1 Царств

Предисловия нет

1Царств 1

Первая книга Царств открывает нам ту великую перемену, к которой подготавливает нас книга Руфи, в последних стихах которой Дух Бога представляет царское родословие вплоть до рода Давида. Даже самому наивному читателю вполне ясно, что имя Саула упомянуто в рассматриваемой книге попутно; ибо, желая себе такого царя, народ бесславил имя Бога, хотя, возможно, Бог использовал Саула с определенной целью, потому как желал прославить себя через это. Но в данном случае, как и во многих других, мы видим, что Бог, хотя Он и знает все наперед с самого начала, проявляет удивительное терпение и внимание ко всему происходящему и к людям, потому что Он, хотя и исполнен могущества, никого не презирает, но действует согласно своей святости и не спешит излить свой гнев. Тем не менее, будучи единственно мудрым Богом, имеющим перед собой свои собственные цели снискать славу, Он при любом удобном случае определенным образом способствует этому через отрицательный или положительный результат, но действует не спеша, подчеркивая масштабы ожидаемой перемены, так чтобы мы обратили внимание на то, что Он делает. По-видимому, таков принцип, лежащий в основе всего Писания. Мы должны помнить, что речь идет не только о делах Бога, но и о том, каким Он проявляет себя, а это всегда способствует благословлению души, более того, гарантирует это благословление. Таков результат не просто его силы, но и его воли, а его воля всегда есть благая, святая и благоприятная. И если мы только различим то, на что Он указывает нам в наставление, на что обращает наше внимание не только результатом действия, но и тем путем, который приводит к подобному результату, мы не останемся без благословения.

...Надвигалась определенная и великая перемена; и, как мы уже заметили, соответствующая подготовка к той великой перемене отражена в книге Руфи, которая в целом является предисловием к книгам Царств (первой и второй), но первая книга Царств сама по себе лишь постепенно открывает нам то, что Бог намеревался представить. До сих пор народ Израиля сам по себе являлся предметом божественных отношений. Нельзя думать, будто народ Бога когда-либо переставал быть целью для него; но теперь, открывая им свои пути, Бог собирался утвердить принцип, который в должное время докажет наличие поворотного момента неизменного благословения. Однако необходимо особым образом отметить следующее: речь идет о поворотном моменте нашего благословения, как и о благословении, которое ожидает еврейский народ и другие народы, равно как и всю вселенную. Хотя это будет совершенно новый принцип по своему истинному назначению, на самом деле он древнее всех остальных принципов. На первый взгляд может показаться, что нелегко вместить все эти истины в узкий круг или сферу света, если можно так выразиться, но именно это и делает Бог. Стоит ли мне говорить, где следует искать это средоточие всякого благословения? Разве им не является одно-единственное имя - имя Иисуса? Да и кто может должным образом определить, какие различные благословения Бог вдохнул в эту единственную личность, какую неисчерпаемую полноту мудрости и благости сохраняет Он в ней? Я попытаюсь показать, каким образом все это касается данной темы.

В предыдущих книгах мы видели народ Израиля, а среди них - одну какую-то личность, выделяющуюся на фоне остальных, которая и являлась знамением благословения для остального народа и способствовала сохранению их связи с Богом. Такой личностью был священник. Он являлся как бы прообразом великого первосвященника. Но настало время для Бога ввести другой и еще более важный принцип; однако это, как всегда случается в нашем мире, выявляя несостоятельность человека, неизменно влечет за собой успех, который еще больше открывает нам Бога. Книга Руфи подготовилаоснование для этого. Родословие, представленное в конце той книги, не имеет ничего общего со священником, представленным в последующей книге; и все же никто из людей ясно не почувствовал приближения кого-то более великого, чем священник (хотя, возможно, опытный глаз и разглядел бы это в деяниях Бога и стихах пророческого слова). Но я сомневаюсь в том, что кто-то действительно понял все прежде, чем это стало явным. Между тем Бог, задумал все это с самого начала, как позже и сообщил об этом в своем Слове; и для нас чрезвычайно важно обратить на это внимание. Ибо мы должны помнить, что все случившееся с ними написано нам в назидание - написано не просто для израильтян, но, в особенности, для нас; и мы можем видеть, что с самого начала Бог предполагал для своего народа нечто большее, чем священство. Иначе почему же Он особым образом упоминает колено Иуды, о котором прежде ничего не было сказано в связи со священством? Тем не менее именно Иуда должен был прославиться, но особым образом. Итак, если Христос занял положение небесного священника, то Он по другим причинам не принадлежал ни дому Аарона, ни колену Левия. Богу было угодно, чтобы Он родился от колена Иуды, происходил из рода Давида и был, как нам известно, истинным Сыном Давида по родословию Соломона. Вот почему родословие Давида было представлено в конце книги Руфи. Однако в начале первой книги Царств мы не находим прямого указания на Христа, ровно как и на колено, из которого ему следовало произойти в должное время, но, скорее, находим косвенные обстоятельства духовного характера, свидетельствующие о том, что это было необходимо, если Бог собирался явить славу и истинным образом благословить человека.

Поэтому 1-я книга Царств описывает переходный этап. Здесь мы видим не человека из колена Иуды, а прежде всего того, кто явно принадлежал к семейству левитов. Однако интерес представляет одна из двух его жен, бездетность которой доставляла ей много горя. Народ Бога должен был познать, что ей предстояло испытать, ибо если они не почувствуют этого, то она окажется в том же бедственном положении, в каком находились и они. Жена, имеющая детей, едва ли знала, что такое испытать скорбь. Но Анна, чья душа была обращена к Богу, являлась особым предметом не просто глубокой симпатии, она была еще и человеком, наделенным божественностью, а без этого, если судить о народе Бога, все рано или поздно неизбежно терпит неудачу. Разве это намекает нам на отсутствие истинной любви? Сохрани нас Бог! Однако здесь имеется в виду нечто большее, чем какие-либо узы естественной любви. Ясно, что Анна уповала на Бога. И ее вера подверглась испытанию, во время которого ее поведение и дух не могли не снискать уважения, как и симпатии со стороны ее мужа. Но замечательнее всего было то, что она знала тайну Бога прежде, чем последовал ответ.

Теперь Бог поставит свой народ в такое же положение. Ибо теперь речь идет о его древнем народе - израильтянах. И мы должны помнить, что, хотя мы можем использовать любой аспект истины и таким образом, будучи христианами, извлекать для себя пользу из этой книги, как и из всех остальных книг Писания, великая тема фактически установленного царства Мессии еще ожидает нас. Это не повод для того, чтобы мы не понимали и не радовались этой части Библии и не использовали ее свет для освещения нашего пути. Несомненно, это есть истина, которую невозможно исчерпать, и о чем бы ни шла речь, собрание христиан должно пребывать во все более тесном общении с Христом, вникая в глубины божественной мудрости, ибо это более важно, чем те люди, которым предопределено быть объектом произволения Бога. На то есть определенная причина, и она достаточно проста. Христос относится к нам как к друзьям и делится с нами своими планами и намерениями. Это еще не доказательство того, что мы сами получаем особое благословение, позволяющее нам глубоко постигать тайны Бога. Мы только тогда по-настоящему будем способны постичь сокрытую волю Бога, когда Христос заполнит всю нашу душу. Там, где душанаполнена им, глаз яснее видит и все тело исполнено света. Святой Дух открывает его помыслы и показывает их нам. Таким должно быть положение членов его тела. С этой целью отдельным среди людей и был дан дар Духа.

Поэтому мы должны знать, что уготовлено для народа Бога в грядущем тысячелетнем царстве, что нам еще важнее знать, чем самому этому народу. Они будут созерцать и радоваться плодам той славы, которая воссияет на Сионе; они действительно будут обладать этими привилегиями. Но ее небесные источники будут ясны и понятны нашим душам, поскольку мы есть посредники между Господом и землей. Будет легче понять это, если мы определим наше отношение с ним как положение невесты Агнца, его наперсницы теперь уже известных, а не скрытых от нас тайн, если можно так выразиться. Действительно, мы наделены разумом Христа, и только неверие способно лишить нас этой радости и этого света. Но если мы имеем его разум, то Господь ничего не утаивает от нас. И то, что Он открывает нам относительно всей земли как сферы его царства, и в особенности Израиля - его земного центра, а не только нашего, говорит о его великой любви к нам. Но это еще не все и не лучшее доказательство любви. Это может и должно быть в самом начале; но это не столько сообщение о наших нуждах, что выказывает близость к нам, сколько раскрытие своего сердца другому, когда говорят о том, что не касается его самого. Вы говорите слуге (возможно, незнакомцу, если вы так любезны) о том, что касается его долга или его выгоды, но если вы выкладываете кому-то другому все самое сокровенное, то, значит, в высшей степени доверяете ему и вступаете с ним в духовную близость.

Именно в такое положение божественной благодатью и поставлен христианин, и поэтому, как мне кажется, мы легко можем понять, почему все это становится истинно полезным для наших душ, хотя и не через то, что люди называют одухотворенностью, которая часто приводит к потере представления о реальности из-за тщеславного и эгоистичного желания присвоить все себе. Будьте уверены, что таким образом нельзя получить лучшее благословение от Писания, ибо его можно получить лишь усмотрев его связь с Христом. Мы должны быть уверены в истине; а не постигнув истины, мы не можем вкусить божественной благодати. Нельзя сказать, что это действительно отнимает что-то, - оно дает все надежно, хотя и не всем вокруг нас. В то же самое время мы видим то, что особенно полезно для этого земного народа, то, что в общих чертах открывает нашим душам благодать, а также то, что Господь предназначил именно нам. Если я знаю, например, преданную любовь Бога к народу Израиля, разве я не имею права быть уверенным в его любви ко мне или к вам? Разве тот факт, что было открыто его имя, как Отца, отнимает что-то от той благодати, которую Он являет нам?

Анна же, сознавая свою обездоленность, будучи бездетной женой (что, как известно, любая еврейка считала большой утратой, а Анна именно так и воспринимала свое горе), по воле благодати обратилась всем своим существом к Богу без каких-либо претензий к нему и открыла ему свое горячее желание, излив пред ним скорбь своей души. И случилось так, что она изливала душу Богу в присутствии первосвященника. Другие ходили туда поклоняться и приносили жертвы благодарения; она же явилась к Богу со слезами, тем не менее ощущая вызов своей соперницы. Но повесть эта замечательна еще и тем, что Бог привлекает наше внимание к тому факту, что сам этот первосвященник не был посвящен в его намерения относительно Анны. Тот, который обязан был вникать в самые большие проблемы народа Бога, в данном случае, несомненно, был одним из последних, кто оценил сложившуюся ситуацию. Не сомневаюсь, что Феннана, какой бы пакостной она ни была, знала больше о тайной печали Анны, чем священник Илий; ведь даже она не сочла Анну пьяной, тогда как священник принял ее за таковую. Поэтому ясно, что то, что Бог дает нам увидеть с самого начала, не способен видеть тот, кто до этого момента находился вне предписанных путей общения Бога с народоми народа с Богом. По крайней мере священнику надлежало быть посредником между Богом и народом, и таковым он считался официально. Но здесь проявилось обратное, и это было не единственным признаком, позволяющим порицать представителей священства, как мы увидим позже. Однако здесь достаточно обратить внимание на первый очевидный факт (скорбь праведницы в Израиле) отсутствия того, на что при нормальном положении дел она могла бы надеяться, обращаясь к Богу, - на тот недостаток, который Он заставил ее ощутить и открыть его пред ним в тот самый момент, когда ее недооценил человек, который прежде всех в Израиле был обязан просить за нее у Бога, донося ее скорбь до него, стать ее заступником перед лицом Бога. Наконец, успокоившись тем, что женщина покорно стерпела его упрек, Илий просит ее идти с миром и молиться, чтобы Бог Израиля мог исполнить ее прошение, то, что она просила у него. В должное время Он вспомнил о ней и исполнил ее прошение. "Чрез несколько времени зачала Анна и родила сына и дала ему имя: Самуил".

Вскоре окажется, что рождение Самуила имело важное значение и что он был призван исполнить великий долг в Израиле, содействуя великой цели Святого Духа, упомянутой в этой книге. Настанет время, и Анна отправится с ним в Силом, когда младенец будет отнят от груди (но не раньше), посему она говорит своему мужу: "Когда младенец отнят будет от груди и подрастет, тогда я отведу его, и он явится пред Господом и останется там навсегда". Перед нами искренняя душа. Для такой, как Анна, благословение от Бога было единственной возможностью, да и средством возвратить это благословение ему. Бог был предметом ее души. Кто может предположить, что она недостаточно любила Самуила? Самуил был не только окружен всей той любовью, какой только ее сердце способно было одарить младенца, да еще родившегося таким образом, - она любила его с особым чувством, какое сам Бог внушил ей в отношении Самуила. Анна могла понять (и она была права, ибо тайна Бога постигается теми, кто боится его), что такой младенец не мог родиться просто так, что ей был дан сын во исполнение намерений Бога в Израиле. Верующий видит все ясно и всегда по мере своей искренности; и единственный, кто обеспечивает это, есть Христос перед нами, поскольку мы опираемся на его деяние. Ведь сила Духа Бога освобождает нас благодатью, но в самоосуждении. И это мы здесь ясно видим.

"Когда же вскормила его, пошла с ним в Силом, взяв три тельца и одну ефу муки и мех вина, и пришла в дом Господа в Силом; отрок же был еще дитя. И закололи тельца..." То было откровение сердца: может ли быть еще что-то дороже Богу? "И закололи тельца; и привела отрока к Илию и сказала: о, господин мой! да живет душа твоя, господин мой! я - та самая женщина, которая здесь при тебе стояла и молилась Господу; о сем дитяти молилась я, и исполнил мне Господь прошение мое, чего я просила у Него; и я отдаю его Господу на все дни жизни его, служить Господу. И поклонилась там Господу". Его заслуживающая доверия милость не осталась без похвалы.

1Царств 2

Далее следует новое излияние чувств Анной, но ее молитва теперь исполнена радости и струится удивительным потоком доверия и ликования, устремленным навстречу Богу (гл. 2). И в ней, я полагаю, мы видим самую прямую связь с той великой целью, какую Святой Дух ставит в этой книге. "Возрадовалось сердце мое в Господе; вознесся рог мой в Боге моем; широко разверзлись уста мои на врагов моих, ибо я радуюсь о спасении Твоем. Нет столь святаго, как Господь; ибо нет другого, кроме Тебя; и нет твердыни, как Бог наш. Не умножайте речей надменных: дерзкие слова да не исходят из уст ваших; ибо Господь есть Бог ведения, и дела у Него взвешены. Лук сильных преломляется, а немощные препоясываются силою". Несомненно, она судила об этом по своему собственному опыту. Уж она-то знала, что значит стать сильной от слабости. Какое вторжение божественной силы в свою душу познала Анна! Но Дух Бога никогда не ограничивается только накоплением опыта. С одной стороны, совершенно ошибочно предполагать, что Он не способствует накоплениюопыта, но, с другой стороны, нельзя думать, что собственный опыт мог бы явиться справедливым критерием для святых. Тот, кто не знает, что такое опыт, едва ли может считаться истинно познавшим Бога; но тот, кто упускает из виду цель Бога, подвергается опасности либо лишиться ориентиров, либо впасть в самодовольство. Плод веры, каким бы ценным сам по себе он ни был, становится западней для верующего там, где на этом останавливаются. Но принесенный Богу, как сладок он в любом, даже малом служении и в страданиях во имя Христа, хотя и при полном отказе от любого успокоения пред Богом или от любого другого предмета, кроме Христа! Что же тогда делает душу твердой, стойкой и свободной? Только Христос является истинной целью Святого Духа, а не критерием, определяющим воспроизведение его в душе, что мы и называем опытом. Этот принцип будет встречаться нам на протяжении всего Писания. Это не может быть не связанным с положением и нуждами наших душ, ибо Бог печется о нашем благословении; но Он никогда не останавливается ни перед кем и ни перед чем, кроме самого Христа.

Следовательно, Дух Бога здесь явно нацеливает на нечто более великое, чем Самуил, и на выводы, гораздо более глубокие, чем благословение души Анны, хотя едва ли нужно говорить, что по этой самой причине ближайшая его цель тем более была осуществлена. Светлый образ Христа и его царства, вытесняющий несостоятельность человека, состоит, таким образом, в живой связи со всем тем, через что пришлось тогда пройти Анне. Анна была на более верном пути, чем Илий. Святой Дух соблаговолил в удивительной божественной любви соединить переживания простой несчастной израильтянки о ребенке, родившемся у нее, со своими собственными намерениями относительно Израиля и всей земли, которые должны исполниться во Христе. И разве это не дает верующему права полагать, что малая чаша испытаний, увиденная нами здесь, может таким образом наполниться благодатью самого Христа? "Сытые работают из хлеба, а голодные отдыхают; даже бесплодная рождает семь раз, а многочадная изнемогает". "Бесплодная рождает". Анна говорит о том, что она сама пережила; но сказанное ею здесь превосходит случившееся с ней. Ведь на самом деле она родила не семерых; но мы видим, как долго Дух Бога может задерживать свой взгляд на том, чье рождение пробуждает всех к вере. Это число "семь" явно означает божественное совершенство, которое мы никогда не увидим вне Христа. "Господь умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит; Господь делает нищим и обогащает, унижает и возвышает. Из праха подъемлет Он бедного, из брения возвышает нищего, посаждая с вельможами, и престол славы дает им в наследие; ибо у Господа основания земли, и Он утвердил на них вселенную. Стопы святых Своих Он блюдет, а беззаконные во тьме исчезают; ибо не силою крепок человек. Господь сотрет препирающихся с Ним; с небес возгремит на них. Господь будет судить концы земли, и даст крепость царю Своему и вознесет рог помазанника Своего".

Человеку, наделенному духовным разумением, совершенно ясно, что Дух Бога смотрит гораздо дальше рождения сына Анны. Самуилу надлежало находиться среди священников, ему не было предопределено Богом воссесть на престол. Но если бы он был таковым, то по своему значению и величию цель здесь превосходила бы обычное господство. На самом же деле только Христос мог соответствовать тому намерению, какое имел здесь Дух Бога. "Стопы святых Своих Он блюдет, а беззаконные во тьме исчезают; ибо не силою крепок человек". Анна получила свой урок от Бога. Но этот урок следовало преподать в еще более выразительной и изощренной форме, чтобы о нем не забыли. "Господь сотрет препирающихся с Ним; с небес возгремит на них". Ясно, что эта фраза указывает на более великий день, и даже на самый день Господа. "Господь будет судить концы земли, и даст крепость царю Своему и вознесет рог помазанника Своего".Только Христос может соответствовать всему указанному.

Далее, здесь мы находим ключ к пониманию тех книг, к обсуждению которых мы приступаем: эти книги предваряют царя. Да, речь теперь идет не о священнике, а о царе согласно воле Бога. Подобно тому, как первосвященник был главой всей системы левитов, во главе царства должен был стать царь. Но далее мы увидим, почему в сущности Святой Дух вводит здесь царя. Мы немного подготовлены к восприятию этого, но еще во многом нужно разобраться. Далеко не сразу в этой книге перед нами откроется истинный царь, пусть даже и символически; но здесь Дух Бога показывает нам, что подобный образ был замышлен Богом, в то время как греховный народ искал себе царя по своему вкусу и своеволию.

Вслед за этим нашему взору открывается другая картина. Теперь перед нами уже не Илий в своей немощности, но его сыновья, отступившие от путей Бога, и ведущие распутный образ жизни, и позорящие имя Бога своим богохульством. Илий боялся Бога; но ему, конечно, не было знакомо то безмятежное ощущение его присутствия, какое позволяет судить обо всем должным образом. Это мы ясно увидели в первой главе. А что можно сказать о сыновьях Илия? Они были сыновьями Велиала, развратниками и не знали Бога. И это мы видим в Израиле среди избранного народа Бога! Те, кто был поставлен именно для того, чтобы представлять Бога народу и ходатайствовать за народ пред Богом, оказались теперь людьми негодными.

Я не буду останавливаться на той печальной сцене, которую Дух Бога приводит в доказательство вышесказанному; не буду говорить и об ужасном эгоизме этих людей, которые вынуждали других презирать жертвоприношения Богу. Еще больший грех был на этих молодых людях, ибо они вызывали у людей не просто презрение к жертвоприношениям, но и отвращали их от жертвоприношений. Однако Святой Дух наряду с этой отталкивающей картиной беззакония, творимого священниками в Израиле, показывает нам отрока Самуила, служащего пред Богом. Отрок надевал льняной ефод, когда исполнял служение, родители же его получили благословение от Илия. Получив его, Анна, если и не родила, как говорила, пророчествуя, семерых сыновей, то, по крайней мере, обрела еще трех сыновей, кроме Самуила, и родила двух дочерей. Полнота и совершенство всегда присущи Христу.

"Илий же был весьма стар и слышал все, как поступают сыновья его со всеми Израильтянами"; он слабо пытался увещевать их, но это не возымело своего действия. "Отрок же Самуил более и более приходил в возраст и в благоволение у Господа и у людей". И теперь следует свидетельство; ибо Бог никогда не судит без предупреждения. "И пришел человек Божий к Илию, и сказал ему: так говорит Господь: не открылся ли Я дому отца твоего, когда еще были они в Египте, в доме фараона? И не избрал ли его из всех колен Израилевых Себе во священника, чтоб он восходил к жертвеннику Моему, чтобы воскурял фимиам, чтобы носил ефод предо Мною? И не дал ли Я дому отца твоего от всех огнем сожигаемых жертв сынов Израилевых?" Это было так. Илий происходил из рода первосвященников Израиля. "Для чего же вы попираете ногами жертвы Мои и хлебные приношения Мои, которые заповедал Я для жилища Моего, и для чего ты предпочитаешь Мне сыновей своих..?" Мог ли это быть Илий? Да, это действительно был он, ибо Бог не судит по внешнему виду. Почему же он так слабо укреплял в своих сыновьях почтение к Богу? Почему же все его попытки наставить своих сыновей на истинный путь были так слабы? Случай был серьезный, а грех страшный, и Илий хорошо это знал. Увы! Илий потакал своим сыновьям.

Прискорбно, что это было сказано о таком святом, как Илий: "Для чего ты предпочитаешь Мне сыновей своих, утучняя себя начатками всех приношений народа Моего - Израиля? Посему так говорит Господь Бог Израилев: Ясказал тогда: "дом твой и дом отца твоего будут ходить пред лицем Моим вовек". Но теперь говорит Господь: да не будет так, ибо Я прославлю прославляющих Меня, а бесславящие Меня будут посрамлены. Вот, наступают дни, в которые Я подсеку мышцу твою и мышцу дома отца твоего, так что не будет старца в доме твоем; и ты будешь видеть бедствие жилища Моего, при всем том, что Господь благотворит Израилю и не будет в доме твоем старца во все дни, Я не отрешу у тебя всех от жертвенника Моего, чтобы томить глаза твои и мучить душу твою; но все потомство дома твоего будет умирать в средних летах. И вот тебе знамение, которое последует с двумя сыновьями твоими, Офни и Финеесом: оба они умрут в один день".

Итак, обратите внимание на слова, открывающие нам замысел Бога: "И поставлю Себе священника верного; он будет поступать по сердцу Моему и по душе Моей". Ибо Илий не относился к той отрасли священнослужителей, с которой Бог заключил вечный завет. Можно напомнить, что из двух оставшихся в живых сыновей Аарона, один был избран на вечное священство; но, как и бывает на путях Бога, плоть, как оказалось, превзошла дух, и не имеющий обетования вечного завета одержал верх над имеющим его. Род Финееса был обречен на временное бездействие. Его брат выдвинулся и имел преемников. И теперь за то, что Илий и его сыновья отвращали от жертвоприношений, вступает в силу приговор Бога: отрасль Финееса возвращается к тому положению, которое Бог определил этоу роду и даровал ему столетия назад.

В Писании не много столь же поучительных и более характерных для него фактов, чем то, каким образом, с одной стороны, духовное зло получает возможность действовать своим путем, а с другой - каким образом здесь дается обетование, потому что здесь налицо усердие во имя Бога, прежде чем обнаружится духовное беззаконие, которое повлечет за собой суд Бога над виновными. Ведь Он исполнит свое обетование в то же время, когда накажет беззаконие тех, которые не по праву воспользовались его благословением. Такое, как мы увидим, часто случалось в открывшихся деяниях Бога. Если его собственное слово не может не подтвердиться его благодатью, то в то же время и дьявол не бездействует, пока Христос не воцарится и не осудит нападки сатаны и все те средства, которыми тот может противодействовать его воле. Такие шаги предпримет Господь в своей совершенной мудрости и благости.

Но есть кое-что и более важное, на что неплохо было бы обратить здесь внимание. "И поставлю Себе священника верного; он будет поступать по сердцу Моему и по душе Моей [мы знаем, что Бог замыслил сделать это задолго до той печальной и унизительной истории и помимо ее]; и дом его сделаю твердым, и он будет ходить пред помазанником Моим во все дни". Это крайне удивительно слышать теперь. Впервые о помазаннике, как мы видели, говорилось в 10-ом стихе, где речь явно шла о царе. И вот новое указание на то, что верный священник обязан ходить перед помазанником Бога. В первых книгах закона такое заявление показалось бы совершенно непонятным, и ясно почему. В этом законе слово "помазанник" всегда означало первосвященника. И вот теперь впервые в отношениях Бога с Израилем помазанник Бога является не первосвященником, а еще более великой личностью, перед которой первосвященник обязан ходить во все дни.

Короче говоря, первосвященник больше не является тем непосредственным связующим звеном человека с Богом, а переходит на второй план, ибо появляется другой, более великий помазанник. Кто же он? Это - царь Господь Иисус, согласно конечной цели , Мессия по отношению к Израилю. И этот помазанник выступает на передний план все больше и больше, поскольку не только народ, но и представители священства, как это ни прискорбно видеть, опускаются в нравственном плане до положения, заслуживающего справедливого порицания и божественного наказания, которое пока еще не приведено в исполнение, но уже провозглашено. Это всегда так, возлюбленные друзья, и мы никогда не должны удовлетворяться, находя простые объяснения в Писании. Я уверен, что это и является причиной того, почему изучение пророчества так часто не приносит пользы. Разумеется, ни один верующий не сказал бы, что само по себе пророчество, если его рассматривать и следовать ему в Святом Духе, не должно или не может быть в какой-то мере поучительным. Почему же тогда изучение пророчества так часто становится тем, что скорее иссушает источник христианской любви, давая простор для ума, размышления, питая воображение и фантазию? Причина этого ясна. Прежде всего, изучение пророчества оторвано от своих духовных истоков, а Писание, напротив, никогда не открывает в пророчестве ничего, кроме как отношения Бога к человеческим путям с точки зрения нравственности. Но самая главная причина того, почему изучение пророчества перестает быть полезным, состоит в том, что оно оторвано не только от темы нравственности, но и от главной божественной цели - самого Христа.

С другой стороны, если рассматривать пророчество таким, как его дает Бог, то оно занимает благословенное место в Писании, хотя и не самое высокое. Возьмем, к примеру, рассматриваемый нами случай. В Новом Завете, как известно, особо говорится о пророчествах, которые имели место во времена Самуила и после него. Это не значит, что до Самуила не было пророчеств, ибо очевидно, что они были; это не значит также, что полное откровение духа пророчества имело место во времена Самуила, ибо это произошло значительно позже. Тем не менее Писание указывает в этом плане именно на Самуила. Доказательством тому является 3-я глава книги Деяний, где апостол Петр упоминает имя Самуила в этой самой связи. Петр говорит, что "все пророки, от Самуила и после него, сколько их ни говорили, также предвозвестили дни сии". Почему "от Самуила"? В чем состояла замечательная уместность сказанного? В чем заключалась, как уже намекали, духовная причина того, что Дух Бога связывает это с положением Самуила? Народ Израиля явил свою несостоятельность задолго до Самуила. Теперь, во времена Самуила, даже священники обнаружили свое грехопадение. Что было делать теперь, когда народ и священники одинаково пали в нравственном отношении? И что могло быть более окончательным грехопадением, чем то, о котором говорилось в этой главе 1-й книги Царств и над которым Бог произнес свой приговор? Только один Господь свят; Он единственный никогда не отступает. Но как Он действует? Самуил и пророки после него как раз и относятся к той эпохе, когда впервые было объявлено о том, что помазанник Бога должен явиться Израилю в образе царя. Именно здесь об этом царе говорится ясно, а не просто завуалированно - под именем Силона или в образе льва и тому подобное. Теперь уже открыто говорится о намерении Бога поставить над Израилем помазанника - царя, перед которым во все дни будет ходить священник.

По мере того, как мы будем дальше рассматривать эту книгу, нам будет открываться огромная важность этой самой истины; но на первых порах достаточно будет заметить связь этой истины с именем Самуила и то, почему Дух Бога делает Самуила первым пророком той эпохи пророчеств. Самуил был истинно левитом и поэтому совершал служение Богу в храме; то, что он был призван к более высокой миссии, ясно из фразы "пророки, от Самуила и после него". В то время, о котором идет речь в 1-ой книге Царств, назревал великий кризис, когда священство явно способствовало усилению беззакония в среде народа, тогда как должно было препятствовать нарастанию грехопадения Израиля. С этого момента Бог вводит нечто, отличное от прежнего и более совершенное, указывая в другом и более возвышенном смысле на помазанного царя, перед которым священник должен отойти на второй план - на положение подчиненного. Таково замечательное вступление к данной книге.

1Царств 3

В следующей, 3-ей, главе, о которой нам не нужно будет много говорить, Самуил был выдвинут на передний план и показано, что он был призван для самого серьезного дела как вестник приближающейся перемены. Он должен был стать посредником в подготовке путей. Если царь должен был явиться, то кто-то должен был предшествовать ему. Перед явлением Мессии ему подготовил путь Иоанн креститель. Подобным образом в этой книге Самуил предшествует царю. "Слово Господне было редко в те дни, видения были не часты". Глаза Илия "начали смежаться, и он не мог видеть". Как это правдиво во многих отношениях! "И светильник Божий еще не погас, и Самуил лежал в храме Господнем, где ковчег Божий; и воззвал Господь к Самуилу..." Он взывал к нему снова и снова, так что Илию пришлось открыть отроку, чей голос обращался к нему, ибо Илий почувствовал, что сам Бог воззвал к Самуилу. И вот отроку пришлось услышать страшный приговор Бога дому Илия, который непременно должен был исполниться в недалеком будущем.

1Царств 4

В следующей, 4-ой, главе мы узнаем, что Бог выдвинул своего раба Самуила в качестве средства сообщения людям своих намерений. "И было слово Самуила ко всему Израилю. И выступили Израильтяне против Филистимлян на войну и расположились станом при Авен-Езере, а Филистимляне расположились при Афеке". И произошла битва, и израильтяне, увидев свое поражение перед филистимлянами, вспомнили о "ковчеге завета Господня" и о престоле, но не как о символе присутствия Бога, а как об амулете, способном спасти их от руки их врагов. Они были исполнены не веры, а суеверной надежды на ковчег. В таком случае он для них был не больше чем амулетом; а они сами поступали подобно язычникам, используя его. Где тут почтение к Богу, приличествующее его народу? Где ощущение благословенности его присутствия? Израильтяне думали лишь о себе; они испытывали страх перед филистимлянами. Ковчег завета подтвердил бы, несомненно, поражение Израиля. Вот чем были заняты их мысли теперь, когда они так низко пали в нравственном отношении. А нам, братья мои, разве не знакомо подобное? Чем больше мы думаем о себе, чем больше доверяем себе - тем сильнее опасность для нас. Ничто столь не присуще душе, предчувствующей опасность, как стремление воспользоваться защитой Господа, и не через веру, а эгоистично. Это было наихудшей формой, в какой израильтяне поддались влиянию дьявола и дали ему ослепить себя.

С другой стороны, истинно верующий всегда думает в первую очередь о славе Бога, какое бы благословение ни было назначено ему в час нужды. Он не будет и в мыслях жертвовать ею. В данном же случае израильтяне, желая защититься, открыли перед врагом самый дорогой, священный и славный символ присутствия Бога в святилище. Они никак не ожидали, что Бог Израиля может передать свой ковчег филистимлянам в наказание за эгоизм и неверие и предпочтет без их помощи защищать свое имя и свою славу. Благочестивый человек (именно потому, что истинно верит) всегда открывает свои проблемы Богу и, будучи уверенным, что Бог слышит его и не оставит без ответа, ждет, что в своих испытаниях он сможет получить необходимый урок от него, что Бог научит его, как бороться с опасностями и трудностями и преодолевать любого врага. Это даже не приходило на ум старейшинам Израиля. Они думали о ковчеге завета Бога как об источнике исполнения их желаний и рассуждали о нем, как люди плотские. Они беспокоились единственно о том, как бы спастись от филистимлян, которые в то время представляли для них опасность. По-видимому, им и в голову не пришло принять во внимание его волю, а тем более не было в их поведении и намека на уничижение и на покорность Богу. Они даже не спросили у Бога, почему Он допустил, чтобы филистимляне угрожали им или нападали на них. Они прежде всего думали о себе; будучи притесняемы врагами, они возлагали свою последнюю надежду на ковчег завета Бога, но рассматривали его не иначе, как средство защиты от филистимлян. Какое пронзительное доказательство их полного морального упадка исходит от самого Бога!

"И послал народ в Силом, и принесли оттуда ковчег завета Господа Саваофа, седящего на херувимах; а при ковчеге завета Божия были и два сына Илия, Офни и Финеес". Израильтяне встретили ковчег бессмысленными криками ликования. "И услышали Филистимляне шум восклицаний и сказали: отчего такие громкие восклицания в стане Евреев? И узнали, что ковчег Господень прибыл в стан. И устрашились Филистимляне ". То был такой же суеверный страх, не имеющий ничего общего с верой, он и явился причиной паники в рядах филистимлян, причиной лишь кратковременной уверенности в силе израильтян. В том и другом случае было явлено полное неведение и неверие (ср. Рим. 3, 18).

Соответственно этому, Бог действует совершенно неожиданно для израильтян и для филистимлян. Рассуждения израильтян сводились к тому, что Бог никогда не допустит, чтобы что-то такое случилось с ковчегом, перед которым расступились даже воды Иордана, а тем более, чтобы он попал в руки необрезанных. Почему бы тогда не встать за ковчегом и таким образом не спастись? Как плохо знали они его намерение! Ибо то, что израильтяне считали невозможным, Он как раз и замышлял. Престол присутствия Бога в Израиле должен был попасть в плен. Зачем хранить символ славы в среде тех, кто способен рисковать им в сражении с филистимлянами? Кем можно было назвать Офни и Финееса, находившимися при ковчеге, как не самыми ужасными извратителями божественной истины в Израиле? А до чего дошел народ Бога? Каков священник, таков и народ. Приближалось, и даже быстро, время, когда Бог должен был предать Израиль позору и унижению. Как еще более действенно мог бы Он наказать израильтян, как не лишив их этого символа его присутствия, на который они так полагались, совсем не думая о его воле и его славе? Вместо того, чтобы ходить в вере, очищающей душу и вселяющей в нее любовь, вместо того, чтобы оправдывать ее совестью Бога, они были исполнены эгоизма и суеверия тем более недостойного, потому что его обнаруживали люди, особо отделенные от такого тщеславия для истинного Бога. Потому их явный грех неизбежно заслуживал открытого наказания Богом.

"И сразились Филистимляне, и поражены были Израильтяне, и каждый побежал в шатер свой, и было поражение весьма великое, и пало из Израильтян тридцать тысяч пеших. И ковчег Божий был взят, и два сына Илиевы, Офни и Финеес, умерли". Так исполнилось слово Бога. А несчастный Илий сидел при дороге и смотрел, и его сердце трепетало за ковчег Бога. Нельзя переоценивать духовное разумение этого священника; но ему хватило его, чтобы понять, что Бог не поддержит бесславия, тем более творимого руками его собственного народа. Филистимляне, возможно, заблуждались, напугавшись того, что простое прибытие ковчега на поле брани может решить исход сражения; но во много раз больше были виновны израильтяне, тешившие себя мыслью, что вынесенный таким образом ковчег должен обеспечить им спасение. "И услышал Илий звуки вопля". И ему поспешно сообщили не только о том, что израильтяне бежали с поля брани, а его сыновья умерли, но и о взятии ковчега Бога. "Когда упомянул он о ковчеге Божием, Илий упал с седалища навзничь у ворот, сломал себе хребет и умер; ибо он был стар и тяжел. Был же он судьею Израиля сорок лет".

В конце концов душа Илия была устремлена прямо к Богу. В глубине его души жила истина, хотя при своей жизни он, к сожалению, немало был подвержен влиянию плотского. Но его смерть обнажила его истинное чувство к Богу; то же самое можно сказать и о его невестке: когда она услышала о взятии ковчега Бога и о смерти свекра и мужа, то сразу же родовые муки подступили к ней. "И когда умирала она, стоявшие при ней женщины говорили ей: не бойся, ты родила сына. Но она не отвечала и не обращала внимания. И назвала младенца: Ихавод, сказав: "отошла слава от Израиля" - со взятием ковчега Божия и (со смертью) свекра ее и мужа ее. Она сказала: отошла слава от Израиля, ибо взят ковчег Божий". Как ценно то, что даже в то мрачное и ничтожное время благодать не переставала свидетельствовать о Боге, хотя это свидетельство и сопровождалось печалью и бедами.

Все это подготавливало пришествие царя. Теперь речь идет, как можно заметить, не только о приведении в исполнение приговора над священниками, ибо вина их не доказана, но и о том, что в опасности находилось седалище Бога - место, к которому ближе всех стояли представители священства. Так что же теперь оставалось делать священникам без символа присутствия Бога? Как мог первосвященник нести служение перед символом присутствия Бога, если он в некотором смысле исчез из Израиля?

Но далее мы открываем для себя еще одну истину, сошедшую с небес. Она показывает, что нет причины беспокоиться за славу Бога. Бог всегда может позаботиться о ней, а тем более если никто другой о ней не заботится. Если стало ясно, что по вине его народа Он на какое-то время лишился славы, то больше нет сомнений в том, что этот народ не верен ему. Что же тогда? Можем ли мы сомневаться в возможностях Бога? Мы можем твердо положиться на его верность и не сомневаться в том, что Он постоит за себя сам, если уже больше некому постоять за него. Это Он и сделал, находясь в стане врага. Бог допустил, чтобы филистимляне одержали победу над израильтянами, которые пошли неправедными путями и погрязли в беззаконии.

1Царств 5

И теперь нам начинает открываться другая сторона этого вопроса. Захватив ковчег завета, филистимляне перестали тревожиться, но стали самоуверенными и хвастливыми (гл. 5). "Филистимляне же взяли ковчег Божий и принесли его из Авен-Езера в Азот. И взяли Филистимляне ковчег Божий, и внесли его в храм Дагона, и поставили его подле Дагона. И встали Азотяне рано на другой день, и вот, Дагон лежит лицем своим к земле пред ковчегом Господним. И взяли они Дагона и опять поставили его на свое место. И встали они поутру на следующий день, и вот, Дагон лежит ниц на земле пред ковчегом Господним". Теперь Дагону был нанесен куда более сильный удар - "голова Дагона и обе руки его (лежали) отсеченные, каждая особо, на пороге, осталось только туловище Дагона". У Бога всегда хватает сил постоять за свою честь. "Посему, - как нам сказано, - жрецы Дагоновы и все приходящие в капище Дагона в Азот не ступают на порог Дагонов до сего дня". Таким образом этот случай стал неизменным свидетельством победы Бога Израиля над Дагоном.

Но на этом дело не кончилось. "И отяготела рука Господня над Азотянами, и Он поражал их и наказал их мучительными наростами, в Азоте и в окрестностях его. И увидели это Азотяне и сказали: да не останется ковчег Бога Израилева у нас, ибо тяжка рука Его и для нас и для Дагона, бога нашего". И поэтому филистимляне переносили ковчег Бога с одного места на другое, и рука Бога тогда простерлась на жителей всех тех мест, на всех его врагов, как сказано в следующем отрывке: "И поразил Господь жителей города от малого до большого, и показались на них наросты. И отослали они ковчег Божий в Аскалон; и когда пришел ковчег Божий в Аскалон, возопили Аскалонитяне, говоря: принесли к нам ковчег Бога Израилева, чтоб умертвить нас и народ наш". Что еще может свидетельствовать о живой силе и об истине Бога Израиля убедительнее, чем сам этот случай? Допустим, что Израиль заслуживал того, чтобы быть осыпанным прахом; допустим, что израильтяне не были способны нанести удар филистимлянам; допустим, что они потерпели самое тяжелое поражение в тот момент, когда больше всего бесславили ковчег, но Бог позаботился о своем ковчеге, который грешные израильтяне так безответственно предали и потеряли; и в доказательство этому филистимлян постигло такое явное бедствие, что все филистимские владетели не могли не почувствовать своего полного бессилия перед лицом Бога Израиля. И, как нам здесь сказано, "вопль города восходил до небес".

1Царств 6

Итак, ковчег Бога достаточно долго находился среди филистимлян, чтобы свершить суд над селениями и городами своих врагов (гл. 6). "И призвали Филистимляне жрецов и прорицателей и сказали: что нам делать с ковчегом Господним? научите нас, как нам отпустить его в свое место". И те разработали план согласно своим представлениям. Очень важно и поучительно заметить, что Бог удовлетворяет желания людей в их положении, хотя Он отказывается удовлетворить желания своего народа, если тот поступает не по его слову. Как это прекрасно, и как Он свят! Я считаю это важной истиной, имеющей непосредственное отношение к людям этого мира. Если бы израильтяне выдумали из головы план действий с ковчегом, пренебрегая словом Бога, то Он, несомненно, наказал бы их, а не излечил от недугов; но когда эти несчастные язычники, не имеющие живых пророчеств, просто поступили согласно тому, чем обладали, Он явил им свое милосердие. Господь никогда не остается безучастным к нуждающимся и обездоленным среди людей. Он никого не презирает. Несомненно, те, кто имеет Слово Бога среди себя, как и все окружающие нас здесь, находятся в особом положении. И все же следующий принцип остается верным и универсальным: там, где души лишены божественной истины, Бог являет им милость и удивительное сочувствие, если совесть их чиста. Но совесть, какую бы важную роль она сама по себе ни играла, уступает место там, где знают Слово Бога, но не поступают согласно ему.

Филистимлянам предложили сделать новую колесницу и взять "двух первородивших коров, на которых не было ярма", чтобы испытать Бога. "Возьмите ковчег Господень, - посоветовали им прорицатели, - и поставьте его на колесницу, а золотые вещи, которые принесете Ему в жертву повинности, положите в ящик сбоку его; и отпустите его, и пусть пойдет; и смотрите, если он пойдет к пределам своим, к Вефсамису, то он великое сие зло сделал нам; если же нет, то мы будем знать, что не его рука поразила нас, а сделалось это с нами случайно". И Бог соблаговолил поддержать их в придуманном ими же испытании. Несомненно, это было очень милосердно с его стороны и доказывало, что Бог, с которым нам приходится иметь дело, милосерден не только к нам, но даже к тем, которые знают его гораздо меньше. "И сделали они так: и взяли двух первородивших коров и впрягли их в колесницу, а телят их держали дома", чтобы рев телят и природные инстинкты маток могли бы заставить коров устремиться к своему молодняку. Но произошло совсем противоположное ожидаемому: коровы оставили своих телят и направились в прямо противоположном направлении по пути, по которому они прежде никогда не ходили, сделав это вопреки всем природным инстинктам, присущим грубой твари. "И поставили ковчег Господа на колесницу и ящик с золотыми мышами и изваяниями наростов. И пошли коровы прямо на дорогу к Вефсамису; одною дорогою шли, шли и мычали, но не уклонялись ни направо, ни налево; владетели же Филистимские следовали за ними до пределов Вефсамиса".

Таким образом Бог способствует осуществлению замысла сердца тех, кто действует по совести, хотя им и не открыта истина и не ведом Бог; но инстинктивно они чувствуют руку Бога, и Бог отвечает им, чтобы в их душах не замолк голос совести. Если бы они ожесточились против него или забыли его, то тем хуже было бы для них. "Жители Вефсамиса жали тогда пшеницу в долине, и взглянув увидели ковчег Господень и обрадовались, что увидели его. Колесница же пришла на поле Иисуса Вефсамитянина и остановилась там; и был тут большой камень, и раскололи колесницу на дрова, а коров принесли во всесожжение Господу. Левиты сняли ковчег Господа и ящик, бывший при нем, в котором были золотые вещи, и поставили на большом том камне; жители же Вефсамиса принесли в тот день всесожжения и закололи жертвы Господу. И пять владетелей Филистимских видели это и возвратились в тот день в Аккарон".

Но и это еще не все. Далее случилось, что Бог "поразил... жителей Вефсамиса за то, что они заглядывали в ковчег Господа". Почему же это случилось? Он не поражал филистимлян за то, что они заглядывали в ковчег, - они совали свой нос в ковчег, они приносили свои жертвы по своему усмотрению, а не по его слову; но за то, что жители Вефсамиса заглянули в ковчег, Он "убил из народа пятьдесят тысяч семьдесят человек; и заплакал народ, ибо поразил Господь народ поражением великим". Так строг Бог со своим собственным народом. Давайте же не будем забывать это, возлюбленные братья! Такого поражения не было даже среди филистимлян. "Господь будет судить народ Свой". И тот факт, что Он будет судить, является доказательством не того, что они не его народ, и не того, что Он не любит их, но того, что Он возмущен их пренебрежительным отношением к нему. Давайте не будем считать это несовершенным. Божественная благодать всегда приводит к одному из двух результатов: к духу поклонения там, где душа поклоняется, либо к привычке неуважения и непочтительности там, где к благодати относятся легкомысленно. Хорошая осведомленность о его любви либо умаляет нас пред ним и делает его всем для нас, либо поощряет плотского человека к своего рода легкомыслию и самоуверенности, что я считаю из всего самым великим препятствием к познанию божественной истины, и это подчас как-то проявляется в тех, кто знает его. Мы обязаны ревностно следить за тем, чтобы такое не случилось с нами. Даже истинные христиане не могут не сознавать этого; но в одном вы можете быть уверены: не следует уподобляться тем, кто менее всего нуждается в осторожности в этом смысле. Само осознание божественной благодати, сама близость к его истине способствуют тому, чтобы мы по-настоящему и непрерывно радовались его присутствию среди нас; но мы не можем по-настоящему осознать его присутствие до тех пор, пока не научимся самоосуждению и бдительности. Неудача в этом плане вовсе не доказывает, что душе недостает познания его благодати и истины, но ей не дает покоя наше низкое положение. Скорее, это есть результат познания благодати при недостаточном осуждении нашей плоти. С другой стороны, мы не можем пребывать в постоянном самоосуждении, но должны быть в постоянном союзе с Господом и с его благодатью.

Жители Вефсамиса представляли, несомненно, крайний случай. Они явили в какой-то мере радость души, когда увидели возвращающийся ковчег Бога. Разве это не было правильным? Несомненно, в этом не было ничего плохого; но ведь им следовало проявить иное чувство - смирение, когда они увидели ковчег, возвращающийся от филистимлян. Если Бог со своей стороны явил им совершенную милость, то как они должны были ответить на нее? Разве не должны они были пасть ниц в полном смирении пред Богом Израиля? Это лишило бы их всякого желания заглядывать внутрь ковчега. Был ли ковчег осквернен неверием израильтян? Один их взгляд внутрь ковчега Бога стоил израильтянам больше, чем все мечи филистимлян, и это справедливо. "И сказали жители Вефсамиса: кто может стоять пред Господом, сим святым Богом? и к кому Он пойдет от нас? " Но если эта паника и была естественной, то она не была возгласом веры. Израильтянам следовало осудить себя, а не предаваться чувству тревоги перед лицом сурового суда Бога. Не таким путем следует по-настоящему исправлять содеянное зло. Там, где было явлено легкомыслие и неуважение к Богу, может исцелить не враждебное отдаление (оно еще больше усугубит болезнь), но лишь лучшее познание благодати и божественной истины. Такое познание, достигнутое через веру, способно исправить это не путем укоренения духа рабства, но путем выработки уверенности в том, что благодать применит истину и к нам. Отдаление и неуверенность присущи людям; но Бог заставит понять свое Слово в Духе и осудить плоть, тем более по причине полноты своей благодати и чистоты истины. Таким образом, самоосуждение неотделимо от благодати.

1Царств 7

В следующей, 7-ой, главе говорится о том, что жители Кириаф-Иарима взяли себе ковчег Бога. Затем вновь речь заходит о Самуиле. "И сказал Самуил всему дому Израилеву, говоря: если вы всем сердцем своим обращаетесь к Господу, то удалите из среды себя богов иноземных и Астарт". Вот в чем секрет. Именно положение израильтян делало их легкомысленными, поскольку наряду с определенной естественной радостью, которую израильтяне испытывали с возвращением Бога, было еще нечто такое, что всегда мешает почитанию его самого. Поэтому и говорит Самуил: "Расположите сердце ваше к Господу, и служите Ему одному". "И сказал Самуил: соберите всех Израильтян в Массифу и я помолюсь о вас Господу. И собрались в Массифу, и черпали воду, и проливали пред Господом". Это весьма поучительно. Я полагаю, что вряд ли можно отыскать предписание Богом этого торжественного акта в пятикнижии Моисея, так что если спросить у кого-нибудь из вас, почему народ Бога собрался и проливал воду "пред Господом", вы, возможно, затруднитесь ответить. Можем ли мы посему утверждать, что этот акт был неверным? Нет, так рассуждать нельзя. При нарушении порядка вещей, если твердо придерживаться главных истин и обязанностей, связанных с нашими отношениями, полное возвращение к изначальному положению ни в коем случае не является самым верным путем решения тех проблем, которые породил грех.

С другой стороны, мы никогда не в праве (стоит ли напоминать об этом?) прибегать к человеческим измышлениям; и, безусловно, этот сомнительный акт не относится к такому роду изобретений. Но я повторяю, что выход из пагубного состояния для собрания Бога, как и здесь для Израиля, не может заключаться в возвращении к любому обряду, который существовал изначально. Прежде всего ищут, почему был сломлен дух, и стараются понять, какое бесславие было принесено Богу; затем мы начинаем более ясно видеть свою подчиненность во всем остальном. Но без самоосуждения и без осуждения положения собрания перед лицом Бога ничто не может быть правильным; тогда как если это станет привычным для нас, то благодать, несомненно, укажет нам через его Слово, что подобает делать в таком положении смятения и слабости. И все же это предоставляет выход темным и своевольным душам, которые держатся слов и всего внешнего и тешат себя тем, будто бы они одни правы, и осуждают больше всего тех, кто отличается истинной покорностью.

Предположим, что в наше время собрание Бога вдруг очнулось и почувствовало, что давным-давно отступило от Бога. К чему бы это в первую очередь побудило его? Стоит ли учреждать двенадцать апостолов и тосковать по языкам и чудесам, не воссоздавая после этого общественные условия церкви пятидесятницы? Но какое духовное осуждение подошло бы настоящему положению собрания? Нужно ли учреждать апостолов? Об этом было бы слишком самонадеянно мечтать! Не лучше ли, чтобы мы посыпали себя прахом и пеплом, приняв на себя позор и скорбь собрания, доведенного до падения грехом тех, кому Бог оказывал такое глубокое расположение?

Именно такое осознание гибели, нависшей над его душой, и представлялось Самуилу, и он выражал его в своих действиях. Проливание воды "пред Господом" было в тот момент, на мой взгляд, самым подходящим и верным действием. Это не было стремлением на скорую руку уладить ссору с Богом, но, скорее, то было признанием своей явной слабости и несостоятельности пред ним. По крайней мере, как мы знаем, таковым было значение образа, использованного в следующей книге Царств, - "воды, вылитой на землю". Это истинно соответствовало их положению пред Богом. Но, может, израильтяне были не совсем уверены в его благодати? Напротив. "И собрались в Массифу, и черпали воду, и проливали пред Господом, и постились в тот день, говоря: согрешили мы пред Господом. И судил Самуил сынов Израилевых в Массифе". И сразу же зашевелился дьявол и поднял филистимлян; он (если не филистимляне) мог подумать, что израильтяне собрались с политической целью - провести военные сборы перед сражением за свою независимость. Но дьяволлучше знал всю значимость этого и не мог успокоиться; и в одном я уверен, что если бы орудия дьявола среди филистимлян знали суть подобного акта, который был нацелен на усмирение и покаяние Израиля перед лицом Бога, то они и все враги Израиля почувствовали бы нечто более угрожающее в этом, чем в простом военном сборе. Ничто так не тревожит дьявола, как сам факт, что народ Бога покорился Богу, искренне молясь и исповедуя ему свои грехи, ибо в этом проявляется вера в слово Бога. Какими бы великими ни были трудности или скорби, нет никакого повода не доверять Богу. В том и заключается смысл нашего поклонения Господу, что какого бы мнения мы ни были о себе, мы никогда не должны сомневаться в нем; какой бы свой проступок, какую бы свою неудачу мы ни признали, в любом случае пусть наша первая исповедь будет Иисусу, нашему Господу, и пусть мы всегда будем уверены в нем, ибо "благословен Бог во веки".

"Когда же услышали Филистимляне, что собрались сыны Израилевы в Массифу, тогда пошли владетели Филистимские на Израиля. Израильтяне, услышав о том, убоялись Филистимлян. И сказали сыны Израилевы Самуилу: не переставай взывать о нас к Господу Богу нашему". Это, на мой взгляд, прекрасно. Они начали не с приношения жертвы за грех или жертвы всесожжения; они уже приняли положение раскаявшихся пред Богом за свои грехи; они открыто признали свое грехопадение актом пролития воды, а Самуил молился, в то время как они исповедовались. Они имели право надеяться на Бога и быть уверенными, что Он постоит за них. Мы видим знак одобрения, когда читаем, что "взял Самуил одного ягненка от сосцов, и принес его во всесожжение Господу, и воззвал Самуил к Господу о Израиле, и услышал его Господь. И когда Самуил возносил всесожжение, Филистимляне пришли воевать с Израилем". О, как плохо враг знал о том, что уготовлено ему! Неужели они осмелились вторгнуться к израильтянам, когда приятное благоухание восходило к Богу ради них? Больше не было и речи о брани израильтян с филистимлянами - речь шла о брани Бога с филистимлянами. "Но Господь возгремел в тот день сильным громом над Филистимлянами и навел на них ужас, и они были поражены пред Израилем". А израильтянам не оставалось ничего иного, как преследовать бегущих филистимлян. "И выступили Израильтяне из Массифы, и преследовали Филистимлян, и поражали их до места под Вефхором. И взял Самуил один камень, и поставил между Массифою и между Сеном, и назвал его Авен - Езер, сказав: до сего места помог нам Господь. Так усмирены были Филистимляне, и не стали более ходить в пределы Израилевы; и была рука Господня на Филистимлянах во все дни Самуила. И возвращены были Израилю города, которые взяли Филистимляне у Израиля, от Аккарона и до Гефа". И было еще раз сказано: "И был Самуил судьею Израиля во все дни жизни своей".

1Царств 8

Следующая, 8-я, глава выявляет прегрешения уже не сыновей Илия, а сыновей Самуила. Посреднику между людьми и Богом, каким бы благословенным он ни был, не удается удовлетворить насущную потребность. Провидец - это еще не Христос, а предвестник не Мессия. Сыновья Самуила судили превратно и брали подарки; и сыны Израиля заявили Самуилу: "Вот, ты состарился, а сыновья твои не ходят путями твоими; итак поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов". Итак, вы видите, что события развивались в двух направлениях. Но заметим, что Бог разглашает свой план человеку, в то время как дьявол, по-видимому, исполняет свой. Так, в книге Иова не сатана, а Бог начинает действовать. Именно Он ставит целью сделать добро для Иова. Несомненно, сатана пытается поступить вопреки Богу и строит один за другим планы, направленные на то, чтобы навредить Богу; но Бог успевает опередить дьявола в добре, что очень успокаивает наши души. Поскольку Бог существовал до сатаны, Он, несомненно, будет и после него. То добро, которое Бог замыслил тогда, было первой мыслью, а добро, которое Он имел в глубине души в самом начале, будет осуществлено, пусть даже очень поздно, если и не в самом конце. Таким образом, добро было прежде зла и останется после того, как со злом будет покончено. Нечто подобное мы видим здесь. Кто возлагал надежду на царя? Кто считал подходящим если не вынесение смертного приговора священникам, подобно тому, как он был вынесен перед этим народу, то по крайней мере отстранение их от занимаемого ими некогда положения, чтобы освободить место для лучшего - для истинной тайны благословения Израиля, которая будет открыта в другое время? Это был Бог. Но здесь можно обнаружить и подоплеку: речь идет не об ударе от филистимлян, но о попытке ослабить Израиль силой дьявола.

Следовательно, мысль поставить царя исходила не от человека, но от Бога; тем не менее в страстном желании иметь над собой царя, подобно прочим народам, было нечто бунтарское, указывающее на непокорность человека Богу. Назначенный царь должен был получить от Бога щедрое благословение, и именно Бог имел намерение поставить израильтянам царя еще до того, как их грешные души возжелали избавиться от него самого. Это желание в человеке было грехом, подлежащим осуждению, оно же было благодатью в Боге, и Он, несомненно, исполнит его. То и другое истинно; но человеческий разум часто противопоставляет одно другому, вместо того, чтобы верить в то и другое. Здесь мы видим душу человека. Израильтяне очень хотели царя. Самуил глубоко переживал это, и не потому, что их желание было противно ему, а потому, что оно было направлено против Бога; поэтому Самуил и говорит им о том, что огорчало его. "И молился Самуил Господу". О, если бы мы могли брать пример с этого истинного служителя Бога! И когда что-то не по душе, то нам следовало бы молиться, а не раздражаться, не кипеть от злости и не браниться! Нельзя думать, что Самуил не чувствовал то состояние, в каком находились израильтяне, но он "молился Господу". "И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли [ как долготерпелив Бог, который говорит и действует так!], но отвергли Меня". И все же Самуил должен был слушаться. Какая же сильная любовь движет Богом, несмотря на все людское зло! И Он исполнит свои собственные благословенные намерения. "...Но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними; как они поступали с того дня, в который Я вывел их из Египта, и до сего дня, оставляли Меня и служили иным богам, так поступают они с тобою; итак послушай голоса их; только представь им..."

Несомненно, предполагалось новое зло. Тем не менее, если их ложь привела к выявлению верности Бога, то что, как не любовь, могло подействовать? "И пересказал Самуил все слова Господа народу, просящему у него царя, и сказал: вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами [он предостерегал их]: сыновей ваших он возьмет и приставит к колесницам своим и сделает всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его; и поставит их у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его; и дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы; и поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет". Это будет человеческий царь, а такой едва ли может быть лучше. Невозможно, чтобы в природе вещей могло быть существенное различие. Мы найдем здесь и другой случай, подтверждающий то, какой контраст представляет собой Божий царь во всех отношениях. Но теперь речь идет лишь об обязанностях подданных царя, хотя Самуил в полной мере предостерегает израильтян.

Предостережения оказались напрасными. "Но народ не согласился послушаться голоса Самуила, и сказал: нет, пусть царь будет над нами, и мы будем как прочие народы". Душой они все больше и больше отдалялись от Бога. Каждое сказанное ими слово, хотя они и не подозревали этого, все больше обличало их самих. Не что иное, как их упрямство, выступало против Бога, и этим они все больше отказывались, и отказывались добровольно, от данной им высочайшей привилегии. "И выслушал Самуил все слова народа, и пересказал их вслух Господа. И сказал Господь Самуилу: послушай голоса их и поставь им царя. И сказал Самуил Израильтянам: пойдите каждый в свой город".

1Царств 9

Мы уже видели, что непреодолимое желание и преднамеренное решение народа Израиля иметь над собой царя явилось прямым ударом по правлению Бога в Израиле; но настало время позволить действовать своеволию народа. С одной стороны, хотя и не без попытки пророка разубедить народ, Бог дает израильтянам понять, каким станет царь, избранный по их желанию. С другой стороны, я уже пояснял, что еще до того, как народ выразил желание иметь царя, Бог явил свое намерение благословить помазанника на царство, перед которым должен был ходить священник. Он намеревался поставить им царя. Любовь Бога всегда опережает ненависть дьявола. Человек, несомненно, разоблачает себя в своем желании избавиться от Бога; но Бог имеет свои намерения и приносит нам великое успокоение, позволяя узнать, что хотя исполнение его планов происходит перед лицом грехопадения и морального разложения человека, Он всегда имел своей целью благословение человека и никогда не изменял своему намерению, ибо воля Бога никак не зависит от желания человека. Они вполне могут принять во внимание средства благословения твари и должны это сделать; ибо Он единственно мудрый Бог и не нуждается в последующем домысливании, исправлении или дополнении своего первоначального замысла - именно в человеке Бог прославляет себя больше всего. Но по этой самой причине Бог тогда благословляет человека больше всего, когда возвышает его над его же мыслями до своей воли.

И теперь, при ознакомлении с данной главой, мы более всего поражаемся тому, как Бог подчиняет все своей цели. Человек выразил свою преступную волю. Близилось испытание. Бог, после должного предостережения, перестает создавать препятствия на пути человека, но любым возможным способом содействует тому, чтобы это испытание человека при выборе им царя принесло пользу. Может ли что-либо еще в этом роде быть более полезным уроком для нас, братья мои, если задуматься, в чем состоит этот принцип Бога? Как часто, не одобряя ту или иную меру, мы не способны постараться противодействовать ей всеми возможными способами. Таким образом, мы поступаем неблагоразумно, настаивая на своих желаниях или суждениях. Далее мы обнаруживаем то, как мало мы верим в волю самого Бога относительно этого, ибо если бы мы искренне доверяли его воле, то могли бы быть уверены в том, что ему лучше знать, как привести других к покорности и использовать все ради своей славы. Я не считаю, что это должно касаться нашего собственного долга; речь идет о других. Возможно, и мы сами можем заблуждаться по той или иной причине. Но даже если предположить, что мы уверены в том, что не заблуждаемся, мы не можем не побуждать еще в большей степени к противодействию других, а слишком сильное противодействие может ускорить то, что мы больше всего желали предотвратить. Но в любом случае лучше всего стараться поддерживать в себе безмятежную уверенность в Боге. И если другие прибегают к неверным мерам, предоставим событиям идти своим чередом, и истинная сущность их поступков не замедлит обнаружиться. Поэтому, какой бы ни была причина, нам, как имеющим веру в Бога и жаждущим исполнения его, а не нашей воли, следует гораздо более искреннее вверять свои дела Богу, а не стремиться исполнять их самим.

Это, как мне кажется, прекрасным образом показано в том, как Бог направлял действия израильтян в тех обстоятельствах, которые и привели Саула к восхождению на престол Израиля. Никто и предположить не мог, что поиски пропавших ослиц отца приведут Саула не только к пророку Самуилу, но и на престол Израиля. Но случилось именно так. Саул и его слуга, отправившись на поиски ослиц, пришли в землю Цуф, в которой был город, где жил Самуил. Побеседовав с ним, Саул успокоился насчет пропавших ослиц и узнал, что сам представляет интерес для Израиля, поскольку является желанным для израильтян. Подробности, касающиеся совета, данного Саулу его слугой, встречи с девушками, указавшими путь к Самуилу, самого прозорливца, и прочие детали описаны замечательным образом. Следует заметить, что Саул вместе со слугой был приглашен отобедать, а главному гостю было припасено и предложено плечо и то, что было при нем. Прежде, чем Саул со слугой возвратились домой, Самуил остался наедине с Саулом и, наконец, помазал Саула в правители наследия Бога. А прежде Бог сообщил своему слуге свое намерение. С одной стороны, Он повелевает обстоятельствам сложиться так, чтобы Саул выступил вперед; с другой стороны, Он выделяет именно такую личность, какую люди больше всего желали тогда. Саул был именно таким человеком, какого плотский разум желал видеть царем. Если бы, говоря современным языком, весь народ был опрошен, то разве Саул не был бы тем человеком, который мог бы управлять по крайней мере огромным большинством? Ведь Бог со своей стороны с того момента, как увещевание пророка было отвергнуто израильтянами, больше не препятствовал им в их желании. Израилю было дозволено любым возможным путем действовать по своей собственной воле. С другой стороны, что могло быть более действенным, чем роль Самуила? Он протестовал против царя. Итак, именно здесь, если не будем осторожны, мы можем создать препятствия. Самуил мог бы чинить препятствия в этом плане. Чтобы этого не произошло, Бог сказал ему на ухо. Этого было вполне достаточно. И здесь был пришлый человек. Несомненно, речь шла о вытеснении со своего места Самуила, как и самого Бога, но теперь все зависело от Бога, который пожелал как следует проверить выбор, сделанный народом. Это испытание близилось. Бог решил, что израильтянам, как и другим народам, следует иметь царя; и когда Он даст им царя, вы заметите, и не только здесь, но и везде, что все сложилось благоприятным и удачным образом, так что человеческий царь мог пройти полное испытание перед лицом Бога, и при этом израильтяне не могли даже в малейшей степени сослаться на то, что были какие-то неблагоприятные обстоятельства, препятствовавшие надлежащему испытанию их царя. Совсем наоборот, уста израильтян замолкли. Поэтому Саул оказался перед пророком и без промедления был помазан на царство.

Хорошо было бы обратить внимание и на другое. Сначала Саул, казалось, блистал. Где было отыскать лучший образец царя из людей в начале? Он говорил благопристойно; казалось, он был лишен какого-либо честолюбия, насколько люди могли распознать его. Мы по достоинству можем оценить его чувства к отцу; далее мы увидим, что и отец не менее любил его и переживал за него. Таким образом, все выглядело благопристойно; ибо когда человек призван служить обществу, небезынтересно и важно для нас знать, каков он в кругу своих близких; и, соответственно, в этом плане все было ясно относительно него. Мы отчетливо видим, что с той и другой стороны наблюдались родственная привязанность и заботливость; как о Сауле, так и о его отце Кисе люди получили предостаточно информации. Все это было хорошим предзнаменованием для будущих надежд Израиля в глазах людей.

1Царств 10

Следует заметить, что это было не только предвиденным действием, но Бог соблаговолил дать знамения с целью помочь Саулу. Если бы были уши, чтобы слышать, если бы был хоть какой-то критерий духовного восприятия, то были бы особые знамения на его пути. Это показано нам в начале десятой главы. Итак, прежде всего Саулу встречаются два человека, объявивших ему, что нашлось то, что искали Саул и слуга, и встретились эти двое близ гроба Рахили, у места, представлявшего особый интерес для Саула, - по крайней мере так должно было быть (ст. 2). То было место, как всем известно, где закладывался фундамент его семьи. Отец Саула уже беспокоился о нем, а не о пропаже, которая между тем нашлась. Но Саул не имел глаз видеть, как и ушей - слышать то, что намеревался сказать Бог.

И вот еще три человека, как сказано в 3-ем и 4-ом стихах, должны были встретиться Саулу в Фаворской дубраве, и они шли к Богу, в Вефиль. То есть они должны были пройти не только близ гроба Рахили, но и прийти к Богу в Вефиль. Один из этих людей нес трех козлят и т. д., и эти люди приветствовали Саула и дали ему хлеба. Разве он не получил таким образом свидетельства влияния Бога в Израиле - свидетельства того, что знаменитое событие, когда Бог обещал исполнить свое намерение их отцу Иакову, не было забыто? Остаток иудеев был здесь - достаточное, абсолютно достаточное доказательство: не только два, но три человека встретились ему. Это было более чем достаточным свидетельством того, что в Израиле действительно еще была вера.

Наряду с этим, несомненно, состояние Израиля, терроризируемого филистимскими правителями, оставалось поистине плачевным. Но что из этого, если жива была вера и она не бездействовала? Никакие обстоятельства никогда не запугают верующего. Ведь речь тогда шла о том, был ли Бог Богом Израиля? И касательно его народа вопрос стоял о том, имели ли они веру в него. Здесь же мы можем видеть трех человек, идущих к Богу в Вефиль; и это при наличии знамения говорит о том состоянии, в котором фактически находился Израиль того времени, ибо это было новым моментом. "После того ты придешь на холм Божий, где охранный отряд Филистимский; и когда войдешь там в город, встретишь сонм пророков, сходящих с высоты, и пред ними псалтирь и тимпан, и свирель и гусли, и они пророчествуют" (ст. 5). Как бы воодушевило это того, кто способен слышать так, как угодно Богу! Времена, худшие для веры, только еще больше призывают нас поступать угодно ему. В этих пророках было предостаточно доказательств тому, что радовало и заставляло хвалиться, и все же Богу было угодно, чтобы его народ признал существовавшие затруднительные обстоятельства. Нет пользы от того, что мы пытаемся закрыть глаза на то, что происходит в действительности, будь то собрание сейчас или Израиль в те времена. Всегда будет правильнее и мудрее, хотя и унизительно подчас, признать истину.

То же самое происходит и с нашими душами во всех наших христианских переживаниях. Многие люди стараются не думать обо всем, что с ними происходит. Многие люди, недавно обращенные к Богу, пытаются смотреть только на то, что воодушевляет, - на все светлое и радостное. Глаз новообращенного быстро отыскивает в Слове Бога лишь успокаивающие отрывки. Он не заостряет внимания на том, что испытывает душу и заставляет анализировать чувства. Это все достаточно разумно, но действительно ли мудро? Не таким образом Дух Бога действует в формировании святых. Нельзя не думать, что нет обильного успокоения во всех божественных путях и в его Слове от начала и до конца; но будьте уверены, братья мои, что наилучшая мудрость там, где благодать укрепляет нас, чтобы мы могли увидеть истину, совершенную истину о Боге или человеке в собрании или в наших собственных душах. И именно потому, что многие, если можно так выразиться, стараются отсрочить момент, когда они увидят себя в полном свете перед лицом Бога, они вынуждены будут повторить этот урок в другое время и при более неблагоприятных обстоятельствах. Гораздо лучше узреть в самом начале, что мы из себя представляем, а также то, чем является в своей сущности Бог, его замыслы, отношения с нами, и понять его намерение; иначе, возможно, когда мы последуем за Господом через пять или десять лет, нам необходимо будет сокрушаться из-за печального неверия, и все потому, что мы безрассудно отказались взглянуть на то, что мы в действительности представляли собой с самого начала.

Итак, совершенно очевидно, что на представление нами сущности Бога больше всего влияет то, что мы, возможно, должны подвергнуться болезненному и унизительному процессу в течение нескольких лет после вступления на нашу стезю, ане познание нами, какие мы есть в тот момент, когда обильный поток божественной благодати укрепляет наши души при познании Господа Иисуса. Ибо только через это нам должным образом удастся судить обо всем, что касается нашей сущности.

Это тоже было выразительным знамением для Саула. Первое знамение носило личный характер, будучи связанным само по себе с гробом Рахили, с местом смерти матери, но также и с местом рождения Вениамина, родоначальника колена, к которому принадлежал Саул, с прообразом Мессии в его великих победах, которые Он одержал ради своего народа на земле. Он был не тем сыном Иакова, что был отделен от своих братьев и возвышен в другой области, но сыном правой руки своего отца, олицетворяющий Господа Иисуса, когда тот восстанет, чтобы низвергнуть всех противников в своем царстве; ибо именно таково было благословение, произнесенное Духом Бога устами Иакова над Вениамином. Второе знамение явно указывало на истинность веры, доказанной более чем достаточным числом свидетелей; поскольку три человека направлялись к Богу в Вефиль, то Бог не мог потерпеть неудачу, будь даже состояние Израиля таким плачевным. Затем следует символ тогдашнего состояния Израиля. Обетования, связанные с Вефилем, были далеки еще от исполнения. Саул слышит о холме Бога и одновременно - об охранном филистимском отряде. Несомненно, действительное состояние израильтян и земли Израиля в момент, когда человек жаждал царя, было таким низким, какое можно только себе представить. Если бы только у Саула была вера, позволяющая вникнуть во все эти знамения, исходящие от Бога, то, несомненно, появилась бы более благословенная возможность влияния и победы Бога, который всегда готов ответить на живую веру. Но как раз у Саула и не было этой веры. Плоть способна создавать лишь видимость, и Саул прежде всего дорожил отцом, слугами - короче, всем, что мы здесь видим. Во всем этом было нечто многообещающее, что вселяло надежду на царя, избранного людьми; но было ли этого достаточно? Была и другая более высокая привилегия. Как можно заметить мимоходом, Бог даже соблаговолил наделить Саула силой Духа Бога - внешне, конечно. "И найдет на тебя Дух Господень, и ты будешь пророчествовать с ними и сделаешься иным человеком". Разве все это не показывает нам, что Бог оказывал всяческую помощь и давал всякое ощутимое преимущество человеческому царю, вступившему в новую фазу истории своего народа? В этом, как я чувствую, и заключается бесспорный урок, представленный в этих двух главах, который еще более необходим и поучителен в тех обстоятельствах. Кто способен придумать лучше?

Далее мы видим исполнение слов, сказанных прозорливцем; но, более того, Саул возвращается домой, а дома все ищут случая узнать то, о чем пророк говорил Саулу. "И сказал дядя Саулов: расскажи мне, что сказал вам Самуил. И сказал Саул дяде своему: он объявил нам, что ослицы нашлись. А того, что сказал ему Самуил о царстве, не открыл ему". Словом, пока еще Саул выглядит покорным и многообещающим. Плотский человек может зайти очень далеко в подражании тому, что от Бога, но очень скоро возникающие обстоятельства выявляют, что все это лишь поверхностно.

"И созвал Самуил народ к Господу в Массифу", где и поставил людей в известность о том, что произошло. Они просили поставить им царя. "Итак предстаньте теперь пред Господом по коленам вашим и по племенам вашим. И велел Самуил подходить всем коленам Израилевым, и указано колено Вениаминово. И велел подходить колену Вениаминову по племенам его, и указано племя Матрия; и приводят племя Матриево по мужам, и назван Саул, сын Кисов". Это являлось очень важным обстоятельством, ибо здесь Бог подвергает выбор Саула еще одному испытанию, чтобы любым возможным путем предотвратить недовольство людей, так как они могли бы сказать: "О, народу, в конце концов, не дали выбрать самому, не предоставили это право и Богу. Все это было устроено по договоренности Самуила с Саулом!" Но этобыло не так. Пророк ничего не устраивал сам: несомненно, тут действовал сам Бог; но это ни в малейшей степени не противоречит тому факту, что Он просто удовлетворял желание человека. Таким образом, здесь противостояли самому жребию и отвергали правление Бога в Израиле. Как мы знаем, был хорошо известный план, вступивший в силу соответственно закону, - план разделения земли Израиля; и он будет использован снова, когда эта земля вновь подвергнется переделу. А теперь этот план был использован для избрания царя, и с тем же самым результатом. Было невозможно, таким образом, ставить под сомнение поведение Самуила; и если, с одной стороны, не могло быть сомнения в том, что человеку был предоставлен самый свободный выбор, то с другой - замечательно то, что Бог любыми путями способствовал тому, чтобы этот свободный выбор человека осуществился как можно справедливее.

И поэтому "сказал Самуил всему народу: видите ли, кого избрал Господь? подобного ему нет во всем народе. Тогда весь народ воскликнул и сказал: да живет царь!" Но вдобавок сказано: "А негодные люди говорили: ему ли спасать нас? И презрели его и поднесли ему даров; но он как бы не замечал того". Это еще одна замечательная особенность данного случая; ибо теперь можно было бы предположить, ввиду того, что люди, избрав царя, согрешили против Бога, что это позволило обнаружить благочестивых среди подданных. Ни в малейшей степени! Возможно, негодные люди первыми присоединились к остальным, желавшим иметь царя; но когда этот царь был избран, помазан и торжественно облечен полномочиями, то именно негодные люди отказались проявить к нему уважение. Мы обнаруживаем, что не только Самуил в самой полной мере подчинился власти Саула, но даже Давид, истинный помазанник Бога, царь, которого Бог избрал по своему сердцу, хотя тот не был избран для народа и из народа согласно его выбору (как Бог мог сделать и сделал, хорошо зная все мысли и побуждения народа), пока был жив Саул, охотно оставался его подданным и слугой.

1Царств 11

Заметим, что не только Саул проявляет сдержанность в начале своего царствования, не замечая противодействия ему со стороны этих негодных людей, но и жители Иависа, когда приходит аммонитянин Наас и осаждает галаадский город, не испытывают необходимости советоваться с Саулом по этому поводу. "И сказали все жители Иависа Наасу: заключи с нами союз, и мы будем служить тебе". И вскоре на Израиль должен был обрушиться удар со стороны аммонитян. Здесь вы должны помнить, что Бог не ставил своей целью наказывать аммонитян ни рукой человеческого царя, ни рукой помазанника Бога. Другое дело - филистимляне. И действительно, подзаконные аммонитяне явно были освобождены от наказания и их пощадили. Но это вовсе не означало, что они безнаказанно могли нападать на народ Бога, - они должны были в этом случае понести наказание; однако в план Бога непосредственно не входило подчинять аммонитян Израилю и делать их его рабами.

Но в данном случае аммонитяне нападают на Израиль. "Дай нам сроку семь дней, - говорят аммонитянину Наасу старейшины Иависа, - чтобы послать нам послов во все пределы Израильские, и если никто не поможет нам, то мы выйдем к тебе". "И пришли послы в Гиву Саулову и пересказали слова сии вслух народа; и весь народ поднял вопль и заплакал". Саул был потрясен этим, и на него сошел Дух Бога. "И сильно воспламенился гнев его; и взял он пару волов, и рассек их на части, и послал во все пределы Израильские чрез тех послов, объявляя, что так будет поступлено с волами того, кто не пойдет вслед Саула и Самуила. И напал страх Господень на народ, и выступили все, как один человек". Результатом явилась великая победа. И действительно последовал полный разгром; как сказано, из аммонитян не осталось двоих вместе. В результате этого израильтяне исполнились негодования по отношению к тем, кто прежде явил неуважение и презрение к царю. "Тогда сказал народ Самуилу: кто говорил: "Саулу ли царствовать над нами?" дайте этих людей, и мы умертвим их". Саул вновь блистает в обществе. "Но Саул сказал: в сей день никого не должно умерщвлять, ибо сегодня Господь совершил спасение в Израиле". Все это было на пользу царю. Может показаться теперь, что опасения Самуила были напрасными и что избрание Саула царем было удачным. Здесь представлен тот, кто знал, как использовать победу над врагом со всей сдержанностью, кто также мог до победы являть терпение ко всем не желавшим подчиниться ему израильтянам.

1Царств 12

Но 12-я глава как бы подготавливает нас к чему-то совсем иному. Сначала следует обращение Самуила ко всему Израилю: "И сказал Самуил всему Израилю: вот, я послушался голоса вашего во всем, что вы говорили мне, и поставил над вами царя, и вот, царь ходит пред вами; а я состарился и поседел; и сыновья мои с вами; я же ходил пред вами от юности моей и до сего дня". Он бросает им вызов со всей своей прямотой, и народ признает его без колебаний. "И сказал он им: свидетель на вас Господь, и свидетель помазанник его в сей день, что вы не нашли ничего за мною. И сказали: свидетель. Тогда Самуил сказал народу: (свидетель) Господь, Который поставил Моисея и Аарона и Который вывел отцов ваших из земли Египетской. Теперь же предстаньте, и я буду судиться с вами".

Таким образом, стоя перед народом, будучи полностью и принародно оправданным перед израильтянами во всем, что могло потревожить совесть единственно праведной души в Израиле, Самуил взывает к израильтянам от имени Бога. Он напоминает им, как были подняты на их защиту освободители, и ко всему прочему добавляет: "Итак, вот царь, которого вы избрали, которого вы требовали: вот, Господь поставил над вами царя. Если будете бояться Господа и служить Ему и слушать гласа Его, и не станете противиться повелениям Господа, и будете и вы и царь ваш, который царствует над вами, ходить вслед Господа, Бога вашего, а если не будете слушать гласа Господа и станете противиться повелениям Господа, то рука Господа будет против вас, как была против отцов ваших. Теперь станьте и посмотрите на дело великое, которое Господь совершит пред глазами вашими: не жатва ли пшеницы ныне? Но я воззову к Господу, и пошлет Он гром и дождь".

Едва ли стоит объяснять, что если на обращение Самуила Бог сразу же послал то, что вообще не соответствовало времени года, то это было явным доказательством ответа Бога своему народу. Бог всегда слышит обращающегося к нему праведника. "И воззвал Самуил к Господу, и Господь послал гром и дождь в тот день". Но что все это должно было подтвердить? "И вы узнаете и увидите, как велик грех, который вы сделали пред очами Господа, прося себе царя". Суждение пророка (а оно сформировалось согласно Богу) оставалось прежним. Тем не менее, как может показаться, Самуил способствовал, и в определенном смысле он действительно способствовал, назначению царя; никто другой в Израиле, кроме него, не мог сделать этого. Ибо кто среди слышавших слова Самуила в общем мог бы понять из его поведения и из проявленных им чувств, что ему не совсем по сердцу это назначение? Если кто и судит превратно такое поведение человека Бога, то я убежден в том, что такое его поведение было вынужденным, ибо определялось Богом, так что Самуил не должен был отступать там, где было трудно избежать этого. Человеку приходится иногда действовать в условиях, вызванных грехопадением, и в такой запутанной ситуации можно легко ошибиться в намерении Бога, если не довольствоваться простым исполнением собственного долга. Такое суждение может быть вполне определенно относительно того, что принадлежит Богу и что другие опорочили. С другой стороны, предположим, что на нас лежит обязанность иного рода. В таком случае мы должны так выполнить ее, чтобы это не задело наши души и мы продолжали жить спокойно, исполняя наш долг, каким бы он ни был, даже несмотря на полнейшее осознание того, к чему может привести действительное положение вещей. Именно таков случай Самуила.

Почти у всех израильтян не хватало той веры, какой обладает добрая совесть; ибо в этот момент мы обнаруживаем, что весь народ теперь взывал к Самуилу и просил его: "Помолись о рабах твоих..." И хотя они в какой-то мере убедились в своем безрассудстве, выбор был ими сделан и испытание должно было продолжиться. "Помолись о рабах твоих пред Господом Богом твоим, чтобы не умереть нам; ибо ко всем грехам нашим мы прибавили еще грех, когда просили себе царя. И отвечал Самуил народу: не бойтесь, грех этот вами сделан, но вы не отступайте только от Господа и служите Господу всем сердцем вашим и не обращайтесь вслед ничтожных богов, которые не принесут пользы и не избавят; ибо они - ничто; Господь же не оставит народа Своего ради великого имени Своего". Один и тот же принцип находит подтверждение при всех обстоятельствах: когда народ поступает неправильно, а затем обнаруживает свою оплошность, то не всегда есть возможность исправить ошибку. Но Бог является неизменным источником и не откажет тем, кто истинно покорился ему. Речь идет о том, что мы должны исполнять его волю повсюду. Последствия того, что является содеянным грехом, могут сказаться и позже, даже когда человек приведен к пониманию и осуждению греха. Бог может удерживать человека в состоянии смирения после того, как тот сам признает и осудит грех. Такое не только возможно, но и абсолютно необходимо для того, чтобы покончить с грехом, хотя в качестве нового испытания могут иметь место определенные внешние последствия, вытекающие из него. Но ведь истинную возможность избавиться от греха дает не стремление вернуться к тому положению, в котором мы находились до того, как совершили грех, а полное признание содеянного зла, унижение перед взором Бога и стремление уповать на него, чтобы увидеть, какова теперь его воля относительно нас. Очевидно, это предполагает наличие в человеке веры, которой как раз и недоставало не только Саулу, но и всем сынам Израиля. Потому пророк и говорит: "Только бойтесь Господа и служите Ему истинно, от всего сердца вашего, ибо вы видели, какие великие дела Он сделал с вами; если же вы будете делать зло, то и вы и царь ваш погибнете". Как истинно эти слова подтверждаются в последствиях, известных каждому, кто читал Библию!

1Царств 13

Затем следует первый явный кризис в правлении Саула (гл. 13). "Год был по воцарении Саула [срок, как мы видим, недолгий] и другой год царствовал он над Израилем, как выбрал Саул себе три тысячи из Израильтян: две тысячи были с Саулом в Михмасе и на горе Вефильской, тысяча же была с Ионафаном в Гиве Вениаминовой; а прочий народ отпустил он по домам своим. И разбил Ионафан охранный отряд Филистимский, который был в Гиве". В Ионафане была вера. Это было не просто наказание, которое навлекли на себя аммонитяне, задевавшие израильтян, которых Бог, несомненно, наказал ради своего имени ; но филистимляне были куда более грозными врагами, хотя Бог и имел намерение стереть их с лица земли. Какое дело было у них с Израилем? Охранный отряд филистимлян был разбит в Гиве, "и услышали об этом Филистимляне, а Саул протрубил трубою по всей стране, возглашая: да услышат Евреи!" Какой вызывающий поступок со стороны царя! Почему он назвал их евреями? Только ли это должен был сказать Саул? Где напоминание о Боге в его словах? Он совершенно забыл о нем! Он говорил тем же языком, каким говорил бы язычник. Неужели Саул опустился до этого? Разве он никогда не слышал о Боге Израиля? Разве никогда не дорожил он его обетованиями, данными отцам, его советами для их сынов, для избранного народа, такого несчастного, каким только он мог быть? Они были евреями, несомненно так; но зачем Бог создал и призвал израильтян? Они произошли от Авраама - еврея, который встал и пошел; но когда он пошел по призванию Бога, остались ли они только евреями? В глазах мира они, может, и были только евреями, но разве Саул мог опуститься до чувств тех, кто смотрел на народ Бога подобно неверующим и презирающим евреев или остававшимся безразличными к ним язычникам? Неужели Саул рассматривал израильтян просто как своих подданных?

Именно так всегда поступал неверующий, так он поступает и сейчас. "Наш народ - наша церковь!" Подобная фразеология выдает неизбежный порок, к которому приводит приписывание всего самим себе, а не Богу; и я не знаю большего заблуждения, ибо ни одно представление не выявляет так полно факт уклонения от живого Бога. Большинство, возможно, никогда по-настоящему не чувствовало того, что значит быть рожденным Богом, а еще меньше понимало, что значит быть искупленным его ценой, - это значит, что человек принадлежит не себе, а Богу. То, что человек не чувствует этого, когда ему на это указывают, свидетельствует о том, что яд медленно проникает в душу и искажает все ее суждения. Невозможно правильно трактовать понятие о христианине, не уяснив себе, что он есть чадо Бога; никто не может почувствовать, что такое собрание, не может надлежащим образом говорить о нем или относиться к нему, пока не поверит, что оно есть собрание Бога. Я могу свободно распоряжаться тем, что является моей собственностью, и могу естественным образом возмущаться посягательством на мои права относительно нее; но я должен позаботиться о том, чтобы не посягать на то, что не принадлежит ни мне, ни вам, но Богу. Об этом забывают там, где люди называют собрание своим. То же самое мы видим здесь и с народом Израиля. Если Саул рассматривал его просто как свой народ, как евреев или как нечто подобное в этом роде, то очевидно, что все должно было пойти по неверному пути, ибо неправильным было начало: не приняты были во внимание Бог и связь Израиля с ним.

Первым официальным заявлением царя Саула было: "Да услышат Евреи! " "Когда весь Израиль услышал [ибо Дух Бога говорил не так, как объявил царь, но согласно их особому, данному Богом имени], что разбил Саул охранный отряд Филистимский [таким образом Саул снискал полное доверие, хотя заслуга в этом полностью принадлежала Ионафану; но Бог не лишил царя всего этого, хотя Саул, возможно, не был того достоин] и что Израиль сделался ненавистным для Филистимлян..." Все это было правильно. Бог не желал, чтобы его народ виделся иным глазами тех, кто ненавидел их, - они могли уважать или страшиться народа, который в достаточной мере являлся плотским, однако единственное, чего мир не может выносить, так это прав Бога. Если вы только надеетесь отыскать для себя часть от Бога, то мир едва ли будет препятствовать этому, потому что миряне не лишены страха и по крайней мере надеются, что Он может явить милость. Мир глубоко задевает не только ваша покорность и ваше смирение (хотя вы не можете быть слишком смиренными в отношении этого), но ваша твердость и приверженность тому, к чему призвал и на что благословил вас сам Бог, не только то, что вы надеетесь обрести его, но и то, что Бог обладает вами сейчас и что вы принадлежите ему сейчас и живете ради его воли, его целей и его славы, даже пока вращаетесь в этом мире. Саул же не чувствовал этого в своей душе, и это было то же самое неверие, которое, несомненно, бессознательно выражалось в его призыве к евреям.

"И собрались Филистимляне на войну против Израиля: тридцать тысяч колесниц и шесть тысяч конницы, и народа множество, как песок на берегу моря; и пришли и расположились станом в Михмасе, с восточной стороны Беф-Авена. Израильтяне, видя, что они в опасности, потому что народ был стеснен, укрывались в пещерах и в ущельях, и между скалами, и в башнях, и во рвах; а некоторые из Евреев переправились за Иордан в страну Гадову и Галаадскую". Могу представить себе, что какой-нибудь мирской ученый сразу же заявит: "Нет, в этом вы не правы, поскольку последний стих со всей очевидностью дает понять, что эти два слова, "еврей" и "израильтянин", взаимозаменяемы и означают почти одно и то же, разница лишь во фразеологии". Сначала, несомненно, Саул говорит "евреи", затем мы слышим об израильтянах, но теперь мы вновь возвращаемся к "евреям". Я не жалею о том, что предостерегаю вас от рассуждений подобного рода. Почему же, когда Дух Бога старается называть их не евреями, а израильтянами, эти люди именуются в 7-ом стихе не израильтянами, а евреями?

Причину этого не так уж трудно объяснить, и это очень важно сделать. "А некоторые из Евреев переправились за Иордан в страну Гадову и Галаадскую". Они покинули землю Бога и потеряли право называться этим драгоценным именем. Они могли бы обладать этим правом, но они покинули землю их веры, и в результате этого Святой Дух показывает свое собственное восприятие оскорбления, нанесенного Богу. В этот самый критический момент, когда сильный и могущественный враг вторгается в пределы святой земли и занимает место, которое прежде всех устрашало, некоторые из израильтян покидают землю Бога и занимают явно неверную позицию. Таким образом, с той и другой стороны Богу доставили великое бесславие. С одной стороны, филистимляне в той или иной степени завладели землей Бога, а с другой - израильтяне покидали эту землю. Что было более трагично - трудно сказать. "Саул же находился еще в Галгале, и весь народ, бывший с ним, находился в страхе. И ждал он семь дней, до срока, назначенного Самуилом, а Самуил не приходил в Галгал". Это еще один замечательный урок для наших душ. Всегда надо быть до конца терпеливыми; но Саул как раз и не умел быть таковым. Несомненно, Саул надеялся, что Самуил придет в должное время. Он ждал и ждал, и казалось, что все будет как надо, но наступил момент испытания, который он не выдержал. Время еще не вышло, но плоть никогда не способна ждать дольше положенного. Царю казалось, что положенный срок истек, и он не пожелал ждать еще немного, ибо первый человек никогда не достигает совершенства. Он способен устроить прекрасный спектакль, но в этом нет ничего совершенного. Не только закон не является чем-то совершенным, но и плоть никогда не сможет достичь совершенства. Поэтому "и ждал он семь дней, до срока, назначенного Самуилом, а Самуил не приходил в Галгал; и стал народ разбегаться от него".

Несомненно, царю показалось, что нельзя допустить того, чтобы народ продолжал разбегаться. Необходимо было не допустить этого, однако нет ничего более необходимого, чем исполнение воли Бога! Пусть народ разбегался бы еще быстрее, но ведь Бог смог бы собрать их снова. Слово Бога было ясно. Саул прекрасно знал все то, что повелел Бог, но он не имел веры в него. И наконец, измученный долгим ожиданием и напуганный тем, что люди покидали его, Саул говорит: "Приведите ко мне, что назначено для жертвы всесожжения и для жертв мирных". "И вознес всесожжение. Но едва кончил он возношение всесожжения, вот, приходит Самуил; и вышел Саул к нему навстречу, чтобы приветствовать его. Но Самуил сказал: что ты сделал? Саул отвечал: я видел, что народ разбегается от меня, а ты не приходил к назначенному времени; Филистимляне же собрались в Михмасе; тогда подумал я: "теперь придут на меня Филистимляне в Галгал, а я еще не вопросил Господа", и потому решился принести всесожжение". Как часто приходится слышать хорошее оправдание плохого поступка. Причина, которую привел Саул, звучала довольно правдоподобно. Но главная вина Саула состояла в том, что он не учитывал Бога. Линия поведения Саула определяется его страхом. Верующий всегда полагается на Бога и исполняет его волю. Едва ли Саул представлял себе, к чему неизбежно приведет его неверие. Пророк позволяет ему услышать об этом. "И сказал Самуил Саулу [то было суровое слово пророка, обращенное к царю Израиля]: худо поступил ты, что не исполнил повеления Господа Бога твоего, которое дано было тебе, ибо ныне упрочил бы Господь царствование твое над Израилем навсегда; но теперь не устоять царствованию твоему; Господь найдет Себе мужа по сердцу Своему, и повелит ему Господь быть вождем народа Своего, так как ты не исполнил того, что было повелено тебе Господом". Но заметьте следующее: тотсамый Бог, что явил свою верховную волю, как бы не зависящую от обстоятельств в выборе Саула прежде, чем был брошен жребий, и в помазании его, - даже тот самый Бог не пожелал объявить о своем выборе другого человека до тех пор, пока Саул полностью не обнаружил своей неспособности к царствованию над народом. Поэтому "встал Самуил и пошел из Галгала в Гиву Вениаминову; а Саул пересчитал людей, бывших с ним, до шестисот человек. Саул с сыном своим Ионафаном и людьми, находившимися при них, засели в Гиве Вениаминовой".

В конце данной главы показано внутреннее состояние израильтян. Оно было жалким, никуда не годным с тех пор, как Саул уже царствовал некоторое время, но вполне достаточным для того, чтобы вера смогла доказать свою действенность. Сказано, что израильтяне не имели даже оружия для самообороны. Если израильтянин хотел отточить свою кирку, он должен был идти за этим к филистимлянам. Саул не принес освобождения народу. "Поэтому во время войны не было ни меча, ни копья у всего народа, бывшего с Саулом и Ионафаном, а только нашлись они у Саула и Ионафана, сына его. И вышел передовой отряд Филистимский к переправе Михмасской".

1Царств 14

За этим следует другая сцена. Мы видим поражение плоти, пусть еще не окончательное; но плоть обречена на неудачу, и конец ее ясно виден. Бог еще отчетливее дает понять непригодность Саула к царствованию, так что каждое слово будет подтверждено устами двух или трех свидетелей. Первый свидетель выразился достаточно ясно, но будет еще больше свидетелей. Между тем, самым утешительным является то, что Бог между свидетельствами о грехе дает нам немного порадоваться и утешиться, укрепляясь верой. Таким образом, в промежутке между первым и вторым свидетельствами о несостоятельности царя Саула мы видим, как прекрасно действует вера в его сыне Ионафане. Человек может и не надеяться на такое ее проявление тогда или теперь; но Бог видит все иначе, чем мы, и действует вопреки нашим представлениям.

"В один день сказал Ионафан, сын Саулов, слуге оруженосцу своему: ступай, перейдем к отряду Филистимскому, что на той стороне" (гл. 14, 1). Такой поступок был действительно смелым. "А отцу своему не сказал об этом". Если Саул имел свой характер, который вынуждал его хранить молчание, то Ионафан хранил веру. Был только один, кому Ионафан открылся, - но только не своему отцу. Вся эта история говорит о его покорности Богу; он исполнен сознания долга до конца своей жизни, но в таком случае это еще больше заставляет Ионафана молчать. Духовно Ионафан был далек от своего отца: они были близкими лишь по плоти. Вероятно, сам не давая себе отчета в своем молчании, Ионафан утаивал от отца то, что лежало у него на сердце относительно Израиля. "Саул же находился в окраине Гивы, под гранатовым деревом, что в Мигроне. С ним было около шестисот человек народа". Эта тайна Бога не была открыта ни царю, ни священнику. И народ не знал, что Ионафан пошел.

"Между переходами, по которым Ионафан искал пробраться к отряду Филистимскому, была острая скала с одной стороны и острая скала с другой". Дух Бога указывает нам в назидание на неимоверные трудности, встречающиеся на пути. "И сказал Ионафан слуге оруженосцу своему: ступай, перейдем к отряду этих необрезанных..." Иначе он и не мог относиться к ним. Он не называл их даже филистимлянами, а только "этими необрезанными"; и это было правильно. Он смотрел на них теми же глазами, что и Бог: для него речь шла не об их силе или слабости, а о том, что на них не было печати никчемности плоти. Они были необрезанными и не состояли ни в каких (даже внешних) отношениях с Богом. Поэтому он предлагает: "Перейдем к отряду этих необрезанных; может быть, Господь поможет нам, ибо для Господа нетрудно спасти чрез многих, или немногих". Истинно верующий говорит со всей искренностью, и Бог использует это для воздействия на души других, как здесь - на душу оруженосца. "И отвечал оруженосец: делай все, что на сердце у тебя; иди, вот я с тобою, куда тебе угодно. И сказал Ионафан: вот, мы перейдем кэтим людям и станем на виду у них". Это, таким образом, указывает не только на мужество веры, но и на то, что Ионафан полностью полагался на Бога. "Если они так скажут нам: "остановитесь, пока мы пойдем к вам", то мы остановимся на своих местах и не взойдем к ним; а если так скажут: "поднимитесь к нам", то мы взойдем, ибо Господь предал их в руки наши; и это будет знаком для нас. Когда оба они стали на виду..." - они вряд ли стали бы делать такое, иди они на поводу у плоти.

"Когда оба они встали на виду у отряда Филистимского, то Филистимляне сказали: вот, Евреи выходят из ущелий, в которых попрятались они". Филистимляне называют израильтян точно так же, как до этого называл их Саул, как и Бог называл тех израильтян, кто, испугавшись, подло оставил свою истинную землю. "И закричали люди, составлявшие отряд, к Ионафану и оруженосцу его, говоря: взойдите к нам, и мы вам скажем нечто. Тогда Ионафан сказал оруженосцу своему: следуй за мною, ибо Господь предал их в руки Израиля" - не в руки Ионафана, но "в руки Израиля". Здесь налицо не только вера, но и великодушие и бескорыстие верующего. Ионафан был человеком, чья душа жаждала, чтобы Бог благословил свой народ; и это говорит о его праведности. "И начал восходить Ионафан, цепляясь руками и ногами, и оруженосец его за ним. И падали Филистимляне пред Ионафаном, а оруженосец добивал их за ним. И пало от этого первого поражения, нанесенного Ионафаном и оруженосцем его, около двадцати человек, на половине поля, обрабатываемого парою волов в день. И произошел ужас в стане на поле и во всем народе".

Следовательно, дело состояло не просто в том, что Бог наделил силой этих двух верующих людей, но имело место мощное воздействие Бога независимо от них или от чего-то еще, сопутствовавшего их действиям, и как раз на это мы можем рассчитывать. Думаете ли вы, возлюбленные братья, что такой веры в людях или божественной силы, данной в ответ на нее, достаточно? Ни в коей мере. Бог, который задействовал Ионафана и его оруженосца с целью подкосить силы филистимлян в их собственном отряде, и теперь ставит такие же серьезные проблемы, которые требуют своего решения. Аналогичным образом Он воздействует и на души людей; Он подготавливает их тем или иным образом. Он либо выносит приговор, вселяющий ужас в сердца врагов, даже если враг слишком дерзок и бесстрашен, либо действует как спаситель в зависимости от сложившихся обстоятельств. В данном случае произошло смятение в стане на поле. Речь идет не просто о человеческом страхе, ибо такой страх, конечно, не привел бы в ужас все поле. Здесь же нам сказано: "Дрогнула вся земля, и был ужас великий от Господа. И увидели стражи Саула в Гиве Вениаминовой, что толпа рассеивается и бежит туда и сюда. И сказал Саул к народу, бывшему с ним: пересмотрите и узнайте, кто из наших вышел. И пересмотрели, и вот нет Ионафана и оруженосца его. И сказал Саул Ахии: "принеси кивот Божий", ибо кивот Божий в то время был с сынами Израильскими. Саул еще говорил священнику, как смятение в стане Филистимском более и более (распространялось и) увеличивалось. Тогда сказал Саул священнику: сложи руки твои. И воскликнул Саул и весь народ, бывший с ним, и пришли к месту сражения". В конце концов ни священник, ни кивот Бога не объяснили царю происшедшего. Он не смог получить удовлетворяющего ответа относительно причины таинственного содрогания земли. Было совершенно очевидно, что божественный свет не пролился здесь, поэтому Саул обратился к другому источнику. Как мы увидим позже, жребий был брошен.

Прежде всего обратите внимание на то, что здесь сказано: "Тогда и Евреи, которые вчера и третьего дня были у Филистимлян..." И опять как точно это подмечено в Писании! Смысл сказанного совершенно ясен. Эти люди были на стороне филистимлян. Зачем было израильтянам находиться там? Мы можем понять филистимлян, ходящих среди израильтян, но то, что израильтяне повсюду ходили с филистимлянами, было явным предательством или греховной слабостью. Их враги могли быть подосланы, чтобы причинить израильскому народу страдания, и, дозволив им внедриться в свою среду, израильтяне могли навлечь на себя тяжкую беду; но как можно было оправдать то, что израильтяне ходили среди филистимлян? И если уж они дошли до такого, то разве заслуживали они лучшего названия, чем "евреи"? Поэтому так и называет их Святой Дух. Но что еще более поразительно, так это сказанное в конце 21-го стиха, что даже эти евреи "пристали к Израильтянам". Дух Бога явно считает их самыми недостойными, и все же даже они "пристали к Израильтянам". Заметьте, пристали не к евреям, но "к Израильтянам, находившимся с Саулом и Ионафаном". "И все Израильтяне [эта фраза еще более поразительна], скрывавшиеся в горе Ефремовой, услышав, что Филистимляне побежали, также пристали к своим в сражении". Заметьте разницу: Бог справедливо определяет во всех своих путях, что людей, поступающих крайне неверно, следует называть не израильтянами, а евреями. До тех пор, пока они играли неблаговидную роль, они по крайней мере лишались своего имени, если не связи с Израилем. Но если такие люди больше не признавались достойными этого благословенного имени, то другие, уступившие под влиянием страха, вновь обретали это имя, вступив на путь, приличествующий сынам Израиля. Несомненно, они не достойны были этого имени в прошлом, тем не менее теперь они вновь обретали имя божественной славы.

В 24-ом стихе мы опять читаем: "Люди Израильские были истомлены в тот день; а Саул заклял народ, сказав..." Как прискорбно в такой благословенный день победы видеть, как царь все испортил! Здесь мы видим, что сделал царь. Единственное, что он сделал, так это огорчил и рассердил людей и доставил неприятности народу Израиля, но более всех тому, кто заслуживал лучшего. Этого и следует ожидать там, где проявляется неверие в тот самый день, когда вера пожинает добрые плоды от Бога. "А Саул заклял народ, сказав: проклят, кто вкусит хлеба до вечера, доколе я не отомщу врагам моим". Вот что тревожило душу Саула. Где же его прежняя скромность? И так поступил человек, который казался старейшинам самым смиренным человеком во всем Израиле! Теперь, когда он некоторое время пробыл у власти, все его мысли о Боге рассеялись. Он больше не связывал народ (даже называя его по имени) с Богом; и когда благодать принесла народу такое великое освобождение без его участия, Саул был занят одной лишь мыслью отомстить своим врагам. Где же в его мыслях Бог? Мы можем смело заявить, что о Боге Саул совсем не думал.

И это приводит к самому поучительному событию, о котором говорится в остальной части данной главы. Ионафан состоял в тайной связи с Богом, но не был посвящен в заклятие, которым Саул связал народ. Как Саул не был осведомлен о том, что было между Богом и его собственным сыном, так и Ионафан не ведал о заклятии своего отца и поэтому преступил его против своего желания. "Ионафан же не слышал, - как сказано, - когда отец его заклинал народ, и, протянув конец палки, которая была в руке его, обмакнул ее в сот медовый и обратил рукою к устам своим, и просветлели глаза его. И сказал ему один из народа, говоря: отец твой заклял народ, сказав: "проклят, кто сегодня вкусит пищи"; от этого народ истомился". При всей своей любви и всем своем уважении к отцу Ионафан не мог не почувствовать всей глубины причиненного народу вреда. "И сказал Ионафан: смутил отец мой землю; смотрите, у меня просветлели глаза, когда я вкусил немного этого меду; если бы поел сегодня народ из добычи, какую нашел у врагов своих..."

По-видимому, истинная причина описания здесь такого замечательного случая состоит в том, чтобы показать совершенное разногласие Ионафана со своим отцом. В данном отрывке Ионафан является объектом Духа Бога. Он поистине был человеком, исполненным Духа Христа, действующим в силе веры, освобождающим Израиль рукой Бога (как великоеорудие Бога), - он был в то время сосудом веры в Израиле. Даже здесь мы видим значительный факт. В предшествующей главе Саул предстает перед нами обличенным в грехе и униженным перед лицом пророка. Теперь же он получает святой упрек от своего собственного сына, который был единственным, причастным к тайне Бога, поэтому упрек его относился к Саулу, поступившему вероломно, приговорив к смерти самого освободителя Израиля в тот самый день спасения им израильтян. Разумеется, я не говорю о каком-то непосредственном увещевании Ионафаном своего отца, но сами обстоятельства данного случая помогли исторгнуть это признание из противящегося сердца сына. Поэтому ясно, что избрание царя народом привело лишь к бедствию избранных из народа Бога, обернулось страданием для самого верного Богу сына Саула.

В последующих стихах нам открывается душа Саула и даже то, какой она оказалась по отношению к собственному сыну. Мы знаем, чего это стоило народу. Голодный народ кинулся на добычу и из-за того, что Саул долго сдерживал их, люди совершили настоящий грех: то есть, несмотря на запреты Бога, они ели мясо скота с кровью. "И сказал Саул: вы согрешили; привалите ко мне теперь большой камень. Потом сказал Саул: пройдите между народом и скажите ему: пусть каждый приводит ко мне своего вола и каждый свою овцу, и заколайте здесь и ешьте, и не грешите пред Господом, не ешьте с кровью". Когда с этим было покончено, "устроил Саул жертвенник Господу". И Святой Дух замечает при этом: "То был первый жертвенник, поставленный им Господу". Разве не много времени прошло, прежде чем он соизволил поставить его? Не было ли также слишком прискорбным то, что царю пришлось поставить жертвенник в тот самый день, когда он не только чуть было не привел в исполнение смертный приговор над своим собственным сыном, самым благословенным пред Богом, но и довел народ Бога до того, что они согрешили против одного из самых основных принципов закона Бога? Не было ничего более священного во всем своде законов, чем то, что человеку запрещалось есть с кровью.

Постепенно приближался и другой день, когда вследствие перемены всего Господом Иисусом через его благодать прежний закон канул в смерть с тем, чтобы люди были призваны к новому закону, как их души к жизни. "Если не будете есть плоти Сына человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни". Но это было тогда, когда Он пришел, чтобы спасти людей. Когда же речь шла о законе и первом человеке, к крови нельзя было прикасаться под угрозой смерти. Когда благодать отдаст Сына и божественная истина утвердится через его смерть, то будет грехом и доказательством отсутствия в нас жизни, если мы не будем пить его крови.

Саул же после того, как причинил это несчастье израильтянам, занялся выяснением того, как случился этот грех. "Священник же сказал: приступим здесь к Богу. И вопросил Саул Бога: идти ли мне в погоню за Филистимлянами? предашь ли их в руки Израиля?" Но не было ответа от Бога. Саул, зная, что явное препятствие стоит на его пути, думал только о себе и стремился удостовериться, чья грешная душа нарушила его заклятие. И Бог, будучи справедлив, хотя было неправильным так заклинать народ и тем самым чинить препятствия на пути к победе, не отказался выявить человека, нарушившего это заклятие. "Тогда сказал Саул: пусть подойдут сюда все начальники народа и разведают и узнают, на ком грех ныне? ибо, - жив Господь, спасший Израиля, - если окажется и на Ионафане, сыне моем, то и он умрет непременно". Вряд ли Саул знал, чем обернется эта поспешная клятва для его сына.

В результате жребий пал на Ионафана. "И сказал Саул Ионафану: расскажи мне, что сделал ты? И рассказал ему Ионафан и сказал: я отведал концом палки, которая в руке моей, немного меду; и вот, я должен умереть. И сказал Саул: пусть то и то сделает мне Бог, и еще больше сделает; ты, Ионафан, должен сегодня умереть! Но народ сказал Саулу: Ионафанули умереть, который доставил столь великое спасение Израилю? Да не будет этого! Жив Господь, и волос не упадет с головы его на землю, ибо с Богом он действовал ныне". Это свидетельство оказалось верным. Но ясно, что авторитет царя пошатнулся, а имя Бога не следует осквернять, даже непреднамеренно. Хотя и невольно, но Ионафан согрешил. Саул самым серьезным образом поклялся, что предаст смерти каждого, нарушившего заклятие, даже если это будет его собственный сын Ионафан, - это с одной стороны, а с другой - было совершенно ясно, что жребий пал на Ионафана, сына Саула. Но в тот день стало еще более очевидным, что царь, избранный народом, не только лег на их плечи бесполезным грузом забот, но омрачил жизнь Израиля и принес бесславие Богу. Он открыто опозорил закон и приверженца Бога, своего собственного сына, не говоря уже о народе Израиля.

1Царств 15

И наконец, несостоятельность и провал Саула самым явным образом показаны в следующей, 15-ой, главе. "И сказал Самуил Саулу: Господь послал меня помазать тебя царем над народом Его, над Израилем; теперь послушай гласа Господа. Так говорит Господь Саваоф: вспомнил Я о том, что сделал Амалик Израилю". Саулу предстояло новое испытание. Оно подавало новую надежду. Если бы он мог смыть пятно позора и снять этот приговор, Бог дал бы ему другое испытание. Поэтому и говорит Самуил: "Теперь иди и порази Амалика, и истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла. И собрал Саул народ и насчитал их в Телаиме двести тысяч Израильтян пеших и десять тысяч из колена Иудина. И дошел Саул до города Амаликова, и сделал засаду в долине". И таким образом пали амаликитяне - народу Амалика было нанесено поражение. Агаг, царь амаликитян, был пленен; народ же был полностью истреблен мечом. "Но Саул и народ [каким поразительным образом Святой Дух связывает здесь Саула с народом!] пощадили Агага и лучших из овец и волов и откормленных ягнят, и все хорошее, и не хотели истребить, а все вещи маловажные и худые истребили". Плоть всегда бесполезна. Как ни испытывал ее Бог, она потерпела поражение. Слово Бога ясно, воля его непреклонна; но царь и народ одинаково не подчинились этой воле.

"И было слово Господа к Самуилу такое: жалею, что поставил Я Саула царем, ибо он отвратился от Меня и слова Моего не исполнил. И опечалился Самуил..." Как мог Саул вести народ? Как мог он, являющий подобное непослушание при каждом новом испытании, подвергший риску победу Израиля, когда другому удалось одержать ее, - как мог такой человек быть пастырем народа Бога? "И опечалился Самуил и взывал к Господу целую ночь". Какая прекрасная черта в пророке! Он чувствовал и знал все это, но все равно это опечалило его душу. "И встал Самуил рано утром и пошел навстречу Саулу. И известили Самуила, что Саул ходил на Кармил и там поставил себе памятник, и сошел в Галгал. Когда пришел Самуил к Саулу, то Саул сказал ему: благословен ты у Господа; я исполнил слово Господа". И что же ответил Самуил, чье сердце разрывалось от печали? "И сказал Самуил: а что это за блеяние овец в ушах моих и мычание волов, которое я слышу? И сказал Саул: привели их от Амалика, так как народ пощадил лучших из овец и волов для жертвоприношения Господу Богу твоему; прочее же мы истребили. И сказал Самуил Саулу: подожди, я скажу тебе, что сказал мне Господь ночью. И сказал ему Саул: говори. И сказал Самуил: не малым ли ты был в глазах твоих, когда сделался главою колен Израилевых, и Господь помазал тебя царем над Израилем? И послал тебя Господь в путь, сказав: "иди и предай заклятию нечестивых Амаликитян и воюй против них, доколе не уничтожишь их". Зачем же ты не послушал гласа Господа и бросился на добычу, и сделал зло пред очами Господа?"

Все извинения Саула были напрасными, или хуже того. Как Адам сослался на Еву, так и этот царь указал на народ, чтобы оградить себя от неприятностей. Зачем же он был поставлен царем, если не для того, чтобы руководить народом? Разве не царю следует сдерживать беззаконие и подавлять его, не позволяя другим запутывать себя и приводить к непокорности? По его собственным показаниям, кем он был, если не смог повелевать от имени Бога? Не оказалось ли так, что народ командовал им? Только к одному исходу могла привести такая исповедь царя - его царствование не могло больше продолжаться. И правда выходит наружу: "Каков царь - таков и народ".

"И сказал Саул Самуилу: я послушал [ибо Саул продолжал свои лицемерные оправдания] гласа Господа и пошел в путь, куда послал меня Господь, и привел Агага, царя Амаликитского, а Амалика истребил; народ же из добычи, из овец и волов, взял лучшее из заклятого, для жертвоприношения Господу Богу твоему, в Галгале. И отвечал Самуил: неужели всесожжения и жертвы столько же приятны Господу, как послушание гласу Господа? Послушание лучше жертвы и повиновение лучше тука овнов; ибо непокорность есть такой же грех, что волшебство". Давайте как следует задумаемся над этими словами, братья мои, - "непокорность есть такой же грех, что волшебство". И мы знаем, чем это было в глазах Саула. "И противление то же, что идолопоклонство; за то, что ты..." Никакой неопределенности не может быть теперь относительно этого, и не стоит смешивать царя с народом. Совершивший грех царь обвиняется и предстает здесь для нового приговора, вынесенного Богом: "За то, что ты отверг слово Господа, и Он отверг тебя, чтобы ты не был царем".

Обратите внимание на то, что сказано далее: "И сказал Саул Самуилу: согрешил я". Когда человек быстро признает свою вину, это не всегда является добрым предзнаменованием. Разве вы не замечали это в своих детях? Многие наблюдали то, что ребенок, всегда готовый признать свой проступок, никогда до конца не способен прочувствовать свою вину. Это не значит, что обратное, то есть непризнание проступка, не является виной или что лучше обнаружить в ребенке упрямство; но лучше видеть хоть какое-то проявление совести и знать, что ребенок обдумывает свой проступок, размышляет над своим поведением и над тем, что побудило его к этому, считается с тем, что говорят его родители, но такое может быть лишь вслед за чувством сожаления, которое ребенок не демонстрирует нам слишком выразительно. Сердце обретает уверенность, а совесть сбрасывает с себя тяжесть, и ребенок признает, что поступил неправильно. Но быстрое и поспешное признание - это "согрешил я" - всегда подозрительно и является лишь тем, что может обнаружиться даже в более худшем, чем Саул. Апостол Иуда говорит о том же самом. Такая готовность признать свой грех хотя бы в общих чертах может наблюдаться даже там, где у человека вообще нет совести, а хуже такого положения и быть не может. Даже древние были научены принципу, позволяющему выявить недостойное поведение.

Таинство, направленное на выявление осквернения, на мой взгляд, является важным моментом в существовавшем замечательном постановлении закона. Израильтянина никогда с самого начала выявления осквернения не окропляли водой очищения. До третьего дня человек должен был наедине с собой осмысливать свой проступок. И только полностью прочувствовав и осмыслив свой проступок перед лицом Бога (когда появлялось предостаточное доказательство вины на третий день), он подвергался окроплению этой водой, но не прежде. Окропление повторяли на седьмой день, и весь этот процесс завершался соответственно существавшему закону. Окропление водой очищения на седьмой день было бы бесполезным без окропления на третий день. Но в первый день такое окропление не имело места.

Обратное тому, чему учит этот обряд, мы обнаруживаем у Саула. Он задумал сделать все, если можно так сказать, в первый же день. Он искал возможности освободиться от бремени своего греха сразу через самое поспешное признание. Но нет, такое признание никуда не годится. "Согрешил я, ибо преступил повеление Господа". Что? человек, который только что хвастался тем, что совершил великое дело, и тем, что скот был сохранен лишь для принесения в жертву Богу? Ясно, что здесь неприходится говорить о доброй совести. "Согрешил я, - признался Саул, будучи уличен в содеянном, но не прежде, - ибо преступил повеление Господа и слово твое; но я боялся народа и послушал голоса их". Вот так царь! "Но я боялся народа..." Он не боялся Бога. Но без этого нет правды. "Но я боялся народа и послушал голоса их; теперь же сними с меня грех мой и воротись со мною, чтобы я поклонился Господу. И отвечал Самуил Саулу: не ворочусь я с тобою, ибо ты отверг слово Господа, и Господь отверг тебя, чтобы ты не был царем над Израилем. И обратился Самуил, чтобы уйти. Но (Саул) ухватился за край одежды его и разодрал ее". Увы! Скорбь Саула была ничем не благочестивее скорби Исава. Оба пеклись лишь о себе, оба потом возненавидели избранника Бога. К чему иному могла привести назойливость обоих, как не к приговору о лишении их прав? Поэтому мы и видим здесь, что действия царя привели к тому, что Самуилу пришлось предостеречь провинившегося царя. "Тогда сказал Самуил: ныне отторг Господь царство Израильское от тебя и отдал его ближнему твоему, лучшему тебя; и не скажет неправды и не раскается Верный Израилев: ибо не человек Он, чтобы раскаяться Ему. И сказал (Саул): я согрешил, но почти меня ныне пред старейшинами народа моего и пред Израилем и воротись со мною, и я поклонюсь Господу Богу твоему". Ощутить свой грех, признавшись в том, что бесчестил имя Бога, и в то же время вводить в заблуждение народ - это глубоко нечестная позиция. Об этом Саул не подумал. Самуил возвратился за Саулом, и Саул поклонился Богу; но это ни к чему хорошему не привело. По крайней мере, произошло следующее. К пророку привели Агага, который не был уничтожен сразу и поэтому думал, как мы можем решить из дальнейшего повествования, что ему была определена милость. Но, разумеется, Самуил не был столь же сострадателен к жалкому пленнику, питавшему слабую надежду, как Саул. "И подошел к нему Агаг дрожащий, и сказал Агаг: конечно горечь смерти миновалась? Но Самуил сказал: как меч твой жен лишал детей, так мать твоя между женами пусть лишена будет сына. И разрубил Самуил Агага пред Господом в Галгале. И отошел Самуил в Раму, а Саул пошел в дом свой, в Гиву Саулову. И более не видался Самуил с Саулом до дня смерти своей; но печалился Самуил о Сауле, потому что Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем".

Так завершилась история Саула в духовном плане, и мы достаточно узнали к настоящему моменту о царе, избранном людьми. Далее мы узнаем новую историю о лучшем человеке, жившем по соседству с Саулом. Было бы полезно сравнить этих двух людей по их общим делам, когда мы узнаем, каким царем стал избранник Бога, приступивший к правлению Израилем после того, как почил царь, избранный народом. Но существует и другая чрезвычайно важная истина, связанная с первой: проявление праведности и благодати в том, кто своей верой служит Богу, всегда вызывает и до предела обостряет злобу и ненависть того, кто, притворяясь служащим истинному Богу, на самом деле служит своей собственной утробе. Никакое добродушие, никакая близость естественного родства, никакая борьба совести не могут освободить от быстрого сползания к грехопадению, куда толкает сатана всякого, кто не рожден от Бога и оказывается в подобных обстоятельствах столкновения с человеком веры, который действует, будучи наделенным божественной силой и благосклонностью, во всем полагаясь на Бога. Есть только один способ избежать этого - покаяние в жизнь, которая является уделом души, полагающейся только на Христа пред Богом, и которая поэтому приводит в состояние самоосуждения - осуждения себя как исключительное и постоянное зло, так что жизнь человека с этого момента принадлежит уже не ему, а Христу, хотя прошлая жизнь всегда рассматривается как порочная. "Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня". Саул и понятия не имел об этом принципе, в то время как Давид знал его. Что бы справедливое ни замышлял Саул, все это опиралось на закон, который сводит на нет божественную благодать, а посемуприводит к разочарованию и смерти. Все подобные намерения рукой Бога подводятся к печальному концу, какой, как мы скоро увидим, заслуженно ожидал и царя Саула.

Самуил же показывает нам здесь намерение Бога через уничтожение Агага и скорбь о Сауле. Не щадить заклятых врагов Израиля - это соответствует его закону. Разве не было у Бога брани с Амаликом из рода в род? Самуил не забыл об этом, если даже и забыл Саул. С другой стороны, та нежность, какую проявил Самуил, печалясь о царе, каким бы грешным и виновным тот ни был, есть не что иное, как чудесное выражение той любви, которая единственно укрепляется верой в суровый суд Бога.

1Царств 16

Итак, мы увидели, что пророк Самуил осудил царя Саула, поэтому далее речь пойдет о выборе Бога. В данной главе весьма удивительным образом нам дается понять, что на всех замыслах человека явно лежит приговор смерти. Что может быть более серьезным и поучительным, чем контраст между Саулом, восхищавшим всех своей внешностью и поэтому избранным в цари, и Давидом, о котором, когда о нем спросил пророк, почти совсем забыл собственный отец? Никто из членов его семьи серьезно не относился к нему, и все же он был человеком, которому свыше было назначено воссесть на престоле Израиля. И действительно, мы не можем истолковывать этот случай на свой лад, ибо сам Бог дает нам свое толкование этого. Здесь очень выразительно сказано по этому поводу: "Человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце".

Таким образом теперь был помазан истинный царь; но Богу было угодно, чтобы его восхождение на престол было таким же необычным, как и его избрание. Подобного не было никогда со времен сотворения мира, за исключением, разумеется, случая с тем единственным, который во всех отношениях имел преимущество. Кто когда-либо еще восходил на престол таким же образом? Несомненно, были такие, кому пришлось идти к престолу через великие испытания; другие в свое царствование познали, что значит пострадать в какой-то мере от внутренних врагов, а затем и от внешних. Я сейчас говорю не только о тех, кого Бог соблаговолил во все времена ради особой цели поставить правителями над Израилем; но даже среди людей, как известно, такой случай является необычным. Подобное случалось во все времена и почти во всех странах, но с Давидом произошло нечто более необычное. Дело не просто в том, что тот, кто оказывал величайшие услуги царю и народу, был отвергнут и подвергся без справедливой на то причины жестоким гонениям, но в том, что Бог поистине устроил все так, чтобы избранный пророком по его собственному повелению и уже помазанный должен был значительное время выдерживать испытания, по-видимому, ради того, чтобы проявить те самые достойные качества, что были плодом божественной благодати; он должен был пройти сквозь огонь и воду и доказать всему Израилю не столько то, что способен на великие подвиги, сколько то, что совершает их с помощью Бога и благодаря явной его заботе, мудрости и благости.

Но был и другой способ испытать Давида, на который мы должны обратить внимание, и, как я полагаю, еще более сложный для духовного восприятия человеком, но более ценный для Бога. Речь идет о той деликатной предупредительности, о том уважении, каким было исполнено сердце Давида перед лицом своего ужаснейшего и коварнейшего из врагов, который все еще оставался царем Израиля и которого Давид более чем другие люди уважал, даже не исключая из их числа Ионафана; ибо поскольку в душе Давида было больше любви, чем в душе Ионафана, то я не сомневаюсь, что Давид также испытывал и более горячее чувство преданности и глубокого уважения к тому, что приличествовало царю. Вместе с тем Саул был обречен на осуждение человеком, и это, как мы видели, случилось с ним прежде, чем Давид был призван Богом; до этого Саул уже был признан неспособным царствовать. Станет очевидным, поскольку Писание предоставляет достаточно доказательств, что после призвания Давида и его назначения на престол Богом, Саул уже не был тем человеком, каким был прежде. Мы видим, что он попадает под власть дьявола в тот самый момент, когда Бог отделяет для себя Давида. Мы не должны путать природную испорченность человека в одном случае с влиянием на человека дьявольской силы в другом. Это две разные вещи. И в то же время природная испорченность человека способствует влиянию на него дьявола. Здесь же, однако, мы довольно ясно видим, какой из этих двух принципов срабатывает. Мы также обнаруживаем не только то, что дьявол приступает к Саулу с определенного момента, но что он оказывает все большее влияние на Саула. Как раз тогда Бог вводит на сцену своего слугу Давида и показывает его пригодность для великого и славного дела, к какому он был призван, особо выделяя его перед своим лицом и в глазах любящих Бога, - быть свидетелем Христа, страдальца и царя; с другой стороны, Саул все больше и больше попадает под власть дьявола. Об этом мы и поговорим с вами в настоящей лекции.

В самом первом месте, где речь идет о перемене, мы читаем: "И взял Самуил рог с елеем и помазал его среди братьев его, и почивал Дух Господень на Давиде с того дня и после; Самуил же встал и отошел в Раму. А от Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух от Господа". Становится ясным, что здесь нам подчеркивается то, что происходит, когда Дух Господа отходит от человека и вместо него того начинает тревожить злой дух, в то время как божественное благословение и благосклонность нисходят на другого. То же самое в принципе может иметь место в любое время; но в христианском мире это подтверждается в огромном масштабе, и время быстро движется навстречу этой катастрофе, ибо плоть долго пренебрегала свидетельством Бога и благодатью Святого Духа. Разительная перемена наступит в тот момент, когда дьявольская сила будет выпущена и перестанет сдерживаться, как сдерживается теперь (1 Фес. 2). И действительно, так должно быть всегда, ибо невозможно дьяволу действовать в полную силу до тех пор, пока не утвердятся сначала силы добра, а затем, мы можем добавить, не отступят.

Соответственно этому появление, нашего Господа Иисуса Христа, как мы знаем, стало сигналом к неимоверному усилению проявления силы дьявола. Его никогдапрежде не называли "князем мира сего", как только во время пришествия нашего Господа. И поэтому я нисколько не сомневаюсь в том, что евангельская истина и призыв собрания Бога представили случай проявить себя дьяволу - не для того, чтобы бороться с тем, что есть власть Бога, но для того, чтобы выявить то, что до настоящего времени представляет собой образец духовного обмана и губительного заблуждения. Это есть царство обрядности и предания. Антицерковь признает саму идею собрания Бога, но, конечно, в извращенном виде, что бесславит Бога и губит человека; и когда Бог вновь вознамерится ввести единородного в этот мир, дьявол, хорошо понимая то, что предстоит ему, постарается приблизить появление антихриста и тем самым ввергнуть мир в последнее заблуждение.

В конце данной главы нашему вниманию представлен случай, над которым следует задуматься и который, как я считаю, очень даже поучителен. Давид, хотя он еще ничем не обратил на себя внимание людей как избранный Богом из среды своих братьев, тем не менее выделен и поставлен нести удивительную службу. Саула же, как мы теперь узнали, возмущал злой дух. "И отвечал Саул слугам своим: найдите мне человека, хорошо играющего, и представьте его ко мне. Тогда один из слуг его сказал: вот, я видел у Иессея Вифлеемлянина сына, умеющего играть, человека храброго и воинственного, и разумного в речах и видного собою, и Господь с ним. И послал Саул вестников к Иессею и сказал: пошли ко мне Давида, сына твоего, который при стаде". Это первый случай, который свел помазанника Бога с Саулом. Это кажется самым что ни на есть случайным знакомством, которое имел этот царь.

Но вскоре после этого Бог позаботится о том, как мы узнаем в следующей, 17-ой, главе, чтобы гораздо более неотложная нужда, а не личная нужда царя, нужда, связанная со всем народом и с необходимостью противостоять силам врага, выступившего в то время против Израиля, должна была принародно привести Давида в интересах всего Израиля на царский двор.

Не заставляет ли этот факт глубоко задуматься? Именно Бог способствует тому, чтобы положение Давида так резко изменилось. Однако вы должны заметить, что Давид не искал этого сам. Не по воле человека Бог выделяет его для осуществления своих намерений. Посмотрите, как Он действовал в случае с Иосифом. И все же мы знаем, что Иосиф к тридцати годам становится первым советником Египта. Теперь я задам вопрос любому из вас: "Что же могло привести к такому благополучному исходу?" Само собой разумеется, что все те способности, которыми Бог наделил сына Рахили, вся мудрость, вера и целомудрие, которыми были исполнены его поступки и пути, следует высоко оценить, поскольку вся его жизнь была нацелена на то, чтобы стать самым великим человеком Египта (даже предположив, что ради славы Бога и ради блага для своих братьев). Но могло ли это произойти так же быстро и гладко, если бы не было вмешательства Бога? Несомненно, это было бы великим утешением для тех, кто не ищет великих дел. Там, где глаз привык к простому исполнению божественной воли, что является единственно ценным в этом мире, какое счастье - полагаться во всем на Бога! То же самое мы видим и в истории Давида. Если бы Давид сам стремился стать придворным, он вряд ли достиг бы этого; но без всякой задумки со стороны Давида Бог очень просто и наилучшим образом приводит его пред лицо царя Саула. То был первый шаг.

Но есть и еще кое-что, на что я хотел бы обратить ваше внимание прежде, чем мы перейдем к великим и замечательным событиям, описанным в 17-ой главе. Саул очень быстро выкинул из головы Давида. Он, несомненно, извлек из него пользу, но затем попросту забыл о нем. Это тем более замечательно, что в конце главы, как мы увидим, Саул был совершенно сбит с толку и осведомился у окружавших его, кто этот юноша. Я замечу это здесь лишь для того, чтобы привлечь ваше внимание к тому факту, что в том случае, когда Давид подошел к Саулу и остановился перед ним, то очень ему понравился; но любовь Саула была мимолетной, и мы вскоре поймем почему.

1Царств 17

Но если Бог действует в этих обстоятельствах, то и враг не дремлет, действуя через тех, кем Саул был возвышен, чтобы потом стать низвергнутым; ибо если он царь Израиля, то должен со всей ответственностью служить Богу; но он не служил ему так. Он был избранником людей, как бы высоко Бог ни возвысил его над всеми. Фактически Саул ничего не сделал для осуществления той цели, ради которой он был избран; он лишь показал свою несостоятельность как человека, не способного принести плод. Теперь уже обреченный на потерю престола, но еще продолжающий исполнять роль царя, он дает возможность могущественной и милосердной божественной силе сделать так, чтобы избранник завершил свое дело. "Филистимляне собрали войска свои для войны и собрались в Сокхофе, что в Иудее, и расположились станом между Сокхофом и Азеком в Ефес-Даммиме. А Саул и Израильтяне собрались и расположились станом в долине дуба и приготовились к войне против Филистимлян. И стали Филистимляне на горе с одной стороны, и Израильтяне на горе с другой стороны, а между ними была долина. И выступил из стана Филистимского единоборец, по имени Голиаф, из Гефа; ростом он - шести локтей и пяди. Медный шлем на голове его; и одет он был в чешуйчатую броню, и вес брони его - пять тысяч сиклей меди; медные наколенники на ногах его, и медный щит за плечами его; и древко копья его, как навой у ткачей; а самое копье его в шестьсот сиклей железа, и пред ним шел оруженосец. И стал он, и кричал к полкам Израильским, говоря им: зачем вышли вы воевать? Не Филистимлянин ли я, а вы рабы Сауловы? Выберите у себя человека, и пусть сойдет ко мне; если он может сразиться со мною и убьет меня, то мы будем вашими рабами; если же я одолею его и убью его, то вы будете нашими рабами и будете служить нам. И сказал Филистимлянин: сегодня я посрамлю полки Израильские; дайте мне человека, и мы сразимся вдвоем". Это и стало его крушением. "Сегодня я посрамлю полки Израильские; дайте мне человека, и мы сразимся вдвоем". Он упустил из виду Бога.

Ибо вопрос, от которого зависел быстрый и важный исход дела, заключался именно в том, действительно ли Бог имел народ на земле Израиля, правда или неправда то, что имя Бога связано с Израилем, живая ли это сила или обман. Филистимляне приняли сторону естества, полагаясь лишь на видимое. И действительно, трудно было по внешнему виду заметить, что израильтяне - народ Бога. По их плачевному виду, по полной деградации этого народа филистимляне могли найти тысячи причин поверить, что все это было самым явным притворством и высокомерием. Чем еще могло быть избавление из Египта и переход через пустыню, не говоря уже о завоевании земли Ханаана, как не лживыми легендами, придуманными их же священниками? В прошлые времена у израильтян могли быть великие личности и обстоятельства могли складываться благоприятно для них, но чтобы это вялое племя рабов было народом Бога в каком-то реальном смысле - в это вряд ли можно было поверить. Именно так обычно рассуждают неверующие, которые судят обо всем по внешнему виду.

С другой стороны, для человека, рассуждающего по вере, нет ничего более печального, чем видеть то, как мало израильтяне опираются в своих суждениях на Бога, - ведь они даже забыли о той милости, какой Бог еще недавно удостоил Ионафана. Я уверяю вас, что огромная пропасть лежала между обрезанными прошлого и обрезанными, о которых речь идет сейчас. Великое избавление было в вере; но ни один Голиаф не посмел бы тогда бросить вызов всему Израилю, игнорируя Бога.

И пока близится час, когда Давид выступит в защиту славы Бога, дьявол подстрекает его врага. "И услышали Саул и все Израильтяне эти слова Филистимлянина, и очень испугались и ужаснулись. Давид же был сын Ефрафянина из Вифлеема Иудина, по имени Иессея, у которого было восемь сыновей. Этот человек во дни Сауладостиг старости и был старший между мужами. Три старших сына Иессеевы пошли с Саулом на войну; имена трех сыновей его, пошедших на войну: старший - Елиав, второй за ним - Аминадав, и третий - Самма; Давид же был меньший. Трое старших пошли с Саулом, а Давид возвратился от Саула, чтобы пасти овец отца своего в Вифлееме". Давид опять остался при исполнении своих простых повседневных обязанностей. Поистине, ни один путь не является столь же благим, как этот, и нигде больше божественная слава не обнаруживается так, когда настает его время. Именно на этом пути Бог помазал его на царство; именно отсюда Бог призвал Давида ко двору Саула; и теперь именно тогда, когда он пас овец своего отца, Бог содействовал тому, чтобы привести его на поле великого сражения, где должен был решиться спор между филистимлянами и живым Богом.

Давид же, посланный своим отцом с обыденным поручением, по божественной благодати должен был стать орудием победы. "И выступал Филистимлянин тот утром и вечером и выставлял себя сорок дней". Какое поразительное терпение со стороны Бога! С каждым днем, естественно, росла и крепла самоуверенность этого необрезанного единоборца. С каждым днем росла и тревога израильтян. И было лишь одно сердце, не знавшее такого недостойного страха, - но как же все это позорно и прискорбно! "И сказал Иессей Давиду, сыну своему: возьми для братьев своих ефу сушеных зерен и десять этих хлебов и отнеси поскорее в стан к твоим братьям; а эти десять сыров отнеси тысяченачальнику и наведайся о здоровье братьев и узнай о нуждах их. Саул и они и все Израильтяне находились в долине дуба и готовились к сражению с Филистимлянами. И встал Давид рано утром, и поручил овец сторожу, и, взяв ношу, пошел, как приказал ему Иессей, и пришел к обозу, когда войско выведено было в строй и с криком готовилось к сражению. И расположили Израильтяне и Филистимляне строй против строя. Давид оставил свою ношу обозному сторожу и побежал в ряды и, придя, спросил братьев своих о здоровье. И вот, когда он разговаривал с ними, единоборец, по имени Голиаф, Филистимлянин из Гефа, выступает против рядов Филистимских и говорит те слова, и Давид услышал их".

И опять сказано, что "все Израильтяне, увидев этого человека, убегали от него и весьма боялись". И действительно, из данного отрывка явствует, что ужас израильтян заметно возрастал. "И говорили Израильтяне: видите этого выступающего человека? Он выступает, чтобы поносить Израиля. Если бы кто убил его, одарил бы того царь великим богатством, и дочь свою выдал бы за него, и дом отца его сделал бы свободным в Израиле. И сказал Давид людям, стоящим с ним: что сделают тому, кто убьет этого Филистимлянина и снимет поношение с Израиля? ибо кто этот необрезанный Филистимлянин, что так поносит войско Бога живаго? И сказал ему народ те же слова, говоря: вот что сделано будет тому человеку, который убьет его". Давид никак не мог понять это. Его удивляло то, что такая награда причиталась за такое, как казалось ему, простое дело.

Причина такой спокойной уверенности Давида очевидна. Дело не в том, что Давид считал себя равным по силе Голиафу, а в том, что он считал предстоящую брань бранью между Богом и филистимлянином Голиафом. Именно поэтому Давид был столь удивлен, видя презренный страх, охвативший израильтян, когда говорил с ними и вновь и вновь слышал их речи; ибо он вопрошал их с тем, чтобы полностью убедиться, что они не шутят, произнося такие слова. Старший брат Давида, подслушав его разговор с людьми, как явствует из этого случая, возгорелся гневом на Давида. Возможно, что у него были какие-то подозрения насчет Давида и раньше, хотя прошло достаточно времени с тех пор, как Самуил помазал Давида елеем; но и это вряд ли могло произвести большое впечатление на других братьев, ибо Самуил был при этом немногословен. По этому случаю не было много сказано. Само помазание имело большое значение и смысл, но значение этого почти небыло истолковано. Тем не менее на других всегда склонны обижаться те, кто думает только о себе; и даже близкое родство не только не препятствует этому, но и способствует. Вот почему Елиав, исполненный недовольства братом, спросил его: "Зачем ты сюда пришел и на кого оставил немногих овец тех в пустыне? Я знаю высокомерие твое и дурное сердце твое, ты пришел посмотреть на сражение". На самом же деле он пришел туда для гораздо более важного дела: он явился, чтобы сразиться с врагом, но Елиав не знал этого, как и не ведал о смиренной вере, наполнявшей сердце Давида. "И сказал Давид: что же я сделал? не слова ли это? И отворотился от него к другому и говорил те же слова, и отвечал ему народ по-прежнему".

Таким образом, то, что один человек ходил со спокойной и искренней уверенностью в Бога, постепенно передалось всему воинству Израиля, так что эта весть дошла до царя, и он узнал о том, чье сердце, исполненное веры, не устрашилось филистимлянина Голиафа. "И услышали слова, которые говорил Давид, и пересказали Саулу, и тот призвал его. И сказал Давид Саулу: пусть никто не падает духом из-за него". Давид не был удовлетворен тем, что он сам не страшился филистимлянина, но желал, чтобы и другие израильтяне также уповали на Бога, который укрепил его; он желал, чтобы и они стали так же искренне верить в Бога и полагаться на него, как и его душа, которая давно это познала. "Раб твой, - говорит он, - пойдет и сразится с этим Филистимлянином".

Царь был удивлен этому, ведь и он судил по внешнему виду. Давид же знал, в кого он верил. Он уже хорошо убедился в этом. "И сказал Саул Давиду: не можешь ты идти против этого Филистимлянина, чтобы сразиться с ним, ибо ты еще юноша, а он воин от юности своей. И сказал Давид Саулу: раб твой пас овец у отца своего, и когда, бывало, приходил лев или медведь и уносил овцу из стада, то я гнался за ним и нападал на него и отнимал из пасти его; а если он бросался на меня, то я брал его за космы и поражал его и умерщвлял его; и льва и медведя убивал раб твой, и с этим Филистимлянином необрезанным будет то же, что и с ними, потому что так поносит воинство Бога живаго". Это было проявлением скромности, потому что Давид забывал о себе. Это было нечто истинное и неподдельное, а не только лишь стремление к истинному, потому что Бог приступил к духу Давида. И пока не будет этих двух вещей, возлюбленные братья, придется допустить, что мы обманываем самих себя в этом важном деле. Ничто в действительности не обеспечивает такую искренность в деле ради Господа, как только такая непритязательность желаний, являющаяся плодом веры. Это, мне едва ли стоит напоминать, является именно тем, чем проникнуты слова Давида. Несмотря ни на какие обстоятельства, он во всем полагается на верность Бога Израиля.

Но далее также очень важно заметить, что Дух Бога не говорит ни слова прежде времени об этих фактах, как и сам Давид никогда не говорил о них даже в своей семье. Теперь это время подошло. Он упоминает о них не столько для того, чтобы показать, почему он сам верит в победу, сколько для того, чтобы показать, почему Саулу следует иметь уверенность в победе. Это помогло бы устранить проблемы царя Саула, который был склонен думать подобно язычникам, имея веры не более, чем филистимлянин. Ответ Давида был непринужденным, внушенным свыше свидетельством царю, прозвучавшим тогда, когда наступил для него подходящий момент. Именно Бог укреплял сердце и руку Давида, давая ему силы. Разве Он не был тем же самым, что и всегда? Именно так и рассуждал Давид, и он был прав. Бог наделил Давида мудростью.

Помимо прочего Давид заявляет: "Господь, Который избавлял меня от льва и медведя, избавит меня и от руки этого Филистимлянина". Совсем не о себе думает здесь Давид. Да, Бог позаботится о Давиде, ибо так всегда рассуждает верующий; да, к Давиду обращен его интерес, и еще более потому, что Давид жаждал единственно славы Бога. "И сказал Саул Давиду: иди, и да будет Господьс тобою [он был поражен ответом юноши]. И одел Саул Давида в свои одежды". Однако они не пригодились Давиду. Давид попробовал ходить в них, но вскоре обнаружил, что такое вооружение только мешает ему двигаться и никоим образом не помогает ему. "И снял Давид все это с себя". Он не привык к такому вооружению, о чем и сказал Саулу. "И взял посох свой в руку свою, и выбрал себе пять гладких камней из ручья, и положил их в пастушескую сумку, которая была с ним". Это и было его испытанное боевое оружие; камни были его оружием, и их, обратив свой взор к Богу, Давид использовал, выполняя свои обычные повседневные обязанности.

"И с сумкою и с пращею в руке своей выступил против Филистимлянина. Выступил и Филистимлянин, идя и приближаясь к Давиду, и оруженосец шел впереди его. И взглянул Филистимлянин и, увидев Давида, с презрением посмотрел на него, ибо он был молод, белокур и красив лицем. И сказал Филистимлянин Давиду: что ты идешь на меня с палкою? разве я собака? И проклял Филистимлянин Давида своими богами. И сказал Филистимлянин Давиду: подойди ко мне, и я отдам тело твое птицам небесным и зверям полевым". Ответ Давида был самым достойным ответом человека, знавшего чем и кем является Бог для своего народа. "А Давид отвечал Филистимлянину: ты идешь против меня с мечом и копьем и щитом, а я иду против тебя во имя Господа Саваофа, Бога воинств Израильских, которые ты поносил; ныне предаст тебя Господь в руку мою..." Ибо для верующего нет преград, и в час опасности он видит все ясно соответственно Богу, и, я могу сказать, он с самого начала видит исход событий. "И я убью тебя, - говорит Давид, - и сниму с тебя голову твою [и сказанное им в точности и скоро исполнилось], и отдам трупы войска Филистимского [ибо его вера еще больше возросла] птицам небесным и зверям земным, и узнает вся земля, что есть Бог в Израиле", то есть не только с Давидом, но "в Израиле".

Была вера, а наряду с ней не только сила, но и самоотверженность веры. Давид видел прочную связь между Богом и Израилем и держался ее. Это говорит о более сильной и более возвышенной вере, чем та, что основана на связи между Богом и самим собой, хотя совершенно ясно, что нет смысла говорить о вере в любовь Бога к Израилю, не изведав и не поняв, что Он есть для меня. Заблуждение заключается в том, что мы останавливаемся на этом. Мы должны начать с этого, однако фактически мы не можем доверять тому, что утверждает так называемый верующий, стремящийся перескочить сразу к великим делам. Не таким путем ведет Господь; и правда в том, что Давид не был таким неопытным бойцом за веру. Давид был довольно молод, но совсем не новичок в хождении верой, а гораздо опытнее в этом, чем любой воин воинства Израиля. Там не было человека, который бы больше Давида знал о Боге или о силе, противящейся Богу и его народу; даже Ионафан, хотя он уже и был испытан в этом плане и тоже одержал победу в битвах Бога, все-таки никогда не имел такой искренней веры. Давид же верил именно так. Он, скажу вам, снова доказал, чем является Бог в час трудностей и опасностей, и доказал это со всей очевидностью, когда все остальные души не смогли доказать этого из-за страха. С уверенностью он мог добавить: "И узнает весь этот сонм, что не мечом и копьем спасает Господь". И на это он действительно рассчитывал. Речь шла не только о всей земле в целом, но и о его радости и уверенности в том, что Бог благословит через это свой народ. "И узнает весь этот сонм, что не мечом и копьем спасает Господь, ибо это война Господа, и Он предаст вас в руки наши".

"Когда Филистимлянин поднялся и стал подходить и приближаться навстречу Давиду, Давид поспешно [со стороны Давида было явлено гораздо больше рвения, чем гордости у филистимлянина] побежал к строю навстречу Филистимлянину. И опустил Давид руку свою в сумку и взял оттуда камень [ Бог любит великие дела, сотворенные простейшими средствами], и бросил из пращи и поразил Филистимлянина в лоб, так что камень вонзился в лоб его, и он упал лицем на землю. Так одолел Давид Филистимлянина пращею и камнем, и поразил Филистимлянина и убил его; меча же не было в руках Давида. Тогда Давид подбежал и, наступив на Филистимлянина, взял меч его и вынул его из ножен, ударил его и отсек им голову его; Филистимляне, увидев, что силач их умер, побежали. И поднялись мужи Израильские и Иудейские, и воскликнули и гнали Филистимлян". Они одержали победу благодаря вере Давида.

И вот наступает новый триумф Давида, когда он, взяв голову филистимлянина Голиафа, приносит ее в Иерусалим. "Когда Саул увидел Давида [а он видел Давида в его сражении с филистимлянином до этого]... то сказал Авениру, начальнику войска: Авенир, чей сын этот юноша? Авенир сказал: да живет душа твоя, царь; я не знаю. И сказал царь: так спроси, чей сын этот юноша? Когда же Давид возвращался после поражения Филистимлянина, то Авенир взял его и привел к Саулу, и голова Филистимлянина была в руке его. И спросил его Саул: чей ты сын, юноша? И отвечал Давид: сын раба твоего Иессея из Вифлеема".

Этот отрывок часто заводит в тупик мирских ученых, которые весьма затрудняются связать его с тем, что написано в предыдущей главе. На первый взгляд выглядит чрезвычайно странным тот факт, что Саул осведомляется так о Давиде, который уже состоял у него на службе и успокаивал царя игрой на гуслях, когда на Саула находил злой дух. И действительно, еще совсем недавно Давид исполнял прихоти Саула, однако в невменяемом состоянии царь мог и не запомнить Давида, да и начальника войска тоже можно было простить за то, что он никогда прежде не обращал внимание на мальчика-слугу, обязанного в случае возмущения царя злым духом играть ему на гуслях, и не думал о нем. И мое мнение таково: этот отрывок вовсе не является камнем преткновения, как и не дает права переносить событие, о котором было сказано раньше, с того места на другое, как предлагали некоторые ученые мужи; на мой взгляд, эти события прекрасно переданы именно в том порядке, в каком они описаны. И действительно, было бы ошибочным вырывать эти последние стихи из 17-ой главы и вставлять их в конец главы 16-ой или переносить конец 16-ой главы в конец 17-ой, как предлагалось.

Дело в том, что Бог может задействовать человека, чтобы он облегчал состояние того, кого возмущает сила дьявола, но при этом между двумя этими людьми отсутствует духовное общение, и о таком "слуге" скоро забывают, как люди обычно говорят: "С глаз долой - из сердца вон". Не может истинно познать человека Бога тот, кто сам так далек от Бога, и не может у него быть иного чувства, как только временного облегчения и радости. Саул довольно хорошо знал это, когда Давид успокаивал его, играя на гуслях; но Давид, хотя он и тогда любил Саула, не произвел впечатления на душу царя. Между ними никогда не было истинной близости. Саул любил Давида за то, что тот приносил ему временное облегчение, и отчасти испытывал чувство благодарности к нему; но не было истинного основания для взаимной симпатии царя Саула и Давида.

Поэтому и случилось, что когда Давид, как мы узнаем в этой главе, выступил слугой Бога, царь не смог признать его, несмотря на то, что Давид и прежде состоял у него на службе. Возможно, раньше Саул и узнавал Давида мимоходом, но теперь, когда тот выступил от имени Бога, для царя он явился незнакомцем. Это знакомо и нам и находит истинное подтверждение на примере Иисуса. Мы знаем, как Господь Иисус служил людям этого мира, как они вкушали от его щедрости ради того, чтобы получить недостающее им, какое облегчение Он давал им от их физических недугов, как Он освобождал их от власти сатаны. Господь Иисус доказал величие божественной благодати, исцеляя многих, среди которых Он жил; но они были от мира, а Он был в мире, создателем которого являлся, и этот мир не познал его. Не один ли и тот же принцип лежитв основе того и другого? Хотя, несомненно, по своей значимости эти два случая слишком разные. Но все тот же принцип лежит в основе того, что мир не признал Иисуса и что Саул не признал Давида.

1Царств 18

Однако в тот день нашелся человек, понявший Давида. И это был Ионафан. В чем же разница? Почему вышло так, что Саул, имевший куда больше оснований запомнить Давида, так быстро забыл его? Почему, с другой стороны, душа Ионафана сразу же прилепилась к душе Давида? Все дело было в вере Ионафана, действовавшей через любовь в его душе и позволявшей ему свободно оценить тот прекрасный плод божественной благодати в Давиде. Ничего напрасного не случилось в тот день с Ионафаном, чья душа прилепилась к Давиду, как только тот закончил разговор с Саулом. Как много было в Давиде такого, что выделяло его как человека, который был по душе Богу, что сделало его предметом глубочайшего интереса и любви Ионафана! Если бы не произошло этого божественного соединения, Давид мог бы вызвать у Ионафана совсем другой интерес - как опасный человек и противник, вмешивающийся в чужие дела. Предположим, что это также явилось причиной, по которой, как мы увидим, и Саул допустил в своей душе чувство, которое безраздельно завладело им. Но сам этот факт еще больше указывает на светлую душу Ионафана и на бескорыстие, которое породила в нем благодать, ибо ясно, что чем больше Ионафан в душе осознавал не только достоинства своего друга, но и предназначенное ему Богом дело, Давид с каждым днем становился для него все дороже и любимее. Дух Бога излагает эту замечательную историю нам в наставление. Совсем иное случилось с гораздо более великим, чем Давид! Его оставили одного, когда ему больше всего было необходимо сочувствие, в то время как Он сам проявлял такую нежную заботу к тем, кого любил такой негасимой любовью! И все же Он говорит: "Но вы пребыли со Мною в напастях Моих".

"Когда кончил Давид разговор с Саулом, душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу. И взял его Саул в тот день и не позволил ему возвратиться в дом отца его". Это дало Ионафану возможность лучше узнать Давида; и очень скоро Дух Бога засвидетельствует факт, точно указывающий как на все доброе в Ионафане, так и на все, столь присущее Давиду. "Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его, как свою душу. И снял Ионафан верхнюю одежду свою, которая была на нем, и отдал ее Давиду, также и прочие одежды свои, и меч свой, и лук свой, и пояс свой". Это и был результат воздействия на Ионафана божественного Духа. Весьма заблуждаются те, кто полагает, что здесь речь идет только о личной симпатии. Несомненно, она была, но Ионафан был человеком веры, и привязанность его к Давиду была вызвана не его характером, не силой или прочностью положения, но в ее основе лежала вера как воодушевляющий принцип.

Далее мы узнаем, что "Давид действовал благоразумно везде, куда ни посылал его Саул". Он показал себя человеком, которого Бог самым замечательным образом облек силой, но я думаю, что его добрая и благоразумная мудрость, к примеру, в отношениях с Саулом, поражает еще больше. Та удаль, та отвага, которой Бог наделил Давида, носила случайный характер, если рассуждать относительно; по крайней мере потребность в ней была только временной. Она зависела от Бога, а зависимость Давида от него, несомненно, составляла неотъемлемую черту характера и определяла поведение Давида. Поэтому очевиден тот факт, что героизм Давида был лишь временным, мимолетным выражением истинно присущего Давиду. Но то, как Давид входил и выходил перед царем, его деликатность, благоразумие, его замечательная роль при дворе Саула - все это очень поучительно для наших душ. Ведь "Давид действовал благоразумно везде, куда ни посылал его Саул ".Он был призван теперь служить совершенно в другой должности. Он не имел ни малейшего навыка в служении при дворе, если не считать того, что прежде развлекал царя игрой на гуслях. Но все это не столь важно для Духа Бога.

Полезно вспомнить, что наши привычки и наши нравы очень важны для искушающего сатаны, но не столь важны для Духа Бога. Ведь когда мы поступаем плохо, когда попадаем в скверное положение, сатана всегда ищет, как бы приспособиться к нашему поведению и привычным поступкам, и, короче говоря, таким образом он влияет на нашу природу, как и на то, что может сформироваться у нас путем длительного вырабатывания определенных привычек. Сатана показывает человеку именно то, на что он прежде всего может обратить внимание, потому что человек есть прежде всего тварь. С другой стороны, мы всегда должны помнить, что Святой Дух есть Бог, и что бы там ни говорили люди о силе характера и привычки, мы, на мой взгляд, всегда должны помнить более важную божественную истину о том, что Святой Дух превыше. Суть состоит не только в том, что Он совершенствует характер человека и меняет в лучшую сторону его привычки, направляя их в другое русло и таким образом делая людей пригодными для служения Господу. Ему угодно наделять людей новым характером; Он способен наделить их совершенно новыми качествами. Можно свободно допустить, что прежние наклонности человека сразу не изживают себя, они еще остаются у человека, но не для того, чтобы он поддавался им, а чтобы изжил их, был бдителен по отношению к ним, рассматривая их как часть той человеческой плоти, на которую нельзя проливать елей, а тем более нельзя представлять Господу.

Короче говоря, нам следует повнимательнее присмотреться к святому Бога, и мы должны особенно ревностно отнестись к самим себе, поскольку мы есть чада Бога и тщательно должны остерегаться проявления в нас в том или ином плане этих наклонностей. Если бы не было Духа Бога, нам не на что было бы надеяться. Для нашего утешения и предостережения вспомним о том, что Бог уже дал нам новую и божественную природу, суть которой состоит в том, что наша жизнь заключена во Христе, который имеет Святого Духа, через которого и в котором воздействует на нас.

Божественная благодать наделила Давида способностью действовать благоразумно. Он не имел ни одной привычки, свойственной царским придворным. Это предоставило еще лучшую возможность для воздействия на него Святого Духа. И причина этого проста. Что является источником покорности верующего, его непритязательности, скромности, его щедрой доброты, его неугасимого мужества? Речь идет вовсе не о том, кем человек был издревле во плоти, а о том, кем Бог сделал для него самого Христа через веру. Все остальное, братья, зависит от этого и, как бы высоко ни ценилось людьми, в глазах Бога ничего не стоит, и это показывает нам, что самое необходимое для нашего духовного бытия, если действительно оно должно быть благополучным, есть эта зависимость от Бога. Иначе мы будем просто выражать самих себя, а не станем свидетелями Христа.

Итак, "Давид действовал благоразумно везде, куда ни посылал его Саул". Это было теперь его долгом. Прежде Давид был там, куда посылал его отец и где Бог благословил его и оказал ему честь. Теперь он оказался в новом положении; но это положение Давид выбрал не сам, его дал Давиду Бог, поставив его служить в той сфере, к которой сам Давид никогда не стремился. Поэтому, как сказано здесь, "Давид действовал благоразумно везде, куда ни посылал его Саул, и сделал его Саул начальником над военными людьми; и это понравилось всему народу и слугам Сауловым. Когда они шли, при возвращении Давида с победы над Филистимлянами, то женщины из всех городов Израильских выходили навстречу Саулу царю с пением и плясками, с торжественными тимпанами и кимвалами. И восклицали игравшие женщины, говоря: Саул победил тысячи, а Давид - десятки тысяч! И Саул сильно огорчился".

Почему сознание того, что Давид сослужил ему великую службу, быстро покинуло душу Саула? почему? Да потому, что Саул думал прежде всего о самом себе и поклонялся только себе, а имя Давида в тот день помешало ему в этом. "Саул победил тысячи, а Давид - десятки тысяч!" Женщины, которые по своей природе имели более чувствительную душу, поняли и высказали эту простую истину. Это не значило, что они перестали почитать своего царя, но, несомненно, они воздали надлежащую честь тому, кто ее заслужил. Они почувствовали, кому они обязаны этой великой победой в Израиле. Это и вызвало в душе Саула зависть и подозрительность, "и неприятно было ему это слово, и он сказал: Давиду дали десятки тысяч, а мне тысячи; ему недостает только царства. И с того дня и потом подозрительно смотрел Саул на Давида". Да, то был злой дух, и сатана не упустил возможности воспользоваться тем, что было уготовано случаем. "И было на другой день: напал злой дух от Бога на Саула, и он бесновался в доме своем, а Давид играл рукою своею на струнах, как и в другие дни; в руке у Саула было копье". Но заметьте, старое средство, которое успокаивало царя, - музыка - теперь утратило свое влияние на него. Прежде, когда злой дух нападал на Саула, он погружался в сладостные звуки гуслей Давида. Теперь же они перестали воздействовать на Саула. Зло в присутствии ненавистного ему добра способно быстро и глубоко прорастать. "И бросил Саул копье, подумав: пригвожду Давида к стене; но Давид два раза уклонился от него". Царь не просто не любил Давида, он боялся его, "потому что Господь был с ним, а от Саула отступил. И удалил его Саул от себя и поставил его у себя тысяченачальником, и он выходил и входил пред народом".

Но Бог позаботился о том, чтобы каждая попытка Саула унизить Давида, или показать свою неприязнь к нему, или сделать что-либо еще худшее, становилась только средством в руках Бога сделать Давида еще более достойным к принятию царства. "И Давид во всех делах своих поступал благоразумно, и Господь был с ним". Господь был с ним в доме Саула и хранил его; Бог был с ним и вне царского дома, и там Давид показал себя перед народом слугой царя, и это тем более удалось ему, поскольку он был слугой Бога. "И Саул видел, что он очень благоразумен, и боялся его. А весь Израиль и Иуда любили Давида, ибо он выходил и входил пред ними. И сказал Саул Давиду: вот старшая дочь моя, Мерова; я дам ее тебе в жену, только будь у меня храбрым и веди войны Господни". Это было сущим притворством, "ибо Саул думал: пусть не моя рука будет на нем, но рука Филистимлян будет на нем". Но это лишь дало возможность Давиду одержать новые победы. "Но Давид сказал Саулу: кто я [ибо он был неподдельно скромен; и все же Бог помогал ему в его новых путях], и что жизнь моя и род отца моего в Израиле, чтобы мне быть затем царя? " Но в Сауле не было ни правды, ни совести пред Богом, и тем более он не заботился о том, чтобы исполнить обещание, данное Давиду, пренебрегая своим царским обещанием. "А когда наступило время отдать Мерову, дочь Саула, Давиду, то она выдана была в замужество за Адриэла из Мехолы. Но Давида полюбила другая дочь Саула, Мелхола; и когда возвестили об этом Саулу, то это было приятно ему. Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью, и рука Филистимлян будет на нем".

Чтобы заманить Давида в западню и погубить его, царь потребовал новую плату за руку другой своей дочери. "И сказал Саул Давиду: чрез другую ты породнишься ныне со мною. И приказал Саул слугам своим: скажите Давиду тайно: вот, царь благоволит к тебе, и все слуги его любят тебя; итак будь зятем царя. И передали слуги Саулову в уши Давиду все слова эти. И сказал Давид: разве легко кажется вам быть зятем царя? я - человек бедный и незначительный". Ни слова о предыдущей обиде, которую Саул причинил ему, ни звука о том, что обещанную ему Мерову выдали за Адриэла, ни слова о том, что царь не сдержал своего царского слова, которое дал вчас опасности и которое так торжественно было дано в долине дуба и лично царем было повторено позже, когда тот давал новые поручения Давиду.

Все дело в том, что, уповая на Бога, Давид ревновал за царскую славу больше, нежели сам царь; и так происходит всегда и должно происходить там, где есть вера. Пока Бог поддерживает даже то, что вовсе недостойно его самого и его народа, вера мирится с этим и искренне почитает это. Это не является безрассудным, братья, как не является и раболепием или низкопоклонством, хотя это так трудно понять нашему поколению. Такова вера. Поэтому слуги Саула донесли ему, что говорил Давид, "и сказал Саул: так скажите Давиду: царь не хочет вена [приданого]". Царь желал смерти сотни филистимлян, "ибо Саул имел в мыслях погубить Давида руками Филистимлян. И пересказали слуги его Давиду эти слова, и понравилось Давиду сделаться зятем царя". Его искренним намерением все еще было способствовать славе царя. Слово царя, так часто нарушаемое в отношении Давида, не вызвало у последнего презрительной усмешки. Давид боялся Бога и царя; и если царь Саул действительно думал так о Давиде, то последний ценил это. Таковы были чувства его благородной души. "Еще не прошли назначенные дни, как Давид встал и пошел сам и люди его с ним, и убил двести человек Филистимлян [в два раза больше, чем требовал царь], и принес Давид краеобрезания их, и представил их в полном количестве царю, чтобы сделаться зятем царя. И выдал Саул за него Мелхолу, дочь свою, в замужество".

Как это повлияло на настроение Саула? "И увидел Саул и узнал, что Господь с Давидом, и что Мелхола, дочь Саула, любила Давида. И стал Саул еще больше бояться Давида и сделался врагом его на всю жизнь". Царь Саул был глух к добру и оставался беспощадным по отношению к Давиду. Как это произошло? Сатана крепко держал Саула. Те самые качества, которые даже естество уважало и ценило, были обращены дьяволом только на то, чтобы еще больше разжечь ненависть Саула и его непреходящую злобу. Таковы власть дьявола и его воздействие. И это является серьезным уроком истории, ибо открывшееся нам в этой книге сродни тому, что встретится во второй книге Самуила, где мы увидим это в иной форме. Короче говоря, мы сталкиваемся здесь не просто с тем, что исходит от человека, но и с тем, что есть от дьявола; и это лишь с тех пор, как появляется великое свидетельство о Христе. Не может быть антихриста без Христа. Поскольку есть свидетельствующий о Христе в образе Давида, то есть и растущее воплощение всех качеств антихриста, и оно заряжается силой от дьявола и частично воплощено в царе Сауле.

1Царств 19

"И когда вожди Филистимские вышли на войну, Давид, с самого выхода их, действовал благоразумнее всех слуг Сауловых, и весьма прославилось имя его. И говорил Саул Ионафану, сыну своему, и всем слугам своим, чтобы умертвить Давида". Таким образом, мы видим, как замысел, эта скрытая западня, эти тщательно разработанные планы низвержения Давида полностью сводятся на нет. Сначала применили подкуп, затем насилие - все напрасно. Саул теперь поступает слишком смело, говоря Ионафану и всем слугам, чтобы они умертвили Давида. Лжец и убийца делал свое привычное дело, "но Ионафан, сын Саула, очень любил Давида". Разве не ободряет нас то, что наряду с таким унылым образом, каковой представляет собой царь Саул, мы можем видеть, как Святой Дух, который действует от Бога и повествует нам об этой истории, показывает нам также, что Бог не остается без свидетельства своей благодати? Он, который срывает завесу с самого тайного беззакония Саула, позволяет нам увидеть преданность Ионафана. Он указывает на то, что Бог действует любовью, а сатана через убийства, ненависть и гордыню.

Ведь из-за враждебности к Давиду отца Ионафан еще больше тянется душой к Давиду, и все это будет присуще Израилю; ибо Ионафан представляет собой скорее благочестивый остаток иудеев, а не призванных с земли кнебесному. То, о чем говорится во всех этих главах, представляет нам Христа, но Христа в его связи с царством; и мы должны оставить место для этого царства, как и для собрания. Конечно, особый интерес для нас представляет тело Христа - собрание Бога. Совершенно ясно, что вся полнота наших чувств должна быть направлена по этому руслу не просто потому, что это касается непосредственно нас, но потому, что в этом мы находим самое обильное проявление славы Христа и величайшей благодати и божественной мудрости. Но, братья, то, что мы находим свою радость лишь в том, что касается именно нас, никогда не является доказательством великой силы Святого Духа. Лучшее доказательство явно там, где вещи оценивают скорее по тому, какое отношение они имеют к славе Христа, а не по тому, что они принадлежат нам. И я уверен, вы не сочтете, что радость от всего, что приносит славу Христу и что обнаруживает божественные пути в отношении Христа, может хоть в какой-то мере ослабить склонность к божественным путям и его собранию или наслаждение его намерениями относительно славы, уготованной нам. Средоточие вокруг Христа всего земного и небесного, всего, что во славу Богу в нас и наших делах, ценит и прославляет Бога. Мы стремимся к тому, чтобы в любое время сам Христос значил для нас больше, чем принадлежащее нам благодаря личным привилегиям.

Дело в том, что мы получили такое благословение, так щедро и полно одарены во Христе, что обязаны быть способными по мере своей веры без подозрений и не отвлекаясь ни на что другое уходить с головой во все, что прославляет Господа Иисуса. Это, следовательно, должно быть образцом нашего поведения. Все, что прославляет его, достаточно для нас, ибо, поистине, хотя царство ниже уровнем, все же мы имеем, с одной стороны, чрезвычайно важную связь, так как мы должны царствовать вместе с Христом, а с другой - занимаем, несомненно, особое положение славы, объединенные со Христом. То и другое верно для нас; и апостол Павел в разное время проповедовал то и другое, что и мы обязаны делать. Таким образом, в Деяниях апостолов легче усмотреть проповедование царства. В посланиях (там, где апостолы обращаются к собраниям) мы, естественно, видим особую часть проповеди, представленную очень подробно. Но все же и то и другое имеет там место; и было бы большой ошибкой предполагать, что мы получаем лучшее представление о собрании Бога, игнорируя любую другую истину. Это становится еще более важным и неотложным с приближением пришествия Господа. Напротив, это отличие будет лучше понято там, где мы согласны добровольно следовать за ходом мысли Духа Бога через все его Слово. Позвольте мне сказать, возлюбленные братья, что нам в значительной мере это необходимо. Это помогло на руинах собрания Бога рассмотреть малую часть божественной истины как всю истину в целом. Самое надежное и лучшее средство избавления (когда мы обрели Христа и увидели, что Он есть тайна благословления) заключается в том, чтобы все более заниматься не собранием, но Христом. Ведь чрез него собрание, царство и любая среда отношений с Богом в самом ярком свете вырисовываются перед нашими душами.

Читая книги Царств, мы должны помнить о том, о чем уже упоминалось, - что они главным образом связаны с царством Бога, а не с собранием, если говорить конкретно. И действительно, это гораздо более общий принцип, ибо он проходит через весь Ветхий Завет. Но в этих более поздних ветхозаветных книгах явно говорится о царе. Несомненно, здесь показан сам Христос, но в своем отношении к царству. Возможно, время от времени и встречаются символические примеры, выходящие за пределы царства, но их не так много.

Ионафан же, сын Саула, изображает, как мне кажется, тех, в ком в среде Израиля действует Дух Христа, тогда как Саул представляет нам ту часть израильтян, которые все больше погружаются в глубины мрака и беззакония, потому что они не оценили Христа, поэтому вконце концов оказываются во власти дьявола. "Но Ионафан, сын Саула, очень любил Давида. И известил Ионафан Давида, говоря: отец мой Саул ищет умертвить тебя; итак берегись завтра; скройся и будь в потаенном месте; а я выйду и стану подле отца моего на поле, где ты будешь, и поговорю о тебе отцу моему, и что увижу, расскажу тебе". Все же была любящая душа, которая стремилась оказать эту необходимую услугу Давиду, несмотря на то, что его отец, увы, явно жаждал пролить кровь Давида, испытывая к нему смертельную злобу.

"И говорил Ионафан доброе о Давиде Саулу, отцу своему, и сказал ему: да не грешит царь против раба своего Давида, ибо он ничем не согрешил против тебя, и дела его весьма полезны для тебя; он подвергал опасностям душу свою, чтобы поразить Филистимлянина, и Господь соделал великое спасение всему Израилю; ты видел это и радовался; для чего же ты хочешь согрешить против невинной крови и умертвить Давида без причины? И послушал Саул голоса Ионафана и поклялся: жив Господь, Давид не умрет". Судя по этому отрывку, мы не можем не заметить, что сердце Саула время от времени смягчалось, но так или иначе он не мог долго удерживаться в таком душевном состоянии, ибо не был господином своих чувств - он был лишь рабом дьявола, хотя сам вряд ли осознавал это.

А теперь нам предстоит проследить, как любая попытка Саула освободиться от порабощения дьяволом доказывает лишь то, насколько последний сильнее первого и что плоть находящегося в высочайшем положении лишь вернее и скорее приводит к зависимости от дьявола. Поэтому, несмотря на клятву Саула, принятию которой содействовал Ионафан, происходит следующее: "И позвал Ионафан Давида, и пересказал ему Ионафан все слова сии, и привел Ионафан Давида к Саулу, и он был при нем, как вчера и третьего дня. Опять началась война, и вышел Давид, и воевал с Филистимлянами, и нанес им великое поражение, и они побежали от него. И злой дух от Бога напал на Саула, и он сидел в доме своем, и копье его было в руке его, а Давид играл рукою своею на струнах. И хотел Саул пригвоздить Давида копьем к стене, но Давид отскочил от Саула, и копье вонзилось в стену; Давид же убежал и спасся в ту ночь".

Итак, позже мы обнаруживаем уже в случае с Мелхолой, что Давиду все-таки удается спастись; и когда об этом донесли Саулу, он "послал слуг в дом к Давиду, чтобы стеречь его и убить его до утра. И сказала Давиду Мелхола, жена его: если ты не спасешь души твоей в эту ночь, то завтра будешь убит. И спустила Мелхола Давида из окна, и он пошел, и убежал и спасся. Мелхола же взяла статую и положила на постель, а в изголовье ее положила козью кожу, и покрыла одеждою. И послал Саул слуг, чтобы взять Давида; но Мелхола сказала: он болен. И послал Саул слуг, чтобы осмотреть Давида, говоря: принесите его ко мне на постели, чтоб убить его. И пришли слуги, и вот, на постели статуя, а в изголовье ее козья кожа. Тогда Саул сказал Мелхоле: для чего ты так обманула меня и отпустила врага моего, чтоб он убежал? И сказала Мелхола Саулу: он сказал мне: отпусти меня, иначе я убью тебя. И убежал Давид и спасся, и пришел к Самуилу в Раму и рассказал ему все, что делал с ним Саул. И пошел он с Самуилом, и остановились они в Навафе. И донесли Саулу, говоря: вот, Давид в Навафе, в Раме. И послал Саул слуг взять Давида, и когда увидели они сонм пророков пророчествующих и Самуила, начальствующего над ними, то Дух Божий сошел на слуг Саула, и они стали пророчествовать. Донесли об этом Саулу, и он послал других слуг, но и эти стали пророчествовать. Потом послал Саул третьих слуг, и они стали пророчествовать. Саул сам пошел в Раму, и дошел до большого источника, что в Сефе, и спросил, говоря: где Самуил и Давид? И сказали: вот, в Навафе, в Раме. И пошел он туда в Наваф в Раме, и на него сошел Дух Божий, и он шел и пророчествовал, доколе не пришел в Наваф в Раме".

Саулу не стало лучше от этого. Сила Духа Бога приводит человека еще в большее отчаяние, если он не рожден от Бога. Кто в Новом Завете являет собой самые ужасные образцы, запечатленные Святым Духом? Не те люди, которые никогда не имели Духа, а те, кто имел его. Есть люди, которым очень трудно понять шестую главу послания Евреям. Кажется удивительным, что христиане, разумеющие божественные пути, могут найти здесь что-то особенно трудное. Известно, что каждый христианин обладает привилегией в силе, а не в жизни, которая приводит к отступничеству. Это общий принцип. Мы встречаемся с ним в Ветхом Завете; то же самое может встретиться и в Новом. Таким образом, только те могут стать до конца озлобленными (и это самое худшее), кто носил имя Христа и отверг его с презрением и богохульством. Только те могут упасть в самую пучину, в самую бездну дьявольского влияния на душу, которые однажды обладали силой Духа Бога, действующего в них.

Но заметьте, не сказано, что те, о ком написано в 6-ой главе послания Евреям, были рождены от Бога. Как раз об этом часто забывают. Люди не видят различия между оживотворенными Духом и различными проявлениями силы Духа. Где же в этих отрывках сказано о тех, кто, будучи оживлен Духом, все же безнадежно попал под власть дьявола? Широко признается, что сила Духа распространяется гораздо шире, чем оживление Духом. Та сила, поскольку ее действие само по себе ценно, позволяет человеку гораздо лучше разобраться в Писании и наделяет не только разумением, но и дает силу использовать изложенное в Писании для блага других; все же есть что-то такое, что сила сама по себе не дает: она не позволяет обратить взгляд духовного человека на самого себя, чтобы должным образом осудить свое поведение пред Богом или в глубине души пожелать укрепиться во Христе. Здесь нужна не сила, а покаяние и вера. Единственное, что действительно необходимо грешнику, так это самоуничижение, и это происходит всегда, когда кто-то подвергается оживотворению. Ведь если действительно возникает нужда, Христос становится целью, а эгоизм осуждается. Но в данном случае вы никогда не найдете людей, которые одинаковым образом попадают во власть дьявола. Здесь может иметь место то, что я называю внешней силой Духа, без какой бы ни было связи с осознанием пред Богом. В данном случае человек никогда не может быть обращен к Богу - никогда не почувствует, что такое грех, а без этого нет новой жизни.

Одно дело - говорить о грехах других людей, но по-настоящему почувствовать свои собственные, понять и ощутить свою собственную вину и смириться пред Богом - это совсем другое дело. Это приходит вместе с воскресением к новой жизни, и в данном случае, соответственно, на путь, который указывает истина, действительно вступают через покаяние пред Богом и через веру в нашего Господа Иисуса Христа. Но в том, что написано в шестой главе послания Евреям, не сказано ни слова об этом. Личности, о которых там идет речь, просвещены в высшей степени. Они обрели силы будущего века, вкусили благого гласа Бога. Они имели перед собой небесный дар - Христа на небесах. Все это может иметь место - сладость истины, мудрость Бога в ней, гармония его путей и тому подобное. Такое вполне возможно: естество способно ко всему. Фактически плоть скорее возвеличивается этим, и в результате этого человек может ставить себя намного выше в собственных глазах, хотя в то же время он говорит о смерти и погребении ветхозаветного человека и о себе как воскресшем вместе со Христом. Разум может увлечься всеми этими чудесами. Несомненно, божественная истина для человеческого разума более важна, чем человеческие рассуждения и басни. Разве жизнь Иисуса не бесконечно лучше, даже для разума, чем жестокий эгоизм Юноны и отвратительные злодеяния Юпитера, о которых даже нечувствительные язычники не могут подумать в свете благовествования, не увидев их отвратительной злобности и глупости? Наоборот, в Господе Иисусе есть такое, что даже природному разуму и природной совести покажется высоконравственным и возвышенным.

Следовательно, каждый, кто смеет претендовать на хорошее знание истории человеческого мышления, должен знать о существовании самых непреклонных врагов Господа Иисуса, которые, тем не менее, притворяются, будто почитают его и восхищаются им. Они поцеловали бы его с той же преданностью, с какой целовал Иуда; они свидетельствовали бы о нем подобно Пилату. Увы, плоть враждебна Богу: она нарушает закон и отвергает или извращает благодать. Она не бывает искренна перед лицом Бога. Слово Бога не достигнет сознания человека, пока тот не воскреснет к новой жизни; наша греховность не удовлетворит Бога, а без воскресения к новой жизни и веры в то, что Христос удовлетворяет эту потребность, нет веры в любовь Бога, как и нет любви к Богу. Следовательно, если Богу не доверяют ради вечной жизни, то, значит, и человеку нет доверия. Могут быть затронуты чувства и появиться определенные симпатии, но симпатии быстро проходят и меняются. На разум особым образом можно повлиять, но какая польза от этого там, где речь не идет о грехе пред Богом? Это не есть вечная жизнь, но принятие Христа там, где пробудилась совесть, что неотделимо от обретения новой природы. Если совесть глубоко затронута и сокрушена и имя Христа проникло в душу, то это совсем другое дело. В подобных случаях мы никогда не услышим о том, что люди попали в положение, когда они не смогут "обновиться покаянием". Скорее, здесь говорится о тех, кто внешне принял истину и, соответственно, стал объектом силы Духа Бога, которая действует в нем или через него; ибо все это вполне возможно и без возрождения. Такие люди, я думаю, могут попасть под влияние сатаны. Так было во времена ветхозаветного Валаама, и в Новом Завете в 6-ой главе послания Евреям мы сталкиваемся с этим, хотя и в иной форме.

1Царств 20

Здесь же мы видим это на примере Саула. Он представлен нам пророчествующим среди пророков. Поэтому сила, полностью превосходящая его собственную, действовала в нем. Стал ли он лучше от этого? Наоборот, гораздо хуже. Мы можем заметить, что после этого его злодеяния становятся еще более ужасными. "Давид убежал из Навафа в Раме и пришел и сказал Ионафану: что сделал я, в чем неправда моя..? " Ибо Давид не верил в это. Давид не считал себя в безопасности от того, что Саул пророчествовал. "Что сделал я, в чем неправда моя, чем согрешил я пред отцом твоим, что он ищет души моей? И сказал ему (Ионафан): нет, ты не умрешь; вот, отец мой не делает ни большого, ни малого дела, не открыв ушам моим; для чего же бы отцу моему скрывать от меня это дело? этого не будет". Так наивно полагал Ионафан, так как он не знал о том, к чему могла привести та сила, во власти которой находился Саул, ибо в последнем не было ни капли совести пред Богом. "Давид клялся и говорил: отец твой хорошо знает, что я нашел благоволение в очах твоих, и потому говорит сам в себе: "пусть не знает о том Ионафан, чтобы не огорчился"; но жив Господь и жива душа твоя! один только шаг между мною и смертью. И сказал Ионафан Давиду: чего желает душа твоя, я сделаю для тебя". Тогда же было предложено и осуществлено новое испытание.

Это привело к тому, что "заключил Ионафан завет с домом Давида и сказал: да взыщет Господь с врагов Давида! И снова Ионафан клялся Давиду своею любовью к нему, ибо любил его, как свою душу. И сказал ему Ионафан: завтра новомесячие, и о тебе спросят, ибо место твое будет не занято; поэтому на третий день ты спустись и поспеши на то место, где скрывался ты прежде, и сядь у камня Азель; а я в ту сторону пущу три стрелы, как будто стреляя в цель; потом пошлю отрока, говоря: "пойди, найди стрелы"; и если я скажу отроку: "вот, стрелы сзади тебя, возьми их", то приди ко мне, ибо мир тебе, и, жив Господь, ничего тебе не будет; если же так скажу отроку: "вот, стрелы впереди тебя", то ты уходи, ибо отпускает тебя Господь; а тому, что мы говорили, я и ты, свидетель Господь между мною и тобою во веки. И скрылся Давид на поле. И наступило новомесячие, и сел царь обедать. Царь сел на своем месте, по обычаю, на седалище у стены, и Ионафан встал, иАвенир сел подле Саула; место же Давида осталось праздным. И не сказал Саул в тот день ничего, ибо подумал, что это случайность, что Давид нечист, не очистился. Наступил и второй день новомесячия, а место Давида оставалось праздным. Тогда сказал Саул сыну своему Ионафану: почему сын Иессеев не пришел к обеду ни вчера, ни сегодня? И отвечал Ионафан Саулу: Давид выпросился у меня в Вифлеем; он говорил: "отпусти меня, ибо у нас в городе родственное жертвоприношение, и мой брат пригласил меня; итак, если я нашел благоволение в очах твоих, схожу я и повидаюсь со своими братьями", поэтому он и не пришел к обеду царя".

Возлюбленные друзья, мы видим здесь замечательное достоинство Писания, а также его мудрость. Иначе говоря, Писание не высказывает замечания по поводу тех россказней, которые часто смешивают правду с неправдой. Я уверяю вас, что неверие часто прибегает к этому вопреки Слову Бога. Но неверие всегда судит лишь по внешнему виду, и его злобная поспешность осудить близорука. И остерегаться следует прежде всего не откровенных противников, а лицемерных и притворных друзей, извиняющихся за то, что написано в Библии. Там, где нет уверенности в истине, они, естественно, стараются извиниться за то, что не понимают, и в какой-то мере стыдятся своего неведения. Но только непоколебимость истины может раскрыть вещи такими, каковы они на самом деле, без малейшего извинения за что-либо. Это дурной признак, всегда говорящий о слабости тех, кто при любых обстоятельствах готов выгородить самого себя. С другой стороны, там, где привыкли уповать на Господа, люди с легкостью оставляют все в его руках. Зачем нам тревожиться об этом? Если появятся сомнения, то, конечно же, все разъяснится наилучшим образом; но там, где душа может предоставить Богу доказывать истину, доказательство окажется гораздо лучше.

В данном же случае "сильно разгневался Саул на Ионафана", ибо теперь злое сердце неверующего, который так быстро отступал от живого Бога, разразилось гневом против своего собственного сына, и все потому, что тот питал любовь к Давиду. Таким образом Ионафан тоже испытал на себе тот гнев, который Саул испытывал к тому, кто по высшему произволению Бога вытеснял его из царства. Несомненно, то был замечательный плод веры, явившейся в сыне, тогда как отец все больше и больше обнаруживал ее недостаток. "И сказал ему: сын негодный и непокорный!" О, было бы замечательно, если бы Ионафан только почувствовал, что он есть сын негодного и непокорного Богу человека! Но подобная мысль вряд ли могла в тот момент прийти ему в голову и закрасться в его душу. "Сын негодный и непокорный! разве я не знаю, что ты подружился с сыном Иессеевым на срам себе и на срам матери твоей? ибо во все дни, доколе сын Иессеев будет жить на земле, не устоишь ни ты, ни царство твое".

Таким образом, сработал инстинкт, заставив опасаться грядущего; ибо неверие имеет свое природное чутье, равно как и вера; и подобно тому, как вера предчувствует добро, прежде чем оно наступит, так и неверие обладает предчувствием, что это добро навсегда ускользает из-под власти. Итак, все невидимое обнаруживается, будущее и настоящее. "Что ты получил уже доброе твое в жизни твоей" (Лук. 16, 25). Как мрачна перспектива, открывшаяся Саулу в его жалком противлении Богу! "Теперь же пошли и приведи его ко мне, ибо он обречен на смерть. И отвечал Ионафан Саулу, отцу своему, и сказал ему: за что умерщвлять его? что он сделал? Тогда Саул бросил копье в него, чтобы поразить его. И Ионафан понял, что отец его решился убить Давида. И встал Ионафан из-за стола в великом гневе". Он разгневался не на себя, но на Давида. Он ясно увидел ничем неотвратимую смертельную ненависть своего отца. И он "не обедал во второй день новомесячия, потому что скорбел о Давиде". Как это замечательно! Он "скорбел о Давиде и потому что обидел его отец его. На другой день утром вышел Ионафан в поле, во время, которое назначил Давиду, и малый отрок с ним. И сказал он отроку: беги, ищи стрелы, которые я пускаю. Отрок побежал, а он пускал стрелы так, что они летели дальше отрока. И побежал отрок туда, куда Ионафан пускал стрелы, и закричал Ионафан вслед отроку, и сказал: смотри, стрела впереди тебя. И опять кричал Ионафан вслед отроку: скорей беги, не останавливайся. И собрал отрок Ионафанов стрелы и пришел к своему господину. Отрок же не знал ничего; только Ионафан и Давид знали, в чем дело. И отдал Ионафан оружие свое отроку, бывшему при нем, и сказал ему: ступай, отнеси в город. Отрок пошел, а Давид поднялся с южной стороны и пал лицем своим на землю и трижды поклонился; и целовали они друг друга и плакали оба вместе, но Давид плакал более. И сказал Ионафан Давиду: иди с миром; а в чем клялись мы оба именем Господа, говоря: "Господь да будет между мною и между тобою и между семенем моим и семенем твоим", то да будет на веки. И встал (Давид) и пошел, а Ионафан возвратился в город". Это было нелегко, но вера, движимая любовью, находит способ успокоить того, кто признает виновность отца или кого-либо другого, тем, что надлежит свидетелю Бога в любой переломный момент. И это показывает здесь Ионафан. Как бескорыстен верующий; ибо Ионафану было хорошо известно, что возвышение Давида неизбежно грозило бы падением дому Саула. Но Ионафан знал, что это исходило от Бога, и было бы тщетным, если не сказать злом, - вести брань с самим Богом.

Надеюсь в следующей своей лекции завершить данную часть этого глубоко интересного и полезного повествования. Несомненно, это наша вина, наше собственное неверие, если мы не черпаем от Бога для своей души. Так пусть же сам Бог даст это своим чадам! Ведь каждый больше всего желает, чтобы мы своей душой через Писание прилепились к нему - тому, о котором и говорит нам Писание. Все, что можно позволить себе в таком беглом очерке, - это поставить своего рода указательный столб и определить согласно некоему мерилу моменты особого благословения в драгоценном Слове Бога по мере того, как они предстают перед нашими глазами.

1Царств 21

И вот мы подходим к рассмотрению отрывка о самом Давиде, который заметно отличается от всего, о чем говорилось прежде. Мы остановились на том, что Ионафан (по крайней мере, публично) пытался переубедить Саула и исправить его отношения с Давидом. Но он сам убедился, что все его попытки напрасны. И вот Ионафан возвращается в город, а Давид все дальше и дальше уходит в пустынные места, как скиталец и странник, отверженный из-за растущего к нему гнева, зависти и ненависти царя Саула. Именно это и приводит его на дорогу, где его история приобретает истинно символический характер. И здесь превыше всего Дух Христа, предвещающий жизнь отвергнутого людьми нашего Господа Иисуса. И здесь как раз самое время вспомнить те замечательные стихи, псалмы, или, по меньшей мере, очень многие из них, в которых этот Дух предвосхищает чувства, пути и земную славу Христа.

Настоящий случай, однако, требует обратить внимание на те обстоятельства, в каких обнаруживается излияние чувств души, проходящей испытания. Кто может должным образом гордиться человеком? Тот, кто не только понимает, но и может видеть ту огромную пропасть, которая лежит между Христом и Давидом; и это мы можем видеть как нигде более ясно во вступительной сцене, хотя это можно заметить и в других случаях. Здесь мы прослеживаем это почти до конца. Если Бог собирался показать свою власть и поставить Давида во главе Израиля, Он со всей очевидностью давал понять это Давиду и каждому, кто имел уши слышать, что делает это из чистого милосердия. Человек никоим образом не заслуживал этого. Еще не пришло время явиться тому, чьи путибыли выражением самого Бога, чья жизнь на каждом шагу несла славу Отцу. Давид был любимым, и для него было уготовано величие, и вместе с тем он был всего лишь человеком, грешным человеком. Благодать могла сделать его лишь символом, каковым он и остался.

Итак, в данном удивительном случае, где самым решительным образом утверждается благодать (и сам Господь Иисус имеет к тому отношение, проводя аналогию между Давидом и самим собой, в то время как его все больше и больше отвергали в Израиле), невозможно не заметить, что Давид рассказывает о себе истины. Но священник Ахимелех был удивлен и чрезвычайно взволнован обстоятельствами появления у него Давида, ибо он едва ли мог уразуметь замысел Бога. Он испугался Давида, подозревая что-то неладное. Но Бог действует несмотря ни на какие мрачные обстоятельства; и это единственно справедливое основание веры.

Таким образом, ни Давид, ни священник Ахимелех не дают повода восхищаться собой. Тем не менее эти самые обстоятельства Христос обращает к вечному благу. Очень может быть, что мы и не заметим назидательного характера этой истории; возможно, мы и не увидим в ней ничего поучительного для нас, что могло бы пригодиться нам в тяжелые дни. Но Иисус есть свет, и только в нем мы можем видеть свет, и поэтому для нас Он выводит из драгоценного Слова Бога этот удивительный факт (ибо это действительно так), что отвержение возлюбленных Богом в среде его народа является осквернением самого святого. Как только могло что-либо потребное Давиду рассматриваться до сих пор как святое в глазах Бога, если Давида, помазанника Бога, отвергли?

Поэтому и стал священный хлеб, использованный для нужд Давида, всего лишь обыкновенным хлебом. От этих запасов Давид мог взять, как и из любых других. Обрядовые ограничения хороши там, где действительно соблюдается закон; но что же говорить о том, кто и является тем главным объектом, которому посвящаются все обряды, установленные законом, если его отвергли по произволению Бога и Он и его люди оказались, таким образом, в нужде? Станет ли Бог поддерживать эти формы обрядности против человека, который по сердцу ему? Это невозможно! И посему священник Ахимелех дал Давиду священного хлеба, "ибо не было у него хлеба, кроме хлебов предложения, которые взяты были от лица Господа" и являлись пищей для священников.

Но здесь, как и везде, так несказанно совершенен Господь Иисус, так свят, непорочен и чист! Ведь именно в его истории мы обнаруживаем, что ограничения закона и его обязательные постановления теряют свою силу, как только Он становится отверженным и распятым. Это замечательным образом продемонстрировано на примере прокаженного самаритянина; строго говоря, нельзя и представить себе, чтобы он был таким же подзаконным, как и иудей, но случай с ним ясно показывает, сколь совершенна личность Господа Иисуса и та божественная сила, какой Он действовал. Ведь было доказано, как бы вопреки всем подобным требованиям, что иудею придется ждать до тех пор, пока распятие не откроет ему все. Самаритянин же, каким бы невежественным он ни был, скорее мог постигнуть славу Господа Иисуса, и он познал ее прежде других (как познаем и мы, если будем познавать должным образом) через свою крайнюю нужду, удовлетворенную божественной благодатью. Нам следует начинать с того же. Мы останемся просто теоретиками, если не поступим так, и это будет опасно для души, если совесть, осознавшая свои недостатки пред Богом, не станет основой первого приближения к нему. Но должны ли мы всегда оставаться там, у входа? Конечно же, нет. Вход существует для того, чтобы войти в него. Невозможно, да и неправильно ограничивать Бога в его благодати, удовлетворяющей наши самые насущные потребности как грешников, хотя бы и самые важные для души. И да будут эти божественные дары всегда такими благословенными и щедрыми в познании самого Бога через Христа, и да принесут они радость! Именно это и хотел Господь Иисус показать в верующем человеке, который возвратился к нему, вместо того, чтобы пойти и показаться священникам. Таким образом, пока на некоторое время Он оставляет подзаконных в их положении, Он тем временем утверждает данный принцип там, где тот может утвердиться в ответ на веру, чтобы полностью проявилась благодать, которая явится, когда распятие расставит все на свои места и все объяснит.

Далее открывается новая сцена, ибо Давид, получив для себя и своих людей хлеб предложения, некогда священный, потребовал еще нечто большее - все, что хотел. В этом он явил свою дерзость, ибо все, что он хотел, способствовало божественной славе. Меч Голиафа не представлял для Давида сугубо личного интереса. У него не было с собой никакого оружия и никакого военного снаряжения. Ответ священника был следующим: "Вот меч Голиафа Филистимлянина, которого ты поразил в долине дуба". Странно видеть этот меч именно здесь, как может нам показаться, но это на самом деле не так, поскольку Давид сказал: "Нет ему подобного; дай мне его". Он был символом великого дня для Израиля, символом великого поражения филистимлян; это был меч, дарованный смертью во имя победы. Разве победе на самом деле способствовали сила и мастерство Давида? Разве врага преодолела не его вера, поскольку только она одна может победить теперь мирское? Победив таким образом, Святой Дух должен владеть оружием, отобранным у смерти, в жизненной силе во Христе. Иначе не будет пользы, как доказал Голиаф.

Но за днем славы тотчас может последовать и день позора, и никто не освобожден от необходимости зависеть от Бога или его управления. Как унизительно созерцать Давида, который в тот день из-за страха перед Саулом бежит от него к Анхусу, царю Гефы! Даже напоминание устами филистимлян о прежних победах Давида волей Бога пробуждает у Давида не веру в Бога, но еще больший страх перед Анхусом. "И изменил лице свое пред ними, и притворился безумным в их глазах, и чертил на дверях, и пускал слюну по бороде своей. И сказал Анхус рабам своим: видите, он человек сумасшедший; для чего вы привели его ко мне? разве мало у меня сумасшедших, что вы привели его, чтобы он юродствовал предо мною? неужели он войдет в дом мой? " Но благодать знает, как обратить в свою пользу унизительное положение верующего, в чем мы сможем убедиться из последующего повествования.

1Царств 22

Ибо в следующей, 22-ой, главе мы узнаем, что к Давиду устремились все, кто способен был оценить все, исходившее от Бога, и распознать все, что благодатью творилось в Израиле. Но только ли эти? Не собрались ли к Давиду и те, кто были должниками, не находящими покоя, притесняемыми и гонимыми, не встречающими сочувствия? Таких же обездоленных собирал вокруг себя Христос, наш Господь, и давайте благословим его за это. Мы, братья, часто склонны думать о Господе в более узком плане, чем Он заслуживает; но Христос, тем не менее, есть сильный и великий, потому что Он смог позволить себе взглянуть на самых малых и позвать самых униженных, уподобляя их себе. Нечто подобное мы встречаем и здесь; и, по правде говоря, едва ли найдется что-то, что еще в большей мере выявило бы достоинство Господа Иисуса, чем то, что Он завершает не то, что хорошо само по себе, и не стремится обнаружить зачатки этого. Все, что превосходно, все, что от Бога, несомненно, само тянется к Господу Иисусу; но Он сам создает, формирует, а не просто ищет. Ведь именно Он дает и может давать от полноты своей. И хотя бы в малой степени, но мы видим, что это по праву можно сказать и о Давиде; ибо из тех, что собрались вокруг Давида, были столь жалкие, столь не напоминающие человека, уподобленного Богу. И это тем более справедливо, поскольку имело место на пути отвержения и презрения.

Здесь же мы видим Давида, как сказано, в Одолламской пещере. "И услышали братья его и весь дом отца его и пришли к нему туда". И не только они. Родственники, возможно, и имели на это право: они как-никак состояли с нимв родстве; но были и другие собравшиеся к Давиду, и они собрались к нему потому, что были обездолены и потеряли все. "И собрались к нему все притесненные и все должники и все огорченные душею". Никуда не годится быть самодовольным оптимистом там, где то, что мы одобряем, противно Богу. И не следует завидовать тем, которые, будучи обличаемы во зле Словом Бога, хвалятся, потому что им не дано перемениться. Счастливее, гораздо счастливее те, которые испытали все и твердо придерживаются хорошего. То были души, стенавшие в Израиле. Но проявили ли они недовольство, собравшись к Давиду? Уверяю вас, что это было жалкое сборище, скрывавшееся в уединенных местах. Но кем был для них Давид и что такого он сделал для них? Весь этот мир чувствовал и свидетельствовал в тот день о его и их славе, и они были преобразованы в тот день испытаний, печали и позора под мощным воздействием той же благодати, что сияла в Давиде.

Но даже теперь, как мы узнаем далее, суть состояла не только в этом; речь идет о пророке Гаде и о священнике Ахимелехе. Более ясно все стало, когда рука Саула поднялась, чтобы будить оружием сатаны. Ибо Саул унизился до того (вернее, был до того ослеплен дьяволом), что нанял для убийства священников Бога пастуха Доика, идумеянина. Печально слышать о таком падении Саула! Послушайте только язвительные насмешки царя в адрес Давида, обратите внимание на то, с каким презрением отзывается он о сыне Иессея. Если прежде Саул мог внушать страх Давиду, то теперь его беспощадное преследование Давида свидетельствует о том, что сам он придавал Давиду большое значение. Слова, выражающие гнев и презрение Саула к сыну Иессея, говорят всякому разумному человеку лишь о том, как Саул на самом деле относился в душе к Давиду. Где же самоосуждение за грех, из-за которого пришлось поплатиться царством? Где ощущение той чести, которой Бог удостоил его, и того, что тот не оправдал эту честь? Были только терзания и смертельная вражда, распиравшая изнутри, которая теперь вырвалась наружу и обрушилась не на того человека, которого Саул больше всего жаждал погубить, но на тех, которые были к нему добры и любезны, то есть на самих священников Бога. Но в результате эта святая точка соприкосновения и средства укрепления связи с Богом перешли к Давиду. "Спасся один только сын Ахимелеха, сына Ахитува, по имени Авиафар, и убежал к Давиду". Доик по приказу Саула поразил мечом Новму, город священников, и мужчин и женщин, и юношей и младенцев. Человек, пощадивший Амалика, безжалостно умертвил священников Бога. И пророк, и священник теперь были на стороне Богом избранного царя.

1Царств 23

Следующая, 23-я, глава позволяет нам увидеть некоторые новые особенности мучительного и опасного положения Давида и то, как Бог действует при этом. "И известили Давида, говоря: вот, Филистимляне напали на Кеиль и расхищают гумна". Несомненно, это прозвучало более непринужденно, чем когда об этом доносили Саулу. Это было, как принято говорить, его делом; это касалось лишь его, который был возвеличен Богом и нес ответственность, будучи защитником Израиля и вождем израильтян в сражениях Бога против филистимлян. И вот, сердце и совесть подсказывали израильтянам, что нельзя больше надеяться на царя Саула. Изгнанник, которого тот преследовал, был единственным, к кому были обращены теперь все сердца и мысли. Именно у Давида, которого самого пытались лишить жизни, израильтяне искали спасение от врага, какое мог дать им Бог. И еще одна особенность, на которую следует обратить внимание. Бог не только в духовном плане приучал народ к Давиду, но и самого Давида приучал чувствовать постоянную зависимость от Бога. "И вопросил Давид Господа, говоря: идти ли мне, и поражу ли я этих Филистимлян? И отвечал Господь Давиду: иди, ты поразишь Филистимлян и спасешь Кеиль". Ведь Давид был не только любимцем народа и его вождем, но и тем, кого Бог слышал, кому отвечал и кого использовал для утверждения своей славы. Саул же был проигнорирован в том, что, казалось бы, было особо связано с его деятельностью. "Но бывшие с Давидом сказали ему: вот, мы боимся здесь в Иудее, как же нам идти в Кеиль против ополчений Филистимских?" Давид опять вопрошает Бога. "И отвечал ему Господь и сказал: встань и иди в Кеиль, ибо Я предам Филистимлян в руки твои". Повинуясь Богу, Давид пошел, "и воевал с Филистимлянами, и угнал скот их, и нанес им великое поражение ". И, как заключает Дух Бога, "спас Давид жителей Кеиля". Далее повествуется о том, что когда Авиафар, сын Ахимелеха, прибежал к Давиду в Кеиль, то принес с собой (не какой-нибудь другой, а прежний) ефод; после гибели своих сотоварищей он занял высочайшее положение.

Саул же, совершенно вскруживший себе голову и лишенный всякого божественного наставления, рассматривает положение Давида в Кеиле, где он был заперт среди тех, на кого он оказывал влияние, как то, что Бог предал Давида в его руки. Как часто злоба бывает так ослепляюща! Когда же появляются такие, казалось бы, благоприятные для Саула обстоятельства, Бог, допуская их, доказывает совершенно обратное, а именно то, что все эти кары Саула, вся эта затаенная вражда противны его воле. "И Саул сказал: Бог предал его в руки мои, ибо он запер себя, войдя в город с воротами и запорами. И созвал Саул весь народ на войну, чтоб идти к Кеилю, осадить Давида и людей его. Когда узнал Давид, что Саул задумал против него злое [и Давид поэтому вновь обращается к Богу за помощью, говоря священнику Авиафару принести ефод]... И сказал Давид: Господи Боже Израилев! раб Твой услышал, что Саул хочет придти в Кеиль, разорить город ради меня. Предадут ли меня жители Кеиля в руки его? И придет ли сюда Саул, как слышал раб Твой? Господи Боже Израилев! открой рабу Твоему. И сказал Господь: придет. И сказал Давид: предадут ли жители Кеиля меня и людей моих в руки Саула? И сказал Господь: предадут". Бог внушает ответ на вопрос, на который только Он способен ответить. Естественно, Давид мог не доверять жителям Кеиля. Все, что ни побуждало Давида осведомиться таким образом, исходило от Бога, ибо Он хотел предохранить его от грозящей ему западни, которую готовили для него; ибо смиренного и кроткого Он желает направить в его суждениях, покорного Он всегда обучает своим путям. Но мы можем заметить, что это общение, эта фамильярность (если мы осмелимся так назвать эти отношения) Бога с Давидом и Давида с Богом весьма поразительны в данном случае. Давид долгое время был верующим человеком, но теперь он добивается благосклонности Бога и просит иначе, чем прежде. Давид здесь олицетворяет того, кто живет в полной зависимости от Бога. "Тогда поднялся Давид и люди его, около шестисот человек, и вышли из Кеиля и ходили, где могли. Саулу же было донесено, что Давид убежал из Кеиля, и тогда он отменил поход". Позже Давид оказывается в пустыне Зиф. "Саул искал его всякий день; но Бог не предал Давида в руки его".

И здесь мы узнаем о глубокой и трогательной любви к Давиду в этот тяжелый и переломный момент одного из домочадцев Саула. Увы! То была последняя встреча Давида с Ионафаном; ибо затем следует печальное разоблачение, которое послужило несравненным испытанием веры Ионафана теми горестными плодами, которые пришлось ему вкусить в надлежащее время. Тем не менее, поскольку была истинная привязанность, то не может быть и намека на то, что не было истинной веры; но все теперь подходило к такому критическому моменту, что даже ради безопасности, не говоря уже о славе Бога или любви человека, должен был произойти очевидный и действенный перелом установленного внешнего порядка, должен был обнаружить себя и больше не оставаться в тайне непреклонный враг божественных целей. Так всегда и происходит. Сначала Бог милосердно и из жалости щадит человека, грешащего по своему неведению. Он неоднократно дает ему возможность явить веру прежде, чем грех достигнеттаких размахов, как здесь; но вот предел достигнут, и мы должны либо сойти с нашего пути и повернуть вспять, либо погибнуть. Имеет ли это какое-нибудь серьезное отношение к будущему Ионафана - оставляю судить вам самим. Все равно, каким бы ни было наше суждение по этому поводу, нежная любовь Ионафана к Давиду в этом случае при их последней встрече поражает больше всего, в ней смешано истинно божественное со слабостью человека. "И встал Ионафан, сын Саула, и пришел к Давиду в лес, и укрепил его упованием на Бога, и сказал ему: не бойся, ибо не найдет тебя рука отца моего Саула [в этом, конечно, он был прав; он говорил почти как пророк Бога], и ты будешь царствовать над Израилем [и это опять-таки верно], а я буду вторым по тебе". Нет, Ионафан! Здесь ты не прав. Ионафан никогда не жил для того, чтобы стать кем-то для Давида. Это была их последняя беседа. Но он добавляет: "И Саул, отец мой, знает это". Поэтому, я полагаю, смесь правды и неправды точно отражает неопределенное состояние души Ионафана в тот самый момент. То не была чистая вера, преследующая единую цель и отличающаяся стойким характером. Вера была, но было и неверное суждение, как и неверие. И это вскоре подтвердилось. Тем не менее "заключили они между собою завет пред лицем Господа; и Давид остался в лесу, а Ионафан пошел в дом свой".

А теперь мы можем кратко остановиться на горестном явлении - предательстве, которое, однако, было приятно царю, какие бы чувства он ни испытывал к этому раньше. "И пришли Зифеи к Саулу в Гиву, говоря: вот, Давид скрывается у нас в неприступных местах, в лесу, на холме Гахила, что направо от Иесимона; итак по желанию души твоей, царь, иди; а наше дело будет предать его в руки царя. И сказал им Саул: благословенны вы у Господа за то, что пожалели о мне; идите, удостоверьтесь еще, разведайте и высмотрите место его, где будет нога его, и кто видел его там, ибо мне говорят, что он очень хитер; и высмотрите, и разведайте о всех убежищах, в которых он скрывается, и возвратитесь ко мне с верным известием, и я пойду с вами; и если он в этой земле, я буду искать его во всех тысячах Иудиных". Несчастный царь благословляет этих людей за их готовность предать Давида, но все было напрасным. Они взялись за это дело со всей своей сноровкой. "И встали они и пошли в Зиф прежде Саула. Давид же и люди его были в пустыне Маон, на равнине, направо от Иесимона. И пошел Саул с людьми своими искать его". Казалось, было невозможно исчезнуть, особенно когда Давид пришел и оставался в пустыне Маон. Когда же Саул услышал о точном местонахождении Давида, то погнался за ним в пустыню. "И шел Саул по одной стороне горы, а Давид с людьми своими был на другой стороне горы. И когда Давид спешил уйти от Саула, а Саул с людьми своими шел в обход Давиду и людям его, чтобы захватить их..." В этот самый критический момент, когда казалось, что Давиду вот-вот придет конец, "пришел к Саулу вестник, говоря: поспешай и приходи, ибо Филистимляне напали на землю". Бог всегда выше всяких трудностей. Саулу пришлось возвратиться, и Давид был спасен.

1Царств 24

Но несчастный царь никоим образом не устыдился своих поступков, не обратил внимания на урок, данный ему Богом, и вскоре вновь возобновил преследования своего смиренного зятя и преданного раба Давида. Отныне только эту цель преследовал он в жизни. И чем сильнее было желание Саула схватить и убить того, кого его извращенный рассудок признавал врагом, тем активнее вмешивался Бог, чтобы спасти Давида. И вот Саул берет три тысячи отборных мужей из всего Израиля, когда его извещают о пребывании Давида в пустыне Ен-Гадди, и идет туда на поиски Давида (гл. 24).

Но скоро дело оборачивается совсем иначе. По изволению Бога оружие Саула обращается против него же самого, и Саул явно оказывается во власти Давида; но Давид проявляет иные чувства и вовсе не пытается, пользуясь случаем, отомстить Саулу! Давид был так искренен, что даже Саула тронула его доброта по отношению к нему и он признал, что Давид много честнее относился к царю, чем царь к самому себе. "И сказал Давид Саулу: зачем ты слушаешь речи людей, которые говорят: "вот, Давид умышляет зло на тебя"? Вот, сегодня видят глаза твои, что Господь предавал тебя ныне в руки мои в пещере; и мне говорили, чтоб убить тебя; но я пощадил тебя и сказал: "не подниму руки моей на господина моего, ибо он помазанник Господа". Отец мой! посмотри на край одежды твоей в руке моей; я отрезал край одежды твоей, а тебя не убил: узнай и убедись, что нет в руке моей зла, ни коварства, и я не согрешил против тебя; а ты ищешь души моей, чтоб отнять ее. Да рассудит Господь между мною и тобою, и да отмстит тебе Господь за меня; но рука моя не будет на тебе, как говорит древняя притча: "от беззаконных исходит беззаконие". А рука моя не будет на тебе". Когда Давид закончил говорить это, "возвысил Саул голос свой, и плакал, и сказал Давиду: ты правее меня, ибо ты воздал мне добром, а я воздавал тебе злом; ты показал это сегодня, поступив со мною милостиво, когда Господь предавал меня в руки твои, ты не убил меня". И затем Саул призывает Давида поклясться, ибо теперь не было и речи о том, чтобы Давид умолял Саула произнести клятву, что пощадит его, но Саул, явно неправый, все же боялся отмщенья того, кого искал убить. "Итак поклянись мне Господом, что ты не искоренишь потомства моего после меня и не уничтожишь имени моего в доме отца моего. И поклялся Давид Саулу". Какое зрелище: царь и подвластный ему! и какая победа, братья, победа веры и благодати! Плоть, сражающаяся против Бога, поистине признает свое поражение, и признает в тот самый час, когда она пыталась уничтожить предмет своей ненависти. Она боится расплаты, но эта расплата придет не от благодати, которую плоть презирает и ненавидит, а от карающей божественной власти. "И пошел Саул в дом свой, Давид же и люди его взошли в место укрепленное".

1Царств 25

И здесь мы наблюдаем еще одну перемену. Речь теперь идет не об Ионафане. Умирает Самуил; и это, несомненно, явилось немаловажным событием, хотя о Самуиле долгое время не упоминалось. Мы подходим к концу, когда уже нет сомнений в пророчестве, но мы еще не достигли этого момента. Божественная сила не вмешивается; но приближается конец, и свидетель этого умирает.

Однако перед этим обнаруживается новый вид веры и формируется новое свидетельство, и это появляется там, где меньше всего его ожидаешь встретить: не в человеке, который должен был вскоре умереть, а в женщине - не в Ионафане, а в Авигее, которая остается верной и тем действительно благословенна. Ее поразительно своеобразная вера открывается каждому, кто читает эту главу с искренностью и простодушием пред Господом.

Давид отправляется к одному очень состоятельному человеку по имени Навал, чтобы отдохнуть у него и подкрепить свои силы и отроков. И вот Давид посылает десять из отроков, чтобы они приветствовали людей Навала и его самого. "И скажите так: мир тебе, мир дому твоему, мир всему твоему; ныне я услышал, что у тебя стригут овец. Вот, пастухи твои были с нами, и мы не обижали их, и ничего у них не пропало во все время их пребывания на Кармиле; спроси слуг твоих, и они скажут тебе; итак да найдут отроки благоволение в глазах твоих, ибо в добрый день пришли мы; дай же рабам твоим и сыну твоему Давиду, что найдет рука твоя. И пошли люди Давида, и сказали Навалу от имени Давида все эти слова, и умолкли". Несомненно, это было великим испытанием для Давида. Стоит ли напоминать, как много здесь требовалось такта, чтобы просить милости, особенно у такого человека, как Навал; ведь даже слабо представляется, каким он мог оказаться (а Давид хорошо знал, какими могут быть отдельные израильтяне). Помазаннику Бога предстояло испытать немало унижений. Но Навал ничего не ценил, что исходило от Бога, и ему было ненавистно любое проявление такта и любезности, как любому плотскому человеку, а посему он ответил крайне грубо и вызывающе "и сказал: кто такой Давид, и кто такой сын Иессеев? ныне стало много рабов, бегающих от господ своих; неужели мне взять хлебы мои и воду мою, и мясо, приготовленное мною для стригущих овец у меня, и отдать людям, о которых не знаю, откуда они? И пошли назад люди Давида своим путем и возвратились, и пришли и пересказали ему все слова сии". Давид был глубоко возмущен услышанным и "сказал людям своим: опояшьтесь каждый мечом своим. И все опоясались мечами своими, опоясался и сам Давид своим мечом, и пошли за Давидом около четырехсот человек, а двести остались при обозе".

Но Бог уготовил лучший путь и участь для своего слуги. Ибо "Авигею же, жену Навала, известил один из слуг, сказав: вот, Давид присылал из пустыни послов приветствовать нашего господина, но он обошелся с ними грубо; а эти люди очень добры к нам, не обижали нас, и ничего не пропало у нас во все время, когда мы ходили с ними, быв в поле; они были для нас оградою и днем и ночью во все время, когда мы пасли стада вблизи их; итак подумай и посмотри, что делать; ибо неминуемо угрожает беда господину нашему и всему дому его, а он - человек злой, нельзя говорить с ним". Иногда путь веры внушает подозрения, и поэтому поступок Авигеи может показаться человеку, смотрящему на внешнюю сторону этого дела, заслуживающим порицания, если он думает о Давиде или о ее муже. Но Авигея понимала волю и славу Бога; там, где вера видит действия, не возникает никаких преград. Что бы там ни казалось, чего бы это ни стоило, ее решение было принято, и Бог оправдал ее и осудил Навала. "Тогда Авигея поспешно взяла двести хлебов, и два меха с вином и пять овец приготовленных, и пять мер сушеных зерен, и сто связок изюму, и двести связок смокв, и навьючила на ослов, и сказала слугам своим: ступайте впереди меня, вот, я пойду за вами. А мужу своему Навалу ничего не сказала. Когда же она, сидя на осле, спускалась по извилинам горы, вот, навстречу ей идет Давид и люди его, и она встретилась с ними". Заслуженное наказание нависло и вот-вот должно было обрушиться на голову Навала и все его имение. "И Давид сказал: да, напрасно я охранял в пустыне все имущество этого человека... пусть то и то сделает Бог с врагами Давида", если он оставит до рассвета хоть одного из людей Навала мужского пола. "Когда Авигея увидела Давида, то поспешила сойти с осла и пала пред Давидом на лице свое и поклонилась до земли; и пала к ногам его и сказала: на мне грех, господин мой; позволь рабе твоей говорить в уши твои и послушай слов рабы твоей. Пусть господин мой не обращает внимания на этого злого человека, на Навала; ибо каково имя его, таков и он. Навал - имя его, и безумие его с ним. А я, раба твоя, не видела слуг господина моего, которых ты присылал. И ныне, господин мой, жив Господь и жива душа твоя, Господь не попустит тебе идти на пролитие крови". Какое прекрасное свидетельство силы Духа благодати там, где так заслуживали суда! Авигея инстинктивно чувствовала, что ее провинившегося мужа должен судить не кто иной, как Бог, - Он и приведет в исполнение приговор над ним.

Благо не мстить за самого себя. "Господь не попустит тебе идти на пролитие крови и удержит руку твою от мщения, и ныне да будут, как Навал, враги твои и злоумышляющие против господина моего". Авигея не колеблется, и, умалчивая о ее пророческом духе (и она не единственная), мы можем видеть, что Бог не только прислушивается к ней и слышит ее, но также и советует ей, когда находит это нужным и уместным, подтверждая гораздо больше, чем она сама предчувствовала. И это теперь так же верно, как и всегда, братья мои, ибо путь веры еще не пустынен, и Бог с теми, кого Он наставляет и созидает по образу своего уже не обетованного, но явленного Сына - Господа Иисуса. "Вот эти дары, которые принесла раба твоя господину моему, чтобы дать их отрокам, служащим господину моему. Прости вину рабы твоей; Господь непременно устроит господину моему дом твердый, ибо войны Господа ведет господин мой, и зло не найдется в тебе во всю жизнь твою. Если восстанет человек преследовать тебя и искать души твоей..."

Все оценивается верой, и это самое замечательное. Неужели вы думаете, что Авигея в своей повседневной жизни недостаточно любила своего мужа? Я не могу допустить столь оскорбительной мысли по отношению к той, чьи нравственные суждения и поступки были исполнены такого такта и такой праведности. Неужели вы полагаете, что Авигея до сих пор недостаточно уважала царя Саула? Далеко не так; но теперь шла ли речь о муже или царе, и если они поступали противно Богу, то кем тогда являлись? Один все-таки "человек", а другой - "злой человек". И все же я уверен, что Авигея еще продолжала исполнять круг своих обязанностей в отношении того и другого. Но теперь перед ней возникла определенная трудность, ибо она подошла к тому моменту, когда необходимо было твердо решить - либо быть за, либо против Бога. И она не могла колебаться ни минуты. Она была права, и она говорит в силе Духа: "Если восстанет человек преследовать тебя... то душа господина моего будет завязана в узле жизни у Господа Бога твоего..." Она видит его, возвышенного Богом, приближенного к нему навсегда, и только это объясняет и оправдывает ее поведение: "... а душу врагов твоих бросит Он как бы пращею. И когда сделает Господь господину моему все, что говорил о тебе доброго, и поставит тебя вождем над Израилем, то не будет это сердцу господина моего огорчением".

Как сладостно видеть в такой мрачный и пасмурный день мать семейства в Израиле, которой ее вера даровала способность ясно различить и почувствовать такую ревность не просто за незапятнанную честь будущего царя Израиля, но и за его душу, чтобы до конца выдержать испытание от того, что было противно благодати Бога! "Не будет это сердцу господина моего огорчением и беспокойством, что не пролил напрасно крови и сберег себя от мщения. И Господь облагодетельствует господина моего, и вспомнишь рабу твою". Даже здесь вера, проходя через испытание, не остается без ответа от Бога, в чем мы можем еще раз убедиться. "И сказал Давид Авигее: благословен Господь Бог Израилев, Который послал тебя ныне на встречу мне [для Давида было необычным обнаружить веру, превосходящую его собственную; и все же кто может сомневаться, что в Израиле в то время не было веры подобно той, что явила Авигея?], и благословен разум твой, и благословенна ты за то, что ты теперь не допустила меня идти на пролитие крови и отмстить за себя. Но, - жив Господь Бог Израилев, удержавший меня от нанесения зла тебе, - если бы ты не поспешила и не пришла навстречу мне, то до рассвета утреннего я не оставил бы Навалу мочащегося к стене. И принял Давид из рук ее то, что она принесла ему, и сказал ей: иди с миром в дом твой; вот, я послушался голоса твоего и почтил лице твое".

В оставшихся стихах главы повествуется о том наказании, которое сразу же после того обрушилось на голову Навала; и нет наказания более серьезного, чем когда человек попадает в руки живого Бога. После этого Давид берет Авигею себе в жены.

1Царств 26

В следующей, 26-ой, главе мы узнаем, что Саул еще не раскаялся и не отказался от своего кровавого замысла. Казалось, он опять напал на след Давида и готов был схватить его, но как бы не так. "И послал Давид соглядатаев и узнал, что Саул действительно пришел [прежде чем Саулу удалось кое в чем убедиться в отношении Давида]. И встал Давид и пошел к месту, на котором Саул расположился станом". Как поразительна спокойная уверенность верующего - ощущение безопасности, исходящее от надежды на Бога! И это ощущение придавало преследуемому мужество приблизиться к тому, кто постоянно охотился за ним. "И увидел Давид место, где спал Саул и Авенир, сын Ниров, военачальник его. Саул же спал в шатре, а народ расположился вокруг него". В ту самую ночь, как сказано, Давид и Авесса пришли к людям Саула, когда Саул спал в шатре. Спутник же Давида сказал ему: "Предал Бог ныне врага твоего в руки твои". Никто не знал, что Давид никогда не был расположен сводить счеты с Саулом. Кому не была известна милость, наполнявшая сердце Давида с недавнего времени? "Итак позволь, я пригвожду его копьем к земле одним ударом [говорил Авесса] и не повторю удара. Но Давид сказал Авессе: не убивай его; ибо кто, подняв руку на помазанника Господня, останется ненаказанным?" Ясно поэтому, что Давид возрос в ощущении божественной благодати. Он не только сам не покушался на жизнь Саула, но не разрешал это делать никому из сопровождавших его.

"И взял Давид копье и сосуд с водою у изголовья Саула, и пошли они к себе; и никто не видел, и никто не знал, и никто не проснулся, но все спали, ибо сон от Господа напал на них. И перешел Давид на другую сторону и стал на вершине горы вдали; большое расстояние было между ними. И воззвал Давид к народу и Авениру, сыну Нирову, говоря: отвечай, Авенир. И отвечал Авенир и сказал: кто ты, что кричишь и беспокоишь царя?" Давид язвительно замечает людям Саула, что они плохо охраняли своего господина в эту ночь. "И сказал Давид Авениру: не муж ли ты, и кто равен тебе в Израиле? Для чего же ты не бережешь господина твоего, царя? Ибо приходил некто из народа, чтобы погубить царя, господина твоего. Нехорошо ты это делаешь; жив Господь! вы достойны смерти за то, что не бережете господина вашего, помазанника Господня. Посмотри, где копье царя и сосуд с водою, что были у изголовья его?" Саул опять был задет за живое и сказал: "Твой ли это голос, сын мой Давид?"

Но Давид теперь не просто признается, он еще и увещевает и убеждает царя: "За что господин мой преследует раба своего? что я сделал? какое зло в руке моей? И ныне пусть выслушает господин мой, царь, слова раба своего: если Господь возбудил тебя против меня, то да будет это от тебя благовонною жертвою; если же - сыны человеческие, то прокляты они пред Господом, ибо они изгнали меня ныне, чтобы не принадлежать мне к наследию Господа, говоря: "ступай, служи богам чужим". Да не прольется же кровь моя на землю пред лицем Господа; ибо царь Израилев вышел искать одну блоху, как гоняются за куропаткою по горам". Саул признался, что согрешил, но он не открыл свою совесть пред Богом. И Давид ответил и сказал: "Вот копье царя; пусть один из отроков придет и возьмет его; и да воздаст Господь каждому по правде его и по истине его, так как Господь предавал тебя в руки мои, но я не захотел поднять руки моей на помазанника Господня; и пусть, как драгоценна была жизнь твоя ныне в глазах моих, так ценится моя жизнь в очах Господа, и да избавит меня от всякой беды!" Давид не доверял Саулу, хотя тот мог сказать, расчувствовавшись в этот момент: "Благословен ты, сын мой Давид; и дело сделаешь, и превозмочь превозможешь".

1Царств 27

Но что такое человек, чтобы рассчитывать на него? Что за человек Давид? Всякая плоть подобна траве, а слава плоти подобна цветку в траве. Ибо за этой победой над собой, за этой победой благодати последовал один из самых неприятных эпизодов в жизни Давида. Под конец измотанный непрерывными проявлениями откровенной злобы к нему царя, Давид в сердцах произносит: "Когда-нибудь попаду я в руки Саула". И это именно тогда, когда, казалось бы, опасность миновала. Увы! Кто мы такие? Христос для нас мудрость и божественная сила. "И нет для меня ничего лучшего, как убежать в землю Филистимскую..." Неужели так мог говорить и чувствовать Давид? Человек веры оставляет землю Бога и по собственной воле ищет пристанища в стране врага. Давид встает и переходит в землю того, кого он так часто побеждал. "И жил Давид у Анхуса в Гефе, сам и люди его, каждый с семейством своим, Давид и обе жены его - Ахиноама Изреелитянка и Авигея, бывшая жена Навала, Кармилитянка. И донесли Саулу, что Давид убежал в Геф, и не стал он более искать его". Можно ли удивляться тому, что такой дурной поступок привел и к другим злым последствиям и что Давид совершил затем пагубный и заслуживающий сожаления обман, и даже не один? И это тем более печально, что он некогда был искренним и преданным слугой Бога (гл. 27).

1Царств 28

Но вскоре филистимляне собрали свои войска для войны с Израилем, и тогда была явлена нежная забота Бога, чтобы исправить или по крайней мере сгладить зло, причиненное его слугой Давидом на этом этапе. "И сказал Анхус Давиду: да будет тебе известно, что ты пойдешь со мною в ополчение, ты и люди твои. И сказал Давид Анхусу: ныне ты узнаешь, что сделает раб твой". Итак, оставалось ждать. Судя по приготовлениям, Давид должен был воевать на стороне филистимлян против Израиля (гл. 28)! Один Бог верен. И вот другой этап открывается нам, ибо поистине все дошло до глубокого морального упадка в Израиле: Давид вооружался против народа Бога в стане филистимлян, а Саул (не только покинутый Богом за то, что сам отошел от него) сам теперь нарушает тот непреложный запрет, отстаивающий чистоту Израиля, который до сих пор поддерживал, несмотря на все прочие свои нарушения (ибо Саул действительно, как известно из истории, был непоколебим в своей ненависти ко всякого рода колдовству и гаданиям и запрещал их в Израиле). Но не жди добра от плотского человека; и то единственно доброе, что еще оставалось в царе, теперь полностью исчезло, поскольку он и прежде не выдерживал ни одного испытания, посланного ему Богом.

"И умер Самуил, - как здесь нам еще раз напоминается в 3-ем стихе, - Саул же изгнал волшебников и гадателей из страны". Он теперь видел, что воинство филистимлян собирается воевать с Израилем, и его сердце затрепетало от страха. Где же был защитник и вождь Израиля? и почему? Не решился ли он сам ослабить царство Саула? Не имея возможности узнать об этом у Бога, Саул говорит слугам: "Сыщите мне женщину волшебницу, и я пойду к ней и спрошу ее". И слуги отвечали ему, что в Аэндоре есть такая. "И снял с себя Саул одежды свои и надел другие [ в нем явно не осталось ни капли честности и правды], и пошел сам и два человека с ним, и пришли они к женщине ночью. И сказал ей Саул: прошу тебя, поворожи мне, и выведи мне, о ком я скажу тебе. Но женщина отвечала ему: ты знаешь, что сделал Саул, как выгнал он из страны волшебников и гадателей; для чего же ты расставляешь сеть душе моей, на погибель мне? " Она опасалась, как бы он не выдал ее царю.

"И поклялся ей Саул Господом, говоря: жив Господь! не будет тебе беды за это дело. Тогда женщина спросила: кого же вывесть тебе? И отвечал он: Самуила выведи мне. И увидела женщина Самуила и громко вскрикнула; и обратилась женщина к Саулу, говоря: зачем ты обманул меня? ты - Саул". В чем тут связь? Почему она, увидя Самуила, поняла, что перед ней Саул? У нас нет основания быть уверенными в том, что Самуил сказал ей, что это был Саул, но она без колебаний объявила, что этот человек - Саул. Но почему? Да потому, что вызванный ею дух был не тем, кого она ожидала, а подлинным духом Самуила, которого мог послать только один Бог. Но зачем, если не для царя Саула? Она ведь ждала появления обычного духа, к помощи которого прибегала, - беса на языке Нового Завета, беса, который мог выдавать себя за любого, кого ни называли. Когда же женщина увидела, что это был дух истинно Самуила, она не могла не уразуметь, в чем тут дело, и сообразила, как я предполагаю, что в данном случае это не имело отношения к тому, как она и дьявол обычно вводили людей в заблуждение. Здесь все было совершено самим Богом. Следовательно, именно Саул в своем полном отчаянии пожелал посоветоваться с волшебницей и прибегнуть к помощи ее знакомого духа и тем самым попал в западню, уготовленную для него им же самим, услыхав о своей близкой смерти от почившего уже пророка.

Таким образом, я почти не сомневаюсь, что это была глубокая проницательность женщины, чутье той, что привыкла к чарам дьявола, и она не почувствовав наличия их в тот момент, каким-то особым своим чутьем уловила, кто предстал перед ней, а также истинное положение вещей пред Богом. И ваше предположение, братья мои, о том, что нет ничего подобного силе зла, действующей невидимо через бесов на человека и в человеке, ошибочно. И нет причин для верующего, который ходит с Богом и далек от всех искушений и от любопытства, не имеет привычки совать нос в чужие дела, хоть в малейшей степени беспокоиться о том, что и с ним может произойти подобное тому, о чем мы узнаем здесь. Тот факт, что это был не обычный злой дух, но дух самого Самуила, женщина признает по этому весьма необычному обстоятельству. Именно оно и потрясло так сильно ее душу. Дьяволу не дана власть являть души падших или блаженных. Только Бог способен делать это, и Он, вряд ли стоит вам напоминать здесь об этом, делает это лишь в самых исключительных случаях, что равносильно его временному отступлению от своих обычных действий. Таков представленный здесь случай. Но вы не должны легкомысленно воображать себе что-либо о стечении обстоятельств такого рода.

И что же? Может ли иметь место явление той или иной личности после ее смерти? - Не так уж редко, как полагают многие люди в просвещенных странах. Только неплохо было бы добавить, что это может значить. Истинные ли это души умерших праведников или неправедных? Не те и не другие, это - бесы, или, иначе, духи, притворяющиеся теми и другими, если Бог дозволяет это; и делается это с дьявольской целью ввести людей в заблуждение. Необходимо искренне поверить в то, что Бог написал нам в назидание. Я придерживаюсь того взгляда, что нам достаточно ясно дано узнать, что злые духи могут, если Бог соблаговолит позволить им это, действовать так, вводя многих в заблуждение. Я не могу сомневаться в том, что такое всегда имело место на земле, что все измышленные предсказания древних были связаны с нечистой силой и исходили от злых духов, что одни и те же вещи в разных формах действовали особенно в невежественных странах; и даже теперь они могут проявляться время от времени, очень видоизменившись, конечно, чтобы легче было вводить людей в заблуждение, даже в самых просвещенных странах.

Но есть большая разница между этим и тем, что мы здесь видим. Здесь, повторяю, действовал не злой дух, а дух Самуила; ведь только Бог имеет власть над мертвыми. Все падшие души, как известно, находятся под надежной охраной. Им не разрешается покидать место своего заточения. Их называют "духами в темнице", как мы узнаем из 1 Петр. 3. Именно в таком положении находятся умершие во грехах. Они заключены в темницу и ждут судного дня. Никакая сатанинская сила не освободит их из этого заключения. Они находятся под властью Бога.

Еще в меньшей степени дьявол может управлять движениями блаженных. О блаженных ни в коем случае нельзя сказать, что они содержатся в темнице или что-либо в подобном роде. Нет причины вообще предполагать, будто праведники находятся или могут находиться в темнице (в любом смысле этого слова), с тех пор, как они оправданы божественной благодатью. Их благословенность даже в том мире, где правит сатана, отчасти освобождает их от зависимости от дьявола; и, конечно же, все, принадлежащие Христу, пребывают в раю, который ни в каком смысле не является темницей или местом заточения. Если уж сатана не может править грешниками, если его власть не распространяется на загробную жизнь, если смерть кладет ей конец, то тем более дьявол не может коснуться мертвых святых, или заставить их явиться по его воле, или передать такую власть человеку.

Я позволил себе сделать эти общие замечания в уверенности, что они могут способствовать раскрытию простой истины касательно этой темы и могут уберечь особенно молодых людей, как и многих других, не понимающих суть этого вопроса, от заблуждений, в которые вводят человеческие рассуждения. Наша мудрость здесь, как и в любом другом деле, заключается в том, чтобы поддерживать добро и разоблачать зло, верить, а не воображать себе что-то.

В данном же случае Бог вмешался вопреки намерениям колдуньи. Она должна была иметь дело только со злой личностью, с так называемым "привычным духом" - тем, что соответствовал ее чудовищному образу жизни колдуньи. Она ожидала, что этот злой дух притворится Самуилом, но когда колдунья обнаружила вместо привычного духа дух истинной личности - дух усопшего пророка, она сразу же правильно рассудила, что это должно быть вмешательство Бога ради царя. Отсюда ее глубокая тревога и уверенность в том, что человек, советовавшийся с ней, не кто иной, как сам Саул. Она прекрасно знала, что царь, будь он добрый или злой, являлся важной персоной в Израиле. С того времени, как было сказано, не священник, а царь являлся новым и главным связующим звеном с Богом, что когда-то действительно пребывало в благодати, по крайней мере символически, пока существовал закон; теперь же было в подчинении. И тот, кто захватил "раздосадованного пророка" врасплох, пытаясь заставить его предсказать нечто доброе и славное Израилю, теперь привел в удивление и царя, и волшебницу, послав Самуила объявить о скором и позорном конце царя, избранного народом. Не следует удивляться одним обстоятельствам больше, чем другим; менее всего удивительно то, что Бог послал теперь Самуила к Саулу в его исключительном положении в отношениях и обстоятельствах столь критических как для народа, так и для самого царя Израиля.

"И сказал ей царь: не бойся; что ты видишь? И отвечала женщина: вижу как бы бога, выходящего из земли. Какой он видом? - спросил у нее Саул. Она сказала: выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду. Тогда узнал Саул, что это Самуил, и пал лицем на землю и поклонился". Самуил же, узнанный Саулом, спрашивает у него: "Для чего ты тревожишь меня, чтобы я вышел?" "И отвечал Саул: тяжело мне очень; Филистимляне воюют против меня, а Бог отступил от меня и более не отвечает мне ни чрез пророков, ни во сне [ страшное, но правдивое признание]; потому я вызвал тебя, чтобы ты научил меня, что мне делать". Он не знал, что делать, беспомощный перед людьми и забытый Богом. О, какой конец первого и привилегированного царя Израиля! "И сказал Самуил: для чего же ты спрашиваешь меня, когда Господь отступил от тебя и сделался врагом твоим? Господь сделает то, что говорил чрез меня; отнимет Господь царство из рук твоих и отдаст его ближнему твоему, Давиду. Так как ты не послушал гласа Господня и не выполнил ярости гнева Его на Амалика, то Господь и делает это над тобою ныне. И предаст Господь Израиля вместе с тобою в руки Филистимлян: завтра ты и сыны твои будете со мною [ иными словами, они должны были расстаться со своей жизнью], и стан Израильский предаст Господь в руки Филистимлян. Тогда Саул вдруг пал всем телом своим на землю, ибо сильно испугался слов Самуила; притом и силы не стало в нем". Так что самой волшебнице пришлось успокаивать его, как только она могла.

1Царств 29

Начиная со следующей, 29-ой, главы описываются события скорее общественного характера, повествование о которых прерывается лишь печальным эпизодом о несчастном царе, и, можно сказать, царе-отступнике Сауле. Здесь мы видим филистимлян, собирающихся тысячами, и израильтян, расположившихся станом у источника в Изрееле. И теперь речь заходит о Давиде. Что же предстояло ему? "Князья Филистимские шли с сотнями и тысячами, Давид же и люди его шли позади с Анхусом. И говорили князья Филистимские: это что за Евреи? Анхус отвечал князьям Филистимским: разве не знаете, что это Давид, раб Саула, царя Израильского? он при мне уже более года, и я не нашел в нем ничего худого со времени его прихода до сего дня". Однако Бог взял верх в этом деле и вывел Давида из того замешательства, в какое ввергло его неверие. Но это было не только затруднительное положение, но и ужасный грех. Чем бы все это могло обернуться для души Давида, если бы не благодать, которая навсегда удержала его от неправедного пути, натянув, как говорят, поводья и обуздав его, отторгнув его, если можно так выразиться, копьями самих филистимлян? Выражая глубокое недоверие и ревность, филистимляне заявили Анхусу: "Отпусти ты этого человека, пусть он сидит в своем месте, которое ты ему назначил, чтоб он не шел с нами на войну и не сделался противником нашим на войне. Чем он может умилостивить господина своего, как не головами сих мужей? Не тот ли это Давид, которому пели в хороводах, говоря: Саул поразил тысячи, а Давид - десятки тысяч?" Не умея совладать со своими князьями, Анхус только и мог, что упрашивать Давида идти с миром, чтобы на свой собственный риск не вызвать негодование филистимских князей, которое невозможно было преодолеть. Давид опускается до такой степени, что умоляет Анхуса и даже несколько укоряет его за то, что ему не разрешают воевать против Израиля и царя Саула, которого Давид так часто щадил. Но Анхус непреклонен. "И встал Давид, сам и люди его, чтобы идти утром и возвратиться в землю Филистимскую. А Филистимляне пошли (на войну) в Изреель".

1Царств 30

Какой бы интересной для нас ни была 30-я глава, я позволю себе сказать лишь несколько слов о ней для истолкования ее. Изображенная в ней сцена знакома и близка большинству христианских читателей, ибо являет собой поворотный момент в отношениях Бога с душой Давида, который так далеко отошел от него. Как только смогло его сердце забыть все и вновь принять Давида?! Он слишком любил Давида, чтобы оставить его там, где он оказался. Амаликитяне, совершившие набег на Секелаг, способствуют преображению Давида. Напав на Секелаг, амаликитяне увели в плен жен Давида и жен его людей, их сыновей и дочерей, захватили все принадлежавшее им. "И пришел Давид и люди его к городу, и вот, он сожжен огнем, а жены их и сыновья их и дочери их взяты в плен. И поднял Давид и народ, бывший с ним, вопль, и плакали, доколе не стало в них силы плакать. Взяты были в плен и обе жены Давида: Ахиноама Изреелитянка и Авигея, бывшая жена Навала, Кармилитянка. Давид сильно был смущен, так как народ хотел побить его камнями; ибо скорбел душею весь народ, каждый о сыновьях своих и дочерях своих. Но Давид укрепился надеждою на Господа Бога своего".

И человек веры вновь обращается к тому, кого так сильно опозорил. То был момент восстановления веры, когда оставленный и чуть было не убитый своими же людьми Давид к тому же потерял все принадлежавшее ему, разграбленное руками амаликитян. Последний урок, необходимый для наказания его, сильно задел душу Давида. Не таким ударом для него было нападение амаликитян, как сам тот факт, что его люди, так любившие его прежде, теперь готовы были побить его камнями: именно это и поразило его до глубины души, и сдерживаемые огромной силой воды потекли бурным потоком, потоком не осуждения, но благодати. Его душа была возрождена. Он укрепился надеждой на своего Бога. То, что принесло бы огорчение человеку этого мира, вызвало покаяние у Давида и полностью вернуло его к Богу. Давида можно было сравнить с прокаженным, прежде покрытым белизной проказы с ног до головы и теперь признанным совершенно очистившимся.

"И сказал Давид Авиафару священнику, сыну Ахимелехову: принеси мне ефод". Как он мог теперь не обратиться к Богу? А ведь он так давно не обращался к нему и был далек от Бога! "И вопросил Давид Господа, говоря: преследовать ли мне это полчище, и догоню ли я их?" И если сам Давид укрепился надеждой на Бога, то и Бог, несомненно, укрепляет его надеждой. "Преследуй, - говорит Он, - догонишь и отнимешь". Он достигает этого с помощью раба египтянина, которого находят в поле, оставленным его господином по причине болезни. Амаликитян обнаружили и догнали; Давид со своими людьми внезапно напал на них, и всех, кого они любили, и все, чем они владели, возвратили себе целым и невредимым и взяли сверх того добычи.

И, более того, обильная божественная благодать дала возможность свершить еще две вещи, о чем следует напомнить здесь: она обуздала ненавистный эгоизм тех негодных и злых людей, которые не ценили Бога (ибо присутствие и деятельность благодати всегда выявляет порочность души, в которой нет веры); с другой же стороны, обнаруживается искренняя преданность того человека, который больше уже не искал своего собственного благополучия, и эта преданность еще раз подчеркивается с необычайной силой. Давид полностью и бесповоротно исправляется, восстанавливая свою веру. Следовательно, благодать не только обеспечивает великую победу для Давида, но и достигает еще большей победы в нем самом.

В духе любви эта глава завершается напоминанием о том, что Давид не забыл послать из добычи старейшинам Иуды и своим друзьям.

1Царств 31

Однако последняя, тридцать первая, глава открывает нашему взору совершенно иную картину. Мы узнаем в ней о печальном поражении израильтян и о победе филистимлян над Саулом и его сыновьями, которые пали пораженными на горе Гелвуе. "И догнали Филистимляне Саула и сыновей его, и убили Филистимляне Ионафана и Аминадава, и Малхисуа, сыновей Саула. И битва против Саула сделалась жестокая, и стрелки из луков поражали его, и он очень изранен был стрелками. И сказал Саул оруженосцу своему: обнажи твой меч и заколи меня им, чтобы не пришли эти необрезанные и не убили меня и не издевались надо мною. Но оруженосец не хотел, ибо очень боялся. Тогда Саул взял меч свой и пал на него. Оруженосец его, увидев, что Саул умер, и сам пал на свой меч и умер с ним. Так умер в тот день Саул и три сына его, и оруженосец его, а также и все люди его вместе". Как верно предсказал пророк Самуил, как точно сбылось каждое его слово! Так пал Саул и его дом. Нет необходимости подробно говорить о торжестве врага или о благородном поступке жителей галаадского Иависа, которые сняли тело Саула и тела его сыновей со стены Беф-Сана (на которой повесили их филистимляне), принесли их в Иавис и сожгли их там, захоронив их кости, а сами постились семь дней. Все это, несомненно, хорошо известно большинству из вас.

В следующей книге мы увидим совершенно иное положение Давида, который будет царем и постепенно приобретет полную и бесспорную власть над всем Израилем, и это произойдет согласно божественным путям, проходящим через новый ряд испытаний. Во всем этом явно обнаруживается мудрость Бога и бесспорная несостоятельность человека, но божественная благодать побеждает во всем.