СОДЕРЖАНИЕ

ГЛАВА 7. СРЕДНИЙ И ПОЗДНИЙ БРОНЗОВЫЙ ВЕК

Ранняя фаза среднего бронзового века (2300-2000 гг. до Р. X.)

Выше мы отметили распад сложной культурной системы, сложившейся в раннем бронзовом веке Палестины, и очень кратко остановились на попытках объяснения причин этого распада. Добавим к ним еще одно. Наряду с вражескими вторжениями и природными катаклизмами должны быть учтены кризисные явления внутри самого общества, когда потенциальные возможности, определявшие его структуру, иерархию, связующие факторы, - оказались исчерпанными. Цикл замыкался. Система распадалась. Создание предпосылок, а далее и формирование новой системы требовали достаточно длительного периода. В Палестине он длился около 300 лет, по А. Мазару, с 2300/2250 по 2000 гг. до Р. X. Конец его в целом соответствует окончанию дестабилизации и началу Среднего царства в Египте и "шумерскому возрождению" в Месопотамии, последовавшему за нашествием гутиев 2230-2130 гг. до Р. X. В Сирии же судьбы различных районов в отмеченный период складывались неоднозначно: наиболее яркое и крупное ее образование - Эбла - было в XXIII в. до Р. X. разгромлено нашествием войск еще более мощной аккадской державы⁰⁰⁵ , пострадала и Рас-Шамра, тогда как Библ продолжал последовательное развитие.

В целом период носил характер перехода от раннего к среднему бронзовому веку (Kenyon, 1979, р. 119; Gerstenblith, 1983). Сохранение - прежде всего в керамике - известных связей с предшествующей традицией сочеталось с рядом инноваций в архитектуре, погребальном обряде, металлических изделиях, той же керамике (Mazar, 1968; Kenyon, 1973). В этих инновациях К. Кеньон видит результат вторжения аморреев - новой значительной группы семитоязычных племен, продвинувшейся с северо-востока. Заключение это опиралось на анализ связанных с периодом и упоминаемых письменными источниками имен и наименований населенных пунктов, произведенный В. Олбрайтом.

Материалы поселений ограничены. Большинство городов, как уже подчеркивалось, было разрушено в финальный период раннего бронзового века. Небольшие слои, свидетельствующие о продолжении их жизни или начале нового заселения, отмечены в Асоре, Мегиддо, Беф-Шане, Иерихоне. Везде фиксируются заметные отличия от предшествущего периода. Фортификаций нет. Дома легкие, маленькие комнаты неправильной формы. И появляются они к концу периода, до этого постулируется лагерный характер поселков. В Иерихоне дома беспорядочно спускаются по склонам телля и распространяются за его пределами. Одна из построек может рассматриваться как святилище или храм: крупные кирпичные блоки внутри нее служили, очевидно, алтарями. Предполагается продолжение функционирования и святилища в Мегиддо: храм раннего бронзового века III превратился здесь в маленькую часовню, пол которой, отмеченный следами жертвоприношений, непосредственно перекрыл остатки круглого храмового алтаря. Ряд примитивных - в том числе пещерных - поселков возник на новых местах. Жилищами в них - помимо пещер - служили легкие хижины. Такие хижины округлой формы, однокомнатные, площадью в среднем 10 кв. м, имели выложенные из камней основания и центральные столбы, поддерживающие коническое перекрытие (рис. 7.1). Они составляли группы, иногда совсем небольшие, иногда достаточно крупные. Большое число подобных поселков, принадлежавших кочевым и полукочевым скотоводам, открыто на грани засушливых районов Негева. В то же время за Иорданом, к северу и востоку от Мертвого моря, израильскими археологами открыты многочисленные оседлые земледельческие поселки (Иктану, Хирбет Искандер, Адер и др.), сохраняющие традиции раннего бронзового века III и даже более ранние - такие как "широкие дома". Некоторые из поселков значительны по размерам и укреплены. Традиции предшествующего периода сохраняются и в керамике (краснолощеные сосуды). Есть все основания считать, что этой области не коснулись перегруппировки и смена населения, затронувшие большую часть Палестины.

Рис. 7.1. План жилого комплекса из Беэр Ресисима (по Мазару)

Много более информативны для рассматриваемого переходного периода материалы некрополей. Все исследователи отмечают наличие разных типов погребальных сооружений и разных же обрядовых показателей при доминанте новых, отличающихся от предшествующего периода черт.

Рис. 7.2. Катакомбное погребение конца раннего - начала среднего бронзового века в Иерихоне (по Мазару)

Рис. 7.3. Дольмен конца раннего - начала среднего бронзового века с Голанских высот (по Мазару)

Если в раннем бронзовом веке решительно преобладали коллективные погребения, то теперь их сменяют индивидуальные или двойные. Могильные сооружения различны. А. Мазар выделяет три основных их типа, каждый характерен для определенного района. В Западной Палестине доминируют катакомбы с входными шахтами (рис. 7.2); на Голанских высотах - дольмены (рис. 7.3), в Центральном Негеве - курганы. Во всех типах сооружений число погребенных незначительно. Встречены как первичные погребения с обычным трупоположением, так и вторичные с разрозненными костями. Последние, как и катакомбные сооружения, связываются с кочевыми и полукочевыми коллективами, тогда как коллективные склепы - с разрастающимися городскими семьями. Кочевники могли приносить кости родичей на центральные кладбища после первичных погребений останков где-либо на стороне.

Рис. 7.4. Керамика конца раннего - начала среднего бронзового века, а. Сирийский импорт. b. Из погребений северной части Палестины, с. Из погребений южной части Палестины (по Мазару)

Большинство погребений с входными шахтами. Они различаются в деталях даже в пределах одного некрополя. Входные шахты в планах бывают круглыми, квадратными, узкими прямоугольными. Глубина их достигает 6 м. Из них заложенные каменными плитами входы вели в одну или несколько погребальных камер (катакомб), в каждой из которых находились один-два (реже больше) целых или разрозненных скелета, сопровождавшихся керамикой, металлическим оружием, украшениями. Иногда разные формы сооружений встречаются в пределах одного большого некрополя, что связывается с традициями конкретных племен или хронологическими различиями.

На плоскогорье Негева погребения были отмечены каменными скоплениями, порой довольно значительными. Они сооружались на кряжах, а кое-где и внутри поселков, между домами. Небольшие камеры под ними неоднократно оказывались пустыми: очевидно, в них совершались лишь первичные погребения, позднее же кости перемещались в другое место. Отмечу, что подобные каменные скопления, иногда довольно высокие и эквивалентные земляным курганам, отражали достаточно длительную традицию и неоднократно упоминаются в Ветхом Завете (Нав 7:25, 26; 8:29).

Рис. 7.5. Керамика конца раннего - начала среднего (I) бронзового века из погребений Иерихона (по Кеньон)

Дольмены - столообразные наземные камеры, сооруженные из базальтовых плит, известны на Голанских высотах. В Трансиордании эти массивные погребальные конструкции появились уже в энеолите, но на Голанах и в Галилее они распространились лишь в рассматриваемый период и служили в основном для вторичных захоронений.

Керамика разнообразна (рис. 7.4-7.6). А. Мазар различает три территориальных комплекса: Трансиорданский, Северный и Южный (Mazar, 1990, pp. 162-164). Наряду с наличием общих форм (кубки, маленькие двуручные кувшинчики, "чайники") они отмечены определенной локальной спецификой. В Трансиордании керамика, происходящая как из слоев оседлых поселков, так и из некрополя Баб эд-Дра, сохраняет традиции предшествующего периода - раннего бронзового века, что проявляется и в формах, и в орнаментации сосудов. Прежде всего здесь надо отметить характерное красное лощение ангобированной поверхности, почти полностью отсутствующее в других комплексах. Встречено оно на ранних ступенях переходного периода Трансиордании. В более западных районах Южной Палестины эта ступень, очевидно, не представлена вообще.

Впрочем, некоторые традиции раннего бронзового века сохраняются и в северном комплексе, охватывающем соответствующую часть рассматриваемого региона. Наиболее характерны для него кувшины сферической формы с коротким горлом, отогнутым венчиком, округлым дном, ручками-налепами и скудным (резным или расписным) орнаментом.

Рис. 7.6. Керамика конца раннего - начала среднего бронзового века из Телль Аджуля (по Кеньон)

Южный комплекс распространен в центральной и южной частях Палестины. Он характеризуется низкими широкими чашами, плоскодонными широкогорлыми горшками, плоскодонными же кувшинами без ручек или с маленькими петлеобразными ручками под узким раструбовидным горлом, кубками, амфорисками, "чайниками"; в орнаменте появляются налепные "кнопки" и прочерченные пятизубчатым инструментом системы полос (рис. 7.5-7.6). В керамическое производство прочно входит появившийся еще в раннем бронзовом веке гончарный круг.

Особо выделяется импортная керамика, найденная более всего в Северной Палестине. Она представлена круговыми черно- и серо-глиняными флягами и "чайниками" с линейным и волнистым орнаментом, нанесенным белой краской. Такие сосуды производились в городских центрах Северной Сирии, в том числе в Эбле и Хаме. Они свидетельствуют о том, что традиционные торговые связи этого региона с Палестиной существовали и в рассматриваемый период.

В металлургии принципиально важной инновацией стало появление наряду с чистой медью более прочного сплава ее с мышьяком или оловом - бронзы. Здесь также предполагается сирийское влияние, поскольку первые находки бронзовых изделий сделаны в пограничных районах Верхней Галилеи, хотя собственные металлургические центры Южной Палестины продолжали функционировать и большинство металлических изделий представлено чистой медью. Из бронзы отлиты прежде всего предметы вооружения - кинжалы, наконечники копий, дротиков, втульчатые топоры так называемого очковидного типа, а также крупные украшения, среди которых выделяются большие булавки с грибовидной шляпкой и расширением под ней с отверстием для подвешивания (рис. 7.7). Такие булавки широко распространены в Сирии во второй-третьей четвертях III тыс. до Р. X.

Рис. 7.7. Оружие и булавка из погребений конца раннего - начала среднего бронзового века (по Мазару)

Металлопроизводство документируется находками медных слитков. Предполагается наличие бродячих групп металлургов, с одной из них В. Олбрайт связывает изображение из знаменитой египетской гробницы в Бени Хасане (1890 г. до Р. X.), где группа людей с подчеркнуто семитскими чертами движется вместе с ослами, навьюченными, среди прочего груза, мехами для плавильных горнов (рис. 7.8).

В целом этот замечательный памятник отличается чрезвычайно высокой информативностью (Albright, 1960, р. 207, fig. 61). "Это незабываемое изображение небольшого клана из полукочевого палестинского племени, - пишет В. Олбрайт. - Под главенством своего вождя, носящего сильно сокращенное семитское имя Абша, тридцать семь человек - мужчин, женщин и детей, доставляют, как отмечено надписью, stibium (черный пигмент) из Шуту (Центральная Трансиордания) ко двору монарха одной из областей Среднего Египта к северу от Амарны. Как мужчины, так и женщины одеты в шерстяные туники, сшитые из двух полос цветной ткани. Туники закреплялись на одном плече, второе оставалось обнаженным. У женщин туники кончались между коленом и лодыжкой, тогда как у мужчин они доходили лишь до колен. В то же время некоторые мужчины одеты в длинные белые (льняные?) туники, а другие - в короткие - от талии до колен. Мужчины изображены в сандалиях, женщины в низкой кожаной обуви. Из оружия изображены сложные луки, стрелы, дротики и, вероятно, изогнутые серповидные мечи. Полной неожиданностью явилось наличие среди вещей лиры в руках одного из мужчин и двух мехов для плавильных горнов, навьюченных наряду с прочим грузом на ослов". Добавлю, что на спину одного из этих древнейших в мире транспортных и вьючных животных были посажены дети. Помимо ослов, люди вели и других копытных животных.

Рис. 7.8. Изображение семитов-металлургов на фреске из египетской гробницы XII династии в Бени Хасане (около 1900 г. до Р. X.)

Итак, странствующие металлурги, скотоводы, музыканты. Сочетание неожиданное, но, очевидно, неслучайное, связанное с определенной традицией: В. Олбрайт с большой проницательностью соотносит его с отразившим эту традицию текстом Книги Бытия (4:19-22): "19. И взял себе Ламех две жены; имя одной: Ада, и имя второй: Цилла (Селла). 20. Ада родила Иавала: он был отец живущих в шатрах со стадами. 21. Имя брату его Иувал: он был отец всех играющих на гуслях и свирели. 22. Цилла также родила Тувалкаина (Фовела), который был ковачом всех орудий из меди и железа".

В передовых своих центрах металлообработка достигла поразительного совершенства. В одном из катакомбных погребений близ Айн-Самийи найден замечательный серебряный кубок с выполненным в технике металлопластики изображением мифологической сцены: люди в шумерских юбочках из бараньих шкур, поддерживающие на серповидном предмете диск с 20 лучами и человеческим лицом в центре, фантастической фигурой с двумя львиными телами вместо ног, человеческими торсом и двуликой головой, двумя змеевидными драконами и пр. (рис. 7.9). Ядин видит здесь сцену из мифа месопотамского происхождения: двуликий бог Мардук обезвреживает особым растением ядовитого дракона, рожденного Тиамат, а тело убитой Мардуком Тиамат становится небом. Есть и иные интерпретации. Бог может быть и не Мардуком, включенным в миф позднее вавилонянами - во II тыс. до Р. X.

Рис. 7.9. 1. Серебряный кубок начала среднего бронзового века из погребения Айн-Са-мийя. 2. Изображение на кубке (по Мазару)

Хронология рассматриваемой фазы бронзового века, устанавливаемая по сирийским керамическим соответствиям как три последних столетия III тыс. до Р. X., уточняется по египетским индикаторам, согласно которым конец раннего бронзового века III соотносится с началом IV династии Египта; а начало следующей (ПА) фазы среднего бронзового века - с началом Среднего царства Египта (ок. 2000 г. до Р. X.). Такая датировка подтверждается и собственно сирийскими показателями, в том числе полученными Российской экспедицией при раскопках храмового комплекса Телль Хазна I в районе Хабура, где характерные бронзовые булавки с петлей для подвешивания, абсолютно аналогичные палестинским периода средней бронзы I, найдены в погребениях, совершенных сразу после прекращения функционирования комплекса - в конце раннединастического периода III (Мунчаев, Мерперт, 1997, рис. 21).

Вопрос об этническом характере населения Палестины рассматриваемого переходного периода дискуссионен. До 70-х гг. в этом аспекте предполагались значительные инновации в сравнении с предшествующим периодом. Вместе с тем как старые, так и новые группы связывались с семитской языковой семьей.

Постулировалось вторжение в Палестину полукочевых групп западносемитских скотоводов из Сирии, известных по месопотамским документам как аммуру - то есть "западники" и названных современными учеными аморреями (Kenyon, 1979, р. 145). Им приписывались разрушение городской цивилизации раннего бронзового века Палестины и вторжения в Месопотамию. С ними связывается упоминавшееся изображение из Бени Хасана в Египте, где лидер группы носит "аморрейское" - западносемитское имя Аб Ша (Ab-Sha) (Mazar, 1990, p. 169).

В. Олбрайт идентифицировал этот период (XX-XIX вв. до Р. X.) как время Патриархов, а его события (движение западносемитских племен вдоль "плодородного полумесяца" и создание поселков в Негеве) - как основание соответствующей традиции Книги Бытия (Albright, I960, р. 83; 1961, pp. 36-54). Ныне подобная идентификация, а соответственно и хронологическая позиция времени Патриархов весьма убедительно пересмотрены (Немировский, 1996), на чем мы специально остановимся несколько ниже.

Другая теория также связывает население Палестины с вторжением издалека. В Рас-Шамре вскрыты погребения, близкие палестинским. Они разделяют раннебронзовую и среднебронзовую городские фазы. Эту группу по особому типу гривн (torques) назвали "носителями гривн" и даже связывали с индоевропейцами, подкрепляя это наличием курганов, дольменов и пр. (P. Lapp, M. Kochavi - см. Mazar, 1960, р. 173, note 22). Дальнейших подтверждений эта гипотеза не получила.

Альтернативная теория (Девер (W. G. Dever), Ричард (S. Richard) и др.) отвергает массовое вторжение и подчеркивает местные традиции культуры переходного периода (керамика, металлические формы) и наличие корней ее в поселениях Негева и Трансиордании раннего бронзового века (Mazar, 1990, р. 173, note 23). Изменения же связываются с внутренними переменами в образе жизни, социальной структуре и экономике, вызванными кризисом городской системы раннего бронзового века, а не иноэтничным вторжением. Согласно этой теории, и оседлое население и скотоводы-кочевники в рассматриваемый период рекрутировались из местного населения Палестины.

Такое заключение в свете последних исследований не выдерживает критики. Объяснения культурных перемен местными внутренними процессами ныне предлагаются достаточно часто, их распространяют и на ряд прочих культурных смен и переходных периодов. В этом случае учитываются прежде всего данные небольшого региона к востоку от Мертвого моря, который мог явиться исключением, резерватом образа жизни и культурных традиций раннего бронзового века. Во всей же Западной Палестине перемена их при переходе от последнего к среднему бронзовому веку экстремальна: процветающая иерархическая политическая система города-государства, экономика, обусловившая прибавочный продукт, далекие торговые связи сменены эгалитарным обществом, базирующимся на скотоводстве и земледелии без четко определенной политической системы. Связи с Египтом угасли, хотя торговые сношения с внутренней Сирией сохранялись. В керамике и металле фиксируются отголоски традиций раннего бронзового века, но разрыв с ним выражен наиболее существенными показателями: полным запустением многих городов, на месте которых возникли бедные деревни, возникновением лагерей на незаселенных ранее холмах, заселением аридной Негевской возвышенности и Северного и Центрального Синая, появлением новых погребальных обрядов.

Восприятие всех этих изменений остатками местного населения прежней городской системы раннего бронзового века не реально. Альтернативой версии иноземного вторжения стало бы утверждение, что местные кочевые скотоводы, жившие здесь на протяжении III тысячелетия наряду с городской системой и подавляемые ею, поднялись в вакууме, созданном коллапсом городов. Такие пастушеские племена могли бы, возможно, абсорбировать остатки городского населения, сохранившего ряд своих традиций, усилив ими мощь полукочевников. Но представляется, однако, что подобная революция образа жизни связана и с изменениями этнического характера. Во всяком случае, кризис конца раннего бронзового века - один из наиболее масштабных в истории Палестины - вызвал культурный катаклизм, недооценка которого невозможна. И столь же невозможно отрицать связь этого катаклизма с заметной перегруппировкой населения региона, а скорее всего, и с появлением новых этнических групп. При этом последние два фактора взаимосвязаны: как всегда, перегруппировка, обусловленная определенными кризисными явлениями внутри городских систем, вела к возникновению "слабости перед фронтом" кочевых и полукочевых скотоводческих групп степных и полупустынных окраин, стимулируя активизацию их экспансионистских акций.

Развитая фаза среднего бронзового века (2000-1550 гг. до Р. X.)

Следующий период в древней истории Палестины, достаточно своеобразный, но протекавший в рамках среднего бронзового века, по своим археологическим показателям - распространению бронзы и значительным прогрессивным инновациям во всех прочих областях материальной культуры - может быть назван развитым средним бронзовым веком или средним бронзовым веком II. Он длился (по периодизации А. Мазара) с 2000 до 1550 г. до Р. X. Внутри него выделены два этапа: А (2000-1800/1750) и В-С (1750-1550) (Mazar, 1990, р. 20). В этническом аспекте период был связан с распространением в Палестине новой, продвинувшейся сюда с северо-востока значительной семитоязычной группы ханаанеев, возродившей городскую культуру и придавшей ей высокое и быстрое развитие. Заняв основные земледельческие области региона, ханаанеи многие века жили бок о бок с полукочевыми и кочевыми скотоводческими группами (в состав которых некогда входили сами), объединенными под именем аморреев и уже упоминавшимися выше. Отселение протоханаанеев от протоарамеев уходит в глубокую древность - в III тыс. до Р. X. Извечно определявшее судьбы Палестины (да и всего Ближнего Востока) взаимодействие оседлых земледельцев и кочевых скотоводов вступило в новую фазу, на сей раз с явной доминантой пришлых ханаанеев - земледельцев и строителей городов. Они оказали решающее воздействие на аморреев, которые, сохраняя скотоводческую в основном экономику, концентрировались в предгорьях, не смешиваясь с ханаанеями, но все более воспринимая их высокоразвитую культуру. Это способствовало установлению известной стабильности в регионе и созданию обширной культурной общности, простиравшейся от знаменитого города Рас-Шамра (Уга-рит) на побережье Северной Сирии до пустынь Южной Палестины. Общность эта оказалась весьма долговременной. Несмотря на ряд политических катаклизмов, развитие ее продолжалось без резких разрывов, по крайней мере, до последней четверти II тыс. до Р. X. Сохранялось и отмеченное сосуществование ханаанеев с аморреями. И когда более чем через полтысячелетия Моисей отправил соглядатаев "высмотреть землю Ханаанскую", они, возвратившись в пустыню Фаран, сообщили, что "народ, живущий на земле той, силен, и города укрепленные, весьма большие, ...и Аморреи живут на горе, Ханаанеи же живут при море и на берегу Иордана" (Числ 13:29,30). К. Кеньон пишет, что обусловленный появлением ханаанеев конец переходного периода к развитому среднему бронзовому веку был так же резок, как вызванное вторжением аморреев его начало (Kenyon, 1979, р. 146). А. Мазар подчеркивает, что средний бронзовый век Палестины отмечен общими революционными изменениями во всех аспектах материальной культуры: системе поселений, градостроительстве, архитектуре, керамике, металлургии, погребальной практике (Mazar, 1990, р. 175). Кратко остановимся на каждом из них. Для поселенческой системы специфично создание значительного числа укрепленных городов, фортов и стабильных земледельческих поселений прежде всего вдоль северной части прибрежной равнины в северных долинах Израиля. На первой фазе среднего бронзового века II на внутренних территориях, включая Заиорданье, Северный и Центральный Негев, поселения, особенно укрепленные, или редки или отсутствуют совсем. Такая система резко отличается от распределения поселений раннего бронзового века. Изменяться она начала лишь на последующих фазах, когда урбанизация заметно возросла, охватив все основные области Палестины (рис. 7.10), примером чему может служить Асор, превратившийся в крупнейший город и столицу Ханаана.

Уже на ранней фазе ряд городов, прежде всего прибрежных, имел достаточно мощные фортификационные системы, причем наряду с каменными и кирпичными стенами создавались огромные земляные валы (Акр, Тел Зерор, Телль Вурги и др.). На последующих фазах такие системы еще более увеличивались и усложнялись, дополняясь внутренними валами, опорными сооружениями, сочетанием кирпичной или каменной основы с перекрывающим ее земляным валом, ширина которого в отдельных случаях превышала 50 м (Дан, Асор, Иерихон, Иавнеил, Сихем, Телль Батас и др.) при толщине кирпичной основы свыше 10 м. Наличие мощных валов, высота которых также превышала 10м, явилось характерной чертой фортификаций среднего бронзового века II Палестины (рис. 7.11). Появление подобных сооружений связано, скорее всего, с сирийской традицией, проникшей в Палестину вместе с ханаанеями, двигавшимися на юг по прибрежной полосе. В Сирии они известны начиная с рубежа III и II тыс. до Р. X., когда появляются их прототипы в Эбле, Каркемише, Катне, Алалахе. Активно совершенствующееся фортификационное строительство обусловлено общим развитием военного дела, распространением бронзового оружия, появлением боевых колесниц, стенобитных таранов и пр. (рис. 7.12-7.13).

Что касается городских построек, то уже на ранней фазе среднего бронзового века II Палестины они представлены достаточно сложными комплексами с четко распланированными кварталами и такими значительными компонентами, как дворцы (Апек, Мегиддо) и теменосы, причем последние иногда располагались на месте святилищ раннего бронзового века. Важно подчеркнуть, что традиция священного участка и последовательность культовых сооружений на нем в ряде случаев сохранялись, несмотря на все исторические перипетии и даже смены населения.

На второй фазе (средний бронзовый век II В-С) планировка городов продолжает совершенствоваться. Мощные валы и прочие фортификации определяют правильную общую конфигурацию городов. Прямые мощеные улицы, их правильное соотношение, пересечения под прямым углом, широкие площади, специальные участки общественных зданий, дворцов (рис. 7.14-7.15) и храмов свидетельствуют о существовании элементов общей планировки в Сихеме, Мегиддо, Апеке, Гезере, Кабри, Телль Аджуле. Храмы соседствовали с дворцами, что отмечено и в Сирии - в Эбле и Алалахе. В Сихеме ряды помещений вдоль оборонительной стены интерпретируются как казармы. Известны случаи расположения теменосов и дворцов на особых участках за городскими воротами (Мегиддо).

Рис. 7.10. Археологические памятники развитого и позднего бронзового века (по Мазару)

Четко прослеживается ортогональный принцип планировки (Mazar, 1990, р. 209) с прямоугольными жилыми кварталами, разделяющими их параллельными улицами и блоками жилищ внутри кварталов (рис. 7.16-7.17). Каждый из блоков состоял из небольшого центрального двора с небольшими же комнатами по его сторонам (рис. 7.18). Мазар заключает, что в этот период в Палестине впервые появляется типичная схема средиземноморского дома (Мегиддо, Телль Нагила, Телль Аджуль и др.)

Общественные здания рассматриваемой второй фазы среднего бронзового века II открыты в Кабри, Мегиддо, Апеке, Лахише, Телль Аджуле, Асоре. В последнем дворцовый комплекс занимает свыше 1000 кв. м. И здесь распространен уже отмеченный выше план жилого дома, но масштаб неизмеримо больший: обширный центральный двор, окруженный залами и многочисленными комнатами. Столь же велик храм в Асоре, крыша его главного зала опиралась на столбы, диаметр баз которых превышал 2 м, глубина оснований стен (фундамента) достигала 2 м, а толщина плотной обмазки пола превышала 25 см. В Кабри зафиксирована искусная роспись пола дворца.

Рис. 7.11. Разрезы валов и оборонительных стен палестинских городов среднего бронзового века Йавнех Йама (а), Иерихона (b), Асора (с), Сехема (d) (по Мазару)

Рис. 7.12. Фортификации городов среднего бронзового века. Ворота Гезера (а), Асора (Ь), Йавнех Йама (с), Сехема (d) (по Мазару)

Как принципы планировки, так и детали дворцов ханаанейских властителей палестинских городов совершенно закономерно находят близкие аналогии в уже неоднократно упоминавшихся городах Сирии - Эбле, Алалахе и, может быть, наиболее ярко выражены во дворце аморрейских царей города Мари на Среднем Евфрате, в свою очередь свидетельствующем о решающем воздействии архитектурных принципов Месопотамии.

Рис. 7.13. Ворота и прилегающие к ним участки стен Акры среднего бронзового века (по Мазару)

Рис. 7.14. План дворца среднего бронзового века в Асоре (по Мазару)

Рассматривая храмовую архитектуру второй фазы среднего бронзового века II, А. Мазар видит в ней "лучшее выражение архитектурного и, очевидно, религиозного единообразия, установившегося в Леванте в это время" (Mazar, 1990, р. 211). При этом он подчеркивает поразительную близость планов и конструкций храмов Сирии (Эбла этого периода, Рас-Шамра, Телль эль-Хайат, Тел Китай) и вплоть до Египта (Аварис на востоке Нильской дельты). Планы уже заметно отличаются от "широкого дома", сохранявшегося в Палестине от энеолита до конца раннего бронзового века. Ныне вырабатывается иной стереотип монументального прямоугольного здания с мощными стенами, свидетельствующими о значительной высоте построек и строительного искусства в целом. В простейшем варианте храм состоит из одного вытянутого зала с входом с торцовой стороны и нишей - "святое святых" в стене, противоположной входу. Таков храм в Сихеме, где кровля большого вытянутого зала поддерживалась двумя рядами колонн, по три в каждом. Есть храмы более сложного плана - с широкими короткими комнатами, расположенными на одной оси с залом и предваряющими вход в него. Пропорции самого зала варьируются, иногда ширина его уравнивается с длиной и даже превосходит ее, но длинные залы доминируют, как и вытянутые постройки в целом, хотя известны и квадратные храмы (Асор). Общая же схема храма может считаться основной и превалирующей в Сиро-Палестинском регионе на протяжении всего среднего, а далее и позднего бронзового века (рис. 7.19). Сохраняется она и впоследствии, явившись прототипом плана знаменитого храма Соломона в Иерусалиме.

Рис. 7.15. Изометрия дворца среднего бронзового века в Апеке (по Мазару)

Наряду с храмами в рассматриваемый период продолжали существовать открытые святилища и культовые участки, подобные теменосу Гезера, большие вертикально поставленные камни которого могли символизировать различные божества, так же как царей или предков.

В погребальной практике вновь распространился сократившийся в промежуточный период обычай коллективных захоронений в пещерах и катакомбах, превращенных в фамильные склепы больших городских семей (рис. 7.20, А). Умерших в ряде случаев клали на деревянные ложа в центре пещеры, в дальнейшем же, при последующих захоронениях, сдвигали их останки к краям. Как правило, погребенные сопровождались богатым инвентарем. При этом в иерихонском некрополе сохранялись и органические материалы, в том числе деревянные кровати и скамьи (рис. 7.21).

Помимо отмеченных коллективных, известны и индивидуальные погребения внутри поселков под полами домов (Мегиддо). Вырубленные в скале длинные туннели вели в обширные погребальные камеры под дворцовой конструкцией в Асоре, предназначенные, возможно, для царской семьи (подобные же найдены под одним из дворцов Эблы, а позже - в позднем бронзовом веке - и Рас-Шамры).

Рис. 7.16. Улица Иерихона среднего бронзового века (по Кеньон)

Наконец, сохранился и практиковавшийся уже тысячелетиями обычай погребения детей, прежде всего младенцев, внутри больших сосудов.

В керамике, начиная с первой фазы среднего бронзового века II, формируется новый комплекс, отличающийся от предшествующего и развивающийся в основном гомогенно на протяжении обеих фаз.

Его инновации были обусловлены не только привнесенными новыми традициями, но и совершенствованием технологии керамического производства, прежде всего распространением гончарного круга быстрого вращения. Уже на первой фазе отмечаются большое многообразие и изящество форм, тонкостенность, высокое качество глины, ровный обжиг. Наряду с новыми формами есть и реминисценции предшествующих. Основные типы: сферические, кругло- и плоскодонные горшки и кувшины, острореберные кубки и фляги, разнообразные миски и чаши, узкогорлые амфориски и кувшинчики, остродонные или на низких поддонах. Большинство малых сосудов краснолощеные. Встречена роспись красной и черной краской. Мотивы геометрические - ленты, треугольники и пр. (рис. 7.4-7.6).

Рис. 7.17. Улица Иерихона среднего бронзового века (по Кеньон)

Рис. 7.18. Сосуды с зерном среднего бронзового века Иерихона (по Кеньон)

Рис. 7.19. Планы храмов среднего бронзового века Палестины: Сехема (А), Мегиддо (В), Асора (С) (по Мазару)

На второй фазе и число форм сосудов и их качество возрастают еще более (рис. 7.22-7.23). Основные типы сохраняются: преемственность между фазами безусловна. Другие появляются вновь или изменяются в деталях. Так краснолощеный ангоб сосудов, характерный для первой фазы, сменяется на малых сосудах белым или кремовым. Роспись редка и в большинстве случаев монохромна, хотя встречена и бихромная роспись, мотивы предельно просты: горизонтальные ленты и концентрические круги, изобразительные мотивы - птицы и антилопы - единичны. Одна из наиболее многочисленных групп - туалетные кувшинчики различных форм вплоть до зооморфных (в виде рыб и птиц) и даже антропоморфных, имитирующих человеческую голову (рис. 7.24). Для этой же группы характерна накольчатая орнаментация с геометрическими узорами. Наличие подобных сосудов документирует длительные и тесные связи Палестины с Сирией, прежде всего со средиземноморскими городами на севере, восточными районами Нильской дельты - на юге и Кипром - на западе. Ныне определены локальные особенности сосудов этой группы и наличие ряда центров их производства. Не менее характерны поразительно тонкостенные сосуды, названные "яичной скорлупкой" и появившиеся в конце фазы, а также распространившиеся в XVI в. до Р. X. группы сосудов различных форм (чаши, кратеры, кувшины), украшенные шоколадной или двуцветной росписью. Сосуды этих групп также оказывались далеко за пределами Палестины. В последней же соответственно появляются сирийские, кипрские и египетские импорты, в свою очередь документирующие тесные торговые и культурные связи ханаанейских городов с этими регионами.

В металлургии бронзы рассматриваемой фазы продолжается развитие и совершенствование форм, выработанных в предшествующий период, прежде всего кинжалов, наконечников копий, топоров (рис. 7.25). Появляются листовидные наконечники копий с разомкнутой втулкой, сменив длительный период господства черешковых форм. Листовидными же становятся и кинжалы, снабженные несколькими ребрами и коротким черешком, на котором с помощью заклепок крепились деревянные рукоятки (иногда с каменными набалдашниками). Среди топоров доминируют простые вытянутые формы. Сохраняются длинные булавки с отверстием для подвешивания.

Искусство Палестины второй фазы среднего бронзового века представлено различными формами, выполненными из различных же материалов. Безусловной инновацией явились бронзовые, серебряные и золотые фигурки божеств, как мужских, так - в большинстве своем - и женских, отлитых в открытых или закрытых (по восковой модели) формах или же штампованные на золотом листе (рис. 7.26-7.27). Первое их появление фиксируется в Анатолии и в прибрежных городах Сирии и Ливана: в открытом в Библе кладе периода Среднего царства Египта (первая половина II тыс. до Р. X.) их более тысячи. Оттуда они попали в Палестину, где найдены прежде всего в храмовых комплексах Мегиддо, Гезера, Телль Аджуля и др.

Рис. 7.20. А. Коллективное пещерное погребение среднего бронзового века. Иерихон. В. Типичное коллективное погребение среднего бронзового века в Иерихоне (по Кеньон)

Попутно отмечу, что наряду с этими безусловно культовыми ювелирными изделиями производились и весьма искусные украшения - булавки, кольца, серьги, браслеты, подвески (рис. 7.28), последние иногда имели изображение богини плодородия или ее головы. Только в Телль Аджуле найдено три клада с подобными украшениями.

Глипитика представлена скарабеями и цилиндрическими печатями: для появления первых решающим импульсом была египетская традиция, для вторых - месопотамская, прежде всего в сирийском ее претворении. Производились же те и другие в местных ханаанейских мастерских.

Рис. 7.21. Погребение среднего бронзового века в Иерихоне с деревянными кроватью и столом (по Кеньон)

Рис. 7.22. Керамика среднего бронзового века из Мегиддо и Апека (по Мазару)

Рис. 7.23. Керамика среднего бронзового века II В-С из Мегиддо и Иерихона. А. Импортный кипрский кувшин. В. Амфориски из Телль эль-Йехудии (по Мазару)

Монументальное искусство Палестины рассматриваемого периода известно пока очень слабо. Найден фактически единственный его памятник - часть каменной стелы, изображавшей человеческую фигуру царя или жреца, сопоставимую с изображениями на цилиндрических печатях и металлическими фигурками. В основном же о характере этого искусства можно судить по находкам в Северной Сирии, где превосходные статуи и рельефы найдены в Эбле, Рас-Шамре, Алалахе.

Со II фазой среднего бронзового века связаны немногочисленные находки в Палестине аккадских клинописных письменных документов. Напомню, что в раннем бронзовом веке здесь можн о было говорить лишь о единичных случайных находках египетских надписей. Теперь широкое распространение аккадского языка приводит к появлению писцов в городах Сирии и самой Палестины. Четыре надписи найдены в Асоре: глиняная табличка с юридическим документом, жреческий текст (надписанная модель печени, используемая для предсказаний), фрагмент месопотамского учебного текста (список мер и весов) и местное западносемитское имя, написанное на глиняной табличке. В Гезере глиняная табличка содержала список имен, а в Хевроне - жертвоприношений. Эти скудные документы свидетельствуют об использовании аккадского языка как официального в данный период. Египетские же иероглифы среди семитского населения Палестины приняты не были.

Рис. 7.24. Антропоморфная чаша из Иерихона. Средний бронзовый век (по Мазару)

Рис. 7.25. Металлические изделия среднего бронзового века Палестины. 1,5- топоры, 2 -кинжал, 3 - наконечник копья, 4 - булавка

Рис. 7.26. Слева: каменная литейная форма для бронзовых статуэток из храма среднего бронзового века в На-харии. Справа: современная отливка статуэтки богини из нее (по Мазару)

Рис. 7.27. Женские статуэтки конца среднего бронзового века (XVI в. до Р. X.) из Гезера (по Мазару)

Рис. 7.28. Золотые подвески и лента из Телль Аджуля. Середина XVI в. до Р. X. (по Мазару)

Иногда употреблялась алфавитная система письма, в Палестине известная как "протоханаанейская", впервые документированная находками в Рас-Шамре в прибрежной полосе Сирии. Дата ее появления дискуссионна и иногда связывается со средним бронзовым веком (более вероятно начало позднего).

О патриархальной традиции Книги Бытия

Последняя ступень рассматриваемой фазы среднего бронзового века (по А. Мазару, этапы В-С - 1800/1750-1550 гг. до Р. X.) отмечена чрезвычайно бурными и многообразными историческими событиями, прежде всего охватившими весь Ближний Восток массовыми передвижениями скотоводческих групп. Последние заметно изменили культурную и этническую ситуацию не только Сиро-Палестинского региона, но и государственных образований Египта и Месопотамии. Достаточно указать на вторжение в Египет в начале XVII в. до Р. X. гиксосов - многоплеменного и многоэтнического, в основном скотоводческого, массива, в котором, безусловно, наряду с прочими (хурритами, хабирами и др.), были представлены и семитские элементы, что документируют, в частности, имена на скарабеях. В целом весь многоликий гиксосский массив имел азиатские корни, и само движение его в Египет не могло миновать Палестину и не втянуть в свой состав часть прежде всего скотоводческого ее населения (Mayani, 1956). В Месопотамии на грани XVII и XVI вв. до Р. X. первая вавилонская династия была пресечена нашествием касситов - очередного объединения скотоводческих в основном племен, продвинувшихся из Загроса. Четырехвековое владычество их в Южной Месопотамии и Сирийской степи было отмечено периодами и определенной стагнации, и дестабилизации (Jaritz, 1958), что вызвало, подобно случаю с гиксосами, заметные передвижения скотоводческих, в том числе и семитоязычных, групп. Все эти события, как и последовавшие за ними вторжения с юга египтян, преследовавших изгнанных гиксосов, и хеттская экспансия с севера, наряду с непрекращающимися внутренними распрями, обусловили особую динамику исторического процесса в Сиро-Палестинском регионе и ряд культурных и этнических трансформаций в его пределах.

Совершенно естественно особое внимание к подобным явлениям и к рассматриваемой фазе среднего бронзового века в целом со стороны крупнейших специалистов по библейской истории и археологии. Пытаясь кореллировать свидетельства библейских текстов и археологических источников, они искали исторические корни ряда постулатов Ветхого Завета. И, быть может, более всего это касалось патриархальной традиции Книги Бытия, ее происхождения, хронологизации, репрезентативности, возможности увязки с конкретной исторической ситуацией и конкретными событиями. Разработка этих вопросов обусловливает "общую концепцию истории Палестины, в рамках которой решается вопрос древнееврейского этногенеза" (Немировский, 1996, с. 4).

Между тем все эти вопросы остро дискуссионны и допускают значительные разночтения, начиная с избрания источниковой базы, анализируемых ситуаций, определения их хронологических позиций и событийного контекста. Я считаю целесообразным ввиду принципиального значения этой проблемы кратко остановиться на основных вариантах ее разработки и прежде всего на датировке событий, давших начало патриархальной традиции. В отдельных случаях это потребует выхода за хронологические рамки среднего бронзового века.

Сразу отмечу, что с наибольшей широтой и убедительностью все аспекты названной проблемы рассмотрены в специальном исследовании А. А. Немировского (1996), с главными концептуальными положениями и оценками которого я полностью солидаризируюсь. Но начну с постулатов, предложенных его предшественниками.

В. Олбрайт не сомневался в реальности событий, которые легли в основу "сказаний о Патриархах" Книги Бытия как эпической традиции. Выше упоминалось, что к таким событиям он относил движение семитоязычных племенных групп во главе с их вождем Авраамом из южномесопотамского Ура на запад в Харран и далее на юг вплоть до Негева. При этом с постоянно свойственной ему осторожностью он подчеркивал невозможность точной датировки миграции Авраама в Сиро-Палестинский регион или Иакова в Египет (Albright, 1961, р. 83). Сугубо предположительно, исходя из общей исторической ситуации, вернее, из представлений о ней ныне уже полувековой давности, он относил первую к XIX, а вторую к XVIII или - скорее - к XVII в. до Р. X., связывая последнюю с гиксосским вторжением в Египет, а по месопотамской линии синхронизации - со старовавилонской эпохой. Предлагая эту гипотезу, исследователь исходил из хронологических показателей каппадокийских табличек, документов Ларсы и Вавилона в Месопотамии и особенно Мари на Среднем Евфрате, а также подчеркивал отсутствие языковых барьеров для западносемитских групп по всей территории "плодородного полумесяца" и тесные политические и культурные связи между Палестиной и Египтом (Там же, с. 204-205). В качестве одного из свидетельств последних приводятся и данные рассмотренной выше уникальной росписи египетской гробницы в Бени Хасане.

Реальность переселения западносемитской группы, включавшей и древних евреев, из Месопотамии в Палестину в старовавилонскую эпоху, к воспоминаниям о котором и восходит патриархальная традиция, признавали и ряд других крупных исследователей умеренно-критического направления (Брайт (J. Bright), Спейзер (Е. A. Speiser) внутри возглавленной В. Олбрайтом "балтиморской школы", А. Парро, Р. де Во и другие, примкнувшие к ним). Все они были археологами и стремились использовать археологические ма-териалы для обоснования этой гипотезы и демонстрации согласованности их со свидетельствами Библии. В этом плане достаточно показательной представляется разработка рассматриваемой про-блемы, предложенная К. Кеньон.

Предысторию вопроса Кеньон связывает с массовыми передвижениями в XVIII в. до Р. X. скотоводческих групп, обобщенно именуемых гиксосами. Исследовательница совершенно справедливо постулирует их разноэтничность: среди зафиксированных на скарабеях имен есть безусловно семитские, но много и других. Наиболее четкую группу представляют хурритские имена. Хурриты известны на Среднем Евфрате с начала II тыс. до Р. X., далее они играли значительную роль в судьбах Древнего Востока несколько веков. В XIV в. до Р. X. палестинские вожди с хурритскими именами упоминались в амарн-ской переписке. Наряду с хурритами в источниках II тыс. до Р. X. упоминается еще одна значительная группа - хабиры, которую Кеньон не считает, в отличие от хурритов, одноэтнической, но подчеркивает наличие в ней семитских имен и допускает сопоставление этнонимов Habiru с Hebrew и египетским Apira, хотя и подчеркивает его гипотетичность (Kenyon, 1979, pp. 167-168). Вместе с тем она отмечает соответствие общей ситуации, связанной с вторжениями гиксосов, в состав которых входили и хабиры, повествованиям об Аврааме. Самого его она считает одним из племенных вождей ("солдат удачи"), при нестабильных условиях вторгавшихся в ханаанейские города, а при стабильных - подчинявшихся им и взаимодействующих с ними. "Вполне вероятно, - заключает Кеньон, - что период Патриархов относится к среднему бронзовому веку и что израильтяне были потомками хабиров, пришедших в этот период в Палестину из Сирии". И далее: "При невозможности точного хронологического определения вся специфика периода соответствует библейскому повествованию. Патриархи были кочевниками, двигавшимися по плодородному побережью и жившими в своих шатрах среди ханаанеев, но обособленно, не смешиваясь с ними..." (Kenyon, 1979, р. 177).

При определенной логичности и последовательности этого построения в нем достаточно рельефно проявляются слабые стороны всего рассматриваемого направления: миграция предков евреев из Южной Месопотамии в Палестину, давшая начало патриархальной традиции, принимается за изначальную, не требующую доказательств, истину и далее вписывается в общую ситуацию среднего бронзового века, что и выражено утверждением о "соответствии библейского повествования всей специфике периода" (Ibid.). При этом за пределами внимания исследователей оказываются и длительность существования названной ситуации, и ее географические рамки, и специфика проявления ее в конкретные моменты и в конкретных районах по отношению к конкретным же событиям и человеческим группам. Лишенной фактического обоснования оказалась и датировка времени Патриархов ранневавилонским периодом, тем более, что она создавала, по справедливому замечанию А. А. Немировского (1996, с. 6), "необъяснимый пятисотлетний (вплоть до Исхода в XIII в. до Р. X. - Я. М.) провал в древнееврейских исторических воспоминаниях", который ученые этого направления не слишком убедительно пытались заполнить пребыванием древних евреев в Палестине в составе различных семитских племенных групп, прежде всего хапиру.

Вторую концепцию, связанную с разработкой рассматриваемой проблемы, А. А. Немировский именует умеренно-критической "позднебронзовой". Она представлена трудами С. Гордона, О. Эйс-сфельдта, И. М. Дьяконова, Г. Форера, относивших переселение из Месопотамии к средневавилонскому периоду - то есть к позднему бронзовому веку. При этом историчным признавалось лишь ядро патриархальной традиции, на отдельные упомянутые ею события это не распространялось. Данные археологии почти не привлекались.

Наконец, третья концепция (или группа близких концепций) альтернативна обеим предшествующим. Ее создатели Дж. ван Сетерс и Т. Л. Томпсон и их последователи (А. Альт, М. Нот, Дж. Миллер, Н. Нааман и др.) отрицают историзм патриархальной традиции вообще и видят в ней позднюю историко-фантастическую компиляцию. А. А. Немировский справедливо определяет ее как гиперкритическую. Естественно, представляющие ее ученые-гиперкритики отрицают и сам факт переселения из Месопотамии. Часть их связывает генезис древнееврейской общности с инфильтрацией различных по происхождению социальных и родовых групп в Палестину с ее окраин. Другая часть (своего рода "автохтонисты") "определяет их (эти группы. - Я. М.) как коренных насельников Палестины, обособившихся от собственных сородичей - ханаанеев в ходе предполагаемой номадизации и последующей реседентаризации" (Немировский, 1996, с. 7). Что касается самой патриархальной традиции, то гиперкритики указывают на фиксацию ее не ранее X в. до Р. X. и сходство отдельных ее элементов с реалиями I тыс. до Р. X. при отсутствии отражения достоверно известных событий II тыс. до Р. X.

А. А. Немировский убедительно опроверг эти заключения. Аналивом значительного числа конкретных примеров он обосновал утверждение, согласно которому "племенной (и вообще архаичный) мир хранит достоверные в своей основе устные предания, касающиеся его истории, веками, если не тысячелетиями", и в случае позднейших модификаций, перегруппировок, насыщения новыми реалиями "ядро каждого из группирующихся сюжетов, как правило, остается неизменным" (Там же). Реалии же I тыс. до Р. X., как и прочие анахронизмы, подстилаются другим, более ранним пластом традиции, этих анахронизмов не содержащим, "таким образом, анахронизмы библейского канона накладываются на содержащуюся в нем же исконную патриархальную традицию, и тем самым не могут дискредитировать последнюю" (Там же, с. 8). Забвение же архаической племенной общностью собственного прошлого трех-, четырехсотлетней давности с подменой его новой искусственной компилятивной версией А. А. Немировский считает "совершенно невозможными: этому противоречат и здравый смысл, и в особенности архаическое отношение к предкам. Таким образом, - заключает он, - нам представляется целесообразным относиться к ядру традиции - то есть к ее исходным сюжетам, очищенным от фольклорных деталей позднейших наслоений и связок, - с предварительным доверием" (Там же).

Всесторонний анализ и глубокое осмысление как текстов Книги Бытия, так и ситуационных реалий Ближнего Востока II тыс. до Р. X. позволили указанному автору решительно отвергнуть подмену гиперкритиками патриархальной традиции общими социологическими реконструкциями с широким привлечением археологических материалов по социально-экономической истории. И здесь увязывание номадизации или реседентаризации коренных насельников Палестины с представлениями их о стране своего происхождения, о своих предках и родственных связях с подменой их совершенно другими, полностью вымышленными, достаточно справедливо и доказательно признано противоречащим здравому смыслу: "...тем самым общая сущность патриархальной традиции (переселение евреев из-за Евфрата) во всяком случае выглядит правдоподобной" (Там же).

Здесь не место для детального разбора системы обоснования автором приведенных положений, фактически опровергающих основные концепции гиперкритиков и восстанавливающих убеждение в историзме ядра патриархальной традиции Книги Бытия и ее репрезентативности как традиции эпической. Совершенно закономерно заключение, согласно которому "мы вправе не просто использовать традицию при исторической реконструкции, но и считать ее приоритетным источником" (Там же, с. 9). Оно положено в основу собственной концепции автора относительно этнической ситуации середины - третьей четверти II тыс. до Р. X. в Сиро-Палестинском регионе и Месопотамии, этнических феноменов этой территории, места среди них древних евреев и судеб их в указанный период. Здесь я ограничусь лишь изложением самых общих положений концепции. Предварительно подчеркну, что все они являются результатом глубокого анализа как Книги Бытия и ряда внебиблейских нарративных источников (с особым вниманием к именам, названиям, прочим языковым показателям и ключевым ветхозаветным мифологемам), так и чисто исторической, событийной стороны рассматриваемой проблемы, наконец, естественно, данных самой патриархальной концепции древнееврейского этнополитогенеза (см. Там же, с. 16).

Прежде всего постулируется выделение древних евреев из западносемитской среды Месопотамии, единственными конкретными представителями которой были аморреи. Последние представлены рядом племенных общностей, в том числе сутиями.

Отдельные показатели - такие, как племенные и клановые названия древних евреев, имена патриархов, данные мифологем, в том числе предание о миграции из Месопотамии - свидетельствуют о выделении древних евреев из сутийско-аморрейской среды. Вместе с тем явных воспоминаний о таком выделении в мифологемах нет. "Очевидно, - пишет Немировский, - этногенез древних евреев был связан с какой-то этнической ломкой, реструктуризацией сутийского мира, приведшей к эрозии старой племенной традиции у образовавшихся при этом новых общностей" (Там же, с. 13).

Подобного рода потрясения в рассматриваемом регионе происходили неоднократно, начиная с глубокой древности, примером чему может служить отселение протоханаанеев от протоарамеев в начале III тыс. до Р. X., с которым связываются корни предания о разрыве между основателем городов Каином и кочевником Шетом - первопредком сутиев. Это еще раз свидетельствует о начале противостояния древних евреев как наследников сутиев ханаанеям уже в сутийско-арамейскую эпоху. За действительную точку отсчета для еврейской этноистории принят "переход" ("эбер") из-за Евфрата, при этом обосновывается признание патриархов Авраама, Исаака и Иакова историческими личностями, связанными с общностью "ибри" (перешедших). Переселение же этой общности к западу чрезвычайно убедительно увязано с крупномасштабной кампанией касситского царя Вавилона Кадашман-Харбе I по изгнанию за пределы Месопотамии всех сутиев-аморреев. Кампания эта датирована началом XIV в. до Р. X., и А. А. Немировский имеет все основания считать, что она имела "тот масштаб и последствия, которые мы ожидали бы для первотолчка древнееврейского этногенеза" (Там же, с. 15). При этом миграция предков евреев из Южной Месопотамии получает как фактическое обоснование, так и конкретный хронологический репер для ее начала на исходной территории - начало XIV в. до Р. X. Датировка дальнейших этапов ее и распространения общности "ибри" в Сиро-Палестинском регионе резко конкретизирована соотнесением указанных событий с расселением арамеев в Сирийской степи в середине XIV в. до Р. X. и верификацией засвидетельствованных патриархальной традицией контактов евреев ("Авраама") с хеттами, власть которых над Палестиной во второй половине XIV в. до Р. X. прочно доказана А. А. Немировским (Там же, с. 5,12,15). Им же подчеркнуто, что датировка основных событий патриархальной эпохи соответствует и заключениям эллинистических и иудейских хронографов. "С нашей точки зрения, - пишет он, - общая историческая доброкачественность патриархальной традиции должна тем самым считаться доказанной" (Там же, с. 16). А если так, то возникновение ядра патриархальной традиции, как и отраженные им события, следует отнести, согласно общей периодизации археологии Палестины, к позднему бронзовому веку, к общей характеристике которого я несколько ниже и перейду. Но предварительно отмечу следующее.

Все приведенные в связи с патриархальной традицией принципиально важные заключения опираются на анализ нарративных источников. Что же касается археологии и отражения ею определенных социально-экономических процессов в Палестине и в смежных с ней регионах, то ее роль в разработке рассматриваемой проблемы до сего времени остается весьма скромной. И здесь следует согласиться с А. А. Немировским, утверждающим, что связывать указанные процессы "с предками позднейших израильтян (и вообще с кем бы то ни было определенным) было бы очевидным произволом..." И далее: "...именно в такой области археология оказывается бессильной, поскольку позволяет идентифицировать носителей массовых процессов в инокультурном окружении, но никак не отдельные малочисленные группы, перемещающиеся без особых потрясений в родственном им этнокультурном пространстве. Между тем таковы и были известные нам передвижения кочевых западных семитов во II тыс. до Р. X., и если древние евреи эпохи патриархов хотя бы отдаленно напоминали свое изображение в Библии, они вообще не могли бы получить специального археологического выражения" (Там же, с. 8-9).

При современном состоянии источниковой базы на это трудно возразить. Можно лишь надеяться, что дальнейшее накопление археологических свидетельств, и не столько социально-экономического, сколько культового, ритуального и обрядового характера сможет изменить эту ситуацию. Хорошо известно, что кочевые общества, попадая в новые регионы, достаточно легко меняют ряд элементов своей материальной культуры под воздействием более развитых аборигенов и в то же время проявляют предельный консерватизм по отношению к культуре духовной и всему, что с ней связано.

Поздний бронзовый век

Конец среднего бронзового века был ознаменован резким усилением египетского давления на Восточное Средиземноморье, в значительной мере обусловленным изгнанием гиксосов и преследованием их на азиатских территориях. Уже тогда это негативно воздействовало на ханаанейскую культуру Палестины, прервало ее расцвет, привело к прекращению жизни в одних городах и заметному сокращению ее активности в других. В еще большей мере это проявилось в позднем бронзовом веке (1550-1200 гг. до Р. X.). Данный период отмечен и прямой экспансией фараонов XVIII и XIX династий в Палестине и доминантой египетских воздействий - административных, экономических, культурных, религиозных - на этот регион. Но еще раз повторю: тотальной культурной смены, подобной коллапсу городов раннего бронзового века, не было: многие города возродились, другие разгрому не подвергались и лишь сократились в размерах, а ханаанейская культура сохранила весьма значительную роль в общем развитии и культурных связях Восточного Средиземноморья.

Вместе с тем при крупнейшем фараоне XVIII династии Тутмосе III (1479-1425 гг. до Р. X.) египетское владычество распространилось на значительную часть Сиро-Палестинского региона, а список 119 ханаанейских городов, объединенные силы которых были разбиты египтянами при Мегиддо, был выбит на стене одного из карнакских храмов. Через Палестину прокатывались египетские армии, направлявшиеся в Сирию и Месопотамию, где они сражались с хурритами и государством Митанни. Фрагмент одной из египетских победных стел найден на западном берегу Тивериадского озера. Особое внимание правителей Египта к Ханаану действительно документируется сотнями писем правителей ханаанейских городов, найденных во дворце знаменитого фараона XVIII династии Аменофиса IV (Эхнатона) (1359-1336 гг. до Р. X.) в его столице Телль эль-Амарне в Среднем Египте. Письма эти, выполненные аккадской клинописью на глиняных табличках, детально освещают отношения городов-государств Палестины с Египтом и общую ситуацию в рассматриваемом регионе. Новые завоевательные кампании в Ханаане были проведены в XIV-XIII вв. до Р. X. фараонами XIX династии Сети I, Рамзесом II и Мернептой и как карательные экспедиции, и как акции, связанные с длительными и крупномасштабными войнами с хеттской державой, охватывавшей в XIV в. до Р. X. Восточную Анатолию и Северную Сирию.

Господство египтян осуществлялось через ряд административных центров, расположенных прежде всего в приморской долине - на основном пути юг - север. Среди них в Палестине должны быть отмечены Газа (резиденция египетского правителя), Яффа, Беф-Шан. Основные элементы ханаанейской структуры автономных городов-государств были сохранены, но, естественно, в рамках верховного египетского владычества. Амарнская переписка позволяет определить значительное число таких городов, среди них: в Палестине - Лахиш, Гезер, Сихем, Мегиддо, Аскалон, Иерусалим, Таанах, Рехов, Шимрон, Пелла, Асор и др.; в Заиорданье - Атароф, Кенаф и Безер, севернее - в Сирии и Ливане - Библ, Тир, Сидон, Бейрут, Арвад, Дамаск, Кадеш, Катна и многие другие. Все города были обложены значительными денежными и натуральными налогами в пользу египетских правителей.

Эта система политической зависимости и экономической эксплуатации, вместе с восстаниями и войнами между городами, обусловливала постепенный упадок ханаанейской культуры. Немалую опасность для нее представляли и активизировавшиеся кочевые и полукочевые группы, в том числе и упоминавшиеся ранее хабиры. Тысячелетнее противостояние между городом и подобными группами обострялось при каждом ослаблении городских систем. Такие обострения неоднократно возникали и в рассматриваемый период, что отмечается и египетскими, и аккадскими документами.

Помимо этих важнейших источников для реконструкции ханаанейской культуры и общей ситуации позднего бронзового века особое значение имеют находки в Угарите (Рас-Шамре) - городе-государстве на сирийском побережье. Поселение, возникшее здесь еще в раннем неолите, достигло наивысшего развития в середине - второй половине II тыс. до Р. X. Язык и культура его населения оригинальны, но родственны ханаанейским и тесно с ним связаны. В ходе многолетних огромных по масштабам раскопок французской экспедиции К. Шеффера здесь были сделаны замечательные открытия (Schaeffer, 1939-1962). Помимо обширных городских кварталов и предельно информативных храмовых и дворцовых комплексов был найден большой архив, содержавший многие тысячи глиняных табличек, причем наряду с аккадской клинописью в нем представлен особый - угаритский язык, также принадлежащий к семитской языковой семье, но выработавший уже свою, и, что особенно важно, алфавитную систему письма. Распространенная сейчас в большинстве языков мира, она встречена здесь впервые. Содержание документов поразительно многообразно и освещает различные аспекты развития общества как самого города, так и сопредельных областей - политический, дипломатический, экономический, культурный. Особую важность имеют религиозные и мифологические тексты, связанные с проблемой корней библейских мифологем и самого языка Ветхого Завета. Алфавитное письмо, содержащее 30 знаков, как и сами литературные памятники Угарита, блестяще исследованы и расшифрованы в числе прочих корифеем исследования древней Палестины В. Олбрайтом, что значительно расширило возможности соотнесения нарративных сведений с археологическими при изучении Ветхого Завета. В этой связи коротко остановлюсь на появлении древнейшей письменности в Палестине.

Олбрайт допускает возможность отдельных пиктографических экспериментов в Палестине и Сирии еще в конце IV тыс. до Р. X., то есть в период формирования наиболее ранней пиктографической письменности в Месопотамии и иероглифического письма в Египте. При этом он имеет в виду несколько десятков оттисков печатей на сосудах из позднеэнеолитического некрополя Библа, справедливо отмечая необходимость предельной осторожности при решении вопроса о связи их с дальнейшим развитием письменности. Во всяком случае, прямого продолжения эти эксперименты не получили.

Лишь в конце III тыс. до Р. X. в том же Библе появляется подлинный шрифт (или шрифты) силлабического (слогового) характера, представленный на фрагменте каменной стелы, бронзовых табличках и базе статуэтки египетского стиля из раскопок основного исследователя Библа французского археолога М. Дюнана (Dunand, 1937-1954). Шрифт охарактеризован как "псевдоиероглифический", возникший под воздействием египетской иероглиграфии, хотя силлабический его характер связан с клинописью. Число его знаков между 126 и 150. В самой Палестине найден лишь один образец такого письма - надпись на стеле из Моава, близкой по времени знаменитой стеле аккадского царя Нарам-Суэна последней четверти III тыс. до Р. X.

Третьим и весьма информативным для рассматриваемой проблемы явился отмеченный выше угаритский клинописный алфавитный шрифт, представленный уже сотнями глиняных табличек, найденных в основном в Рас-Шамре и Минет эль-Бейде в прибрежной Сирии. Известны находки подобных надписей и в Палестине - среди них на глиняной табличке из Вефсамиса XIV в. до Р. X. и на медном ноже того же времени из соседнего Маунт-Табора. Отмечается некоторое отличие палестинских надписей от угаритских, в том числе - написание справа налево. Весьма интересно, что такое же написание имеет и одна табличка из Угарита, хотя стандартом служит написание слева направо. В. Олбрайт допускает появление этого шрифта ранее XIV в. до Р. X., поскольку он успел уже подвергнуться легким изменениям перед использованием в хурритской письменности. Им же подчеркнуты воздействия на процесс сложения первой алфавитной письменности развитых уже традиций аккадской клинописи и египетского письма (Albright, 1960, pp. 187-188).

Вторым палестинским шрифтом, введенным в тот же период, явился линейный алфавитный финикийский шрифт, давший начало большинству поздних письменных систем, как европейских, так и ближневосточных, включая древнееврейскую, сириакскую, арабскую, аморрейскую письменность. Истоки этого шрифта все более удревняются новыми открытиями и могут быть связаны еще со средним бронзовым веком и так называемыми протосинайскими надписями. Начало их расшифровке было положено А. Гардинером, дальнейшие исследования позволили В. Олбрайту обосновать их датировку - середина II тыс. до Р. X. - и принадлежность ханаанейскому диалекту, а следовательно, и непосредственную связь с древнееврейскими эпиграфическими памятниками, относящимися к концу II - началу I тыс. до Р. X. и известными начиная с открытия Ш. Клермон-Ганно знаменитой стелы Меши, царя Моава, третьей четверти IX в. до Р. X. Найденный позже не менее знаменитый Гезерский календарь X в. до Р. X. (школьное упражнение: известняковая табличка с изложением порядка земледельческих операций в течение года) удревнил эпиграфические памятники более чем на столетие.

Перейдем к археологической характеристике позднего бронзового века.

Степень заселенности Палестины в этот период, как и количество крупных городов ее, заметно сократилась. Это коснулось и прибрежной равнины, и долины Беэр-Шевы, и центральных всхолмлений и долины Иордана. Города либо прекращали существование, либо превращались в небольшие крепости или бедные поселения. Крепости в ряде случаев были заняты египетскими гарнизонами. Число земледельческих поселков снижалось, скотоводческих же групп возрастало. Особенно это проявлялось на первой фазе позднего бронзового века, а на второй городская система начала восстанавливаться. Среди наиболее пострадавших в этот период городов - Телль Бейт Мир-сим, Шило, Беф-Цур, Иерихон, Хеврон, Телль Аджуль, Дан и др. Но были и города, продолжавшие развитие на протяжении всего бронзового века - Лахиш (Tuffnell, 1957; Ussishkin, 1977), Ашдод (Dothan, Freedman, 1967; Dothan, 1971), Гезер (Dewer, 1970, 1974), Мегиддо (Lemon, Shipton, 1939), Беф-Шан (Rowe, 1930, 1940), Acop (Yadin, 1975). Основывались и новые сельские поселения в прибрежных районах и долинах. Активизировавшаяся при египетском господстве морская торговля обусловила создание новых портов на средиземноморском побережье (Абу-Хаван, Телль Михал, Телль Нами и др.). Появились поселения и в Заиорданье, где, однако, они доходили лишь до северного побережья Мертвого моря. Длительность существования городов данного периода варьировалась: часть их возникла еще во времена среднего бронзового века, другие были основаны на различных фазах позднего бронзового века. Ряд городов лишился фортификаций, что А. Мазар связывает с распоряжениями египетской администрации, отнюдь не заинтересованной в их строительстве и реконструкции.

О специфике планировки городов позднего бронзового века судить трудно ввиду недостатка фактических данных. В некоторых случаях сохранилась планировка предшествующего периода, изменения же затрагивали отдельные постройки или их группы. Это касалось, однако, в основном Северной Палестины, в Южной же, более близкой к Египту, и разрушения и - в случае восстановления - инновации в планировке более значительны. Они выразились в беспорядочном расположении построек, сменившем прямоугольную планировку, сохранившуюся лишь у старых городов, основанных в среднем бронзовом веке. Важным изменением явилось разделение дворцово-храмовых комплексов, характерных для последнего (рис. 7.29). Теперь дворцы отделились от храмов, что засвидетельствовано в Мегиддо, Лахише, Асоре, в Сирии - в Алалахе.

Постепенная эволюция дворцового комплекса этого периода прослеживается на примере дворца Мегиддо, существовавшего с XVI по XII в. до Р. X. (рис. 7.30). Первоначально - в XVI в. до Р. X. - он имел квадратный план с большим центральным двором, обрамленным помещениями со всех четырех сторон. Дальнейшие пристройки придали ему прямоугольный план, значительно усложнив структуру комплекса и доведя его площадь до 1650 кв. м. К располагавшемуся в центре двору с запада примыкали теперь два приемных зала, а с юга - баня, соединенная и с залами. Лестница вела на второй этаж. Далее с запада был пристроен еще один приемный зал. Разрушенный в конце XIII в. до Р. X. дворец был восстановлен в начале XII в. и вновь увеличен за счет трехчастной пристройки, служившей святилищем или сокровищницей; в ней найдены замечательные пластины из слоновой кости, покрытые сложными резными многофигурными изображениями (May, 1935).

Рис. 7.29. Изометрия общественного здания (возможно, египетской резиденции)

В целом подобный план развивал принципы, выработанные в среднем бронзовом веке. То же следует сказать и о жилых домах (рис. 7.31). При разнообразии размеров и числа помещений основу их плана составляли внутренний прямоугольный двор и ряд обрамлявших его комнат. В особо богатых и административных зданиях засвидетельствованы большие залы с рядами поддерживавших перекрытия деревянных колонн и вторыми этажами (рис. 7.32).

В храмовой архитектуре также сохранялись планы, а в ряде случаев (Асор, Мегиддо и др.) и сами конструкции среднего бронзового века, усложненные в результате достроек и реконструкций (Yadin, 1975). В больших прямоугольных конструкциях серия помещений (до трех) располагалась по длинной оси (рис. 7.33-7.34). В последнем помещении напротив входа находилась алтарная ниша ("святое святых"). В Асоре вход в храм фланкировался фигурами львов (рис. 7.35), вдоль внутренних стен залов был сооружен базальтовый артостат, рельефы на алтаре в главном зале изображали круг с двумя скрещенными спицами - символ бога бури Адада (Ваала), его же, возможно, изображала плохо сохранившаяся статуя божества, стоящего на быке. Подобные храмы и символы известны в Анатолии и Северной Сирии, что свидетельствует о близости культов на значительной территории. Корни же их символики, как и самих храмов, уходят в средний бронзовый век.

Рис. 7.30. План раскопок Мегиддо позднего бронзового века, слой VIII. XIV в. до Р.Х.

Рис. 7.31. Остатки дома позднего бронзового века в Иерихоне (по Кеньон)

Рис. 7.32. Дом дворцового типа позднего бронзового века (XIV в. до Р.Х.) из Телль Баташа. Изометрия нижнего этажа (по Мазару)

В других случаях храмы, сохраняя тот же плановый принцип, по пропорциям залов и даже постройки в целом напоминают "широкие дома" давних периодов (Сихем). Храмы включались теперь в комплекс священного участка (теменоса), состоявшего, помимо основного сооружения, из переднего двора и примыкавших к нему вспомогательных комнат и кладовых. Перед входом в храм сооружался массивный жертвенник и ставился вертикальный камень (и здесь продолжение древней традиции священных камней). Основной исследователь материалов раскопок Сихема Г. Райт (1964) предполагает связь этого камня с текстом Библии, согласно которому Иисус Навин, после обращения со своим завещанием к собранным в Сихем коленам Израилевым, "взял большой камень и положил его там под дубом, который подле святилища Господня. И сказал Иисус всему народу: вот, камень сей будет нам свидетелем: ибо он слышал все слова Господа, которые Он говорил с нами..." (Нав 24:26-27).

Рис. 7.33. План храма позднего бронзового века в Асоре (по Мазару)

Рис. 7.34. Раскопки храма в Асоре (по Мазару)

А. Мазар характеризует основной тип ханаанейского храма позднего бронзового века как "монументальное симметричное здание с входом через портик в главный зал, "святое святых" располагалось в главном зале напротив входа. В большинстве случаев главный зал был широким, почти квадратным помещением - вытянутую форму имели залы лишь в храмах, сохранившихся со среднего бронзового века, подобно храму Мегиддо. Традиция же "широких комнат" глубоко укоренена в религиозной архитектуре Палестины..." (Mazar, pp. 251-252).

В некоторых случаях ханаанейские архитектурные традиции совмещены с египетскими, проявляющимися прежде всего в оформлении интерьера. Так, в храме Беф-Шана найдены остатки типичных для египетской храмовой архитектуры каменных фриза и капители в виде цветка лотоса, в Лахише - такие же капители, а также специфические формы декоративных колонн и следы полихромной окраски стен. И те и другие не менее типичны для египетской традиции.

Наряду со следующими определенному плану большими храмами в позднем бронзовом веке известны многочисленные ханаанейские святилища и малые храмы со свободной планировкой, не подчиненной единому стереотипу. Внутри одного из таких святилищ в Асоре находились 11 каменных стел, на центральной было рельефное изображение двух молитвенно воздетых рук под символическими луной и полумесяцем (рис. 7.36:1). В этом же святилище найдены сидячая мужская каменная статуя, миниатюрное рельефное изображение льва, каменный стол для жертвоприношений, серебряный скипетр, глиняная маска и другие культовые объекты (рис. 7.36:2). В стелах этого замечательного комплекса А. Мазар видит связующее звено между ханаанейскими культовыми открытыми святилищами среднего бронзового века и подобными религиозными объектами близкого уже периода Единого царства.

Рис. 7.35. Базальтовый лев из храма в Асоре (по Мазару)

Рис. 7.36. Святилище позднего бронзового века в Асоре. 1. Общий вид со стелами, статуей сидящего мужчины (божества) и столом для жертвоприношений. 2. Находки во дворе святилища и на прилегающих участках (по Ядину)

Нерегулярную планировку имеют три перекрывших один другой храма, последовательно возведенных в XIII-XII вв. до Р. X. за пределами холма Лахиша, на месте рва среднего бронзового века (рис. 7.37). Все они имели усложненные специальной пристройкой проходы в главный зал с поддерживавшими перекрытие колоннами, "святое святых" на приподнятой платформе у задней стены зала, скамьи и - за внутренней стеной - вспомогательные помещения. Вне храмов найдены ритуальные ямы для вышедших из употребления культовых предметов. Предполагается принадлежность этих храмов особой, сторонней архитектурной традиции.

Наконец, некоторые связанные, скорее всего, с культовой практикой сооружения носят особый, не получивший пока единой интерпретации характер. Таково массивное квадратное здание близ Аммана с квадратным же центральным залом или открытым двором, обрамленным прямоугольными помещениями. Круглый камень в центре двора (или зала) мог быть базой колонны, алтарем или священной стелой. Многочисленные и многообразные изделия, включавшие импортные египетские, минойские и микенские предметы (вазы, каменные сосуды, скарабеи, золотые украшения, цилиндрические печати и пр.), найдены здесь вместе с обожженными человеческими костями, принадлежащими как взрослым, так и детям. Существует ряд интерпретаций этого загадочного памятника, но общепризнанной, повторяю, пока нет. Представляется наиболее вероятным предположение Райта и Кемпбелла о наличии здесь религиозного центра особого племенного объединения Заиорданья, возможно, заметно отличавшегося от ханаанеев.

Во всяком случае, приведенные археологические свидетельства позволяют говорить о весьма значительной роли храмов в жизни населения Палестины позднего бронзового века, о развитии, многообразии и поисковом характере культовой практики и в то же время о нарастании консолидирующих религиозных тенденций, охватывающих значительные территории и многие человеческие группы.

Рис. 7.37. Храм III в Лахише. Поздний бронзовый век

Керамика Палестины позднего бронзового века отмечена возрастающим многообразием, совершенствованием, формированием специфичных локальных и хронологических групп. Это обусловлено как внутренним развитием, сохранением и обогащением (несмотря на перипетии переходного периода) ряда традиций, культурных и технических достижений среднего бронзового века, так и заметной активизацией различных форм связей (прежде всего торговых) ханаанейской Палестины с Сирией, Египтом, Кипром, Балкано-Эгейским регионом. Соответственно в керамике этого периода отражены как разные, достаточно высокоразвитые уже традиции, так и их взаимодействие (рис. 7.38-7.39). Вместе с тем хронологические позиции керамических групп могут устанавливаться и коррелироваться по различным направлениям сличений и по импортам, связанным с различными же хорошо разработанными системами датировок.

Прежде всего отмечу, что среди местной керамики, несмотря на кажущееся огрубение форм, выработанных еще в среднем бронзовом веке (кратеров, горшков, кубков, кувшинов, флаконов и пр.), заметно разнообразнее становится орнаментация. Особенно это касается росписи, в которой при сохранении доминанты геометрических композиций все большее место начинают занимать изобразительные мотивы - зооморфные, а в единичных случаях и антропоморфные. Композиции росписи четко выработаны. Распространены фризы, внутри которых выделены триглифы (вертикальные системы коротких отрезков, зигзага, решеток) и метопы (прямоугольные панели, заполненные изобразительными мотивами, среди которых "древо жизни", фланкированное антилопами, птицы, шествия животных или людей, геометрические фигуры и пр.).

Особую группу составляют бихромные сосуды (рис. 7.38, А). Возникнув в конце среднего бронзового века, группа эта гомогенно развивалась на протяжении XVI и XV вв. до Р. X. Местные технологические приемы, формы орнаментации сочетаются в ней с кипрскими (например, со специфически выполненными изображениями рыб, морских птиц, быков и пр.). И распространена группа более всего в приморской равнине. Специальный анализ глины показал, что определенная часть сосудов группы произведена на Кипре, но специально для Палестины и по ханаанейским образцам, или же - живущими на Кипре эмигрантами из Сиро-Палестинского региона (Mazar, p. 260), что и объясняет эклектизм группы.

С местной традицией связана и еще одна керамическая группа, орнаментация которой выполнена коричневой ("шоколадной") краской по белому фону (рис. 7.38, В). Ее корни тоже уходят в средний бронзовый век.

Резко возрос ранее весьма ограниченный импорт в Палестину собственно кипрской керамики, специфичной и по технологии (ручная лепка), и по формам, и по обработке поверхности, и по орнаментации. Она представлена рядом групп (белоангобированная, монохромная, белая расписная и пр.). Большая часть кипрских сосудов может быть отнесена к столовой посуде и к туалетным флаконам, предназначенным для благовоний и масел (рис. 7.38, D).

Рис. 7.38. Керамика позднего бронзового века. А. Бихромные сосуды. В. Сосуды с росписью "шоколадным" по белому. С. Местные формы. D. Импортная кипрская керамика

Рис. 7.39. Сосуды позднего бронзового века. 1. Кратер бихромной группы из Телль Нагилы (XVI-начало XV вв. до Р. X.). 2. Микенский кратер из Дана (по Мазару)

В позднем бронзовом веке в Палестине распространяется и импортная микенская керамика из Пелопонеса и с Эгейских островов. Она представлена в основном малыми формами, выполненными на круге быстрого вращения, и отличается особо высоким качеством, изысканностью форм и геометрической расписной орнаментацией.

Рис. 7.40. Оружие позднего бронзового века: секач, кинжал, наконечник стрелы (по Мазару)

Рис. 7.41. Базальтовые рельефы львов из Беф-Шана (по Мазару)

На редких крупных сосудах известны фризы с изображением колесниц.

Распространение импортной керамики обусловлено активизацией прежде всего морской торговли, которая непосредственно засвидетельствована остатками кораблей этого периода у берегов Турции, ныне найденными подводными археологами. И с этим же связано заметное увеличение числа бронзовых изделий, как импортных, так и отлитых в местных мастерских, но из металла не только собственных палестинских месторождений, но и поступавшего с того же Кипра, который превратился в основной центр добычи меди Восточного Средиземноморья. Репертуар бронзовых изделий заметно возрос. Появились новые, достаточно совершенные формы. Оружие представлено уже мечами как обычными, так и специфической для Древнего Востока серповидной формы, листовидными кинжалами, отлитыми вместе с рукояткой, черешковыми и втульчатыми наконечниками копий и черешковыми вытянутыми наконечниками стрел (рис. 7.40), орудия - топорами, теслами, долотами. Из бронзы и серебра отливались статуэтки, серебро и золото применялось для производства украшений, число которых в этот период ограничено, что А. Мазар связывает с египетским господством и соответствующей эксплуатацией Ханаана.

Специфика периода, выраженная в резком усилении связей со смежными областями и воздействия традиций последних на Ханаан, четко проявилась и в искусстве позднего бронзового века Палестины. Произведения монументального искусства - рельефы львов из Асора и Беф-Шана (рис. 7.41), являясь безусловной принадлежностью ханаанейской культуры, связаны с северосирийскими прототипами среднего бронзового века (из Эблы и Алалаха). То же следует сказать о малой каменной антропоморфной скульптуре (рис. 7.42), некоторые экземпляры которой могут рассматриваться как изображения царей. Второй формой ханаанейского монументального искусства были стелы, изображавшие божества, прежде всего Ваала. Одна из стел, найденных в Заиорданье, имела изображение вождя перед богом, выполненное в египетской традиции.

Рис. 7.42. Известняковый сосуд для возлияний из Телль Бейт Мирсима (по Кеньон)

Рис. 7.43. Ларец из слоновой кости. Поздний бронзовый век. Мегиддо (по Райту)

Рис. 7.44. Плакетка из слоновой кости с изображением грифона (по Кеньон)

В отличие от монументальной скульптуры, произведения глиптики достаточно многочисленны. В первую очередь они представлены цилиндрическими печатями. Не менее 400 печатей найдено в Палестине, в Сирии во много раз больше. Первоисточником же их оставалась Месопотамия. В Палестине сирийский стиль печатей был воспринят еще в среднем бронзовом веке и сохранялся в начале позднего, где затем появляются печати с изображениями Ваала и Астарты, и печати так называемого метаннийского стиля (с зооморфными и антропоморфными фигурами, "древом жизни" и пр.), встречаются также импортные кипрские и ассирийские печати, и наконец, весьма многочисленные египетские печати-скарабеи.

Особо должна быть отмечена резьба по слоновой кости, получившая в рассматриваемый период развитие и значительное распространение в Палестине (рис. 7.43-7.44), где она представлена многими сотнями изделий (Мегиддо, Лахиш, Телль эль-Фара (южн.). Среди них пластины, ларцы для туалетных принадлежностей и косметических средств и др. Многие покрыты сложными многофигурными резными и рельефными изображениями людей, львов, лошадей, колесниц, фантастических животных, целыми сценами дворцовых и культовых церемоний, битв, триумфальных процессий, охоты и пр. Е. Кантор выделяет среди них местные формы - собственно ханаанейские или подобные же, но с египетскими или микенскими воздействиями - и импортные - микенские, египетские, хеттские (Kantor, 1956).

В целом этот вид изобразительного искусства демонстрирует как высокое развитие местной традиции, так и активные международные связи, воздействовавшие не только на экономику, но и на духовную жизнь Ханаана, в определенной мере отражавшую, по мнению А. Мазара, космополитический характер развития Палестины в этот период (Mazar, 1990, р. 271).

Ряд статуэток отлит из бронзы. В них видят прежде всего изображения основных богов ханаанейского пантеона - Ваала (представленного вооруженным молодым воином) (рис. 7.45), Эла, сидящего на троне, и Астарты - богини любви и плодородия. Их же фигуры или лица представлены на штампованных золотых и серебряных подвесках, что продолжает традицию предыдущего периода. Статуэтки людей встречаются значительно реже (рис. 7.46). То же следует сказать и о глиняной пластике: большинство ханаанейских статуэток изображают нагую богиню плодородия (рис. 7.47), лишь немногие - смертных женщин на ложе - поза, хорошо известная в египетском искусстве, оказывавшем наиболее значительное влияние на ханаанейское.

Рис. 7.45. Бронзовая статуэтка позднего бронзового века из Мегиддо. Возможно, изображение Хадада (Ваала) (по Мазару)

Рис. 7.46. Бронзовый рельеф царя или вельможи из Асора (по Мазару)

Погребальный обряд позднего бронзового века Палестины, как и в более ранние периоды, многообразен. Сохраняется тысячелетний обычай устройства долговременных семейных склепов в естественных или искусственных пещерах, в некоторых из них похоронены останки сотен людей с соответствующим обильным инвентарем. На одних некрополях встречены простые могильные ямы с индивидуальными погребениями, на других - кирпичные камеры, на третьих - каменные наброски. Сохраняется и отмеченный в ряде предшествующих периодов обряд погребения в катакомбах с входными шахтами, к каждой из которых примыкали одна или несколько подземных камер. Известны и каменные мавзолеи с перекрытиями, опиравшимися на консоли, связанные, возможно, с погребениями представителей верхушки общества, тем более, что располагались они в пределах городов, где захоронения в рассматриваемый период совершались очень редко. Особую группу составляют погребения в глиняных антропоидных саркофагах (рис. 7.48), которые, скорее всего, связаны не только с египетской традицией, но и с самими египтянами, входившими в административные органы или воинские подразделения, размещенные в Палестине в период оккупации.

Что касается перечисленных выше прочих вариантов погребальной практики, то многообразие их, как и ранее, обусловлено локальными традициями и изначальной разнородностью воспринявшего ханаанейскую культуру населения Палестины. Следует подчеркнуть поразительную стойкость на протяжении ряда длительных периодов как определенных видов погребальных сооружений и обрядов, так и их сочетаний: естественные пещеры сосуществуют с различными видами искусственных камер, ям, катакомб, индивидуальные захоронения - с коллективными, трупоположения - с вторичными захоронениями разрозненных костей.

Рис. 7.47. Глиняная плакетка с рельефом богини плодородия, возможно, Астарты (по Мазару)

Поздний бронзовый век Палестины отмечен поразительным многообразием и динамикой социально-экономических, политических, культурных, религиозных, этнических процессов. Экспансия фараонов XVIII и XIX династий Египта с юга (рис. 7.49) сочеталась с вторжениями хеттов с севера и кочевых скотоводов пустыни с северо-востока при продолжающемся развитии ханаанейских городов-государств и прочих местных семитских образований. Соответственно в духовной и материальной культуре оригинальные ханаанейские традиции взаимодействовали с проявляющимися в самых различных формах - от архитектуры до письменности и духовной жизни - египетскими, сирийскими - прежде всего угаритскими, - месопотамскими, кипрскими, эгейскими воздействиями. Внутреннее развитие населения и его перегруппировки усложнялись миграциями с появлением новых этнических феноменов. К последним следует отнести и распространение в Палестине древних евреев, на много веков определившее дальнейшие судьбы этого уникального региона и давшее начало собственно библейской истории.

Рис. 7.48. Саркофаги из Телль эль-Балаха (по Мазару)

Рис. 7.49. Взятие Аскалона египтянами. Рельеф храма Амона в Карнаке. XIII в. до Р. X. (время Рамзеса II или Мернепты) (по Мазару)

СОДЕРЖАНИЕ