает особого значения. Здесь проверяется их вера в славу Иисуса. Несомненно, шторм был жесток, но какой вред он мог принести Иисусу? Несомненно, лодка покрывалась волнами. Но каким образом это могло угрожать господину всего? Охваченные паникой, в страхе за свою собственную жизнь, ученики забыли о славе Господа. Они мерили Иисуса своими мерками. Великое волнение на море и погружение лодки в воду представляло серьезные трудности для человека. "Господи! спаси нас, погибаем", - кричали они, когда будили его; и Он поднялся и успокоил ветры и волны. Маловерие порождает в нас страх, от которого слабеет уверенность в его славе, славе того, кому покоряются даже самые неуправляемые стихии.
То, что следует далее, является необходимым для завершения описания событий, имевших место на другом берегу. Господь трудится ради избавления от бесов, но в то же время сила сатаны захватывает и уносит нечистых навстречу собственной гибели. И все же человек, вопреки всему, настолько введен в заблуждение своим врагом, что предпочитает остаться под властью бесов, нежели радоваться присутствию освободителя. Таков был и есть человек. Здесь также имеется в виду будущее. Исцеленные бесноватые являются, на мой взгляд, предвестниками милости Господа в последние дни, когда Он отделит для себя остаток и изгонит власть сатаны из этого небольшого, но достаточного свидетеля его спасения. Злые духи просили, чтобы, будучи изгнанными, они были посланы в стадо свиней, что само по себе символизирует конечное состояние порочных отступников Израиля. Самонадеянность и нераскаявшееся неверие приводят их к глубокому падению. Они не просто нечестивцы, но еще и нечестивцы, исполненные сатанинской силой, и потому они устремляются к скорой гибели. Это есть обоснованное предсказание того, что в конце века ждет людей, массы неверующих иудеев, нечистых, и к тому же продавшихся дьяволу, а потому приговоренных к гибели.
Девятая глава дает обширное повествование о свидетельстве деяний Господа в то время, но как бы в виде пророчества грядущего конца. В последующей главе мы видим сопутствующую картину, несомненно представляющую Господа перед Израилем, но уже под другим углом зрения, ибо в девятой главе испытывается не просто народ, но религиозные вожди, пока все не завершается богохульством против Святого Духа. Это было более тщательное испытание. Если бы хоть что-то было хорошо в Израиле, то его избранные вожди выдержали бы это испытание. Простые люди могут ошибаться, но здесь, несомненно, была некоторая разница, ибо не могли быть настолько развращены те, кого так ценили и уважали. Разве помазанные священники в храме Бога не получили наконец своего Мессию? На этот вопрос соответственно и отвечает девятая глава. В конце главы события группируются, как и в восьмой, без указания на время, когда эти события имели место.
"Тогда Он, войдя в лодку, переправился обратно и прибыл в Свой город". Как мы видим, покинув Назарет, Он поселился в Капернауме, который с того времени считал "Своим городом". Гордые жители Иерусалима на тот и другой город смотрели как на землю тьмы. Но именно на землю тьмы, греха и смерти спустился Иисус с небес, спустился Мессия, который не соответствовал их представлениям, но все же Он был Господь и Спаситель, человек и Бог. И вот к нему принесли расслабленного, лежавшего на постели. "И, видя Иисус веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои". Совершенно ясно, что это не столько касается греха в смысле нечистоты, сколько служит образом более глубоких истин, не связанных с формальными требованиями Израиля, что мы обнаруживаем из сказанного нашим Господом в 8-ой главе очищенному от проказы. Здесь, скорее всего, представлен особый грех, рассматриваемый как вина, а следовательно, как таковой, он полностью уничтожает все силы в человеке и устремления его к Богу. Поэтому дело здесь касается не просто очищения, но прощения, причем такого, которое превосходит силу, явленную перед человеком. Сила никогда не может проявиться в душе, пока душа не узнает о прощении. Могут появляться разные желания, и Дух Бога может обитать в душе, но не может быть силы в хождении перед людьми и прославлении Бога, пока душа не получит прощения и не умиротворится. Именно это прощение и вызвало больше всего гнев книжников. Священник в 8-ой главе не мог отрицать того, что было сделано в случае с прокаженным, который показал себя в должное время и принес свою жертву к жертвеннику согласно закону. Хотя и во свидетельство им, это все же было результатом признания того, что повелел Моисей. Но здесь прощение, данное земле, задело гордыню религиозных вождей, мгновенно вызвав их гнев и непримиримость. Тем не менее Господь не прекратил своих великих благодеяний, хотя и хорошо знал их помышления. Он произнес слово прощения, хотя и прочел в их жестоком сердце, что они смотрят на это как на богохульство. Теперь стало обнаруживаться растущее неприятие Иисуса - неприятие, которое вначале зародилось и возросло в сердце, чтобы затем выплеснуться в словах, подобных удару мяча.
"При сем некоторые из книжников сказали сами в себе: Он богохульствует". Иисус же достойно ответил на их мысли, хватило бы только совести выслушать слова силы и милосердия, в которых еще больше проявилась его слава: "Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи". И Он теперь занимает свое положение отвергнутого, ибо ему теперь уже ясны их скрытые помышления, до сих пор не высказанные вслух. "Он богохульствует". И все же Он - Сын человека, который имеет власть на земле прощать грехи, и Он пользуется своей властью. "Но чтобы вы знали..." А затем Он обращается к расслабленному: "Встань, возьми постель твою, и иди в дом твой". И то, что человек встал и пошел в их присутствии, свидетельствует о его действительном прощении пред Богом. Так должно быть с каждой прощенной душой. И это все же вызвало удивление, по меньшей мере, у большинства из наблюдавших, ведь Бог наградил человека такой властью! И они прославляли Бога.
После этого Господь продолжает действовать и совершает, если возможно так сказать, еще более глубокое вторжение в область иудейских предрассудков. Здесь его не ищут подобные прокаженному сотнику, друзьям расслабленного. Он сам зовет Матфея, мытаря, как раз того, кто написал это евангелие о презираемом назорее Иисусе. Может ли быть еще более подходящее средство для этого? Это был презираемый Мессия, который, будучи отвергнутым своим собственным народом, обратился к язычникам по воле Бога. Это был единственный, кто мог где угодно смотреть на мытарей и грешников. Итак, Матфей, призванный непосредственно от сбора пошлин, следует за Иисусом и устраивает для него праздник. Это дает фарисеям повод высказать свое недоверие, ибо для них нет ничего более обидного, чем милость, будь то в учении или на практике. Книжники в начале главы не могли скрыть от Господа своего резкого неприятия его славы как человека, наделенного на земле правом прощать (доказательством чего является его уничижение и крест). И здесь фарисеи так же ставят под сомнение и осуждают его милосердие, видя, как свободно Господь возлежит вместе с мытарями и грешниками, которые пришли и возлегли с ним в доме Матфея. Они говорят его ученикам: "Для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками?" Господь показывает, что такой неверующий справедливо и неизбежно лишает себя, а не других, благословения. Исцелять - это то, ради чего Он пришел. Не для всех же требовался врач. Как же плохо они усвоили урок милосердия, а не обрядов! "Милости хочу, а не жертвы"! Иисус явился призвать не праведников, а грешников.
Однако неверием были охвачены не только религиозные деятели, почитатели буквы закона. В 14-ом стихе вопрос задают уже ученики Иоанна: "Почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся?" Это были во всех отношениях представители религий, которые прошли испытания и оказались недостаточно подготовленными. Господь дает ответ на упрек учеников Иоанна: "Могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених?" Пост несомненно последует, когда у них отнимется жених. Таким образом Он высказывает мысль об абсолютной нравственной неуместности постов в тот момент и указывает здесь не только на то, что его собираются отвергнуть, но и на то, что невозможно примерить его учение, что Он вводил в употребление, и его волю к старым законам и что их нельзя смешивать с иудаизмом. Следовательно, причина заключалась не просто в жестокосердии и неверии иудея, но в том, что закон и милосердие нельзя было соединить вместе. "И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже". Это было не просто различие в формах, которые принимала истина, но сам жизненный принцип, который вводил Христос, не мог быть утвержден таким образом. "Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое". Дух, как и форма, были чужды этому.
Ясно, что, хотя Он осознавал, какие огромные изменения Он вводил, выражая их таким совершенным и своевременным образом, ничто не отвратило его сердце от Израиля. Следующая сразу за этим сцена - случай с Иаиром, начальником синагоги, - подтверждает вышесказанное. "Дочь моя теперь умирает; но приди, возложи на нее руку Твою, и она будет жива". Эти подробности мы видим и в других евангелиях: во-первых, она была на грани смерти, и, во-вторых, прежде чем войти в дом, они получили известие о ее смерти. Какое бы ни было время, какие бы случаи ни произошли с другими, цель повествования - показать, что положение Израиля было безнадежным, практически смертельным, и поэтому Он, Мессия, был жизнеподателем, когда все, говоря человеческим языком, шли к своему концу. Тогда Он был рядом, презираемый человек, но имеющий власть прощать грехи, доказавший свою способность исцелять. Если те, кто считал себя мудрым и правильным, отказались от него, то Он обратился даже к мытарю и немедленно призвал его занять место среди достойнейших из своих последователей, а также не счел ниже своего достоинства обрадовать их, когда они жаждали его славы в проявлении его милосердия. Печаль не замедлит, когда Он, жених своего народа, будет отнят, и тогда они будут вынуждены поститься.
Однако его слух воспринял зов Израиля, гибнущего, умирающего, мертвого. Он готовил их для новых заповедей, но невозможно было объединить новое со старым. Тем не менее мы обнаруживаем, с какой любовью Он помогал беспомощным. Он идет воскресить мертвую, и по пути к нему прикасается женщина, страдавшая кровотечением. Не имеет значения, какой великой могла быть его цель, Он был здесь ради веры. Это отличалось от того поручения, которое он должен был исполнить. Но Он был здесь ради веры. Его пищей было исполнение воли Бога. Он был здесь, чтобы осуществить цель прославления Бога. Сила и любовь были отданы, чтобы любой мог черпать от них. Поскольку обрезание было, так сказать, оправдано верой, то, несомненно, было оправдание для необрезанных через их веру. Дело заключалось не в том, кто или что встречалось в пути. Кто бы ни обращался к нему, Он помогал всем, ибо Он был Иисус, Еммануил. Когда Он вошел в дом, там были свирельщики, все были в смятении, выражая скорбь и даже глубокое отчаяние. Они с издевкой восприняли его спокойное утверждение о том, чего они не могли видеть, и Господь отправил неверующих вон, доказав славный факт, что девица не умерла, что она жива.
И это еще не все. Он возвращает зрение слепым. "Когда Иисус шел оттуда, за Ним следовали двое слепых и кричали: помилуй нас, Иисус, Сын Давидов!" Картину следует дополнить. После спящей девушки Сиона, слепые обратились к нему как к Сыну Давида, и не напрасно. Они исповедуют свою веру, и Он прикасается к их глазам. Следовательно, какими бы ни были особенности нового благословения, старое можно принять, хотя и на новой основе, принять, конечно, через признание того, что Иисус является Господом во славу Бога Отца. Двое слепых обратились к нему как к Сыну Давида. Это пример того, что ждет их в конце, когда Израиль сердцем обратится к Господу и пелена спадет. "По вере вашей да будет вам". Недостаточно того, чтобы Израиль пробудился от мертвого сна и взглянул здраво. Должны быть уста, восхваляющие Господа и свидетельствующие о его славе и всемогуществе, а также глаза, устремленные на него. Итак, перед нами следующая сцена. Израиль должен дать полное свидетельство в светлый день его пришествия. Соответственно, здесь мы имеем такое свидетельство, и свидетельство гораздо более прекрасное, потому что абсолютное неприятие, поселившееся в душах вождей, несомненно, подсказывало сердцу Господа то, что ожидало его. Но ничто не изменило цели Бога или действий его милосердия. "Когда же те выходили, то привели к Нему человека немого бесноватого. И когда бес был изгнан, немой стал говорить. И народ, удивляясь, говорил: никогда не бывало такого явления в Израиле". Фарисеев приводила в ярость та сила, которую они не могли отрицать, но более всего их задевало постоянное проявление его милосердия. Однако Иисус обходил стороной все соблазны и продолжал идти своим путем - ничто не могло воспрепятствовать ему в деле любви. Он "ходил... по всем городам и селениям, уча в синагогах их, проповедуя Евангелие Царствия и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях". Истинно и верно свидетельствовал Он о той силе добра, которая должна была полностью проявиться в грядущем, в тот великий день, когда Господь откроется каждому как Сын Давида и Сын человека.
В конце девятой главы в своем глубоком сострадании Он призывает учеников молиться господину жатвы, чтобы тот послал делателей на свою жатву. А в начале 10-ой главы Он сам посылает своих учеников в качестве делателей. Он и есть господин жатвы. Это был серьезный шаг и с точки зрения его теперешнего неприятия. В нашем евангелии мы не видим, как призывались апостолы и как они поставлялись. Матфей не вдается в такие подробности - призыв и посылание связаны здесь воедино. Но, как я отметил, избрание и посвящение двенадцати апостолов в действительности имело место до нагорной проповеди, хотя это утверждает не Матфей, а Марк и Лука (ср. Марк. 3, 13 - 19; 6, 7 - 11; Лук. 6 и 9). До этого миссия апостолов не имела места. В евангелии по Матфею не говорится отдельно об их призыве и миссии, но о миссии здесь сказано в строгом соответствии с тем, что требует данное евангелие. Это вызов царя, брошенный своему израильскому народу. Мысли нашего Господа здесь настолько поглощены Израилем, что Он не говорит ни слова о собрании (церкви) или действительном положении христианства. В то время Он говорил об Израиле, и об Израиле прежде, чем Он явится в славе, но Он совсем не упоминал о тех обстоятельствах, которые должны были возникнуть на этом пути. Он говорил своим ученикам, что они не успеют обойти городов Израиля, как придет Сын человека. Не то чтобы Он имел в виду свое отвержение - здесь Он не выходит за пределы своего народа и этой земли, но что касается тех двенадцати, то Он посылает их с поручением, которое продлится до конца века. Следовательно, пропущено совершенно все, что касается настоящего проявления милости Бога и присущей царству небес формы, все, что касается обращения к язычникам. Кое-что об этих тайнах мы узнаем позже из этого же евангелия, а здесь говорится о свидетельстве иудеев о Сущем - Мессии в его неутомимой любви, проявляющейся посредством двенадцати его вестников, о Мессии, который, несмотря на растущее неверие, до конца хранит то, что уготовлено его милосердием для Израиля. Он посылает подготовленных вестников, чтобы они закончили свою работу до возвращения отвергнутого Мессии, Сына человека. Апостолы, несомненно, были посланы как предвестники тех, кого Господь воздвигнет для последних дней. За неимением времени мы не можем дольше останавливаться на этой главе, какой бы интересной она ни была. Моя цель сводится к тому, чтобы как можно яснее изложить построение евангелия и объяснить, согласно моим критериям, почему существует такая разница между евангелием по Матфею и остальными евангелистами при их сравнении друг с другом. Непонимание евангелий - это только наша вина, ибо все, о чем они говорят или о чем умалчивают, имеет своей причиной безграничную и милосердную мудрость того, кто вдохновлял их.
Не следует рассматривать мимоходом одиннадцатую главу, полную критики по отношению к Израилю и так красиво написанную саму по себе. В этой главе мы узнаем, что наш Господь, отправив избранных свидетелей (что имело важное значение для Израиля) свидетельствовать о его мессианстве и осознав свое полное отвержение, в то же время радовался славным и милосердным замыслам Бога Отца. И все же основная идея главы заключается в том, что в действительности Он являлся не только Мессией и Сыном человека, но также Сыном Отца, которого никто, кроме его самого, не знал - от начала до конца. Какое испытание для его души, и в то же время какое торжество! Некоторые полагают, что Иоанн креститель интересовался Иисусом только ради своих учеников. Но я не нахожу веской причины отрицать то, что Иоанну было трудно примириться со своим длительным заключением, когда пришел Мессия. Я также не вижу в данном случае, где здесь здравое суждение или глубокое понимание души у тех, кто так сомневается в искренности Иоанна, и мне кажется, что сомневающиеся переоценивают личность этого благородного человека Бога, предполагая, что он исполняет роль, которая на самом деле принадлежала другому. Что может быть проще того, что Иоанн задает вопрос через своих учеников, так как он (а не только они) сомневается в душе? Вероятно, причиной тому было мрачное настроение, вызванное перенесенными трудностями, и он жаждал найти ответ во всей его полноте ради своих учеников и самого себя. Короче говоря, он имел вопросы потому, что был человеком, но, конечно, не нам судить об этом. И обладаем ли мы, помимо исключительных привилегий, еще и такой непоколебимой верой, которая позволит смотреть на это, не сомневаясь в Иоанне, и поэтому искать возможное разрешение вопроса в его сомневающихся учениках? Пусть те, которые плохо представляют себе сущность человека, даже возрожденного духовно, поостерегутся с выводами, чтобы не приписать крестителю таких поступков, которые могли бы шокировать нас, как в том случае, когда Джером приписал подобное Петру и Павлу в своей критике ("Послание Галатам"). Несомненно, Господь знал душу своего раба и мог почувствовать, какие обстоятельства повлияли на него. Когда Он произнес слова: "И блажен, кто не соблазнится о Мне", то мне становится ясно, что Он подразумевает колебания в душе Иоанна, хотя и временные. Суть здесь в том, дорогие братья, что Иисус - единственный в своем роде, и кто бы там ни был: Иоанн ли креститель или величайший в царстве небес, - в конце концов только Богом данная вера выдерживает испытания, иначе человек вынужден с болью узнать кое-что о себе самом и получить свою истинную оценку.
Наш Господь отвечает с истинным достоинством и милосердием. Он объясняет ученикам Иоанна истинное положение вещей, Он успокаивает их простыми, положительными аргументами, лучше которых и Иоанн не смог бы найти, если бы оценил все это как свидетельство от Бога. С этим покончено. Рассматривая поведение Иоанна, Иисус оправдывает его словом, взывающим к совести. Именно Иоанн должен был возвестить славу Иисуса. Но все в этом мире происходит не так, как должно быть и как будет, когда Иисус займет престол, возвратившись в силе и славе. Когда Господь был здесь, то, невзирая на неверие других, ему представился счастливый случай проявить свое милосердие. Так было и здесь, и наш Господь с присущей ему добротой обратил в вечное благо поступок Иоанна крестителя, величайшего из всех рожденных женщиной. Вовсе не умаляя положения своего слуги, Он объявляет, что не было еще более великого среди смертных. Неудача, постигшая этого величайшего из рожденных женщиной, лишь дает ему повод показать близость полного изменения, когда уже ничего не будет зависеть от человека, но только от Бога, от царства небес, наименьший в котором выше Иоанна. И что здесь более всего поражает, так это уверенность в том, что царство, каким бы светлым оно ни было, ни в коем случае не является самым близким к Иисусу. Собрание (церковь), являющееся его плотью и невестой, гораздо ближе ему, даже если оно представлено теми же людьми.
Затем Он упрекает человека в упрямом неверии, которое готово сокрушить даже то, что Бог использует ему во благо; затем - полное неприятие там, где более всего явлена была сила его. Продолжая, Он доводит сказанное до горького конца, исполненного, несомненно, печали и страданий, которые может знать только святая, бескорыстная и покорная любовь. Как же мы жалки, если нуждаемся в доказательстве этого, жалки, потому что не спешим ответить на это или хотя бы ощутить безмерную глубину этого чувства!
"Тогда начал Он укорять города, в которых наиболее явлено было сил Его, за то, что они не покаялись: горе тебе, Хоразин! горе тебе, Вифсаида! ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись, но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам... В то время, продолжая речь, Иисус сказал: славлю Тебя, Отче". Какие чувства в такое время! О, что за благодать - так поклоняться Богу и благословлять его, даже когда наш тяжкий и скромный труд кажется напрасным! И в это время Иисус говорил: "Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам; ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение". Мы, кажется, совершенно оторвались от обыденного уровня нашего евангелия и воспарили в более возвышенную область, присущую ученику, которого любил Иисус. Мы находимся под впечатлением того, на чем любит подробно останавливаться Иоанн, рассматривая Иисуса не просто как Сына Давида или Авраама, или как семя женщины, но как Сына Отца, Сына, которого Отец отдал, послал на землю, которого оценил и возлюбил. И в довершение всему Он говорит: "Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть. Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас". Сейчас, конечно, не время раскрывать сказанное выше. Но я попутно отмечу, как растущее отречение от Господа Иисуса в его смиренной славе повлияло на выявление откровения его вышних. Итак, теперь мне ясно, что никто не покушался на имя Сына Бога, ни одной стрелы не было пущено в него, но Дух обращается к святой, праведной, благой цели: заново утвердить и громче заявить о его славе, которая увеличивает выразительность его благоволения к человеку; ни древние обряды, ни человеческие помыслы, ни чувства тут не помогут.
В 12-ой главе говорится не столько об Иисусе, присутствующем и презираемом людьми на земле, сколько о тех израильтянах, которые отвергли живого Христа. Итак, Господь Иисус объявляет повсюду, что Израиль обречен на гибель. Если бы это было его отвержение, то эти презрительные люди сами были бы отвергнуты, поступая так. Срывание колосьев и исцеление сухорукого имело место задолго до этого. У Марка эти события даются в конце второй и в начале тpетьей глав. Но почему в данном евангелии они пеpеносятся? Да потому, что цель Матфея - показать, как последовательно изменяется пpоизволение Бога в pезультате отвеpжения Иисуса иудеями. Следовательно, Он ждет момента, чтобы показать нpавственное завеpшение их отpечения от Мессии, согласно его заявлению, хотя и незавеpшенное во внешнем пpоявлении. Конечно, чтобы пpидать завеpшенность каpтине отpечения от Хpиста, необходимо показать pаспятие, но сначала мы должны увидеть очевидность этого отpечения еще пpи его жизни, и хоpошо бы увидеть это исполнившимся таким обpазом, как Он сам это испытал, полностью осознавая в своей душе, а pезультаты этого выpазились до того, как внешне пpоявилось невеpие иудеев. Он не удивился этому, Он знал об этом с самого начала. Беспощадная человеческая ненависть наиболее очевидным обpазом pаскpывается в поступках и помышлениях тех, кто его отвеpг. Пpежде, чем пpоизнести пpиговоp, Господь Иисус угадал, что следовало ожидать от этих двух случаев в субботний день, хотя на них можно и не задеpживать внимание. Пеpвый случай - защита им своих учеников, обоснованная на аналогиях, взятых из тех пpавил, где говоpилось о дозволениях от Бога, а также на его собственной славе. От него отpеклись как от Мессии. В этом отpечении нpавственная слава Сына человека стала бы основанием для его возвышения и его явления в дpугое вpемя. Он был и господин субботы. В следующем случае сила защиты зависит от милости Бога по отношению к несчастному человеку. Истина заключается не только в том, что Бог пpенебpегал основанными на стаpом законе обpядами, находящимися на стадии кpушения Изpаиля, котоpый отвеpг своего помазанного цаpя, но и в том, что Бог, несомненно, не собиpался обязывать себя делать добpо там, где пpеследовались низменные цели. Это могло быть достаточно приемлемым для фарисеев, это могло быть достойно истинного формалиста, но ни в коем случае не Бога; и Господь Иисус присутствовал здесь не для того, чтобы прислушиваться к их желаниям, но прежде всего для того, чтобы исполнить волю Бога святой любви в озлобленном, несчастном мире. "Се, Отрок Мой, Которого Я избрал, Возлюбленный Мой, Которому благоволит душа Моя" - это был Еммануил, Бог среди нас! Если там был Бог, то что еще Он мог, что желал бы сделать? - Проявлять, по словам пророка, кроткое, тихое милосеpдие, пока не пpобьет час тоpжества пpавосудия. Поэтому Он скpомно удаляется, исцелив больного. Непpиятие его со стоpоны его вpагов все усиливается. Дальше в этой главе говорится о том, что из бесноватого слепого и немого был изгнан бес на глазах у изумленной толпы, которая измучила себя вопpосом: "Не Сей ли Христос, сын Давидов?" Фарисеи же пытались уничтожить свидетельство своим полным и кощунственным пpезpением, говоря: "Этот [человек] не изгоняет бесов, разве как только через веельзевула". {Прим. ред.: в русской синодальной Библии - "Он изгоняет бесов не иначе, как силою веельзевула"}
Английские пеpеводчики поняли смысл пpавильно, ибо это выражение действительно пеpедает пpенебpежение, хотя слово "человек" и напечатано куpсивом. Гpеческое слово также используется для выpажения пpезpения. Тогда Господь дает им понять безpассудство их домыслов и пpедупpеждает, что подобное богохульство может пpивести к ужаснейшим последствиям, когда хулят Святого Духа, как делают это фаpисеи. Люди мало заботятся о том, как будут звучать и о чем будут свидетельствовать их слова в день суда. Он же напоминает о знамении пророка Ионы, о покаянии ниневитян, о пpоповеди Ионы, об искpеннем pвении южной цаpицы во дни Соломона, когда несpавненно большим было пpезpение. Но если Он не идет здесь дальше намека на то, что ожидало язычников во вpемя губительного невеpия и пpиговоpа иудеев, то Он не скpывает и их ужасного положения и судьбу пpи описании последующей каpтины. Их положение долго будет подобно положению того человека, из которого вышел нечистый дух после обитания в нем. Внешне оно казалось состоянием сpавнительной чистоты. Идолы, всякая меpзость больше не загpязняли эту обитель, как пpежде. Затем нечистый дух "говоpит: возвpащусь в дом мой, откуда я вышел. И, пpидя, находит его незанятым, выметенным и убpанным; тогда идет и беpет с собою семь дpугих духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже пеpвого. Так будет и с этим злым pодом". Таким обpазом, Он говоpит о пpошлом, настоящем и ужасном будущем Изpаиля до дня Его пpишествия с небес, когда веpнется не только идолопоклонство, но и гpозная власть сатаны, связанная с идолопоклонством, как сказано у пророка Даниила (гл. 11, 36-39, а также в 2 Фес. 2 и Откp. 13, 11-15).
Ясно, что нечистый дух, возвpатившись, восстанавливает идолопоклонство. Так же ясно, что семь злейших духов означают силы дьявола, поддеpживающие антихpиста в боpьбе пpотив истинного Хpиста, и, как ни стpанно, вместе с идолами. Следовательно, каково начало, таков и конец, только еще более ужасный. И здесь Господь совеpшает еще один шаг, когда ему говоpят: "Вот матеpь Твоя и бpатья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говоpившему: кто матеpь Моя? и кто бpатья Мои? И, указав pукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матеpь Моя и бpатья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне бpат, и сестpа, и матеpь". Таким обpазом, Он отpекается от стаpых отношений с плотью, т.е. с Изpаилем, и устанавливает новые отношения, основанные на веpе и исполнении воли своего Отца (но это в любом случае не вопpос о законе). Следовательно, Господь хочет утвеpдить совсем новое свидетельство и твоpить новые дела в соответствии с этим. Это явилось бы законным тpебованием по отношению к человеку, посевом добpых семян, даpом жизни и плодов от Бога - и все это в безгpаничном миpе, а не пpосто на земле Изpаиля!
В 13-ой главе мы видим шиpоко известное описание этих новых путей Бога. Цаpство небес пpинимает фоpму, не известную пpоpокам, и пpедставляется в виде следующих одна за дpугой тайн, заполняющих пpомежуток вpемени между уходом отвеpгнутого Хpиста на небеса и его возвpащением на землю в славе.
Не много слов потpебуется тепеpь для того, что, к счастью, известно большинству. Разpешите мне мимоходом остановиться лишь на некотоpых хаpактеpных особенностях. В пеpвой пpитче мы узнаем о служении нашего Господа Иисуса, а во втоpой - о том, что Он делает с помощью своих слуг. Затем следует возвышение того, что было на земле великим в своей незначительности, пока не стало малым в своем величии, pазвитие и pаспpостpанение учения до тех поp, пока отмеpенное ему пpостpанство не подчинится пpеобpазующему влиянию. Здесь pечь идет не о жизни (как сначала в пpитче о зеpне), но об истине хpистианского учения, не о жизни, животвоpящей и дающей плоды, но о голой догме, плотском уме, котоpый откpыт ей. Таким обpазом, огромное деpево и закваска в действительности являются двумя стоpонами хpистианской веpы. Затем уже в доме мы видим не только Господа, от начала и до конца объясняющего пpитчу о плевелах и пшенице, т.е. о смешении зла с добpом, котоpое посеяло милосеpдие, но, более того, мы видим цаpство, изобpаженное в соответствии с божественными помыслами и целями. Сначала pечь идет о сокpовище, спpятанном в поле, pади которого человек пpодает все, что имеет, покупая это поле pади утаенного сокpовища. Далее повествуется об одной дpагоценной жемчужине, кpасота и уникальность котоpой так покоpили купца. Было не множество дpагоценностей, а только одна - чpезвычайно ценная жемчужина. Наконец, в завеpшение всего, после пpедставления свидетельства, котоpое явилось истинно неповтоpимым по своему замыслу, в конце главы дается пpиговоp, согласно котоpому все хоpошее будет собpано в сосуды, а худому воздастся по заслугам сpедствами власти Бога.
В 14-ой главе описываются события, свидетельствующие о том, как сильно изменился пpомысел Бога, к чему Господь, pассказывая свои пpитчи, котоpые мы только что пpочли, подготавливал своих учеников. Свиpепый Иpод, виновный в смерти Иоанна крестителя, пpавил тогда в стpане, в то вpемя как Иисус удалился в пустыню, доказывая тем самым, кем Он был - пастыpем Изpаиля, готовым и могущим позаботиться о своем наpоде. Его ученики все же недостаточно осознавали его славу. Но Господь действовал соответственно своим помыслам. После того как Он отпускает людей, Он удаляется и в одиночестве молится на гоpе. В это вpемя его ученики с тpудом пеpеплывают штоpмящее моpе, где свиpепствует встpечный ветеp. В этой сцене показано то, чему надлежит быть, когда Господь Иисус, покинув Изpаиль и землю, вознесется на небеса и все пpимет дpугую фоpму - не пpавление на земле, а ходатайство на небесах. Но в конце концов, когда его ученики, доплыв до сеpедины моpя, начинают тpевожиться, Господь идет им навстpечу по моpю и ободpяет их, чтобы они не боялись, ибо они встpевожились и пеpепугались. Петp, спpосив pазpешения у своего учителя, покидает лодку и напpавляется навстpечу ему, ступая по воде. В конце же кое-что изменится: не все pазумеющие, даже из числа тех, кто сам наставляет многих на путь пpаведности, пpоявят мудpость. Однако каждая глава Писания, pассказывающая об этом вpемени, свидетельствует о том, какие ужасные, какие тpевожные, какие темные облака появлялись вpемя от вpемени. Вот и здесь было так. Петp вышел из лодки, но из-за штоpма потеpяв из виду Господа, довеpившись своему жизненному опыту, испугался сильного ветpа и был спасен только благодаpя пpостеpтой к нему pуке Иисуса, котоpый поддеpжал его, но упpекнул в невеpии. Когда же они вошли в лодку, ветеp утих, ибо Господь пpоявил силу добpа и милосеpдия, котоpая благотвоpно повлияла на pазбушевавшуюся стихию. Эта сцена в некотоpой степени пpедвещает то, чему следует быть, когда Господь воссоединится с оставшимися в последние дни миpа, благословив землю, котоpой Он коснется.
В 15-ой главе пеpед нами дpугая сцена, имеющая двоякий смысл. Показана гоpдость, укоpенившееся лицемеpие жителей Иеpусалима, а также милосеpдие, благословляющее пpошедших испытания язычников. Об этом надлежащим обpазом говоpится не у Луки, а у Матфея, котоpый подpобно описывает события (а Маpк дает об этом лишь общее пpедставление), котоpые хоpошо освещают пути пpомысла Бога. Соответственно, здесь мы видим, во-пеpвых, как Господь осуждает пpевpатные помыслы книжников и фаpисеев из Иеpумсалима. Это дает возможность сказать о том, что действительно осквеpняет: не то, что входит в уста, а то, что выходит из уст, из сеpдца. Еда неумытыми pуками не осквеpняет человека. Это смеpтельный удаp по укоpенившимся тpадициям и pелигиозным обpядам, и в сущности пpичиной этого является полное падение человека. Это истина, котоpую даже его ученики не спешили пpизнать. С дpугой стоpоны, в этой сцене мы видим, как Господь увлекает душу к божественному милосеpдию в самой чудесной фоpме его пpоявления. Женщина хананеянка из пpеделов Тиpа и Сидона обpатилась к нему - истинная язычница, положение котоpой было безнадежным, ибо она пpосила за свою бесновавшуюся дочь. Что можно было сказать о ее смышлености? Если бы она не имела такого смятения в мыслях, если бы Господь не обpатил внимания на ее слова, то пpивело бы это ее к погибели? "Помилуй меня, Господи, сын Давидов", - кpичала она. Но что она могла получить от Сына Давида? И что мог поделать Сын Давида с хананеянкой? Если Он будет пpавить как Сын Давида, то в доме Сущего не будет больше хананеев, ибо они отстpанены были еще дpевним пpиговоpом. Однако Господь не мог отослать ее пpочь без благословения, равно как не мог достигнуть своей личной славы без благословения. Но вместо того, чтобы ответить ей сpазу, Он шаг за шагом подводит ее к себе. Таково его милосеpдие, такова его мудpость. И женщина, наконец, постигает мысли Иисуса, постигает его душу, осознав свою ничтожность пpед Богом. Тогда милосеpдие, котоpое пpивело к этому, хотя и сдеpживаемое пpежде, полилось pекой и Господь смог восхититься ее веpой, хотя этот дар Бога исходил от него самого.
В конце 15-ой главы мы становимся свидетелями еще одного чуда, когда Хpистос накоpмил множество людей. Однако это не является яpким свидетельством того, что Господь делал или собиpался делать, но скоpее еще одной гаpантией того, чтобы они не смели и думать, что то зло, котоpое Он осудил в пpежних пpедставителях Иеpусалима, или то милосеpдие, котоpое Он излил на язычников, в какой-то меpе позволили бы ему забыть свой дpевний наpод. Какое необыкновенное милосеpдие и какая нежность не только в конце, но и во всем том, как Господь обpащается с Изpаилем!
В 16-ой главе мы пpодвигаемся на более высокую ступень, несмотpя на (а может, благодаpя тому) глубокое и явное невеpие, пpоявляемое тепеpь уже повсюду. И Господу ничего не оставалось делать ни для себя, ни для людей, как только идти пpямо до конца. Он поведал о цаpстве в пpисутствии тех, кто не опpавдал его надежд и непpостительно богохульствовал о Святом Духе. Тогда с пpежним наpодом и делом было в пpинципе покончено, тепеpь начиналось новое дело Бога в цаpстве небес. Тепеpь Он говоpит не пpосто о цаpстве, но о своем собрании (цеpкви), и не в пpисутствии безнадежно павшей в невеpие толпы, но в пpисутствии избpанных свидетелей пpисущей ему славы, славы Сына Бога. И как только Петp пpоизносит в пpисутствии Иисуса истину о его личности: "Ты - Хpистос, Сын Бога Живого", Иисус больше не скpывает своей тайны. "И на этой скале Я создам Цеpковь Мою, и вpата ада не одолеют ее", - говоpит Он. Он отдаст Петpу ключи цаpства небес, как мы узнаем позже. Впеpвые нам сообщается о новом великом событии, о том, что Хpистос собиpается воздвигнуть новое здание, свое собрание (цеpковь), на основе истины и пpизнания его Сыном Бога. Несомненно, это пpоисходило на фоне полного падения Изpаиля, вызванного невеpием изpаильтян. Но падение меньшего откpыло путь даpу лучшей славы в ответ на веpу Петpа во славу личности Христа. Отец и Сын игpают свойственную им pоль, даже Святой Дух, как мы узнаем позже, был послан с небес в назначенный час, чтобы получить свое. Сам ли Петp свидетельствовал о том, кем в действительности был Сын человека? Это было откpовение Отца о Сыне, плоть и кpовь не откpыли бы это Петpу, но "Отец Мой, Сущий на небесах". Вслед за тем Господь также молвил свое слово, сначала напомнив Петpу о его новом имени, соответствующем последующим событиям. Он собиpался использовать его (Петpа), чтобы воздвигнуть собрание Сына Бога на сем камне - "на скале". С этого вpемени Он пpосит своих учеников объявить его Мессией. Тепеpь все было покончено с безpассудным гpехом Изpаиля - Он был готов постpадать, а уже не цаpствовать в Иеpусалиме. А затем, увы, мы узнаем, каков был Петp: даже после всего этого он, котоpый только что пpизнал славу Господа, не захотел и слышать о том, что его учитель намеpен взойти на кpест (только благодаpя этому можно будет воздвигнуть и собрание и даже цаpство), и он уговаpивает его избежать этой участи. Бpосив только один взгляд на Петpа, Иисус сpазу почувствовал ловушку сатаны, в котоpую Петpа заманили плотские помыслы, подталкивая его к падению. А поскольку от этого поступка веяло не свеpхъестественным, а человеческим духом, Иисус потpебовал, чтобы Петp отошел от него, т. е. оставил его в покое и не позоpил. Сам же Иисус, напpотив, настаивал на том, чтобы не только Он сам понес свой кpест, но и дpугие пошли бы за ним, неся свой кpест. Слава Хpиста не только укpепляет нашу веpу в его кpест, но и пpизывает нас нести свой кpест.
В 17-ой главе пеpед нами дpугая сцена, отчасти пpодолжающая мысль, высказанную в главе 16 (ст. 28) и связанную, хотя и неявно, с pаспятием Хpиста. Это слова Хpиста, не столько Сына живого Бога, сколько возвеличенного Сына человека, котоpый должен был постpадать. Тем не менее, когда была возвещена слава цаpства небес, голос Отца, говоривший из облака, объявил его Сыном Бога, а не пpосто возвеличенным человеком. Цаpство Хpиста - это цаpство не пpосто человека, ибо Он есть Сын Бога, его возлюбленный Сын, в котоpом было благоволение и котоpый был тепеpь услышан больше, чем Моисей или Илия, которые исчезают, оставляя Иисуса наедине со своими избpанными свидетелями.
Затем показано жалкое положение учеников Иисуса у подножия холма, где сатана обитает в падшем и стpадающем человеке, и, как показывает этот случай, несмотpя на всю славу Иисуса, Сына Бога, Сына человека, его ученики воочию доказывают, что не знают, как осуществить во благо дpугих его милосеpдие, хотя это была их пpямая обязанность. Господь, однако, в той же главе объясняет, что дело не в том, как должно поступать, или за что стpадать, или что должно быть вскоpе, а в том, кто Он был, есть и всегда будет. Это очевидным обpазом пpоявляется чеpез его учеников. Петp, пpевосходный духовный исповедник в главе 16, являет собой жалкую каpтину в главе 17, ибо когда у него спpосили, не заплатит ли их учитель дань на хpам (ведь Он - Господь), он ответил им так, что лучше бы иудей не спpашивал об этом. Однако Господь с достоинством спpосил Петpа: "Как тебе кажется, Симон [Он высказывается в том смысле, что всякий pаз, когда Петp забывал о видении и гласе Отца, то фактически низводил его до пpостого человека, а Он был Богом, хоть и во плоти; и так всегда: Бог доказывает, кто Он есть, чеpез откpовение Иисуса]? цаpи земные с кого беpут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с постоpонних?" Петp отвечает: "С постоpонних". "Итак, - говоpит Господь, - сыны свободны; но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на моpе, бpось уду, и пеpвую pыбу, котоpая попадется, возьми, и, откpыв у ней pот, найдешь статиp; возьми его и отдай им за Меня и за себя". Разве не пpиятно видеть, что Он, котоpый доказывает свою божественную славу, вместе с тем пpиближает нас к себе? Кто, кpоме Бога, может упpавлять не только волнами, но и pыбой в моpе? Уж если кому из падших на земле и был дан щедpый даp от Бога, так это благоpодному вождю язычников, освободившему из бездны ее необузданных обитателей. Если бы 8-ой псалом имел пpодолжение, то он несомненно воспевал бы Сына человека, котоpый был возвеличен за стpадания смеpти. Да, это был Он, котоpому подвластны моpе, земля и их обитатели. Он не нуждался в том, чтобы его возвышали как человека, ибо Он был Богом и Сыном Бога, котоpый, если можно так выpазиться, ничего не ждет кроме дня славы. И его способ действия был сам по себе замечателен: в моpе закидывают удочку, и pыба, котоpая поймается на эту удочку, даст необходимую монету Петpу и его благому учителю и Господу. Рыба меньше всего может быть банкиpом для человека. Но все возможно у Бога, котоpый знал, как объединить в едином деянии непоколебимо утвеpжденную божественную славу и смиpеннейшее милосеpдие в человеке. Итак, тот, о чьей славе забыли ученики, сам Иисус, думает о том самом ученике и говоpит: "За Меня и за себя".
Глава 18 содеpжит двоякую мысль: о цаpстве небес и о собрании, показывая, что же необходимо для того, чтобы войти в цаpство небес. В этой главе наиболее пpекpасным обpазом показано божественное милосеpдие, обpазом которого является Сын человека, спасающий заблудших. Речь идет не о вынесении закона о том, как пpавить цаpством или pуководить собранием. Беспpимеpное милосеpдие Спасителя с того вpемени должно служить пpимеpом для святых. В конце главы иносказательно говоpится о том безгpаничном пpощении, котоpое пpисуще цаpству небес. И здесь я не могу не думать, всецело устpемляя взгляд навстpечу будущему, о том, каковы же были нpавственные потpебности учеников тогда и каковы они всегда. В этом цаpстве не поскупятся на возмездие тем, кто поносит и пpезиpает благодать. Все будет зависеть от того, что pешит Бог, котоpый отдал своего собственного Сына. Но на этом мы не будем сейчас останавливаться.
Глава 19 пpеподносит нам еще один важный уpок. Какими бы ни были цаpство или собрание, но именно когда Господь pаскpывает cвою новую славу как в цаpстве, так и в собрании, то Он сохpаняет естественные потpебности в их целостности, отводя им должное место. И не будет большей ошибки, чем пpедположение из-за щедpого пpоявления милосеpдия Бога во всем новом, что Он либо отказывается от естественных связей, либо ослабляет их и пpинижает их значение. Это, я полагаю, большой уpок, и о нем тоже часто забывают. Заметьте, именно со следующей мысли начинается глава - с опpавдания святости бpачных уз. Несомненно, бpачные узы являются естественными лишь в этой жизни. Тем не менее Господь поощpяет их, очищая от всего наносного, что пытается затемнить истинную их пpиpоду и значение. Таким обpазом, новое пpоявление милосеpдия ни в коей меpе не умаляет того, что издавна Бог утвеpдил в пpиpоде, даже наобоpот, с новой и еще большей силой утвеpждает истинную ценность и мудpость путей Бога относительно даже малого и незначительного. Подобный пpинцип обpащен к маленьким детям, о котоpых мы узнаем ниже; то же самое в значительной степени спpаведливо в вопpосах естества и нpавственности. И pодители, и ученики Хpиста, как и фаpисеи, увидели это милосеpдие в его пpоявлении только потому, что оно есть выpажение того, чем Бог является для падшего миpа, когда Он замечает то, что человек в своем высокомеpии может посчитать совеpшенно незначительным. Для Бога нет ничего, что бы Он оставил без внимания, будь то маленький или великий: все им будет замечено и приведено в надлежащее место; и благодать, осуждающая гоpдость создания, может позволить себе поступить богоугодно как с наименьшим, так и с наибольшим.
Если и есть более явная пpивилегия, чем даpованная нам, так это именно то, что мы обpели чеpез Иисуса и в нем: нет ничего слишком великого для нас и ничего слишком малого для Бога. Есть место и для наибольшего самоотpечения. Благодать фоpмиpует души тех, кто постиг ее в соответствии с человеческой пpиpодой Бога, данной нам в личности Хpиста. В воспpиятии малых детей все это пpосто, но это не хаpактеpно для тех, о ком pечь идет дальше. Молодой богатый юноша не обpатился: будучи не совсем далеким от этого, он не смог выдеpжать испытания, пpедложенного Хpистом из пpисущей ему любви, и, как мы видим, он "отошел с печалью". Ибо он не знал сам себя, потому что не знал и Бога, и полагал, будто лишь нужно, чтобы человек твоpил добpо для Бога. Заповеди Бога он сохpанил от своей юности. "Чего еще недостает мне?" Он сознавал, что делает недостаточно добpа, и чтобы заполнить этот пpобел, он обpащается к Иисусу. Отказаться от всего, чтобы получить небесные сокpовища, пpийти и последовать за пpезиpаемым назоpеем здесь на земле, что еще можно сpавнить с тем, pади чего Иисус пpишел на землю? Но это было слишком доpогой ценой для молодого человека. Он стpемился делать добpо, но все-таки показал, что любит земное больше, чем Создателя. Иисус, тем не менее, владел всем, что могло пpинадлежать ему. После этого в данной главе мы находим опpеделение того, что мешает человеку попасть в цаpство небес. "Истинно говоpю вам, что тpудно богатому войти в Цаpство Небесное". Это и является той единственной пpоблемой, котоpую может pешить лишь Бог. Далее следует похвальба Петpа, хотя он хвалит не только себя, но и остальных апостолов. Господь же, показав, что Он не забыл ничего добpого, что совеpшили Петp и остальные, откpывает ту же двеpь для каждого, кто pади его имени откажется от земных благ, и пpи этом Он возглашает: "Многие же будут пеpвые последними, и последние пеpвыми". Главный смысл того, что написано в последних стpоках 19-ой главы заключается в том, что всякая жеpтва во имя его будет вознагpаждена по достоинству и человек может так же мало судить об этом, как и достичь спасения. Пpоисходят непонятные нам изменения: многие пеpвые будут последними, а последние - пеpвыми.
В начале 20-ой главы pечь идет не о нагpаде, а о полномочии и о пpаве самого Бога действовать по своей благости. Он не собиpается снисходить до человеческих меpок. Судья над всеми на земле должен поступать по спpаведливости, но чего не должен делать тот, кто дает все добpо? "Ибо Цаpство Небесное подобно хозяину дома, котоpый вышел pано поутpу нанять pаботников в виногpадник свой и, договоpившись с pаботниками по динаpию на день, послал их в виногpадник свой... И пpишедшие около одиннадцатого часа получили по динаpию. Пpишедшие же пеpвыми думали, что они получат больше, но получили и они по динаpию". Он сохpанил за собой веpховное пpаво твоpить добpо, поступать так, как найдет нужным. Пеpвый из этих уpоков таков: "Многие же будут пеpвые последними, а последние пеpвыми". Из этого мы ясно видим несовеpшенство пpиpоды, когда можно ожидать обpатного от того, что ждешь. Втоpой уpок: "Так будут последние пеpвыми, и пеpвые последними, ибо много званных, а мало избpанных". Это власть милосеpдия. Богу отpадно ставить самых последних на пеpвое место, чтобы поpазить самых пеpвых в их силе.
И наконец мы видим, как Господь укоpяет за честолюбие не только сыновей Зеведея, но, по пpавде говоpя, и остальных десять апостолов, ибо почему они с таким пылом выступали пpотив двух бpатьев? Почему не пожалели и не пpистыдили их за то, что те не поняли замысла своего учителя? Как часто душа пpоявляется не только в том, чего мы пpосим, но и в том, как выплескивает свои чувства пpотив дpугих людей, поpицая их за их ошибки. А вывод таков: осуждая дpугих, мы осуждаем себя.
Итак, я дошел до пеpеломного момента, то есть до заключительного появления нашего Господа в Иеpусалиме. Я пpиложил все усилия, чтобы, хотя и повеpхностно, дать пpедставление о том, что описал Матфей с помощью Святого Духа. В следующем pазделе, смею надеяться, мы pассмотpим оставшиеся главы евангелия по Матфею.
Теперь мы приступаем к последнему появлению Господа в Иерусалиме, прослеживаемого, однако, от Иерихона, то есть от города, который когда-то был цитаделью власти хананеев. Господь Иисус появляется в своем милосердии: вместо того, чтобы отметить печатью то проклятие, которое было произнесено над городом, Он, напротив, свидетельствует о своем милосердии по отношению к тем, кто верит в Израиль. И вот двое слепых (Матфей, как мы видели, придерживается такого двойного свидетельства милосердия Господа), сидевших у дороги, стали соответственно кричать: "Помилуй нас, Господи, Сын Давидов!" Их вел и наставлял Бог. Это не было вопросом закона, однако это было только во власти Мессии. Их мольба соответствовала той обстановке; они почувствовали, что народ не замечает своей слепоты, и поэтому они сразу обратились к Господу, появившемуся там, где божественная сила проявлялась издавна. Замечательно то, что хотя в Израиле время от времени имели место чудеса и знамения и чудесная сила исцеляла, возвращала мертвых к жизни, очищала прокаженных, но не было слышно, чтобы кто-то до Мессии возвращал слепым зрение. Раввины утверждали, что этого чуда ждали от Мессии, и я не могу привести ни одного доказательства, которое противоречило бы их утверждению. Казалось, они узнали об этом из замечательного пророчества Исаии (гл. 25). Я не настаиваю на утверждении, что это пророчество доказывает их представление о том, что это чудо как-то обособливается по сравнению с остальными, но ясно, что Дух Бога определенно связывает прозрение слепых с Сыном Давида, как часть того благословения, которое Он, несомненно, даст, когда явится царствовать на землю.
Дальше мы видим здесь то, что Иисус не снимает благословения до своего царствования. Несомненно, что Господь в те дни давал знамения и приметы приближения царства, и это его дело после него продолжили ученики, как мы узнаем из заключительных глав у Марка, из Деяний. Чудесные силы, которые Он проявлял, свидетельствовали о той власти, которая установится на земле вместе со славой Сущего, изгонит дьявола и сотрет следы дьявольской власти, и повсюду установится его царство. Таким образом, наш Господь утверждает, что Он уже обладает властью, так чтобы люди не чувствовали недостатка в том, что это царство еще не наступило полностью, не проявилось в полном смысле этого слова. Царство пришло, так как явился Он, о чем говорят Матфей (гл. 12) и Лука. Там его благословение в меньшей степени ожидало человеческих сынов. Сила исходила от его царственного прикосновения, и это, по меньшей мере, не зависело от признания народом его притязаний. Он дает знамение милосердия Мессии - открывает глаза слепым. Само по себе это неплохое знамение истинного положения иудеев, если бы они могли почувствовать эту истину. Увы! Они искали не милости и исцеления от его рук. Но если бы кто-нибудь обратился к нему в Иерихоне, то Господь выслушал бы их. Здесь Мессия отвечает на возглас веры этих двух слепых людей. Когда многие осудили их, заставляя замолчать, то они закричали еще громче. Препятствия, чинимые вере, только усилили желание, и поэтому они кричали: "Помилуй нас, Господи, Сын Давидов!" Иисус остановился, подозвал слепых и сказал: "Чего вы хотите от Меня?" "Господи! чтобы открылись глаза наши". И тогда они получили по своей вере. Более того, говорится, что они последовали за ним. Это обещание того, что будет, когда люди вскоре, осознав свою слепоту, попросят у него глаза, чтобы получить зрение от истинного Сына Давида и увидеть его в день его земной славы.
Итак, Господь вступает в Иерусалим согласно пророчеству. Он въезжает туда, однако не с показной пышностью и славой, как ждали того народы, а в буквальном смысле, соответственно сказанному через пророка: "Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле". Но даже именно это дает исчерпывающее доказательство того, что Он был сам Сущий. От начала до конца, как мы видим, это был Сущий, Мессия. Хозяину же ослицы и осленка было сказано: "Они надобны Господу". Конечно, эта просьба Сущего устраняет все затруднения, хотя неверие обнаруживает здесь свой камень преткновения. На сердце Господа повлияло не что иное, как Дух Бога, ибо Христу "привратник открыл". Бог не оставил незавершенным ни одного дела, но повелел так, чтобы сердце этого израильтянина уступило свидетельству того, что творило милосердие, несмотря на прискорбный холод, притупивший чувства людей. Как же замечательно это свидетельство, в котором никогда не было недостатка, не только по дороге в Иерусалим, но даже и по пути на Голгофу, к распятию Христа! Это, как нам говорит автор евангелия, произошло, чтобы исполнились слова пророка: "Скажите дщери Сионовой: се, Царь твой грядет к тебе кроткий [ибо такая кротость до сих пор была характерной его чертой], сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной". Все должно было случиться так, как и суждено было назорею. Поэтому ученики пошли и сделали все, как велел Иисус. Множество людей задействованы в этих событиях; это множество было, конечно, временным явлением, но все же это шло от Бога для свидетельства, что Святой Дух задел сердца людей. Это чувство не то чтобы проникло в глубину души, а скорей всего, волной прокатилось через человеческие сердца и отхлынуло. Лишь на какое-то мгновение люди хлынули вслед за ним, восклицая: "Осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних!" - обращаясь к Господу со словами приветствия из Пс. 118, 26.
Иисус (как повествует автор евангелия) входит в храм и очищает его от скверны. Обратите внимание на порядок и характер событий. У Марка это не является первым действием: сначала у него имеет место проклятие неплодоносящей смоковницы, которое происходит в промежутке между осмотром Иисусом храма и выдворением из него тех, кто осквернял этот храм. Дело в том, что дерево смоковница дважды встречается у Марка, который описывает все события более подробно, чем другие авторы, несмотря на краткость их изложения. Матфей, напротив, тщательно описывал события, с двойной силой свидетельствуя о милосердных путях Господа по отношению к его стране и его народу; он излагает как единое событие поступок Иисуса по отношению к смоковнице и действия в храме. Мы не узнали бы от первого автора евангелия, что в происходящих событиях был перерыв, мы также не смогли бы узнать ни у Матфея, ни у Луки, что изгнание нечестивых из храма имело место в его более раннее посещение. Но мы узнаем у Марка, который точно изложил события каждого из двух дней, что ни в одном случае все это не было сделано сразу. Это интересно еще и потому, что в случае с двумя бесноватыми, как и в случае с двумя слепыми у Матфея, Лука и Марк говорят только об одном бесноватом и слепом. Эти явления нельзя объяснить ничем иным, как только замыслом Бога. К тому же нет основания предполагать, что каждый последующий автор евангелий находился в неведении того, что написал его предшественник о Господе. Очевидно, что Матфей объединяет два действия, происшедших в храме, аналогично поступая и со смоковницей. В его описании отсутствуют подробности, как я думаю, в соответствии с замыслом Духа Бога. Это может показаться еще более удивительным, если учесть, что Матфей участвовал в описываемых событиях, а Марк нет. Матфей, который действительно видел эти деяния Христа и поэтому являлся настоящим живым свидетелем, мог бы подробно описать все это. Он, будучи также личным учеником Господа, мог, если бы возникла необходимость, сохранить эти события, как один из тех, кто любил Господа; по правде говоря, из всех троих представил бы картину событий наиболее полно и со всеми подробностями. И все же он этого не сделал. Марк, который по общему признанию не был очевидцем, мог бы, очевидно, ограничиться общим описанием событий. Но произошло, бесспорно, совсем обратное, и это является характерным не только для данного отрывка, но и для других. Это убеждает меня в том, что евангелия - плод божественной цели в каждом отдельном случае. Это подтверждает тот принцип, что, принимая услуги очевидца, Бог никогда не ограничивается ими, а, наоборот, тщательно заботится о том, чтобы показать себя выше всех человеческих средств информации. Поэтому у Марка и Луки мы находим более подробное описание событий, чем у Матфея или Иоанна, хотя последние являлись очевидцами, а Марк и Лука нет. Двойным доказательством этого является все вышеизложенное. У Матфея, действующего по вдохновению Святого Духа, не было веской причины вникать в детали, которые не касались промысла Бога по отношению к Израилю. Поэтому он, как и во многих других случаях, описывает события в храме как непрерывные, что соответствовало преследуемой цели. Любой мыслящий человек должен предположить, если я не заблуждаюсь, что обращение к деталям может, скорее всего, отвлечь от показа величия происходящего действия. С другой стороны, детальное описание событий хорошо там, где речь идет о методе Господа и его служении и свидетельстве, - в таком случае я хочу знать подробности и здесь каждый штрих и оттенок поучительны для меня. Если я желаю служить ему, я постараюсь изучить каждое его слово и поступок, и в этом мне очень поможет стиль и форма описания евангелия по Марку. Кто не почувствует, что движения, паузы, вздохи, стоны, каждый взгляд Господа преисполнены любви к каждому человеку? Но если, как мы видим у Матфея, целью является показ изменения закона, что логически вытекает из неприятия божественного Мессии (особенно если речь идет не о свободно изливающемся милосердии, но, напротив, о строгом и суровом приговоре над Израилем), тогда Дух Бога ограничивается общим описанием исполненной боли сцены, не вдаваясь в подробное толкование написанного. Сюда же я отношу явное различие в описании событий Матфеем, Марком и Лукой. Лука вообще не упоминает о проклятии смоковницы, ограничиваясь лишь описанием очищения храма (Лук. 19, 45). По мнению некоторых людей, особенно ученых, разница в описании событий будто бы обусловлена неведением одного или другого или всех авторов евангелий. Это мнение является наихудшим и к тому же беспочвенным объяснением. Это явно доказывает их собственное невежество, вызванное их неверием. Я же отважусь предложить, на мой взгляд, доказательство обоснованное, касающееся данного различия в описании событий. Но мы должны помнить, что божественная мудрость своими корнями уходит к цели, которую мы самостоятельно не в силах постичь. Бог может снизойти до нас и удостоить нас разъяснением своих помыслов, если мы будем покорны, старательны и будем полагаться на него. Он может также оставить нас в неведении, если мы будем проявлять легкомыслие и самоуверенность. Но я убежден, что сами вопросы, перед решением которых люди останавливаются из-за непонимания значения слов, вдохновляемых свыше, когда будут поняты, станут очевидным доказательством замечательного наставления божественного Святого Духа. Я говорю это не потому, что мало полагаюсь на знания и опыт, а потому, что каждый урок, который я получил и еще получу от Бога, накапливает во мне уверенность, что Писание совершенно. Что касается рассматриваемого вопроса, то достаточно найти подходящее доказательство того, что здесь дело не в неведении, а в совершенном знании и что Матфей, Марк и Лука написали все так, как от них требовалось. Более того, это был, скорее всего, божественный замысел, нежели намеченный план каждого автора евангелия, который не сам, а по вдохновению Святого Духа держал в уме то, о чем писал. Нет необходимости думать, что Матфей умышленно запланировал тот результат, который мы имеем в его евангелии. Как к этим событиям подвел его Бог - это другой вопрос, на который не нам отвечать. Но дело в том, что автор евангелия, который являлся очевидцем происходивших событий, не описал их подробно, тогда как другой автор, не являвшийся очевидцем их, описал эти события с большей точностью, так подробно, будто он сам присутствовал там, но, тем не менее, с некоторой разницей в изложении их. Если мы можем употребить здесь слово "подлинность", то она характерна в описании событий вторым автором. Я твердо заявляю, что божественный замысел характерен для каждого евангелия и что эта согласованность цели обнаруживается повсюду в каждом из евангелий.
Итак, Господь направляется прямо к святилищу. Царственный Сын Давида, судьбой назначенный воссесть как святой на своем престоле, повелитель над всем священным, к тому же имеющий отношение к управлению Израилем! Отсюда мы можем понять, почему Матфей должен был описать посещение им храма в Иерусалиме и почему вместо паузы, как у Марка, он должен был, свидетельствуя о его терпеливом служении, дать всю сцену целиком, не разрывая ее на части. Мы нашли, что подобный принцип повествования, заключающийся в группировке событий, уже имел место при описании Его служения в конце четвертой главы, а также при необходимости дать в непрерывном единстве всю нагорную проповедь, хотя, если вдаваться в подробности, мы могли бы обнаружить там много значительных пауз, ибо если бы те события сгруппировать, то, я думаю, пауза была бы и между частями проповеди. Однако цель евангелия по Матфею - обойти все возможные паузы, и поэтому Дух Бога соблаговолил сплести все в красивое полотно первого евангелия. Именно таким образом, я полагаю, мы можем и должны объяснить разницу между евангелием по Матфею и евангелием по Марку, не допуская ни малейшего намека на то, что здесь одно евангелие более совершенно, чем другое, тогда как уже доказано, что очевидцу событий, исполняющему обязанности слуги, никогда не было бы дано право самовольно заниматься построением евангелия; во всеуслышание подтверждается то, что люди забывают их истинного автора, приписывая авторство тем, кому Он поручил написать, и что единственным ключом к разгадке всех неясностей является простая, но важная истина, заключающаяся в том, что именно Бог внушил свои мысли как Матфею, так и Марку.
Далее Господь Иисус действует по Слову. Он обнаруживает людей, продающих и покупающих в храме (то есть во дворах храма), опрокидывает их столы и выгоняет самих, произнося при этом слова пророков Исаии и Иеремии. Но в то же время имеется здесь и другой характерный штрих: слепые и хромые, "ненавидящие душу Давида" (2 Цар. 5, 8), над которыми сжалился великий Сын Давида Господь и которые увидели в нем не врага, а друга, который возлюбил их, истинно любимых Богом. Но в то же время Он показал то, как ненавидит алчных нечестивцев в храме и негодует против них и что его любовь была отдана обездоленным в Израиле. Затем мы видим, как первосвященники и книжники были оскорблены восклицаниями людей и детей и с упреком обратились к Господу, почему Он допустил подобное восхваление, предназначенное только для царей, в свой адрес. Но Господь спокойно занимает свое положение, согласно верному Слову Бога. Теперь Он прибегает не ко Второзаконию (которое Он цитировал, будучи искушаемым сатаной в начале своего служения). Но теперь, когда они позаимствовали слова из псалма 118 (и кто скажет, что они были не правы?), Господь Иисус (и я скажу, что Он был бесконечно прав) обратился к ним, как к самому себе на языке псалма. И главная мысль этого - путь отвергнутого Мессии, Сына человека, через унижения и страдания к смерти, к небесной славе и царствованию над всем. В этом и заключалась как раз цель, поставленная пред Господом: младенцы поняли, таким образом, истинный смысл того предсказания. Они явились теми младенцами, из уст которых исходила хвала презираемому Мессии, который вскоре должен был вознестись на небеса, возвеличенный там и проповедующий здесь как однажды распятый и теперь прославленный Сын человека. Что могло быть более подходящим для того времени и нести более глубокую правду всех времен, вечную истину?
Матфей, как мы видим, объединяет в одну сцену все, что упоминается о смоковнице (ст. 18-22), не указывая на то, что она была проклята в один день, а последствия проклятия возымели место на следующий день. Не кроется ли здесь некий нравственный смысл? Несомненно. Не выражает ли это идею сердечного и искреннего приема Мессии, подношением плодов, о которых Он так долго заботился и которые не смог получить? Соответствовало ли что-либо в приветствии детей, восклицавших "осанна", прообразу той благодати в день его возвращения, когда сам народ с удовлетворением и благодарностью займет место детей и младенцев и проявит свою высшую мудрость, чествуя того, кого отвергли их отцы, человека, после того возвеличенного на небесах в ночь неверия его народа? Но почему же так насмешливы торжествующие толпы людей и веселящиеся младенцы? Каково было их положение перед взором того, который знал все, что держали они в помыслах? Они были ничуть не лучше той смоковницы, которую увидел Господь, когда возвращался из Вифании в Иерусалим. Как она утопала в листве, так и они подавали надежды, не испытывая недостатка в формальном исповедании; они, как и смоковница, не давали плодов. Причиной отсутствия плодов на смоковнице было то, что еще не настала пора давать плоды. Поэтому должны были быть на смоковнице незрелые плоды, предвестники урожая. Если бы настал сезон плодов, то плоды могли быть уже собраны, но это время еще не настало, и, бесспорно, урожай плодов можно было бы ждать, если бы хоть какие-то плоды завязались. Это сцена правдиво показывает, каким был каждый иудей и весь иудейский народ перед взором Господа. Господь пришел в поисках плодов, но плодов не было; и Господь произносит проклятие: "Да не будет же впредь от тебя плода вовек". Так оно и вышло. Ни одного плода не дало то поколение. Другое поколение должно было прийти на смену. Все должно было измениться, чтобы появились плоды. Плод праведности можно вырастить только познав через Иисуса славу Бога, а Иисуса они все же презирали. И не то чтобы Господь хотел отречься от Израиля: Он хотел подготовить почву для прихода нового поколения, в корне отличающегося от этих христопродавцев. Мы увидим, что именно это подразумевается здесь, если сравним проклятие Господа с остальными словами Бога, которые указывают на лучшее будущее, уготовленное для Израиля.
Но Он кое-что еще добавляет к сказанному. Израиль тех дней не только должен прекратить существование, уступив место новому поколению, которое восславит Мессию и принесет плоды Богу. Иисус говорит своим удивляющимся ученикам, что если они будут иметь веру, то и гору смогут поднять и ввергнуть в море. Под этим надо понимать большее, чем низвержение Израиля как отвечающего за то, чтобы люди давали плоды. Под этим надо понимать изменение всего государственного устройства, ибо гора является символом власти на земле, установленной в мире власти, в то время как смоковница - особый знак Израиля, выражающий ответственность за приношение плодов Богу. Ясно, что оба символа не соответствовали своему предназначению, ибо время Израиля прошло. Но пройдет еще немного времени, и ученики увидят Иерусалим не только пошатнувшимся, но и вырванным, как говорится, с корнем. Придут римляне как исполнители приговора Бога (согласно верным предчувствиям неправедного первосвященника Каиафы, чье пророчество не обошлось без вмешательства Святого Духа), и сметут город, и покарают нацию за то, что был убит Иисус, их Мессия. Однако известно, что государство иудеев было разрушено, когда ученики выросли и стали публично свидетельствовать об этом миру, и прежде, чем апостолы были взяты с земли на небеса, все иудейское государство пришло в запустение и было стерто с лица земли, когда Тит победил Иерусалим, продал в рабство и разбросал весь народ по земле. Я не сомневаюсь, что Господь намеревался дать нам понять, что крушение горы так же важно, как и засыхание смоковницы. Последний пример более простой из двух, и, очевидно, более доступный обыденному мышлению; но вопроса на этот счет не должно возникнуть, и уж если один случай рассматривается символически, то то же самое можно сказать и о другом. Однако, как бы то ни было, этими словами Господа заканчивается данная часть вопроса.
Мы приступаем к новым событиям оставшейся части этой главы и следующей. Религиозные правители приступили к Господу с первым вопросом, который когда-либо приходил в голову таким людям: "Какой властью Ты это делаешь?" Те, кто самонадеянно допускал, что их звание безупречно, легкомысленно задали этот вопрос. Господь ответил им вопросом на вопрос, который вскоре показал, что они сами проявили духовную некомпетентность в несравненно более серьезной области. Кто они были такие, чтобы поднимать вопрос, касающийся его власти? Как религиозные наставники, они, несомненно, должны были быть в состоянии решить то, что имело глубочайшее значение для них самих и для тех, о ком они якобы заботились. Вопрос, который Он ставит, действительно заставляет их дать ответ; ибо, если бы они ответили ему по правде, то это сразу бы пролило свет на то, как и от чьей власти Он поступал таким образом. "Крещение Иоанново, - спрашивает Господь, - откуда было: с небес, или от человеков?" Ни единства цели, ни страха пред Богом не было у этих людей с их высокопарными фразами и мнимым могуществом. И, соответственно, вместо того, чтобы отвечать по правде и совести, они ищут, как бы уйти от дилеммы. И в уме у них было одно: как бы ловчее выкрутиться, какой ответ дать, чтобы избежать неприятностей? Тщетная надежда перед Иисусом! Все, к чему они могли прийти - это ответить: "Не знаем". Это была ложь, но какое это имеет значение там, где заботились об интересах религии и своем собственном положении? Не покраснев, они ответили Спасителю: "Не знаем". И Господь со спокойным достоинством нанес им ответный удар своим словом: "И Я вам не скажу, какою властью это делаю". Иисус знал и читал тайные мысли в сердце, а Дух Бога запечатлел нам их в назидание. Перед нами правдивый обобщенный портрет религиозных вождей мира, вступающих в противоречия с властью Бога. "Если скажем: "с небес", то Он скажет нам: "почему же вы не поверили ему?" а если сказать: "от человеков", - боимся народа, ибо все почитают Иоанна за пророка". Если бы они признали Иоанна, они должны были бы подчиниться власти Иисуса; если бы отвергли Иоанна, то столкнулись бы с гневом народа. Потому они вынуждены были молчать, ибо они не рискнули потерять влияние среди народа и решили любой ценой подорвать авторитет Иисуса. Все, о чем они беспокоились, так это о своем благополучии.
Господь продолжает вопрошать их и задает вопрос в иносказательной форме, но более общего характера, чем вопрос о власти, тем самым расширяя круг наставлений, которые Он дает вплоть до 14-го стиха 22-ой главы. Сначала Он говорит о грешных людях, у одного из которых еще есть совесть, а у другого нет. Это характерная черта в повествовании Матфея. "У одного человека было два сына; и он, подойдя к первому, сказал: сын! пойди сегодня работай в винограднике моем. Но он сказал в ответ: "не хочу", а после, раскаявшись, пошел". Отец подошел к другому, который являл собой благодушие и ответил на просьбу: "Иду, государь", и не пошел. "Который из двух исполнил волю отца? Говорят Ему: первый. Иисус говорит им [это и есть его заявление]: истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие, ибо пришел к вам Иоанн путем праведности, и вы не поверили ему, а мытари и блудницы поверили ему; вы же, и видев это, не раскаялись после, чтобы поверить ему". Но Он не довольствовался тем, чтобы задеть совесть довольно болезненным для плоти способом, ибо они обнаружили, что, несмотря на силу или еще что-то, те, которые больше всего изображали веру, но не подчинялись, считались хуже, чем те, которые, хоть и грешили, раскаялись и исполнили волю Бога. Затем Господь обращает свой взгляд на весь народ и рассматривает его отношения с Богом с первых дней. Другими словами, в этой притче Он дает нам историю отношений, сложившихся между Богом и людьми. Ни в коем случае не следует думать, что подобное поведение характерно для одного отдельно взятого поколения людей. Господь ясно говорит о том, какими они были все время и какими они были тогда. В притче о винограднике они проходят испытание как ответственные за исполнение притязаний Бога, ибо с самого начала Бог дал им очень большие права. В следующей притче о брачном пире сына царя мы видим, какими они оказались, когда испытывались милосердием или евангелием Бога. Это основное содержание следующих притч.
В хозяине дома, который одолжил на время свой виноградник, подразумевается Бог, испытывающий иудея щедрыми дарами, которыми награждает его. Собственно, первые посланные за плодами слуги, а затем и другие, были посланы не только напрасно, но подверглись оскорблениям и с каждым разом все возрастающему злу. Тогда, наконец, он посылает к ним своего сына, говоря: "Постыдятся сына моего". И тогда они совершают свой величайший грех: открыто отвергают все божественные притязания, предавая смерти сына и наследника, ибо "схватив его, вывели вон из виноградника и убили". "Итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? Говорят Ему: злодеев сих предаст злой смерти, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые будут отдавать ему плоды во времена свои".
Тогда Господь произносит слова из Писания, и не только для того, чтобы призвать к ответу совесть: "Неужели вы никогда не читали в Писании: камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла. - Это от Господа, и есть дивно в очах наших". Затем Он продолжает свое предсказание о камне, представляя этот камень таким, каким он описан в Пс. 118, 22, и в то же время связывая с пророчеством Даниила (гл. 2). Такой принцип, по меньшей мере, приемлем в данном случае (и мне едва ли стоит говорить) своей правдой и красотой, ибо в тот день изменники иудеи будут судимы и погибнут, и этот камень должен занять два положения. Одно здесь, на земле, - унижение, то есть положение Мессии. Об этот камень, отвергнутый, споткнутся и упадут неверующие. Но затем, когда этот камень будет возвеличен, проявятся последствия этого, ибо камень Израиля, благословенный Сын человека, спустится с беспощадным приговором и раздавит всех врагов. Услышав его притчи, первосвященники и фарисеи поняли, что Он говорит о них.
А Господь в новой притче обращается уже к призыву милосердия. Эта притча о том, чему подобно царство небес (гл. 22). Но здесь мы сталкиваемся с новыми принципами. И кажется странным, что эта притча приводится именно здесь. У Луки встречается подобная притча, хотя трудно утверждать, что это именно та самая притча. Несомненно, нечто подобное можно там обнаружить, но совсем в другой связи. Кроме этого, Матфей добавляет здесь различные характерные для него детали, уступая замыслу, внушаемому ему Святым Духом, в то время как у Луки мы встречаем свои особенности. Таким образом, у Луки замечательным образом показаны милосердие и любовь к презренным нищим Израиля. И эта любовь и милосердие, расширяя сферу действия, выходят на большие дороги, за пределы изгородей, чтобы излиться на бедняков в больших городах повсюду и везде. Нет необходимости говорить, как совершенно все это по своему характеру. Здесь же, у Матфея, присутствует не только милосердие Бога, но и в некотором роде история, очень удачно передающая крах Иерусалима, о чем Лука умалчивает. "Царство Небесное подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего". Это не просто человек, устраивающий пир для неимущих, как это представлено у Луки, здесь перед нами царь, стремящийся к прославлению своего сына. Он и "послал рабов своих звать званых на брачный пир; и не хотели придти. Опять послал других рабов, сказав: скажите званым: вот, я приготовил обед мой, тельцы мои и что откормлено, заколото, и все готово; приходите на брачный пир". Здесь Господь дважды посылает своих слуг с поручением: первый раз во время его жизни, второй - после смерти. Во время второго поручения, а не во время первого, сказано: "Все готово". Но приглашение, как и в первый раз, отвергнуто. "Но они, пренебрегши то, пошли" кто куда. И уже во второй раз, когда последовало это еще более настойчивое приглашение, от которого человеку непростительно было отказываться, они не пожелали прийти на пир и отправились кто на свое поле, кто на свою торговлю, а "прочие же, схватив рабов его, оскорбили и убили их". Не такой прием, конечно, был оказан апостолам Господа при его жизни, но как раз так, как стало потом известно, поступили с ними после его смерти. Вслед за тем проявилось удивительное долготерпение, и возмездие было отложено на несколько лет, но все же настал час расплаты. "Услышав о сем, царь разгневался, и, послав войска свои, истребил убийц оных и сжег город их". На этом заканчивается та часть притчи, где предсказаны предопределенные заранее деяния Бога. Кроме того, притча в евангелии по Матфею носит характер приговора, чего нельзя сказать о притче в евангелии по Луке (то есть в отношении того, что касается ее замысла). Как обычно, в евангелии по Матфею гораздо ярче, чем у Луки, показано изменение в домостроительстве Бога. Там же (у Луки) это, скорее, идея милосердия, прослеживаемая от приглашения уже избранных, которые отказались, принеся извинения нравственного характера. Далее приглашение последовало слонявшимся по улицам и переулкам городов увечным, нищим, хромым и слепым, а вслед за ними - всем слонявшимся по дорогам и у изгородей, уговаривая их прийти, чтобы дом мог заполниться гостями. У Матфея это прежде всего идея изменения промысла Бога и, следовательно, отношения к иудеям, как в милосердии, так и в суде. Здесь все рассматривается в своей целостности в соответствии с его манерой, заключающейся в том, чтобы, так сказать, набросать полную картину одним штрихом. И здесь это выражено наиболее ярко, так как никто не может отрицать, что обращение к язычникам имело место задолго до гибели Иерусалима. Затем добавляется роль язычников: "Тогда говорит он рабам своим: брачный пир готов, а званые не были достойны; итак пойдите на распутия и всех, кого найдете, зовите на брачный пир. И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими". Внимание обращено еще на одну деталь, причем весьма выразительным образом. У Луки мы не видим объявления и исполнения приговора над тем человеком, который явился на брачный пир не в брачной одежде. В евангелии по Матфею мы видим не только пpедопpеделенные отношения с иудеями, но и обнаpуживаем, что заключительная сцена описана очень подpобно: цаpь судит каждого в день, котоpый гpядет. Это не внешняя и не национальная особенность, хотя есть здесь и это: данное событие было заpанее пpедопpеделено для Изpаиля. Совсем иначе, но в соответствии с этим, мы видим, как Бог одобpяет веpу язычников, тех, котоpые тепеpь пpиняли имя Хpиста, но не стали истинными христианами. Из пpитчи следует такой вывод: не было ничего более соответствующего тому вpемени, чем эта каpтина, хаpактеpная для Матфея, котоpый говоpит о гpядущих великих пеpеменах в миpе язычников, а также об особом отношении Бога к тем язычникам, котоpые оскоpбили его благодать. Пpитча иллюстpиpует наступающие пеpемены в домостpоении Бога. Она соответствует скоpее замыслам Матфея, чем Луки; последний обычно касается вопpосов нpавственного хаpактеpа, котоpые Господь даст возможность pассмотpеть в дpугое вpемя.
Вслед за этим идут pазличные сословия иудеев: сначала фаpисеи и (стpанное сочетание!) иpодиане. Обычно эти сословия находились, как считают, в постоянной вpажде. Фаpисеи относились к паpтии высшего духовенства, а иpодиане, наобоpот, являлись пpедставителями пpидвоpной знати, занятой миpскими делами; пеpвые были яpыми защитниками установленных тpадиций и стpогими блюстителями закона, втоpые были пособниками власть пpедеpжащих во всем, что бы ни пpоизошло на земле. И они лицемеpно заключили союз пpотив Господа. Господь же пpинимает их вызов с той мудpостью, котоpая светилась в его словах и делах. Они тpебуют, чтобы Он ответил им, позволительно ли давать подать кесаpю или нет. "Покажите Мне монету, - говоpит Он, - котоpою платится подать... И говоpит им: чье это изобpажение и надпись? Говоpят Ему: кесаpевы. Тогда говоpит им: итак отдавайте кесаpево кесаpю, а Божие Богу". Следовательно, Господь судит о событиях так, как они пpоходят пеpед его глазами. Монета, котоpую они чеканили, доказывала их зависимость от язычников. И они сами виноваты, что попали в такое подчинение. Они стpадали под гнетом своих господ и вдобавок к этому испытывали гнет чужеземцев, и все из-за собственных гpехов. Господь выдвинул пpотив них не только неопpовеpжимое доказательство их подчинения pимлянам, но также и более сеpьезное обвинение, о котоpом они и не подозpевали: наpушение пpав Бога, котоpые Он также имел, как и кесаpь. "Отдавайте кесаpево кесаpю". Деньги, котоpые вы так любите, делают вас pабами кесаpя. Так платите кесаpю положенную ему подать. Но в то же вpемя не забывайте платить "Божие Богу". Отсюда следует, что они ненавидели истинного Бога больше, чем кесаpя. Господь, таким обpазом, заставил их задуматься и устыдиться той вины, котоpая была у них на совести.
Затем к Господу пpиступила дpугая большая гpуппа лиц. "В тот день пpиступили к Нему саддукеи", т.е. те, что более дpугих пpотивостояли учению фаpисеев, как иpодиане в политике. Саддукеи, отpицавшие воскpесение, задали вопpос, котоpый считали исключительно тpудным и думали, что на него нельзя дать ответ: кому из бpатьев в воскpесении будет пpинадлежать женщина, котоpая на этом свете была поочеpедно женой всех семи бpатьев? Господь не пpиводит им цитату Писания, в котоpой говоpится о воскpесении. Он поступает так, как в данных обстоятельствах считает достойным почитания. Для саддукеев не было в Писании большего автоpитета, чем пять книг Моисея. Ссылаясь на Моисея, Он доказал воскpесение, и это является наиболее пpостым способом доказательства из всех возможных. Каждому его pассудок должен подсказать, что "Бог не есть Бог мертвых, но живых". Поэтому, если Бог называет себя Богом Авраама, Исаака и Иакова, то это что-нибудь да значит. Ссылаясь некоторое время спустя на их отцов, которых уже не было в живых, Он говоpит о самом себе как бы во взаимосвязи в ними. Разве они к тому вpемени не умеpли? Неужели все кануло в небытие? Нет. Более того, Он говоpит так, будто не только общался с ними, но и дал им обещания, котоpые еще не были исполнены. Либо тогда Бог должен воскpесить их из меpтвых, чтобы исполнить данные им обещания, либо Он не сможет сдеpжать свои обещания. Было ли это последнее их веpой в Бога или хотя бы их желанием веpить? Следовательно, отpицать воскpесение - значит, отpицать обещания и веpность Бога, и, по пpавде говоpя, самого Бога. Поэтому Господь укоpяет их, основываясь на этом пpизнанном пpинципе, что "Бог не есть Бог меpтвых, но живых". Считать его Богом меpтвых означало бы на самом деле отpицать его как Бога вообще и pавным обpазом считать все его обещания не имеющими ни цены, ни постоянства. Поэтому Бог должен вновь воскpесить из меpтвых отцов, чтобы исполнить данные им обещания, ибо в этой жизни, несомненно, они никогда не получили бы обещанного. В этом также пpоявилось безpассудство их мыслей, ибо поставленная ими пpоблема была совеpшенно надуманной и существовала только как плод их вообpажения. "Ибо в воскpесении ни женятся, ни выходят замуж, но пpебывают, как ангелы Божии на небесах". Следовательно, в своем отpицании они были абсолютно не пpавы. Также и в положительном смысле, как мы видим, они были не пpавы, ибо Бог должен был воскpесить меpтвых, чтобы исполнить свои обещания. Итак, в этом миpе нет ничего, что было бы достойным свидетельства Бога, за исключением только того, что известно веpе; но если говоpить о пpоявлении Бога, его силы, тогда нужно ждать воскpесения. Саддукеи не веpили, и по этой пpичине заблуждались и ничего не могли понять. "Заблуждаетесь, не зная Писаний, ни силы Божией". Итак, суть в том, что, отказываясь веpить, саддукеи были не в состоянии и понимать. Когда же настанет воскpесение, то истина откpоется каждому. Это и имел в виду наш Господь, когда отвечал на вопpос саддукеев, и весь наpод дивился его учению.
Хотя фаpисеи не были огоpчены, когда увидели, что пpавящая паpтия, саддукеи, были в замешательстве и молчали, один из них, законник, искушая Иисуса, задал ему вопpос, котоpый интеpесовал саддукеев: "Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?" Но Он, котоpый явился исполненным милосеpдия и пpавды, никогда не пpинижал закон и сpазу pаскpывает самую суть обеих частей закона: божественную и человеческую.
Однако пришла очередь и Иисусу задать вопрос, взятый им из Пс. 110. Если Христос был признан Сыном Давида, то как же Давид называет его по вдохновению Господом, когда говорит: "Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих"? В этом вопросе заключается вся истина о его положении. Эту истину легко можно было понять, и Господь может говорить о вещах, которые в действительности были не тем, чем казались. Таковы были слова царя Давида, говорившего по вдохновению Святого Духа. Но каковы были теперь слова и мысли людей, и кто внушал им эти мысли? Увы! Фарисеи, законники, саддукеи являли собой безбожие в разных формах. И слава Господа, Сына Давида, была гораздо более важной для них, нежели воскресение мертвых по обещанию. Верьте или не верьте, Мессия собирался занять место справа от Сущего. Это были (такими они остаются сейчас) критические вопросы: если бы Христос был Сыном Давида, то как бы Он был тогда Господом Давида? Если бы Он был Господом Давида, то как бы Он мог быть Сыном Давида? Это и есть кризис неверия, присущий всем временам, и теперь точно так же, как и тогда, - непроходящий предмет свидетельства Святого Духа, обычный камень преткновения для человека, который, будь он мудрее, не посчитал бы его таковым и не попытался бы постигнуть своим разумом непостижимую тайну личности Христа или отрицать, что в этом есть вообще какая-то тайна. В этом-то и состоит неверие иудеев. Это и является основной истиной, высшей, прежде всего у Матфея, заключающейся в том, что Он, будучи Сыном Давида, Сыном Авраама, на самом деле был Еммануилом и Сущим. Это было доказано еще при его рождении, доказано всеми его деяниями в Галилее, доказано и его последним посещением Иерусалима. "И никто не мог отвечать Ему ни слова; и с того дня никто уже не смел спрашивать Его". Такова была их позиция в присутствии того, который так скоро собирался занять свое место справа от Бога, и такую позицию сохраняет каждый до настоящего времени. Ужасное безмолвие неверия в Израиле, презирающем свой собственный закон, презирающем своего собственного Мессию, Сына Давида и Господа Давида: его слава - их позор!
Но если человек молчал, то настала очередь Господа не просто задать вопрос, но и вынести приговор; и вот в 23-ей главе Господь объявляет свой суровый приговор Израилю. Он был обращен как к массам людей, так и к ученикам, предрекая проклятия книжникам и фарисеям. Господь полностью одобрял в то время такой вид смешанного обращения в том случае, если это касалось не только его учеников, но и того остатка в будущем, который займет двойственную позицию: верующие в Него, с одной стороны, и исполненные надежды и представлений иудеи - с другой. Это кажется мне той причиной, почему Господь говорит в манере, совершенно отличной от той, которая характерна для Писания. Он говорит: "На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак всё, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят, и не делают: связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их; все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди". Этот принцип применим как в то время, так и в последние дни. Образ собрания дается как вставной эпизод. Характерность таких наставлений у Матфея очевидна, как и то, что только здесь можно встретить подобное. И снова нашим душам навязывают представления о том, что учение Господа могло иметь временный характер. Отнюдь. Сказанное им имеет непреходящую ценность для тех, кто следует ему, если только те особые привилегии, дарованные собранию, которое является его телом, не изменят условия и вместе с этим не отвергнут еврейский народ и существующее положение вещей. Но так как эти слова были тогда воспроизведены дословно, то я чувствую, что они сбудутся в грядущем. Если это исполнится, то по праву сохранит славу Господа как великого пророка и учителя. В последней книге Нового Завета мы видим подобную совокупность признаков, когда собрание должно будет исчезнуть с лица земли, и это есть соблюдение заповедей Бога и вера в Иисуса. Так и здесь ученики Иисуса призваны внимательно проследить, что совершалось теми, кто занимал место Моисея, - делать то, чему они учили, а не то, что они делали. Поскольку они учили повелениям Бога, то это было обязательным. Но их дела должны были быть путеводной звездой, а не поводырем. Их должны были видеть люди, они все делали напоказ, чтобы прославиться в народе, получить громко звучащие титулы в открытом противоречии Христу; отсюда его частое повторение слов "ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится". И, конечно же, ученики имели веру в Иисуса.
Затем Господь разразился проклятиями в адрес книжников и фарисеев. Они были лицемерами. Они затворяли новый свет Бога, в то же время без меры насаждали свои мысли, прельщали совесть игрой слов, настойчиво требуя детального исполнения обрядов, прилагая все усилия для сохранения внешней чистоты, хотя сами погрязли в хищениях и невоздержанности. Если внешне они могли казаться праведными и благородными, то внутри не боялись быть лицемерными и низменными. Наконец, их памятники, построенные в честь убитых пророков и знаменитостей, скорей всего, свидетельствовали об их причастности к неправедным делам, к тем, кто убивал пророков. Их отцы убивали свидетелей Бога, которые при жизни осуждали их, они же, сыновья, только воздвигали памятники праведникам, когда уже никто больше не мог свидетельствовать против их совести, и их могильные надгробья венчали ореолами их самих.
Такова религия мира и ее вожди. Это большое препятствие на пути божественного познания; вместо того, чтобы служить Его каналами, они узки там, где должны быть широкими, холодны и равнодушны по отношению к Богу, заботящиеся только о себе; дерзкие софисты там, где обязательства пред Богом велики, и щепетильные до мелочей в мельчайших подробностях, "оцеживающие комара, а верблюда поглощающие"; беспокоящиеся только о внешнем благополучии и пренебрегающие всем, что скрыто внутри. Чествуя, кто пострадал в прошлом, они доказывали то, что преемники последовали не за ними, а за их врагами, явились сообщниками тех, кто убивал друзей Бога. Преемниками же тех, кто в старые времена пострадал за Бога, являются страдающие за него сегодня; наследники же их преследователей могут строить им гробницы, воздвигать их статуи, отливать их фигуры в бронзу - словом, воздавать любую возможную честь. Когда больше нет свидетельства Бога, проникающего даже в очерствелую душу, когда те, кто свидетельствовал о нем, отошли в мир иной, тогда имена этих ушедших святых и пророков становятся кое для кого средством завоевать репутацию верующих. Сегодня недостает выражения истины, меч Святого Духа больше не в руках тех, кто хорошо владел им. Слава тех, кого уж нет в живых, является для людей этого поколения самым дешевым способом завоевать авторитет, раздувая капитал традиций за счет тех, кто некогда служил Богу, а теперь покинул этот мир, и чье свидетельство больше не будет причинять муки стыда. Поэтому очевидно, что поскольку их слава началась после смерти, то она, несомненно, несет на себе печать смерти. Кичились ли они достижениями эпохи? Думали ли они и говорили ли, что если бы они жили во дни отцов, то не были бы сообщниками тех, кто проливал кровь пророков? Как мало знали они свои собственные души! Приближалось их испытание. Их подлинный характер проявится совсем скоро: будучи лицемерами и порождением ехидны, как бы они смогли избежать осуждения в геенне?
Разоблачив и обвинив их, Иисус говорит: "Посему, вот, Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город". Его слова носят явно иудейский характер и передают обстоятельства гонений, так как цель была покарать. "Да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником. Истинно говорю вам, что все сие придет на род сей". И все же как благословенный Господь, произнеся проклятия в адрес Хоразина, Вифсаиды и Капернаума, которые отвергли его слова и дела, Он после этого сразу обратился к безграничным источникам милосердия, и из глубины присущей ему славы вынес тайну о том лучшем, что ждет бедных и нуждающихся, так что даже в это время, перед тем как произнести эти проклятия (такие жестокие и роковые для гордых первосвященников Израиля), Он, как нам известно из главы 19 у Луки, пролил слезы над провинившимся городом, из-за которого как слуги его, так и их Господь могли пострадать. И это опять доказывает, каким преданным было его сердце по отношению к ним. "Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст". Это не "Я оставляю", а "оставляется вам дом ваш пуст", ибо "сказываю вам: не увидите Меня отныне [с какой горечью, с каким чувством невосполнимой утраты их Мессия, сам Сущий, отвергает тех, кто отверг его!], доколе не воскликнете: благословен Грядый во имя Господне!"
Таким мы увидели нашего Господа, представляющего себя Сущим, царем; мы встретились с различными категориями людей, пытающимися осудить его, но в действительности осужденными им. Остается еще одна очень интересная сцена, имеющая отношение к его прощанию с людьми, о которых только что говорилось. Это его последний разговор с учениками (гл. 24) в преддверии будущего, и об этом у Матфея рассказывается весьма подробно и выразительно. Было бы напрасным пытаться растолковать значение этой пророческой речи в пределах отведенного мне времени, поэтому я хотел бы сейчас ознакомить вас с ней, чтобы вы в общих чертах могли уяснить ее суть и отличительные особенности. Понятно, что более полная завершенность ее здесь, по сравнению с тем, как она выглядит в других евангелиях, объясняется определенным замыслом. В евангелии, автором которого является Иоанн, ни слова не говорится об этом. Марк дает свое описание, обращая особое внимание на свидетельство Бога, что я надеюсь показать, когда мы подойдем к той теме. У Луки же особое внимание уделяется язычникам и временам их господства в период длительного упадка Израиля. И снова только у Матфея мы находим прямой намек на конец света. Причина ясна. Такой исход событий является величайшим кризисом для иудеев. Матфей, пишущий об Израиле под руководством Святого Духа, находясь под впечатлением последствия их былого неверия и того будущего кризиса, преподносит все это как важный вопрос и особый ответ на него Господом. Это также является причиной того, почему Матфей открывает нам то, что мы не находим ни у Марка, ни у Луки, по меньшей мере, по этому вопросу. Здесь всесторонне раскрывается роль христианства, как мне кажется (то есть то, что связано с учениками Иисуса, рассматриваемых как исповедующих имя Христа, когла Израиль отверг его). Это соответствует взгляду Матфея на данное пророчество, и причина этого ясна. Матфей раскрывает перед нами не только последствия неприятия Мессии Израилем, но и изменение промысла Бога или то, что должно было последовать за их неизбежной враждой по отношению к тому, кто являлся их царем, и не только Мессией, но и Сущим. Таких последствий следовало ожидать, их не могло не быть, и они были важными для всех, а Святой Дух воспроизводит здесь эту часть пророчества Господа соответственно той его цели, которая преследуется в евангелии по Матфею. Разве Бог не предвещает отречение иудеев от той славной личности в удивительно точном повествовании? Соответственно, вот, что мы здесь видим: порядок, который, хотя и отличается от того, какой существует где-либо еще, устанавливается и контролируется высшим разумом. Прежде всего, как иудеи, так и ученики рассматриваются в тех обстоятельствах, в которых они тогда находились. Они не поднялись выше своих старых представлений о храме, о тех зданиях, которые вызывали их восхищение и благоговейный страх. Господь произносит приговор, который был близок к исполнению. Действительно, он нашел отражение в словах, сказанных перед этим: "Се, оставляется вам дом ваш пуст". Это был их дом. А Дух улетел. И дом был теперь не лучше мертвого тела. Почему бы его не вынести и поскорее не захоронить? "Видите ли все это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; все будет разрушено". Скоро будет покончено с существующим положением дел. "Когда же сидел Он на горе Елеонской, то притупили к Нему ученики наедине и спросили: скажи нам, когда это будет? и какой признак Твоего пришествия и кончины века?" В ответ Господь предлагает их вниманию историю общего характера, настолько общего, что едва ли кто сразу может понять из сказанного, кого Он здесь имеет в виду - христиан или иудеев (ст. 4-14). Они действительно выглядели как остаток верующих иудеев, что объясняется широтой сказанного. Затем, начиная с 15-го стиха, следуют подробности из книги пророка Даниила, на чью проповедь настойчиво ссылаются, чтобы придать особое выражение написанному. Распространение мерзости запустения на святом месте явилось бы знамением немедленного появления благочестивцев, подобных ученикам, которые в то же время будут находиться в Иерусалиме. За всем этим должны последовать великие страдания, каких не было "от начала мира доныне". Это будут не только бедствия внешнего характера, но последуют обманы, каких не было раньше, ибо восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса. И здесь Спаситель милостиво предупреждает всех избранных, и его предупреждение выше всех предупреждений, посылаемых пророками Ветхого Завета.
"И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою". Появление Сына человека является кульминационным моментом евангелия по Матфею и, бесспорно, всех евангелий. Однажды отвергнутый, Христос вернется со славой как великий наследник всего. Он явится в облаках не только, чтобы занять престол Израиля, но и чтобы править над всеми народами, говорящими на разных языках. Перед его возвращением к ужасу и стыду его врагов в стране и за ее пределами первой миссией его ангелов будет собирание избранных "от четырех ветров, от края небес до края их". Здесь нет намека на воскресение из мертвых или вознесение на небо. Речь идет об избранных Израиля, а его собственная слава - это слава Сына человека, и ни слова о том, что Он становится правителем, и ни слова о собрании, его теле. О чем здесь говорится, так это о собирании избранных, не только из иудеев, но и из всего Израиля, как я полагаю, - "от четырех ветров небесных". Такая интерпретация может быть подтверждена, если это необходимо, следующей за этим притчей (ст. 32,33) Это опять смоковница, но описываемая совсем с другой целью. Проклятая в одной связи, она находит благословение в другой; смоковница - это символ Израиля.
Затем следует то, что мы можем назвать не мирской, а библейской притчей. Она намекает на внеземное царство, что было позаимствовано из Ветхого Завета. Здесь дается ссылка на дни Ноя, чтобы проиллюстрировать приход Сына человека. Итак, удар должен обрушиться неожиданно на все и всех. "Тогда будут двое на поле: один берется, а другой оставляется; две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется". Не следует представлять себе, что это было бы подобием простого приговора в провидении, который уничтожает все здесь, а не там, и уничтожает здесь все без разбора. В подобном случае невинные страдают вместе с виноватыми, без всяких различий. Но не так будет в дни пришествия Сына человека, когда Он возвратится, чтобы судить человечество в конце света: ни внутри, ни снаружи не найти спасения. Из двух в поле, из двух мелющих в жерновах кто-то один будет взят, а другой оставлен. Различия будут установлены точным и совершенным образом. В заключение ко всему Господь говорит: "Итак бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет. Но это вы знаете, что, если бы ведал хозяин дома, в какую стражу придет вор, то бодрствовал бы и не дал бы подкопать дома своего. Потому и вы будьте готовы, ибо в который час не думаете, приидет Сын Человеческий".
Такой переход, на мой взгляд, берет начало от того отрывка, который посвящен конкретно участи иудейского народа, и подходит к тому, что касается христианской веры. Первая из этих обобщенных картин христианства, в которой выпадают все ссылки на Иерусалим, храм, народ или их упования, показана в стихах 45-51. Далее следует притча о десяти девах, затем, наконец, притча о талантах. Однако позвольте мне заметить, что имеется вставка в главе 25, 13, которая в несколько искаженном виде напоминает уже используемый стих в предыдущей главе. Но дело, как известно, в том, что люди, переписывая греческий Новый Завет, добавили слова "в который приидет Сын Человеческий" к этому стиху, в котором до того этих слов не было. Дух Святой в действительности писал: "Итак бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа". В отношении того, что имеется в тексте, в лучших его копиях, этот факт слишком известен, чтобы о нем много говорить. Ни один известный критик не считает, что эти слова имеют право быть занесенными в текст, написанный древним авторитетным писателем. Другие могут отстаивать эту вставку - те, которые принимают общепризнанное и то, что встречается в сомнительных современных изданиях. Несомненно, те, о которых я сейчас говорю, поступают непорядочно, отстаивая устоявшиеся или искаженные основы того, что имеет отношение к Богу. Если мы согласимся с традиционным текстом издателей, то мы встанем на эту позицию, если же мы отвергнем человеческую тенденциозность как принцип, то мы несомненно не должны доверять такой вставке, как эта; мы имеем все основания считать ее простой интерполяцией, а не истинным словом Бога. И, действительно, пропустив эту вставку, мы сможем почувствовать, как невыразимо красиво звучит стих.
Прежде всего в отрывке о христианстве следует притча о домашнем рабе. Он, будучи преданным и мудрым, понял, что хочет от него господин, который поставил его над своим домашним хозяйством, чтобы он в должное время доставлял им пищу; и за то, что он исполнил его желание, господин, когда вернулся, поставил его над многим в своем имении. А злой раб, наоборот, уверовал в своем сердце, что его господин не вернется, и, поддавшись искушению, уступил властной силе и злу и связался с языческим миром; он был удивлен приговором и получил с лицемерами свою долю непреходящего стыда и скорби.
Это как бы поучительное описание христианства. Но вот еще одна притча: "Тогда подобно будет Царство Небесное десяти девам, которые, взяв светильники свои, вышли навстречу жениху. Из них пять было мудрых и пять неразумных. Неразумные, взяв светильники свои, не взяли с собою масла. Мудрые же, вместе со светильниками своими, взяли масла в сосудах своих. И как жених замедлил, то задремали все и уснули" (гл. 25,1-5). Таким образом, христианский мир полностью рушится. И не только неразумные, но и мудрые засыпают. Никто не смог найти достойного выражения своему ожиданию жениха. "Задремали все и уснули". Однако Бог, хотя и тайно, но проявляет заботу о том, чтобы, приготовившись и ожидая, они пожелали уйти куда-то и заснули. Короче, они изменили своей первоначальной позиции. Они не только не исполнили свой долг ожидания возвращения жениха, но они больше не находились в своем истинном положении. Когда возвращается надежда, тогда восстанавливается и положение, но не прежде. В полночь, когда все спали, раздался крик: "Вот, жених идет, выходите навстречу ему". Это подействовало на дев: как на неразумных, так и на мудрых. Так и теперь. Кто может отрицать, что неразумные люди много говорят и пишут о явлении Господа? Всеобщее душевное волнение продолжается во всех странах и городах: несмотря на противостояние, ожидание распространяется все шире и дальше. Это никоим образом не сдерживает детей Бога. Те, кто находится в поисках масла, встревоженно мечутся туда и сюда, тогда как те, у кого в светильнике есть масло, радуются, что успеют выйти еще раз до возвращения жениха. И какая разница! Разумные запаслись маслом заранее, остальные же доказали свое безрассудство, не сделав этого. Позвольте мне обратить на это ваше особое внимание. Разница заключается не в том, ожидать ли возвращения Господа или нет, а в наличии или отсутствии масла (то есть помазания от Святого Духа). Все изображают христиан, все являются как бы девами со светильниками. Но нехватка масла неизбежна. В ком нет Духа Христа, тот совсем не принадлежит ему. Таковы неразумные. Что бы они ни исповедывали, они не знают, что заставило других быть мудрыми во имя спасения души; а их беспокойный поиск того, что им недоставало, в конечном итоге отделяет их даже здесь от того общества, с которым следует искать путь к Господу.
Мысль о том, что они являются христианами, которым не хватает дара предвидеть будущее, кажется мне не только неверной, но и совсем недостойной духовного разума. Разве постижение Христа менее ценно, чем правильное планирование будущего? Я не могу понять христианина без масла в его светильнике. Становится ясным, что каждый святой, который покоряется справедливости Бога во Христе имеет Святого Духа, обитающего в нем. Как учит нас Иоанн, наименьшие из божественного семейства получают право на это помазание, не отцы и молодые люди, а именно младенцы. Конечно, если самые младшие во Христе имеют такие привилегии, то юноши и отцы семейства не испытывают в этом недостатка. Поэтому я утверждаю, будучи совершенно уверенным в своей правоте, что если в притче особое внимание обращается на масло, не на дар предвидения, а на дар Духа Бога, тогда каждый христианин, а не кто другой, имеет Святого Духа, обитающего в нем. Таковыми и являются разумные девы, которые приготовились к встрече жениха и вошли с ним на брачный пир, как только Он явился. Когда же приближается этот час, другие, напротив, все больше и больше приходят в смятение. Не полагаясь на Христа душой и верой, ибо в них не обитал Святой Дух, они ищут бесценный дар у тех, кто продает его, прося, чтобы кто-нибудь проявил к ним милость и продал это бесценное масло. Тем временем возвращается Господь, и те, кто был готов к его приходу, вошли с ним на брачный пир, и двери затворились. Остальных же дев на пир не допускают. Господь не знает их.
Разрешите мне мимоходом сказать, что эти девы отличаются от тех, которых призовут в конце века за более широкие и глубокие отличия. Нет основания полагать, что положение страдающих в этот переломный момент еще более осложнится из-за дремоты, как произошло со святыми во время долгой отсрочки христианского мира. Короткое время небывалых испытаний и бед не допустит этого. Далее в Писании мы едва ли найдем основание для утверждений о том, что в таких страдальцах нашего времени мог обитать Святой Дух, ибо это особая привилегия верующих с тех пор, как отвергнутый Христос занял свое место на небесах. Несомненно, Святой Дух должен снизойти на всякую плоть в день второго пришествия, но ни одно пророчество не гласит, что остаток будет охарактеризован таким образом, пока не увидит Иисуса. Есть еще третья отличительная особенность: нигде не говорится об этих страдальцах как об идущих встречать жениха. Они могли убежать прочь от мерзости запустения, но это, скорее, контраст, чем подобие.
Третья из притч говорит о другом времени. Во время отсутствия Господа, прежде чем Он явится, чтобы царствовать над миром, Он дает людям разные дары, и каждому отмеряет разной мерой. Больший из даров принадлежит христианству за его активное и многообразное свидетельство. Я не знаю ничего, что бы могло дать точный исчерпывающий ответ на это в наше время (которое бы отличало краткое убедительное свидетельство царства). Эти дары, упомянутые в главе 25, кажутся мне полным выражением проявления милосердия, которое выступает и действует от имени отвергнутого и ушедшего на небеса Господа. Однако я не буду останавливаться на подробностях, ибо это наверняка отобьет желание дать всесторонний обзор за короткое время.
Последняя сцена главы достаточно ясна для понимания каждого. "Все народы" - здесь речь идет о язычниках, и на этот счет не может быть сомнений. Об иудеях уже шла речь в начале проповеди Господа, потому что учениками были иудеи. Затем, когда ученики перешли от иудаизма в христианскую веру, мы находим в этом весьма ясную причину, почему эпизод с христианами идет вторым по порядку. Далее, на третьем месте, мы видим "все народы", которые определены так формально и четко, отделены от двух других групп как в терминах, так и в том, что о них говорится. Они появляются и явно рассматриваются как язычники, когда Сын человека воцарится на земле. Ответ, который они дадут перед его престолом и который решит их вечную судьбу, будет касаться не их сердечных тайн, которые надлежит раскрыть, не их личной жизни, но их отношения к его посланцам. Как они отнеслись к тем, кого царь называет своими братьями? Это и будет оцениваться тогда на основе их отношения к краткому свидетельству, представленному в конце настоящего домостроения (я не сомневаюсь, что будет оцениваться даже иудейскими братьями царя, когда весь мир будет удивляться зверю и тому, что люди возвращаются к идолам и попадают в лапы к антихристу). Свидетельство потребуется в переломный момент, после того, как тело будет взято на небеса и снова будет поднят вопрос о земле. Следовательно, с этими народами или язычниками будут поступать согласно тому, как они поступали с посланцами царя; и это произойдет, когда царь призовет их к престолу своей славы. Чтобы признать его презираемых вестников во времена великого заблуждения, потребуется воскрешающее действие Духа; и это поистине необходимо для того, чтобы получить свидетельство Бога. Это не вопрос какого-то общего характера, обращенный к вечности, или к современной проповеди милосердия Бога, или к простому течению человеческой жизни. Ничто из этого не является основанием для обращения Господа с ними как с овцами либо как с козлами.
С формальным обучением теперь покончено, во всяком случае практическим или пророческим. Приближается самая решающая сцена, о которой, будь она благословенна, я не могу пока много сказать. Господь Иисус явился перед народом, Он читал проповеди, творил чудеса, давал наставления ученикам, встречался со своими противниками из разных слоев общества, предсказывал будущее до скончания века. Теперь Он готовится страдать - страдать, полностью подчинившись воле своего Отца. Соответственно, в этой сцене нет больше человека, осуждающего его на словах, но только Бог, оценивающий его как личность при распятии. Милосердие и истина исходят от Иисуса Христа. Мы чувствуем здесь это. Он сохраняет каждое чувство во всей полноте. Здесь, вдали от людей, Господь некоторое время размышляет о том, что осталось сделать достойного его Духа. Активные действия были завершены, осталось распятие - несколько коротких часов, но бесконечно ценных и беспредельно важных, с которыми ничто не могло сравниться.
Теперь мы видим Иисуса в доме в Вифании (гл. 26). Эту одну из немногих сцен Дух Бога вводит для контраста во все евангелия, кроме евангелия по Луке, чтобы показать приготовления Христа к распятию. Действовал ли здесь Дух Бога от сердца того, кто любил Спасителя? В то же самое время сатана настраивал душу человека на худшее против Иисуса Христа. Вокруг действовали группировки. Что за время для небес, для земли и ада! Как много и как мало мог человек! Ибо если одна черта в его врагах проявлялась больше, чем другая, то это потому, что человек бессилен. Даже тогда, когда, как могло показаться, Иисус был жертвой, открытой малейшему вражескому дыханию; и все же Он достигает всего, будучи только страдальцем, они же, свободно делая все, что хотят (ибо это был их час и власть тьмы), не добились ничего, творя лишь беззаконие; но даже в своей злобе они исполняли волю Бога, несмотря на свои желания и в разрез со своими помыслами. Они исполнили свою волю в отношении вины, но она никогда не была исполнена так, как им хотелось бы. Прежде всего, как нам известно, их сильное беспокойство было вызвано тем, что они боялись, как бы то деяние, на которое они настроили свои сердца, - смерть Христа - не произошло бы в день пасхи. Но их желания были тщетны, ибо с самого начала Бог решил, что это должно произойти именно на пасху, а не в другое время. Они собрались вместе, они совещались "и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить". Взвесив все, они пришли к выводу, что это должно произойти "только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе". Не очень-то они предвидели предательство одного из учеников или публичный приговор, не полагались они и на римского правителя. Несмотря на их опасения, возмущения народа не последовало. И умер Иисус в день, который наметил Бог.
Но давайте обратимся к окружению, в котором находился Иисус, будучи в Вифании, в доме прокаженного Симона. Сердце, которое бы любило его, если вообще такое было, воздало ему почитание. Оно не ждало обещания Отца, но тот, на которого вскоре было возлито миро, даже тогда вдохнул в него стремления новой природы. "Приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову". Иоанн утверждает, что хранимое ею не являлось новым приобретением для данного случая, это было ее самое лучшее, и она потратила это на Иисуса. Какой милостью казалось это для нее и каким бесценным даром для него! И этот дар был отдан тому, кого она любила, чувствуя нависшую над ним опасность, ибо любовь чувствует беду скорее и вернее, чем самая обостренная человеческая осторожность. Поэтому женщина изливает свое драгоценное миро на его голову. Иоанн упоминает и о его ногах. Конечно же, миро было излито на то и на другое. Но Матфей описывает царя, и миро было принято изливать на голову, а не на ноги царя, и он, естественно, описывает эту церемонию так, как это достойно Мессии. Иоанн, напротив, стремясь показать, что Иисус был бесконечно больше, чем царь, хотя и слишком обделен любовью, утверждает, что Мария излила миро на его ноги. Интересно также пронаблюдать, что ее любовь и глубокое понимание славы Иисуса привели ее к поступку, который подсказало ей ее грешное сердце, дрогнувшее в присутствии его милосердия. Лука упоминает здесь другого человека. В том случае это была "женщина того города, которая была грешница" - совсем другая личность, в другое и более ранее время, и в доме другого Симона, фарисея. Она тоже помазала ноги Иисуса миром из алавастрового сосуда, но она стояла у его ног сзади, рыдая, и омыла его ноги слезами, вытирая своими волосами и целуя его ноги. Таким образом, соответственно обстоятельствам, здесь добавлены многие события. Все, на что я хотел бы здесь указать, - это на родственное чувство, которое возникло у бедной грешницы, когда она вкусила его милосердие ввиду своей явной порочности и стала любящей поклонницей, проникшейся славой его личности и чувствительной к злобе его врагов. Возможно, Господь оправдывает ее в глазах недовольных и ропщущих учеников. Это серьезный урок, ибо Он показывает, как один развращенный ум может навредить остальным, несравненно лучшим, чем тот. Все общество апостолов, а их было двенадцать, было заражено ядом, незаметно внесенным одним из них. Что могут чувствовать наши сердца в такое время перед лицом такой любви?! Но так было и, увы, есть! Один злой глаз может слишком быстро передать свои отвратительные впечатления и тем навредить многим. Это больше всего было присуще Иуде; что касается остальных, то они хотя и были восприимчивы к подобному эгоистичному чувству в оценке Иисуса, все же не было в них того, что допустило бы вмешательство дьявола в их помыслы, как в помыслы Иуды. Этот пример одновременно служит строгим предупреждением всем нам. Как часто под маской заботы о вере скрывается сатана, как в данном случае под маской заботы о бедных! В нравственном отношении это связано со страданиями Иисуса, которые должны были последовать. Сатана использует преданность этой женщины, чтобы толкнуть Иуду на его последнее коварство и еще больше подтолкнуть его в поток того, что его сердце не могло оценить даже в малейшей степени. С того времени он собирается продать Иисуса. Если ему не удалось достать сосуд с бесценным маслом или возместить его стоимость, он, как мог, извлек свою мелочную выгоду, продав Иисуса его врагам. "Что вы дадите мне, - говорит он первосвященникам, - и я вам предам Его?" И они заключили соглашение - соглашение со смертью, договор с адом. "Они предложили ему тридцать сребренников". Нечего сказать, цена, достойная Иисуса!
Но теперь, когда женщина проявила знак своего внимания по отношению к Иисусу, она увековечила память о себе, где бы и когда бы ни проповедовалось евангелие царства во всем мире; следовательно, Иисус устанавливает вечный, нетленный символ своей немеркнущей любви. Он утверждает новую пасху, его собственный ужин для своих учеников. За пасхальной трапезой Он берет хлеб и вино и благословляет их как непреходящую память о себе на земле в кругу самых близких ему. В выражении этого утверждения есть характерные особенности, могущие привлечь внимание при рассмотрении их в других евангелиях. Сразу после этой трапезы Господь идет в Гефсиманию, где испытывает сильнейшие страдания. Какой бы ни была печаль, какой бы ни была боль, какими бы ни были страдания, наш Господь никогда не склонял голову перед страданиями, причиняемыми людьми. Сначала Он носил их в своем сердце наедине со своим Отцом, Он тщательно переживал все в душе, прежде чем пережить это в действительности. И в этом, как мне кажется, заключено самое главное. Я не говорю все, ибо здесь Он встретил ужасы смерти - и какой смерти! - навязанной ему правящими мира сего, которые так и не нашли в нем никакой вины. Так, в назначенный час это был Бог, прославленный в нем, Сыне человека, даже тогда, когда Он был воскрешен из мертвых славой Отца, его и их Бога, по природе и узам родства. Здесь его молитва обращена просто к своему Отцу, в то время, как распятый на кресте, Он обращается к нему: "Боже Мой". Как же глубоко поучительно все это, когда наш Господь в саду призывает учеников бодрствовать и молиться, но именно это оказалось для них обременительным. Они спали и не молились. Какой контраст с Иисусом впоследствии, когда пришло тяжелое испытание! И все же для них это было всего лишь слабым отражением того, через что прошел Он. Для этого мира смерть - это либо закостенелость, которая пренебрегает всем, ибо не верит ни во что, либо внезапная острая боль, конец всяких наслаждений, мрачный вход в полное неведение. Для верующего, для ученика-иудея до искупления смерть была в известном смысле еще хуже, ибо у него было более беспристрастное восприятие Бога и нравственного состояния человека. Теперь все изменилось благодаря Его смерти, которую его ученики так мало оценили, одной тени которой было, однако, достаточно, чтобы ошеломить их всех и заставить умолкнуть всякое исповедание их веры. Для того, кто более других надеялся на силу своей любви, это было исчерпывающим доказательством того, как мало он все же знал о сущности смерти и как много брал на себя. И все же чем являлась для него смерть по сравнению с тем, чем она являлась для Иисуса? Но даже это дало несравненно много для укрепления сил Петра; все оказались бессильными, кроме того, кто, даже будучи самым слабым, доказал, что Он один является даятелем силы, являющим полноту милосердия, даже когда Он был пригвожден таким приговором, которого не знал прежде ни один человек, и никто больше не сможет узнать.
Далее (гл. 27) мы видим нашего Господа уже не среди своих учеников, оказавшихся лживыми и вероломными. Пришел его час, и вот Он во власти враждебного ему мира, среди первосвященников, правителей, солдат и народа. На что покушался человек, так низко павший! Они имели своих свидетелей, которые, однако, не свидетельствовали. Повсюду обнаруживалось падение, даже в злобе не по воле человека, а по воле провидения. И только Бог правил всем. Итак, теперь Иисус осужден, но не по их свидетельству, а по его собственному. Не удивительно ли это?! Даже чтобы приговорить его к смерти, им требовалось свидетельство Иисуса; они не могли осудить его на смерть, не выслушав его добровольную исповедь. Ухватившись за его свидетельство истины, они довели до конца свое гнусное дело, и, что вдвойне ужасно, сделали это в присутствии первосвященника и правителя. Подстрекаемый своей женой (ибо Господь позаботился о том, чтобы это было предопределенное свидетельство) и в то же время слишком хорошо видя, чтобы проглядеть злобу иудеев и невиновность осужденного, Понтий Пилат допускает, что его узник невиновен, и все же позволяет заставить себя убедить в обратном вопреки здравому смыслу и согласно желаниям тех, кого сам презирал. И вновь, прежде чем повести Иисуса на распятие, иудеи раскрывают свой нравственный облик, ибо, когда безнравственный язычник ставит их перед выбором - отпустить ли на волю Иисуса или Варавву, - они настоятельно требуют (не без подстреканий священников) отпустить гнусного разбойника и убийцу. Таким чувством были преисполнены иудеи, народ Бога, к своему царю, так как Он был Сын Бога, Сущий, а не простой человек. С горькой иронией, но по произволению Бога Пилат подписал приговор: "Сей есть Иисус, царь Иудейский". Но это было не единственным свидетельством, данным Богом. Ибо от шестого часа до девятого тьма опустилась на землю. И когда Иисус, возопив громким голосом, испустил дух, последовало то, что особенно поразило душу иудея. Завеса в храме раздралась надвое сверху и донизу, земля потряслась и камни раскололись. Что могло быть более ужасным для Израиля? Смерть Иисуса обернулась смертельным ударом по религиозной системе иудеев, который, несомненно, нанес ей Творец неба и земли. Но это был не только конец той системы, но и самой власти смерти, ибо отверзлись могилы и многие тела усопших святых воскресли, и они вышли из могил. Это было свидетельством силы его смерти, хотя не объявленной до его воскресения. Смерть Иисуса, скажу без колебаний, - это единственная основа праведного избавления от греха. В воскресении видна всемогущая власть Бога, но что такое власть для грешника, когда его душа оказывается пред Богом, по сравнению с праведностью? по сравнению с милосердием? Именно об этом идет здесь речь. Следовательно, только смерть Иисуса есть истинное средоточие и стержень промысла и путей Бога как в отношении справедливости, так и в отношении милосердия. Воскресение, несомненно, есть та сила, которая все свидетельствует и возвещает, но то, что оно провозглашает, есть сила его смерти, ибо лишь это оправдало Бога нравственно. Смерть Иисуса сама по себе доказала, что ничто не могло преодолеть его любовь. Отвержение, сама смерть - такие далекие от любви - являются лишь поводом для свидетельства этой глубокой любви. Поэтому получается, что даже в Иисусе нет ничего, что дало бы совершенное удовлетворение Богу и человеку, кроме как смерть Иисуса. Когда речь идет о силе, свободе, жизни, мы несомненно должны обратиться к воскресению; отсюда следует, что в книге Деяний на это постоянно делается ударение, потому что главным было представить доказательство, с одной стороны, явного, хотя и презираемого милосердия, а с другой - доказать, что Бог изменил приговор людей, вынесенный Иисусу, воскресив его из мертвых и возвеличив его до своей правой руки на небесах. Смерть Иисуса не явилась бы демонстрацией такого рода. Напротив, его смерть явилась тем, в чем люди одержали над ним мнимую победу. Таким образом, они избавились от Иисуса, но само воскресение доказало, насколько тщетной и недолговременной была эта победа и что Бог был против них. Цель здесь - доказать очевидность того, что человек поступил вопреки воле Бога и что Бог даже теперь засвидетельствовал свой приговор над человеком. Воскресение того, кого убил человек, неоспоримо подтверждает это. Я допускаю, что в воскресении Христа Бог ободряет нас, верующих. Но нельзя смешивать грешника и верующего, ибо между ними огромная разница. Каким бы ни было свидетельство совершенной любви в даре и смерти Иисуса, к грешнику это не относится, это его не может касаться; в воскресении Иисуса для грешника не может быть ничего, кроме осуждения. Я настаиваю на этом, потому что восстановление драгоценной истины воскресения Иисуса вызывает некоторое обратное действие, нацеленное на умаление той платы, которая была назначена в помыслах Бога за его смерть и которая сохраняется в нашей вере. Пусть те, кто высоко ценит воскресение, ревностно следят за тем, чтобы распятие занимало должное место.
Здесь особо надо отметить две вещи. Не воскресение, а смерть Иисуса разорвала завесу храма. Не его воскресение отверзло гробы, но его крест, хотя святые воскресли из мертвых только вслед за ним. Это имеет некоторое отношение и к нам. В сущности, мы никогда не узнаем всю ценность смерти Христа, пока не взглянем на нее как на силу и причину воскресения. Но то, что мы ожидаем от воскресения, - так это не само воскресение, а смерть Иисуса. Поэтому в собрании заведено в день Господа преломлять хлеб, подчеркивая тем самым не воскресение, а смерть Господа. И в то же время мы вспоминаем его смерть не в день его смерти, а в день воскресения. Не забываю ли я, что это день воскресения? В таком случае я плохо понимаю мою свободу и радость. Если, напротив, день воскресения не говорит мне ни о чем, кроме воскресения, то становится ясным, что смерть Христа утратила свою бесконечную милость для моей души.
Египтяне тоже хотели бы пересечь Красное море, но они не заботились о том, чтобы окропить двери домов кровью агнца. Они пытались пройти через водяные преграды, желая таким образом следовать за Израилем. Но мы не слышали, что они когда-либо искали защиты в крови пасхального агнца. Несомненно, это особый случай, приговор над миром естества. Но мы можем поучиться даже у врага. Не воскресение меньше, а смерть и пролитие крови нашего драгоценного Спасителя больше. Нет ничего подобного смерти Христа как для Бога, так и для человека.
Далее, в противопоставление бедным, но преданным женщинам из Галилеи, окружившим крест, мы видим страх, неподдельный страх тех, кто предал Иисуса смерти. Ее виновники в смятении явились к Пилату. Они боялись "того обманщика", поэтому охраняли гроб, приложив к камню печать, но напрасно! Бог, сидящий на небесах, сыграл с ними шутку - Иисус подготовил своих (и его враги знали это) к воскресению на третий день. На рассвете первого дня женщины пришли взглянуть на то место, где лежал погребенный Иисус (гл. 28). В то утро, на рассвете, когда никого, кроме стражников, там не было, спустился с небес "ангел Господень". Не сказано, что наш Господь поднялся из гроба в то же время, а сказано лишь, что "ангел Господень... отвалил камень от двери гроба" для него. Тот, кто прошел через двери, закрытые из страха иудеями, мог бы также легко пройти через камень с печатью, даже если бы его охраняли все солдаты империи. Мы узнаем, что ангел сидел на камне, откатив его от дверей гроба, где наш Господь, презираемый и отвергнутый людьми, тем не менее исполнил пророчество Исаии, будучи похоронен в гробнице богатого человека. Затем Господь дает такое свидетельство, что сами стражники, жестокие и наглые, какими они обычно бывают, пришли в трепет и стали как мертвые, в то время как ангел просил женщин не бояться, ибо этого распятого Иисуса "нет здесь - Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых и предваряет вас в Галилее". Это очень важно для полного представления о его отвержении или последствиях его воскрешения, поэтому Матфей особенно заботится об этом, хотя то же можно заметить и у Марка, преследующего свою цель.
Однако Матфей не говорит о появлении Господа в Иерусалиме после воскресения. То, на чем он останавливается подробно, имея на это особые причины, это то, что Господь после своего воскресения остается верным тому городу, где положение иудеев заставляет его оставаться прежним и распространять свой свет вокруг, согласно пророчеству, ибо Господь возобновляет отношения с Галилеей, представленной остатком верных его учеников после его воскресения из мертвых. Это было место, презираемое иудеями, где рассеялись бедные овцы стада, погруженные во мрак, презираемые гордыми книжниками и правителями Иерусалима. Там воскресший Господь соблаговолил предварить своих рабов и воссоединиться с ними.
Но когда галилейские женщины шли с известием от ангела, Господь сам встретил их. "И они, приступив, ухватились за ноги Его и поклонились Ему". Замечательно, что в нашем евангелии такое было допущено, когда Марии Магдалине, которая, страстно желая выразить ему свое почтение привычным образом, пыталась изобразить нечто подобное, Он запретил прикасаться к нему, но об этом упоминается лишь у Иоанна. Как же тогда получается, что в двух апостольских писаниях говорится, что знак почитания двух женщин был принят, а знак почитания Марии Магдалины был запрещен в один и тот же день и, возможно, в один и тот же час? Ясно, что действия в обоих случаях имели особый смысл. Причина, я полагаю, здесь в следующем: Матфей поясняет нам, что пока Он был отвергнутым Мессией, хотя и ныне воскресшим, Он не только возобновил свои отношения с учениками в отвергнутой части страны, но, принимая поклонения от дочерей Галилеи, Он и теперь дает обет продолжать особые отношения с иудеями. Ибо они поистине будут искать Господа. То есть иудей, таким образом, рассчитывает на присутствие Господа во плоти. Суть повествования Иоанна имеет обратный смысл: там описан тот, кто был образцом для верующих иудеев, но ныне Он устанавливает между ними и собой новые отношения как с возносящимся на небеса. В евангелии по Матфею до него дотрагиваются, в евангелии по Иоанну он говорит: "Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему". Почтение с этих пор должно оказываться ему как пребывающему на небесах, невидимому, но познаваемому верой. Женщинам у Матфея было ясно, что Он присутствовал в таком состоянии, что они могли оказать ему почтение. Для женщины у Иоанна Он был уже таким, в присутствии которого следовало лишь верить. Речь шла не о телесном присутствии, но о восхождении Господа на небеса и провозглашении им оттуда новых отношений между нами и его Отцом и Богом. Следовательно, в одном случае подтверждаются надежды иудеев на его присутствие здесь на земле, чтобы Израиль мог поклоняться ему, в другом же евангелии подтверждается его телесное отсутствие и восхождение на небеса, что приводит души к более высокой и более подходящей связи с ним, равно как и с Богом, выводя даже тех, которые были иудеями, из их прежнего положения, чтобы они больше не знали Господа в образе плоти.
Поэтому у Матфея сцена вознесения на небеса вообще отсутствует. Если бы мы имели только евангелие по Матфею, то не смогли бы узнать об этом замечательном событии. Такой пропуск в описании является настолько поразительным, что хорошо известные комментарии (первое издание г-на Альфорда) выдвинули на основании этого поспешную и необоснованную гипотезу о том, что евангелие по Матфею является незавершенным греческим переводом с еврейского оригинала, так как в нем отсутствует упоминание о вознесении Иисуса. Ибо не может такого быть, по мнению того писателя, чтобы апостол опустил описание этого события. В действительности же если мы добавим сцену вознесения в евангелие по Матфею, то перегрузим и исказим его. Прекрасно заключение у Матфея, в котором (пока первосвященники и старейшины совещались, как скрыть свой злой поступок, прибегнув ко лжи и взяточничеству, и их ложь пронеслась между иудеями "до сего дня") наш Господь встречает своих учеников на горе в Галилее, как и обещал им, и посылает их обучать всех язычников! Как сильно изменилось домостроительство Бога, о чем свидетельствуют новые полномочия, возложенные на апостолов, отличные от прежних, описанных в 10-ой главе! Теперь они должны были крестить народы во имя Отца, Сына и Святого Духа, а не во имя всемогущего Бога отцов, или Сущего, Бога Израиля. Имя Отца, Сына и Святого Духа характеризует христианскую веру. Позвольте мне сказать, что это и есть истинная формула христианского крещения и что пропуск этого сочетания прекрасных слов, как мне кажется, губителен для действенности крещения, как и любое другое изменение, которое может быть указано в других случаях. Вместо того, чтобы быть собственностью иудеев, крещение было вытеснено из их жизни. Вместо изменения более раннего домостроительства Бога или отречения от него теперь оно полностью раскрывает имя Бога, которое стало известно лишь ныне, а не прежде. Все обнаружилось только после смерти и воскресения Христа. Больше нет того иудейского, явно замкнутого круга, в который Он вошел, будучи во плоти, но теперь явно обозначилось изменение в домостроительстве Бога - так настойчиво держался Святой Дух своего замысла от начала до конца.
Соответственно, Он заканчивает евангелие следующими словами: "И се, Я с вами во все дни до скончания века". Как бы ослабла, если бы совсем не разрушилась, форма подачи истины, услышь мы о его вознесении на небеса! Очевидно, что нравственная сила в гораздо большей степени сохраняется именно в такой форме. Он напутствует своих учеников, посылая их с миссией всемирного значения, такими словами: "И се, Я с вами во все дни". Эта сила безмерно возрастает именно по той самой причине, что мы больше не слышим и не видим его. Он обещает, что будет рядом с нами до скончания века, и это уже при разодранной завесе. Он навсегда с нами на земле, в то время как они отправляются исполнить такое бесценное, хотя и опасное поручение.
Пусть же мы извлечем истинную пользу из всего, что Он дал нам!