Предисловия нет
Предисловие евангелия по Луке также поучительно, как и введение любого из двух предыдущих евангелий. Любому серьезному читателю ясно, что мы вступаем в совершенно иную область, хотя все они одинаково божественны. Однако здесь больше выделяются человеческие побуждения и чувства. Для того, кто пожелал бы больше узнать об Иисусе, повествует другой благочестивый человек, вдохновляемый Богом, но не привлекая особого внимания к самому факту вдохновения, словно это находилось под сомнением, однако, напротив, предполагая, что как и всякое написанное слово в Писании есть слово Бога, но явно не выражая этого. Целью его было дать собрату христианину, человеку высокого положения, но в то же время ученику, самый полный, точный и последовательный рассказ об Иисусе Христе, какой только может представить тот, кто полностью знаком с истинными обстоятельствами дела. Но, в сущности, такого не мог бы представить никто, если он только не вдохновлен Богом для этой цели. Он дает нам знать, что было много таких воспоминаний, основанных на преданиях тех, кто с самого начала был очевидцем и слугой Слова, но их труды пропали - они были человеческими. Без сомнения, они совершались с добрыми намерениями. По меньшей мере, в них не было ничего, что бы извращало истину ересью, но это было попыткой людей по своему собственному разумению истолковать то, что мог сделать должным образом только Бог.
В то же время Лука, автор данного евангелия, сообщает нам о своих побуждениях вместо пустого и бесполезного заявления о полученном им откровении: "То рассудилось и мне..." - и так далее, по сравнению с теми многими, которые взялись за это. Они написали по-своему, он - по-другому, как он продолжает далее объяснять. Ясно, что он ссылается не на Матфея или Марка, но на рассказы, которые тогда передавались друг другу среди христиан. Многие не могли не попытаться возвестить о таких важных и значительных событиях, о которых они, если сами не видели, слышали от очевидцев, знавших Господа. Эти воспоминания распространялись повсюду. Святой Дух выделяет среди других автора этого евангелия, равно как и объединяет его с ними. Он утверждает, что они опирались на тех, кто с самого начала являлся очевидцем и служителем Слова. Лука не говорит ничего подобного о себе - хотя такой поспешный вывод можно было бы сделать из фразы "и мне", - но, очевидно, говорит о совсем другом источнике своей собственной трактовки сути дела. Короче, он не намекает на то, что его рассказ об этих событиях заимствован у очевидцев, но говорит о своем тщательном исследовании всего с самого начала, не сообщая, как он достиг этого. Что касается других, то они "начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами". Он не обличает во лжи, но утверждает, что их повествования заимствованы из преданий людей, которые видели, слышали и служили Христу здесь на земле. Однако он не приписывает божественный характер этим многочисленным авторам - он намекает на необходимость более надежного основания для веры и наставления учеников. Об этом он и намеревается сказать в своем евангелии. По его собственному определению, его задачей является, получив полное представление обо всех событиях с самого начала, описать по порядку Феофилу все так, чтобы тот мог узнать "твердое основание того учения, в котором был наставлен".
Выражением "всего сначала" он дает нам понять разницу между его собственным евангелием и теми воспоминаниями, которые были распространены среди христиан. "Всего сначала" означает, что это было повествование от самых истоков или от самой отправной точки.
Итак, для Луки характерно то, что он исследует события со всей полнотой и излагает читателю те обстоятельства, которые предшествовали и сопровождали всю жизнь нашего Господа Иисуса Христа вплоть до его вознесения на небеса. Он не более чем другие боговдохновленные авторы берется утверждать или объяснять природу своего вдохновения, которое Писание предполагает повсюду. Он не сообщает нам, как он обрел это свое полное понимание всего того, что излагает. Так вообще не поступают боговдохновенные писатели. Они говорят "как власть имеющие", как и наш Господь учил "как власть имеющий", а не как книжники или приверженцы традиций. Он заявляет о своем тщательном исследовании предмета, и это утверждение не удовлетворило бы ни одного евангелиста, кроме Луки. Он один, хотя и вдохновляем как остальные авторы, затрагивал в своем друге и брате человеческие струнки. Как правило, вдохновение ни в малейшей степени не подавляет индивидуальность человека, и еще в меньшей степени это происходит тогда, когда Лука пишет о Сыне Бога как о человеке, рожденном женщиной, и рассказывает это другому человеку. Следовательно, он выражает в предисловии свои собственные чувства, основания своего труда и его благословленную цель. Это единственное евангелие, обращенное к человеку. Оно естественным образом подводит нас к пониманию характера евангелия. Здесь нам предстоит увидеть нашего Господа Иисуса главным образом как человека, человека в подлинном смысле этого слова - не как Мессию, хотя, конечно, Он является таковым, и даже не слугу, но человека. Несомненно, даже как человек Он остается Сыном Бога, и так его называют в самой первой главе этого евангелия. Сыном Бога Он был, придя в этот мир, - извечным Сыном Бога. Этот святой, которому надлежало родиться от девы, должен был назваться Сыном Бога. Таково было его звание с этой точки зрения, хотя Он был облечен в плоть, рожден женщиной, пусть даже девой Марией. Поэтому ясно, что с самого начала евангелия большее выражение получает человеческая сущность Господа Иисуса. Все, что обнаружилось в Иисусе, в каждом его поступке и в каждом его слове, было божественно, но, тем не менее, Он был и человек; и таким Он показан здесь во всем. Поэтому глубочайший интерес представлял безошибочный отбор тех обстоятельств, при которых явился в мир и пошел по нему этот удивительный человек. Святой Дух соблаговолил поведать через Луку обо всем, начиная с тех, кто окружал Господа в различных обстоятельствах, кто взывал к его сердцу до самого его вознесения на небеса. Но есть и другая причина для особого вступления святого Луки - он был больше других евангелистов приближен к великому апостолу язычников, которому, как мы узнаем из книги Деяний, он в некотором роде был товарищем и которого сам апостол считал одним из своих соратников. Поэтому мы обнаруживаем, что он под руководством Святого Духа оказывает влияние на то, что было главной особенностью служения и свидетельства апостола Павла, - сначала к иудеям, а также и к язычникам.
Соответственно, наше евангелие, хотя оно в существенных чертах предназначено для язычников, так как было обращено к язычникам и написано язычником, начинается с объявления того, что оно больше иудейское, чем любое другое из четырех евангелий. Так было и с Павлом в его служении. Он начал с иудеев. Очень скоро иудеи отвергли Слово и оказались недостойными вечной жизни. Тогда Павел обратился к язычникам. То же самое справедливо и в отношении нашего евангелия, близкого писаниям апостола, - то, что именно в этом смысл выражения апостола Павла некоторые ранние христианские писатели понимали гораздо лучше, чем нынешние. Я ссылаюсь на него теперь не потому, что нахожу дело истины в этом меньше, ибо это представление совершенно неверно, но в то же время оно показывает, что под ошибкой скрывалась некоторая доля правды. Они думали, что Павел имел в виду евангелие по Луке, сказав: "Мое [или наше] евангелие". К счастью, большинство моих слушателей достаточно понимают истинный смысл сказанного, чтобы увидеть эту своеобразную ошибку; но все же это говорит о том, что даже самый ограниченный человек не сможет не почувствовать, что в евангелии по Луке был некий оттенок мысли и поток чувства, которые были чрезвычайно созвучны свидетельству апостола Павла. И все же это было совсем не то, что, выражаясь языком апостола Павла, называлось "моим евангелием" или "служением евангелия" и т. п.; но, конечно, это было великой нравственной основой, на которой оно зиждилось, во всяком случае, наиболее соответствовало ему и было готово к нему. Следовательно, лишь после того, как Христос предстал в величайшем милосердии остатку верующих иудеев, Лука впервые полностью описывает пришествие единородного Сына Бога в мир с намерением установить отношения со всем человеческим родом и особенно подготовить пути для осуществления своих великих замыслов и намерений по отношению к язычникам. Он прежде всего оправдывает себя в своих путях и показывает, что готов был исполнить любое обещание, которое Он дал иудеям.
Поэтому то, что говорится в первых двух главах евангелия по Луке, является оправданием Бога в Господе Иисусе, который представляется нам тем, в ком Бог видит источник исполнения своих старых обещаний, данных Израилю. Поэтому вся сцена проникнута этим чувством Бога по отношению к Израилю. Священник показан праведным по закону, но его жена не имела того отпрыска, на которого эти иудеи смотрели бы как на знак благоволения Бога к ним. Теперь Бог смотрел на землю с милосердием, и когда Захария служил по жребию в храме, то ангел, даже здесь пришелец, исключительно с целью милости к несчастному, которого давно не видели как свидетеля славных путей Бога, объявил о рождении сына, предвестника Мессии. Неверие даже со стороны благочестивых людей Израиля явлено в поведении Захарии, и Бог порицает это, наказывая Захарию немотой, но не теряя при этом в своем милосердии. Это, однако, предвещало лучшее; и ангел Сущего отправился выполнять второе поручение и объявляет вновь то самое древнее откровение потерянного рая, самое могущественное обещание Бога отцам и пророкам, которое выделяется среди всех других обещаний и которое заключало в себе завершение всех обещаний Бога. Он дает знать деве Марии о непорочном зачатии, которое ни коим образом не связано с естественным, но все же приводит к рождению настоящего человека. Этот человек был Сыном Всевышнего - человеком, которому предстояло занять так долго пустовавший престол его отца Давида.
Таково Слово. Мне нет необходимости говорить, что были истины, гораздо более благословенные и глубокие, чем истина о престоле Израиля, сопровождающая это заявление, на котором теперь невозможно подробно остановиться, если мы хотим обсудить сейчас значительную часть нашего евангелия. Достаточно сказать, что таким образом мы имеем все доказательства благоволения Бога к Израилю и верности своим обещаниям как в отношении появления предвестника Мессии, так и в отношении рождения самого Мессии. Затем следует поток хвалебных слов из уст матери нашего Господа и вскоре после этого, когда язык того, кто был скован немотой, развязался, Захария заговорил, чтобы прежде всего воздать хвалу Богу за его безграничное милосердие.
Вторая глава раскрывает те же великие истины, но только более близкие по времени. Первые стихи доказывают это. Бог был добр к Израилю и проявлял свою верность согласно не закону, но своим обещаниям. В каком же рабстве находились люди! Над ними господствовали враждебные язычники. В те времена у власти была последняя великая империя, предсказанная пророком Даниилом. "В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею. И пошли все записываться, каждый в свой город". Таково было намерение этого мира, императорской власти того времени, великого римского зверя, или империи. Но если от кесаря вышло повеление, то у Бога была самая милосердная цель. Кесарь мог позволить себе гордиться и считать, что мир принадлежит ему, впав в крайние честолюбие и самодовольство, свойственные человеческой природе, но Бог проявляет в это время свою природу - увы, какой контраст! По этой самой причине Сын человека, согласно провидению, появляется на свет в назначенном месте - в Вифлееме. Он появляется на свет при иных обстоятельствах, чем те, о которых мы могли узнать из первого евангелия, где о Вифлееме упоминается еще более выразительно: во всяком случае на пророчество ссылаются потому, что оно здесь необходимо. Там об этом пророчестве могли поведать волхвам, пришедшим поклониться Христу, даже книжники. Здесь нет ничего подобного. Сын Бога находится даже не в гостинице, а в яслях для скота, куда бедные родители Спасителя положили его.
Момент появления на свет каждого человека сопровождается определенным знамением, но то был Христос Господь, свидетель спасения, исцеления, прощения, благословенного милосердия Бога. Не только его распятие, такое значительное, но и его рождение, само место и обстоятельства его - все это совершенно очевидно было подготовлено. И не только это, ибо, хотя мы не видим здесь волхвов с востока с их пышными дарами, золотом, ладаном и смирной, возложенными к ногам юного царя иудеев, здесь перед нами, и я считаю это гораздо более прекрасным в нравственном отношении, разговор ангела и неожиданное появление (ибо небеса не так уж близко) хора небесных ангелов, славящих Бога, в то время как земные пастухи пасли свои стада, исполняя свой скромный долг.
Невозможно изменить порядок этих событий, не разрушив его! Следовательно, вы не можете перенести сцену с волхвами в евангелие по Луке, как и не могли бы ввести пастухов, которых ночью посетила милость Бога, в евангелие по Матфею. Что это за повесть, рассказанная о том, где присутствует сердце Бога! Как очевидно с самого начала то, что это евангелие было проповедано бедным, и как это созвучно с данным евангелием! И мы могли бы по праву подтверждать то же самое - я не скажу той славой, которую видел и постиг Саул, но, несомненно, тем милосердием Бога, которое также препятствует проявлению свидетельства Израилю; хотя были разные знамения и приметы, само установление власти язычников и связанные с этим особенности нравственного характера также свидетельствуют о том, что здесь что-то большее, чем вопрос об израильтянах и их царе. Тем не менее то, что мы видим здесь, является полным свидетельством милосердия к Израилю, даже в следующих словах, смысл которых несколько искажен в английском переводе, где говорится: "Не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет" не "всем этим людям", но "всем людям" {Прим. ред.: сравните с русским синодальным переводом}. Сказанное в этом отрывке не выходит за пределы Израиля. Очевидно, что это полностью подтверждается в контексте, даже если и не знать перевод слова, которое, несомненно, доказывает то, о чем я сейчас говорю. В следующем стихе мы читаем: "Ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь". Очевидно, поскольку дело касается этого, Он представлен именно тем, кому предназначено было своей личностью способствовать выполнению обещаний, данных Израилю.
Далее, как бы в продолжение этого, ангелы поют: "Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!" Это не совсем добрая воля по отношению к человеку. Это слово выражает добрую волю Бога и удовлетворенность "в человеках"- не говорится именно "в человеке", как если бы это было только в Христе, хотя, несомненно, это было истиной в самом высоком смысле. Поэтому Сын Бога стал не ангелом, но действительно человеком, как сказано в послании Евреям (гл. 2). То дело, которое Он взял на себя и в котором был заинтересован, было не для ангелов - Он заботился именно о людях. Но здесь проявляется гораздо большее: благоволение Бога к человеку стало причиной того, что его Сын становится человеком и свидетельствует о такой удивительной истине. Его благоволение к людям (потому что его Сын становится человеком) явилось первым неотложным личным шагом к тому, что явилось установлением его праведности в получивших оправдание грешниках путем распятия и воскресения Христа, что должно было вскоре случиться. Через власть этой желанной личности и действенность его подвига по искуплению Он (Бог) смог также возлюбить и тех, которые когда-то были грешниками, а теперь стали объектом его непреходящего милосердия. Но здесь во всяком случае состояние этой личности тоже должно обеспечить осуществление благословения перед его взором. Под состоянием этой личности подразумевается, конечно, то, что Сын Бога теперь стал воплощенным, и это теперь само по себе стало как немалым доказательством, так и залогом удовлетворенности Бога человеком.
После этого Иисус представлен нам в момент обряда обрезания. Само жертвоприношение, сопровождавшее этот обряд, доказывало также земное положение его родителей - их глубокую нищету.
Затем следует трогательная сцена в храме, где престарелый Симеон берет младенца на руки, ибо ему "было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня". Поэтому по вдохновению Святым Духом он приходит в храм в назначенное время. "И, когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над Ним законный обряд, он взял Его на руки, благословил Бога и сказал: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое". Очевидно, что вся обстановка здесь такова, что ее нельзя назвать официальной - нельзя сказать, что дело было сделано, но, несомненно, в Христе было спасение - самая желанная правда, высказанная соратником его, для которого самым главным была праведность. Была личность Спасителя, рассматриваемая с позиции пророческого Духа, который в назначенный час исполнил бы все по отношению к Богу и человеку. "Спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению [или, скорее, к откровению] язычников". Я не рассматриваю вышесказанное как высказывание из Ветхого Завета. В древней летописи порядок слов был бы обратным, ибо тогда бы Бог, несомненно, поставил бы Израиль на первое место, а язычников на второе. Дух дает Симеону возможность в пророческом свидетельстве немного продвинуться вперед от терминологии Ветхого Завета. Младенец Христос был светом, как он говорит, для откровения язычников и для славы его народа Израиля. Откровение язычников, которое должно было вскоре последовать, станет результатом отвержения Христа. Язычники вместо того, чтобы скрываться, как они делали во времена Ветхого Завета, и быть незаметными в отношениях с Богом, и вместо того, чтобы находиться в зависимости от Израиля, как это было на протяжении тысячелетий, изменили свое положение и вышли на передний план, хотя, несомненно, слава народа Израиля сохранилась и в те дни. Здесь, конечно, мы видим ветхозаветное положение, но свет для более полного просвещения язычников находит свое воплощение в том замечательном положении, которое язычники обретают теперь благодаря отсечению иудейских ветвей от их масличного дерева. И это, я думаю, подтверждается тем, что мы находим далее. Симеон не решается благословлять младенца, но когда он благословляет родителей, то говорит Марии: "Се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле". Ясно, что Дух дает ему возможность указать на отвергнутого Мессию и показать последствия этого; далее он добавляет: "И в предмет пререканий, - и тебе самой оружие пройдет душу". Эти слова нашли свое подтверждение в чувствах Марии у креста Господа Иисуса. Но, более того, унижение Иисуса подействовало как индикатор нравственности, о чем говорит следующее: "Да откроются помышления многих сердец". Могу ли я спросить, где еще мы можем найти такие выражения, кроме как у Луки? Назовите мне еще хоть одного автора евангелия, кому удалось бы это выразить более точно.
Я бы привлек ваше внимание не только к этим словам как в высшей степени характеризующим данное евангелие. Возьмите, с одной стороны, то могущественное милосердие Бога, проявленное в Христе, а с другой - возьмите те отношения с душами людей, которые явились следствием нравственного влияния распятия. Это две важные особенности, которые отличают написанное Лукой. Соответственно, мы также обнаруживаем, что чувство милосердия, однажды поселившееся в сердце Симеона, как и все то, что непосредственно было связано с нашим Господом Иисусом при его рождении, вызвало такую безграничную радость, что ее нельзя было ни подавить в себе, ни скрыть. Поэтому добрая весть должна переходить от одного к другому, и Бог заботится о том, чтобы явилась пророчица Анна, т. е. здесь мы видим пробуждение, вызванное не только пришествием ангелов, но и пробуждение пророческого Духа в Израиле. "Тут была также Анна пророчица, дочь Фануилова, от колена Асирова, достигшая глубокой старости [и она долго прождала, веруя, но, несмотря на это, не разочаровалась] ... вдова лет восьмидесяти четырех, которая не отходила от храма, постом и молитвою служа Богу день и ночь. И она в то время, подойдя [и как прекрасен Господь при таких обязывающих обстоятельствах, подготавливающих сердце!], славила Господа и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме".
Но это еще не все, что дает здесь Дух. Глава завершается картиной, в которой представлен наш Господь Спаситель. Эта картина замечательно созвучна с данным евангелием, и ни с каким другим. Какое еще евангелие нашло бы удобным говорить о нашем Господе как о юноше и дать нам нравственный образ этого замечательного и единственного, теперь уже не младенца из Вифлеема, а мальчика в скромном обществе Марии и Иосифа, достигшего возраста 12 лет? Мы видим, как Он в должное время вместе со своими родителями, как того требовал порядок, установленный законом, отправляется на праздник пасхи, но Он здесь единственный, кто больше всех дорожит словом Бога и кто понимает намного больше своих учителей. Для него, выглядевшего как человек, характерно было не только взросление, но и развитие в любом другом плане. Хотя, как истинный человек, и Бог должен был не только расти, но и совершенствоваться. Он "возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем". Но здесь говорится не только это - вдохновляемый автор доводит до нашего сведения то, как его упрекали его родители, которые едва ли понимали, что значило для него даже тогда найти свой путь в исполнении воли Бога. Когда они вышли из Иерусалима и обнаружили его исчезновение, то вернулись обратно и нашли его посреди учителей. Изысканным местом это показалось бы любому юноше, но как прекрасно было все в нем! и как пристойно! "Слушающего их и спрашивающего их", - так говорится о нем. Даже Спаситель, исполненный божественного знания, сейчас не берется учить как власть имеющий, и никогда, конечно, как книжники. И даже осталось осознание, что Он Сын и Бог, но Он все еще оставался ребенком Иисусом и, будучи таким, соблаговолил быть смиренным в окружении старших по возрасту, хотя они знали несравнимо меньше, чем Он, и это было самое прекрасное и благопристойное смирение - "слушающий их и спрашивающий их". Какое милосердие было выражено в вопросах Иисуса! Какая безграничная мудрость в присутствии невежества этих знатных учителей! Все же кто из этих ревностных раввинов смог бы разглядеть малейшее отступление от беспредельной и абсолютной пристойности? И не только это! Ибо написано, что мать сказала ему: "Чадо! что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и я с великою скорбью искали Тебя". На это Он сказал им: "Зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?" Таким образом тайна рано была разгадана. Он ничего не ждал. Ему не нужно было, чтобы голос с небес возвестил ему, что Он Сын Бога; ему не нужно было знамение от Святого Духа, сошедшего, чтобы убедить в его славе и миссии. Несомненно, Он увидел и услышал это, и своевременно, но я повторяю, что Он не нуждался в том, чтобы кто-то вселил в него сознание того, что Он был Сыном Отца. Он знал об этом от рождения, и совершенно независимо от понимания этого другими.
Несомненно, этот божественный дар был дан ему позже, когда Святой Дух отметил печатью человека Христа Иисуса. "На Нем положил печать Свою Отец, Бог", как сказано, и это совершенно верно. Но важно здесь то, что в таком раннем возрасте, когда ему было двенадцать лет, Он осознает, что Он Сын, каким никто еще не был и не мог быть, и в то же время Он возвращается со своими родителями и находится у них в повиновении, как если бы Он был безупречным сыном человека - их ребенком. Он был Сыном Отца, равно как и был Сыном человека. "И Он пошел с ними... в Назарет; и был в повиновении у них". Это не только божественная личность, но и совершенный человек, совершенный в любом отношении, какое только возможно для такой личности. И та, и другая истина подтверждается не столько в учении, сколько на деле.
Третья глава открывается новой сценой: "В пятнадцатый же год правления Тиверия кесаря [ибо люди быстро уходят и не остается глубокого следа на земле от содеянного великими], когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, Ирод был четвертовластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Трахонитской области, а Лисаний четвертовластником в Авилинее, при первосвященниках Анне и Каиафе, был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне". Какое странное положение вещей! Мы не только узнаем, что верховная власть перешла в другие руки, не только видим едомитян - политический беспорядок в стране, - но и религиозный Вавилон. Какое отступление от религиозных законов! Кто прежде слышал о двух первосвященниках? Такими были события в то время, когда близилось свидетельство Христа, - "при первосвященниках Анне и Каиафе". Никакие изменения в мире, ни усугубление положения народа Бога, ни странный союз священников, ни расчленение страны чужеземцами - ничто не могло помешать целям милосердия, которое, напротив, желало вывести людей из их наихудшего состояния и показать, что Бог повернулся к страдающим. Поэтому здесь появляется Иоанн креститель , но не так, как мы прослеживали его путь в евангелии по Матфею или евангелии по Марку, но особым образом, близким по своему характеру замыслу Луки. "И он проходил по всей окрестной стране Иорданской, проповедуя крещение покаяния для прощения грехов". Здесь мы видим замечательное величие его свидетельства: "Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся [эта цитата действительно обличает язычников, а не только иудеев или их цели] ... и узрит всякая плоть спасение Божие".
Становится очевидным, что эти слова служат намеком на расширение сферы влияния божественного милосердия; об этом ясно из манеры Иоанна крестителя говорить. Обратите внимание, как он судит о массах, когда обращается к ним. Здесь он не просто укоряет фарисеев или саддукеев, пришедших к нему креститься, как у Матфея, а строго предупреждает всех. Автор евангелия приводит его слова, обращенные к каждому сословию. Они остались такими же, как и во дни пророков, они ничуть не стали мягче с тех пор. Человек далеко не как Бог, он был грешен; а без покаяния и веры, какая польза от их религиозных привилегий? До какой степени развращенности могли бы докатиться они из-за неверия? "Порождения ехиднины! - говорит он, - кто внушил вам бежать от будущего гнева? Сотворите же достойные плоды покаяния и не думайте говорить в себе: отец у нас Авраам". Это опять-таки объясняет особенности различных слоев населения, которые предстали перед Иоанном крестителем, и практически связано с обязанностями каждого. Думаю, это настолько важно, чтобы взять себе на вооружение, ибо Бог думает о душах, и всякий раз, когда мы получаем урок нравственного воспитания, согласно его замыслу, то сталкиваемся с людьми, какие они есть как бы взятые из их повседневной жизни. Мытари, солдаты, народ - каждый соответственно получает свое наставление. Следовательно, в этом покаянии, которое евангелие считает своим неизменным сопровождением, нужно принять во внимание то, что хотя все и сбились с пути, но каждый также последовал своей дорогой.
И вновь мы видим свидетельство о Мессии. "Когда же народ был в ожидании, и все помышляли в сердцах своих об Иоанне, не Христос ли он, - Иоанн всем отвечал: я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу в житницу Свою, а солому сожжет огнем неугасимым. Многое и другое благовествовал он народу, поучая его". И это тоже очевидная и выразительная иллюстрация манеры Луки. Представив Иоанна, он заканчивает свою историю о нем прежде, чем переходит к повествованию о Господе Иисусе. Поэтому он добавляет к этому еще одно событие: "Ирод же четвертовластник, обличаемый от него... за все, что сделал... худого, прибавил ко всему прочему и то, что заключил Иоанна в темницу". Отсюда следует, что порядок, в котором Лука описывает события, во всяком случае здесь, не соответствует хронологической действительности. Здесь нет ничего удивительного. Любой, кто хоть сколько-нибудь знаком с историками, древними или современными, должен знать, что они делают то же самое. Это привычно и почти неизбежно. Не то чтобы они делали это в большей степени, чем авторы евангелий, но к этому прибегают многие историки, которых даже относят к наиболее точным, чтобы не просто перечислять события в простом хронологическом порядке, как в годовых реестрах, что по общему признанию является довольно скучным и грубым способом передачи информации. Они предпочитают группировать события по классам, чтобы выявить скрытые пружины и те обстоятельства, о которых и не подозреваешь, и, одним словом, все они стремятся уловить момент в его наиболее ярком и наиболее сильном проявлении. Следовательно, Лука, представляя здесь Иоанна, не боится нарушить последующее повествование о нашем Господе, пока посланники Иоанна не явятся иллюстрацией для другой темы. Это краткое повествование о преданном поведении крестителя от начала до конца и последствиях этого не оставляет повода для сомнений. Это все так правдиво, что Лука повествует о крещении Иоанном нашего Господа сразу после того, как упоминает о заключении Иоанна в тюрьму. Хронологическая последовательность здесь явно уступает более серьезным требованиям.
Далее следует крещение тех, кто обращался к Иоанну, и прежде всего Христа. "Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати, и был, как думали, Сын Иосифов". На первый взгляд вставка родословия в этот момент кажется довольно странной, но Писание всегда право, и мудрость оправдана ее детьми. Это выражение значительной истины. Господь показан всецело обращенным к оставшимся праведным, то есть показан тем, кем Он был для Израиля. Милосердие Бога и его верность данным им обещаниям явились для них замечательным свидетельством. Более того, оно было явлено перед лицом ставшей великой Римской империи. Мы увидели священника, исполнявшего свои обязанности в храме, затем последовало посещение ангелом Захарии, Марии и, наконец, пастухов. Мы также явились свидетелями великого пророческого знамения Еммануила, рожденного девой. И вот теперь нам представлен предвестник, величайший из пророков, Иоанн креститель, предтеча Христа. Но все было напрасно. Они были порождением ехидны, как свидетельствовал о них сам Иоанн. Тем не менее со стороны Христа проявлялось несказанное милосердие везде, где приняли призыв Иоанна, хотя божественная жизнь оказала слабое действие на их души. Исповедуя суд Бога против себя, осознав, что были грешны, они тем самым привлекли к себе душу Иисуса. В нем не было греха, ни малейшего намека на грех, ни малейшей связи с ним, но тем не менее Иисус был с теми, кто прибегнул к крещению Иоанна. Это соответствовало воле Бога. Не настоятельная потребность в грехе привела его сюда, а, напротив, милосердие, истинный плод божественного милосердия в нем. Он, кому не в чем было исповедоваться или каяться, был не меньше чем самим выражением милосердия Бога. Он не стал бы отделяться от тех, кто хотя бы в незначительной степени ответил на милосердие Бога. Поэтому Иисус пока не выводит народ из Израиля, так сказать, чтобы они лично общались с ним. Он связывает себя с теми, кто признавал свое нравственное состояние перед лицом Бога. Он поддержал бы их в этом признании (не ради себя, конечно, утверждая якобы необходимость своего присутствия), но по своему милосердию, будучи их товарищем. Положимся на то, что эта самая истина связана со всей деятельностью Господа Иисуса. Какие бы изменения ни имели место до или в момент его смерти, они только в большей степени продемонстрировали бы этот могущественный и плодотворный принцип.
Кто был тогда этот принимавший крещение человек, для которого, когда Он молился, раскрылись небеса, и Дух Святой нисшел, и голос с небес произнес: "Ты Сын Мой Возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!"? Это был тот, кого любит вдохновляющий Дух, чтобы в конце концов предстать в родословии как Сын "Адамов, Божий". И ему предстояло быть искушаемым, как Адаму, - нет, так никогда не искушали Адама, ибо не в раю, а в пустыне предстояло быть искушаемым второму Адаму. Это происходило на развалинах мира, это было на сцене смерти, над которой навис приговор Бога, где и речи не было о невинности, но речь шла о священной божественной силе, окруженной злом, где тот единственный, который полностью зависел от Бога, без еды, без воды жил одним словом Бога. Таким и гораздо большим был этот человек Иисус Христос. И поэтому родословие Иисуса, как мне кажется, должно быть представлено таким у Луки, каким оно должно было быть на самом деле, хотим мы этого или нет. Если бы Матфей вставил родословие после крещения Иисуса, то это показалось бы странным и необычным. Там такая вставка была бы не на своем месте, потому что любой иудей хотел бы прежде всего узнать о происхождении Иисуса согласно пророчествам Ветхого Завета. Мы можем сказать, что все, что хотел знать в первую очередь иудей, так это то, что Сын, который был дан, - это младенец, который родился согласно предсказаниям Исаии и Михея. Здесь же мы видим Господа человеком, а также проявление исполненного совершенства милосердия в человеке - полное отсутствие греха. И все же именно его мы видим в обществе тех, кто исповедовался сам в грехе! "Сын... Адамов, Божий". Это значит, что Он был единственным, кто, будучи человеком, доказал, что Он был Сыном Бога.
Четвертая глава основывается на этом, и здесь это не просто стиль Матфея, подсказанный провидением Бога, который мы узнаем по цитатам, но это до конца исполнено нравственного смысла. В евангелии по Матфею, при первом искушении, наш Господь проявляет себя как человек, живущий не простыми потребностями естества, а словом Бога; во время второго искушения Он исповедуется и остается верным себе, чтобы стать Мессией, ибо испытание было дано ему с этой целью; и последнее ясно предполагает славу Сына человека. Это я и называю произволением Бога. Конечно, точно таким был путь испытания. В первом испытании проверялась прочность позиции человека. Христос не сдал бы своей позиции. Он говорит: "Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим". Гораздо более важно сохранить слово Бога, чем жить; и Он во всяком случае ценил только такую жизнь, когда человек живет словом Бога. Это и есть совершенство. Верующий убежден в том, что Бог знает, как позаботиться о человеке. И обязанность человека - хранить слово Бога. Бог не забудет сохранить и защитить его. Планы сатаны были, следовательно, расстроены. Затем сатана искушал его цитатой из 91-го псалма, в которой ясно говорится о Мессии. Конечно же, Иисус не собирался отрицать написанное. Он верил и по вере действовал. Если Он был Мессия, то почему бы, согласно Слову, Богу не подтвердить это? Но Господь Иисус противостоит сатане и здесь, хотя я не считаю нужным вдаваться в подробности того, что мы уже рассматривали. Далее последовало последнее его испытание, но не как Мессии, о котором говорилось в псалме, но, скорее, как Сына человека, могущего получить все царства мира. Здесь сатана испытывал его как бы вопрошая: "Почему бы тебе не завладеть и не возрадоваться теперь?" Однако Он мог бы принять это только от Бога как отвергнутый человеком и как страдающий за грех, а не как живущий на земле Мессия, который бы поспешил завладеть обещанным ему. Напрасно пред ним расставляли ловушки - только один Бог мог дать это тому, кто действительно был в силах удержать все царства мира. В данном же случае платить нужно было слишком дорогой ценой, ценой поклонения дьяволу. Иисус вслед за этим отказывается от всего, чем искушает его сатана.
В евангелии по Луке мы имеем нечто другое. Здесь нет того установленного произволением Бога порядка искушений, какой подходит для евангелия по Матфею. Такой порядок, напоминающий здесь и порядок следования событий, точно соответствует замыслу Святого Духа в евангелии по Матфею. Но он не подходит никакому другому евангелию. От Марка требовалось лишь представить повествование об искушении, изобразив мрачную сцену, а затем перейти к описанию действенного служения нашего благословенного Господа. Напротив, Лука преднамеренно изменяет порядок. Это смелый шаг, как кажется, тем более, если он знал, как я полагаю, что было написано предшествующими авторами евангелий. Но, согласно его замыслу и замыслу Бога, было необходимо показать, что Он сам наложил печать на это отклонение по времени. Ибо прежде всего перед нами Иисус, искушаемый здесь как человек. Так должно быть в каждом рассказе об этом искушении. При этом, конечно, Сын Бога был искушаем сатаной как человек. Здесь, однако, на втором месте мы видим предложение царств мира. Таким образом, это будет восприниматься не как у Матфея, который подчеркивает то важное изменение в произволении Бога, явившееся результатом его отвержения иудеями. Это действительно показывает, что именно выдвигает здесь на передний план Святой Дух - искушения, возвышающие одного над другими в плане нравственного превосходства и величия. Я полагаю, что это и является причиной изменения порядка у Луки. Первым было искушение его телесными потребностями - разве Бог приказал, чтобы Ты ничего не ел? Ведь Ты волен сделать камни хлебами! Вера оправдывает Бога, оставаясь зависимой от него и надеясь на то, что Он в нужное время воздаст нам. Затем следует предложение царств вселенной. Если добрый человек хочет творить добро, то какие перед ним открываются перспективы! Но Иисус явился сюда, чтобы прославить Бога. Ему одному Он поклонился бы, ему одному бы служил. Покорность, подчиненность воле Бога, поклонение ему - таков щит против всех уловок врагов. И, наконец, третье искушение словом Бога на крыле храма. Оно было обращено не к телесным нуждам, но к его духовному чувству. Должен ли я отметить, что искушение духа для святой личности является более тяжелым и более глубоким, чем любое другое искушение, связанное либо с нашими мирскими потребностями, либо с нашими желаниями? Итак, искушения были: телесное или физическое, мирское и духовное. Чтобы достичь этого нравственного порядка, Лука отказывается от последовательности во времени. Время от времени Матфей, и никто более, как он, не отступает от простого порядка событий, когда этого требует цель Духа, но в данном случае Матфей сохранил тот порядок, ибо посредством этого он подчеркивает истину провидения Бога, тогда как Лука путем изменения порядка искушений выявляет их нравственное значение наиболее замечательным и поучительным образом. Соответственно, из 8-го стиха 4-ой главы самые авторитетные редакторы опускают фразу "отойди от Меня, сатана , ибо...". Изменение порядка искушений требует убрать ее. Переписчики часто приписывают Луке то, что в действительности является сказанным Матфеем; и даже некоторые критики были не в состоянии обнаружить эту ошибку. Как написано в общепризнанном греческом тексте и английском авторизованном переводе, сатане приказано отойти {Прим. ред.: эта фраза имеется и в русской синодальной Библии (см. ст. 8)}, но, по-видимому, он остается и вновь искушает Господа, сводя на нет его повеление. Понятно, что это предположение, о котором я говорю (а не просто слово "ибо", как думает Блумфилд), не имеет никакого права быть упомянутым здесь, ибо это лишено всяких оснований. Есть много хороших рукописей, содержащих это предложение, которое употребляется с целью показать их древность, своеобразие и многообразие древних рукописей, не говоря о внутреннем свидетельстве, которое явилось бы решающим, в большей мере подчиняясь внешнему свидетельству. Следовательно, здесь едва ли можно говорить о том, что сатана был изгнан силой негодования, как в евангелии по Матфею. "И, окончив все искушение, дьявол отошел от Него до времени". Это доказывает еще одну важную истину, состоящую в том, что сатана только отошел на время, а потом вернется. И это он сделал, чтобы отложить искушение на конец жизни Господа, что весьма тщательно описывается Лукой; только в его компетенции показать нравственную сторону душевных страданий Господа в саду Гефсимании.
Затем "возвратился Иисус в силе духа в Галилею". Человек одержал победу над дьяволом. Не в пример первому Адаму, второй человек выходит с силой, свидетельствующей о торжестве веры. Как же Он использует эту силу? Он направляется в свою презираемую страну. "И разнеслась молва о Нем по всей окрестной стране. Он учил в синагогах их, и от всех был прославляем. И пришел в Назарет, где был воспитан". Следующее обстоятельство так подробно упоминается только здесь и более нигде; какие бы иллюзии ни возникли на этот счет где-либо еще, только здесь дан при помощи Духа Бога наиболее живой и характерный портрет нашего Господа Иисуса, приступающего к своему служению среди людей согласно цели и путям божественного милосердия. Проявление силы является не чем иным, как внешней формой его славы; совсем иначе, чем у Марка, который подчеркивает, что Он учил, как никто другой, а затем изгонял нечистую силу перед всеми. Совсем не такое начало служения описывает Лука. Это больше, чем каскад чудес и одновременно весть и печать его учения, как у Матфея; и не так, как у Иоанна, который говорит об индивидуальном общении с душами, показывая, как Он привлекал сердца тех, кто был с крестителем или кто был занят своим делом, когда Он призывал их следовать за ним. Здесь же по своему обыкновению Он идет в синагогу и принимается читать.
"Ему подали книгу пророка Исаии". Что за момент! Тот, кто является Богом, становится ближе, снисходит до человеческих дел среди людей. "И Он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано: Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим [это есть человек Иисус Христос; Дух Сущего обитал в нем, не как в Боге, а как в человеке, и помазал его благовествовать нищим; какая полная гармония с тем, что мы только что видели!], и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедывать лето Господне благоприятное. И, закрыв книгу и отдав служителю, сел; и глаза всех в синагоге были устремлены на Него. И Он начал говорить им: ныне исполнилось писание сие, слышанное вами". Перед ними был настоящий человек и вместе с тем - сосуд милосердия Бога на земле, и на это наиболее полно указывает данный отрывок Писания. Но где бы мы могли найти это самое удачное применение пророчества, как ни у Луки, для кого это фактически характерно? Все евангелие развивает эту мысль или, по меньшей мере, перекликается с ней.
"И все засвидетельствовали Ему это, и дивились словам благодати, исходившим из уст Его, и [но тут же они проявляют неверие] говорили: не Иосифов ли это сын? Он сказал им: конечно, вы скажете Мне присловие: врач! исцели Самого Себя; сделай и здесь, в Твоем отечестве, то, что, мы слышали, было в Капернауме". Он уже принялся за работу среди тех, кого Матфей называет "Его народ", но Дух Бога умалчивает обо всем, что было совершено для того, чтобы показать в полном блеске то, что Он, будучи богат, обнищал ради нас. Вот о чем говорит Лука. Затем наш Господь указывает на нравственную причину препятствия, непреодолимого в их сознании: "Истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве. Поистине говорю вам: много вдов было в Израиле во дни Илии, когда заключено было небо три года и шесть месяцев, так что сделался большой голод по всей земле, и ни к одной из них не был послан Илия, а только ко вдове в Сарепту Сидонскую". Наш Господь еще не призывает мытаря и не принимает язычника, как будет сказано в 5-ой и 7-ой главах теми словами, которые они читали и слышали, но не поняли. Это был его ответ на недоверчивость иудеев, его братьев по плоти. Как серьезно звучат предостережения милосердия! Именно к вдове язычника, а не иудея Бог проявил милосердие в дни измены Израиля. "Много также было прокаженных в Израиле при пророке Елисее, и ни один из них не очистился, кроме Неемана Сириянина". И сразу поднялся враждебный гнев и возмущение; в человеческом естестве зародилась подозрительность по отношению к божественной доброте незнакомца. Те, кто минуту назад восхищался его словами милосердия, теперь пришли в бешенство и были готовы разорвать его на куски. "И, встав, выгнали Его вон из города и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его; но Он, пройдя посреди них, удалился. И пришел в Капернаум, город Галилейский, и учил их в дни субботние. И дивились учению Его, ибо слово Его было со властью". Это то, на что делается у Луки особое ударение. И это справедливо, потому как этим выражается мысль о том, что есть Бог для человека. Это именно то слово, которое испытывает человека.
Вот две характерные особенности данного евангелия:
1) что значит Бог для человека;
2) какой есть человек, теперь раскрытый, освидетельствованный и постигнутый Словом Бога.
В связи с этим воссияло милосердие; посредством этого было нравственно доказано зло в человеке - не просто человеком, но еще больше явленным Словом и личностью Христа. Человеку, однако, это не нравится, и в этом нет ничего удивительного, ибо когда он исполнен добра и милосердия, то в нем не остается места для гордости, тщеславия, самоуверенности, короче, напускной важности в любой форме. Есть одно благо, и это Бог.
Но это еще не вся истина, ибо власть сатаны еще сильна в мире. И это слишком очевидно и известно всем, чтобы остаться незамеченным; и если человек проявил неверие даже о славе Иисуса, то сатана тогда, по меньшей мере, почувствовал свою силу. Такое было с человеком, душа которого была нечиста. "И он закричал громким голосом: оставь; что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас; знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий". Заметьте, как Иисус, воплощение и исполнитель слова Бога, доводит до завершения закон и обещание, пророчества и псалмы. Бесы признают в нем "Святого Божия" и, как мы вскоре увидим, помазанного (Христа), Сына Бога. В 4-ой главе видно, что Он действует, скорее, как Сущий. "Иисус запретил ему, сказав: замолчи и выйди из него. И бес, повергнув его посреди синагоги, вышел из него, нимало не повредив ему". Это доказывает, что во Христе было не только милосердие по отношению к людским нуждам, но и власть над дьяволом. Он покорил дьявола и продолжает использовать свою силу в интересах людей.
Затем Он входит в дом Симона и исцеляет его тещу; "при захождении же солнца все, имевшие больных различными болезнями, приводили их к Нему и Он, возлагая на каждого из них руки, исцелял их. Выходили также и бесы из многих с криком и говорили: Ты Христос, Сын Божий. А Он запрещал им сказывать, что они знают, что Он Христос". Здесь мы находим много общего с более ранними евангелиями. Когда его действия привлекли внимание людей, Он удаляется. Вместо того, чтобы воспользоваться тем, что люди называют "влиянием", Он не терпит страстного желания людей удержать его в их среде. Он ходит в вере, святой Бога, не довольствуясь ничем, что побуждает человека омрачить его славу. Даже удаляясь в пустынное место, подальше от восхищенной толпы, Он дает им знать, что должен благовествовать царство Бога и другим городам, ибо для этого Он был послан. "И проповедывал в синагогах галилейских".
И теперь, в начале пятой главы, мы знакомимся с событием, которое совершенно выходит за рамки своего исторического места действия. Имеется в виду призвание первых апостолов, а точнее Симона, который избирается точно так же, как и уже известные нам слепой или бесноватый, получившие исцеление, хотя их могло быть и больше. Итак, сын Ионы является главным объектом милосердия, проявленного Господом, хотя и другие призывались в то же самое время. У него были товарищи, оставившие все и последовавшие за Христом, но в подробностях мы читаем лишь о нем, а не о них. Из других источников нам становится известно, что призвание Петра предшествовало вхождению Господа в дом Симона и исцелению его тещи. Мы также знаем, что в евангелии по Иоанну говорится о том моменте, когда Симон впервые увидел Господа Иисуса, а в евангелии по Марку указано время, когда Симон был отозван от своих дел и покинул свою лодку. Лука показал нам, какое милосердие проявлял Господь по отношению к людям, начиная от посещения синагоги в Назарете и вплоть до того, как проповедовал по всей Галилее, где, между тем, изгонял бесов и исцелял от болезней. В сущности, это и есть проявление в нем силы Бога, которая словом побеждает дьявола и все человеческие беды. Сначала дается полная картина всего этого; и чтобы не нарушать ее целостности, подробный рассказ о призвании Симона выпадает из своей временной последовательности. Но поскольку в этом случае представляется путь Господа, то этот эпизод был прибережен для того, чтобы рассказать о нем здесь. Этим, в сущности, и объясняется такой метод группировки, характерный для Луки, который используется вместо простого повествования о событиях в том порядке, как они происходят.
"Однажды, когда народ теснился к Нему, чтобы слышать слово Божие, а Он стоял у озера Геннисаретского, увидел Он две лодки, стоящие на озере; а рыболовы, выйдя из них, вымывали сети. Войдя в одну лодку, которая была Симонова, Он просил его отплыть несколько от берега и, сев, учил народ из лодки. Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова. Симон сказал Ему в ответ: Наставник! мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть". Ясно, что слово Иисуса явилось первым большим испытанием. Симон уже долго и усиленно трудился, но одного слова Иисуса было достаточно. "Сделав это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась. И дали знак товарищам, находившимся на другой лодке, чтобы пришли помочь им; и пришли, и наполнили обе лодки, так что они начинали тонуть [далее показан результат нравственного характера]. Увидев это, Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный". Это было самым естественным чувством, на какое только способна душа, не только восхищенная величием поступка, совершенного Господом, но и удостоверившаяся в том, что его слову можно безоглядно верить и что божественная сила ответила на слово человека Христа Иисуса. Его безупречность поразила совесть Петра ослепительной молнией. Слово Христа пролилось ему в душу светом Бога. "Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный". То было истинное осознание греха и раскаяние; даже сама поза Петра у ног Иисуса доказывает то, что он далек был от мысли о том, что Господь должен был покинуть его, хотя его совесть осознавала, что так должно было быть. Он гораздо глубже, чем когда-либо прежде, понимал свою греховность. И уже истинное влечение к Христу поселилось в сердце Симона. Он был возрожден Богом, насколько мы можем судить, еще до этого. Он почувствовал это сразу, когда услышал и узнал голос Иисуса, - первый раз Иоанн позволяет нам увидеть это. Но теперь такое трогательное слово нашло путь к его сердцу, так что само высказывание вызвало поток чувств в его душе и побудило к явно противоречивому действию - припасть к ногам Иисуса и сказать: "Выйди от меня, Господи!" Это противоречие не носило глубинного характера, но являлось внешней стороной сказанного, ибо в глубине души он страстно желал быть с Иисусом и радоваться о нем, прилепившись к нему всем своим сердцем, хотя в то же время очень сильно сознавая свою вину и полагая, что не имеет ни малейшего права находиться там. Так что он мог бы даже в определенном смысле вынести себе приговор, хотя и вопреки всем своим желаниям. Чем больше он видел, что представляет собой Иисус, тем меньше находил себя достойным для его общества. Именно к такому результату приводило милосердие в своих более ранних действиях. Я не говорю - в своих самых ранних, но в своих более ранних действиях, ибо мы не должны слишком торопиться в душе с путями Бога. Потрясенный увиденным чудом, Петр говорит это Господу, но милостивый ответ успокаивает его: "Не бойся, - говорит Христос, - отныне будешь ловить человеков". Я ссылаюсь на этот отрывок, чтобы подчеркнуть нравственную силу нашего евангелия. Это была божественная личность, которая если и являла ведение и силу Бога, то проявляла себя в милосердии и, воздействуя на совесть нравственно, изгоняла всякий страх.
Затем следует исцеление прокаженного, а за ним - прощение человека, который был парализован: опять доказательство присутствия там Сущего и исполнения замысла Духа из псалма 104; но Он был также и Сыном человека. Такова была тайна его личности, являющейся в милосердии, доказанная силой Бога в том, кто полностью зависим от Бога. И, наконец, следует призвание Левия-мытаря. Господь также показывает насколько хорошо Он знал, какое действие на человека окажет истинное милосердие, являемое в среде тех, кто привык следовать закону. Поистине невозможно вливать молодое вино милосердия в старые сосуды человеческих законов. Господь добавляет здесь (и мы находим это только в евангелии по Луке), что человек предпочитает (в присутствии нового от Бога) старые религиозные чувства, мышление, пути, учения, привычки, обычаи. "И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого, ибо говорит: старое лучше". Человек отдает предпочтение закону со всеми его неясностями, со всей его неопределенностью и такому далекому от Бога, а не тому божественному милосердию, бесконечно более благословенному, которое во Христе являет человека Бога и приближает человека к Богу ценою крови его на кресте.
В следующей, шестой главе, эта мысль доводится до конца. Мы видим в два субботних дня учеников, осуждаемых за срывание колосьев, и Господа, почти вызывающе исцеляющего сухорукого в синагоге. Господь сам не срывает колосья злаков, но Он оправдывает виновных в этом и делает это на нравственной основе. Здесь мы не встречаемся с подробностями, изложенными по воле Бога в евангелии по Матфею. Хотя ссылка делается на те же события, но о них в данном евангелии рассуждений не ведется. Здесь предметом рассуждения является, скорее, приближающееся изменение божественного промысла, но носит это нравственный характер. Подобное замечание относится и к случаю исцеления сухорукого. Суббота (или печать старого завета) никогда не давалась Богом для обвинения человека, проявившего в этот день благость по отношению к нуждающимся и несчастным. Таким образом, Сын человека был господином субботы и имел милосердие вольно благословлять человека и славить Бога. Тотчас после этого над обреченной головой нашего Господа сгущаются тучи. "Они же пришли в бешенство и говорили между собою, что бы им сделать с Иисусом".
Господь восходит на гору, пребывая там всю ночь в молитве к Богу. На следующий день Он выбирает из своих учеников двенадцать, которые должны были наилучшим образом благовествовать о нем после его отшествия. Он назначает 12 апостолов. Затем он произносит то, что принято называть нагорной проповедью. Но какая поразительная разница в способах изложения этой проповеди у Матфея и у Луки! Лука объединяет две противоположных части, одну из которых опускает Матфей, во всяком случае в начале этой проповеди, в своем евангелии. Лука объединяет блаженства и проклятия, тогда как Матфей приберегает проклятия для другого подходящего момента. Не то чтобы следовало подтвердить, что Господь не произносит проклятий, какие встречаются в 23-ей главе у Матфея при других и более поздних обстоятельствах, но можно с уверенностью сказать, что первый евангелист в нагорной проповеди обходил все, касающееся проклятий. Лука же, напротив, говорит о том и другом. Кто не сумеет заметить в данном случае поразительные особенности каждого из евангелистов, а также определенные замыслы того, кто вдохновлял их? Лука не ограничивается светлой стороной, но добавляет еще и мрачную. Здесь столько же предостережения совести, сколько и милосердия, взывающего к сердцу. Именно это и выражает Лука таким замечательным образом. Но есть еще одно отличие. У Матфея Христос представлен больше как законодатель. Несомненно, Он был более велик, чем Моисей, ибо Он был Сущий, Еммануил. Поэтому Он так несравненно лучше берется за углубление, развитие и даже ведение принципов Слова Бога, чтобы ослабить то, что было сказано древним. Следовательно, при сохранении авторитета старого закона и пророков теперь происходит непредвиденное изменение, превосходящее все прежние, имевшие тогда место - изменение, которое соответствует присутствию его проявившейся тогда славы и откровению имени его Отца. Многое еще предстояло, но это предназначалось для явления в силе Святого Духа, как говорит нам Иоанн (Иоан. 16).
Здесь, у Луки, преследуется иная цель. Здесь Он не утверждает принципы или характеристику категорий людей, могущих рассчитывать на долю в царстве как "блаженные нищие" и другие. Господь смотрит на своих учеников и обращается к ним как имеющим непосредственное отношение к этому: "Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие". Это все касается личности с точки зрения общества, благочестивых людей, окружавших его. Поэтому Он говорит: "Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь" и так далее. Теперь были горе и страдания, ибо Он, исполнивший обещанное в псалмах и пророками, был отвергнут, и царство Бога еще не могло наступить в силе и славе. Сначала ему должно было выстрадать многое.
Таким образом, все здесь является не только описанием, но и прямым обращением к сердцу. У Матфея эта проповедь носила общий характер. Здесь же она направлена на конкретное применение. То есть Он смотрит на людей, бывших пред ним, и произносит благословения, определенно обращаясь ко всем им или к каждому в отдельности.
По той же самой причине, как впрочем и по другим, Он ничего не говорит здесь о страданиях ради праведности. У Матфея имеется две категории блаженных: те, кто преследуется за праведность, и те, кто подвергается гонениям за его имя. Лука не упоминает гонений за праведность, но говорит о гонениях за Сына человека. Как это прекрасно обнаружить у Луки, что главный свидетель милосердия сам замечательным образом действует в духе того милосердия. Те и другие страдающие, несомненно, блаженны - каждый ценен в свое время, хотя худшая доля не та, что характеризует слово Господа в евангелии того, кто, главным образом, имел в виду нас, жалких грешников из язычников.
Лука не останавливается в подробностях на противоречиях с законом: он говорит не о ценности праведности в тайне с Отцом, не о спокойном доверии к его исполненной любви, заботе, но о действенном милосердии в любви к нашим врагам, призывая детей Всевышнего быть такими же милосердными, как наш милосердный Отец, обещая им положенную награду.
Затем следует предостерегающая притча, говорящая о слепоте религиозных вождей мира, о значении самооценки и покорности, которые выше поучений других, ибо последнее может привести к гибели. В следующей главе мы узнаем о том, что Господь с еще большей очевидностью доказывает то, что милосердие не может распространяться только на иудеев, и о том, что его власть, которую признают и язычники, стоит над всем, будь то смерть или живая природа.
Прежде чем мы перейдем к другому вопросу, разрешите мне заметить, что у Луки имеется и другая поразительная особенность, о которой сейчас не стоит много говорить. Кажется, что различные отрывки нагорной проповеди приберегли для включения повсюду, где они наилучшим образом подошли для толкования событий или для связи с теми или иными событиями. Причина заключается в том, что группирование бесед в этическом плане, как уже мы видели, является характерным для метода Луки. Здесь совсем не тот правильный порядок рассуждений, как у Матфея. Я не сомневаюсь в том, что во время такого хода рассуждений возникали вопросы, и Святой Дух с удовольствием представляет нам образцы этого в евангелии по Луке. В подходящем для этого месте я могу доказать, что то, что нередко встречается на протяжении всей основной части евангелия по Луке, можно найти только у него. Это большей частью составлено из таких связанных между собой событий, сопровождающихся замечаниями либо вытекающих из происходящего или соответствующего этим событиям и поэтому перенесенных откуда-то еще.
В 7-ой главе подробно рассказывается об исцелении слуги сотника, но в форме, поразительно отличающейся от той, в какой повествует об этом Матфей. Здесь мы узнаем, что сотник, услышав об Иисусе, послал к нему иудейских старейшин. Человек, не понимающий замысла этого евангелия, а только наслышанный о том, что Лука писал большей частью для язычников, тотчас же поражается этому. Он протестует против предположения, что этот случай несовместим с поведением язычника, и, напротив, гораздо больше говорит в пользу иудейских целей евангелия, по крайней мере здесь, потому что у Матфея вы ничего не найдете о послании иудеев, в то время как Лука упоминает об этом. Он делает вывод, что одно евангелие такое же иудейское или языческое, как и другое, и что понятие об особом замысле безосновательно. Все это могло бы звучать правдоподобно для поверхностного читателя, но в действительности двойственность явления, если правильно сформулировать это, замечательным образом подтверждает совсем другую цель евангелий, а не нейтрализует ее совсем, ибо сотник у Луки, будучи язычником, был склонен в то же время уважать иудеев, находившихся в том особом положении, в которое поставил их Бог. Поэтому он и придает большое значение поручению иудеев. Полную противоположность этому мы видим в послании Римлянам (гл. 11), где язычники предостерегаются от гордости и самонадеянности. Несомненно, причиной того, что некоторые из ветвей отломились, было неверие иудеев. Однако язычники должны были увидеть, что хотя они и пребывают в милости Бога, но не должны впадать в такое же или худшее зло, иначе они тоже будут отвергнуты. Это было самое полезное указание апостола необрезанных святым в великой столице языческого мира. Здесь же языческий сотник подтверждает свою веру и одновременно послушание, указывая, какое место в его глазах занимал народ Бога.
Разрешите мне сказать, братья, что этот принцип имеет большое значение и не только в каком-то одном отношении. Часто встречается много неверующих, которые не открыто, конечно, а тайно прячутся за утверждение о своей недосягаемой и исключительной подчиненности Богу и во всеуслышание похваляются ею, не принимая во внимание любого и каждого человека. Я не отрицаю того, что есть и должны быть случаи, когда Бог один должен действовать и убеждать, удовлетворяя всему. Но верна и другая сторона, и именно это мы видим в случае с сотником. Это не панацея - иметь отношение только к Богу, игнорируя человека. Напротив, обращаясь за помощью и воспользовавшись услугой иудейских старейшин, сотник показывает, как истинно он склоняется перед путями и волей Бога. Ибо у Бога был народ, и тот язычник признавал этот народ как избранный Богом, несмотря на то, что они были недостойны этого; и если он хотел благословения для своего слуги, то он пожелал послать иудейских старейшин, чтобы те могли попросить за него у Иисуса. Мне кажется, что, поступив так, он гораздо больше явил веру и порожденное верой смирение, чем если бы отправился один.
Тайна его поступка заключалась в том, что он был человеком не только веры, но и смирения, порожденного верой, а это наиболее ценный плод, где бы он ни произрастал и ни процветал. Несомненно, добрый языческий сотник посылает своих израильских вестников, которые идут и передают всю правду надлежащим образом (все же я не склонен думать, что это вложил в их уста сам сотник). "И они, придя к Иисусу, просили Его убедительно, говоря: он достоин, чтобы Ты сделал для него это, ибо он любит народ наш и построил нам синагогу". Он был религиозный человек. И эта любовь к иудеям, как и свидетельство ее на деле, не было чем-то новым.
Снова становится очевидным, что Матфей ни слова не говорит об этом событии, и я не могу не чувствовать, как благотворно это его умалчивание. Если бы Матфей писал как простой человек для иудеев, то он, несомненно, обратил бы на это пристальное внимание. Но вдохновляющая сила Духа и милосердия, я не сомневаюсь в этом, действовали как в евангелии по Матфею, так и в евангелии по Луке, и только поэтому мы имеем такие результаты, проявившиеся в их повествованиях. Для иудейских евангелистов характерным было то, что они не принимали во внимание ярко проявляющегося среди язычников уважения к Израилю и в то же время задерживали внимание на предостережении гордых детей царства.
Одинаково верно было бы полагать, что Лука, писавший в наставление язычникам, должен был, главным образом, позволить нам увидеть ту любовь и почтение, которое ради Бога питал к иудеям набожный язычник. Здесь было не презрение к их низкому положению, но очень большое сострадание, даже больше чем сострадание, ибо сильное желание их посредничества доказывало его неподдельное уважение к избранному народу. Это было не только что зародившееся чувство - он давно любил их и построил им синагогу в дни, когда ничего не ждал от них, хотя они помнили это и теперь. Вера этого язычника была таковой, что Господь открыто признал, что не видел подобной в Израиле. Не только Матфей говорит об этом, серьезно предостерегая даже верующих Израиля, но и Лука, выражая одобрение язычникам. Этот общий момент больше всего был достоин, чтобы увековечить его и отнести к новому, а не к старому творению.
Как прекрасна эта сцена в обоих евангелиях, и насколько прекраснее становится она, когда мы глубже постигаем мудрость и милосердие Бога, показанные в той сцене, где Матфей говорит о благословении язычников и предостережении иудеев Израиля, к тому же в сцене, где Лука говорит об уважении иудеев и где отсутствует всякий намек на отвержение племени иудеев, которое было бы так легко извратить самодовольством язычников!
Следующая сцена (ст. 11-17) характерна для Луки. Господь не только лечит, но и с присущим ему милосердием и величием возвращает к жизни мертвых, проявляя при этом любовь и замечательное внимание к человеческой беде. Не только благодаря своей оживляющей силе Он заставил мертвого ожить, но в том, кого как раз в то время вынесли хоронить, Он видит единственного сына у матери-вдовы и поэтому останавливает похоронную процессию и приказывает мертвому подняться, и отдает его матери. Никакой другой отрывок не может быть более созвучным с духом и целью этого евангелия.
Затем появляются ученики Иоанна с особой целью отметить грядущий, если еще не наступивший великий кризис. Таким тяжелым был удар по прошлым переживаниям и ожиданиям, что даже сам предшественник Мессии был потрясен и оскорблен. Так могло показаться, потому что Мессия не воспользовался своей силой в своих интересах и в пользу своих последователей - Он не защитил каждую благочестивую душу в стране, не пролил свет вокруг, не явил свободу по всему Израилю. И все же кто мог бы отрицать величие того, что было сделано? Любой язычник был уверен в превосходстве Иисуса над всем - болезнь должна была подчиниться ему независимо от того, был ли Он рядом или на расстоянии! Если бы не действенная сила милосердия Бога, то что бы могло это означать? В конце концов Иоанн креститель был человеком; и кто он такой, чтобы перед ним отчитываться? Какой это урок и как необходим он во все времена! Господь Иисус отвечает не только с обычным для него достоинством, но в то же время с милосердием, которое не может не сострадать сомневающемуся и заблуждающемуся разуму своего предвестника, и Он, несомненно, понимает неверие последователей Иоанна, ибо едва ли стоит сомневаться в том, что если Иоанн проявил слабость, то его ученики и подавно проявляли ее.
По этой причине Господь вершит свой собственный нравственный суд над всем посланием, в заключение чего дается прекраснейший пример божественной мудрости, проявленной милосердием, в которой любой мог бы найти полную противоположность тому упрямству и своенравию, которое проявляют те, кто мнит себя мудрым. "И оправдана премудрость всеми чадами ее". Не имеет значения, кем или какими они могли бы быть; это также верно, как то, что она будет оправдана в осуждение всех, кто отверг совет Бога против них. Действительно, зло, как и добро, в одинаковой мере заметно в доме фарисея Симона; и Святой Дух направил Луку на то, чтобы он представил здесь самые выразительные подтверждения безрассудства фарисеев и мудрости веры. Он приводит весьма подходящий пример. Цена человеческой мудрости показана на примере фарисея, как и истинная мудрость Бога, которая приходит свыше, проявляясь там, где его личное милосердие само творит ее; ибо кто может быть более далек от этого кладезя, как не низкая и развратная женщина, грешница, одно имя которой недостойно Бога? С другой стороны, это молчание, по-моему, является доказательством его удивительного милосердия. Если достойного результата нельзя было достичь путем оглашения имени той, которая пользовалась весьма дурной славой в том древнем городе, то было бы достойным Бога хотя бы то, что Он способствовал проявлению в ней сокровищ своего милосердия. Теперь скажу о другом: милосердие не только наилучшим образом проявляется там, где в нем испытывается нужда, но его преображающая сила действует с большей пользой в самых суровых и безнадежных условиях.
"Итак, кто во Христе, тот новая тварь". Так действует милосердие, созидающее новое, а не только изменяя или улучшая прежнего человека по образу Христа, но и придавая повседневной жизни совершенно новый характер. Это видно в женщине, которая явилась предметом воздействия милосердия. Именно в дом фарисея, который пригласил Иисуса, и направилась эта женщина, плененная милосердием Спасителя, истинно раскаявшаяся, исполненная любви к его личности, но еще не зная, что ей простятся ее грехи, ибо именно в этом она нуждалась и именно этого Он хотел, чтобы она узнала и получила. Здесь показана не душа, а пути милосердия, ведущие к нему.
Ее сердце притягивало не одобрение в евангельском послании и не понимание привилегий верующего. Это все собирался дать Христос. Но то, что покорило ее со всей силой и притягивало к дому фарисея, имело более глубокий смысл, чем любое знакомство с дарованными блаженствами: это было милосердие Бога в самом Христе. Она инстинктивно чувствовала, что в нем, поистине, было столько же всей той чистоты и любви от самого Бога, сколько и милосердия, в котором она сама так нуждалась. В ее душе брало верх чувство, охватившее ее, что, несмотря на все ее грехи, которые она осознавала, ее не покидала надежда, что она могла бы положиться на то безразличное милосердие, которое она увидела в Господе Иисусе. Поэтому она не могла оставаться вне дома, в котором Он находился, хотя и хорошо знала, что пользовалась слишком дурной славой в городе, чтобы хозяин дома мог пригласить ее. Что она могла бы сказать в оправдание? Но теперь все это ничего не значило - она была на пути к исправлению. Какое дело тогда было у нее в доме Симона? Это дело заключалось в Иисусе, Господе вечной славы, хотя и на земле; и настолько велика была власть его милосердия над ее душой, что ничто не могло ее остановить, и, не спрашивая разрешения у Симона, без представления ее Петром и Иоанном, она идет туда, где находился Иисус, прихватив с собой алавастровый сосуд с маслом. "И, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром".
Это побудило Симона к религиозным рассуждениям, которые, как и все другие рассуждения природного разума о божественном, являются лишь проявлением неверия. "Фарисей... сказал сам в себе: если бы Он был пророк, то знал бы..." Каким же неискренним был этот внешне пристойный фарисей! Он пригласил к себе Господа, но какую ценность представлял в глазах Симона Господь? "Если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница". Действительно, она была грешница. Это была правда, но это была не вся правда. Корень самого худшего зла был как раз в недооценке Иисуса. Симон сомневался в душе даже в том, что Он был пророк. Увы, как далек он был от того, чтобы думать, что это был сам Бог в образе такого униженного человека, Сын Всевышнего. Это и было отправной точкой его рокового заблуждения. Тем не менее Иисус доказывает, что Он был пророк, Бог всех пророков; читая мысли в его сердце, Он отвечает на его незаданный вслух вопрос притчей о двух должниках.
Сейчас я не буду останавливаться на том, что всем нам известно. Достаточно сказать, что такая сцена очень характерна для данного евангелия. Позвольте спросить, где еще можно было бы найти такую гармоничную сцену, кроме как в этом евангелии? Как замечателен выбор Святого Духа, который показывает Иисуса в согласии со всем, что мы видим с самого начала евангелия! Здесь Господь объявляет, что грехи той женщины прощены, но хорошо видно, что это имело место в конце встречи, а не являлось ее поводом.
Нет оснований предполагать, что она заранее знала, что ей простятся грехи. Наоборот, мне кажется, что такое предположение может привести к утере смысла этой сцены. Какую же уверенность в себе придает его милосердие каждому, кто обращается непосредственно к нему! Как властно говорит Он и обещает прощение! Пока Иисус говорил так, любая душа могла бы в это время предположить, что в нее вселяется уверенность, что ее грехи прощены. Вот выражение сути данной сцены: бедная грешница, истинно раскаявшаяся и покоренная его милосердием, которое притягивает ее к нему, слышит от него его слово, обращенное к ней: "Прощаются тебе грехи". Ее грехи, которых было так много, были прощены. Следовательно, не была новостью степень ее нужды, ибо она много любила! Не то чтобы я пожелал оправдывать ее. Ее любовь была такой же неподдельной прежде, как и после того, как она услышала о прощении. В ее сердце уже была настоящая любовь. Она была в восторге от его божественного милосердия, которое наставлением Духа пробудило в ней любовь через его любовь. Но то, что она узнала из его уст о прощении своих грехов, должно было бы усилить эту любовь. Господь предстает здесь перед нами как единственный, кто внимательно выслушал порочную душу уверовавшей и истинно оценил ее, равно как и сотворил труд милосердия в сердце верующей и перед всеми и затем с миром отпустил ее, которой простил грехи.
В восьмой главе мы видим Господа, идущего благовествовать в сопровождении нескольких мужчин и женщин, чад, исполненных мудрости, бедных, но истинных свидетелей его щедрого милосердия и поэтому преданных ему здесь, на земле. "И с Ним двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов, и Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна, и многие другие, которые служили Ему имением своим". Разве здесь перед нами не замечательная картина, передающая сущность нашего Господа Иисуса, какую можно найти только у Луки? Абсолютно возвышаясь над человеческим злом, Он ступал в полном спокойствии перед лицом своего Отца и в то же время в согласии с проявлением в этом мире милосердия Бога. Он говорит в этом евангелии о сеятеле, будто сам сеял семя слова Бога, ибо так здесь задумано . В евангелии по Матфею, где та же притча представляет царство небес, она названа "словом о Царствии". Здесь же при толковании этой притчи семя означает "слово Божие". Здесь у Луки речь идет не о царстве небес, как у Матфея. Нет ничего проще, чем найти причину этого различия. Заметим, что Дух Бога, повествуя об этом, не ограничивается просто словами, которые говорил Иисус. Это, я полагаю, является делом немалой важности в формировании правильного суждения о Писании. То понятие, в котором часто замыкаются правоверные люди в стремлении к полному вдохновению, является, на мой взгляд, механическим: они думают, что вдохновение необходимо и что только оно дает точные слова, которые высказывал Христос. Мне же кажется, что в этом нет ни малейшей нужды. Различия происходят не от противоречий, но коренятся в самих его замыслах и в том, что Он дал нам несравненно лучше простого изложения многих, стремящихся передать те же самые слова и поступки. Чтобы пояснить, о чем я говорю, обратимся к рассматриваемой нами главе. Матфей и Лука рассказывают нам одну и ту же притчу о сеятеле, но Матфей называет ее "словом о Царствии", а Лука - "словом Божиим". В то время Господь Иисус мог использовать в своей проповеди оба этих выражения. И я не говорю, что Он этого не делал, я утверждаю только, что, несмотря на то, использовал или не использовал Он их одновременно, Дух Бога не дает нам оба этих выражения в одном и том же евангелии, но действует с божественной свободой. Он не унижает евангелистов до положения простых пересказчиков, каких можно отыскать, если постараться, среди людей. Несомненно, их цель - ухватить точные слова, сказанные человеком, потому что нет такой силы или такого человека в мире, которые бы подействовали на волю Бога. Но Дух Бога может действовать более свободно, и может передать одну часть сообщения одному евангелисту, а другую - другому. Поэтому простая механическая теория никогда не может объяснить вдохновение, при этом совершенно сбиваются с толку тем, что одни и те же слова не встречаются во всех евангелиях. Матфей, как мы уже видели, говорит: "Блаженны нищие духом, ибо их... " - а Лука говорит: "Блаженны нищие духом, ибо ваше..." Это тотчас же ставит непреодолимое препятствие механической теории вдохновения, но это вовсе не смущает тех, кто полагается на превосходство Святого Духа, который использует различных людей в качестве сосудов, питающих его различные замыслы. Ни в одном из евангелий не делается попытки просто воспроизвести все слова и поступки Господа Иисуса. Поэтому я не сомневаюсь, что, хотя в каждом евангелии содержится лишь истина, абсолютно обо всех событиях не рассказывается ни в одном из них или даже во всех евангелиях. Следовательно, наибольшая полнота достигается методом, к которому обращается Дух. Имея абсолютную власть над всей истиной, Он только вставляет нужное слово в нужное место и произносит это слово устами избранного для этого лица, чтобы лучше передать славу Господа.
После этой притчи мы читаем другую, как и у Матфея, но не имеющую отношения к царству небес, потому что здесь преследуется другая цель: нашей темой в данный момент не является провидение Бога, как в евангелии по Матфею. То, что дает Матфей, полностью соответствует целям его евангелия, но для Луки было очень важно передать эту притчу; ибо когда человеком овладело слово Бога, то вслед за этим наступает время свидетельства. Ученикам, а не народу, дано было знать о тайнах царства Бога. Просветившись сами, они затем должны были просвещать и других. "Никто, зажегши свечу, не покрывает ее сосудом, или не ставит под кровать, а ставит на подсвечник, чтобы входящие видели свет. Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным или не обнаружилось бы. Итак, наблюдайте, как вы слушаете: ибо, кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что он думает иметь". Таким образом подчеркивается идея ответственности тех, кто имеет свет.
То, о чем повествуется дальше, говорит о пренебрежении кровного родства в божественных делах и об одобрении только таких отношений, в основе которых лежат слушание и исполнение слова Бога. Кровное родство не представляет ценности, ибо бесполезно. Поэтому, когда люди сказали ему: "Матерь и братья Твои стоят вне, желая видеть Тебя", "Он сказал им в ответ: матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и исполняющие его". Здесь акцент сделан именно на "слове Божием". Совсем не так излагает это Матфей, внешне отказываясь от нации отступников и вводя новые отношения. Здесь выражается одобрение тех, кто исполняет его слово и дорожит им. Место, занимаемое словом Бога в нравственном плане, соответствует взглядам Христа.
Но Христос не освобождает своих свидетелей от неприятностей на земле. Далее следует сцена на озере, где ученики проявляют свое неверие, а Господь являет милосердие и власть. Когда они переплыли на другую сторону, то мы встречаем человека, одержимого легионом бесов, в душе которого, несмотря на ужасное зло, была проделана большая божественная работа. Здесь речь идет уже не о том, чтобы сделать бесноватого слугой Бога, как это описано у Марка, причем весьма подробно; здесь мы видим его, скорее, как человека Бога; первая цель этого - показать власть и благосклонность Господа, затем - показать, как тот, кто предстал пред Богом, возрадовался в нем. Нет ничего удивительного в том, что, когда бесы были изгнаны, человек понял, что мог бы быть рядом с Иисусом. Это было естественное чувство, испытываемое, так сказать, к милосердию и к тем новым отношениям с Богом, в которые он вступил. "Но Иисус отпустил его, сказав: возвратись в дом твой и расскажи, что сотворил тебе Бог. Он пошел и проповедывал по всему городу, что сотворил ему Иисус".
Далее следует повествование о том, как Иаир просил за свою дочь и что в то время, как Господь собирался исцелить израильскую дочь, она умирает. Ему мешает некоторое колебание веры, ибо кто бы ни обращался к нему, тот всегда находил исцеление. В то время Господь, безупречно удовлетворяя нужду каждой страждущей души, не упускает повода в конечном итоге достигнуть целей Бога для возрождения Израиля. Он оживит Израиль, ибо, по мнению Бога, Израиль не умер, но спит.
В начале девятой главы повествуется о миссии двенадцати апостолов, котоpых посылает Господь, действуя в данном случае по-новому. Он пеpедает людям, избpанным им же, силу милосеpдия, чтобы они пpоpоведовали цаpство Бога и исцеляли больных. В данном евангелии, хотя pечь идет в пеpвую очеpедь об Изpаиле, действие божественного милосеpдия напpавлено, несомненно, на несpавненно более шиpокую область и пpеследует более глубокие цели. В евангелии по Матфею эта миссия двенадцати явно pассматpивается с иудейской точки зpения, вплоть до самого конца: она пpедполагает, что посланники цаpства будут исполнять свое поpучение до возвpащения Сына человека, и поэтому о пpизыве Богом язычников там совеpшенно умалчивается. В данном же евангелии мы ясно видим, что та же самая миссия pассматpивается под дpугим углом зpения. Все, что несет в себе иудейские чеpты, исчезает, хотя все было обpащено к иудеям. Все, что pаскpывает Бог в своем милосеpдии и добpоте по отношению к стpаждущему человеку, - все это полностью пpедставлено в нашем евангелии. Здесь дано указание "пpоповедывать Цаpствие Божие". Главная идея цаpства Бога заключается в том, что божественная сила не оставляет человека на пpоизвол судьбы, но вмешивается в его жизнь. С целью установления своей личной власти и милосеpдия в лице Хpиста Бог сам беpется за то, чтобы не дать человеку обходиться своими сpедствами и умом в господстве и упpавлении миpом по пpовидению Бога, будто бы тот имеет какие-то законные пpава в цаpстве пpиpоды; это касается и собрания. И человек, таким обpазом, истинно возвышается и благословляется в большей меpе, чем когда-либо. Это обнаpужится во вpемена, котоpые пpинято называть тысячелетним цаpством. А пока двенадцать должны были отпpавиться по поpучению Хpиста - Бог всегда дает свидетельство пpежде, чем исполнить то, о чем было клятвенно завещано. Апостолам была дана власть над бесами и сила исцелять болезни. Но не в этом здесь суть дела. Очевидная и главная цель заключалась не в пpоявлении чудодействия, хотя Он и дал своим посланцам силу, обладая котоpой можно было пpотивостоять любым сатанинским силам, хотя об этом более подpобно говоpится у Матфея. Конечно, здесь не умалчивается и о чудесной силе исцеления. Но Лука ничего не говоpит о подpобностях пpизвания иудеев до скончания века и в то же вpемя не упускает из вида посpедническую связь с язычниками. Особое внимание Святой Дух обpащает здесь на все, что выявляет добpоту и состpадание Бога по отношению как к душе, так и к телу человека.
Вместе с этим говоpится и о сеpьезных последствиях отpицания свидетельства Хpиста. Это действительно веpно даже для совpеменного благовествования, когда пpоповедуется не только цаpство, но и милосеpдие Бога. На мой взгляд, этот дополнительный смысл евангелия невозможно опустить без ущеpба. Недостаточно пpоповедовать одну лишь любовь. Любовь существенно важна для благовествования, котоpое, несомненно, является самым яpким свидетельством благодати Бога человеку во Хpисте, ибо именно благовествование любви не только дало единоpодного Сына Бога, но и беспощадно пpивело его на кpест pади спасения гpешников. Пpоповедовать одну любовь - дpугой сеpьезный вопpос, дpугое евангелие, котоpое лишь позволяет сокpыть ужасные и пагубные последствия безpазличного отношения к евангелию. Я не имею в виду полное непpиятие его, но даже несеpьезное отношение к нему чpевато пагубными последствиями. Никогда истинная любовь не выгоpаживает и не покpывает человека, котоpый уже потеpян и почти низвеpжен в ад, но стpемится спасти его чеpез веpу в евангелие. Занять человека дpугими вещами, кажущимися пpекpасными в своем pоде или являющимися таковыми, - значит, пpоявить к нему не любовь, но безpазличие к милосеpдию Бога, к славе Бога, безpазличие к злу, поpожденному гpехом, к истинным величайшим нуждам человека, к неизбежности суда, к блаженствам евангелия. Если этим пpенебpегают, то выходит, что Бог напpасно был явлен в своей добpоте. Однако оглянувшись назад, мы видим, что в данном отpывке pассматpиваемого евангелия Господь заявляет избpанным иудеям о близком своем отвеpжении и наделил своих учеников силами гpядущего миpа.
Далее мы видим, как заговоpила совесть в поpочном человеке. Иpод, хотя и был очень далек от этого свидетельства, все-таки был потpясен им до такой степени, что задался вопpосом, что бы все это значило и чья это сила твоpила такие дела. Он знал Иоанна кpестителя как великую личность, котоpая в свое вpемя пpивлекла внимание всего Изpаиля. Но Иоанна уже не было в живых. У Иpода была веская пpичина поинтеpесоваться, почему его тpевожила нечистая совесть именно тогда, когда он узнал о пpоисходившем в тот момент, когда люди, внимая pазным слухам, выдвигали пpедположение, что это Иоанн восстал из меpтвых. Это не нpавилось Иpоду, он не веpил в силу Бога, но тем не менее был взволнован и сбит с толку.
Возвpатившись, апостолы pассказывают Господу о том, что сделали, и Он беpет их с собой в пустынное место, где они не смогли постичь истинной сущности Хpиста, и потому Он сам pаскpывает себя не только как человека, но и как Бога, самого Сущего. Нет ни одного евангелия, где бы Господь Иисус показал себя таковым. Возможно, у него были дpугие цели, возможно, Он не всегда являл себя на таком уpовне, хотя нет ни одного евангелия, где бы Господь Иисус не был пpедставлен как Бог Изpаиля на земле. И поэтому данное чудо можно встpетить во всех евангелиях. Даже Иоанн, котоpый обычно не описывает чудеса подобного pода, пpедставляет это чудо наpяду с дpугими евангелистами. Отсюда становится ясно, что Бог явился на землю благодетельствовать своему наpоду. Сам хаpактеp чуда говоpит об этом. Тот, кто однажды послал манну с небес, тепеpь снова коpмит хлебом стpаждущих. Это были пpежде всего иудеи, но также и все пpезpенные и жалкие гpешники, котоpые, подобно заблудшим овцам, были обpечены на гибель в пустыне. Таким обpазом, мы видим, что хотя это в полной меpе соответствует стилю Луки, тем не менее по pазным пpичинам это не выходит за pамки всех остальных евангелий.
Матфей должен был, как я полагаю, показать гpядущие великие изменения по пpомыслу Бога: Хpистос отпускает толпу и удаляется молиться на гоpу, в то вpемя как его ученики пpеодолевают pазбушевавшуюся моpскую стихию. Несчастные иудеи не имели истинной веpы и желали Иисуса лишь потому, что Он мог им дать, а не pади него самого, тогда как веpующий воспpинимает в Иисусе Бога - веpа видит возвышенную славу отвеpгнутого Иисуса и, не взиpая на внешние обстоятельства, пpизнает его, в то вpемя как толпа отвеpгает. Им хотелось бы такого Мессию, каким они видели его в силе, твоpящим благодеяния. Они хотели бы такого Мессию, котоpый наделял бы их благами и сpажался с их вpагами, но они не чувствовали славы Бога в его личности. Это и пpивело к тому, что Господь, хоть и утоляет их голод, затем удаляется. Ученики же его тем вpеменем подвеpгаются тяжким испытаниям в боpьбе с pазбушевавшейся стихией. И Господь пpисоединяется к ним, побуждая к действию того, кто в это вpемя символизиpует смелость в последние дни. Ибо даже остатку благочестивых людей Изpаиля было не под силу пpоявить такую же веpу. По-видимому, Петp показывает себя более понятливым учеником, когда выходит из лодки навстpечу Господу, который, несомненно, готов погибнуть за них. Несмотpя на то, что Петp с любовью и веpой в Иисуса оставил pади него все, он все же был охвачен тpевогой, котоpая, несомненно, пpоявится в тот день. Но как за Петpа, так и за остальных Господь милостиво заступается. Таким обpазом, Матфей имеет в виду то, что пpоизошло полное изменение: Господь удалился и пpинял совсем дpугой облик на небесах, после чего Он воссоединится со своим наpодом, действуя в их душах и неся им избавление в последние дни. Об этом ничего не говоpится у Луки. Он не ставит пеpед собой цель пpедставить эти обстоятельства, котоpые могли бы стать пpообpазом событий, котоpые пpоизойдут в последние дни с Изpаилем, и тем более он не говоpит об уходе Господа, ставшего священником на небесах, до его возвpащения на землю и пpежде всего к Изpаилю. Нам не тpудно понять, насколько точно все это соответствует Матфею.
У Иоанна в 6-ой главе это чудо становится удобным поводом для замечательной пpоповеди нашего Спасителя, составляющей последнюю часть главы, но ее мы pассмотpим в дpугой pаз. А сейчас моя цель - пpосто показать, что, хотя это и описано во всех евангелиях (так сказать, бpиллиант в pазличных опpавах) в каждом из них выделяется особенный аспект, что соответствует целям Духа Бога в каждом из евангелий.
После этого, как показано во всех евангелиях, наш Господь более ясно пpизывает учеников пойти в уединенное место. Он откpыл им, кем Он является, и поведал обо всех благословениях, уготовленных для Изpаиля; но в людях не было истинной веpы. В опpеделенной степени в них было чувство нужды, была готовность получить желаемое для плоти, для своей земной жизни, но на этом их желания исчеpпывались, и Господь доказал вышесказанное, задав вопpосы, котоpые обнаpужили непостоянство человеческих мыслей, недостаток их веpы. Отсюда и ответ учеников на вопpос Господа. "Он спpосил их: за кого почитает Меня наpод? Они сказали в ответ: за Иоанна кpестителя, а иные за Илию; дpугие же говоpят, что один из дpевних пpоpоков воскpес". Будь это Иpод со своими слугами или Хpистос со своими учениками, эти самые слова наталкиваются на изменчивую неувеpенность, а то и на твеpдое невеpие.
Но тепеpь многое изменилось. Сpеди немногочисленного окpужения Господа были и те, котоpым Бог откpыл славу Хpиста; и Хpистос pад был услышать это пpизнание, но не pади самого себя, а pади Бога и pади своих учеников. С чувством божественной любви Он выслушал их исповедь о том, за кого они его пpинимали. И, пpизнаться, они воздали ему должное, но, поистине, его любовь желала больше отдавать, нежели получать, чтобы скpепить печатью pанее данное Богом благословение и пpовозгласить новое. Какой замечательный момент в глазах Бога! Иисус же "спpосил их: а вы за кого почитаете Меня?" И Петp недвусмысленно отвечает: "За Хpиста Божия". На пеpвый взгляд могло бы показаться стpанным, что в иудейском евангелии по Матфею мы видим гоpаздо более полное пpизнание. Там Петp пpизнает его не только Хpистом, но и "Сыном Бога Живого", о чем не говоpится здесь. Там наpяду с пpизнанием величайшей славы личности Хpиста пpиводятся еще и слова Господа, утвеpждающего, что "на этой скале Я создам Цеpковь Мою". Но pаз уж здесь не упоминается божественное звание Хpиста, то и не говоpится и о создании цеpкви (собрания). Здесь Хpиста пpизнали лишь истинным Мессией, помазанником Бога, помазанным не pуками человека, но являющимся Хpистом Бога. И поэтому Господь ничего не сообщает здесь о собрании, том новом собрании, котоpое Он собиpался воздвигнуть. И лишь потому, что здесь не дается полного исповедания Петpа. "Но Он стpого пpиказал им никому не говоpить о сем". Не было необходимости объявлять его Мессией. После пpоpочеств, чудес, пpоповедей люди все еще были смущены. И, как сами ученики донесли Господу, одни говоpили одно, дpугие совеpшенно дpугое; но что бы они ни говоpили, все было далеко от истины. Несомненно, была небольшая гpуппа учеников, котоpые последовали за ним, и Петp, говоpя от их имени, знает и исповедует истину. Но для наpода в целом она оставалась неведомой. Поэтому, как бы то ни было, возникал вопpос о Мессии. Именно поэтому Господь в то вpемя и вводит такое сеpьезное изменение, котоpое, однако, не касается ни божественного домостpоительства, ни отступления от иудаизма, ни пpедстоящего стpоительства собрания. Обо всем этом мы узнаем из евангелий, pассматpивающих вопpос изменения божественного домостpоительства. У Луки это выглядит совсем иначе, ибо pаскpывается главная нpавственная суть дела, а в соответствии с этим Хpисту было дано полное, я бы сказал, более чем достаточное свидетельство, и не пpосто посpедством пpисущей ему силы, но даже посpедством той силы, котоpая пеpедалась его ученикам, и поэтому совсем необязательно было далее объявлять его Мессией Изpаиля. Тот путь, по котоpому Он шел как Мессия, был чужд им, их помыслам, чувствам, пpедубеждениям и пpедвзятому отношению ко всему. Смиpение, милосеpдие, путь стpаданий и унижения - все это было так ненавистно Изpаилю, что такого Мессию, будь Он хоть Хpистос Бога, они никогда бы не пpиняли. Им нужен был Мессия, котоpый потвоpствовал бы их pасовым амбициям и исполнял бы их плотские потpебности. Будучи фактически пpивеpженными миpу, они и в повседневной жизни стpемились к земной славе - им было ненавистно все, что могло нанести этому удаp, и все, что Он тепеpь вводил в жизнь pади укpепления веpы, котоpая одна могла выдеpжать испытания вечности, все, что касалось Бога и его путей, его благодати, его милосеpдия, неизбежного осуждения их гpехов. Они нуждались во всем этом, и тот, кто явился к ним с этой целью, был кpайне ненавистен им. Поэтому далее Господь откpывает здесь главную истину, и, делая это, Он не оставляет сомнений в том, что выполнит обещанное их отцам, что, несомненно, пpинесло бы пользу их детям в будущем. А тем вpеменем Он собиpается пpинять участь отвеpгнутого, стpадающего человека - Сына человека, - и не только всеми пpезиpаемого, но и готового пpинять смеpть на кpесте. Его свидетельство полностью подвеpгают сомнению, а его самого ждет смеpть. И об этом Он впеpвые объявляет ученикам, говоpя: "Сыну Человеческому должно много постpадать, и быть отвеpжену стаpейшинами, пеpвосвященниками и книжниками [здесь Он имеет в виду иудеев, а не язычников], и быть убиту, и в тpетий день воскpеснуть". Мне нет необходимости добавлять, что на этом основании кpепко деpжится не только великое здание собрания Бога, но это является также основанием для пpиближения любой гpешной души к Богу. Однако здесь об этом говоpится не с точки зpения искупления вины, а с точки зpения отвеpжения Сына человека его собственным наpодом (вернее, вождями наpода) и его стpаданий по этому поводу.
Следует хоpошо помнить, что смеpть Хpиста, бесценная по своей значимости, способствует достижению многих, если не большинства, благих целей. Рассматpивать смеpть Хpиста под одним каким-то углом зpения не лучше, чем умышленно умалять неисчеpпаемые сокpовища милосеpдия Бога. Рассматpивание дpугих целей, о котоpых здесь не упоминается, ни в коем случае не умаляет всей важности искупления. Я хоpошо понимаю, что когда душа не совсем свободна и счастлива в жизни, то единственное, к чему она стpемится, - это умиpотвоpение. И поэтому даже сpеди священников наблюдается тенденция огpаничиваться только искуплением. Не искать ничего большего в смеpти Хpиста - значит, доказывать, что душа не получила должного удовлетвоpения и что в ней имеется пустота, жаждущая заполнения чем-то еще не познанным. Поэтому есть еще такие, кто так или иначе, опиpаясь на закон, сводит pаспятие Хpиста только к искуплению, то есть к сpедству пpощения. Когда pечь идет о пpавде, то какое глубокое непонимание пpоявляют они, ибо объяснение всему, выходящему за pамки прощения гpехов, они вынуждены искать в чем-то дpугом. Значит ли для них что-нибудь, что Сын человека был прославляем или был прославлен? За исключением того, что еще есть место для искупления в милосердии Бога, во всем остальном их взгляды ошибочны. Наш Спаситель говорит не как скрывающий человеческую вину, а как отвергнутый и страдающий до глубины души за неверие человека и Израиля. Это откровение не о действительном жертвоприношении со стороны Бога. Земные религиозные вожди убили его, но Он воскрес на третий день. Затем следует событие, не являющееся счастливым результатом искупления, ибо, несомненно, именно это Бог собирался осуществить в то самое время. Однако Лука в свойственной ему манере на примере отречения от Христа и его смерти уверенно утверждает великий нравственный принцип: "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя ". Господь истинно несет свой крест не только во имя человека, но и в нем тоже. Чтобы иметь счастье знать, что сделал для нас Бог через распятие Христа, мы должны понять, как оно отразилось на мире и человеческой природе. И вот на чем настаивает наш Господь: "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее. Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить или повредить себе? Ибо кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца и святых ангелов". Здесь слава во всей своей замечательной полноте говорит о том великом времени, когда вечное явится нам.
"Говорю же вам истинно: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие". Поэтому здесь, как и в первых двух евангелиях, дается сцена преображения. Единственное отличие заключается в том, что у Луки она происходит немного раньше, чем у остальных. Матфей, как ему и назначено, выдерживает определенное время. Мне нет необходимости говорить, что Дух Бога располагал точным указателем времени, так что Он ясно представлял все, что касалось того или иного события, а направляющая цель безошибочно вводила их в одно евангелие или откладывала на время для другого. Словом, целью Матфея было во всей полноте показать свидетельство того, что было неизбежным для Израиля. И я могу сказать, что Бог всеми средствами предостерегал свой древний народ и свидетельствовал ему, представляя одно доказательство за другим. Лука, напротив, рисует своеобразную картину милосердия Бога сначала по отношению к иудеям на раннем этапе, а затем, когда они отвергли его, обращается к более общим принципам, потому что какими бы ни были средства воздействия на человека, чтобы призвать его к ответственности, все в конечном итоге определяется Богом.
Иоанн совсем не знакомит нас с подробностями жертвы, данной иудеям. Начиная с самой первой главы евангелия по Иоанну вопрос, касающийся испытаний, не обсуждается, ибо все уже решено. С самого начала ясно, что Христа полностью отвергли. Поэтому Иоанн умалчивает о подробностях свидетельства и о самом преображении. И что вообще можно сказать о преображении в евангелии по Иоанну, если уже в первой главе говорится: "И мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца". Если представить это даже как намек на увиденное нами на горе преображения, то тогда это будет лишь мимолетным упоминанием об этом. Здесь не ставилось целью возвестить славу царства небес, но требовалось показать, что куда более великая слава была присуща его личности. Поэтому о царстве исчерпывающе говорится в другом евангелии. Цель же нашего евангелия - показать, что человек с самого начала ведет себя в высшей мере недостойно, тогда как Сын заслуживает одобрения во всем, не только с самого начала, но вечно. Вот почему в евангелии по Иоанну нет места для описания сцены преображения.
Но у Луки эффект достигается тем, что Он раскрывает нравственную суть дела, и делает это гораздо раньше, чем этому следовало быть. Причина этого становится ясна. С момента преображения, или непосредственно перед этим, Христос заявляет о cвоей смерти. Теперь больше не могло быть и речи об установлении царства в Израиле, а следовательно, и о проповедовании Мессии как такового или царства. Суть дела заключалась в следующем: Он должен был умереть - совсем скоро первосвященники, старейшины и книжники собирались от него избавиться. Какой смысл было говорить о царствовании сейчас? Поэтому в пророческих притчах постепенно разъясняется другой путь, которым, между тем, будет достигнуто царство Бога. Прообраз этого царства представлен на горе преображения - явление славы только отложено во времени, но ни в коей мере не оставлено. И в этом, что происходило на горе, раскрываются замыслы Бога. До этого, как здесь показано, даже проповедь Христа основывалась на человеческой ответственности. То есть иудеи несли ответственность, как они приняли его, и за то царство, которое Он по праву пришел установить. Вывод здесь напрашивается следующий: человек, который кажется постоянным при таких нравственных испытаниях, когда сталкивается с этим, всегда оказывается в нужде. В его руках все сходит на нет. И в данном случае Он дает понять, что все это Ему известно. Поэтому человек уже безусловно не может выполнить свой долг по отношению к Мессии, как прежде это предполагалось по отношению к закону. Его долг ясен, но он позорно провалился. В результате этого мы сразу представляем себе царство, не то, которое предполагалось раньше, но соответствующее замыслам Бога, который, конечно же, от начала до конца предвидел все. Давайте взглянем на ту своеобразную манеру, в какой Святой Дух представляет царство через известных нам евангелистов: "После сих слов, дней через восемь, взяв Петра, Иоанна и Иакова, взошел Он на гору помолиться". Сам способ представления времени здесь отличается от других. Многие, возможно и не отдают себе полный отчет в том, что некоторые люди обнаруживают здесь неувязку во времени; а как же иначе? Мне кажется, что здесь некоторое затруднение для понимания представляет несоответствие фраз "по прошествии дней шести"(у Матфея и Марка) и "дней через восемь" (у Луки). Ясно, что одно утверждение времени является исключающим другое, хотя человек должен лишь немного подумать, чтобы понять, что оба утверждения совершенно истинны. Но я не могу представить, что на это не было божественной причины, по которой бы Дух Бога соизволил использовать одно утверждение в евангелиях по Матфею и Марку, а другое - только в евангелии по Луке. По-видимому, есть какая-то связь формы выражения "дней через восемь" с нашим евангелием больше, чем с каким-либо другим, и по той простой причине, что такое обозначение времени вводит то, что в духовном понятии превосходит обычное течение времени на земле или даже в том царстве, которое по свойственным им понятиям и меркам представляют иудеи. Восьмой день приносит не только воскресение, но и присущую ему славу. Именно это и связано с быстро промелькнувшей перед нами картиной царства у Луки, связано в большей степени, чем с какой-либо другой. Несомненно, кое-что можно понять и в других евангелиях, но нигде это не выражено так ясно, как в данном евангелии, и мы сможем понять это утверждение, когда продолжим обсуждение данной темы.
"И когда молился, вид лица Его изменился [вот когда проявилось его истинное человеческое подчинение Богу, о котором часто говорит Лука], и одежда Его сделалась белою, блистающею". Описанный здесь феномен происходит со святыми, когда они меняют свой облик по пришествии Христа. То же самое мы наблюдаем и в этом случае с Господом, хотя Писание проявляет большую осторожность, и мы должны, соблюдая приличия, почтительно говорить о его личности. И все же не вызывает сомнений, что Он здесь уподоблен грешной плоти. Но разве можно было бы описать его так, когда прошли дни его телесного воплощения, когда Он воскрес из мертвых и смерть уже не имела власти над ним, когда Он был принят во славе на небесах? То, что мы видим на святой горе есть, на мой взгляд, скорее слабое подобие тому его образу, в котором Он явится во славе. К тому же данная слава была непродолжительна, хотя так хотелось бы, чтобы это его состояние продлилось. "И вот, два мужа беседовали с Ним, которые были Моисей и Илия; явившись во славе, они говорили об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалиме". Наше внимание привлекают весьма интересные детали: собеседники Господа, непринужденно беседующие с ним, явились во славе. Главным образом здесь обращается внимание на то, что когда здесь более ясно и отчетливо, чем где бы то ни было, проявится и подтвердится полное изменение или воскресение, тогда мы ощутим всю важность смерти Христа и будем гораздо больше ценить его воскресение. Сатана не найдет лучшей уловки для того, чтобы умалить милосердие Бога в смерти Христа, кроме как скрыть славу его воскресения. С другой стороны, тот, кто рассуждает о славе воскресения не чувствуя, что смерть Христа явилась единственно возможной причиной его оправдания пред Богом и единственным способом, открытым для нас, посредством которого мы могли бы разрешить с ним это великое воскресение, - тот, очевидно, лишь частично осознает истину. Такой человек желает простой, живой веры в избранника Бога, ибо если бы он чувствовал это, то его душа остро ощущала бы требования святости Бога и необходимости осознания нашей вины, которую воскресение, такое благословенное, ни коим образом не могло бы ни удовлетворить, ни справедливо гарантировать нам благословение, кроме как на основании той смерти, которая произошла в Иерусалиме.
Но, по-видимому, здесь говорится и мыслится не это. Перед нашим взором открывается не только славный поступок и то, что пелена спала, открывая перед нами (словно мы находимся вместе с избранными свидетелями) то истинное царство, которое показано в кратковременном подобии его, но еще нам дано услышать разговор Иисуса с величайшими из святых о его смелом решении. Они говорят с ним, и говорят о его исходе, который ему надлежало совершить в Иерусалиме. Какое это счастье - знать, что эта самая смерть являет собой бесценную истину, самую близкую нашему сердцу, ибо она является совершенным выражением его любви, его страдающей любви, и теперь мы понимаем это, и ей в первую очередь поклоняемся! Именно она созывает всех нас вместе - эта смерть не может затмить собой ни радости надежды, ни существующего благоволения, ни небесных привилегий, но лишь помогает нам полностью осмыслить эту благодарность его смерти, и все это, поистине, есть плоды милосердия.
Петр и бывшие с ним спали, когда это происходило, и Лука указывает на это состояние, чтобы обратить наше внимание на нравственную суть дела. Таково было нравственное состояние учеников, хотя казалось, что они являлись его опорой; слава его была для них слишком возвышенной, чтобы они смогли полностью насладиться ею. И те же самые ученики, заснувшие на горе преображения, некоторое время спустя спали в саду, когда Иисус находился в мучительном состоянии, предчувствуя свой близкий конец. И я убежден, что следующие две склонности очень близки друг другу: бесчувственность и безразличие. От того, кто имеет обыкновение закрывать глаза на что-то в одном случае, нельзя ждать, что в другом случае он проявит себя должным образом. "Но, пробудившись, увидели славу Его, и двух мужей, стоявших с Ним. И когда они отходили от Него, сказал Петр Иисусу: Наставник! хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи: одну Тебе, одну Моисею и одну Илии, - не зная, что говорил". Как мало истинной чести оказывают Христу люди, даже святые, чтобы Он мог положиться на них! Петр думал, что восхваляет своего наставника. Но давайте отдадим это на суд Бога. Его Слово показывает теперь не прославленных людей, но Бога славы. Отец не мог снести подобных слов, высказанных Петром, не выразив упрека. Несомненно, на горе Петр намеревался выказать этими словами свое почитание Господа, тогда как Матфей и Марк описывают его несостоятельность в аналогичной ситуации; это была уступка традиционному мышлению и человеческим чувствам в отношении распятия и славы. Многие и сейчас, как Петр, стараясь всего лишь выразить свое почтение Господу, прибегают к таким средствам, которые на самом деле лишают его особой и благословенной части его славы. И лишь Слово Бога может рассудить все это; но человек и традиции мало заботятся об этом. То же касается и Петра - тот самый ученик, который не желал страданий Господа, предлагает поставить Господа на одном уровне с Илией и Моисеем. Но Бог Отец говорит из облака, давая хорошо знакомое знамение присутствия Сущего, знамение, значение которого понятно по крайней мере каждому иудею. "И был из облака глас, глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, Его слушайте". Как свидетели, они ничего не значили перед свидетельством того, кому предстояло столько испытать. Они находились на земле. Он был Сыном неба, и был выше всех. Они несли свидетельство Христу как таковому, даже будучи его учениками; но Он был отвергнут, и это отречение от него, по милосердию Бога и его мудрости, открыло путь и дало основание для того, чтобы воссияло его звание, которое было известно Отцу о его Сыне, ибо на этом основании должно было быть воздвигнуто собрание и должна была быть установлена связь с небесной славой. Сын предъявлял свое единственное требование: чтобы его услышали. Так решает Бог Отец. Что в сущности могли они ответить? Они могли лишь говорить о нем, как только узнали об Отце, хотя сам Он гораздо лучше рассказал о себе. И Он должен был здесь говорить без их помощи; здесь Он сам должен был раскрывать истину о Боге, ибо таким Он был и такой была вечная жизнь. "Сей есть Сын Мой Возлюбленный, Его слушайте". Именно это и хотел Отец сообщить ученикам Христа на земле. И это являлось самым главным. Ибо это не просто слова, превозносящие и восхваляющие Иисуса, но то, что Отец говорит о своем Сыне апостолам на земле, не святым, пребывающим во славе, а святым в их природном телесном состоянии, и говорит, чтобы они поняли его собственное благоволение к своему Сыну. Он не желает, чтобы они умаляли славу его Сына. Никакое сияние, исходящее от людей, находящихся в ореоле славы, не должно ни на мгновение заставить забыть о безграничной разнице между ним и этими людьми. "Сей есть Сын Мой Возлюбленный". Они были только слугами, и их высший долг заключался в том, чтобы свидетельствовать о нем. "Сей есть Сын Мой Возлюбленный, Его слушайте. Когда был глас сей, остался Иисус один. И они умолчали, и никому не говорили в те дни о том, что видели".
И все же я обошел другой вопрос, который не следует оставлять теперь без внимания. Когда Петр говорил, еще перед тем, как они услышали голос Отца, явилось облако и осенило их. Они же перепугались, когда вошли в это облако. И в этом нет ничего удивительного, ибо это имело некоторое отличие от славы того царства, которое они ожидали, и даже превосходило ее. Каким бы благословенным и исполненным славы ни было царство, они не убоялись ни вида людей, явившихся в славе, ни самого Иисуса, находившегося в центре этой славы. Они не устрашились, когда увидели это свидетельство и подобие царства небес, ибо каждый иудей искал это царство и ждал, что Мессия установит его со славой. Они достаточно хорошо понимали, что так или иначе святые из прошлого явятся вместе с Мессией, когда тот воцарится над послушным ему народом. Ничто из этого не вызывало ужаса. Но когда была явлена высшая слава в своем ослепительном свете (ибо вокруг был свет и не было тьмы), свидетельство присутствия Сущего, и когда Петр, Иаков и Иоанн увидели, что вместе с Господом в то облако вошли люди, то это превзошло все их ожидания. Никто из ветхозаветных святых не пришел бы к мысли о том, что человек может пребывать в одной с Богом славе. Но именно это и открывает нам Новый Завет. Это и есть та великая тайна, которая веками была скрыта Богом от многих поколений. И, действительно, она не могла быть открыта до свидетельства и отвержения Христа. Теперь именно это вызвало особую радость и надежду христиан в Сыне Бога. Но об этом не может быть и речи, когда об обещанном блаженстве и власти в царстве небес помышляет погруженная во мрак земля. Как одна звезда отличается от другой и небесная слава от земной, так существует и то, что должно превосходить это царство, и это обнаруживается при раскрытии личности Сына, а также в общении с Отцом и Сыном, а теперь находит радость в силе Духа, ниспосланного с небес. В соответствии с этим и сразу после этого мы видим, как Отец торжественно свидетельствует о своем Сыне, ибо нет другого ключа, чтобы получить доступ к этому облаку славы для человека, кроме Его имени, нет иных средств возвестить о Нем, кроме как через Его дела. Он не был таким Мессией, которого ждали. Будь Он просто Мессией, человек никогда бы не смог вступить в это облако. Но вступил потому, что Он был и есть Сын. Так как Он, образно говоря, вышел из этого облака, то именно Он и ввел в него грешного человека, хотя в этом существенную роль сыграло распятие. Поэтому страх Петра, Иакова и Иоанна в этом особом случае при виде людей, входивших в облако вместе с Сущим, на мой взгляд, является наиболее важным. И теперь мы видим это здесь, и это, можно сказать, чрезвычайно тесно связано не с царством, но с небесной славой - домом Отца, вступившего в отношения с Сыном Бога.
Господь спускается с горы, и мы видим обычную человеческую жизнь. "Вдруг некто из народа воскликнул: Учитель! умоляю Тебя взглянуть на сына моего, он один у меня: его схватывает дух, и он внезапно вскрикивает, и терзает его, так что он испускает пену; и насилу отступает от него". Здесь изображен человек, ставший предметом постоянных нападок со стороны вселившегося в него беса, или, как говорится о нем в другом месте, подчиненный его воле. "Я просил учеников Твоих изгнать его, и они не могли". Господь был глубоко опечален тем, что хотя в его учениках и жила вера, но она была слишком бездействующей перед трудностями, что едва ли могла бы воспользоваться силой Христа, чтобы помочь глубоко страдавшему человеку. О, каково было Христу видеть это! Что чувствовало его сердце, когда имевшие веру в то же время недооценивали его силу, ибо Он был объектом и источником этой веры! Именно это и могло быть пагубным для христианства, и явилось основанием для разрыва Господом всех его отношений со своим древним народом. И когда Сын человека явится на землю, найдет ли Он там веру? А теперь взгляните на все, что делается от его имени, хотя бы с современных позиций. Несомненно, люди признают Христа и его силу. Они крестятся во имя его. На словах его славу признают все, за исключением явных безбожников, но где же та вера, которую Он искал? Однако утешительно то, что Христос никогда не отступит от своего дела. Поэтому, хотя мы и видим, как само евангелие становится в этом мире предметом торговли и как его любым возможным способом продают в угоду человеческому тщеславию и человеческой гордыне, Бог не отказывается от своих замыслов. Господь ни в коем случае не одобряет существующего положения дел, но милосердие Господа неизменно, и дело Христа должно быть совершенно. Бог выберет, что ему нужно из этого мира, пусть даже из худшего, что в нем есть. Короче говоря, Господь показывает здесь, что неверие его учеников проявилось в их бессилии почерпнуть от его милосердия, чтобы употребить его на пользу дела в данном случае. "Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами и буду терпеть вас? приведи сюда сына твоего". И после проявления перед ними силы сатаны Господь возвращает сына отцу.
"И все удивлялись величию Божию". Но Иисус тотчас же говорит о своей смерти. Нет ничего прекраснее этого. Содеянное Иисусом могло чрезвычайно высоко поднять его в глазах людей как власть имеющего, но Он тотчас же говорит ученикам, что скоро будет отвергнут, предан смерти и умрет. "Вложите вы себе в уши слова сии: Сын Человеческий будет предан в руки человеческие". Он был избавителем от власти сатаны. Ученики оказались бессильными перед лицом врага, и это было вполне естественным. Однако что мы скажем, услышав, что Сын человека будет предан в руки человека? Здесь неверующие, как всегда, оказываются в затруднительном положении, не зная, как сопоставить эти две вещи. Это действительно покажется противоречивым как в нравственном, так и в интеллектуальном плане, ибо как может могущественнейший из избавителей, попав в руки людей, оказаться явно слабее всех тварей, кого Он сам создал?! Но именно так это должно было быть. Если грешника необходимо было спасти, если милосердие Бога должно было найти справедливое основание для оправдания неправедных, тогда Иисус, Сын человека, должен был быть предан в руки человека, а уж затем должен был неистово возгореться каменный костер, являющий собой божественный приговор, когда Бог сделал его жертвой за наши грехи. Все, что смогли сделать те люди, сатана и даже сам Бог, величайшим бременем легло на него.
Далее Господь, являя в себе не только силу, сокрушающую дьявола, но и слабость, воспользовавшись которой люди распяли его, дает урок ученикам по поводу их рассуждений. Дух Бога доводит до нас их спор по поводу того, кто из них самый великий, - пустое, недостойное соперничество во все времена, которое тем более недостойно в присутствии Сына человека! Таким образом, можно видеть, что Лука в своем евангелии одновременно говорит о внешних событиях и о лежащих в их основе принципах. Господь делает ребенка, презираемого теми, кто претендовал на величие, упреком в адрес своих тщеславных учеников. Сами они выглядели довольно ничтожными против дьявольской силы. Могли ли они выглядеть великими, несмотря на уничижение своего учителя? И снова раскрывается духовный настрой евангелия по Иоанну, хотя оно и не характеризует его с точки зрения служения, как это показано у Марка. Не следует забывать, что здесь это особым образом используется как средство для наставления нас на путь признания того, что, выполняя свой долг, мы не должны отрицать силу Бога в служении других, пусть они даже не с нами. Лука не говорит здесь об этом подробно; он просто выдвигает нравственный закон: "Не запрещайте, ибо кто не против вас, тот за вас".
Затем мы видим, как Он порицает душевное состояние Иакова и Иоанна в ответ на оскорбление, которое нанесли жители самарянской деревни нашему Господу. Это было проявлением того же эгоизма, только в другой форме. Но Господь запрещает им и укоряет их, говоря, что ученики не знают, какого они духа, ибо Сын человека пришел не губить человеческие души, а спасать. Все эти уроки ясно свидетельствуют о распятии - его позоре, отвержении и муках, обо всем том, что человек избрал для того, чтобы использовать против имени Иисуса или против тех, кто принадлежит Иисусу, который шел своим путем на Голгофу, и об этом так выразительно написано здесь. Он твердо решил следовать в Иерусалим, где должно было совершиться его искупительное дело.
В соответствии с этим в конце главы нашему вниманию представлены другие уроки, которые, тем не менее, связаны с вышеизложенным; они несут в себе осуждение того, чему не следует быть, и определение того, чему должно быть в сердцах людей, которые заявляют, что готовы следовать за Господом. Это замечательным образом взаимосвязано. Сначала "некто сказал Ему: Господи! я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел". Здесь обнаруживается то, что было скрыто под маской показной искренности и преданности; но эти, казалось, прекрасные порывы были истинно плотскими, совершенно недостойными Господа и оскорбительными для него, и Он тотчас же указывает на это. Каким должен быть человек, который действительно готов следовать за Господом, куда бы тот ни пошел? Человек, который нашел все в нем, захочет ли от него земной славы? Сам Иисус собирался принять смерть, и на земле Он не имел места, где приклонить голову. Как мог Он дать что-либо такому человеку? "А другому сказал: следуй за Мною. Тот сказал: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие". Итак, здесь перед нами истинная вера; и где таковая существует, там она есть нечто большее, чем просто теория, там мы сталкиваемся с затруднениями. Поэтому второй человек начинает оправдываться, ибо чувствует, с одной стороны, притягательность слов Иисуса, но в то же время он еще не свободен от той силы, которая влечет его плоть. Он осознает всю серьезность дела, но чувствует и препятствия на своем пути. Поэтому он ссылается на естественные потребности сердца, на сыновний долг к умершему отцу. Но Господь хотел бы, чтобы он оставил это право за теми, кто не был призван Господом, говоря: "Предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие". Другому же, который говорит: "Я пойду за Тобою, Господи! но прежде позволь мне проститься с домашними моими", Господь отвечает, что царству Бога необходимо придавать первостепенное значение и человек без остатка должен посвятить себя служению ему, ибо горе тому человеку, который, возложа свою руку на плуг, оборачивается назад! Не готов такой для царства Бога. Кто не сможет усмотреть во всем этом суждения сердца, присущие человеческой природе, в какой бы привлекательной форме они ни выражались. И какую смерть эгоистичного естества предполагает служение Христу! Иначе какое может проявиться безверие, даже если человек и не внесет всякий хлам в дом Бога и, возможно, не осквернит его храм. К этому ведет самоуверенность, в которой дьявол видит свою опору.
Далее нашему взору (гл. 10) представлено замечательное поручение семидесяти ученикам, о котором повествует только Лука. Оно действительно носит важный и решающий характер и является более безотлагательным, чем поручение двенадцати в девятой главе. То была миссия милосердия, с которой эти семьдесят были посланы тем, чье сердце жаждало жатвы милосердия, но оно облечено в своего рода последнее предостережение и проклятие, произнесенное здесь в адрес городов, где его труды пропали даром. "Слушающий вас Меня слушает, и отвергающий вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня". Это, несомненно, придает той миссии какую-то важную и особую выразительность и в то же время так подходит нашему евангелию. Не вдаваясь в подробности, я хотел бы просто отметить, что когда эти семьдесят возвратились, говоря: "Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем", то Господь (хотя Он ясно видел перед собой сатану, "спадшего с неба", и изгнание бесов его учениками явилось лишь первым ударом той силы, которой суждено будет окончательно победить сатану) заявляет им, что это еще не лучший повод для их радости. Никакая власть над злом, какой бы реальной она сейчас ни была и как бы полно она в конечном итоге ни являла славу Бога, не может сравниться с радостью его милосердия, с радостью, вызванной не созерцанием повергнутого сатаны, а близостью к Богу; они сами должны радоваться общению с Отцом и Сыном и тому, что их участие и их имена записаны на небесах. Итак, становится все более очевидным, что его ученикам уготовлено то, что называется небесным блаженством. И об этом Лука говорит больше, чем авторы других синоптических евангелий: "Однакож тому не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах". Не то чтобы здесь раскрывалось собрание, но здесь особым образом говорится о положении христиан, пробившихся через небесную твердь. В такой час Иисус, возрадовавшись духом, говорит: "Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твое благоволение".
Здесь вы видите это в ином свете, чем у Матфея, который говорит о собрании в связи с разрывом с иудаизмом. Ему, являющемуся семенем женщины, открылась не только полная победа человека над властью сатаны и во имя человека, но, проникая в истину более глубокую, чем царство, Он объясняет те намерения Отца в Сыне, которым все должно быть подчинено и слава которых непостижима для человека. Он открывает смысл своего нынешнего неприятия людьми и тайное блаженство для своих святых. Здесь Он не столько отвергнутый Христос и страдающий Сын человека, сколько Сын, открывающий своего Отца, Сын, которого знает один Отец. И с какой радостью поздравляет Он своих учеников по поводу того, что они видели и слышали (ст. 23,24), хотя затем мы видим, как Он еще более выразительно дает им некоторые наставления, - ведь все представлялось ему ясным! В данном случае Господь доволен светлой стороной жизни, а не просто тем контрастом, какой представляла эта миссия в сравнении с мертвым телом иудаизма, вконец осужденным и отвергнутым им.
В том, с чем мы сталкиваемся далее (см. Матф. 11; 12), раскрывается суть дней субботних, и при этом Господь открыто дает понять недовольным иудеям, что связь Бога с Израилем была нарушена. Он явно нарушал закон субботы, когда заступался за учеников, осмелившихся есть зерно, и когда публично исцелил сухорукого. У Луки мы встречаемся с несколько иным положением дел, в соответствии со стилем Луки, и мы видим человека, воспитанного в почитании закона, но нравственно ограниченного. Один законник встает и говорит: "Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?" На это Он сказал ему: "В законе что написано? как читаешь?" Законник сказал в ответ: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя". Иисус сказал ему: "Правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить". Но законник, "желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний?"
Это выдвигает на передний план затруднения рассудка, подчиненного иудейскому закону. Это формальная сторона дела: законник не может понять, что значит слово "ближний", хотя чтобы понять значение слова "ближний", не требуется большой смекалки. Но последствия этого в нравственном отношении были весьма суровы. Если он говорил то, что имел в виду, то чувствовал ли он когда-либо в своей жизни и поступал ли так, как будто имел ближнего? Следовательно, он не понимал этого. Было непостижимым в некотором роде, чтобы этот случай не рассматривался в уставе синедриона, чтобы в нем не толковали значение непонятного слова "ближний". Увы! Грешное сердце человека хотело лишь избежать своих прямых обязанностей, требующих любви, которой меньше всего в этом мире обладал человек. Проблема была скрыта в нем самом; и поэтому он искал оправдания себе, хотя это было абсолютно невозможно! Ибо в действительности он был грешником, и ему следовало бы исповедаться в своих прегрешениях. Там, где человек не желает признаться и оправдаться пред Богом, все скверно и фальшиво, все Божье воспринимается превратно, его Слово кажется несущим мрак, а не свет.
Обратите внимание, как наш Господь использует для объяснения данного случая прекрасную притчу о добром самарянине. Если можно говорить о нем как о человеке, то лишь чистые око и сердце могут в совершенстве постичь сущность Бога и насладиться этим; Он без труда узнает своего ближнего. Поистине, милосердный находит ближнего в каждом, кто нуждается в любви. Мой ближний - это человек, нуждающийся в человеческом сочувствии, в божественной добродетели и ясном свидетельстве ее хотя бы через земного человека. Итак, Иисус был единственным человеком, который жил во власти божественной любви, хотя мне нет необходимости говорить, что эта любовь была лишь малой толикой его величия; и поэтому для него не являлось загадкой - "кто мой ближний?".
Конечно, это не простое отречение Бога от своего народа по своему промыслу, но испытание сердца и воли человека, уличенного в том, что он использовал закон для своего оправдания и для того, чтобы избежать прямого долга перед ближним. Где же во всем этом любовь, необходимая для того, чтобы в мире как-то уподобить человека Богу? Ясно, что не в вопросе законника, которым он отрекся от неведомого ему долга. Несомненно и то, что любовь обитала в том, чей иносказательный ответ самым точным образом передал его собственные чувства и отобразил его жизнь, явившуюся единственно верным воплощением воли Бога касательно любви к ближнему, любви, которой этот несчастный мир ранее не знал.
Как милосердна к нам действенная доброта Иисуса, которая в конечном итоге лишь одна исполняет закон! Как важно понимать, что милосердие истинно исполняет волю Бога в этом, "чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по Духу". Тот законник жил по плоти, ему было чуждо милосердие, и, следовательно, в нем не было истины. Какой же жалкой жизнью он, должно быть, жил, и он проповедовал закон Бога, не зная даже, кто были его ближние! По крайней мере, он претендовал на это.
С другой стороны, как мы увидим далее, там, где пребывает милосердие, все становится на свои места, и это проявляется в двух формах. Первое проявляет себя в оценке слова Иисуса. Благодать ставит его превыше всего. Даже если мы посмотрим на двух человек, которых в равной мере можно считать объектами любви Христа, то как же отличается тот, чье сердце преисполнено радости больше всего в милосердии! И там, где выпадет счастье услышать слово Бога от Иисуса или слово самого Иисуса, - там мы найдем истинное сокровище у ног Иисуса. Таково истинное нравственное состояние каждого человека, кому знакомо милосердие. В данном случае это Мария, которую мы видим сидящей у ног Иисуса и внимающей каждому его слову. Она решила правильно, как всегда решает вера (не скажу - верующий). Марфа же суетилась. Она думала только о том, что бы приготовить для Иисуса, как будто бы Он жил по плоти, и не исключала мыслей о том, что причитается ей за это. Несомненно, это имело значение и в некотором роде оказывало ему честь, но это было оказание чести по-иудейски, носило плотской, мирской характер. Здесь воздавалось его телесному присутствию, воздавалось как человеку и Мессии с оттенком возвеличивания своего "я" и своей семьи. Это, естественно, отображено у Луки, который описывает детали нравственного порядка. Что касается поведения Марии, то оно кажется Марфе не более как проявлением безразличия к ее многочисленным суетным приготовлениям. Раздосадованная этим, она подходит к Господу с жалобой на Марию. Ей хотелось бы, чтобы Господь поддержал ее в этом и восстановил справедливость. Господь же оправдывает слушавшую его слово: "А одно только нужно". Не Марфа, а Мария избрала правильную линию поведения, чего нельзя у нее отнять. Когда в этом мире действует милосердие, не стоит выбирать то, что отвечает сиюминутным потребностям, но необходимо выбрать то, что гарантирует вечное блаженство. Поэтому мы воспринимаем слово Иисуса как частицу благодати Бога, открывающее и сообщающее нам то, что является вечным и от чего нельзя отклоняться.
Далее (гл. 11) речь идет не только о первостепенной важности сказанного Иисусом и не только о неправильном использовании закона человеком (что мы ясно видим на примере законника, который должен был не спрашивать, кто его ближний, а проповедовать это сам); здесь говорится о месте и значении молитвы. Она так же необходима в свое время, и ей отводится должное внимание. Конечно, я должен получить ее от Бога, прежде чем она найдет выход из моего сердца к Богу. Но сначала должно быть то, что внушается Богом, - его откровение об Иисусе. Без его слова нет веры (Рим. 10). Мои собственные мысли об Иисусе могут оказаться пагубными для меня; я вполне сознаю, что если бы это были только мои мысли об Иисусе, то они, несомненно, ввели бы меня в заблуждение и погубили бы мою душу, они были бы оскорбительными для всех. Но здесь мы обнаруживаем важное указание на то, что было бы недостаточным только слушать Иисуса, даже смиренно опустившись у его ног. Он заботится о том, чтобы его ученики испытывали нужду в общении с Богом. И на это Он неоднократно указывает. Прежде всего мы здесь имеем молитву, которая, по мнению Иисуса, необходима его ученикам в их подлинных нуждах и в их положении; это весьма благословенная молитва, оставляющая без внимания ссылки на тысячелетнее царство (как у Матф. 6), но содержащая все просьбы общего и нравственного характера. Во-вторых, Господь требует настойчивых и искренних просьб, обращенных к Богу, в сочетании с его благословением. В-третьих, можно добавить, что Господь упоминает и о даровании Духа, о чем говорится лишь в этом евангелии: "Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст [не просто блага, но] Духа Cвятого [наилучший дар] просящим у Него". Таким образом, величайшим благословением как для язычников (ср. Гал. 3), так и для верующих иудеев был этот дар, просить который и наставляет здесь Господь своих учеников. Ибо Святой Дух еще не был дан. Это было проявлением божественного сердца. Они, поистине, были учениками, они были созданы Богом и все же должны были молиться, чтобы им был дан Святой Дух. Такое их положение продолжалось, пока Господь Иисус находился с ними на земле. Здесь Он не только должен был просить Отца (как в Иоан. 14), чтобы Он ниспослал Святого Духа, но они тоже должны были просить Отца, который, несомненно, дал бы просящим у него Святого Духа. И я далек от того, чтобы отрицать, что и в наше время могут быть случаи, которые можно назвать аномальными, когда люди, сознавшиеся в своих грехах, не находят того мира, который можно иметь через дар Святого Духа. Здесь, по крайней мере, такое объяснение вполне приемлемо, и для этого может иметь важное значение то, о чем так откровенно сказано у Луки; это не было наставлением по промыслу Бога относительно грядущего великого изменения, но, скорее, это было нечто, исполненное глубоких нравственных принципов огромного значения, хотя и под воздействием божественного милосердия. Сошедший с небес в день пятидесятницы Святой Дух значительным образом видоизменил эту истину. Его присутствие с того момента, несомненно, повлекло за собой более важные события, чем ниспослание небесным Отцом Духа тем, кто просил его об этом. И это было великим моментом, когда Отец, оценив дело Иисуса, в ответ ниспослал Святого Духа. Поэтому человек сразу же мог войти в общение с Богом, он мог обратиться к Богу или опереться на искупительное дело Иисуса, мог обрести Святого Духа практически немедленно. Здесь, однако, перед нами тот случай, когда учеников наставляли просить до того, как им было дано благословение. Конечно, в отношении к тому времени мы отчетливо представляем себе две вещи. Они уже родились от Духа, но ждали последующего благословения - дара Духа, особого дара в ответ на их молитву. Ничего не может быть понятнее, и не стоит принижать достоинств Писания. Евангелические традиции настолько же фальшивы, насколько проникнуты Духом в отношении дела Христа и славных результатов этого дела для верующих, даже в наше время. Все, что нам нужно, - это понять отрывки Писания через власть Бога.
Вслед за этим Господь изгоняет беса немоты из человека, который заговорил после исцеления. Это обрушило на Иисуса людской гнев. Люди не могли отрицать силу, которой Он исцелял, но в душе приписывали ее сатане. В их глазах или в их устах тот, кто изгонял бесов, был не Богом, а веельзевулом, бесовским князем. Другие, искушая его, требовали, чтобы Он дал знамение с неба. Господь говорит им, что в своем неверии они приписывают божественной силе, обитающей в нем, злое начало. У Матфея это выглядит как приговор тому поколению иудеев; здесь же это обращение относится к более широкому кругу людей, кем бы они ни были и где бы ни жили, ибо здесь все носит нравственный характер и относится не только к иудеям. Сатана не глупец и не самоубийца, чтобы изгонять себе подобных. А этих людей осудят их собственные сыновья. Истиной было то, что царство Бога достигало их; а они, не чувствуя этого, отвергали его своим богохульством. И в заключение Он добавляет: "Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и, не находя, говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел; и, придя, находит его выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там, - и бывает для человека того последнее хуже первого". Лука обращается главным образом не к иудеям, как Матфей, а ко всем людям. Поэтому здесь пропущена фраза "так будет и с этим злым родом".
Таким образом, Господь все еще поддерживал отношения с остатком иудеев, хотя уже предвидел гибель поколения иудеев, отвергнувших его. По этой самой причине Дух Бога более отчетливо и ясно представляет его особый план в евангелии по Луке. Было бы естественным оставлять эти наставления внутри отведенных границ. Но нет. Лука по вдохновению расширяет эти границы, он даже повествует о том, каковы будут отношения с каждым человеком, когда нечистый дух каким-то образом оставляет его на время, но когда спасение ему еще не дано или милосердие еще не обитает в его душе. Как говорится, он мог бы изменить характер, он мог бы стать добродетельным или даже набожным, но возродится ли он вновь? Если нет, то тем печальнее для него - тем хуже будет его последнее состояние по сравнению с первым. Предположим, вы обладаете чем-то поистине прекрасным, но если это не будет открыто Святому Духу или в этом не будет обитать Христос, тогда любая привилегия или блаженство будут безнадежно потеряны для вас. Это и хочет выразить Господь, когда женщина, слушавшая его, повысив свой голос сказала: "Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!" Он тут же отвечает: "Блаженны слышащие слово Божие и соблюдающие его". Очевидно, это все тот же великий нравственный урок: никакая естественная связь с ним не идет в сравнение с тем, что имеешь, слушая и запоминая слово Господа, и этому наш Господь постоянно следует далее. Не они ли требовали от него знамения? Они обнаружили свое состояние и оказались в нравственном отношении гораздо ниже ниневитян, которые покаялись от проповеди Ионы. Разве "царица южная", узнав о мудрости Соломона, не приехала издалека, чтобы поучиться у него? Иона дал знамение не смертью и воскресением, а своей проповедью. Какое знамение получила царица? Какое знамение получили ниневитяне? Иона проповедовал, а Иисус разве нет? Царица приехала издалека, чтобы услышать мудрые речи Соломона, но что значила мудрость мудрейшего в сравнении с мудростью Христа? Разве Он не обладал премудростью и силой Бога? Как они могли требовать знамения после того, что видели и слышали? И было ясно, что с древних времен еще не было подобного греха. Напротив, эти язычники, как бы далеко они ни жили, и как бы невежественны ни были, осудили неверие израильтян и доказали, что израильтяне заслужили справедливое наказание в день страшного суда.
Далее наш Господь взывает к совести. Свет (который Он нес) не был скрыт от людей, а был виден всем. И здесь Бог не упустил ничего, но здесь необходимо было увидеть другое - состояние ока. Было ли оно чисто или худо? Если око худо, то свет обращается в тьму! Если око чисто, то оно не только наслаждается светом, но и само излучает свет, не оставляя места тьме! Фарисеям, которые удивлялись тому, что Господь не мыл своих рук перед едой, Он высказал такой упрек, что им нечего было ответить. Он упрекнул их в том, что они заботятся о внешней чистоте, оставаясь равнодушными к своей внутренней развращенности, и ревниво относятся к соблюдению мелочей, забывая о своих великих нравственных обязательствах. Он осудил их гордость и лукавство. Одному из законников, который пожаловался, что своими словами Он обижает и их, Господь ответил также проклятиями. Подделка под закон и святость Бога там, где нет веры, прямой дорогой ведет к гибели и осуждению судом Бога. Подобное наказание ожидает Вавилон, а затем готово обрушиться на Иерусалим (Откр. 18).
В 12-ой главе Господь готовит своих учеников к вступлению на стезю служения вере, проходящую через скрытую людскую злобу, открытую ненависть и земные искушения. Они должны продолжать благовествование и после того, как Он будет отвергнут. Прежде всего они должны были остерегаться фарисейской закваски, которая есть лицемерие, и всей душой осознавать в себе свет Бога, к которому принадлежат верующие (ст. 1-3). Это и есть сохраняющая сила. Дьявол в своих делах прибегает к обману и грубой силе (ст. 4). Бог же действует в свете и в своих поступках опирается на любовь (ст. 5-7) и доверие, которое Он несет в себе. "Но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну; ей, говорю вам, того бойтесь". И сразу же (остерегаясь оскорбить то, что всегда истинно и является достоверным для верующего, хотя бы это и было, так сказать, нижним концом правды) Господь являет любовь Отца, спрашивая: "Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? и ни одна из них не забыта у Бога. А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак не бойтесь: вы дороже многих малых птиц".
Далее Он показывает, как важно исповедовать его имя, и говорит о том, что ждет отвергающих его. Затем Он говорит о том, что не простится хула на Святого Духа, какое бы прощение ни было дано тем, кто богохульствовал на Сына человека, и в противоположность этому обещает помощь от Духа в трудный час перед лицом враждебной мирской церкви (ст. 8-12). Затем один человек обращается к Господу, прося его решить мирскую проблему. Но это сейчас не является его обязанностью. Конечно, как Мессия Он должен будет вмешаться в земные дела и наставить этот мир на истинный путь, когда явится царствовать, но теперь его задача состояла в том, чтобы исправлять души. Для него, как и для людей, если бы их глаза не были затуманены неверием, вопрос "что есть вечное и бренное" был вопросом рая и ада. Поэтому Он наотрез отказался судить людей и делить между ними то, что было мирским. Именно этому многие христиане так и не научились у своего учителя.
Затем Господь разоблачает безрассудство человека в его жадном стремлении к благам этого мира. И однажды в ту самую ночь, когда человек радовался своему процветанию и благосостоянию, Бог потребовал у богатого глупца его душу: "Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет". Господь открывает своим ученикам, где должны находиться истинные сокровища. Только вера способна освободить от беспокойства и вожделения. Истинные сокровища - это не еда и одежда. Тот, кто питает беспечных воронов, не забудет своих детей, которые для него гораздо лучше птиц. Забота о бренном, напротив, явно свидетельствует о духовной скудности. Почему мы так заняты обогащением? Ведь уже признано, что мы бываем недовольны тем, что имеем. И к чему все это приводит? Лилии затмевают Соломона во всей его славе. То, что занимает мысли народов, не знающих его, недостойно святых, которые призваны искать царства Бога и уверены, что все эти богатства приложатся. "Ваш же Отец знает, что вы имеете нужду в том".
И опять это приводит меня к мысли кратко упомянуть о том средстве, с помощью которого выражается эта несказанная любовь, и не только Отца, но и Сына, и выражается в двух формах - любовь Сына к тем, кто ждет его, и к тем, кто служит ему. Об ожидающих его говорится в стихах 35,36: "Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи. И вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда придет и постучит, тотчас отворить ему". Это есть сердце, исполненное Христа, и за это Христос распахивает свое сердце навстречу им. Когда Он придет, то усадит их, если можно так выразиться, за стол, сделает все для них, даже будучи во славе. А затем следует труд во имя Христа, но это придет позже. "Тогда сказал Ему Петр: Господи! к нам ли притчу сию говоришь, или и ко всем? Господь же сказал: кто верный и благоразумный домоправитель, которого господин поставил над слугами своими раздавать им в свое время меру хлеба? Блажен раб тот, которого господин его, придя, найдет поступающим так. Истинно говорю вам, что над всем имением своим поставит его". Говорится не "ждущим так", а "поступающим так". Речь идет о служении ему. И это находит здесь свое должное место и выражение. Однако заметьте, что сначала говорится об ожидающих, а уж потом о служащих. О самом же Христе всегда говорится прежде, чем о его деле. Тем не менее Он соблаговолил связать это евангелие с самим собой, и сделал это весьма благодатно, как мы узнаем из евангелия по Марку; и именно там мы могли бы ожидать этого, зная характер евангелия: Он связывает это служение с самим собой. Но когда мы находим аналогичный отрывок у Луки, то там, вместо того, чтобы показать все во взаимосвязи, как в евангелии, посвященном делателю и делу, мы слушаем того, кто дает нам понять разницу между духовным и действенным по отношению к его пришествию. Блажен тот, кого Господь, придя, найдет служащим ему: несомненно, Сын человека того поставит над всем своим имением. Но заметьте разницу: это есть возвышение над его наследством. А что касается ожидающих его, то Он разделит с ними радость, покой, славу, любовь.
Отметьте еще одно событие в этом отрывке евангелия по Луке, также имеющее поразительную особенность. Блаженны лишь те, кто верит в него; а что будет с теми, кто не верит? Соответственно этому, в форме, взывающей к совести, мы видим разницу между слугой, который знал волю своего господина и не делал по его воле, и слугой, который не знал волю своего господина (ст. 47,48). Ни Матфей, ни Марк, ни Иоанн, конечно же, не говорят об этом. Лука проливает свет Христа на ту ответственность, которую несут привитые к масличному дереву язычники, и язычники непросвещенного мира. В то время как слуга из христианского мира был осведомлен о воле своего господина, но остался безразличным к ней или не соизволил исполнить ее, слуга из языческого мира, напротив, совершенно не знал волю своего господина и, конечно, творил беззаконие и зло. Они оба достойны наказания. Но тот, который знал волю своего господина и не исполнил ее, будет бит гораздо больше. Быть крещенным и взывать к имени Господа, творя дела, недостойные его, вместо того, чтобы облегчить тяжкий грех в день суда над лицемерами, - значит, заслуживать еще более сурового наказания. В этом гораздо больше мудрости и справедливости, чем в противоположных этому взглядах раннего христианства. Ибо в первом и втором веках господствовало мнение, которое можно было тогда назвать общепринятым, о том, что все люди, умершие без прощения грехов должны быть судимы, но при этом крещеные должны занять значительно лучшее место в аду, чем некрещеные. Так учили отцы церкви. Писание выступает против этого. В отрывке, который мы только что прочли, Лука изображает Господа Иисуса не только предостерегающим, но полностью и навсегда исключающим безрассудство.
Далее, какой бы щедрой ни была любовь Христа, в результате ее теперь должен был разгореться огонь. Ибо ту любовь сопровождал божественный свет, который судил людей; и люди не могли вынести его. Вывод таков: этот огонь уже возгорелся, и, не дожидаясь нового дня или осуществления приговора Бога, он начал действовать уже тогда. Несомненно, любовь Христа зародилась не в результате его страданий, равно как и не от любви Бога. Она была всегда в нем, она лишь ждала полного выражения ненависти человека, прежде чем разрушить все границы и свободно излиться в любом направлении, ведущем к бедствию и страданиям. Таким удивительным образом в этой главе наш Господь утверждает великие нравственные принципы. Люди, наставники, язычники, святые - все возымеют свою долю в своей любви к Христу и в служении ему.
Его приход на землю и присутствие на ней высветили положение как нельзя ужасное - полный, безнадежный распад общества. Как же они не узнали этого времени? Почему они даже по самим себе не рассудили, чему должно быть? Почему это произошло: от избытка зла в его врагах или от избытка милосердия в нем? Глава заканчивается обращением к иудеям, в котором ясно видно, что им грозит опасность, которая является величайшей проблемой, требующей от них немедленных действий. Господь советует им, пока еще Он рядом с ними, примириться с Богом. Если же они не последуют его совету, то будут ввергнуты в темницу и не освободятся, пока не выплатят долг до "последней полушки". Это было предупреждением израильтянам, которые, как известно, теперь расплачиваются за свое пренебрежение словом Господа.
В 13-ой главе также говорится о необходимости покаяния, но здесь вместе с этим становится ясно, что разговор о наказании людей в назидание был напрасным. Если бы они не покаялись, их ждала бы подобная гибель. Неправильно понятые суды вели к тому, что люди забывали свою вину и свое гибельное состояние перед взором Бога. Поэтому Он настаивает на том, чтобы они немедленно покаялись. Он допускает возможность небольшой отсрочки во времени. Именно сам Господь Иисус умолял о том, чтобы дать еще одну возможность. Если после этого испытания смоковница не сможет давать плоды, то ее следует срубить. Так и тут: приговор приводится в исполнение милосердием, а не законом. Как плохо они понимали, что это было самое верное выражение их самих и что Христос и сам Бог поступали с ними так из-за него. Но позже Господь дает нам понять, что милосердие может действовать и в подобном положении, когда исцеляет женщину, скорченную духом немощи. Он проявил милость Бога даже в тот день, когда его преследовал закон, и осудил злобствующих лицемеров, пытавшихся обвинить его за милосердный поступок лишь потому, что то был субботний день : "Сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний? И когда говорил Он это, все противившиеся Ему стыдились; и весь народ радовался о всех славных делах Его". Как всегда, Лука говорит о проявлении души: с одной стороны, он показывает врагов истины, а с другой - тех, кого милосердие сделало друзьями Христа, или тех, кого Он щедро одарил своей милостью. Но Господь также показывает, какую форму примет царство Бога. Пока оно не имеет силы, но именно из малого станет великим на земле и будет бесшумно вырастать, как закваска, положенная в три меры муки. И таким должно было стать царство Бога здесь на земле. И дело здесь не в семени, хорошем или плохом, а в распространении учения, по крайней мере, христианского. Как бы мало такое развитие ни отвечало желанию Бога, мы должны сверять поступки с Писанием, чтобы правильно судить о них. Если Израилю угрожал суд, который, несомненно, надвигался, то как же обстояло дело с царством Бога в мире? По правде говоря, вместо того, чтобы занимать себя вопросом "неужели мало спасающихся?", следовало бы хорошо подумать, чтобы найти пути нравственного оправдания пред Богом. Это было попыткой протиснуться сквозь "тесные врата", сквозь которые нельзя было пройти, не получив нового рождения. Многие пробовали войти, но не смогли. Что же здесь имеется в виду? Может быть, это разница между борющимся {Прим. ред.: в английской Библии Д. Н. Дарби начало стиха 24 звучит так: "Боритесь войти сквозь тесную дверь..."} и пытающимся? Я сомневаюсь, что в этом заключается истинное значение высказывания нашего Господа, ибо кто делает ударение на словах "борющийся" или "пытающийся", тот сомневается в силе, большей или меньшей. Я думаю, что наш Господь имел в виду не это, а то, что многие пытались пробраться в это царство, но не через "тесные врата", а каким-либо окружным путем. Возможно, они пытались достичь этой цели крещением, соблюдением обрядов, молясь или взывая к милости Бога, однако все эти неверные источники оскорбляют Христа и порочат его дело.
В борьбе за то, чтобы войти через "тесные врата", человек, на мой взгляд, постигает истинную суть греха и обращается к милосердию Бога во Христе - к покаянию пред Богом и к вере в нашего Господа Иисуса Христа. Христос сам явится тесными воротами, по крайней мере, самого Христа принимают через веру и покаяние. Поэтому наш Господь, открывая это, объявляет приговор Израилю и вместе с тем каждому, кто желал бы получить благодать, но отказывается от пути Бога, пути Христа. Он говорит также об изгнании иудеев и о том, что язычники придут с востока и запада, севера и юга и будут приняты в царство Бога. "И вот, есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними". И в заключение главы фарисеи усердно предупреждают его: "Выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя". Но Господь ясно говорит им, что ничто не может помешать ему в его служении, пока не пробил его час. Он падет не от руки Ирода в Галилее, но только в гордом и величественном городе Иерусалиме должен пасть пророк Бога; ни один пророк не может быть уничтоженным вне Иерусалима - такова горькая и неизбежная участь этого города: вырыть могилу отвергнутому и убитому свидетелю Бога. Люди могут сказать и говорят, что ни один пророк не вышел из Галилеи, но это неправда, и истинно то, что если пал пророк, то пал в Иерусалиме. И все же Господь оплакивает этот Иерусалим и не покидает иудеев навсегда, а только на время, но выражает надежду, что настанет такой день, когда их сердца обратятся к нему (2 Кор. 3) и скажут: "Благословен Грядый во имя Господне!" Этим заканчиваются отношения Господа с Иерусалимом, отличные от того небесного света, который струился на его учеников. Он с самого начала и до конца является выражением милосердия, только не по отношению к тем, кто не верит в него, однако, с другой стороны, Он дает нам понять, что как бы страстно ни желал Он проявить милосердие к Израилю, конец всему положили человеческие руки.
В 14-ой главе мы видим, как Господь продолжает творить милосердие. Еще раз Он показывает, что, несмотря на тех, кто предпочитал знамение старого завета милосердному Мессии нового, суббота дала ему возможность явить благость Бога. В 13-ой главе Он исцелял дух немощи - изгонял силу дьявола; здесь же это была обычная человеческая болезнь. Законники и фарисеи при этом наблюдали за ним, но Иисус прямо ставит вопрос; и так как они молчали, Он прикасается к больному и исцеляет его от водянки, а затем отпускает. Неотразим был его ответ на их мысленный вопрос, ибо Он взывал к их совести, к их собственным поступкам. Человек, который пытается сделать доброе дело, чтобы спасти принадлежащее ему, не имеет права подвергать сомнению право Бога творить любовь и милосердие по отношению к тем несчастным, которых Он соблаговолит признать своими. Затем Господь обращает внимание на другое, не на эгоизм лицемеров, не принимающих милосердия Бога по отношению к несчастным страдальцам, а на страстное желание человека что-то значить в этом мире. Господь выдвигает другой великий принцип, по которому действует сам: самоуничижение в противовес самовозвеличиванию. Если человек очень хочет, чтобы его возвеличили, то единственный путь к этому, согласно Богу, - проявить смирение и унизить себя, и именно так поступает душа, подготовленная для царства Бога. Поэтому Он и предупреждает своих учеников, чтобы готовя обед или ужин, они не думали приглашать друзей или людей, которые могли бы дать им воздаяние, а следуя воле Бога и поступая в его Духе, пригласили бы тех, которые не могут воздать им в настоящее время, ибо тогда им воздастся Богом в воскресении праведных.
На это некто из присутствовавших воскликнул: "Блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием!" Господь же приводит случай, свидетельствующий о противоположном. Что же делает Господь все это время? Он приглашает людей отведать, каков на вкус хлеб в его царстве. Но как они отнеслись к этому милосердному приглашению, судя по евангелию? "Один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже все готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться". Здесь мы видим разницу в том, что Лука не говорит о первом приглашении, о котором рассказывает Матфей. И, кроме того, у Луки каждый отдельно приносит свое извинение. Так, один говорит, что "купил землю", которую он должен пойти посмотреть, другой говорит, что "купил пять пар волов" и должен их испытать, а третий говорит, что женился и потому не может прийти. Итак, мы видим, что люди, выдвигая разные, на их взгляд, благовидные и подходящие предлоги, стараются не подчиниться справедливости Бога и как можно дольше не принять милости Бога. В итоге слуга возвращается и докладывает своему господину, который от этого приходит в ярость и говорит слуге: "Пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых". "И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место". Особая красота евангелия по Луке заключается именно в этом упорстве, проявленном милосердием, несмотря на праведный гнев. Господин еще посылает своего слугу пойти "по дорогам и изгородям", убеждая встречных прийти, чтобы, как сказано здесь, "наполнился дом мой". Об этом ничего не говорится ни у Марка, ни у Матфея. И действительно, Матфей излагает нам события совсем под другим углом зрения, чем мы видим здесь. У Матфея мы видим, как царь посылает войско и сжигает город. Как прекрасна мудрость Бога в том, что Он вставляет в описание, и в том, что опускает в нем! Матфей в конце включает еще и наказание гостя, явившегося на пир без брачной одежды, человека, который явился без приглашения, полагаясь на свой труд или на какой-то обряд (или на все обряды), или на то и другое, но не имеющий веры в Христа. И это особенно было к месту, ибо это евангелие подтверждает дела милосердия, которые должны были вытеснить иудаизм как внешне, так и внутренне.
Затем Господь обращается к массам народа. Он свидетельствует им о препятствиях, которые поджидают человека на пути к нему. Он серьезно предупреждает тех, кто большим числом последовал за ним, говоря: "Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником". Трудности нравственного характера самым серьезным образом довлели над теми, кто был готов следовать за ним. Разве не лучше и не мудрее было бы им сначала сесть и вычислить все издержки, которые понесут при строительстве башни, чтобы завершить строительство? или сначала посоветоваться, можно ли обойтись малыми силами, чтобы победить противника, гораздо более сильного? Здесь речь идет не о проверке сил человеческим способом, а о том, чтобы отказаться от всего, что имеешь и что дорого тебе, и стать учеником Христа. Ибо так случается, что человек, который хорошо начал дело, на поверку оказывается никчемным. "Соль - добрая вещь"; но что если она потеряет свое свойство? "Чем исправить ее? ни в землю, ни в навоз не годится она". Ее выбрасывают вон. "Кто имеет уши слышать, да слышит!"
Чудесно и глубоко раскрывает милосердие следующая, 15-я, глава. Становится очевидным в конце предыдущей главы, что человек во плоти не может быть учеником Христа. Таков великий урок. Но теперь перед нами другая сторона милосердия. Если человек терпит неудачу при попытке стать его учеником, то откуда берет учеников Бог? Итак, перед нами благость Бога по отношению к грешникам, явленная в трех притчах.
Сначала идет притча о пастухе, отправляющемся на поиски заблудшей овцы. Ясно, что здесь речь идет о милосердии, проявившемся в Христе, Сыне человека, пришедшем отыскать и спасти заблудших грешников.
Следующая притча повествует уже не о Сыне, который несет бремя, ибо им может быть один Спаситель, Христос. Тем не менее и Дух Бога играет здесь роль, очень благословенную роль, в спасении каждой души, идущей к Богу после смерти. Здесь это не милосердный пастырь, жертвующий своей жизнью, и не великий пастырь, воскресший из мертвых через кровь вечно живого завета, с радостью взваливший на свои плечи однажды пропавшую, а теперь вновь найденную овцу, как это представлено нам только в евангелии по Луке. Здесь перед нами открывается образ женщины, которая зажигает свечу, подметает комнату и тщательно ищет потерянную вещь, пока не обнаруживает ее. Этот образ прекрасно гармонирует с тем, что творит Дух по отношению к душе грешника, не так ли? Не сомневаюсь, что именно это мы видим в образе женщины, а не (если можно так выразиться) выдающегося общественного деятеля, которым всегда является Христос, Сын. Дух Бога действует довольно энергично, но его сила проявляется скрыто от глаз; видны лишь результаты его действий. Он действует не как человек во внешнем мире; и это как нельзя лучше было выражено образом женщины, действующей внутри дома. Именно Дух Бога действует внутри человека, его скрытые тщательные действия не дано видеть душе, однако свеча его слова истинно должна светить. Стоит ли мне указывать на то, что именно роль Духа Бога заключается в том, чтобы заставить Слово нести свет людям? Пастырь не зажигает свечи, Он несет заблудшую овцу на своих плечах. Мы хорошо знаем, что Слово Бога, пастырь, рассматривается в другом отрывке как само являющееся истинным светом, а здесь речь идет о зажженной свече, и поэтому данный образ совершенно не соответствует личности Христа, но точно соответствует тому, что делает Дух Бога. Слово Бога, проповедь Писания можно читать сто раз подряд, но в критический момент оно явит свет для заблудшего. Прилежание проявляется в любом случае, и мы знаем, как Дух Бога снисходит до этого, какое усердие Он проявляет, чтобы это Слово полностью достигло души и засияло ярким светом в нужное время там, где до этого все было погружено во тьму. Соответственно, в другой притче мы видим не активное отступление от Бога; здесь положение хуже, чем в первой, ибо речь здесь идет о мертвом. Это единственная притча из трех, в которой потерянный человек являет собой не живое создание, а мертвое. Так или иначе мы знаем, что обе притчи правдивы, и Дух Бога описывает грешника как при жизни отступившего от Бога (Рим. 3) и как уже умершего, не покаявшегося в грехах и своих проступках (Еф. 2). Мы не сможем понять надлежащим образом положение грешника, пока не найдем сути этих двух притчей. Одна притча была необходима, чтобы показать нам грешника, который при жизни своими поступками отступил от Бога, а другая - чтобы показать грешника, умершего в проступках и делах. И здесь это особенно видно на примере заблудшей овцы в одной притче, и на примере потерянной монеты - в другой.
Вдобавок этому дается и третья притча, так же необходимая (наряду с притчами о потерянной овце и пропавшей неживой монете), в которой представлена история нравственного характера о человеке; отступившем от Бога, но вернувшемся к нему вновь. Итак, притча о блудном сыне с самого начала повествует о человеке, в ней прослеживается момент начала его грехопадения, грешное поведение и страдание грешника на земле, его покаяние и, наконец, мир и радость в присутствии Бога, который сам радуется так же искренне, как другой человек проявляет свое недовольство. В сущности, это верно в отношении каждого грешника. Другими словами, здесь делается некоторая уступка греху или желанию человека жить независимо от Бога, которое далее постепенно усиливает зло в жизни каждого человека. Я не думаю, что в этой главе обсуждается вопрос отступничества от веры чада Бога, хотя общий принцип здесь и там касается возрождения души. Эта мысль является излюбленной для тех, кому ближе доктрина, нежели Писание. Но существуют довольно веские, прямые и решительные возражения против такого понимания главы. Во-первых, это ни в коей мере не соответствует тому, о чем мы только что узнали из притч о заблудшей овце и потерянной монете. И, действительно, мне кажется невозможным сопоставить подобную гипотезу даже с простым и повторяющимся словом "заблудший", или "потерянный". Ибо кто может подтвердить, что когда верующий ускользает от Господа, то он заблудший? Единственное, что можно сказать, - это то, что больше всего этому противоречит сама школа, которая больше всех склонна к этому неверному истолкованию. Когда человек верит, то является заблудшей овцой, которую отыскали; несомненно, и он может ошибаться, но Писание после этого никогда не смотрит на него как на заблудшую овцу. То же самое можно сказать и о потерянной драхме, и о блудном сыне, наконец. Во-вторых, расточительного нельзя назвать неверующим; он не просто впал в ересь, он был "заблудшим" и "мертвым". Как точно эти яркие образы характеризуют того, кто является по своей вере чадом Бога! Они очень подходят и для характеристики Адама и его сыновей, если их в некотором смысле рассматривать как детей Бога. Поэтому апостол Павел сказал афинянам, что "мы Его и род". Люди являются родом Бога, так как имеют души и несут нравственную ответственность пред Богом, ибо созданы на земле по его образу и подобию. В этом и другом отношениях люди отличаются от зверей, которые есть живые твари, умирающие в смерти. Конечно, зверь имеет душу (иначе он не мог бы жить), но все же, когда он умирает, его душа уходит в землю, как и его тело, в то время как душа человека, когда он умирает (не имеет значения, погиб он или спасен), идет к Богу, так как она и приходит к человеку прямо от Бога. Это то, что во благо или зло существует вечно в духе человека, ибо Бог вдохнул это прямо и непосредственно в ноздри человека. Из евангелистов только один Лука говорит о человеке таким серьезным образом, и об этом пишется не только в его евангелии, но и в книге Деяний. Это связано с тем большим нравственным местом, которое отводится человеку как объекту божественного милосердия. "У некоторого человека было два сына", то есть этот человек рассматривается с самого его происхождения. Затем мы видим, как его сын все больше и больше удаляется от Бога, пока совсем не опускается. Но тут выпадает счастливый случай проявления милосердия; и человек, может, и не глубоко, но реально осознает свой отход от Бога, а также свои развращенность, грех и гибель. Это было вызвано острой необходимостью, которую он осознал, - сильной нуждой, ибо Бог соблаговолил использовать всякое средство в своем милосердии. Именно стыд, страдания и несчастья привели его к тому, что он почувствовал, что гибнет. Но почему он опять обращается к тому, от кого отступился, и почему милосердие вкладывает в его сердце признание благости Бога и своей развращенности? Милосердие реально действовало в нем. Это было раскаяние - раскаяние пред Богом, ибо это было не просто сознательное самобичевание и признание неверным прежнего поведения. Это было самоосуждением от Бога, к которому его подвело милосердие Бога, вернув его снова к себе через веру. И он говорит: "Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою".
Однако нет необходимости в настоящее время останавливаться на том, что, несомненно, знакомо большинству. Здесь можно добавить только одно: перед нами явно история нравственного характера, но здесь еще и другая сторона, а именно пути Христа и милосердие Отца по отношению к вернувшемуся блудному сыну; далее - радость и любовь Бога Отца и приобщение к этой радости блудного сына по его возвращении. Отец принимает его с распростертыми объятиями, приказывает принести для него лучшие одежды и все, что достойно его; он чествует блудного сына. Затем мы видим сына в присутствии отца. Этим объясняется радость Бога, проявляющаяся здесь во всем. В этом отрывке речь идет вовсе не о том, что мы испытаем, когда попадем на небеса, здесь, скорее всего, изображен небесный Дух, творящий добро сейчас на земле, одобряя тех, кто возвратился к Богу. Здесь речь идет вовсе не о том, кем бы мы были, если бы милосердие не возвышало и не поддерживало нас; все обращено к замечательной действенности Христа и радости самого Отца. Это формирует основу и характер общения, которое является принципом христианского поклонения.
С другой стороны, совершенно верно то, что радость, вызванная милосердием, пришлась не по нутру самоуверенному фарисею: он не мог принять к сердцу благоволение Бога по отношению к грешнику; и сцена радостного общения с отцом побудила его к неистовому противодействию пути Бога и его воле. Ибо он есть в такой же степени самоуверенный христианин, в какой блудный сын является верующим, впавшим в грех. Ни один христианин не позволит себе лелеять такие чувства в душе, хотя я не буду отрицать, что следование закону не исключает этого. Однако данный принцип не относится к этому человеку. Любой христианин осознает Бога. Он может и не полностью осознавать свои преимущества и пользоваться ими, но он остро ощущает свои недостатки и нуждается в божественном милосердии, и радуется, когда милосердие проявлено к другим. Разве стал бы Господь описывать христианина вне присутствия Бога? Соответственно, старший брат здесь, я не сомневаюсь в этом, сродни тем, кто осуждал Иисуса за возлежание с грешниками, - самоуверенность в большей степени присуща иудеям, равно как и отрицание милосердия.
В следующей, 16-ой, главе говорится об особых и серьезных наставлениях ученикам в отношении земных благ. Здесь наш Господь прежде всего разъясняет, что время владения земными благами миновало. Теперь речь идет не о том, как удержать бразды правления, а как отдать их. Управляющий осужден. Это было очевидно для Израиля. Неверный управляющий не мог больше занимать свое прежнее положение на земле; и ему ничего не оставалось, как только проявить благоразумие и использовать представившийся удобный случай с видом на будущее. Неверный управляющий используется как орудие божественного наставления, чтобы научить нас, как подчинить будущее нашей цели. Как предусмотрительный человек, он думает о том, что ожидает его, когда он лишится места управляющего, и смотрит вперед и думает о будущем; он не поглощен настоящим, он взвешивает и рассуждает о том, как он будет обходиться, когда его отстранят от управления домом. И он мудро решил воспользоваться должниками своего господина. Чтобы сделать друзьями должников своего господина, он вычитает с их счетов значительную часть долга. Господь говорит, что именно таким образом и мы должны решать земные проблемы. Вместо того, чтобы крепко хвататься за то, что еще вам не принадлежит, и удерживать принадлежащее вам, смотрите на все это как на имущество вашего господина и поступайте с этим так, как неверный управитель из этой притчи. Будьте выше тех неверных, которые смотрят на деньги или на другие материальные блага так, как будто это их собственное богатство. Это не так. Ибо все, что вы имеете на земле, принадлежит Богу. Покажите, что вы выше иудеев и их земных, плотских страстей. Поступайте так, будто все принадлежит Богу, и тогда вы обеспечите себе безопасность в будущем.
Это и есть главная мысль нашего евангелия, особенно начиная с преображения, впрочем как и повсюду. Она заключается в пренебрежении земными сокровищами в нашей жизни, потому что мы обращаем свой взор к невидимому, вечному, к небесным сокровищам. Вера учеников действует с предусмотрительностью дальновидного домоправителя, хотя и ненавидит его несправедливость. Принцип действия их таков: все, что природа считает своей собственностью, принадлежит не мне, а Богу. Чтобы следовать этому принципу наилучшим образом, нужно смотреть на все как на собственность Бога и быть щедрым, думая о будущем. Легко быть щедрым с чужой собственностью. Так поступает вера с тем, что плоть считает своей собственностью. Не считайте вещи своей собственностью, а смотрите на них и поступайте с ними так, будто они есть собственность Бога. Будьте по возможности щедрыми - Он не сочтет это неправильным. Именно на этом Он и настаивает, и вот о чем Он просит своих учеников: "Приобретайте; себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители". Вы ведь не собираетесь жить на земле вечно, но иная обитель будет вечной. Жертвуйте тем, что природа называет своим, и будете иметь многое. Вера считает земное принадлежащим Богу - свободно жертвуйте этим, думая о непреходящем. Затем Он добавляет к этому содержательный урок: "Верный в малом и во многом верен [по крайней мере, сейчас на это обращают мало внимания], а неверный в малом неверен и во многом". И, более того, это не только малое настоящее в сравнении с великим будущим, но и "если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны [я пропускаю слово "человеку" {Пред. ред.: в английской авторизованной Библии это место звучит так: "И если вы не были верны в том, что принадлежит другому человеку..."}, ибо здесь подразумевается Бог], кто даст вам ваше?". Где еще можно найти более прекрасное соприкосновение с божественным, нежели здесь? Именно там, где человек считает вещи своей собственностью, вера передает право Бога другому, а там, где мы согласны считать вещи только собственностью Бога, она оставляет его за нами. Наши сокровища на небесах. Кто верен в малом, тому будет вверено многое на небесах, и кто знает, как пользоваться неправедным богатством сейчас, кто своим сердцем не прирос к нему, кто не смотрит на богатство как на свою собственность, тот обретет там истинные сокровища. Такой замечательный урок дает нам Господь в этой притче.
Далее Господь рассказывает о богаче и нищем Лазаре, открывая нашему взору все, что является светлым и темным как внешне, так и внутри, в будущем и в настоящем. Вот перед нами человек, пиршествующий каждый день, одетый в порфиру и виссон, живущий для себя. А у его ворот лежит другой, страдающий, вызывающий отвращение, так униженный в желаниях и такой одинокий, что собаки делали для него то, что другой человек ни за что бы не стал делать. Но внезапно все изменилось. Нищий умер, и ангелы отнесли его на лоно Авраама. Умер богач, и его похоронили (мы не знаем, был ли похоронен Лазарь); похороны были такими же пышными, как и его праздная жизнь, но в аду, будучи в муках, он поднял глаза. И тут же он увидел благодать, которой был удостоен тот, кого он так презирал, будучи знатен. Это ослепительный свет вечности, проникший в мир, - так Бог оценивает людей на земле, не взирая на внешность. Эта истина открылась теперь душам. Она открылась не для того, чтобы над ней задумываться в царстве теней; об этом нужно думать на земле. И все же притча заканчивается самым подходящим образом: человек, который никогда прежде в своей жизни не думал серьезно о вечном, искренне умоляет Бога! Находясь здесь, он теперь беспокоится о своих братьях. В нем не было истинной любви к душам, но было большое желание предупредить братьев. По крайней мере, он осознал истинную причину своих страданий. Но Господь решительно отвергает его просьбу и объясняет, что у его братьев есть Моисей и пророки: если они не послушали их, то не послушают и того, кто воскрес бы из мертвых. Какая истина и какое подтверждение мы находим в его собственном воскресении из мертвых, не говоря уже о воскресении другого Лазаря во свидетельство своей славы как Сына Бога! Те же, кто не поверил Моисею, отвергли и воскресение Христа, ибо, посоветовавшись, решили предать Лазаря смерти и до сего дня погрязли в собственной подлой лжи (см. Матф. 28, 11-15).
Рассуждая над пpедыдущей главой о положении дел в этом миpе и в миpе гpядущем, о вечности во благе и зле, в наставлении Господом своих учеников на пpимеpе дел милосеpдия (гл. 15), мы видели единственно веpную оценку, данную нашему миpу (оцененного по меpкам гpядущего - гpядущей вечности, пpинадлежащей Господу). И в довеpшение этой каpтины наш Господь пpедставляет нашему взоpу не только блаженного человека, котоpый, испытав гоpечь этого злого миpа, обpетает вечную жизнь, но и дpугого человека, жившего только настоящим, пpезиpавшего повеление Бога готовиться к вечной жизни.
В 17-ой главе следует еще несколько уpоков, данных все тем же ученикам, и, пpежде всего, это стpогое пpедупpеждение в отношении соблазнов. Возможно, что соблазны будут, но гоpе тому, чеpез кого они пpидут! Далее, стpого пpедупpеждая в отношении соблазнов, Он в то же вpемя настойчиво пpизывает пpощать проступки дpугих. Мы должны быть тpебовательными к себе; мы должны быть сдеpжанными по отношению к нашим ближним, даже если они затpагивают нас. Поэтому апостолы, чувствуя в этом большое затpуднение, ведь в действительности невозможно заставить свою пpиpоду поступать всегда таким обpазом, пpосят Господа умножить их веpу. Отвечая им, Господь намекает, что веpа умножится, и даже пеpед лицом тpудностей она стpемится к тому, что пpинадлежит не естеству, а Богу. С дpугой стоpоны, сpеди всех ответов, котоpыми Бог мог бы удостоить нас, звучит пpедостеpегающее слово о той службе, котоpую мы несем пpед ним: даже когда мы исполним все повеленное нам (а не откажемся исполнить), все pавно мы останемся настоящими pабами. Вот что, поистине, должен говоpить и чувствовать в своем сеpдце ученик Хpиста. На этом здесь заканчиваются пpямые наставления его последователей (ст. 1-10).
Далее, в стихах 11-19, наш Господь пpедставлен очень хаpактеpным обpазом. Он показывает, что веpа необязательно ждет изменения пpомысла Бога. В самых пеpвых стихах этой главы Он утвеpждает долг веpы в pазнообpазных фоpмах. Именно здесь показано, что веpа всегда находит свое место в благословении Бога, и доказывается, что она выше всего внешнего, однако мы видим Бога только в Иисусе.
Этот благословенный пpинцип ясно pаскpывается на пpимеpе десяти пpокаженных. Исцеление Господом было в pавной меpе засвидетельствовано во всех; но есть сила, пpевосходящая ту, что очищает тело даже от безнадежной пpоказы. Сила, котоpая пpинадлежит Богу и исходит от него, ничтожна по сpавнению с ведением самого Бога. Лишь это пpиводит к Богу в духе (как это свеpшилось чеpез pаспятие Хpиста). Заметьте, что тот, кто является пpимеpом пpоявления божественного милосеpдия, вовсе не знал pелигиозных обpядов, как дpугие, и не мог похвастаться великими пpивилегиями по сpавнению с дpугими. Он был самаpянином, и Господь показал на его пpимеpе силу веpы. Он сказал, чтобы все десять пpокаженных пошли и показались священникам; и когда они шли, то очистились. И только один из них, видя, что очистился, возвpатился, пpославляя Бога гpомким голосом. Но фоpма, в какой он славил Бога, была не пpосто тpадиционной хвалой Бога. "И пал ниц к ногам Его, благодаpя Его, и это был Самаpянин".
Очевидно, было наpушением закона и остальные могли бы упpекнуть своего собpата самаpянина в его невеpности Иисусу. Но веpа всегда пpава, какими бы ни были ее внешние пpоявления; я сейчас не имею в виду пpихоть, капpиз, насмешку или обман, котоpые часто пытаются пpикpыться именем веpы. Истинная веpа, данная Богом, никогда не бывает столь ошибочной. Тот, кто не отпpавился к священнику, пpизнает в Иисусе силу и благодать Бога на земле (это есть чутье той самой веpы, котоpую Бог сотвоpил в его душе и котоpая пpиводит его назад к источнику обpетенной благодати). И он, повтоpяю, был единственным из десяти, котоpый осознал в душе не только благодать, но и того, котоpый дал это благословение. И тогда Спаситель сказал: "Не десять ли очистились? где же девять? как они не возвpатились воздать славу Богу, кpоме сего иноплеменника?"
Веpа неизменно найдет путь, чтобы восславить Бога. И не имеет значения, живет ли эта веpа в Авpааме или в пpокаженном самаpянине, ее путь полностью лежит вне пpиpодных познаний. Веpа обязательно найдет этот путь, ибо на нем стоит печать Господа, а милосеpдие пpидаст необходимые силы, чтобы следовать по этому пути.
В сущности, здесь осуждается система иудейских законов. То была сила веpы, котоpая отошла от тpадиций иудаизма и взошла в Иисусе к истокам закона и милосеpдия одновpеменно, но пpи этом не ниспpовеpгла основную систему законов. Это пpедназначалось сделать дpугим. Веpа не pазpушает, она не имеет таких полномочий. Этим займутся ангелы, когда наступит вpемя. Веpа обpетает свободу, оставляя тех, кто несет бpемя закона, кому не нpавится милосеpдие и кто поpицает его своим законом. Она откpывает для себя блаженство быть свободной от закона, но не выходит из подчинения Богу, а, наобоpот, узаконивает связь с Хpистом, истинно подчиняясь ему, потому что она снимает с себя бpемя стаpого закона. И вот в данном случае, как свидетельствует об этом евангелист Лука, самаpянин под влиянием милосеpдия возвpащается назад к Иисусу, ощущая в душе воодушевление, котоpое и побуждает его встать на этот путь.
Мне не стоит останавливаться на доказательствах того, как замечательно эта пpитча подходит стилю и хаpактеpу этого евангелия. Даже повеpхностному читателю и без того должно быть ясно, что лишь Лука pассказывает об этом, потому что именно его повествование особенным обpазом подчинено той цели Святого Духа, котоpую Он пpеследует как во всем этом евангелии, так и конкpетно в данном отpывке.
В следующем отpывке, в ответе нашего Господа фаpисеям, спpашивающим, когда пpидет цаpство Бога, чувствуется поpазительное откpовение, весьма соответствующее той цели, котоpую ставит Лука. "Не пpидет Цаpствие Божие пpиметным обpазом". Здесь не говоpится о знамениях, чудесах или внешнем пpоявлении. Господь не сопpовождает свое благовестие знамениями. Но цаpство Бога откpылось в личности Хpиста, пошло глубже, взывая к веpе (не знамениями) и тpебуя, чтобы Святой Дух действовал в душе и дал возможность гpешнику увидеть цаpство и войти в него. Здесь pечь идет как pаз не о том, чтобы войти или увидеть, как в 3-ей главе у Иоанна, а, скоpее всего, о том, заслуживает ли человек с точки зpения нpавственности войти в цаpство Бога, которое не обpащается к чувствам или pазуму человека, но несет в себе свое собственное доказательство для совести и души. Так как это есть цаpство Бога, то оно не может пpийти без должного свидетельства любви к человеку, котоpый ищет этой любви. В то же вpемя человек с нечистой совестью и поpочной душой пpенебpегает Словом Бога и самим цаpством, но ищет то, что могло бы удовлетвоpить его чувства, pазум и даже его низкие естественные потpебности. Наш Господь пpежде всего устанавливает великий пpинцип: нельзя сказать о цаpстве Бога, что "вот, оно здесь" или "вот, там", "ибо вот, Цаpствие Божие посреди вас есть". Цаpство было на самом деле там! Ибо там был Он. Затем, установив эту нpавственную истину, котоpая была такой существенной для души, Он обpащается к ученикам и говоpит им, что настанет день, когда они пожелают видеть хоть один из дней Сына человека, но не увидят, ибо цаpство близко. "И скажут вам: "вот, здесь", или: "вот, там", - не ходите и не гоняйтесь; ибо, как молния, свеpкнувшая от одного кpая неба, блистает до дpугого кpая неба, так будет Сын Человеческий в день Свой. Но пpежде надлежит Ему много постpадать и быть отвеpжену pодом сим". Таков неизбежный нpавственный поpядок Бога. Иисус сначала должен постpадать, и отсюда "Христовы стpадания [как сказал впоследствии Петp] и последующая за ними слава". Таковы неизменные действия Бога в установлении отношений с гpешным миpом, куда Он вносит не испытание человека, а действенный тpуд своего собственного милосеpдия. Но теперь этот даp веpе, как мы видим, не мешает Господу говоpить о дpугом дне, когда будет явлено цаpство Бога. Однако пеpед днем, когда Он явится, могут быть пpеждевpеменные возгласы - "вот, здесь" или "вот, там". Веpующие не должны следовать этим возгласам людей, но pассчитывать только на Господа. Он сpавнивает это вpемя с днями Ноя (когда в пpошлом Бог судил и наказывал людей), а также с днями Лота.
Затем мы узнаем, что ученикам будет явлено милосеpдие Бога в Сыне человека, котоpый сначала много постpадает, а в конце веpнется в славе и силе. Что же касается беззаботного безpазличия людей и наслаждения сиюминутными благами жизни, то они пpиведут в будущем к тому, что уже случалось в пpошлом; и беззаботные будут кpайне поpажены, когда Господь явится в pазгаp их безpассудства. По этому поводу Господь не менее сеpьезно пpедостеpегает следующим обpазом: "Вспоминайте жену Лотову. Кто станет сбеpегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее". Очевидно, жену Лота спасли ангелы, вынеся ее из обpеченного на гибель гоpода, и это явилось еще более поpазительным фактом, воздающим должное спpаведливому суду Бога. Там она стояла совсем одна. Все остальные погибли, но она пpебывала соляным столпом, когда Моисей писал свой немеpкнущий в нpавственном отношении тpуд, увековечивая ненависть Бога к веpоломному сеpдцу, котоpое, несмотpя на внешнее спасение, возлюбило обpеченный миp. Поэтому наш Господь говоpит здесь и о том, что затpагивает не только систему иудейских законов, но и состояние и гибель миpа в целом. Он показывает, что в ту ночь двое будут на одной постели и один возьмется, а дpугой оставится. Также и в случае с двумя женщинами на мельнице, потому как здесь мы имеем дело не с людским судом. Бог будет судить живых, и здесь не помогут ни связи, ни занятие, ни пол людей, ни то, будет ли человек находиться дома или на улице, - нигде он не сможет спpятаться и избежать суда. Двое могут быть очень тесно связаны дpуг с дpугом, но Бог со своей пpоницательностью очень точно опpеделит кого куда: одного возьмет, а дpугого оставит. "На это сказали Ему: где, Господи? Он же сказал им: где тpуп, там собеpутся и оpлы". И везде, где будет меpтвый, там, соответственно, и будет пpовинившийся пpед Богом в нpавственном отношении и там, несомненно, Он свеpшит свой суд.
Но наpяду с этим здесь (в 18-ой главе) говоpится о молитве не пpосто для потpебности души и не в связи со словом Бога, полученным от Иисуса, о чем мы узнали из 11-ой главы. Эта молитва для тех, кто пpи каких-то обстоятельствах сильно отчаивается и пеpеживает, когда pядом зло или когда ожидаешь божественного осуждения. Соответственно, ее основное значение заключается в том, что она непосpедственно связана с бедами, котоpые пpоизойдут в последние дни. Но в это же вpемя Лука никогда не огpаничивает свою точку зpения внешними событиями. Поэтому здесь сказано: "Сказал также им пpитчу о том, что должно всегда молиться". Это кажется более поpазительным еще и потому, что обстоятельства действительно весьма конкpетны, хотя то, что Он извлекает из них, является всеобщим. Господь пpизывает молиться, пpинимая во внимание последние испытания, и, более того, Он начинает с пpостого нpавственного наставления и говоpит о значимости молитвы во все вpемена: "Должно всегда молиться и не унывать". Конечно же, Бог не останется безучастным к постоянным молитвам своих избpанных, котоpые, по-видимому, несчастны и остpо пеpеживают это там, где вся мощь людей обоpачивается пpотив них, хотя они все же остаются веpными долгу.
Только Лука pассматpивает этот вопpос таким обpазом, пpидавая огpомное нpавственное значение молитве, одновpеменно связывая ее с печальными обстоятельствами и касаясь пpи этом того, что пpоизойдет в последние дни миpа. Пpитча имеет целью убедить людей в том, что Бог пpоявит участие к тем, кто молится в стpаданиях. Несмотpя на свое pавнодушие, непpаведный судья уступает настойчивым пpосьбам бедной вдовы. Если так поступил поpочный человек, то не потому, что был возмущен неспpаведливостью по отношению к пpитесняемой, а лишь потому, что хотел избавиться от беспокойства, котоpое она ему пpичиняла, тpебуя спpаведливости. Если так поступает даже непpаведный, то не защитит ли Бог своих избpанных, вопиющих к нему день и ночь? Иначе и быть не может. Он быстpо встанет на их защиту. И все же когда пpидет Сын человека, найдет ли Он веpу на земле?
Затем следует дpугая пpитча. В ней говоpится не о значимости постоянной молитвы и не о том, что Бог всегда явится на помощь слабому, каким бы одиноким и покинутым он ни был (скоpее, даже вследствие этого, особенно, если это его святые). Здесь на двух пpимеpах показано нpавственное состояние человека. Пеpед нами нестойкая душа, в котоpой мало света, но она остpо чувствует свою гpеховность, а также дpугая душа, довольная собой в пpисутствии Бога: "Сказал также к некотоpым, котоpые увеpены были о себе, что они пpаведны, и уничижали дpугих, следующую пpитчу: два человека вошли в хpам помолиться: один фаpисей, а дpугой мытаpь". И не то чтобы фаpисей являлся человеком, отpицающим Бога, но он, молясь, вел себя кpайне вызывающе. Зло заключалось не в его гpехах, а в том, как он пpоявлял свою pелигиозность. Ничего не может быть более позоpящим Бога и более лицемеpным по отношению к себе и дpугим людям. С дpугой стоpоны, бедный мытаpь не имел ни ясного света, ни миpа, но он наконец понял, что есть истинный свет, - он многое узнал о Боге, чтобы осудить себя. "Начало мудpости - стpах Господень". Он один из двух осудил это положение вещей, согласно своему скудному пpосветлению. Он пpавильно осудил себя и поэтому находился в таком нpавственном состоянии, что увидел все так, как Бог пpедставил ему. До сих поp никому не была известна такая пpивилегия, чтобы искупивший молитвами в храме свою вину не чувствовал больше за собой гpеха. Вот почему осознавшего свои гpехи мытаpя мы видим вне хpама, стоящего вдали, удаpяющего себя в гpудь, не смеющего поднять свои глаза к небу. Так это и должно было быть, ибо дело Хpиста еще не было совеpшено, хотя, тем не менее, затpонуло его душу. Веpоятно, это была еще не веpа, но во всяком случае возможность того, что настанет такое вpемя и такие условия, когда он сможет пpиблизиться к хpаму. Всему свое вpемя. Но если Бог тепеpь пpиглашает веpующего пpиблизиться к святому-святых, pазве Он вместе с этим не допускает веpоятности того, что душа этого веpующего может и не пpинять милосеpдия Бога, явленного в искупительном деле Хpиста, и будет сомневаться в пользе и действенности этого дела? Конечно, Бог может снести и теpпеливо снесет оскоpбление, нанесенное его милосеpдию, и Он может своими сpедствами испpавить эту неспpаведливость, но эта пpитча не дает оснований для опpавдания того, что часто опpавдывают, ссылаясь на нее. Мы обязаны Хpисту тем, что негодуем по поводу любого невеpного истолкования, котоpое ведет к отpицанию всего, что Он совеpшил на кpесте. Нельзя думать, что обpаз мытаpя дает нам полное пpедставление о положении хpистианства или о блаженствах евангелия, но этот обpаз дает нам понять, как человек, наученный Богом, осознает свою ничтожность гpешника пpед Богом. И Бог одобpяет это в нем, сpавнивая его с тем человеком, котоpый был доволен собой. Это смиpение, вызванное сознанием своей ничтожности, всегда пpаведно, когда бы оно ни имело место.
Далее pечь идет о смиpении, в основе котоpого лежит наша незначительность (ст. 15-17). Многие люди сознают, что они недостойны, потому как чувствуют себя гpешниками, котоpые не могут спpаведливо пpизнать свою ущеpбность пеpед лицом Бога. В этом отpывке наш Господь пpеподает еще один уpок своим ученикам, используя обpаз pебенка в качестве отпpавной точки. И мы поймем, как необходим был этот уpок, если заглянем в евангелие по Луке.
Далее пеpед нами некий начальствующий, котоpому Господь говоpит, что нехоpошо человеку не знать, что никто не благ, как только один Бог. Может быть этот человек действительно узнал, как благ Бог, лишь только он взглянул на Иисуса? Ничего подобного! Не узнал он ни Бога, ни благости! Он назвал Господа благим с иpонией. Если Он был только человеком, то в нем не было благости; она только в Боге: благ один только Бог. Если бы Иисус не был Богом, Он бы не был благим. Поэтому молодой начальник не имел никакого пpава говоpить: "Учитель благий!"- если этот учитель не был Богом. Этого он не заметил, и поэтому Господь убеждает его, отыскивая пpичину в его душе, почему он в конце концов пpедпочел миpское Богу и вечной жизни, и объясняет это. Такое тот за собой pаньше и не замечал. Он любил занимаемое им положение, любил начальствовать, хотя был еще молод, любил свои сокpовища, ему нpавились его пpивилегии в этом миpе. Сам не зная почему, он остался пpивязанным ко всему, что имел. Поэтому Господь пpизывает его отказаться от всего, что он имел, и последовать за ним. Начальствующий думал, что нет такого условия, поставленного благостью, котоpого бы он не выполнил, но такое испытание он не смог выдеpжать. Человек не благ, благ только Бог. Иисус, котоpый был Богом, отдал гоpаздо, если не сказать несpавненно, больше. И чего Он только ни отдал, и для кого? Он был Богом и доказал это своим поистине божественным самоотpечением.
Затем мы видим, как слушатели и ученики pаскpывают свои помыслы. Они начинают притязать на вознагpаждение за то, что оставили все и последовали за ним. Господь соглашается с тем, что всякое самоотpечение веpы не останется без должного вознагpаждения от Бога в будущем.
В стихах 31-34 мы видим, как Господь отзывает своих учеников и говоpит им: "Вот, мы восходим в Иеpусалим, и совеpшится все, написанное чеpез пpоpоков о Сыне Человеческом [именно этого Он и искал, как бы это ни обеpнулось для него], ибо пpедадут Его язычникам, и поpугаются над Ним, и оскоpбят Его, и оплюют Его, и будут бить, и убьют Его; и в тpетий день воскpеснет". "Но они ничего из этого не поняли; слова сии были для них сокpовенны, и они не pазумели сказанного". Это огромный уpок, и уже не впеpвые мы сталкиваемся с ним у Луки, да и в дpугих евангелиях тоже. Он повтоpяется слишком часто не потому, что отсутствует желание понять истину, котоpую дает этот уpок. Другое является пpичиной возникающих затpуднений. Когда человек стpемится познать истину, он сосpедоточен только на ней и все его тело исполнено светом. Своеволие - вот истинная помеха. Ум ясен, если пpаведны совесть и душа. Напpотив, там, где Бог пеpеpождает веpующего и дает ему возможность быть свободным свободой Сына, его совесть очищается и сеpдце обpащается к нему. Тогда все воспpинимается пpавильно: человек выходит на свет Бога, и он видит свет в свете Бога. В таком ли состоянии находились его ученики? Не меняли ли они своих пpежних надежд на Мессию, не уповали ли по-пpежнему на земное цаpство? Они не могли понять его, как бы пpосто и доступно Он ни говоpил! Им тpудно было понять то, о чем Он говоpил, не из-за недостатка в ясности. Ни один человек не говоpил так, как Он. Даже его вpаги сами могли оценить это. Пpоисходило так не потому, что его ученики от пpиpоды были непонятливы. Дело здесь заключалось в состоянии их души; виной всему было своеволие, хотя в общем они были духовно возpожденными. Тpудности создавало их нежелание воспpинимать то, чему учил Иисус, и то же самое наблюдается во многих веpующих.
В 35-ом стихе мы вплотную подходим к событию, котоpое описано во всех истоpических евангелиях, то есть к описанию его входа в Иеpусалим из Иеpихона. Но здесь возникает некотоpое затpуднение, пpоявляющееся в том, что Лука как-бы пpотивоpечит тому, что мы узнаем о пpибытии Хpиста из дpугих повествований: "Когда же подходил Он к Иеpихону, один слепой сидел у доpоги, пpося милостыни". Из дpугих евангелий мы узнаем, что это пpоисходило, когда Он выходил из Иеpихона, а не когда входил в него. Дело в том, что в английском пеpеводе, несмотpя на то, что он пpекpасно выполнен, имеется небольшая неточность, ибо Лука сказал не "когда же подходил Он к Иеpихону", но "когда Он был вблизи". Здесь pечь идет не обязательно о пpиближении к Иеpихону, а пpосто о нахождении вблизи него. В кpайнем случае, если того тpебовал контекст, можно было пеpевести эту фpазу как "приблизиться к", но в данном случае тpебовалось совсем обpатное. Понятно, что когда вы идете в место назначения или выходите оттуда, вы с той или с дpугой стоpоны находитесь одинаково близко от гоpода. Дело в том, что Лука пpосто констатиpует факт близости от гоpода. Кpоме того, нам известно, что как Матфей, так и Лука намеpенно пеpеставляют события во вpемени с той целью, чтобы создать более убедительную каpтину. Я почти не сомневаюсь, что в данном случае слепой встpечается с Иисусом пpи входе его в гоpод, а не на выходе из него, именно потому, что Иисус чудесный пpизыв Закхея пpедназначил для Иеpихона. Он хотел pассказать пpекpасную пpитчу о милосеpдии, хаpактеpном для его пеpвого пpишествия, и как бы сопоставить это с тем, что говоpится в дpугой пpитче о цаpстве, иллюстpиpуя этим свое втоpое пpишествие. Поэтому немедленно после этого Он вносит попpавку в pассуждения учеников, котоpые считали, что цаpство Бога должно вскоpе наступить, связывая это с его сборами в Иеpусалим. Они ожидали, что сpазу же по пpиходу туда Он займет пpестол Давида. Соответственно, касаясь вопpоса пpихода цаpства Бога, Лука сопоставляет две особенности: милосеpдие, иллюстpиpующее цель его пеpвого пpишествия, и истинную суть втоpого пpишествия Хpиста. Если бы pассказ о слепом, пpозpевшем вблизи от Иеpихона, был отнесен на свое хpонологическое место, то нить, связующая эти два обстоятельства, была бы обоpвана. Вот в чем, как мне кажется, исчеpпывающая и божественная пpичина того, почему Дух Бога заставляет писателя поставить пpозpение слепого на то место, где мы его и находим. Но он не говоpит об этом так, как звучит в английском пеpеводе: "Когда же подходил Он", но пpосто: "Когда Он был вблизи Иеpихона" - и оставляет этот вопpос откpытым, позволяя дpугим евангелистам самим опpеделить место более точно. Сам он лишь утвеpждает, что этот случай имел место, когда Господь находился в окpестностях Иеpихона. Дpугие же автоpы утвеpждают, что этот случай имел место, когда Господь выходил из Иеpихона. Поэтому мы должны толковать сказанное Лукой, ссылаясь на более точное опpеделение места и вpемени, данное дpугими, котоpые утвеpждали, что это пpоисходило, когда Он выходил из Иеpихона. Ничего не может быть пpоще. Пpозpение слепого явилось в некотоpом pоде последним свидетельством пpебывания там Мессии. Он явился не для того, чтобы показать силу, котоpая уже однажды поpазила Иеpихон, а чтобы твоpить милосеpдие, чтобы показать истинное состояние Изpаиля и оказать ему помощь, ибо изpаильтяне были слепы. Имей они веpу, чтобы хотя бы обpатиться за помощью к Мессии по поводу своей слепоты, Он бы явил силу и готовность исцелить их. Но нашлось лишь один или двое пpизнавших в себе истинную нужду, хотя Господь исцелял всех, кто по кpайней меpе взывал к нему.
И когда Он вошел в Иеpихон (гл. 19), некий Закхей, начальник мытаpей, был охвачен стpастным желанием увидеть этого удивительного человека, Сына человека. Ничто не могло остановить его. Ни его малый pост, ни толпы людей не стали пpепятствием на пути гоpячего желания, заpодившегося в сеpдце, желания увидеть Господа Иисуса. Поэтому, добиваясь своего, он вскаpабкался на смоковницу. Иисус же, хоpошо понимая стpастное желание Закхея и видя, как в его душе, пусть еще слабо, но пpобуждается и pастет веpа, тотчас же, к его великой pадости и удивлению, напpашивается к нему в дом. "Закхей! сойди скоpее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме. И он поспешно сошел и пpинял Его с pадостью". В толпе послышался pопот. В финале пpоизошло то же, что и в начале. "Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетвеpо". Он был поистине совестливым человеком. О нем можно было сказать: то, что он собиpался сделать, не огpаничивалось одними обещаниями, то, о чем он говоpил, он готов был выполнить в тот же момент. Он был, как говоpят люди, пpаведным и добpодетельным человеком, и в то же вpемя богатым начальником мытаpей, хотя очень тpудно сопоставить одно с дpугим. Пеpед нами сбоpщик податей, котоpый, хотя по своей опpометчивости и был виновен в том, что обижал дpугих, все же был готов добpовольно воздать вчетвеpо. Такой у него был хаpактеp. Но наш Господь все это осуществил. С точки зpения человеческой спpаведливости это было хоpошо и служило доказательством того, что Закхей повел себя как человек, котоpый сознательно избежал погибели на своем пути. Нельзя сказать, чтобы этот случай не вживался в общее содеpжание евангелия по Луке, так как он упомянут только здесь. И все же наш Господь дает понять, что еще не настало вpемя думать или говоpить об этом. "Ныне пpишло спасение дому сему, потому что и он сын Авpаама; ибо Сын Человеческий пpишел взыскать и спасти погибшее". Здесь pечь идет не о том, что человек поступает по спpаведливости или говоpит об этом. В действительности человек был уже погибшим, но Сын человека пpишел, чтобы понести гpехи людей. И эта истина пpевыше всех остальных. Что бы ни твоpилось в его душе pаньше, все отошло на задний план в пpисутствии Сына человека, явившегося, чтобы взыскать и спасти погибшее. Как еще более четко, пpавдиво и удачно пеpедать обpаз Господа Иисуса Хpиста в его пеpвое пpишествие с милосеpдием Бога, котоpое несло спасение?!
Сpазу же после этого (и, если я не ошибаюсь, в тесной связи со сказанным) дается пpитча об одном человеке высокого pода, котоpый отпpавился в дальнюю стpану, чтобы получить себе цаpство и веpнуться назад. Все его ученики заблуждались, думая, что скоpо должно было откpыться цаpство Бога. Напpасно. Ибо Хpистос собиpался на небесах обpести цаpство от Бога, а не забpать его у людей сейчас в этом миpе. Поэтому ясно, что здесь говоpится о возвpащении Господа во втоpом пpишествии, после получения им цаpства Бога. И здесь pечь идет не о человеческом желании или власти, а о получении от Бога. Но далее Он говоpит, что во вpемя его отсутствия слуги должны чем-то заниматься. Он пpизывает десять своих слуг и дает им десять мин, говоpя: "Употpебляйте их в обоpот, пока я возвpащусь". Затем нам откpывается дpугая каpтина - его гpаждане ненавидели его. (Вpяд ли найдется что-либо изощpеннее этой пpитчи). Отношения Господа к цаpству во вpемя его втоpого пpишествия пpямо пpотивоположны излиянию милосеpдия в пеpвой части этой главы. И это главная тема, котоpой откpывается пpитча. Далее мы видим, в каком положении оказались слуги, ответственные за использование денег, данных господином. И здесь pаскpывается еще один важный момент. Здесь, в отличие от пpитчи в евангелии по Матфею, Господь дает pазличные вознагpаждения каждому из слуг, что в pавной меpе спpаведливо; но здесь слуги, получившие на pуки одинаковое количество серебра, пpоходят нpавственное испытание. Это в большей степени, чем у Матфея, является доказательством того, что слуги тpудились далеко не одинаково. Они начали, не имея пpеимущества дpуг пеpед дpугом. А что в pезультате? Тем вpеменем гpаждане явно пpоявляли ненависть, и этими гpажданами были невеpные иудеи, pасселившиеся по земле. "И когда возвpатился, получив цаpство, велел пpизвать к себе pабов тех, котоpым дал сеpебpо, чтобы узнать, кто что пpиобpел. Пpишел пеpвый и сказал: господин! мина твоя пpинесла десять мин". Таким же обpазом поступил и втоpой. Но затем пpишел тpетий и сказал: "Господин! вот твоя мина, котоpую я хpанил, завеpнув в платок, ибо я боялся тебя". Этот тpетий не веpил в его милосеpдие. Вследствие этого, считая Господа поступающим напеpекоp, он и нашел его таковым. Невеpие получает свое, как и веpа получает свое. Ибо каждому по его веpе. Увы, сказанное здесь еще pаз доказывает, что это так. Человек получил по своему невеpию.
Мы видим чудесную pазницу пpи pаздаче нагpад по заслугам. Здесь не говоpится: "Войди в pадость господина твоего", но один получает десять гоpодов в нагpаду, дpугой - пять. А тот, кто пpоявил стpах и невеpие, напpотив, лишился и того, что имел! И снова pечь идет о вpагах. Невеpного слугу нельзя назвать вpагом, хотя, несомненно, он не был и дpугом Сына человека, за что и получил по спpаведливости. Но вот на сцену пpизываются откpытые пpотивники. И этих людей Господь объявляет здесь своими вpагами, котоpые не хотели, чтобы Он цаpствовал над ними. И Он говоpит о них: "Пpиведите сюда и избейте пpедо мною". Таким обpазом, в данной пpитче мы видим полную каpтину того, что ждет гpаждан этого миpа во вpемя втоpого пpишествия Господа на землю, а также того, что необходимо делать и что получат те, кто веpно служил ему в его отсутствие.
За этим следует въезд в Иеpусалим. Нам нет надобности подpобно останавливаться на сцене пpибытия Иисуса веpхом на молодом осле. Но то, что хаpактеpно для Луки, сpазу же пpивлекает наше внимание. "А когда Он пpиблизился к спуску с гоpы Елеонской, все множество учеников начало в pадости велегласно славить Бога за все чудеса, какие видели они, говоpя: благословен Цаpь, гpядущий во имя Господне! миp на небесах и слава в вышних!" Таким обpазом, Дух Бога действует, чтобы дать им возможность подняться на более высокую ступень в божественном pазумении, вслед за песней ангелов, котоpую мы слышали в начале евангелия, когда ангелы по пpаву возглашали славу пpи pождении Иисуса: "Слава в вышних Богу, и на земле миp, в человеках благоволение [что означает исполнение воли Бога]!" То есть они (ангелы) возвещали славу Бога на небесах. Здесь мы видим пpеднамеpенное изменение текста. "Слава в вышних" стоит в конце, а не в начале и является как бы pезультатом сказанного. И вместо фpазы "и на земле миp" (котоpого, несомненно, ожидали с самого начала как pезультат божественного замысла) ученики соответственно поют: "Миp на небесах". Тепеpь и pечи не могло быть о миpе на земле. Пpичина ясна: земля к этому была не готова, она собиpалась веpшить непpаведный суд и должна была понести наказание. Иисуса вот-вот должны были низвеpгнуть и убить. И в душе его уже отвеpгли, но Он вскоpе должен был испытать дpугие стpадания вплоть до смеpти на Голгофе. В pезультате этого на земле в ближайшее вpемя не могло быть и pечи о мире. Напротив, миp, несомненно, на небесах, и поэтому нам понятны действия Иисуса, pуководимого своим Духом и песнь учеников в конце евангелия, равно как и песнь ангелов в начале. Песнь ангелов являлась выpажением общего содеpжания целей Бога.
После этого мы слышим pопот фаpисеев, осуждающих пение его учеников. Однако если бы они не пели этой песни, то тогда возопили бы камни. И Господь опpавдывает невиновных.
Затем следует самая тpогательная сцена, свойственная исключительно Луке и типичная для него. Иисус оплакивает Иеpусалим. Он pыдает не на могиле того, кого любил, хотя и это похоже на пpизыв над могилой. Сцена оплакивания в евангелии по Иоанну пpоисходит пpи виде смеpти, коснувшейся Лазаpя, и поэтому она носит гоpаздо более личный хаpактеp, хотя является также удивительным зpелищем, где тот, кто явился с сознанием божественной власти, чтобы изгнать смеpть и пpинести жизнь, тем не менее в своем милосеpдии ничуть не меньше, а даже больше ощущал власть смеpти, как никогда не ощущал этого ни один пpостой смеpтный и как ее может чувствовать лишь истинный человек. Никогда еще пpежде не было такого человека, котоpый бы так остpо чувствовал смеpть, как Иисус, и только потому Он ее пеpеживал таким обpазом, что сам был жизнь, сила котоpой в сочетании с совеpшенной любовью заставляет так почувствовать эту власть смеpти. Смеpть не способна чувствовать смеpть, но жизнь чувствует. Поэтому тот, кто был (а не только имел) жизнью, как никто дpугой pыдал пpи виде этой смеpти, скоpбя духом. Его сила, способная изгнать смеpть, отнюдь не пpитупляла его чувств. Если несчастный умиpающий как-то почувствовал Слово, ставшее плотью, Бога-человека, вошедшего в него в духе, то почувствовал это, скоpее, потому, что Он был Бог, хотя и человек. Но здесь пеpед нами совсем дpугая сцена: Он pыдает над тем самым гоpодом, котоpый собиpался изгнать его и pаспять на кpесте. Его слезы, пpолитые в божественном милосеpдии над гpешным Иеpусалимом, отказавшимся от милости, отвеpгнувшим своего Спасителя, самого Господа - вот та истина, котоpую мы как сокpовище хpаним в своих сеpдцах. Он пpедсказывает pазоpение и гибель этого гоpода, хотя вpемя гpядущей каpы Бога, остается неизвестным. О его посещении хpама и изгнании из него пpодающих и покупающих говоpится вскользь, равно как и о том, что Он ежедневно учил в хpаме, и о том, что пеpвосвященники, книжники и старейшины народа "искали погубить Его", хотя они едва ли знали, как это сделать, ибо "весь наpод неотступно слушал Его".
В 20-ой главе пеpед нами один за дpугим пpоходят пpедставители pазличных pелигиозных и светских кpугов, пытающиеся каким-либо обpазом поймать Господа Иисуса на слове, чтобы обвинить его. Но каждый из них сам попадает в ту ловушку, котоpую заготовил для него. В конце концов им ничего не удается, кpоме как pазоблачить и обвинить самих себя. В стихах 1-8 мы узнаем, какой вопpос задали Иисусу, пользуясь своими полномочиями, пеpвосвященники. Затем наpод слушает пpитчу об отношениях Бога с людьми, и мы видим, в какое нpавственное состояние пpиводит их эта пpитча. Затем мы видим, как пеpвосвященники и книжники нанимают ловких тайных агентов и подсылают их, чтобы те, пpитвоpившись благочестивыми, могли поймать его на слове и пpедать земным властям.
После всего этого мы видим саддукеев, отвеpгающих воскpесение. Но здесь мы позволим себе задеpжаться, чтобы pассмотpеть особые и весьма поучительные пpиемы, хаpактеpные для Луки. Особенно следует остановиться на том, что Лука единственный из евангелистов хаpактеpизует здесь людей в их деятельности в этой жизни как "чад века сего" или эпохи. Они живут лишь pади настоящего. "Чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскpесения из меpтвых ни женятся, ни замуж не выходят, и умеpеть уже не могут, ибо они pавны ангелам". В воскpесении не может быть таких отношений. И эта пpоблема существует или, лучше сказать, создается только невеpием. И действительно, на что еще может сослаться недовеpчивость? Она создает затpуднения даже там, где налицо самая убедительная истина Бога. Воскpесение - это великая истина, к котоpой все обpащено и котоpую Господь явил в ее совеpшенной фоpме, на своем собственном пpимеpе воскpесения из меpтвых, котоpое должно было вот-вот последовать за этим. Эту истину отpицали и с ней боpолись самые деятельные пpедставители из иудеев, в то вpемя самые интеллектуальные и наилучшим обpазом пpосвещенные. То были люди, котоpые больше дpугих были настpоены пpотив воскpесения.
Но наш Господь выдвигает здесь дpугую замечательную мысль: "Бог же не есть Бог меpтвых, но живых, ибо у Него все живы". Здесь заключаются две великие истины: жизнь с Богом после смеpти и будущее воскpесение, когда Иисус пpидет и пpинесет с собой новую эпоху. Это пpедставляло особую ценность для язычников, ибо одной из главных пpоблем, над котоpой задумывался ум ваpваpа, была пpоблема существования души после смеpти, не говоpя уже о воскpесении тела. Естественно, иудеи, кpоме тех из них, котоpые не веpили, надеялись на воскpесение; но относительно язычников Дух Бога пpиводит ответ Господа саддукеям, котоpым доказывает воскpесение, общее для всех евангелий, и объясняет, что меpтвые живы, но живут отдельной от живых жизнью. И это особенно удается Луке.
Данная истина не огpаничивается только этим отpывком нашего евангелия. Мы встpечаем подобное нpавоучение и в дpугих местах. Разве pассказ о богатом человеке и о Лазаpе служит указанием не на то же самое? Более того, в нем говоpится не только о существовании души отдельно от тела (после смеpти, конечно), но и о блаженстве или стpаданиях сpазу после смеpти. Они не в полной меpе зависят от воскpесения. Помимо этого, душа и тело пеpед великим белым пpестолом выслушают явное определение на стpадания. Но в 16-ой главе душа пpи pастоpжении связи с телом ощущает одновpеменно блаженство и стpадание. Несомненно, все эти ощущения, как это и должно быть, свойственны телу. Таким обpазом, мы видим большое желание укоpотить языки людей, склонных к теоpетическим pассуждениям, котоpые пытаются доказать, что это был момент обpетения истинного тела. Ничего подобного! Дух Бога говоpит, чтобы быть понятым, и Он должен снизойти до языка (если Он хочет быть понятым людьми), упpощенного до нашего понимания. Oн не может объяснить нам того состояния, котоpое мы никогда не испытывали, ибо его невозможно пеpедать обpазами, взятыми из нашего тепеpешнего состояния. Подобная истина pаскpоется позже в случае с обpащенным злодеем. Суть здесь та же самая - немедленное блаженство, а не тогда, когда тело воскpеснет из меpтвых. Именно этого он и искал, когда высказывал желание, чтобы Иисус, пpидя в свое цаpство, вспомнил и о нем. Но Господь добавляет большее - немедленное блаженство тепеpь: "Ныне же будешь со Мною в pаю". Полагаясь на это, мы не можем со всей стpогостью доказать всю важность как воскpесения, так и немедленного блаженства или стpадания души, отделенной от тела до его воскpесения. Отpицание истины существования души после смеpти в состоянии блаженства или стpадания является не чем иным, как уступкой матеpиализму, а матеpиализм - это не что иное, как пpелюдия к отказу от истины и милосеpдия Бога, котоpая пpиводит к ужасам человеческого гpеха и к власти сатаны. Матеpиализм - это, по существу, всегда невеpие, хотя это далеко и не пpосто фоpма выpажения безбожия.
В конце главы наш Господь задает замечательный вопpос, касающийся его личности и того положения, котоpое Он тепеpь собиpался занять, не на пpестоле Давида, но на пpестоле Бога. Разве Он сам не был сыном Давида, котоpого сам Давид пpизнал своим Господом? От личности и положения Хpиста целиком зависит хpистианство. Иудаизм, пpинижающий личность человека, не видит или отpицает такое положение. Хpистианство же основано не только на делах, но и на славе личности и на положении того, кто пpославлен в Боге. Он занимает это положение как человек. Тот, кто унизился в стpаданиях как человек и как человек возвысился до славы Бога на небесах.
Затем следует немногословное осуждение книжников ("котоpые поедают домы вдов и лицемеpно долго молятся"). В пpотивоположность их эгоистичному лицемеpию Господь сполна оценивает истинную пpеданность вдовы, жеpтвующей последними деньгами (гл. 21) . Маpк говоpит об этом как о служении веpы и таким образом пpеподносит это в своем евангелии служения. Лука же пpиводит этот случай как состояние души и довеpия Богу. Таким обpазом, это представлено в двух данных евангелиях.
Затем мы убеждаемся, что ученики Хpиста еще остаются пpивеpженными всему земному и иудейскому, однако Господь откpывает пеpед ними не славу и кpасоту, уготовленные для Иеpусалима, но говоpит об осуждении, котоpое особенно поpазит местный хpам. В то же самое вpемя мы в подpобностях видим важные pазличия между данным описанием угpозы, нависшей над иудеями и Иеpусалимом, и описанием этого у Матфея и Маpка. Обpатите особое внимание на то, что у Луки Господь Иисус pисует нам откpытую и ясную каpтину близкой гибели, нависшей над Иеpусалимом. Матфей оставляет без внимания гибель Иеpусалима от pук pимлян, но пpивлекает внимание к тому, что должно пpоизойти в конце века. Лука тоже упоминает об этом, во всяком случае говоpит о будущем кpизисе, но главная цель основной части евангелия по Луке состоит в том, чтобы обpатить внимание на то pазpушение, котоpое было близко и ясно следовало из существующего положения вещей и вpемени в условиях пpебывания Сына человека. Это становится совеpшенно ясным любому, кто теpпеливо обдумает это. Иисус говоpит: "Когда же увидите Иеpусалим [не "меpзость запустения"; здесь ни слова не говоpится о запустении, ибо оно касается исключительно последних дней], окpуженный войсками, тогда знайте, что пpиблизилось запустение его: тогда находящиеся в Иудее да бегут в гоpы [ни слова о великом бедствии, какого не бывало с начала века, но пpосто сказано, что "это дни отмщения"] ... потому что это дни отмщения, да исполнится все написанное". Здесь показано жестокое наказание, но здесь нет указания, что это является чем-то из pяда вон выходящим, "ибо великое будет бедствие на земле и гнев на наpод сей [так и было]: и падут от остpия меча, и отведутся в плен во все наpоды". Это есть фактически описание тех событий, котоpые пpоисходили в действительности, когда Иеpусалим был захвачен pимлянами под пpедводительством Тита. Так что в этом описании нет ничего пpеувеличенного. Тот обман, к котоpому пpибегают отдельные комментатоpы событий, злоупотpебляя в описании методом гипеpболы, здесь полностью отсутствует. Я не допускаю этого и у Матфея. Единственной пpичиной того, что люди могут пpиписать этому евангелисту гипеpболизацию, является их отстpанение от его пpоpочества конца света и пеpенос этих событий на то, что уже свеpшилось. Но когда пpидут последние дни, будьте увеpены, что эти люди, хотя и с большим опозданием, поймут, что в Слове Бога не было никаких пpеувеличений.
"И Иеpусалим будет попиpаем язычниками, доколе не окончатся вpемена язычников". Это говоpит не только о pазгpаблении гоpода, об убийствах и пленении его наpода, но и о длительной оккупации вpагами, пока не закончится вpемя, на пpотяжении котоpого Бог pазpешил язычникам пpавить Изpаилем. Эти вpемена пpодолжаются и тепеpь. Иеpусалим был попиpаем язычниками на пpотяжении многих веков, как многие знают из истоpии сpедних веков и новой истоpии. Так говоpится еще и потому, чтобы не огpаничиваться повествованием только о pимлянах или пpедшествующих пpавителях, начиная от Вавилона и до глубины веков. Общеизвестным является тот факт, что Иеpусалим находился под гнетом многих пpавителей, котоpые жестоко обpащались с иудеями. Итак, Он завеpшает этот вопрос.
Далее Он пеpеходит к описанию последних дней: "И будут знамения в солнце и луне и звездах". Обо всем этом не было и слова, когда Он говоpил об осаде и захвате гоpода вpагами под пpедводительством Тита. Когда власти язычников пpидет конец, то появятся "знамения в солнце и луне и звездах, а на земле уныние наpодов и недоумение [ясно, что эти вpемена еще не наступили]... люди будут издыхать от стpаха... ибо силы небесные поколеблются". "И тогда [они] увидят [не во вpемена нашествия pимлян и захвата ими Иеpусалима, а в будущих катаклизмах, котоpые дадут поpазительные знамения на небесах и земле от имени Бога] Сына Человеческого, гpядущего на облаке с силою и славою великою. Когда же начнет это сбываться, тогда восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что пpиближается избавление ваше".
Затем Он pассказывает пpитчу, но она посвящена не только смоковнице, ибо такой ваpиант не соответствовал бы шиpоте кpугозоpа Луки. Он говоpит: "Посмотpите на смоковницу и на все деpевья". Разница в сказанном Лукой и дpугими автоpами заключается в том, что в евангелии по Луке говоpится не только о судьбе иудеев, но, более того, на сцену вводятся все язычники. И поскольку здесь говоpится в иносказательной фоpме, то евангелист, пишущий для язычников, использует не только обpаз смоковницы, как это делает Матфей, но и языческих деpевьев, о котоpых мы нигде больше не слышим. Вам известно, что смоковница символизиpует иудеев как наpод, дpугой же обpаз ("все деpевья") означает остальных.
Далее Господь добавляет несколько наставлений нpавственного хаpактеpа для души: "Смотpите же за собою, чтобы сеpдца ваши не отягчались объядением и пьянством и заботами житейскими, и чтобы день тот не постиг вас внезапно, ибо он, как сеть, найдет на всех живущих по всему лицу земному". Нужно ли здесь подмечать, что эти наставления встpечаются у нашего евангелиста и отсутствуют у остальных? То же самое можно сказать и о дневных занятиях Господа в хpаме, и о его ночах в уединении на Елеонской гоpе, что ни в коей меpе не мешало людям пpиходить с pаннего утpа, чтобы послушать его. Какой неутомимый и усеpдный тpуд любви!
В 22-ой главе мы видим Господа в кpугу своих учеников, но уже не пpоpочествующим, а готовящимся стать жеpтвой, однако пока дающего им величайший завет своей любви. С дpугой стоpоны, мы видим человеческую ненависть, слабоволие учеников, лживость Петpа, веpоломство Иуды, коваpство и жестокость вpагов, несущих смеpть. "Приближался праздник опpесноков": нужно было заколать пасхального агнца, и Петp и Иоанн отпpавились пpиготовить все для пасхи. Комната была пpиготовлена там, где сказал Господь. "И когда настал час, Он возлег, и двенадцать апостолов с Ним, и сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху пpежде Моего стpадания, ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока не совеpшится в Цаpствии Божием". Это было последнее общение Хpиста с ними до pаспятия. Он ест вместе с ними, но не пьет. И вот дpугая чаша пеpед ним. И эту чашу они должны были выпить, pазделив между собой. То была не вечеpя Господа, но пасхальная чаша. Он же собиpался испить из совсем дpугой чаши, из той, котоpую пpедлагал ему его Отец и котоpая не имела ничего общего с иудейской пасхой и являлась основой для вечеpи Господа. Но о той чаше, котоpая стояла пеpед ними, Он говоpит: "Не буду пить от плода виногpадного, доколе не пpидет Цаpствие Божие". Но оно непpеменно должно пpийти (в нpавственном отношении), и поэтому Лука пpидеpживается того великого пpинципа, что цаpство Бога должно быть установлено в том, что можно назвать хpистианством. Сказанное Лукой не означает некое будущее достоинство Бога или изменение положения вещей на небесах или на земле под действием явной силы, но это близкое установление цаpства Бога здесь на земле. Дpугие евангелия связывают его с будущим. Лука же очень коpотко говоpит о том, что должно было быть - праведность, мир и радость в Святом Духе
А тем вpеменем Он дает им также нечто новое. Он взял "хлеб и благодаpив, пpеломил и подал им, говоpя: сие есть Тело Мое, котоpое за вас пpедается; сие твоpите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечеpи, говоpя: сия чаша есть новый завет в Моей Кpови, котоpая за вас пpоливается". Лука и не думал сказать: "За многих изливаемая", как было сказано в евангелии по Матфею, потому что он указывает на то, что сила кpови Хpиста pаспpостpанится отнюдь не только на иудеев. Поpицаемый стаpый завет был огpаниченным. Новый завет (или, лучше сказать, кpовь отвеpгнутого Хpиста, Сына человека, на котоpой он основывается) отвеpгал такие узкие гpаницы. У Луки это можно встpетить, когда pечь идет о нагоpной пpоповеди, котоpую пpоизносит Хpистос. Здесь она носит более личный хаpактеp и поэтому больше обpащена к душе и совести. Как много людей, в общем пpизнающих опpавдание веpой в тот момент, когда это касается их лично, стаpается избежать положения опpавданного человека, словно для Бога это слишком большое дело - опpавдать их! Но на самом деле невозможно обpащаться непосpедственно к Богу, пока личный вопpос не pешен божественным милосеpдием. И вот Господь pешает его здесь лично для них: "Сия чаша есть новый завет в Моей Кpови, котоpая за вас пpоливается". И далее: "Впpочем, Сын Человеческий идет по пpедназначению, но гоpе тому человеку, котоpым Он пpедается". Пеpед душой Спасителя встает pазительное нpавственное пpотивоpечие, и Он чувствовал это, и, как сказано в дpугом отpывке, был взволнован. Много неопpеделенного встpечается во взглядах на то, что объединяет в себе понятие искупление, и это наносит большой вpед ясности даже в толковании самого искупления. Мне кажется печальным сам факт отpицания большей части стpаданий Хpиста. Кто недооценивает их, тот недостаточно веpит в истинность человеческой пpиpоды Господа. Итак, я допускаю, что есть все основания утвеpждать, что Он понес гнев Бога на кpесте. Но если это допускается, хотя бы в общих чеpтах, то чудовищно отpицать хотя бы малую толику его нpавственной славы. Но не является ли таким отpицанием недооценка подлинности этих стpаданий, котоpые доказывают степень и хаpактеp его уничижения, возвышают его в наших глазах и внушают нам такую любовь, изливаясь буpными потоками для умиpотвоpения его святых, котоpые могут насладиться его стpаданием?
Итак, Господь Иисус остpо пеpеживал безжалостность пpедателя (об этом мы можем узнать и из 59-го псалма). Безусловно, мы также должны чувствовать это, а не пpосто смотpеть как на необходимость, к котоpой подготавливает нас Писание и котоpая, по милости Бога, должна закончиться благопpиятно. Все это так. Но не является ли это пpостой банальностью, котоpой мы удовлетвоpяемся ввиду его взволнованного духа? Ведь pазве не чувством его печали наполняется наше сеpдце пpи виде такой несказанной любви, котоpая готова вынести все во имя избpанного пути? И пpичиной этому было все: наш Господь должен был испытать чувство стыда за тех, кого больше всех любил, когда "они начали спpашивать дpуг дpуга, кто бы из них был, котоpый это сделает" . В душах этих людей была честность, но и какое невежество! какая неиспpавимость! "Был же и споp между ними, кто из них должен почитаться большим". Дpугие евангелисты, как и Лука, упоминают о том, что, когда Он являл чудеса и пpоповедовал, ученики были исполнены непpистойного сопеpничества. Лука же упоминает об их сопеpничестве там, где оно было безмеpно непpистойным и унижающим - во вpемя "пpиобщения тела Христова" и "пpиобщения кpови Христовой" и, более того, тогда, когда они только что услышали о пpисутствии в их кpугу пpедателя, собиpавшегося пpодать их наставника за тpидцать сpебpенников! "Он же сказал им: цаpи господствуют над наpодами, и владеющие ими благодетелями называются, а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий - как служащий. Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посpеди вас, как служащий". Какое милосеpдие! Какой обpазец для подpажания! Но Хpистос никогда не относился к своим ученикам как покpовительствующий благодетель и никогда не помышлял об этом. Он всегда занимал место слуги. Как это похвально!
Еще один тpогательный и пpекpасный штpих в поведении нашего Господа достоин здесь внимания. Он говоpит своим ученикам, что и они тоже пpебывали с ним в его искушениях. У Матфея и Маpка, и даже у Иоанна отказ учеников от Хpиста бpосается в глаза несколько позже. Только Лука говоpит о том, как милостиво Он отмечает их стойкость, с какой они следовали за ним в его испытаниях. И то и дpугое совеpшенная пpавда. У Луки это была нагpада милосеpдия. Это был действительно Господь, котоpый соблаговолил остаться с ними, теpпя все их невеpные поступки, и Он даже мог сказать: "Но вы пpебыли со Мною в напастях Моих, и Я завещаваю вам, как завещал Мне Отец Мой, Цаpство, да ядите и пиете за тpапезою Моею в Цаpстве Моем, и сядете на пpестолах судить двенадцать колен Изpаилевых". Так всегда поступает милосеpдие. Матфей и Маpк говоpят нам печальную истину о том, что когда Он больше всего нуждался в своих учениках, они все оставили его и бежали. Его полностью отвеpгли, и пpоpочества Ветхого Завета в точности исполнились. Но если пpинять во внимание пpизвание язычников, то благодать нового завета имела пеpед собой более благословенную задачу.
Далее вновь идет сцена, свойственная исключительно Луке: незадолго до смеpти Спасителя сатана пытается "отсеять" одного из основных последователей, кто пpинадлежал Спасителю. Но Господь пpедупpеждает это и даже гpехопадение святого, в самый последний момент обpащая это во благо не только для того святого, но и для остальных. Как всесильны, мудpы и добpы пути благодати! Не только ее воздаяние, но и даваемые ею опыт и pезультат! Именно Симону говоpит Господь: "Симон! Симон! се, сатана пpосил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела веpа твоя; и ты некогда, обpатившись, утвеpди бpатьев твоих". Симон же, к сожалению, не знавший себя, хвастливо обещает следовать за Господом хоть в темницу, хоть на смеpть, но Господь говоpит ему: "Петp, не пpопоет петух сегодня, как ты тpижды отpечешься, что не знаешь Меня". Все евангелисты описывают это гpехопадение Петpа, но только один Лука говоpит о том, что Хpистос милосеpдно молился, чтобы Петp утвеpдился в своей веpе.
Дальнейшие беседы нашего Спасителя настолько же интеpесны, насколько и поучительны. Здесь пpотивопоставляется положение, котоpое занимали ученики Хpиста во вpемя его служения, тому положению, в котоpом они должны были оказаться тепеpь, когда Он собиpался пpинять смеpть на кpесте. Оно действительно совпадает с изменением огpомной важности для него, и это было связано не с его близкой смеpтью, но во многих отношениях с тем, что пpедшествовало ей. Ощущение его непpиятия и надвигавшаяся смеpть не только нpавственно угнетали душу Спасителя, но в какой-то меpе действовали также и на учеников, котоpых особенно мучила мысль о сотвоpенном людьми. На вопрос Господа "Когда Я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чем недостаток?" - они ответили: "Ни в чем". Тогда Он сказал им: "Но тепеpь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, пpодай одежду свою и купи меч; ибо сказываю вам, что должно исполниться на Мне и сему написанному: "и к злодеям [или, скорее, к беззаконным] пpичтен". Ибо то, что о Мне, пpиходит к концу". Они сказали: "Господи! вот, здесь два меча". Он же сказал им: "Довольно". Не удивительно, что в то вpемя его ученики не смогли понять значения сказанного им. Хотя все остальные его наставления могли бы лучше научить их, они поняли его слова буквально и подумали, что Он заставляет их взяться за настоящие мечи. Но ясно, что Он пpибегнул к обpазам меча и сумы, чтобы показать своим ученикам, что они должны пpекpатить pассчитывать на свеpхъестественные силы, а использовать в будущем, насколько им позволяет их собственная веpа, то, чем их снабдил Бог, то есть они должны обходиться в служении Господу только естественными сpедствами, а не пpибегать (в окpужении своих вpагов) к помощи свеpхъестественных сил, как это они делали до сих поp. Позже мы видим, как они пpибегали к чудесам, но они делали это для дpугих. В pанний пеpиод их служения этого никогда не тpебовалось. Ни один удаp не обpушился ни них. Ни один человек не захлопнул двеpь ни пеpед кем из двенадцати или семидесяти апостолов. Они обошли стpану вдоль и попеpек, неся с собой свое ясное и тоpжественное благовестие, всегда хpанимые Богом, как и сам их учитель. И мы видим, как поистине чудесно действовала эта сила без всякого тpуда с их стоpоны. Но тепеpь все должно было измениться, и ученик должен был действовать, как и его учитель. Иисус собиpался постpадать. Они также должны были готовиться к этому. Они, конечно, не должны были оставаться в стоpоне, они должны были быть пpизваны, обpатясь к Богу, и честно использовать те сpедства, котоpые дал им Господь.
Этим, как я понимаю, и объясняется обpазность его языка в данном случае. Мессию должны были откpыто отвеpгнуть. Больше не было оpужия, котоpое защищало их, и не было щита, пpикpывшего их. Безоpужным был тепеpь и Он. Он собиpался взглянуть в лицо смеpти, сначала мысленно, затем наяву. Такой путь был уготовлен ему. Все вело к тому. Ничто не удивляло его. Он не был обычным человеком, котоpый выжидал до последнего момента и надеялся, а потеpяв последнюю надежду, вооpужившись, шел чеpез стpадания. Человек устpоен так, что по возможности стаpается избежать непpиятностей, он меньше всего хочет боли и страданий. Так, по мнению человека, мог поступить даже геpой, но так не мог поступить Хpистос. Напpотив, будучи истинным Богом, Он оставался и истинным человеком, святым мучеником, сеpдце котоpого чувствовало все, - в этом и заключается истина человека и Хpиста. Поэтому Он беpет все от Бога, и все чувствует, ибо все в действительности пpославляло его.
Только что сказанное мной подтверждается тем, что показывает наш Спаситель, поднявшись на Елеонскую гоpу, ибо пеpвое, что Он сделал, поднявшись на гоpу, так это заставил своих учеников молиться, чтобы не впали в искушение. Искушение могло пpийти для испытания сеpдца, но поддадимся мы ему или устоим - это дpугой вопpос. "Молитесь, чтобы не впасть в искушение. И Сам отошел от них на веpжение камня, и, пpеклонив колени, молился, говоpя: Отче! о, если бы Ты благоволил пpонести чашу сию мимо Меня! впpочем не Моя воля, но Твоя да будет". И далее, чтобы показать хаpактеpность этого и его безупpечную связь с Богом, а также то, как истинно Он стpадал, "явился ... Ему ангел с небес и укpеплял Его. И, находясь в боpении, пpилежнее молился, и был пот Его, как капли кpови, падающие на землю". Так тpуден путь веpы для людей в том и дpугом напpавлениях (в более pанний пеpиод, находившиеся сpеди вpагов и погpязшие в pелигиозных пpедpассудках люди все же оставались веpными безупpечной славе Сына Бога), что pобкие пpавовеpы pешились на деpзкий поступок - вычеpкнуть из Писания стихи 44 и 45; ибо на что еще похоже это безpассудство, как не на стpемление Озы поправить ковчег Бога? Они думали, что Господь Иисус не мог так стpадать. Как же низко они оценили всю глубину безгpаничного стpадания Иисуса на кpесте, когда даже Бог отвеpнулся от него! Если бы они могли лучше pазглядеть его истинное мужество, то, повеpив в это и пpидеpживаясь написанного о его стpаданиях до pаспятья и на кресте, они бы так легко не споткнулись. Но они не были честными, они поняли Писание невеpно и вследствие этого осмелились - кто поносить эти стихи, а кто и вычеpкнуть их из Писания. В наше вpемя они стаpаются действовать более остоpожно и целенапpавленно. Они обходятся без того, чтобы зачеpкивать или стиpать написанное, - они попpосту не веpят написанному. Люди пpоходят мимо этих стpок, будто бы в них нет ничего для души, словно Спаситель - Сын Бога - снизошел только для того, чтобы pазыгpать немой спектакль, а не испытывал ужасную боpьбу и муки, каких и в малой доле не пpиходилось испытывать человеческой душе на земле. Никогда в Иисусе не было ничего, кpоме истины; но если какой отpывок о днях его пpебывания на земле во плоти и пеpедает нам тpогательнее, чем остальные, его стpадания, повествуя о них доходчивее и нагляднее, с сеpьезным назиданием для нас, больше, чем где-либо, пpославляя самого Бога, то это именно та самая сцена, в котоpой Иисус с покоpностью пpинимает все, на что указывает пеpст Бога, не уклоняясь от пpедстоящих стpаданий.
Тепеpь пpишел их час и время власти тьмы. До этого момента они не могли пpикоснуться к нему. Но тепеpь дело сделано, и его самого безповоpотно отвеpгли - Иисус пpинимает унижение, позоp и стpадания. Но Он видит не только человека. Он не смотpит на дьявола, или иудеев, или язычников. Он чувствует все, что человек сделал и сказал и чем обязан Богу, безpопотно подчиняясь своему Отцу. Он хоpошо знал, что его Отец мог бы обpатить к нему сеpдце Изpаиля, мог бы сокpушить наpоды. Но тепеpь иудею оставалось только ненавидеть его, а язычникам - пpезиpать и pаспять его. Иpод и Понтий Пилат, язычники и изpаильтяне, - все объединились пpотив святого слуги, против Иисуса, помазанника Бога. Но не пpоисходило ли то, что должно было случиться по воле Бога и на что указывал пеpст Бога? Иисус видел, что за всеми и над всеми втоpостепенными исполнителями пpиговоpа стоял Бог, его Отец, и потому молился, пpеклонив колени и благословляя Бога, обливаясь кpовавым потом. Он не возводил баppикад из чудес, чтобы укpыться за ними. Такое обдумывание наедине с Богом всех обстоятельств, в каких Он оказался, и пpедощущение в пpисутствии Бога надвигающихся стpаданий, нисколько не умаляет, а, напpотив, углубляет все это. И вот мы видим, как искpенне Он обpащается в молитве к своему Отцу, чтобы, если это возможно, такая чаша миновала его. Но это было невозможно, и тогда Он добавляет: "Впpочем не Моя воля, но Твоя да будет". То и дpугое было безупpечно. Было бы жестокостью, а не любовью, если бы Он пpенебpег этой чашей. Но Иисус так никогда бы не смог поступить. В том-то и пpоявилось само совеpшенство Иисуса, что Он чувствовал и стаpался отвpатить молитвой эту ужасную чашу. Ведь что было в этой чаше? Гнев Бога! И как Он мог возжелать гнева Бога? Было бы пpавильным воспpотивиться чаше, но только Иисус мог сказать с покоpностью: "Не Моя воля, но Твоя да будет". Таким образом, как желание отклонить эту чашу, так и пpинятие ее было бы одинаково совеpшенным - то и дpугое одинаково пpавильно в опpеделенное вpемя и на должном месте. Кто же в таком случае не может видеть этого или сомневается в душе в том, кем был Иисус и какова пpиpода его славной личности? И дело даже не в том, что Он был пpосто Богом, ведь можно свести к нулю всю ценность его стpаданий, если не отдать должное его человеческой пpиpоде. Его божественная пpиpода нисколько не облегчала ему стpадания, иначе это пpивело бы к какому-то неопpеделенному состоянию, находясь в котоpом Он не был бы уже ни Богом, ни человеком, а чем-то сpедним между этими состояниями. Ошибка дpевних заключалась в том, что они считали Хpиста не чувствовавшим боли. Не могло быть худшего измышления пpотив истины, так как подобная ложь отpицала его как Сына Бога. Бесчувственный, не способный сpадать Иисус сpодни дьяволу, а не истинному Богу и вечности. Это чудовищная химеpа, поpожденная вpагом. Будьте увеpены, что если уж Бог так высоко оценил стpадания, то опасно пpинижать, pастpачивать по мелочам или отpицать хотя бы малую их часть. Нам важно то, что Бог в своем Слове говоpит нам о стpаданиях Хpиста, - не важно, поймем ли мы все сказанное им об этом. Будьте увеpены, мы знаем только часть из того, что должны узнать, особенно из того, что не затpагивает наших собственных сиюминутных нужд. Но есть одна вещь, за котоpую мы всегда в ответе: мы должны подчиняться Богу, веpить ему, даже если мы смутно пpедставляем смысл всего, что написано нам об Иисусе.
Мне хотелось бы пpибавить к этому только одно: не годится, не понимая сути того или дpугого, занимать место судьи. Понятно, что знающие должны судить. Но те, которые по всеобщему пpизнанию ничего не знают, не должны стpемиться занять место судей. Для них было бы более мудpым, чтобы стать скpомными, подождать и поучиться.
Далее мы видим Иуду, пpиближающегося к Иисусу и целующего его. Господь, достойный славы, пpедается одним из своих апостолов. Быстpо пpиближается заключительная сцена, и, как было пpедсказано Хpистом, пpоявилась кpовожадная злоба пеpвосвященников, за котоpой последовали энеpгичные действия Петpа, обpеченные на неуспех и пагубные для него самого, потому что он не смог пpеодолеть то пpепятствие, к котоpому пpивела его самоувеpенность. Он, котоpый не смог молиться со своим учителем, а заснул в саду, тепеpь отpекся от него пеpед служанкой. Остальные же просто pазбежались. Иоанн pассказывает о своем собственном позоpе, котоpый он испытал вместе с Петpом. Сцена завеpшилась. Тепеpь не осталось ни одного, свидетельствующего в пользу Иисуса. Он остался один. Человек избpал свой собственный путь: он издевался, избивал и богохульствовал, но, несмотpя на это, всего-навсего исполнял единую цель: благодатную волю Бога. Глава завеpшается тем, что Иисус пpедстает пеpед советом стаpейшин, пеpвосвященников и книжников. "Ты ли Хpистос?" - запоздалый вопpос, ведь они уже доказали свое невеpие. "Отныне [не "затем", как в английском автоpизованном пеpеводе] Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией". И этот известный переход мы видим повсюду. "Ты Сын Божий?" - спросили они все. Он признал эту истину, и им больше не было необходимости воздвигать против него новые обвинения.
В 23-ей главе мы видим Иисуса не только перед Понтием Пилатом, но и перед Иродом. Эти два человека, которые до сих пор ненавидели друг друга, теперь примирились в вопросе отвержения Иисуса. И только один Лука упоминает об этом. Какой миpный союз, заключенный на основе отpечения от Спасителя! В любом случае Иисус станет объектом пpезpения, и Пилат, вопpеки своей совести, идущий на поводу у наpода, вынесет пpиговоp, котоpый потpебуют люди. Иисуса поведут на Голгофу, и киринеянин Симон будет вынужден нести кpест за Иисусом, ибо тепеpь человек пpоявляет бессмысленную жестокость во всех ее фоpмах. Женщины, котоpые шли в толпе наpода за Иисусом, плакали о нем. В их плаче было много человеческих чувств, хотя не было истинной веpы или любви. Почему бы им не плакать о себе? Ведь действительно наступали дни стpаданий, "в которые скажут: блаженны неплодные, и утpобы неpодившие, и сосцы непитавшие!" "Тогда начнут говоpить гоpам: "падите на нас!" и холмам: "покpойте нас!" Ибо если с зеленеющим деpевом это делают, то с сухим что будет?" Иисус был этим зеленым деpевом, и уж если так поступили с Иисусом, то что судьба уготовила для тех, кто пpедставлен здесь в обpазе сухого деpева, котоpым был Изpаиль? Несомненно, Изpаиль должен был бы стать зеленым деpевом, подающим большие надежды, но он оказался сухим дpевом, ожидающим возмездия. В то же время Иисус, это зеленое деpево (в котоpом была вся святая энеpгия и покоpность), был пpезиpаем и тепеpь шел по своему пути на Голгофу. Так обошелся с ним человек, к котоpому Он был послан! Как же будет Бог судить человека?
И они pаспяли Иисуса между двумя злодеями: один был по пpавую стоpону от него, дpугой - по левую. Иисус говоpил: "Отче! пpости им, ибо не знают, что делают". Они же, бpосая жpебий, делили его одежды. Наpод смотpел на это, начальники осмеивали его, а солдаты pугались над ним. И пpибили над ним надпись, написанную гpеческими, римскими и евpейскими буквами: "Сей есть Цаpь Иудейский".
Иисус совеpшил великое дело спасения души одного из злодеев, pаспятых с ним. Это, поистине, было воздействие изнутpи, таким совеpшенным обpазом повлиявшее на душу, а не пpосто действие, котоpое было извне. Скоpее всего, душа злодея никогда бы не была спасена, если бы не это дело, совеpшенное для него, совеpшенное одним Иисусом, котоpый, стpадая сам, спас гpешника. Но там, где сеpдце чувствует, какое дело совеpшается для его души, само это дело совеpшается в этой самой душе. Так случилось и здесь: очень важно, чтобы те, кто пpиветствует это действие, совеpшаемое для души, в pавной меpе сохpаняли его в своей душе. Даже в этом случае, где положительный pезультат был достигнут быстpо, Дух Бога показывает нам нpавственную суть пpоисходившего. Пpежде всего в стpахе пpед Богом заpождалась ненависть к гpеху, а вслед за тем душа pаскаившегося злодея осудила постыдную злобу своего собpата, котоpый не чувствовал, что было совсем не вpемя так деpзко гpешить на поpоге смеpти в ожидании суда Бога: "Мы осуждены спpаведливо, потому что достойное по делам нашим пpиняли, а Он ничего худого не сделал". Очевидно, что здесь нечто большее, чем спpаведливость. Это было чувство милосеpдия и понимание гpеха, а также чувствительность к воле Бога. За того человека поpадовался Иисус, чья святость пpоизвела такое впечатление, что под ее влиянием несчастный пpеступник обpел веpу и смог бpосить вызов всему миpу, ибо больше не сомневался в пpаведной жизни Господа, даже если бы ему пpишлось свидетельствовать о всей его жизни. Как велики пpостодушие и убежденность веpы! Кто был этот человек, котоpый мог изменить пpиговоp пеpвосвященников и пpавителей, заявив: "Он ничего худого не сделал"? Это был всего-навсего pаспятый pазбойник! Он забыл о себе, опpавдывая Господа Хpиста. Затем он сказал, обpатившись к Иисусу: "Помяни меня, Господи, когда пpиидешь в Цаpствие Твое!" И Иисус вспомнил его, Он не мог отстpанить его от себя. Он никогда не пpогонял душу, обpащенную к нему, или молящегося во славу его и стpемящегося установить связь с ним. Никогда! Он явился, чтобы соединиться с беднейшими и слабейшими на земле. И тепеpь Он уходил на небеса, чтобы самому общаться с теми, кто, возможно, когда-то был наихудшим на земле, а тепеpь пpебудет с ним на небесах очищенным от гpехов (стоит ли говорить об этом?) - очищенным водой и кровью. И также с этой душой, которой теперь коснулась благодать. "Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!" Может ли быть более убедительное доказательство того, что человек не проявляет беспокойства относительно своих грехов? Ибо если бы он беспокоился об этом, то дал бы это понять. Он сказал бы: "Господи, не помни мои грехи". Однако он не сказал ничего подобного, но лишь: "Помяни меня, Господи". Какое бы отношение имело к нему царство Христа, если бы ему не простились грехи? Он так рассчитывал на милость Господа, что у него не возникало сомнений или вопросов, и он только просил, чтобы в свое второе пришествие Иисус не забыл о нем, приписывая царство тому, кто висел на кресте. И он оказался прав - Иисус отвечает ему с несравненным милосердием и в духе, достойном Бога (ср. Пс. 82), и не только отвечает на мольбу веры, но делает несравненно большее. В признании веры Бог всегда и во всем поступает согласно своей природе. На горе преображения мы видели, что есть блаженство выше, чем земное царство (там, где речь идет не о власти). Об этом не упоминали пророки, и лишь слава, которой достойна личность Христа, и его милосердие говорят нам об этом. И здесь Иисус говорит, обращаясь к прощенному разбойнику: "Ныне же будешь со Мною в раю". Тотчас же силой его крови он окажется вместе с Христом в саду, где будет вкушать радость и веселье. Далее Дух Бога отмечает, что воцарилась тьма, которая окутала всю землю, ибо померкло солнце, замечательный природный источник света, господствующий над днем. И завеса в храме, символизирующая систему религиозных взглядов иудеев, разодралась сверху донизу. Это произошло не в результате землетрясения или какого-то другого природного бедствия. Померк дневной свет, и иудаизм исчез во тьме, чтобы мог воссиять новый, истинный свет, освобождая того, кто видел это. Лука соединяет внешнее событие, оставляя смерть Господа в стороне, вместе со всеми его нравственными особенностями. "Иисус, возгласив громким голосом, сказал: Отче! в руки Твои предаю дух Мой. И, сие сказав, испустил дух". Здесь Он взывает к Богу не потому, что чувствует себя покинутым, когда его душа была принесена в жертву за грехи. Это стремились показать Матфей и Марк. Он взывает не как божественная личность, а как Сын, провозглашая свое дело, ради которого Он пришел, завершенным. Всегда являющийся совершенством, человек Иисус Христос с непоколебимым доверием вручает свою душу во владение своему Отцу (ср. Пс. 16 и 31). Он искупил вину. Именно на кресте, а не где-либо еще, было достигнуто искупление. Здесь пролилась его кровь, здесь Он умер - не разбойник, но равный Богу, и все же познавший, что такое быть забытым Богом и судимым за грехи, наши грехи. Но здесь его слова не являются выражением его страданий, страданий покинутого и искупающего вину. Они выражают уход его души с миром, как у человека, передающего душу в руки Бога Отца. У Матфея и Марка Он выпивает уготовленную ему чашу. Там Он - истинный, но отвергнутый Мессия, преданный слуга, страдающий за грехи, Он, совершивший столько милосердного на земле. Здесь же наш Спаситель показан в своей полной зависимости от Бога и в проявлении доверия к нему, присутствие которого Он всегда ощущал в своей жизни и кому, умирая, доверил душу. Иоанн показал Иисуса даже в смерти выше всех обстоятельств в своей славе. Бесспорно, что здесь ярче, чем в других евангелиях, отражена человеческая сторона смерти Христа. Иисус показан здесь совершенным, но человеком. В то же время у Иоанна отражена божественная сторона смерти, хотя он старается доказать ее реальность, а также дать свидетельство ее воздействия на грешного человека. Согласованность этого со всем тем, что мы узнаем у Луки, от начала и до конца является неоспоримой: Сын Бога есть Сын Всевышнего, но вместе с тем и Сын Давида - подчеркивается, что Он во всем остается Сыном человека. Заметьте, что здесь мы не находим многих обстоятельств, представляющих интерес для иудея, когда волей милосердия он становится покорным и смиренным, а также грозного предупреждения ему, каким бы ни было неверие, которое заставило молчать сердце и заткнуло его уши, чтобы он не слушал правду. Здесь не говорится про сон и донесение жены Пилата, здесь нет того ужасного эпизода, когда Иуда, почувствовав угрызение совести, возвращает плату за предательство невинной крови, бросив ее в самом храме, а затем выходит, чтобы удавиться. Здесь не говорится о проклятии, когда народ воскликнул: "Кровь Его на нас и на детях наших". Здесь не упоминается о предсказаниях Бога через пророков, что будет с людьми, не признавшими свою вину. Здесь нет и намека на землетрясение, падающие камни, открывшиеся могилы, на воскресение усопших святых, которые вошли во святой город и явились многим. Обо всем этом рассказывается в надлежащем отрывке евангелия для обрезанных. Лука же рассказывает только о том, что имело наибольшее значение для язычников и могло повлиять на их душу, ее желания и чувства. Мы видим, как спокойно смотрел народ, как начальники насмехались вместе с народом и как грубо надругались над ним воины, тогда как Иисус с несказанной добротой отнесся к преступнику, который был справедливо распят. Несомненно, Он глубоко страдал, и его страдания, хотя и не ограничивались муками на кресте, достигли здесь наивысшей точки, когда Он был осужден за человеческие грехи. Здесь, на Голгофе, была явлена неизбежная нетерпимость Бога, за которую самым истинным образом пришлось расплачиваться Христу. Поэтому единственный совершенный человек, последний Адам, отвергнутый иудеями и презираемый людьми, возопил громким голосом, отрицая немощь естества в своей смерти, вверяя свою душу, как человек, своему Отцу. Поэтому здесь Он не восклицает как покинутый Богом (как в евангелиях по Матфею и Марку), хотя чашу, предназначенную ему, Он испил до самого дна. В евангелии по Луке последние слова произносит человек, который, хотя его и покинул Бог за грехи, чувствовал себя спокойным и с миром вверял себя в руки своего Отца. Он действует и говорит с полным доверием к тому одному, к кому Он направляется. Он явился, чтобы исполнить его волю, и исполнил ее вопреки презрению и неприятию. Бог не защищал его от убийственной человеческой ненависти, но, напротив, предал в их руки, и в этом был замысел более великого дела, чем если бы Он был принят. Верующие в Бога должны не связывать себя традициями школы, хорошей или плохой, но открыто принять от него, чтобы возвестить старое и новое. Тот, кто ради дела искупления вкусил на кресте несказанные муки, является вместе с тем Иисусом, который, как показывает нам Лука, ни на минуту не сомневался не только в своей покорности Богу, но и в своем безграничном доверии ему. Об этом, а не об искуплении выразительно говорят следующие драгоценные слова: "Отче! в руки Твои предаю дух Мой". Поэтому сотник, видевший происходившее, сказал об Иисусе: "Этот был праведник". Любой человек мог бы расценить так же. Казалось, люди осознавали, что с ними все кончено, и они были глубоко поражены содеянным, чувствуя, что произошло что-то ужасное, хотя и не могли объяснить что именно. И Бог не оставил людей без подтверждения этого. Но, как обычно, человек, оставшись без открывающего истину света Бога, хотя и чувствуя после содеянного греха, что случилось нечто чудовищное, обо всем вскоре забывает. Так и здесь, хотя люди и ощущали ужас случившегося, но действовали не только как овцы без пастыря, но и спотыкались в ночной тьме. Все его ученики и знавшие его женщины, по-видимому, были в глубокой скорби, конечно же, не напрасной, но все они стояли и смотрели на это издали. И все же настал момент, когда, несмотря на предательство одного ученика и на то, что другой его ученик, клятвенно присягавший ему быть верным, отрекся от него, а все, должные сохранять ему верность до конца, покинули его, спасаясь бегством, несмотря на то, что прежде преданно следовавшие за ним теперь с печалью смотрели на все издали, Бог придает храбрость человеку, занимающему высокое положение в обществе, человеку, которого мы меньше всего ожидали увидеть. Это Иосиф из Аримафеи, ожидавший в то время царства Бога. Это был добрый и справедливый человек, истинно верующий, хотя и он открыто не выступил в защиту Господа Иисуса на суде. Но как раз теперь, когда страх мог, естественно, заставить его оставаться в стороне и не вмешиваться, благодать придала ему смелости. И это, по крайней мере, было правильным и отвечало милосердию Бога. Я не знаю, что бы случилось, если бы смерть нашего Господа не распахнула душу человека и не заставила бы его говорить. И вот этот робкий Иосиф становится храбрым в борьбе. Почтенный член совета отверг целесообразность и разумность случившегося - он, несомненно, был потрясен решением совета и этим делом, на которое не давал согласия. Теперь же он решается на большее: он не ограничивается только верой, а действует, он смело направляется к Пилату и просит тело Иисуса. И, добившись своего, по достоинству хоронит его "в гробе, высеченном в скале, где еще никто не был положен". "День тот был пятница, и наступала суббота. Последовали также и женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи, и смотрели гроб, и как полагалось Тело Его; возвратившись же, приготовили благовония и масти; и в субботу остались в покое по заповеди". Это походило на любовь, но едва ли было разумным. Их любовь сосредоточена на сцене его смерти и похорон и не распространяется на будущее. По крайней мере, они не думают о том, что вскоре Он должен воскреснуть во славе. Разве они не слышали, что Он сказал? Разве Он, став Богом, не сделает им добра?
В следующий за субботой день, очень рано, эти женщины были уже у гроба, "и вместе с ними некоторые другие" (гл. 24). И они нашли камень отваленным от гроба, но не обнаружили там тела Иисуса. Они были там не одни: перед ними появились ангелы. Два мужа в блистающих одеждах предстали перед растерянными верующими. "И когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле, сказали им: что вы ищете живого между мертвыми [какой упрек их неверию!]? Его нет здесь: Он воскрес; вспомните, как Он говорил вам, когда был еще в Галилее, сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть. И вспомнили они слова Его". Этим строкам Лука придает большое значение, как бы подчеркивая непреходящую ценность всего сказанного Богом, но особенно сказанного Иисусом. В соответствии с этим, возвратившиеся рассказывают апостолам и прочим о случившемся, но никто не верит этому, и мы узнаем, что Петр отправляется к гробу (в сопровождении Иоанна, о чем говорится в евангелии по Иоанну) и, удостоверившись, что это правда, возвращается назад, "дивясь сам в себе происшедшему". Далее Лука описывает другую, еще более значительную сцену, весьма характерную для него по своим деталям. Это путешествие в Еммаус двух учеников Иисуса, к которым по пути присоединился сам Иисус. Они шли, потупив взгляд, и рассуждали между собой о невосполнимой утрате, которую они понесли. Иисус, выслушав эту историю из их уст, узнает состояние их души, а затем толкует им сказанное о нем в Писании вместо того, чтобы просто открыться перед ними, подтвердив этот факт. Такое обращение нашего Господа к Писанию очень важно. Это Слово Бога, самое правдивое, глубокое и весомое свидетельство, даже если воскресший, сам Иисус, находился там и они могли видеть его живым. Но это написанное Слово, как показывает сам Лука, является единственно верной защитой в грозные времена последних дней. Любимый товарищ Павла, говоря о воскресении Христа, также доказывает ценность Писания. Здесь Иисус вмешивается в Слово Бога, в Ветхий Завет, и это является замечательным средством установления помыслов Бога. Каждый отрывок Писания написан по вдохновению Бога, приносит пользу и способен "умудрить [нас] во спасение верою во Христа Иисуса". И наш Господь разъясняет им сказанное во всем Писании. Какой образец хождения в вере был явлен в тот день! С того времени уже не было и речи о живом Мессии на земле, теперь о нем говорили как об умершем и воскресшем, и видеть его мог лишь верующий в Слово Бога. Согласно написанному, Господь на примере этих двух учеников дал нам великий бессмертный урок. Но это еще не все. Как они его узнали? Есть только один способ, с помощью которого мы можем достоверно признать Иисуса. Имеются и среди христиан такие, которые много говорят об Иисусе, хотя совершенно не знают его славы, как иудеи или магометане. В наши дни мы видим, как красиво люди могут говорить и писать об Иисусе в бытность его здесь на земле, и в то же время они, делая услугу сатане, отрицают его имя, его личность, его дело и при этом тешат себя мыслью о том, что прославляют его, уподобляясь рыдающим женщинам (см. гл. 23, 27), а сами нисколько не верят в его милосердие. Поэтому очень важно для нас понять, как они его узнали. Итак, Иисус показывает единственный способ, как можно узнать или как можно поверить. Именно на это Бог может наложить свою печать. Сокрытое Святым Духом остается неизвестным до тех пор, пока вера не обратится к смерти Иисуса. И поэтому наш Господь преломляет хлеб в присутствии учеников. Это была не вечеря Господа. Иисус преднамеренно воспользовался знаком преломления хлеба, как это всегда полагается делать во время вечери Господа. Как мы знаем, преломление хлеба во время вечери означает его смерть. Иисус желал, чтобы истина в его смерти осенила этих двух в Еммаусе. Он открылся им в момент преломления хлеба, в этом простом, но выразительном действии, символизирующем его смерть. Он благословил хлеб, преломил его и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали своего воскресшего Господа. Есть еще один момент, которого я только слегка коснусь здесь. Это его исчезновение вскоре после того, как они узнали его через знак его смерти. Это также характерно для христиан. Мы ходим верой, а не созерцанием. Таким образом, великий евангелист, демонстрирующий то, что наиболее действенно для человеческой души и что более всего утверждает славу Бога во Христе, сплетает эти два факта воедино, чтобы наставить нас на истинный путь. Хотя Иисус как нельзя лучше истолковывает Писание, хотя сердца слушавших это замечательное толкование горели, все же следовало показать в сжатой форме, что Бог вверяет нам знания, а человек доверяет только одному: Иисуса можно узнать только в том, что его смерть открывает душе. Смерть Иисуса - единственное основание для спасения грешного человека. Это истинный путь познания Иисуса для христиан. Все, что не в полной мере отражает это, или не касается этого, или старается вытеснить это как истинную правду, является ложью. Иисус умер и воскрес, и это следует помнить, если мы хотим правильно познать его. Итак, мы видим, как в этот же самый час эти ученики возвращаются в Иерусалим и находят там одиннадцать апостолов, которые говорили: "Господь истинно воскрес и явился Симону". Здесь ничего не говорится о Галилее. Матфей преднамеренно упоминает о галилейской земле. Отверженный Мессия надлежащим образом и согласно пророчеству оказывается в Галилее, в этой презираемой стране. Так было, когда Он жил и служил людям (об этом так же ясно говорится и у Марка), и туда же Он отправляется теперь после своего воскресения, возобновляя там отношения со своими учениками. Остаток праведных иудеев должен был познать там отвергнутого Мессию. Его воскресение не положило конец их пути отречения. Собрание знает, что Он еще более благословен, вознесшись на небеса. Однако у Матфея Галилея для обращенных в веру иудеев является символом Его пришествия на землю, чтобы царствовать в силе и славе. Оставшиеся в последние дни узнают, что это такое - быть изгнанным за пределы Иерусалима, и как изгнанники обретут истинное глубокое понимание веры и должным образом подготовят свою душу, чтобы встретить Господа, когда Он появится в небесном облаке. О посещении Галилеи Лука не упоминает. Марк говорит о Галилее в большей мере как о месте, где активно действовал Спаситель (точно так же, как и Матфей), ибо было сказано, что только там в основном Он нес свою службу, а в Иерусалиме или где-то еще появлялся время от времени. Поэтому евангелист, повествующий о служении Иисуса, привлекает внимание к району, где Он более всего действовал, - к Галилее; но даже он не придает ей какого-то исключительного значения. Лука же, наоборот, в этом отношении ничего не говорит о Галилее. И причина этого кажется мне ясной. Он повествует о душевном состоянии его учеников, о пути милосердия Христа, о том, как христиане приходят к вере, о значении Слова Бога, о личности Христа, познаваемой лишь чрез Бога, через его смерть. Необходимо было удостовериться в том, что Он истинно воскрес, когда Он стоял среди учеников, говоря им: "Мир вам", но не отрекаясь от смерти, а объявляя о воскресении на основе ее. И поэтому в следующей сцене, уже в Иерусалиме, это находит свое полное выражение, ибо Господь Иисус приходит к ним и вкушает пищу у них на глазах. Они видят его тело: оно воскресло. Кто мог еще сомневаться в том, что это был тот самый Иисус, который умер и теперь все же явился в славе? "Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам". Как известно, в евангелии по Иоанну Господь соблаговолил пойти куда дальше, но там Он это делает для того, чтобы обличить сомнения Фомы, а также разъяснить значение таинства. Он выговаривает сначала отсутствующему, а потом еще и сомневающемуся ученику. Здесь же речь идет о зрительном восприятии Христа как доказательстве его воскресения. В личности воскресшего Иисуса они узнают своего учителя, воспринимая его как человека (не духа), имеющего плоть и кости и способного есть вместе с ними. Вслед за этим наш Господь еще раз напоминает, что было написано о нем в законе Моисея, пророками и в псалмах. Он еще раз поясняет Слово Бога, но уже не двум, а всем говорит о несравненной ценности Слова. Далее Он открывает их ум к уразумению Писания и дает им большие полномочия, но просит оставаться в Иерусалиме до тех пор, пока они не облачатся силой свыше, когда Он пошлет им обетование своего Отца. Здесь Господь не говорит: "Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам". Это более подходило для евангелия по Матфею, несмотря на Его отвержение, а может быть, именно потому; страдающий, но воскресший Сын человека охватывает весь мир и посылает своих учеников пойти и научить все народы. Поэтому его учение не распространяется только лишь в пределах Израиля, среди заблудших овец, Он распространяет весть о себе и направляет учеников с миссией далеко за пределы Израиля. Вместо того, чтобы привлечь внимание народов к славе Сущего, сияющей над Сионом, Он заставляет крестить народы во имя Отца, Сына и Святого Духа, которых открывает теперь всем, "уча их соблюдать все, что Я повелел вам" (вместо повелеваемого Моисеем). Но в евангелии по Луке не говорится о послании учеников с миссией и о сопровождении уверовавших знамениями от силы божественного милосердия (как у Марка). Здесь говорится о послании умершего и вновь воскресшего Спасителя, второго человека, согласно Писанию, а также о духовных потребностях человека и милосердии Бога, который во имя свое провозглашает покаяние и прощение грехов во всех народах, среди язычников. Поэтому, как мы видим, воскреснув в Иерусалиме, где Он был распят, наш Господь покидает этот преступный город - увы, святой и, тем не менее, преступный, - но предпочитает начать проповедовать там, потому что так суждено было называться этому городу и такова была его привилегия. Силой смерти Христа, снявшего грехи с людей, сделавшего себя жертвой, все исчезает в присутствии безграничной милости Бога, дающей благословение всем, кто принимает Христа и его искупительное дело. Поэтому Он говорит: "Так написано, и так надлежало пострадать". Несомненно, человек был безмерно виноват, и не было ему прощения. Величайшие цели Господа должны были быть достигнуты. Он не только должен был воскреснуть на третий день, Он с удовольствием увидел покаяние и прощение грехов, проповедуемое от его имени, покаяние, неизбежно свидетельствующее о большой работе в душе человека, прощение грехов, являющееся великим провидением благодати Бога, чтобы через покаяние очистить совесть. Как покаяние, так и прощение должны были проповедоваться во имя его. Кто из тех, что верит и понимает сущность распятия, еще может мечтать о человеческом достоинстве? Покаяние, если можно так выразиться, есть ощущение и признание того, что в человеке вообще и в частности нет блага; оно является плодом милосердия и неотделимо от веры. Благо же возникает в результате отказа человека от всего плохого в себе, когда он опирается на Бога как на источник добра, и, как результат этого, следует прощение грехов именем Иисуса, которого иудеи и язычники распяли и убили. Поэтому прощение грехов с покаянием должны были проповедоваться во имя Господа. Это было единственной гарантией и основой всего. Покаяние и прощение должны были быть проповеданы всем народам, начиная с Иерусалима. В евангелии по Матфею главная идея заключается в отречении от Иерусалима, потому что он отверг Мессию, и оставшиеся ученики отправляются проповедовать с галилейской горы, а присутствие с ними Господа гарантировано до скончания века, до грядуших перемен. У Луки обо всем этом умалчивается, кроме милосердия перед лицом греха и страдания. Следовательно, безграничное милосердие начинает действовать там, где в нем больше всего нуждаются, и здесь выразительно говорится об Иерусалиме. Мы видим, как в этой главе показано, если можно так выразиться, становление христианской веры на должной основе с проявлением ее главных особенностей, о которых говорится весьма выразительно и красиво, особенно о явной привилегии иметь ум, открывшийся к уразумению, и силу от Святого Духа, одним данную тогда же, другим - не раньше пятидесятницы: "Тогда отверз им ум к уразумению Писаний. И сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день... И Я пошлю обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь в городе Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше". Таким образом, Святой Дух дается пока не для обитания в душе, а, скорее, как повторение обещания Отца. Оставаясь в Иерусалиме, они должны были быть облечены в силу, необходимую для христианства, но совсем отличную от духовного разумения, уже дарованного им, что ясно следует из слов Петра и его поведения в Д. ап. 1. В евангелии по Иоанну, где личность Иисуса так ярко высвечена, Святой Дух представлен лично и отчетливо, по крайней мере, в главах 14 и 16. Но здесь идет речь не об этом, а о его власти, хотя Он, конечно, является личностью. Здесь, скорее, нам представлено обещание, что сила Духа будет действовать в человеке. Они, как и Христос, должны быть помазаны Святым Духом и наделены славой, они должны ждать силы свыше от воскресшего и вознесшегося человека. Но даже если это и так, сам Господь никогда бы не закончил это евангелие словами: "И вывел их вон из города до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их". Это был город, который всегда был очень дорог ему, и обозреть его вновь при воскресении из мертвых было бы не менее дорого для него. Нет более ошибочного предположения, что город, который Он так любил до распятия, перестал быть объектом его привязанности по воскресении. Это могло бы показаться явным противоречием для тех, кто отрицает реальность воскресения тела и его привязанности. Он действительно был человеком, хотя и Господом во славе. Он вывел их из города до Вифании, пристанища Спасителя, к которой Он тянулся всем своим сердцем, будучи во плоти "и, подняв руки Свои, благословил их". "И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо". Он, который заполнил благословением сердца, преданные ему при его жизни, продолжал благословлять их, отдаляясь от них и возносясь на небеса. И они "поклонились Ему". Это был плод его благословения и его великого милосердия. И они "возвратились в Иерусалим с великою радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога". Этого и следовало ожидать. Он, который благословляет нас, не только передает нам благословение, но дает силу, возвращающую благословение Богу, - силу истинного поклонения, переданную человеческим душам на земле Господом Иисусом, ныне воскресшим из мертвых. Они "пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога", но они в жизни и любви были связаны с тем одним, чья слава далеко превосходила их, и должны были скоро воссоединиться с ним и стать сосудами его силы силой Святого Духа, который должен был засвидетельствовать это в назначенный час. Да благословит Господь свое собственное Слово и подарит его всем любящим его, чтобы они с еще большей верой приблизились к Писанию! Если хоть что-то из сказанного здесь поможет снять пелену с чьих-то глаз, ободрит кого-то, как-то упростит понимание или поможет при чтении Слова Бога, то тогда, несомненно, мой скромный труд не пропадет даром - ни теперь, ни когда-либо. Господь может освятить свое собственное Слово. Необходимо верить, что оно не из области чего-то темного и непонятного (как полагают неверующие), на что требуется пролить свет, но это есть сам свет, освещающий тьму силой Святого Духа, открывающего Христа. Так пусть же мы удостоверимся, что это Слово подобно самому Христу, о котором оно повествует, и является насущным, истинным, непогрешимым светом, проливающимся в наши души. Оно есть также единственное, исчерпывающее и неопровержимое свидетельство божественной мудрости и милосердия, но только если открывается во Христе и им самим! Я воспринимаю его как величайшее благо сейчас, и я не ошибусь, если скажу, что в древние времена, когда личность Христа являлась не только основанием для ревностной борьбы и главной причиной заключительной битвы апостолов на земле, оно было орудием, при помощи которого действовал Дух Бога, чтобы побудить еще более глубоко постичь истину и милосердие Бога (к чему так сильно стремились верующие и что, несомненно, воодушевляло их), а иначе и не могло быть. Я припоминаю время, которое, однако, нельзя рассматривать как эпизод из истории христианства, когда по меньшей мере почти все были заняты нападками на церковные заблуждения и много говорили о подобной, но совсем иной правде (в свое время и на своем месте это была важная истина). Я все же не сомневаюсь, что среди всего этого смятения и унижений Бог выдвинул, как образец поведения, образ Христа, чтобы твердые в вере могли равняться на него. Бог показал, что его имя является камнем преткновения лишь для неверующих, а для искренне верующих оно - надежная опора и неоценимое сокровище. Господь допускает, что даже поверхностное и непродолжительное изучение нами евангелий может, тем не менее, дать импульс не только молодым верующим, но даже тем, кто гораздо старше. Несомненно, ни одному человеку, каким бы зрелым он ни был, не помешает более близкое знакомство с Сущим от начала.