СОДЕРЖАНIЕ
ПЕРВАГО ТОМА
Твореній Святыхъ Отцевъ.
ТВОРЕНІЯ СВ. ГРИГОРІЯ БОГОСЛОВА.

Печатается по изданiю: Москва, в типографiи Августа Семена, при Императорской Медико-Хирургической Академiи. 1843 г.

СЛОВО 1, на Пасху и о своемъ замедленіи
СЛОВО 2, къ призвавшнмъ въ началј, но не срјтившимъ Св. Григорія, когда онъ сталъ пресвитеромъ
СЛОВО 3, въ которомъ Григорій Богословъ оправдываетъ удаленіе свое въ Понтъ, по рукоположеніи въ Пресвитера, и потомъ возвращеніе оттуда; так-же учитъ , какъ важенъ санъ Священства , и каковъ долженъ быть Епископъ
СЛОВО 4, первое обличительное на царя Юліана
СЛОВО 5, второе обличительное на царя Юліана
СЛОВО 6, о мирј, говоренное въ присутствіи отца, послј предшествовавшаго молчанія, по случаю возсоединенія монашествующихъ
СЛОВО 7, надгробное брату Кесарію , говоренное еще при жизни родителей.
СЛОВО 8, надгробное Горгоніи, сестрј Св. Григорія Назіанзина
СЛОВО 9, защитительное, по рукоположеніи Св. Григорія Богослова въ Епископа Сасимскаго, говоренное имъ отцу своему Григорію, въ присутствіи Василія Великаго.
СЛОВО 10, защитительное, по возвращеніи Св. Григорія Богослова изъ уединенія , говоренное имъ отцу своему и Васидію Великому
СЛОВО 11, говоренное брату Василія Великаго, Св. Григорію, епископу Нисскому, когда ояъ пришелъ къ Св. Грвгорію Богослову, по рукоположеніи его въ Епископа
СЛОВО 12, говоренное отцу, когда поручилъ ему попеченіе о Назіанзской церкви
СЛОВО 13, произнесенное при рукоположеніи Евлалія въ Епископа Доарскаго
Слово 1.

На Пасху и о своемъ замедленіи [1].

Воскресенія день — благопріятное начало. Просвјтимся торжествомъ, и объимемъ другъ друга. Рцемъ: братія, и ненавидящимъ насъ (Ис. 66, 5), кольми паче тјмъ, которые изъ любви что-нибудь сдјлали или потерпјли. Уступимъ все Воскресенію; простимъ другъ друга: и я (упомяну о семъ теперь), подвергшійся доброму принужденію, и вы, употребившіе доброе принужденіе; хотя нјсколько и сјтуете на меня за умедленіе. Можетъ быть, предъ Богомъ оно лучше и драгоцјннје, нежели поспјшность другихъ. Хорошо и уклоняться нјсколько отъ призванія Божія, какъ въ древности поступилъ Моисей, а послј Іеремія; хорошо и поспјшать съ готовностію на гласъ Зовущаго, какъ Ааронъ и Исаія, только-бы то и другое было по благочестію, — одно по причинј собственной немощи, а другое по надеждј на силу Зовущаго. Въ день таинства помазанъ я; въ день таинства удалился не надолго, чтобы испытать самого себя; въ день таинства и возвращаюсь [2], избравъ сей день добрымъ попечителемъ моей боязливости и немощи, дабы Воскресшій нынј изъ мертвыхъ и меня обновилъ Духомъ, и, облекши въ новаго человјка, для новой твари, для раждаемыхъ по Богу, содјлалъ добрымъ образователемъ и учителемъ, который со Христомъ и умираетъ охотно и воскресаетъ.

Вчера закланъ былъ Агнецъ, помазаны двери, Египетъ оплакивалъ первенцевъ; мимо насъ прошелъ погубляющій, печать для него страшна и досточтима, и мы ограждены драгоцјнною кровію: нынј мы чисто убјжали изъ Египта, отъ жестокаго властителя Фараона и немилосердыхъ приставниковъ, освободились отъ бренія и плинфодјланія, и никто не воспрепятствуетъ намъ праздновать Господу Богу нашему праздникъ изшествія, — и праздновать не въ квасј ветсј злобы и лукавства, но въ безквасіихъ чистоты и истины (1 Кор. 5, 8), не принося съ собою египетскаго кваса безбожнаго. Вчера я распинался со Христомъ, нынј прославляюся съ Нимъ; вчера умиралъ съ Нимъ, нынј оживаю; вчера спогребался, нынј совоскресаю.

Принесемъ-же дары Пострадавшему за насъ и Воскресшему. Можетъ быть, вы думаете, что я говорю о золотј, или о серебрј, или о тканяхъ, или о прозрачныхъ и драгоцјнныхъ камняхъ. Это — вещество земное, преходящее и на землј остающееся, котораго всегда больше имјютъ злые — рабы дольняго, рабы міродержателя. Нјтъ, принесемъ самихъ себя — стяжаніе самое драгоцјнное предъ Богомъ и Ему наиболје свойственное, воздадимъ Образу сотворенное по образу, познаемъ свое достоинство, почтимъ Первообразъ, уразумјемъ силу таинства [3] и то, за кого Христосъ умеръ. Уподобимся Христу; ибо и Христосъ уподобился намъ: содјлаемся богами ради Его; ибо и Онъ сталъ человјкомъ для насъ. Онъ воспріялъ худшее, чтобы дать лучшее; обнищалъ, чтобы намъ обогатиться Его нищетою; принялъ зракъ раба, чтобы намъ получить свободу; снизшелъ, чтобы намъ вознестись; былъ искушенъ, чтобы намъ побјдить; претерпјлъ безславіе, чтобы насъ прославить; умеръ, чтобы спасти; вознесся, чтобы привлечь къ Себј долу лежащихъ въ грјховномъ паденіи. Пусть кто все отдастъ, все принесетъ въ даръ Богу, Который предалъ Себя за насъ въ цјну искупленія: ничего не принесетъ онъ равнаго тому, какъ если представитъ Ему самого себя, разумјющаго силу таинства и содјлавшагося всјмъ для Христа, какъ Онъ для насъ.

Сей [4] Пастырь добрый, полагающій душу за овцы, вамъ, какъ видите, плодоприноситъ Пастыря. Ибо сего надјется онъ и желаетъ, и проситъ отъ васъ, пасомыхъ имъ [5]. Онъ даетъ вамъ себя сугубаго вмјсто одного, и жезлъ старости дјлаетъ жезломъ духа; къ неодушевленному храму присовокупляетъ одушевленный [6], къ храму прекрасному и небовидному — другой, который, какъ-бы ни былъ скуденъ и малъ, но для него, безъ сомнјнія, весьма дорогъ, и совершенъ имъ съ великими усиліями и трудами, и (о если бы можно было сказать!) достоинъ трудовъ его. Все свое предлагаетъ онъ вамъ, — какое великодушіе, или, справедливје сказать, какое чадолюбіе! Предлагаетъ сјдину и юность, храмъ и Архіерея, завјщателя и наслјдника, предлагаетъ слова [7], которыхъ вы желали, и слова не пустыя, теряющіяся въ воздухј и не проникающія далје слуха, но которыя пишетъ Духъ, не черниломъ, но благодатію, напечатлјваетъ на скрижаляхъ каменныхъ или плотяныхъ, — слова, не слегка на поверхности начертываемыя и удобно изглаждающіяся, но глубоко врјзывающіяся. Вотъ что приноситъ вамъ сей досточтимый Авраамъ, Патріархъ, честная и достоуважаемая глава, вмјстилшце всјхъ доблестей, образецъ добродјтели, совершенство священства, приносящій нынј добровольную жертву Господу, — своего единороднаго, рожденнаго по објтованію.

А вы, какъ даръ и плодъ, принесите Богу и намъ расположеніе — быть доброю паствою, вселяясь на мјстј злачнј и воспитываясь на водј упокоенія (Пс. 22, 1-2). Хорошо зная Пастыря и будучи имъ знаемы, идите за тјмъ, кто зоветъ пастырски и свободно, чрезъ дверь, а не слјдуйте чуждому, перескакивающему чрезъ ограду, разбойнически и коварно. Не слушайте чуждаго гласа, похищающаго отъ истины и расточающаго по горамъ, по пустынямъ, по дебрямъ, по мјстамъ, которыхъ не посјщаетъ Господь, — гласа, отводящаго отъ здравой вјры въ Отца, и Сына и Святаго Духа, во едино Божество и силу; вјры, которой вјщанію всегда внимали и да внимаютъ всегда мои овцы; не слушайте гласа, который нечистыми и поврежденными словами отторгаетъ и увлекаетъ отъ истиннаго и перваго Пастыря. Далече отъ всего того, какъ отъ зелія чарующаго и смертоноснаго, да даруетъ Онъ всјмъ намъ, — и пастырямъ и стаду, и питаться и питать, и всјмъ нынј и въ вјчномъ упокоеніи быть едино во Христј Іисусј. Ему слава и держава во вјки. Аминь.

Примјчанія:

[1] Слово сіе говорено по слјдующему случаю. Когда св. Григорій противъ воли былъ поставленъ въ пресвитера, съ назначеніемъ вспомоществованія въ управленіи назіанзскою паствою Епископу, престарјлому отцу его; тогда св. Григорій, по чувству смиренія и потому, что въ новомъ назначеніи видјлъ препятствіе своему стремленію къ жизни созерцательной, удалился было въ Понтъ: однако, немного спустя, въ самый день Пасхи, онъ возвратился въ Назіанзъ, и произнесъ настоящее слово.

[2] Подъ днемъ таинства, или какъ въ подлинникј, подъ словомъ: таинство разумјется въ первомъ случај праздникъ Рождества Христова, во второмъ — праздникъ Богоявленія, въ послјднемъ — Пасха.

[3] Настоящаго праздника.

[4] Отецъ св. Григорія.

[5] Здјсь разумјется желаніе отца св. Григорія, чтобы сей послјдній былъ его преемникомъ.

[6] Подъ неодушевленнымъ храмомъ разумјется храмъ, созданный отцемъ св. Григорія; подъ одушевленнымъ — самъ Григорій.

[7] Здјсь разумјются слова св. Григорія Богослова.

Слово 2.

Къ призвавшимъ въ началј, но не срјтившимъ св. Григорія, когда онъ сталъ пресвитеромъ.

Что не спјшите къ нашему слову, о други и братія, нјкогда столь скорые для того, чтобы принудить меня и извлечь изъ моей твердыни, то есть изъ пустыни, которую я возлюбилъ паче всего, которую я преимущественно чтилъ и избралъ себј руководительницею всей жизни, какъ содјйственницу и матерь божественнаго восхожденія, какъ обожительницу? Для чего то, что желали получить, пренебрегаете по полученіи? Для чего, повидимому, лучше умјете желать насъ, когда насъ нјтъ, нежели пользоватъся отъ насъ, когда мы съ вами, какъ будто вы хотјли только овладјть нашимъ любомудріемъ, а не извлекать изъ него пользу себј? Или же, прилично мнј сказать и сіе: быхомъ вамъ въ сытость (Ис. 1, 14), и притомъ — странное дјло! — прежде нежели вы насъ вкусили и испытали. Даже, какъ странника, вы не ввели меня, или, скажу сострадательнје, не введены и вы со мною; для чего, если не другое что, то заповјдь уважить надлежало. Какъ начинающему не дали вы мнј руководства, какъ боязливаго не ободрили меня, какъ потерлјвшаго насиліе не утјшили; напротивъ того, — не хотјлъ-бы сказать, однако скажу, — и праздникъ не въ праздникъ вы мнј сдјлали; не съ добрымъ предвјстіемъ вы меня приняли, и торжество растворили печалію; потому что недоставало при немъ самаго важнаго для удовольствія, — недоставало васъ, моихъ побјдителей, — несправедливо было-бы сказатъ: любителей. Такъ удобно пренебрегается все, что удобно препобјждается; раболјпно чтится высокое, и безчестится смиряющееся предъ Богомъ. Чего вы хотите? Судиться-ли мнј съ вами, или стать судіею? Произнести-ли приговоръ, или подвергнуть себя приговору? Ибо надјюсь, что и судимый одержу верхъ, и произнося судъ, праведно васъ осужу. Вина ваша въ томъ, что вы не равною мјрою воздаете за мою любовь; не отдаете чести моему послушанію, и нынјшняго усердія не представляете въ поруку за будущее, тогда какъ и при семъ усердіи едвали бы можно было положиться на будущее; потому что у всякаго болје горячности въ началј. Напротивъ того, каждый изъ васъ предпочитаетъ что-нибудь и старому и новому своему пастырю, не уважая сјдинъ и не ободряя юности.

Великолјпна изображаемая въ Евангеліи вечеря (Матф. 22, 2 и слјд.); угощающій ласковъ; тамъ — и друзья, и самое пріятное пиршество, это — бракъ Сына. Но Царь созываетъ, а гости не приходятъ. Онъ гнјвается, и, — умалчиваю о томъ, что было за симъ, какъ о предвјщающемъ грозное, но скажу, что легче выговорить, — Царь наполняетъ пиршество другими. Не желаю вамъ сего; но вы поступили со мною (могу ли говорить кротко?) — и тјхъ высокомјрнје и дерзостнје; потому что они, будучи званы, отреклись отъ вечери и оскорбили Звавшаго; а вы — нечужіе, вы — не званные на бракъ, но сами призвали меня, сами привлекли къ сей священной трапезј, сами показали мнј великолјпіе брачнаго чертога, и потомъ оставили меня. Таковы ваши великія доблести! Кто на село свое, кто къ парј воловъ новокупленныхъ, кто къ новобрачной супругј, кто за чјмъ-либо другимъ маловажнымъ, — всј вы разсјялись и убјжали, не заботясь ни о брачномъ чертогј, ни о женихј. Сіе весьма опечалило и привело меня въ затрудненіе, — не умолчу о своихъ чувствованіяхъ, — я едва не удержалъ слово, которое хотјлъ принести въ брачный даръ, какъ лучшее и драгоцјннјйшее свое достояніе; и едва не обратилъ слова противъ васъ, возлюбленные; потому что однажды я потерпјлъ отъ васъ насиліе, — и могъ воспользоваться такимъ прекраснымъ случаемъ; притомъ, языкъ мой изощряла любовь, которая бываетъ весьма горяча и неистощима въ обвиненіяхъ, когда превращается въ ревность, оскорбившись неожиданнымъ пренебреженіемъ. Ежели кто изъ васъ былъ уязвленъ любовію и испыталъ презрјніе, то онъ знаеть силу сей страсти, и проститъ тјхъ, которые подверглись ей, и были близки къ такому-же безумію.

Впрочемъ, мнј и теперь неповолительно укорять васъ, и не желаю, чтобы когда-нибудь было позволено. Можетъ быть, и сказанное мною — чрезъ мјру укоризненно для васъ, священное стадо, достохвальныя овцы Христовы, Божіе достояніе, которымъ богатъ ты*(Здјсь св. Григорій обращается къ отцу своему.), при всей своей бјдности. Мнј кажется, что прилично отнести къ тебј сіи слова Писанія: вервь пролегла для тебя по прекраснымъ мјстамъ, и удјлъ твой всего пріятнје для тебя (Пс. 15, 6). Я не уступлю ни въ чемъ преимущества предъ нами самымъ многолюднымъ городамъ, самымъ обширнымъ изъ паствъ; хотя мы малочисленны въ наименьшемъ колјнј сыновъ Израилевыхъ, хотя мы весьма малочисленны въ тысячахъ Іудиныхъ; мы — малый изъ городовъ Вифлеемъ, въ которомъ рождается Христосъ, и нынј и издревле право познаваемый и почитаемый; мы Отца превозносимъ, Сына почитаемъ равнымъ Ему, и Духа Святаго спрославляемъ. Мы единодушны, единомыслимъ, нимало не оскорбляемъ Троицы ни приложеніемъ, ни отсјченіемъ, какъ худые распорядители и мјрители Божества, которые унижаютъ и оскорбляютъ все, тјмъ самымъ, что одно почитаютъ болје надлежащаго.

Если же хотите чјмъ-нибудь воздать мнј, вы — нива моя, виноградъ мой, утроба моя, или лучше, сего общаго нашего отца, который благовјствованіемъ породилъ насъ во Христј: то окажите уваженіе и мнј, какъ требуетъ того справедливость; потому что я предпочелъ васъ всему, — въ чемъ свидјтели — сами вы и поручившіе мнј сіе правленіе, или служеніе. И если возлюбившему больше и обязаны мы больше: то какъ измјрю любовь, къ которой я обязалъ васъ моею любовью?

Но большее уваженіе оказывайте къ самимъ себј; почтите ввјренный вамъ образъ и Ввјрившаго оный, почтите страсти Христовы и надежду будущей жизни. А для сего храните вјру, которую приняли, въ которой воспитаны, которою надјетесь сами спастись (1 Кор. 15, 1-2) и другихъ спасти: ибо знаете, что немногіе могуть похвалиться тјмъ-же, чјмъ и вы. Благочестіе поставляйте не въ томъ, чтобы часто говорить о Богј, но въ томъ, чтобы больше молчать; ибо языкъ, не управляемый разумомъ — претыканіе для всјхъ людей. Всегда держитесь той мысли, что безопаснје слушать, нежели говорить; вожделјннје учиться, нежели учить о Богј; тщательнјйшее о семъ изслјдованіе предоставляя строителямъ слова, сами выказывайте благочестіе менје словомъ, а болје дјломъ, и обнаруживайте любовь свою къ Богу болје соблюденіемъ заповјдей Его, нежели удивленіемъ къ Законодателю; убјгайте зла, преуспјвайте въ добродјтели, духомъ живите, дѵхомъ ходите, имъ привлекайте вјдјніе; назидайте на основаніи вјры не дрова, сјно, тростіе — вещество слабое, которое легко можетъ истребиться, когда дјла наши будутъ судимы или очищаемы огнемъ, — но злато, сребро и каменіе честно (1 Кор. 3, 16), — вещества твердыя и пребывающія. Такъ поступайте, а тјмъ прославляйте и насъ, будете ли съ нами, или не будете, нашими ли будете пользоваться словами, или найдете что-нибудь другое предпочтительнје. Будьте чистыми и непорочными чадами Божіими посреди рода лукаваго и развращеннаго; не опутывайтесь сјтями нечестивыхъ, окрестъ ходящихъ, и не связывайтесь пленицами своихъ грјховъ (Притч. 5, 22); Слово Божіе да не будетъ подавлено въ васъ заботами житейскими, чтобы вамъ не остаться безплодными. Но идите царскимъ путемъ, не уклоняясь ни направо, ни налјво, и подъ руководствомъ Духа шествуйте узкимъ путемъ, какъ пространнымъ. Тогда все у насъ будетъ блатоуспјшно и въ настоящей жизни и на будущемъ испытаніи во Христј Іисусј Господј нашемъ, Которому слава во вјки. Аминь.

Слово 3.

Въ которомъ Григорій Богословъ оправдываетъ удаленіе свое въ понтъ , по рукоположенiи въ пресвитера , и потомъ возвращенiе оттуда ; также учитъ, какъ важенъ санъ священства, и каковъ долженъ быть епископъ

Я побјжденъ, и признаю надъ собою побјду. Повинухся Господеви и умолихъ Его (Пс. 36, 7). Такъ да начнетъ слово мое блаженнјйшій Давидъ, или, лучше сказать, Вјщавшій въ Давидј и еще до нынј чрезъ него Вјщающій ! Ибо для начинающаго всякое слово и дјло самый лучшій порядокъ—и начинать Богомъ, и оканчивать Богомъ.

О причинј-же моего прежняго противленія и малодушія, по которому я удалихся бјгая, и водворихся (Пс. 54, 8) на не малое время вдали отъ васъ, можетъ быть и желавшихъ моего пребыванія у васъ, а равно и по причинј настоящей моей покорности и перемјны, по которой я самъ возвратился къ вамъ, пусть всякій говоритъ и думаетъ по своему; такъ какъ одинъ ненавидитъ, а другой любитъ; иный не извиняетъ, а другой даже одобряетъ меня. Людямъ всего пріятнје разсуждать ј чужихъ дјлахъ, особливо, если увлекаются или благорасположеніемъ, или ненавистію; въ какомъ случај всего чаще и скрывается отъ нихъ истина. Но я, отложивъ стыдъ, представлю истину, и для објихъ сторонъ, то есть, для обвиняющихъ меня и для защищающихъ усердно, буду правдивымъ посредникомъ, самъ себя въ иномъ обвиняя, а въ иномъ оправдывая. И чтобы слово мое шло въ надлежащемъ порядкј, скажу сперва о толмъ, что было со мною прежде—о моей боязливости. Ибо не могу снести, чтобы мною соблазнялись нјкоторые изъ наблюдающихъ тщательно за всјми моими поступками, правильны-ли они, или нјтъ (такъ дакъ Богу угодно, чтобы и я значилъ нјчто для Христіанъ); а соблазнившихся, если найдутся таковые, уврачую симъ защитительнымъ словомъ. Всего лучше не полагать другимъ преткновенія или соблазна, не погрјшая и даже не подавая подозрјнія, сколько сіе возможно, и сколько достанетъ силъ ума; потому что знаемъ, какое неизбјжное и тяжкое наказаніе опредјлилъ Неложный (Т и т. 1, 2) соблазнившимъ и единаго отъ малыхъ. Но я подвергся сему, братія, не по невјденію и недоразумјнію, напротивъ того (похвалюсь, хотя нјсколько), по другимъ причинамъ, а не потому, чтобы презиралъ Божіи законы и повелјнія.

Какъ въ тјлј, иное начальствуетъ и какъ-бы предсјдательствуетъ, а иное состоитъ подъ начальствомъ и управленіемъ: такъ и въ Церквахъ ( по закону-ли справедливости, воздающей по достоинству, или по закону Промысла, все связующаго), Богъ постановилъ, чтобы одни, для кого сіе полезнје, словомъ и дјломъ направляемые къ своему долгу, оставались пасомыми и подначальными; а другіе, стоящіе выше прочихъ по добродјтели и близости къ Богу, были Пастырями и Учителями къ совершенію Церкви, и имјли къ другимъ такое-же отношеніе, какое душа къ тјлу и умъ къ душј, дабы то и другое, недостаточное и избыточествующее, будучи, подобно тјлеснымъ членамъ, соединено и сопряжено въ одинъ составъ, совокуплемо и связано союзомъ Духа, представляло одно тјло, совершенное и истинно достойное самаго Христа—нашей Главы. Посему не думаю, чтобы безначаліе и безпорядокъ были полезнје порядка и начальства, какъ для всего прочаго, такъ и для людей; напротивъ того, всего менје полезны они людямъ, которымъ угрожаетъ опасность въ важнјйшемъ. Для нихъ, если не соблюдутъ перваго требованія разума, чтобы не грјшить, важно второе, чтобы согрјшившіе возвращаемы были на истинный путь. А поелику хорошо и справедливо быть начальникамъ и подначальнымъ; то, по моему мнјнію, равно худо и въ одинакой мјрј противно порядку, какъ всјмъ желать начальства, такъ и никому не принимать онаго на себя. Когда-бы всј стали избјгать сего начальствованія или, правильнје назвать, служенія; тогда-бы прекрасной полнотј Церкви не доставало значительнјйшаго, и она не была-бы уже прекрасною. Притомъ, гдј и кјмъ совершалось-бы у насъ таинственное и горј возводящее Богослуженіе, которое у насъ всего превосходнје и досточтимје, если-бы не было ни Царя, ни Князя, ни Священства, ни Жертвы (Осіи 3, 4.), ни всего того, чего, какъ важнјйшаго, были лишены непокоривые древле въ наказаніе за великія преступленія? Съ другой стороны ни мало не странно и не внј порядка, что многіе богомудрые изъ подначальныхъ восходятъ на степень начальника; сіе не вопреки правиламъ, какія предписываетъ любомудріе, и не предосудительно; равно какъ и то, что искусному корабельщику даютъ управлять корабельнымъ носомъ, а тому, кто, управляя носомъ, умјетъ наблюдать вјтры, повјряютъ кормило; или ( если угодно еще ) мужественный воинъ дјлается начальникомъ отряда, а хорошему начальнику отряда поручается все войско и распоряженіе всјми военными дјлами.

И я не степени сана устыдился, желая высшей, что, можетъ быть, подумаетъ иный изъ людей ни къ чему негодныхъ и злыхъ, которые судятъ о другихъ по собственнымъ своимъ страстямъ. Я не такъ мало разумјю и Божіе величіе и человјческую низость, чтобы для всякаго сотвореннаго естества не признавать великимъ дјломъ — хотя сколько-нибудь приближаться къ Богу, Который единъ всего свјтозарнје, всего славнје, и превосходитъ чистотою всякую вещественную и невещественную природу.

Итакъ что-же со мною произошло? Какая была причина моего непослушанія ? Многимъ казалось, что я былъ тогда самъ не въ себј, сдјлался совершенно инымъ человјкомъ, а не какимъ меня знали, противился и упорствовалъ болъше, нежели сколько было позволительно. Посему выслушайте тому причины вы, которымъ давно желательно ихъ знать.

Особенно пораженъ я былъ неожиданностію, подобно человјку, поражаемому внезапнымъ громомъ, не собрался съ мыслями; и потому преступилъ скромностъ, къ которой пріучалъ себя всю жизнь. Потомъ овладјла мною какая-то привязанность ко благу безмолвія и уединенія. Любя его съ самаго начала, сколько едва-ли любилъ кто другой изъ занимающихея науками, въ важнјйшихъ и опаснјйшихъ дла меня обстоятельствахъ давъ Богу објтъ безмолвной жизни, даже коснувшись уже оной, какъ находившійся въ преддверіи, и, по извјданіи, воспылавшій большимъ желаніемъ, я не вынесъ принужденія, не допустилъ ввергнуть себя въ мятежи и насильно отвлечь отъ такой жизни, какъ-бы отъ священнаго убјжища. Мнј казалось, что всего лучше, замкнувъ какъ-бы чувства отрјшившись отъ плоти в міра, собравшись въ самаго себя, безъ крайней нужды не касаясь ни до чего человјческаго, бесјдуя съ самимъ собою и съ Богомъ, жить превыше видимаго, и носитъ въ себј божественные образы, всегда чистые и несмјшенные съ земными и обманчивыми напечатлјніями, быть и непрестанно дјлаться истинно чистамъ зерцаломъ Бога и божественнаго, пріобрјтать ко свјту свјтъ— къ менје ясному лучезарнјйшій, пожинать уже упованіемъ блага будущаго вјка, сожительствовать съ Ангелами и, находясь еще на землј, оставлять землю и быть возносиму Духомъ горј. Если кто изъ васъ объятъ сею любовію; то пойметъ, что говорю, и извинитъ тогдашнее состояніе моего духа. Но слова мои не убјдятъ, можетъ быть, многихъ, именно всјхъ тјхъ, кому смјшнымъ кажется сей родъ жизни, къ которому они не расположены или по собственному неразумію, или потому что иные проходятъ его недостойно; подкрјпляемые завистію, также злонравіемъ и поползновеніемъ многихъ на худшее, они и хорошее именуютъ худымъ, любомудріе вазываютъ тщеілавіемъ. А отъ сего непремјнно погрјшаютъ въ одномъ изъ двухъ,—или дјлаютъ зло, или не вјрятъ добру.

Сверхъ сего произошло со мною еще нјчто (открою предъ вами всю мою тайну ): незнаю, благородно-ли это, или нјтъ; однако-же такъ было. Мнј стыдно было за другихъ, которые, будучи ничјмъ не лучше прочихъ (если еще не хуже ) , съ не умытыми, какъ говорится, руками, съ нечистыми душами берутся за святјйшее дјло, и прежде нежели сдјлались достойными приступить къ священству, врываются во святилище, тјснятся и толкаются вокругъ Святой Трапезы, какъ-бы почитая сей санъ не образцемъ добродјтели, а средствомъ къ пропитанію, не служеніемъ, подлежащимъ отвјтственности, но начальствомъ, не дающимъ отчета. И такіе люди, скудные благочестіемъ, жалкіе въ самомъ блескј своемъ, едва-ли не многочисленнје тјхъ, надъ кјмъ они начальствуютъ; такъ что, съ продолженіемъ времени и сего зла, не останется, какъ думаю, надъ кјмъ имъ и начальствовать,— когда всј будутъ учить, вмјсто того, чтобы, какъ говоритъ Божіе објтованіе, быть наученными Богомъ (Ис. 54, 13); всј станутъ пророчествовать, и, по древнему сказанію, по древней притчј, будетъ и Саулъ во пророцјхъ (1 Цар. 10, 11.). Иные пороки по временамъ то усиливались, то прекращались; но ничего никогда, и нынј и прежде, не бывало въ такомъ множествј, въ какомъ нынј у Христіанъ сіи постыдныя дјла и грјхи. Но ежели не въ нашихъ силахъ остановить стремленіе зла; то по крайней мјрј ненавидјть и стыдиться его есть не послјдняя стенень благочестія.

Но вотъ послјдняя причина, которзя важнје приведенныхъ; ибо касаюсь уже главнјйшаго въ словј, и не солгу (что было-бы и не позволительно разсуждающему о такомъ предметј); я не думалъ, и теперь не думаю, что-бы одно и тоже значило — водить стадо овецъ или воловъ, и управлять человјческими душами. Тамъ достаточно и того, чтобы волы или овцы сдјлались самыми откормленными и тучными. А на сей конецъ пасущій ихъ будетъ выбирать мјста, обильныя водою и злачныя, перегонять стада съ одного пастбища на другое, давать имъ отдыхъ, поднимать съ мјста и собирать, иныхъ жезломъ, а большую часть свирјлью. У пастыря овецъ и воловъ нјтъ другаго дјла, развј иногда придется ему повоевать немного съ волками и присмотрјть за больнымъ скотомъ. Всего же больше озабочиваютъ его дубъ , тјнь, свирјли и то, чтобы полежать на прекрасной травј, у студеной воды подъ вјтеркомъ устроить на время изъ зелени ложе, иногда съ стаканомъ въ рукј пропјть любовную пьснь, поговорить съ волами или овцами, и изъ нихъ же, что пожирнје, съјсть или продать. А о добродјтели овецъ или воловъ никто никогда не позаботится. Ибо что у нихъ за добродјтель? И кто изъ пастуховъ предпочиталъ собственному удовольствію полезное для стада? Но человјку, который съ трудомъ умјетъ быть подъ начальствомъ, еще, кажется, гораздо труднје уметь начальствовать надъ людьми, особенно имјть такое начальство, каково наше, которое основывается на Божіемъ законј и возводитъ къ Богу, въ которомъ чјмъ больше высоты и достоинства, тјмъ больше опасности даже для имјющаго умъ. И онъ во-первыхъ, подобно серебру и золоту обращаясь всюду, во всякомъ обстоятельствј и дјлј не долженъ звучать, какъ поддјлъная и нечистая монета, не долженъ нисколько содержать въ себј вещества х у дшаго, которое-бы требовало сильнјйшаго огня. Иначе тјмъ. большее произойдетъ зло, чјмъ надъ большимъ числомъ людей будетъ онъ начальствовать; потому что порокъ, распространяющійся во многихъ, значительнје порока, остановившагося на одномъ. И не такъ удобно ткань принимаетъ въ себя невыводимую краску, и близкія вещи занимаютъ одна отъ другой зловоніе или благовоніе, не такъ быстро разлйвается въ воздухј, и изъ воздуха сообщается животнымъ какое-нибудь вредное испареніе, провзводящее заразу и называемое заразою; какъ подчиненные въ скорјйшемъ обыкновенно времени принимаютъ въ себя пороки начальника, и даже пороки гораздо легче, нежели противное пороку — добродјтель. Въ семъ порокъ и и беретъ особенно верхъ надъ добродјтелію. И я всего болје скорблю при мысли, что порокъ есть дјло удобно возбуждающее къ соревнованію и безъ труда исполняемое, что всего легче сдјлаться порочнымъ, хотя-бы никто насъ въ томъ неруководствовалъ; напротивъ того стяжаніе добродјтели есть дјло рјдкое и трудное, хотя-бы и многое къ ней влекло и вобуждало. Сію самую мысль, какъ думаю, имјлъ и блаженнјйшій Аггей, когда приведенъ бмлъ къ сему чудному и весьма вјрному изображенію: Вопросите іереевъ о законј, говорить онъ: священное мясо, прикоснувшееся въ ризј къ какому-нибудь яству или питію, или сосуду, освятитъ-ли тотчасъ, что къ нему приблизилось? И когда іереи сказали: нјтъ; вопросите еще, говоритъ: когда что-либо прикоснется къ нечистой вещи, не тотчасъ-ли приметъ въ себя скверну? На сіе они сказали: приметъ, и по причинј сообщенія не будетъ уже чистымъ (Агг. 2, 13. 14.). Что значить сіе? То-же, что и я говорю. Добродјтель не удобопріемлема для человјческой природы, какъ и огонь для влажнаго вещества; но большая часть людей готовы и способны принимать въ себя худое, подобно тростнику, который, по сухости своей, легко воспламеняется и сгараетъ при ветрј отъ искры. Ибо всякій скорје принимаетъ въ себя въ большей мјрј малый порокъ, нежели высокую добродјтель въ малой мјрј. Такъ небольшее количество полыни тотчасъ сообщаетъ горечь свою меду, а медъ и въ двойной мјрј не сообщаетъ полыни своей сладости. Выдерни малый камень; онъ повлечетъ за собого всю рјку на открытое мјсто; удержать-же и преградить ее едва возможетъ самая твердая плотина.

Итакъ первое, чего изъ сказаннаго нами (бояться должно, есть то, чтобы намъ не оказаться худыми живописцами чудной добродјтели, особенно-же негоднымъ подлинникомъ для другихъ жпвописцевъ, можетъ быть и не худыхъ, но многихъ, или чтобы намъ не подойти подъ пословицу: беремся лечить другихъ, а сами покрыты струпами. Во вторыхъ, если-бы кто изъ насъ сохранилъ себя, даже сколъко можно болје, чистымъ отъ всякаго грјха; то незнаю еще, достаточно-ли и сего готовящемуся учить другихъ добродјтели. Кому ввјрено сіе, тотъ не только не долженъ быть порочнымъ (симъ гнушаются и многіе изъ подчиненныхъ ему); но долженъ отличаться добродјтелію, по заповјди, повелјвающей уклонитъся отъ зла и сотворить благо (Пс. 36, 27). Онъ обязанъ не только изглаждать въ душј своей худые образы, но и напечатлјвать лучшіе, чтобы ему превосходить другихъ добродјтелію большј, нежели сколько онъ выше ихъ достоинствомъ. Онъ долженъ не знать даже мјры въ добрј и въ восхожденіи къ совершенству, почитать не столько прибылію то, что пріобрјтено, сколько потерею то, что не достигнуто, пройденное-же обращать вссгда въ ступень къ высшему и не высоко думать о себј, если и многихъ превосходитъ, но признавать урономъ, если не соотвјтствуетъ въ чемъ сану. Ему должно измјрять успјхи свои заповјдію, а не примјромъ ближняхъ (порочны-ли они, или успјваютъ нјсколько въ добродјтели), не взвјшивать на малыхъ вјсахъ добродјтель, какою обязаны мы Великому, отъ Которага все, и для Котораго все , не думать, что всјмъ прилично одно и тоже; такъ какъ не у всјхъ одинъ и тотъ-же возрастъ, однј и тј-же черты лица, не одинакова природа жввотныхъ, не одинаковы качества земли, красота и величіе свјтилъ. Напротивъ того, должно почитать порокомъ въ частномъ человјкј то, что произведено имъ худаго, заслуживаетъ наказаніе и строго истязуется самымъ закономъ, а въ начальникј и нредстоятелј даже то, что онъ не достигъ возможнаго совершенства и не преуспјваетъ непрестанно въ добрј; потому что ему надобно превосходствомъ своей добродјтели привлекатъ народъ къ порядку, и не силою обуздывать, но доводить до порядка убјжденіемъ. Ибо , все, что дјлается недоброволъно, кромј того, что оно насильственно и не похвалыю, еще и не прочно. Вынужденное, подобно растенію, насильно согнутому руками, какъ скоро бываетъ оставлено на волј, обыкновенно возвращается въ прежнее свое положеніе. Напротивъ того, что дјлается по свободному произволенію, то, какъ скрјпляемое узами сердечнаго расположенія, и весьма законно и вмјстј надежно. Посему законъ нашъ и Самъ Законоположникъ особенно повелјваетъ пасти стадо не нуждею, но волею (1 Петр. 5, 2 ) .

Положимъ даже, что иный непороченъ и взошелъ на самый верхъ добродјтели; все еще не вижу, какимъ запасшися знаніемъ, на какую понадјявшись силу, отважится онъ на такое начальство. Ибо править человјкомъ, самымъ хитрымъ и измјнчивымъ животнымъ, по моему мнјнію, дјйствительно есть искусство изъ искуствъ, и наука изъ наукъ. Въ чемъ всякій можетъ удостовјриться, если врачеваніе душъ сравнитъ съ леченіемъ тјлъ, извјдаетъ, сколько трудно послјднее, и разберетъ, сколько наше врачеваніе еще труднје, а вмјстј и предпочтительнје, и ло свойству врачуемаго, и по силј знанія, и по цјли врачеванія. Одно трудится надъ тјлами, надъ веществомъ бреннымъ и стремящимся долу, надъ веществомъ, которое непремјнно разрушится и подвергнется своей участи, хотя теперь, съ помощію искуства, и преодолјется произшедшее въ немъ разстройство; ибо тјло, уступивъ природј и не выходя изъ своихъ предјловъ, будетъ разрушено или болјзнію или временемъ. А другое печется о душј, которая произошла отъ Бога и божественна, которая причастна горняго благородства, и къ нему поспјшаетъ, хотя и сопряжена съ худшимъ ( можетъ быть, и по другимъ причинамъ, какія извјстны единому Богу, сопрягшему ее съ тјломъ, и развј еще тому, кто самимъ Богомъ наученъ таковымъ тайнамъ, но сколько знаемъ — я и подобные мнј люди) для двухъ слјдующихъ цјлей. Во первыхъ, чтобы душа могла наслјдовать горнюю славу за подвигъ и за борьбу съ дольнимъ, и, бывъ здјсь искушена ими, какъ золото огнемъ, получила уповаемое въ награду за добродјтель, а не только какъ даръ Божій. И конечно, въ томъ верхъ благости Божiей, что добро содјлано и нашею собственностію, не только всјяно въ насъ съ естествомъ, на воздјлывается также нашимъ произволеніемъ и движеніями свободы преклонной на ту и другую сторону. Во вторыхъ, чтобы душа могла и худшее, постепенно отрјшая отъ дебелости, привлекать къ себј и возводить горј, чтобы она, ставъ руководительницею для служебнаго вещества, и обративъ его въ сослужебное Богу, была для тјла тјмъ-же, чјмъ Богъ для души.

Врачующій тјло принимаетъ во вниманіе мјсто, случай, возрастъ, время года и тому подобное, даетъ лекарства, предписываетъ образъ жизни, предостерегаетъ отъ вреднаго, чтобы прихоти больнаго не воспрепятствовали искуству; иногда-же, когда и надъ кјмъ нужно, употребляетъ прижиганія у рјзаніе и другіе еще болје жестокіе способы леченія. Хотя все сіе оказывается очень труднымъ и тяжелымъ, однакоже не столько, какъ наблюдать и врачевать нравы, страсти, поведеніе, свободное произволеніе и все въ насъ тому подобное, исторгать, что прирасло къ вамъ звјрскаго и дикаго, а вместо сего вводить и укоренять все, что есть кроткаго и благороднаго, установлять надлежащее отношеніе между душею и тјломъ, не попуская, чтобы лучшее управлялось худшимъ, что было-бы величайшею несправедливостію, но низшее по природј подчиняя начальственному и владычественному, какъ безъ сомнјнія требуетъ Божій законъ, прекрасно постановленный для всего творенія, и видимаго и сверхчувственнаго. Въ разсужденіи всего изчисленнаго мною примјчаю еще и то, что охраняемое врачемъ тјло, каково есть по своей природј, таковымъ и остается, само-же собою ни мало не злоумышляетъ и не ухищряется противъ средствъ, употребляемыхъ искуствомъ; напротивъ того, врачебное искуство владјетъ веществомъ, развј иногда произойдетъ какой либо временный безпорядокъ отъ воли больнаго, что впрочемъ не трудно предотвратить и пресјчь. А въ насъ мудрованіе, самолюбіе и то, что неумјемъ и не терпимъ легко уступать надъ собою побјду, служатъ величайшимъ препятствіемъ къ добродјтели, и составляютъ какъ-бы ополченіе противъ тјхъ, которые подаютъ намъ помощь. Сколько надлежало-бы прилагать старанія, чтобы открыть врачующимъ болјзнь, столько употребляемъ усилія, чтобы избјжать врачеванія. Мы храбры противъ самихъ себя и искусны ко вреду своего здравія. То рабски скрадываемъ грјхъ, утаевая его во глубинј души, какъ нјкоторый загноившійся и злокачественный струпъ, какъ будто, сокрывши отъ людей, сокроемъ и отъ великаго ока и суда Божія; то подъ различными предлогами извиняемъ въ себј грјхи, и придумываемъ оправданія своимъ страстямъ; то, эаградивши слухъ, подобно аспиду глухому и затыкающему уши принимаемъ всј мјры, чтобы не слышать гласа обавающихь (Пс. 57, 5. 6.), и не пользоваться врачевствами мудрости, которыми исцјляется душевный недугъ; то наконецъ (какъ поступаютъ болје смјлые и храбрые изъ насъ) явно не стыдимся ни грјха, ни врачующихъ грјхъ, идемъ, какъ говорится, съ открытою головою на всякое беззаконіе. Какое разстройство ума или какъ еще приличнје назвать такую болјзнь!—Кого надлежало-бы лгобить, какъ благодјтелей, гонимъ отъ себя, какъ враговъ, ненавидя обличающихъ во вратјхъ (Агг. 2, 15), гнушаясь словомъ праведнымъ (Амос. 5, 10.), и подобно тјиъ, которые, терзая собственную плоть, думаютъ, что терзаютъ плотъ ближнихъ, предполагаемъ иаиести тјмъ болъшій вредъ своимъ доброжелателямъ, чјмъ больше зла сдјлаемъ сами себј.

Посему-то полагаю, что наше врачебное искуство гораздо труднје, а слјдственно и предпочтительнје искуства врачевать тјла; но оно труднје еще и потому, что послјднее мало заглядываетъ въ глубь, болје-же занимается видимымъ: напротивъ того, наше врачеваніе и попеченіе все относится къ потаенному сердца человјку (1 Петр. 3 , 11.), и наша брань—со врагомъ, внутръ насъ воюющимъ и противоборствующимъ, который, оружіемъ противъ насъ употребляя насъ-же самихъ (что всего ужаснје!), предаетъ насъ грјховной смерти. А для сего намъ нужны: великая и совершенная вјра, въ большей мјрј Божіе содјйствіе, но не въ малой также, какъ убјжденъ я , и собственная наша ревность, выражаемая и дјйствительно оказываемая словомъ и дјломъ, если нужно, чтобы наши души, которыя для насъ всего предпочтительнје, хорошо были врачуемы, очищаемы и цјнимы дороже всего.

Что-же касается до цјли того и другаго врачеванія (намъ остается еще сличить ихъ въ семъ отношеніи); то цјль одного, или сохранить здоровье и благосостояніе плоти, когда оно есть, или возвратить, когда оно утрачено,—хотя и не извјстно, полезно-ли сіе будетъ обладающему здоровьемъ. Ибо и противоположное сему часто приносило великую пользу, равно какъ нищета и богатство, слава и безславіе, униженіе и знатность, также все, что по природј своей занимаетъ средину, не преклоняясь ни на ту, ни на другую сторону, дјлается лучшимъ и худшимъ по улотребленію и произволу обладающихъ. Но цјль другаго врачеванія — открылить душу, исхитить изъ міра и предать Богу, сохранить образъ Божій, если цјлъ, поддержать, если въ опаснјсти, обновить, если поврежденъ, всјлить Христа въ сердца (ЕФес. 3, 17.) Духомъ; короче сказать: того, кто принадлежитъ къ горнему чину, содјлать Богомъ и причастникомъ горняго блаженства. Сего хотятъ для насъ и пјстунъ законъ, и посредствующіе между Христомъ и Закономъ Пророки, и Совершвтель и конецъ духовнаго закона — Христосъ, и истощившее Себя Божество, и воспріятая плоть, и новое смјшеніе—Богъ и человјкъ—единый изъ Божества и человјчества, и чрезъ Единаго то и другое. Для сего Богъ примјсился къ плоти чрезъ посредство души, и далекое между собою совокуплено чрезъ сродство посредствующаго съ тјмъ и другимъ; все соединилось во едино за всјхъ и за единаго Праотца, душа. за душу преслушную, плоть за плотъ покорившуюся душј и вмјстј осужденную; Христосъ, непричастный грјху и высшій грјха, за Адама, бывшаго подъ грјхомъ. Для сего ветхое замјнено новымъ; страданіемъ воззванъ страдавшій; за каждый нашъ долгъ воздано особо Тјмъ, Кто превыше насъ; и открылось новое таинство —человјколюбивое Божіе смотрјніе и падшемъ чрезъ непослушаніе. Для сего рожденіе и Дјва, для сего ясли и Вифлеемъ; рожденіе вмјсто созданія, Дјва вмјсто жены, Вифлеемъ вмјсто Едема, ясли вмјсто рая, малое и видимое вмјсто великаго и сокровеннаго. Для сего Ангелы, славящіе Небеснаго, содјлавшагося потомъ Земнымъ, пастыри, видящіе славу на Агнцј и Пастырј; звјзда путеводствующая, волхвы покланяющіеся и приносящіе дары, чтобы прекратилось идолослуженіе. Для сего Іссусъ пріемлетъ крещеніе и свидјтельство свыше, для сего постится, бываетъ искушаемъ и побјждаетъ побјдившаго. Для сего изгоняются демоны, исцјляются болјзни, и великое дјло проповјди поручается малымъ, и совершается ими. Для сего мятутся народы, и люди помышляютъ тщетное. Для сего древо за древо, и руки за руку; руки, мужественно распростертыя, за руку невоздержно простертую; руки пригвожденныя за руку своевольную, руки совокупляющія во едино концы міра за руку извергшую Адама. Для сего вознесеніе на крестъ за паденіе, желчь за вкушеніе, терновый вјнецъ за худое владычество, смерть за смерть, тъма для свјта, погребеніе за возвращеніе въ землю, воскресеніе для воскресенія. Все сіе было для нась Божіимъ нјкоторымъ дјтоводительствомъ и врачеваніемъ нашей немощи, возвращающимъ ветхаго Адама туда, откуда онъ низпалъ, и приводящимъ къ древу жизни, отъ котораго удалилъ насъ плодъ древа познанія, безвременно и неблагоразумно вкушенный. Сего-то врачеванія служители и сотрудники—всј мы, предсјдательствующіе предъ другими, мы, для которыхъ важно—знать и врачевать собственныя немощи и недуги, или вјрнје сказать, это еще не столько важно ( но меня заставила выразиться такъ порочность многихъ, находящихся съ семъ санј),—гораздо-же важнје—быть въ состояніи врачевать и искусно очищать другихъ, чтобы отъ сего была польза тјмъ и другимъ, и имјющимъ нужду во врачеваніи и поставленішмъ врачевать.

Сверхъ сего врачи тјлъ должны переносить извјстные намъ труды, бдјнія, заботы и, какъ сказалъ одинъ изъ ихъ мудрецовъ * (* Иппократъ.) , — изъ чужихъ несчастій собирать себј скорби; иное дознавая и изобрјтая сами, иное заимствуя и собирая у другихъ, они должны обращать сіе въ пользу требующихъ; и что ими найдено или избјгнуто, не исключая и самыхъ малостей, для нихъ не маловажно, но признается имјющимъ силу къ укрјпленію здоровья, или къ отвращенію опасности. И для чего все сіе? Чтобы больше дней прожилъ на землј человјкъ, и человјкъ, можетъ быть, не полезный для общества, но самый негодный, которому, по его порочности, было-бы даже лучше давно умереть, и чрезъ то освободиться отъ порока, сего величайшаго недуга. Но положимъ, что онъ и добрый человјкъ; долго-ли онъ будетъ жить? Ужели всегда? И что пріобрјтетъ отъ здјшней жизни? Желать разрјшиться отъ нея, по моему мнјнію, есть первое и вјрнјйшее благо, и свойственно человјку подлинно здравомыслящему и умному. Но намъ, когда мы въ опасности утратить спасеніе души, души блаженной и безсмертной, которая будетъ вјчно или наказываема за порочность, или прославляема за добродјтель,—-какой предлежитъ подвигъ, и какія нужны свјдјнія, чтобы хорошо и другихъ уврачевать и самимъ уврачеватъся, чтобы исправить образъ жизни и персть покорить духу? Ибо не одинаковы понятія и стремленія у мужчины и женщины, у старости и юности, у нищеты и богатства, у веселаго и печальнаго, у больнаго и здороваго, у начальниковъ и подчиненныхъ, у мудрыхъ и невјждъ, у робкихъ и смјлыхъ, у гнјвливыхъ и кроткихъ, у стоящихъ твердо и падающихъ. А если еще разберёмъ подробнје: то какое различіе между вступивішши въ супружество и безбрачными! И у послјднихъ опять—между пустынножителями, между находящимися въ общежитіяхъ и между остающимися въ мірј! Между опытными и преуспјвшими въ созерцаніи и между тјми, которые просто исполняютъ должное! Между городскими и сельскими жителями, между простосердечными и хитрыми, между занятыми дјломъ и живущими праздно, между претерпјвшими измјну счастія и благоуспјшными, не встрјчавшими неудачъ! Всј таковые различествуютъ между собою желаніями и стремленіями иногда болје, нежели сколько они различны по тјлесному виду, или (если угодно) по сочетанію и и растворенію стихій, изъ которыхъ мы состоимъ; и потому не легко имјть надъ ними смотрјніе. Но и какъ тјламъ не одинаковыя даются лекарство и пища,—иное пригодно здоровому, иное больному; такъ и души врачуются различнымъ образомъ и способомъ. Свидјтелями таковаго врачеванія сами болящіе. Однихъ назидаетъ слово, другіе исправляются примјромъ. Для иныхъ нуженъ бичъ, а для другихъ узда; ибо одни лјнивы и неудобоподвижны къ добру, и такихъ должно возбуждать ударами слова; другіе сверхъ мјры горячи духомъ и неудержимы въ стремленіяхъ, подобно молодымъ, сильнымъ конямъ, бјгущимъ далје цјли, и такихъ можетъ исправить обуздывающее и сдерживающее слово. Для однихъ полезна похвала, для другихъ укоризна; но та и другая—во время напротивъ того безъ времени и безъ основанія онј вредятъ. Однихъ исправляетъ увјщаніе, другихъ—выговоръ, и послјдній или по всенародномъ обличеніи, или по тайномъ вразумленіи. Ибо одни привыкли пренебрегать вразумленіями, сдјланными наединј, но приходятъ въ чувство, если укорятъ ихъ при многихъ; другіе-же при гласности обличеній теряютъ стыдъ, но ихъ смиряетъ тайный выговоръ, и за такое сиисхожденіе къ себј воздаютъ они благопокорностію. Иные, надмеваясь мыслію, что дјла ихъ тайны, и чемъ они и заботятся, считаютъ себя умнје другихъ, и въ такихъ надобно тщательно наблюдать всј, даже самые маловажные, поступки; а въ другихъ лучше инаго не замјчать, и , какъ говорится, видя не видать, слыша не слышать, чтобы, подавивъ ихъ ревностію обличеній, не возбудить къ упорству и напослјдокъ не сдјлать дерзновенными на всё, истребивъ въ нихъ стыдъ— сіе средство ко внушенію покорности. Иногда нужно гнјваться, не гнјваясь, оказывать презрјніе, не презирая, терять надежду, не отчаяваясь, сколько сего требуетъ свойство каждаго; другихъ должно врачевать кротостію, смиреніемъ и соучастіемъ въ ихъ лучшихъ о себј надеждахъ. Однихъ полезно побјждать; отъ другихъ часто полезнје быть самому побјжденнымъ; и хвалить или осуждать должно—у инаго достатокъ и могущество, а у инаго нищету и разстройство дјлъ. Ибо наше врачевство не таково, каковы добродјтель и порокъ, изъ которыхъ первая всегда и для всјхъ всего лучше и полезнје, а послјдній всего хуже и вреднје; у насъ одно и тоже, на примјръ строгость или кротость, а равно и прочее, мною исчисленное, не всегда даже для однихъ и тјхъ-же оказывается или самымъ спасительнымъ, или опаснымъ. Напротивъ того для иныхъ хорошо и полезно одно, а для иныхъ другое, первому противное,—сообразно тому, думаю, какъ требуютъ время и обстоятельства, и какъ допускаетъ нравъ врачуемаго. Хотя, сколько-бы кто ни употреблялъ тщанія и ума, не возможно всего изобразить словомъ и обнять мыслію въ такой подробности, чтобы вкратцј былъ видјнъ весь ходъ врачеванія; однако-же на самомъ опытј и на дјлј дјлается то извјстнымъ и врачебной наукј и врачу. Вообще-же извјстно намъ, что какъ для ходящаго по высоко-натянутому канату не безопасно уклоняться въ стороны, и малое, по видимому, уклоненіе влечетъ за собою большее, безопасность-же его зависитъ отъ равновјсія; такъ и въ нашемъ дјлј, кто по худой жизни, или по невјжеству, уклоняется въ ту и другую сторону, для того очень опасно, что и самъ онъ впадетъ въ грјхъ, и вовлечетъ въ него управляемыхъ. Напротивъ того должно идти самымъ царскимъ путемъ и остерегаться, чтобы, какъ сказано въ Притчахъ, не уклониться ни на десно, ни на шуе (Притч. 4, 27.) Таково свойство нашихъ немощей, и отъ сего столько труда доброму Пастырю, обязанному хорошо знать души своихъ пасомыхъ, и быть вождемъ ихъ по закону прямаго и справедливаго пастырства, которое было-бы достойно Истиннаго нашего Пастыря.

Что-же касается до самаго раздаянія слова, (скажу напослјдокъ о томъ, что составляетъ первую нашу обязанность, и разумјю слово Божественное и высокое, о которомъ нынј всј любомудрствуютъ); то, ежели кто другой приступаетъ къ дјлу сему съ дерзновеніемъ и почитаетъ оное доступнымъ для всякаго ума, я дивлюсь многоумію ( чтобы не сказать: малоумію ! ) такого человјка. Для меня кажется не простымъ и не малаго духа требующимъ дјломъ — каждому даяти во время житомјріе ( Л у к . 12, 42.) слова, и съ разсужденіемъ вести домостроительство истины нашихъ догматовъ, то есть, нашего любомудраго ученія о мірахъ или мірј, о веществј, о душј, объ умј и умныхъ существахъ, какъ добрыхъ, такъ и злыхъ, о Промыслј, все связующемъ и распоряжающемъ всјми событіями, какъ согласными съ разумомъ, тахъ по видимому и противорјчащими дольнему — человјческому уму; также о первоначальномъ на немъ устроеніи и о послјднемъ возсозданіи, о прообразованіяхъ и истинј, ими прообразуемой, о завјтахъ, о первомъ и второмъ Христовомъ пришествіи, о воплощеніи, страданіяхъ и смерти Христовой, о воскресеніи, о кончинј міра, о судј и воздаяніи — и грозномъ м славномъ; а что главное, о томъ, чему должно вјровать — о начальной, царственной и блаженной Троицј. Въ семъ догматј для обязанныхъ просвјщать другихъ всего опаснје, чтобы намъ, изъ опасенія многобожія, заключивъ Божество въ одну Vпостась, не оставить въ ученіи своемъ однихъ голыхъ именъ, признавъ за одно Отца, и Сына, и Святаго Духа, а также, чрезъ уклоненіе въ противное, раздјливъ Божество на трехъ или разнородныхъ и другъ другу чуждыхъ, или неподчиненныхъ и безначалъныхъ — такъ сказать, противоположныхъ Боговъ, не впасть, въ равное первому зло, подобно тому, что бываетъ съ кривымъ деревомъ, которое чрезъ мјру гнутъ въ противную сторону. А какъ нынј въ ученіи о Богј три недуга — безбожіе, іудейство и многобожіе, и изъ нихъ защитникомъ перваго Ливійскій Савеллій, втораго—Александрійскій Арій, а третьяго — нјкоторые изъ числа чрезъ мјру у насъ православныхъ; то какое-же мое ученіе? Избјгая всего, что есть вреднаго въ сихъ трехъ ложныхъ ученіяхъ, держаться въ предјлахъ благочестія. И во первыхъ, не увлекаться въ безбожіе Савеллія, слјдуя его новому разложенію и сложенію, по которому либо утверждаютъ не столько то, что всј Vпостаси суть одно, сколько то, что каждая — ничто ( ибо выступающее изъ себя и переходящее взаимно другъ въ друга перестаетъ уже быть тјмъ, чјмъ оно есть); либо воображаютъ и составляютъ себј какого-то сложнаго и страннаго Бога, подобнаго баснослонымъ животнымъ. Во вторыхъ, не уклоняться въ іудейскую скудость, разсјкая естества съ Аріевымъ, справедливо такъ называемымъ, умоизступленіемъ, и не приписывать Божескому естеству зависти, ограничивая Божество однимъ Нерожденнымъ, какъ-бы изъ опасенія, чтобы Богъ не потерпјлъ ущерба, будучи Отцемъ истиннаго и равночестнаго по естеству Бога. Наконецъ не вводить избјгнутаго уже нами языческаго многоначалія, и трехъ началъ, какъ одного другому не противополагать, такъ и одного съ другимъ не сопоставлять. Не должно быть такими любителями Отца , чтобы даже отнимать у него отечество; ибо чьимъ былъ-бы Онъ Отцемъ, если-бы Сынъ или, наравнј съ тварію былъ отдјленъ отъ Него и разъединенъ съ Нимъ по естеству, (потому что чуждое уже не Сынъ); или былъ смјшанъ и слитъ съ Отцемъ, и, что тоже значитъ, сливалъ Его съ Собою? Не должно быть и такими любителями Христа, чтобы у Сына не оставлять даже сыновства (ибо чьимъ былъ-бы Онъ Сыномъ, если-бы не имјлъ началомъ Отца? ), а у Отца не оставлять преимущества быть началомъ, принадлежащаго Ему, какъ Отцу и Родителю. Ибо Отецъ былъ-бы началомъ чегото низкаго и недостойнаго, или, вјрнје сказать, началомъ въ низкомъ и недостойномъ смыслј, если-бы не былъ началомъ Божества и благости, созерцаемой въ Сынј и въ Духј Святомъ, — въ первомъ; какъ въ Сынј и въ Словј, а въ другомъ, какъ въ исходящемъ и неразрјшаемомъ Духј. Необходимо нужно какъ соблюсти единство Божіе, такъ и исповјдывать три јпостаси, притомъ каждую съ личнымъ Ея свойствомъ.

Чтобы достаточно и соотвјтственно достоинству предмета уразумјть и изложить сіе, для того потребно слово болје продолжительное, нежели каково настоящее время, и даже думаю, какова настоящая жизнь. Особенно-же какъ нынј, такъ и всегда, потребенъ для сего Духъ, при одномъ содјйствіи Котораго и можно только о Богј и мыслить, и говорить, и слушать. Ибо къ чистому должно прикасаться одно чистое и ему подобное. Теперь-же кратко упомянулъ я о семъ съ тою цјлію, чтобы видно было, какъ трудно бесјдующему о такихъ предметахъ, особенно въ многочисленномъ собраніи людей всякаго возраста и разныхъ способностей, которое, подобно многострунному органу, требуетъ не одинаковыхъ удареній, — трудно, говорю, найти слово, которое-бы всјхъ назидало и озаряло свјтомъ вјдјнія. Трудно уже и по тому, что, какъ опасность съ трехъ сторонъ, то есть, отъ мысли, слова и слуха, то не возможно не преткнуться, если не во всемъ, по крайней мјрј въ чемъ либо одномъ. Ибо если умъ не просвјщенъ, или слово слабо, или слухъ не очищенъ и потсшу не вмјщаетъ слова; отъ одной изъ сихъ причинъ такъ-же, какъ и отъ всјхъ, необходимо хромлетъ истина. Но трудно еще и потому, что здјсь обращается во вредъ и опасность то самое, что для обучающихъ чему-либо другому содјлываетъ ученіе весьма легкимъ и удобопріемлемымъ, то есть, заботливость слушателей о благочестіи. Ибо они, какъ вступающіе въ подвигъ за ученіе о Богј — Существј Высочайшемъ, и о своемъ спасеніи—первјйшей для всјхъ надеждј, чјмъ горячје въ вјрј, тјмъ съ большимъ упорствомъ внимаютъ слову, почитая покорность оному не благочестіемъ, но измјною истинј, и скорје готовы отказаться отъ всего, нежели отъ своихъ мыслей, съ которыми пришли, и отъ привычки къ догматамъ, въ которыхъ воспитаны. И замјчу еще, что это недугъ людей болје умјренныхъ и не совершенно худыхъ, которые, хотя погрјшаютъ противъ истины, однако-же, какъ подвергающіеся сему изъ заботливости о благочестіи и имјющіе ревность, только не по разуму, можетъ быть и не такъ строго будутъ осуждены, и не такъ много наказаны, какъ отпадающіе отъ воли Господней по злонравію и лукавству. Даже они со временемъ могутъ еще переувјриться и перемјниться по той-же заботливости о благочестіи, по которой они противйлись; ежели только коснется ихъ слово, и, какъ желјзо въ кремень, или внутренно, или внјшнимъ образомъ, произведетъ благовременный ударъ въ ихъ оплодотворенное уже й достойное свјта разумјніе, въ которомъ отъ малой искры весьма скоро можетъ возсіять свјтильникъ истины. Но что сказать о людяхъ, которые по тщеславію или любоначалію неправду въ высоту глаголютъ ( П с . 72, 8.), съ велерјчіемъ какого-нибудъ Іаннія или Іамврія вооружаются не противъ Мојсея, но противъ истины, и возстаютъ противъ здраваго ученія? Что сказать о третъемъ родј людей, которые, по невјжеству и слјдствію онаго — дерзости, съ жадностію, какъ свиньи, кидаются на всякое ученіе, и попираютъ прекрасные бисеры истины? Или о всјхъ тјхъ, которые не имјютъ у себя ни собственнаго мнјнія, ни какого-либо образца, худаго или добраго, для ученія о Богј, но готовы слушать всякое ученіе и всякаго учителя, чтобы изъ всего выбрать лучшее и безопаснјйшее, и такой выборъ довјряютъ самимъ себј — худымъ судіямъ истины; а потомъ, переходя и возвращаясь отъ одной вјроятности къ другой, нагруженные и подавленные ученіями всякаго рода, перемјнивъ многихъ учителей , и многія писанія разбросавъ легкомысленно, какъ пыль на вјтеръ, когда утомится и слухъ и умъ; (какое безразсудство!) начинаютъ оказывать одинаковое отвращеніе ко всяколіу ученію, и напечатлјваютъ въ себј гибельное правило — осмјиватъ и презирать самую вјру нашу, какъ нјчто нетвердое, и не имјющее въ себј ничего здраваго, дјлая невјжественное заключеніе отъ учащихъ къ ученію, подобно такому человјку, который, имјя разстроенные глаза или поврежденныя уши, винитъ солнце или звуки, первое, что оно темно и не блещетъ, а послјдніе, что они слабы и беззвучны? Посему-то легче вновь напечатлјвать истину въ душј, которая подобна еще неисписанному воску, нежели по старымъ письменамъ, то есть, послј принятыхъ худыхъ правилъ и догматовъ, начертывать слово благочестія, въ такомъ случај оно сливается и смјшивается съ первыми. Правда, что лучше идти по гладкой и битой дорогј, нежели по шероховатой и непротоптанной, и легче пахать землю, которую неоднократно рјзалъ и умягчалъ плугъ; однакоже лучше писать на душј ; которую не избороздило еще негодное ученіе, и на которой не врјзались глубоко начертанія порока. Иначе благочестивому краснописцу два будутъ дјла — изгладить прежнія изображенія, и на мјсто ихъ написать лучшія и достойныя сохраненія. Столько въ насъ отъ лукаваго лукавыхъ образовъ и начертаній относительно какъ къ прочимъ видоизмјненіямъ души, такъ и къ самому слову; и столько-то трудовъ для того, кому ввјрено сіе дјтоводительство душъ и попеченіе о нихъ! Но еще большаго не коснулось мое слово, чтобы не содјлаться обширнје надлежащаго.

Если-бы кто захотјлъ укротить и сдјлать ручнымъ многовиднаго и многообразнаго звјря, составленнаго изъ многихъ, большихъ и малыхъ, кроткихъ и свирјпыхъ звјрей; то, безъ сомнјнія, потребовалось-бы много труда и усилій, чтобы управлять такимъ разныхъ свойствъ чудовищнымъ существомъ; потому что не всј звјри любятъ одинаковые звуки голоса, пищу, ласки, свистъ и другіе способы хожденія зa ними; напротивъ того для однихъ пріятно и непріятно одно, а для другихъ другое, по природј и привычкј каждаго. Что-же бы надлежало дјлать приставнику такого звјря? Конечно то, чтобы, если хочетъ хорошо управиться съ звјремъ и соблюсть его, — пріобрјсть для сего многостороннія и разнообразныя свјдјнія, и употреблять хожденіе, приличное каждому свойству звјря. Такъ, поелику общее тјло Церкви, подобно одному сложному и разнородному живому существу, слагается изъ многихъ и различныхъ нравовъ и умовъ; то Предстоятелю соверщенно необходимо быть вмјстј какъ простымъ, относительно къ правотј во всемъ, такъ, сколъко можно болје, многостороннимъ и разнообразнымъ для приличнаго со всякимъ обращенія, а равно способнымъ къ полезной со всякимъ бесјдј. Ибо одни, по способностямъ младенцы и, можно сказать, еще не окрјпшіе, требуютъ себј въ пищу млека, то есть, самыхъ прстыхъ и первоначальныхъ уроковъ, и не могутъ принимать словесной пищи, приличной мужу. А если-бы кто предложилъ имъ такую не пр силамъ пищу; то, вкусивши и обременившись (когда умъ, какъ тјло младенца, недостаточенъ еще къ тому, чтобы переварить и усвоить себј принятое), они потерпјли-бы ущербъ даже въ прежнјй своей силј. Другіе-же, достаточно обучившіе чувства къ различенію истиннаго и ложнаго, имјютъ нужду въ премудрости, проповјдуемой между совершенными (1 Кор. 2, 6.), и въ пищј высшей и болје твердой. А если-бы стали напоевать ихъ млекомъ и питать растеніями — пищею слабыхъ; то они совершенно по праву огорчялись-бы тјмъ, что ихъ не укрјпляютъ по Христј, не даютъ имъ возрастать достойнымъ похвалы возрастаніемъ, какое производится словомъ, которое хорошо питаемаго имъ совершаетъ въ мужа и приводитъ въ мјру духовнаго возраста. Но кто-же имјетъ достаточныя къ тому силы? Мы не способны корчемствовать словомъ истины и мјшать вино съ водою, то есть, ученіе, веселящее сердце человјческое, съ ученіемъ пошлымъ, дешевымъ, влачимымъ по землј, пропадающимъ и текущимъ понапрасну, какъ дјлаютъ многіе. Они, чтобы отъ такого корчемства получить и себј прибытокъ, бесјдуютъ съ приходящими о томъ и о другомъ, такъ и иначе, въ угожденіе всякому, подобно какимъ-нибудь чревовјщателямъ и суесловамъ, для собственной своей забавы употребляютъ слова, изъ земли изглашаемыя и въ землю уходящія, какъ будто тјмъ болје они прославляются въ народј, чјмъ больше вредятъ себј и губятъ себя, проливая кровь неповинную самыхъ простыхъ душъ, которая будетъ взыскана отъ рукъ нашихъ. Напротивъ того знаемъ, что лучше другимъ искуснјйшимъ вручить бразды правленія надъ собою, нежели быть несвјдущими правителями другихъ, дто лучше приклонять благопокорное ухо, нежели двигать ненаученный языкъ. Посовјтовавшись о семъ съ самимъ собою (можетъ быть и не худымъ совјтникомъ, а если и не такъ, то, по крайней мјрј, доброжелательнымъ), я разсудилъ, что незнающему ни того, что должно говорить, ни того, что должно дјлать, лучше учиться, нежели, незная, учить. Ибо счастливъ тотъ, до кого хотя въ глубокой старости достигнетъ старческое слово, которое можетъ принёсть пользу душј, еще юной по благочестію. А посему брать на себя трудъ—-учить другихъ, пока самъ еще не научился достаточно, и, по пословицј, на большемъ глиняномъ сосудј учитъся дјлать горшки, то есть, надъ душами другихъ упражняться въ благочестіи, по моему мнјнію свойствецно толъко людямъ крайне неразумнымъ и дерзкимъ, — неблагоразумнымъ, если они не чувствуютъ своего невјжества, — дерзкимъ, если, сознавая оыое, отваживаются на дјло.

Мудрјйшіе изъ Евреевъ говорятъ, что у нихъ въ древности былъ одинъ особенно прекрасный и похвальный законъ, которымъ не всякому возрасту дозволялось читать всякую книгу Писанія. — Ибо чтеніе сіе не было-бы и полезно; потому что не всякая книга всякому съ перваго начала вразумительна, а заключащая въ себј болје глубокій смыслъ, даже можетъ многимъ, по своему внјшнему смыслу, обратиться въ большій вредъ. Напротивъ того книги, которыя и по внјшнему смыслу назидательны были съ самаго начала открыты всякому и находились въ общемъ употребленіи; а книги, которыя подъ неважною оболочкою сокрываютъ таинственную красоту — награду усильныхъ исканій и свјтлой жизни, — просіявающую и удобосозерцаемую только для имјющихъ очищенный умъ, довјряемы были уже переступившимъ двадцати-пяти лјтній возрастъ; потому что въ семъ только возрастј человјкъ можетъ стать выше чувственнаго, и съ успјхомъ восходить отъ письмени къ духу. Но у нась между временемъ, когда учить и когда учиться, нјтъ никакого предјла, подобнаго камнямъ, поставленнымь древле между колјнами за Іорданомъ и колјнами по сю сторону Іордана. У насъ не дано дозволеній однимъ на то, другимъ на другое, и не положено никакого правила касательно способностей; напротивъ того все сіе оставлено безъ вниманія и слито. И мы такъ худо поступаемъ, что большая часть изъ насъ, ( чтобъ не сказать: всј ) почти прежде, чјмъ острижемъ у себя первые волосы и оставимъ дјтскій лепетъ, прежде нежели войдемъ во дворы Божіи, узнаемъ наименованія Священныхъ Книгъ, научимся распознавать письмена и писателей Ветхаго и Новаго Завјта (не говорю, прежде нежели омоемъ душевную нечистоту и гнусность, какими покрылъ насъ грјхъ ), если только затвердимъ два или три слова о благочестіи, и то по наслышкј, а не изъ книги, если хотя мало ознакомимся съ Давидомъ, если умјемъ ловко надјть плащъ, или до пояса походить на Философа (о чудное предсјдательство и велемудріе ! конечно, Самуилъ священъ и въ пеленахъ!); мы уже и мудры, и учители, и высоки въ божественномъ, первые изъ книжниковъ и законниковъ, сами себя посвящаемъ въ небесные, желаемъ зватися оть человјкъ: учителю! ни мало не смотримъ на букву, все хотимъ разумјть духовно (сколько грезъ! какое обширное поле пустословію!); и мы стали-бы негодовать, если-бы насъ не очень хвалили. Таковы тј изъ насъ, которые еще скромнје и простје другихъ; каковы-же болје духовные и благороднјйшіе? Они, если заблагоразсудится имъ, подвергнувъ насъ многимъ осужденіямъ и испытаніямъ, и поставивъ ии во что, удаляются отъ насъ съ презрјніемъ даже къ сообществу съ нами, какъ съ людьми неблагочестивыми. Но если, обратясь къ кому изъ нпхъ, спокойно и въ логическомъ порядкј спросимъ такъ : скажи мнј, дивный мужъ, ты почитаешь за что нибудъ пляску и игру на свирјли? — отвјтятъ можетъ быть: конечно почитаемъ. — А также почитаешь за что нибудь мудрость и быть мудрымъ, то есть, какъ мы полагаемъ, имјть вјдјніе о божественномъ и человјческомъ? — И въ семъ уступятъ вамъ.— Что-же назовешь лучшимъ и высшимъ? Пляска-ли и игра выше мудрости, или мудрость несравненно выше сихъ искуствъ? —Очень знаю, они будутъ столько добросовјстны, что даже скажутъ: мудрость выше и всјхъ искуствъ. — Но для пляски и игры на свирјли есть науки, и имъ учатся, и на то нужны время, непрерывные труды и усилія, иногда надобно тратить деньги; пріискивать людей, которые-бы объяснили науку, предпринимать дальнія путешествія, а также дјлать и терпјть все, чјмъ пріобрјтается опытность. А мудрость, которая все превосходитъ и заключаетъ въ себј всј блага въ совокупности (такъ что самому Богу, хотя Онъ имјетъ многія наименованія, угоднје именоваться Премудростію, нежели другимъ какимъ именемъ), ужели почтемъ для себя столь легкимъ и не затруднительнымъ дјломъ, что всякому стоитъ только захотјть, и будетъ мудрымъ? Большое невјжество такъ думать! — Но если мы (или кто другой ученје и умнје насъ) начнемъ говорить съ ними такимъ образомъ, чтобы понемногу разсјять ихъ заблужденіе; то все сіе будетъ тоже, что и сјять на камнј, или говорить въ уши глухому. Такъ мало въ нихъ мудрости даже на то, чтобы сознать свое невјжество. И мнј кажется, прилично сказать ј нихъ Соломоново слово: естъ лукавство, еже видјхъ подъ солнцемъ , мужа непщевавша себе мудра быти (Екклез. 10, 5. Притч. 26, 2) , и, что еще хуже, получившаго право учить другихъ, когда не чувствуетъ собственнаго невјжества. Если какой недугъ, то сей именно, достоинъ слезъ и рыданія. И я не однократно жалјлъ о сјмъ, очень зная, что самомнјніе отнимаетъ у человјка большую часть того, чјмъ онъ естъ, и что тщеславіе бываетъ для людей величайшимъ препятствiемъ къ добродјтели. А уврачевать и остановить болјзнь могутъ развј Петръ или Павелъ—великіе ученики Христовы, которые, со властію управлять словомъ и дјломъ, получили даръ благодати, и были всјмъ для всјхъ, да всјхъ пріобрящутъ. Для насъ-же, прочихъ людей, не маловажно, если будемъ хорошо управляемы и руководимы тјми, кому ввјрено исправленіе такихъ дјлъ и распоряженіе ими.

Но поелику упомянулъ я о Павлј и о подобныхъ ему; то, если угодно, оставивъ всјхъ прочихъ, кто только сдјлался знаменитымъ — или какъ законодатель, или какъ пророкъ, или какъ военачальникъ или какъ завјдывавшій другою какою-нибудь частію общественнаго благоустройства, не говоря на примјръ о Мојсеј , Ааронј, Іисусј Навинј, Илій, Елисеј, Судіяхъ, Самуилј, Давидј, о всјмъ сонмј Пророковъ, объ Іоаннј, о двјнадцати ученикахъ и ихъ преемникахъ, изъ которыхъ каждый со многими трудами и усиліями проходилъ въ свое время званіе начальника; умолчавъ о всјхъ нихъ, одного Павла представлю свидјтелемъ моего слова, чтобы изъ его примјра видјть, что значитъ имјть попеченіе о душахъ, и кратковременныхъ-ли занятій, малыхъ-ли требуетъ сіе свјдјній! А чтобы удобнје сіе узнать и понять, послушаемъ, что говоритъ о Павлј самъ Павелъ.

Не буду говорить объ его трудахъ, бдјніяхъ, страхахъ, злостраданіяхъ отъ голода жажды, холода и наготы, о злоумышленіяхъ противъ него невјрныхъ, о противодјйствіяхъ ему вјрныхъ. Умалчиваю о гоненіяхъ, сонмищахъ, темницахъ, узахъ, обвинителяхъ, судилищахъ, ежедневнихъ и ежечасныхъ смертяхъ, о кошницј, о метаніяхъ камнями, о біеніяхъ палками, о странствованіи, объ опасностяхъ и на сушј, и на морј, и во глубинј морской, о кораблекрушеніяхъ, объ опасностяхъ на рјкахъ, объ опасностяхъ отъ разбойниковъ, отъ сродниковъ, объ опасностяхъ между лжебратіи, о пропитаніи трудами рукъ своихъ, о безкорыстномъ благовјствованіи, о томъ, какъ Павелъ былъ позорищемъ для Ангеловъ и человјковъ, когда, стоя между Богомъ и человјками, за человјковъ подвизался, и къ Богу приводилъ и присоединялъ народъ избранный. Кромј сихъ внјшнихъ подвиговъ, кто достсодолжнымъ образомъ опишетъ ежедневную его попечительность, сердоболіе о каждомъ, заботливость о всјхъ церквахъ, ко всјмъ сострадательность и братолюбіе? Претыкался-ли кто, и Павелъ чувствовалъ немощь. Другой соблазнялся, а Павелъ приходилъ въ воспламененіе. А его неутомимостъ въ ученіи, разнообразіе способовъ врачеванія,—то человјколюбіе, то опять строгость, то смјшеніе и раствореніе и человјколюбія и строгости; такъ что, ни кротостію не разслабляетъ, ни суровостію не ожесточаетъ! Онъ излагаетъ законы рабамъ и господамъ, начальникамъ и подчиненнммъ, мужамъ и женамъ, родителямъ и дјтямъ, супружеству и безбрачію, воздержанію и роскоши, мудрости и невјжеству, обрјзанію и необрјзанію, Христу * ( *Живущим во Христе) и міру, плоти и духу . За однихъ благодаритъ, другихъ укоряетъ; одни??ъ именуетъ своею радостію и вјнцемъ, другихъ обличаетъ въ безуміи. Кто ходитъ право, тјмъ сопутствуетъ и соусердствуетъ; а кто ходитъ лукаво, тјхъ останавливаетъ. Онъ то отлучаетъ, то утверждаетъ любовь (2 Кор. 2, 8.); то плачетъ, то веселится; то напоеваетъ млекомъ, то касается тайнъ; то снисходитъ, то ведетъ съ собою на высоту; то угрожаетъ палицею ( 1 Кор. 4, 21.), то объемлетъ духомъ кротости; то возносится съ высокими, то смиряется съ смиренными. Иногда онъ—меньшій изъ Апостоловъ, а иногда објщаетъ представить доказательство, что въ немъ глаголетъ Христосъ. Иногда желаетъ отъити и жренъ бываетъ (2 Тим. 4, 6.); иногда признаетъ болје нужнымъ для вјрующихъ-пребывать ему во плоти. Ибо ищетъ не собственной пользы, но пользы чадъ, которыхъ родилъ во Христј благовјствованіемъ; — такова цјль и всякаго духовнаго начальства, — во всемъ презирать свое для пользы другихъ! Павелъ хвалится немощами и скорбями; какъ бы нјкоторымъ убранствомъ, украшается мертвостію Іисусовою; онъ высокъ и по плоти, но радуется о духовныхъ дарахъ; онъ не невјжда въ познаніи, хотя говоритъ осефј, что видитъ сквозь тусклое стекло и гадательно. Бодръ духомъ , и изнуряетъ тјло, истощая его, какъ противника; а вмјстј не научаетъ-ли и не вразумляетъ-ли тјмъ и насъ, не превозноситься земнымъ, не надмеваться вјдјніемъ, не возставлять плоти противъ духа? Онъ за всјхъ ратоборствуетъ, за всјхъ молится, о всјхъ ревнуетъ, за всјхъ воспламеняется, и за тјхъ, которые внј закона, и за тјхъ, которые подъ закономъ; онъ проповјдникъ язычниковъ, предстатель Іудеевъ. Онъ дерзалъ и на нјчто большее за братій своихъ по плоти (о, если-бы и мнј говорящему сіе дерзнуть на нјчто подобное!). Павелъ молитъ по любви своей къ братіямъ, чтобы они вмјсто него приведены были ко Христу. Какое величіе души , какая горячность духа! Онъ подражаетъ Христу, бывшему за насъ клятвою, воспринявшему на себя наши немощи, понесшему наши болјзни, или, скажу скромнје, онъ первый послј Христа не отрекается страдать за Іудеевъ, и притомъ какъ нечестивый, только-бы они спаслись. Но къ чему перечисляю подробности? Живя не для себя, но для Христа и для проповјди, распявъ себј міръ и распявшись міру и всему видимому, Павелъ все почитаетъ маловажнцмъ и низкимъ для своего желанія, хотя отъ Іерусалима и окресть даже до Иллирика исполнитъ благовјствованіе (Рим. 15, 19.), хотя восхищенъ будетъ до третіяго неба, содјлается зрителемъ рая и слышателемъ неизглаголанныхъ для насъ глаголовъ. Таковъ Павелъ, таковъ всякій подобный ему духомъ! Но мы боимся, чтобы въ сравненіи съ ними не быть юродивыми князъями Танесовыми (Ис. 19,11.), или приставниками пожинающими, или ложно ублажающими народъ, прибавлю даже, ублажаемыми, и стези ногъ вашихъ возмущающими (И с . 3, 12.), или ругателями господствующими, или начальниками юными, несовершенными умомъ, и не имјющими столько пищи и одјянія, чтобы предводительствовать какимъ ни есть числомъ людей у (3 , 4-7.), или пророками учащими беззаконная (9 , 15.), или князьями непокаряющимися (1 , 23.), которые вмјстј съ отеческими ностановленіями достойны злорјчія по жестокости голода (8 , 21.), или священниками весьма далекими отъ того, чтобы глаголати въ сердце Іерусалиму (40 , 2.); такъ какъ за все сіе сильно порицаетъ и обличаетъ очищенный Серафимомъ и углемъ Исаія. Итакъ, ужели, хотя дјло сіе такъ важно и такъ многотрудно для сердца чувствительнаго и скорбнаго, хотя оно дјйствительная моль костемъ (Притч. 14,30.) даже для человјка съ умомъ, — однако опасность не велика и послјдствія не заслуживаютъ вниманія?

Но на меня наводятъ великій страхъ съ одной стороны блаженный Осія, когда говоритъ, что насъ —священниковъ и начальниковъ ожидаетъ судь, яко пругло*(* Петля.) быхомъ на стражбј, и якоже мрежа pacпpocтepтa на Итавvріи (Ос. 5, 1. 2.), воткнутая ловцами душъ человјческихъ, и угрожаетъ пожатъ непотребныхъ пророковъ ( 5, 6.), истребить огнемъ судей ихъ (7 , 7.), удержатъся на время, еже помазати царя и князя ( 8 , 10. ), потому что они царствовали сами собою, а не Богомъ ( 8, 4. ); а съ другой стороны божественный Михей, который не терпитъ, чтобы Сіонъ созидаемъ былъ кровьми, чьими-бы то ни было, и Іерусалимъ неправдами, чтобы старјйшины его на дарјхъ судили, жерцы на мздј отбјщавали, и пророцы на сребрј волхвовали (Мих. 3, 10. 11.). И чјмъ угрожаетъ за сіе? Сіонъ яко нива изорется, Іерусалимъ яко овощное хранилище будетъ, о гора дому якоже лугъ дубравный вмјнится (3 , 12.). Оплакивая-же такое оскудјніе добрыхъ правителей, что едва остается гдј колосъ или стебель, когда и князъ проситъ и судія говоритъ изъ угожденія, и восклицая почти слјдующими словами великаго Давида : спаси мя, Господи, яко оскудј преподобный (Пс. 11, 1.), — Пророкъ возвјщаетъ, что за сіе оскудјютъ у нихъ блага, какъ-бы поядаемыя молію (Мих. 7, 4.). А Іоиль заповјдуетъ намъ плачъ; онъ хочетъ, чтобы служащіи жертвеннику билисъ ( Іоил. 1, 13.) въ тяжкое время голода; онъ вовсе далекъ отъ того, чтобы дозволить намъ роскошь среди бјдствія другихъ, не только новелјваетъ освятитъ постъ, проповјдатъ цјльбу, собратъ старцевъ и младенцевъ (2 , 15. 16.) — сіи жалкіе возрасты, но требуетъ, чтобы священники шли въ храмъ въ пеплј и вретищахъ, съ глубокимъ смиреніемъ поверглись на землю, яко опустјша поля (1, 10.) отъ безплодія, извержеся жертва и возліяніе изъ дому Господня. (1, 9.), и такимъ уничиженіемъ привлекли милость. А что скажетъ Аввакумъ? Его рјчь пламеннје, онъ съ негодованіемъ обращается къ самому Богу и какъбы вопіетъ на Владыку Христа за неправду судей, говоря: Доколј, Господи, воззову и не услышиши? возопію къ Тебј обидимъ, и не избавыши? вскую мнј показалъ еси труды и болјзни > смошритпи стпрастъ и нечестіеј противу мнј быстъ судъ, и судія вземлетъ. Сего ради разорися законъ и не производится въ совершеніе судъ (Авв. 1, 2-4.). За симъ у Пророка угроза и слјдующія слова: Видите презорливіи, и смотрите, и чудитеся чудесемъ и изчезните: понеже дјло Азъ дјлаю (1, 5.). Но нужно-ли приводить всј слова угрозы? Напротивъ того, по моему мнјнію, лучше присовокупить къ сказанному, какъ Аввакумъ, вызвавъ сперва на среду и оплакавъ многихъ учинившихъ что-либо несправедливое и худое, вызываетъ наконецъ начальниковъ и учителей злонравія, называя порокъ развращеніемъ мутнымъ, опьянјніемъ и заблужденіемъ ума, и говоритъ, что чрезъ нихъ напоеваются симъ ближніе, яко да взираютъ ко тмј душъ своихъ и пещерамъ гадовъ и звјрей (2, 15 .) , есть, обиталищамъ худыхъ помысловъ.

Таковы исчисленные мною Пророки, и такія они предлагаютъ намъ наставленія. Но справедливо-ли будетъ оставить безъ вниманія Малахію, который въ одномъ мјстј жестоко обвиняетъ и укоряетъ священниковъ, что презираютъ имя Господне (1,6.), и между прочимъ присовокупляетъ, что приносятъ ко олтареви хлјбы скверны (1 , 7.), брашна не изъ начатковъ, что, какихъ даровъ не принесли-бы ни одному изъ начальниковъ, или какіе принесши, себя-бы обезславили, такіе дары, то есть, хромое, недужное, растлјнное, и вовсе нечистое и презрјнное, приносятъ Царю всяческихъ, когда објщаваютъ објты; а въ другомъ мјстј напоминаетъ завјтъ Божій съ Левитами — завјтъ жизни и мира, заівјтъ — боязнію боятися Господа и отъ лица имене Его устрашатися (2, 5.). Законъ истины, говоритъ Пророкъ о Левитј, бј во устјхъ его и неправда не обрјтеся во устахъ его: въ миртъ исправляяй иде со Мною и многи обрати отпь неправды. Понеже устнј Іегеовы сохранятъ разумъ и закона взыщутъ отъ устъ его. И какая высокая, а вмјстј и страшная тому причина! — яко Господа Вседержителя есть (2, 6.). Отказываюсь повторять то, что есть укоризненнаго въ слјдующихъ за симъ клятвахъ, — я страшусь истины, но приведу, что легче выговорить, а вмјстј и полезно. Пророкъ, какъ-бы съ особеннымъ негодованіемъ, и отвергая ихъ священнодјйствія по причинј ихъ развращенія говоритъ: еще-ли достойно призрјти на жертпву вашу, или пріяти пріятно изъ рукъ вашихъ ( 2 , 13.)?

Какъ скоро вспоминаю о Захаріи, трепещу его серпа, а равно и всего, что свидјтельствуетъ онъ противъ священниковъ. Но что открываетъ онъ о знаменитомъ Іисусј, великомь Іереј, котораго, изобразивъ сперва облеченнымъ въ ризу гнусную и неприличную, облекаетъ потомъ въ ризу священническую и свјтлую, а также и то, что говорящимъ и заповјдающимъ Іисусу ііредставленъ у него Ангелъ,—да почтено будетъ молчаніемъ, какъ важнјйшее и, можетъ быть, столъко высокое, что должно быть относимо не ко многимъ священникамъ. Впрочемъ то обстоятельство, что и одесную сего Іисуса стояше діаволъ, еже противишися ему (Зах. 3, 2.), по моему мнјнію, не маловажно и должно внушать немалый страхъ и осторожность. У кого-же будетъ столько дерзости и такое адамантовое сердце, чтобы слыша , какъ Пророкъ съ настойчивостію обличаетъ и укоряетъ другихъ пастырей, не вострепетать и не смириться въ себј самомъ? Гласъ плачущихъ пастырей, яко возбјдствова величіе ихъ, говоритъ онъ; гласъ рыкающихъ львовъ (Зах. 11,3.); потому что они столько пострадали. Захарія почти слышитъ самыя рыданія, какъ-бы уже настоящія, и плачетъ вмјстј съ бјдствующими. А чрезъ нјсколъко словъ говоритъ еще разительнје и сильнје: Пасите овцы заколенія, яже стяжавшіе закалаху и не раскаявахуся, и продающіи я глаголаху: благословет Господь, и обогатихомся, и пастыри ихъ не печахуся ничимже о нихъ. Сего ради не пощажду ктому на живущихъ на земли, глаголетъ Господь Вседержитель ( 11 , 4-6.). И еще, простирая угрозы вмјстј и на начальниковъ народа, говоритъ: Мечу, востани иа пастырей: поразите пастырей, и расточатся овцы: наведу руку Mою на пастырей (13, 7 );— на пастырей прогнјвася ярость Моя, и на агнцы посјщу (10, 3.). Съ такою ревностію продолжаетъ онъ рјчь, и не можетъ удержаться отъ угрозъ; почему и опасаюсь, чтобы повторяя ихъ по порядку, и мнј не возбудить противъ себя ненависти.

Но такъ говоритъ Захарія; о старцахъ-же упоминаемыхъ у Даніила умолчимъ; ибо хотјлось-бы умолчать. Умолчимъ и о томъ, что справедливо сказано и засвидјтельствовано онихъ Владыкою: яко изыде баззаконіе изь Вавилона отъ старецъ судей, иже мняхуся управляти людей (Дан. 13, 5.)« Какъ безъ страха выслушаемъ Іезекіиля, сего зрителя и истолкователя великихъ тайнъ и видјній? Какъ выслушаемъ заповјдуемое имъ стражамъ—не молчать о беззаконіи, и о грядущемъ на него мечј (Іезекіил. 33, 6. ); потому что сіе не принесетъ пользы ни имъ, ни согрјшающимъ, напротивъ того предусмотрјть и предвјстить полезно или тјмъ и другимъ, когда одни скажутъ, а другіе выслушаютъ, или безъ всякаго сомнјнія возвјстившимъ? Какъ примемъ и другое его нападеніе на пастырей, то въ слјдующихъ словахъ: горе на горј будетъ и вјсть на вјсть и не будетъ видјніе отъ пророка и законъ погибнетъ отъ жерца и совјть отъ старецъ ( 7, 26. ); то еще въ слјдующихъ: сыне человјчь, рцы ему: ты еси земля неодождимая, ниже дождь бысть на тя вь день ярости. Егоже старјйшины средј его, яко львы рыкающе, восхищающе хищенія, души изъядающе насиліемъ (22, 24. 25.), и чрезъ нјсколько словъ: жерцы его отвергошася закона Моего у и оскверниша святая Моя между святымъ и сквернявымъ не разлучаху, но все для нихъ было одинаково, и оть субботъ Моихъ покрываху очи свои, и оскверняху Мя посредј себе (22, 26.)? Пророкъ угрожаетъ разрушить стјну и помазующихъ ю (13,15.), то есть, и тјхъ, которые грјшатъ, и тјхъ, которые прикрываютъ грјхи, что дјлаютъ худые правители и священники, обольщающіе домъ Израилевъ, по внушенію сердецъ своихъ, преданныхъ похотямъ своимъ. Умолчу, что говоритъ онъ о тјхъ, которые пасутъ самихъ себя млеко ядятъ , волною одјваются, и тучное закалаютъ, а овецъ не пасутъ, изнемогшаго не подъемлютъ , сокрушеннаго не обвязъіваютъ, заблуждающаго не обращаютъ, погибшаго не взыскуютъ, и крјпкаго не сберегаютъ, но оскорбляютъ трудомъ и стараются погубить; отъ сего овцы разсыпались по всјмъ полямъ и горамъ, понеже не имјяху пастырей, и содјлались добычею всякой птицы и всякаго звјря, яко не бј взыскующаго, ни обращающаго ( 34, 2-6. ). Что-же потомъ? Сказано : живу Азъ, глаголетъ Господь, понеже такъ дјлалось и учинена суть стада Моя въ расхищеніе ( 34, 8. ) ; се Азъ на пастыри и взыщу овецъ Моихъ отъ рукъ ихъ (34, 10.); овецъ соберу и соблюду, а пастыри понесутъ различныя наказанія, какихъ стоятъ худые пастыри.

Но чтобы не продлить слова, перечисляя всјхъ Пророковъ и все, что сказано у каждаго, прейду молчаніемъ прочихъ, а упомяну толъко объ одномъ, который познанъ еще до рожденія и освященъ въ утробј матерней (Іер. 1, 5.), — это Іеремія. Онъ проситъ глазамъ воду и очесемъ источникъ слезъ, чтобы оплакать, какъ должно, Израиля ( 9 , 1· ). А не менје того оплакиваетъ онъ злонравіе предстоятелей. Богъ, въ обличеніе священниковъ, говоритъ ему: Священницы не рекоша , гдј есть Господь ; и держащіи законъ не вјдјша Мя, и пастыри нечествоваша ( 2, 8.). опотомъ говоритъ самъ Пророкъ: Обулша пастыри и Господа не взыскаша: сего ради неуразумј все стадо и расточено бысть (10, 21.). Пастыріе мнози растлиша виноградъ Мой, оставиша часть Мою, частъ желаемую даша въ пустыню непроходную (12, 10.). Послј сего снова обращаетъ укоризну на самихъ пастырей: Горе пастыремъ , иже погубляютъ и расточаютъ овцы паствы Моея. Сего ради сія рече Господь къ пасущимъ людей Моихъ: вы расточили есте овцы Моя, и отвергосте я и не посјтисте ихъ, и Азъ постьщу на тј по лукавству умышленій вашихъ (23, 1. 2.). Іеремія хочетъ, чтобы воскликнули пacтyxu, и восплакали овни овчіи, яко исполнишася дніе ихъ на заколеніе ( 25, 34.). Но для чего повторять мнј ветхозавјтного? Кто, повјривъ самъ себя по правиламъ и опредјленіямъ, какія Павелъ постановилъ для епископовъ и пресвитеровъ, а именно: быть трезвыми, цјломудренными, не піяницами, не бійцами назадательными, во всемъ неукоризненными и не прикосновенвыми ни къ чему худому (1 Тим. 3, 2. 3.),— кто, говорю, не найдетъ себя много уклонившимся отъ правоты правилъ?А какіе законы даетъ Іисусъ ученикамъ, посылая ихъ на проповјдь? Существенное въ нихъ, не говоря оподробностяхъ, состоитъ въ томъ, чтобы ученики таковы были по добродјтели, такъ благоустроены и соотвјтственны своему званію, и, если должно выразиться короче, столько небесны, что благовјствованіе не менје-бы распространялось посредствомъ ихъ жизни, какъ и посредствомъ слова. Но меня приводятъ въ страхъ и укоряемые Фарисеи и обличаемые книжники. Мы, если желаемъ небеснаго царства по заповјди обязаны много превосходитъ ихъ въ добродјтели; а потому намъ будетъ стыдно предъ ними, если окажемся хуже ихъ по своимъ порокамъ, и услышимъ справедливыя себј укоризны: зміи, порожденія ехиднины, вожди слјпые, отцјживающіе комара и поглощающіе верблюда, гробы внутри полные скверны, а извнј благоукрашенные, по одной внјшности чистыя блюда, и другія подобныя наименованія, какія заслужили и получили Фарисеи и книжники ( Мат. 23, 24 — 33. ). Такія мысли не оставляютъ меня день и ночь, сушатъ во мнј мозгъ, истощаютъ плоть, лишаютъ бодрости, не позволяютъ ходить съ подъятыми высоко взорами. Сіе смиряетъ мое сердце, сокращаетъ умъ, налагаетъ узы на языкъ, и заставляетъ думать не о начальствј, не объ исправленіи и назиданіи другихъ (что требуетъ избытка дарованій ): но о томъ, какъ самому избјжать грядущаго гнјва и сколько нибудь стереть съ себя ржавчину пороковъ. Надобно прежде самому очиститься, потомъ уже очищать; умудриться, потомъ умудрять; стать свјтомъ, потомъ просвјщать; приблизиться къ Богу, потомъ приводить къ Нему другихъ; освятиться, потомъ освящать. Руководителю необходимы руки; совјтнику потребно благоразуміе.

Когда-же сіе будетъ? — скажутъ скорые на все и ни въ чемъ нетвердые, легко созидающіе и разрушающіе. Когда свјтильникъ поставится на свјщницј, и на что употребится талантъ, то-есть даръ? — скажутъ ревностнјмшіе къ дружбј, нежели къ дјлу благочестія. Когда сіе будетъ, и какой дамъ на сіе отвјтъ вамъ, преименитые? — Въ такомъ дјлј и глубокая старость — не долговременная отсрочка. Ибо сјдина съ благоразуміемъ лучше неопытной юности, разсудительная медлительность — не осмотрительной поспјшности, кратковременное царствованіе — продолжительнаго мучительства, подобно какъ малая доля драгоцјнности предііочтительнје обладанія многимъ не имјющимъ цјны и прочности, небольшое количество золота — многихъ талантовъ свинцу, малый свјтъ—великой тьмы.очто касается до сея поспјшности, поползновенности и излишней ревности, — опасно, чтобы онј не улодобились или тјмъ сјменамъ, которыя пали на камни, и, будучи не глубоко въ землј, тотчасъ взошли, но не могли вынести перваго солнечнаго зноя, или тому основанію положенному на пескј, которое не устояло лри небольшемъ дождј и вјтрј. Горе тебј, граде, въ немъ же царь твой юнъ, говоритъ Соломонъ (Еккл. 10,16.). Не будь скоръ въ словесјхъ (Прит. 29, 30. ) — слова того-же Соломона, который говоритъ о скорости въ словахъ, то-есть о чемъ-то меньшемъ, нежели опрометчивость въ дјлахъ. Кто-же вопреки сему потребуетъ поспјшности предпочтительно безопасности и пользј? Кто возьмется, какъ глиняное какое-нибудь издјліе, изготовляемое въ одинъ день, образовать защитника истины, который долженъ стоять съ Ангелами, славословить съ Архангелами, возносить жертвы на горній жертвенникъ, священнодјйствовать со Христомъ, возсозидать созданіе, возстановлять образъ Божій, творить для горняго міра, и скажу болје — быть богомъ и творить богами? Знаю, чьи мы служители, гдј сами поставлены, и куда готовимъ другихъ. Знаю величіе Божіе, и человјческую немощь, а вмјстј и силу. Нeбо высоко у земля же глубока ( Притч. 25, 3 . ) И кто изъ низложенныхъ грјхомъ взойдетъ на небо? Кто, обложенный еще дольнимъ мракомъ и грубою плотію, можетъ цјлымъ умомъ ясно созерцать всецјлый Умъ, находясь среди непостояннаго и видимаго, вступитъ въ общеніе съ постояннымъ и невидимымъ? Даже изъ самыхъ очищенныхъ едва-ли кто можетъ видјть здјсь хотя такой образъ доброты, каково изображеніе солнца въ водахъ. Кто измјри горстію воду, и небо пядію , и ваю землю горстію , кто постави горы въ мјрилј и холмы въ вјстј (Ис. 40, 12)? Кое мјсто покоища Его ( И с . 6 6 , 1.), и чему изъ всего Онъ уподобится? Кто —сотворившій все словомъ, устроившій человјка премудростію, соединившій разлученное, сочетавшій персть съ духомъ, сложившій живое существо — видимое и невидимое, временное и вјчное, земное и небесное, касающееся Бога, но непостигающее, приближающееся и далеко отстоящее? Рјхъ, умудрюся, говоритъ Соломонъ : и сія, то есть, мудрость, удалися отъ мене. Далече паче неже бј (Еккл. 7, 24. 25.). И дјйствительно, приложивый разумь приложитъ болјзнь (Еккл. 1, 18.). Онъ не столько радуется о найденномъ, сколько скорбитъ о непостигнутомъ, какъ обыкновснно (представляю себј ) случается съ людьми, которыхъ отвлекаютъ отъ воды, прежде нежели они утолили жажду, или которые, надјясь что получить, не могутъ схватить того руками, или отъ которыхъ мгновенно скрывается озарившее ихъ блистаніе свјта.

Сіе удержало меня долу, содјлало смиреннымъ и убјдило въ томъ, что лучше слышать гласъ похвалы, нежели быть истолкователемъ того, что превышаетъ силы. Величіе, высота, достоинство, чистыя существа, съ трудомъ вмјщающія сіяніе Бога, Котораго покрываетъ бездна, Котораго, какъ чистјйшій и для большей части тварей неприступный свјтъ, утаеваетъ тьма, Который во всемъ и внј всего, Который есть всякая доброта и выше всякой доброты, Который просвјщаетъ умъ и убјгаетъ отъ быстроты и выспренности ума, столько всегда удаляяся, сколько постигается, и возлюбленнаго своего возводя горј тјмъ, что убјгаетъ и какъ-бы вырывается изъ рукъ — таковъ и такъ важенъ предметъ нашихъ желаній и исканій! Таковъ долженъ быть невјстоводитель, уневјщивающій души. И боюсь, чтобы, связавъ мнј руки и нјги, не извергли меня изъ брачнаго чертога, какъ неимјющаго на себј брачнаго одјянія, и нагло вторгшагося въ кругъ возлежащихъ тамъ; хотя и призванъ я отъ юности, ;даже (скажу неизвјстное еще многимъ ) къ Нему приверженъ есмь отъ ложеснъ (Пс. 21, 11.), Ему принесенъ въ даръ по матернему објту, а потомъ и самъ, когда опасности укрјпили, любовь возрасла, и помогъ разсудокъ, Воспріявшему и Спасшему меня добровольно отдалъ все — и имјніе и знатность, и здоровье, и самый даръ слова. Изъ всего этого извлекъ я ту одну пользу, что презрјлъ сіе, и нашлось у меня, чему предпочесть Христа. Словеса Божіи содјлались для меня сладки, какъ соты меда; я призвалъ разумъ, и далъ глась свой мудрости (Прит. 2, 3.), учился умјрять гнјвъ, обуздывать языкъ, уцјломудривать око, укрощать чрево, попирать земную славу, и въ этомъ (безразсудно говорить, однако-же пусть будетъ сказано) сталъ я не хуже, можетъ быть, многихъ. Вести же такую любомудрую жизнь лучше, нежели принять на себя власть и управленіе душами, и когда еще самъ не научился быть хорошимъ пасомымъ, не очистилъ, какъ должно, душу свою, обязаться должностію — править паствою; притомъ въ такія времена, когда, смотря на людское крушеніе и мятеж и, всего вожделјннје бјгомъ бјжать изъ общества, удалиться въ надежный пріютъ, укрыться отъ бури и тьмы лукаваго; когда члены одного тјла взаимно враждуютъ; когда изчезаетъ послјдній остатокъ любви, а съ другой стороны слово : іерей, иотому что по Писанію, изліяся уничиженіе на князи (Пс. 16, 40.), признается однимъ пустымъ именемъ,—и лучше, если-бы оно было одно пустое имя. Нынј же (да обратится хула на главы нечестивыхъ!) изгнанъ изъ сердца всякій страхъ, и его мјсто заступило безстыдство; кто-бы ни пожелалъ, для всякаго отверсты и знаніе и глубины Духа. Всј мы благочестивы единственно потому, что осуждаемъ нечестіе другихъ; а судъ предоставляемъ людямъ безбожнымъ, павергаемъ святая псамъ, бросаемъ бисеры предъ свиніями, разглашая божественное тјмъ, у кого не освящены и слухъ и сердце. Мы сами (о жалкіе!) тщательно выполняемъ желанія враговъ, и не стыдимся любодјйствовать въ начинаніях ( П с . 109, 5.) своихъ. Моавитяне и Аммонитяне, которымъ не дозволено входить въ Церковь Господню, у насъ свободно ходятъ въ самомъ святилищј. Для всјхъ отверзли мы не врата правды, по двери злословія и наглости другъ противъ друга. У насъ не тотъ совершеннје, кто изъ страха Божіа не произноситъ празднаго слова, но тотъ, кто, какъ можно больше, злословитъ ближняго, или прямо , или намјками, нося подъ языкомъ своимъ трудъ и болјзнь (Пс, 9, 28.), или, говоря ближе, ядъ аспидовъ (Пс. 139 , 3.). Мы ловимъ грјхи другъ друга не для того, чтобм оплакивать ихъ, но чтобы пересудить, не для того, чтобы врачевать, но чтобы еще уязвить, и раны ближняго имјть оправданіемъ собственныхъ своихъ недостатковъ. У насъ признакомъ добрыхъ и злыхъ—не жизнь, но дружба и несогласіе съ нами. Что нынј хвалимъ, то завтра осуждаемъ; что другіе порицаютъ, тому дивимся; охотно поблажаемъ во всемъ нечестію — столько мы великодушны къ пороку! Все стало, какъ въ началј, когда еще не было ни міра, ни теперешняго благоустройства и благообразія, а напротивъ того всј вещи, будучи слиты и въ безпорядкј, имјли еще нужду въ образующей десницј и силј. А если угодно другое сравненіе; то, какъ во время ночной битвы, при тускломъ свјтј луны, не различая въ лице враговъ и своихъ, или, какъ на морскомъ сраженіи и во время б у р и , оглушаемые порывами вјтровъ, шипјніемъ моря, напоромъ волнъ, столкновеніемъ кораблей, ударами веселъ, криками начальниковъ, стонами пораженныхъ, въ недоумјніи, не имјя времени собраться съ мужествомъ, мы (къ довершенію бјдствія) нападаемъ другъ на друга, и другъ отъ друга гибнемъ. И не мірянинъ только поступаетъ такъ, священникъ же иначе. Напротивъ того мнј кажется, что нынј явно исполняется изречевное древле въ проклятіи: яко же людіе, тако и жрецъ (Ос. 4, 9.). Не одинъ дростой народъ таковъ, а сильные, какъ говорится, въ народј и начальники инаковы» Напротивъ того они-то и ведутъ открытую войну съ священниками, въ предлогъ къ убјжденію обращая благочестіе.

Съ кјмъ бываетъ сіе потому, что јнъ стоитъ за вјру, за самыя высокія и первыя истины, того не порицаю, и если сказать правду, того хвалю и сорадуюсь съ нимъ. Я желалъ-бы и самъ быть въ числј подвизающихся и ненавидимыхъ за истину, даже похвалюсь, что дјйствительно принадлежу къ сему числу. Ибо похвалъная брань лучше мира, разлучающаго съ Богомъ. Посему и Духъ вооружаетъ кроткаго воина (Іоил. 3, 11.), какъ способнаго хороша вести войну. Но нынј есть люди, которые съ крайнимъ невјжествомъ и съ наглостію сами стоятъ за малости и вовсе неполезныя вещи, и всякаго, кого только могутъ, принимаютъ въ сообщники зла; а все сіе прикрываютъ вјрою, и сіе достоуважаемое имя безразсудно употребляютъ въ своихъ состязаніяхъ. Отсего, какъ и естественно, мы ненавидимы язычниками, и (что всего несноснје) не можемъ даже сказать, что ненавидимы несправедливо. И изъ своихъ охуждаютъ насъ самые благонамјренные; ни мало же не удивительно, что суждаетъ народъ, который рјдко одобряетъ что-либо и доброе. На хребтахъ нашихъ дјлаютъ грјшники ( Пс. 128, 8.), и что умышляемъ другъ противъ друга , то обращаютъ противъ всјхъ. Мы содјлались новымъ позоромъ, но не для Ангеловъ и человјковъ, какъ мужественнјйшій изъ подвижниковъ Павелъ, ратоборствовавшій противъ началъ и властей, но почти для всјхъ ведущихъ худую жизнь, и во всякое время, и на всякомъ мјстј , — на торжищахъ, на нетрезвыхъ пиршествахъ, среди веселостей, среди сјтованій. Мы выведены даже и на зрјлища народныя (едва не со слезами говорю с і е) , насъ осмјиваютъ на ряду съ самыми развратными людыјш, и ничто такъ не усладительно для слуха и зрјнія, какъ Христіанинъ, поруганный на зрјлищј. До сего, довели насъ наши междоусобія; до сего довели насъ тј, которые чрезъ мјру подвизаются за Благаго и Кроткаго, которые любятъ Бога больше, нежели сколько требуется. Въ борьбј, или въ другомъ чемъ, не позволено состязаться неустановленнымъ порядкомъ, и тотъ подвергается осмјянію и безчестію, даже лишается правъ побјды, кто борется не по правиламъ, или въ другомъ чемъ состязуется не въ порядкј и отступаетъ отъ положенныхъ для сего уставовъ, хотя-бы онъ былъ самый мужественньій и искусный. Ужели-же подвизающійся за Христа не по Христј угодитъ тјмъ Миру (ЕФ . 2, 14.), ратоборствуя за Него недозволеннымъ образомъј И донынј еще трепещутъ демоны при имени Христовомъ; сила сего Имени яе ослаблена и нашими пороками. омы не стыдимся оскорблять и достопокланяемое имя Христово и самого Христа, не стыдимся слышать, какъ Онъ почти въ слухъ и ежедневно вопіетъ : имя Мое хулится васъ ради во языцјхъ (Ис. 5 2 , 5.). Не боюсь я внјшней брани, и возстающаго нынј на Церкви звјря — сей полноты лукаваго* (* Юліана отступника.), хотя-бы грозилъ онъ огнемъ, мечемъ, звјрями, стремнинами, пропастями, хотя-бы превзошелъ безчеловјчіемъ всјхъ когда-либо неистовствовавшихъ, изобрјлъ мучительнјйшія, извјстныхъ доселј, казни. На все есть у меня одно врачевство, одинъ путь къ побјдј, и это — (похвалюся во Христј!) смерть за Христа. Но что касается до предстоящей мнј брани, не знаю, что мнј дјлать, какой искать помощи, какого слова мудрости, какого дара благодати, въ какое облечься всеоружіе противъ козней лукаваго. Кто побјдитъ сего врага? Моисей-ли, распростирающій руки на горј, чтобы превозмогъ прообразуемый и прознаменуемый крестъ? Или послј него Іисусъ, на брань ополчающійся съ Архистратигомъ небесныхъ воинствъ? Или Давидъ, то псалмопјвствующій, то сражающійея пращами и отъ Бога препоясуемый силою на брань, или имјющій персты, Богомъ обученные на брань? Или Самуилъ, то приносящій молитвы и жертвы за народъ, то помазующій на царство могущаго побјждать? Кто оплачетъ сіе, какъ должно? Іеремія ли, написавшій плачъ объ Израилј? Кто воззоветъ: пощади Господи людп Твоя, и не даждь достноянія Твоего въ укоризну, да не обладаютъ ими языцы ( Іоил. 2, 17.)? Кто будетъ молиться? насъ: Ной-ли, Іовъ Ии Даніилъ, вмјстј молящіеся и вмјстј упоминаемые (І е з . 14, 14.), да утишится у насъ хотя нјсколько брань, да придемъ сами въ себя, станемъ наконецъ узнаватъ другъ друга, да не будемъ, вмјсто одного Израиля, и Іудою и Израилемъ, Ровоамомъ и Іеровоамомъ, Іерусалимомъ и Самаріею — симя городами, то предаваемыми за грјхи, то оплакиваемыми?

Признаюся, что я немощенъ для такой брани; а потому и обратилъ хребетъ, сокрылъ лице въ бјгствј. Отъ полноты огорченія возжелалъ я сидјть въ уединеніи и молчать, зная, что время лукаво, что отверглись возлюбленные, и содјлались сынами отступными мы—виноградъ благовјтвистый, виноградъ истинный, плодоносный, прекрасный, возращенный орошеніемъ свыше, и что для меня обратились въ безчестіе діадима доброты моей, печать славы и вјнецъ похваленія, Но если кто при всемъ этомъ смјлъ и мужественъ; то ублажаю его за смјлость и мужество. Не говорю еще о брани внутренней, которая—въ насъ самихъ, въ нашихъ страстяхъ, и которую воздвигаютъ на насъ день и ночь, то явно, то тайно, сіе тјло смиренія, и разсјянность жизни, мятущая и волнующая насъ посредствомъ чувственности и временныхъ удовольствій, и грязь персти, съ которою мы смјшаны, и законъ грјховный, воюющій противъ закона духовнаго и усиливающійся растлить въ насъ Царскій образъ и все, что съ нимъ вложено въ насъ божественнаго по происхожденію. Почему едва ли кто въ состояніи преодолјть влекущее долу естјство, развј уже обучилъ себя долговременнымъ любомудріемъ и постепенно отторгалъ отъ низкаго и сопряженнаго со тьмою, что есть въ душј благоугоднаго и свјтовиднаго, или удостоился милости Божіей, или сверхъ того и другаго прилагалъ всевозможное стараніе вознесть взоръ свой горј. Но пока не препобјждена мною по возможности персть, пока не очищенъ умъ, пока далеко не превосхожу другихъ близостію къ Богу; не безопаснымъ признаю принять на себя попеченіе о душахъ и посредничество между Богомъ и человјками, что составляетъ такъ-же долгъ іерея.

И чјмъ-же приведенъ я въ такой страхъ? Не почтите меня боязливымъ сверхъ мјры; напротивъ того похвалите даже мою предусмотрительность. О самомъ Моисеј слышу, что, когда бесјдовалъ съ нимъ Богъ, хотя многіе призваны на гору, и въ числј ихъ Ааронъ съ двумя сынами свяіценниками, и семьдесятъ старјйшинъ—народоправителей, однако-же повелјно было, чтобы прочіе поклонились издалеча, а къ Богу приступилъ одинъ Моисей; народу-же не дозволено и восходить на гору (Исх. 24, 1. 2 .); потому что не йсякой можетъ приближаться къ Б о г у , но только кто, подобно Моисею, способенъ вмјстить славу Божш. Да еще и прежде, при самомъ началј законодательства, трубы, молніи, громы, мракъ, гора вся дымящаяся, страшныя угрозы, что если и звјрь прикоснется къ горј, будетъ побитъ камнями (И с х . 1 9 , 1 3 . ), такъ-же другія подобныя грозныя явленія удерживали другихъ внизу горы, и для нихъ много было, по надлјжащемъ очзищеніи, слышать одинъ гласъ Божій; между тјмъ Моисей и на гору восходитъ, и вступаетъ внутрь облака, и получаетъ законъ, и пріемлеть скрижали, для народа скрижали писмени, а для тјхъ, которые выше народа, скрижали духа. Слышу также о Надавј и Авіудј, что они, воскуривъ фиміамъ чуждымъ огнемъ, наказаны тјмъ самымъ , въ чемъ оказали нечестіе, нашли для себя погибель въ самое время и на самомъ мјстј нечествованія, и хотя отецъ ихъ Ааронъ былъ предъ Богомъ вторымъ по Моисеј, однако-же не могъ спасти ихъ (Лев. 10, 1· 2.). Знаю, что было съ священникомъ Иліемъ и нјсколъко послј него съ Озою. Одинъ понесъ наказаніе за беззаконіе сыновей, когда они при жертвоприношеніяхъ осмјлввались прежде времени вынимать мяса изъ котловъ, хотя отецъ и не одобрялъ такого ихъ нечестія, а напротивъ того многократно дјлалъ имъ строгіе выговоры ( 1 Цар. 2, 13. 14.). Другой наказанъ единственно за то, что коснулся кивота, увлекаемаго тельцемъ; и хотя поддержалъ кивотъ, однако-же самъ погибъ (2 Цар . 6, 6. 7 . ); такъ Богъ охранялъ досточтимость кивота. Знаю еще, что самые тјлесные пороки, и въ священникахъ и въ жертвенныхъ животныхъ подвергались строгому изслјдованію, и было узаконено, чтобы совершенные приносили совершенное; а сіе, какъ думаю, служило символомъ душевной непорочностя. Не позволялось такъ-же, ни всякому касаться священнической одежды, или какого-либо священнаго сосуда; ни вкушать самыхъ жертвъ, кому не надлежало, или на неприличномъ мјстј и въ неприличное время; ни поддјлывать елей помазанія и фиміамъ сложенія, ни входить во святилище, если кто хотя мало былъ нечистъ душею и тјломъ. Тјмъ паче не дерзали часто входить во святая-святыхъ, куда доступъ дозволялся только одному и единожды въ годъ. Тјмъ паче не смјлъ всякій простирать взоръ или касаться къ завјсј, или къ очистилищу, или къ кивоту, или къ херувимамъ. И такъ, зная сіе, а вмјстј и то, что всякій не достоинъ великаго Бога, Архіерея и Жертвы, если не представилъ онъ прежде себя самого Богу въ жертву живую и святую, не показалъ опытовъ благороднаго словеснаго служенія, не принесъ Богу жертвы хвалы—духа сокрушеннаго — жертвы, какой только и требуетъ отъ насъ Даровавшій вамъ вее,— звая сіе могъ-ли я отважиться на то, чтобы приносить Ему жертву внјшнюю — равнообразную великимъ таинствамъ? Могъ-ли я облечься въ образъ и санъ іерея, пока не освятилъ рукъ преподобными дјлами, пока не пріобучилъ ока взирать здраво на тварь, и едивственно удивляться Творцу, а не уничижать Создателя, пока наказаніе Господне не отверзло уши мои, не приложено ми ухо, еже не тяжко слышати (Ис. 50, 5); не данъ усерязъ златый съ многоцјннымъ сардійскимь камнемь то есть, слово мудраго во ухо благопослушно (Притч. 25, 12.); пока уста, губы, языкъ не раскрылись и не привлекли Духа (Пс. 118, 131·), не разширились и не наполнились (Пс. 80, 11.) духомъ изрекаемыхъ таинствъ и догматовъ, пока уста, по слову мудрости, не стали связаны божественнымъ чувствомь (Притч. 1 5 , 7.), чтобы имъ (прибавлю къ сему ) и растворяться благовременно, а языкъ не исполнился радованіемъ, не сталъ органомъ божественнаго сладкопјнія, возбуждаемый славою, востая рано (Пс . 56 , 7.) и трудясь, доколј не прилпнетъ къ гортани; пока ноги мои не поставлены на камени (Пс. 39, 3.), не совершены какъ ноги еленей (Пс. 17, 34.), и стопы мои не направлены по Богу (Пс. 118, 133.), ни вмалј, ни вовсе не проливаясь (Пс. 72, 2.); пока всякій членъ не содјлался оружіемъ правды (6 , 13.), не отложилъ всякую мертвенность, пожертую животомъ (2 Кор. 5 , 4.) и уступившую мјсто Духу? У кого не воспламеняютъ сердца чистыя, огнемъ искушенныя словеса Божія, когда открываются ему Писація; кто не написалъ ихъ трижды на широтј сердца (Прит. 22, 21.), чтобы имјть умъ Христовъ (1 Кор. 2 , 16.); кто не входилъ въ сокровенныя отъ многихъ, невидимыя и темныя сокровищницы (Ис. 45, 3.), чтобы видјть ихъ богатство, и придти въ состояніе обогащать другихъ , духовная духовными сразсуждающе ( 1 Кор. 2 , 13.); кто не зрјлъ еще, какъ должно, красоту Господню, и не посјщалъ храмъ Его, лучше-же сказать, кто самъ не содјлался храмомъ Бога живаго, живымъ жилищемъ Христовымъ въ духј; кто не позналъ сродства и различія между образами и дјйствительностью, не отступилъ отъ первыхъ и не приложился къ послјдней, чтобы, избјжавъ ветхости писмене, работати во обновленіи духа (Рим. 7, 6.) и перейти совершенно къ благодати отъ закона, ислолненнаго духовно въ изможденіи тјла; кто опытно и умозрительно не изслјдовалъ всјхъ наименованій и силъ Христовыхъ, какъ высочайшихъ и первыхъ, такъ и низшихъ и лослјднихъ, принадлежащихъ Христу по человјчеству,· именно же, что Онъ Богъ, Сынъ, Образъ, Слово, Премудрость, Истина,Свјтъ, Жизнь, Сила, Пара, Изліяніе (Премудр. Сол. 7 , 2 5 . ) , Сіяніе, Творецъ, Царь, Глава, Законъ, Путь, Дверъ, Основаніе, Камень, Бисеръ, Миръ, Правда, Освященіе, Избавленіе, Человјкъ, Рабъ, Пастырь, Агнецъ, Архіерей, Жертва, Перворожденъ всея твари ( Кол. 1, 15.), Перворожденъ по воскресенію изъ мертвыхъ (18.); кто безъ пользы слышитъ сіи наименованія и вещи, не входитъ въ общеніе съ Словомъ и не постигаетъ, въ какомъ отношеніи каждымъ изъ сихъ Оно есть и именуется; кто не прилагалъ старанія и т учился уразумјвать премудрость Божію въ тайнј сокровенную (1 Кор. 2, 7.); кто еще младенецъ, питается млекомъ, не сопричтенъ къ Израилю, не вписанъ въ воинство Божіе, не способенъ, какъ слјдуетъ, взять на себя крестъ Христовј, кто не сталъ, можетъ быть, ни какимъ еще почетнымъ членомъ тјла Христова: — тотъ ужели охотво и съ радостію приметъ, чтобы поставили его во главу полноты Христовой? По крайней мјрј я не даю на сіе приговора и совјта. Напротивъ того вижу здјсь причины къ самому сильному страху , и самую крайнюю опасность для сознающаго и важность преспјянія и пагубныя слјдствія погрјшенія въ дјлј. Пусть другой, разсуждалъ я, кто многоопытенъ въ мореходствј и торговлј, плыветъ за куплею, переходитъ обширныя моря, борется всегда съ вјтрами и волнами, многое, если удастся, пріобрјтая, и много бјдствуя.А для меня, который держуся суши, веду не глубокую и легкую борозду жизни, съ выгодами и моремъ раскланиваюсь издали, пріятнје жить такъ, какъ могу, съ небольшимъ и скуднымъ кускомъ хлјба, и влачить дни въ безопасности и безмятежіи, нежели для болынихъ выгодъ кидаться на долговременную и большую опасность. Для человјка поставленнаго высоко и то уже потеря, если онъ не предпріемлетъ большаго, не распространяетъ доблестей своихъ на многихъ, но останавлпвается на маломъ числј людей, и какъ-бы большимъ свјтомъ освјщаетъ малый домъ, или юношескимъ всеоружіемъ покрываетъ дјтское тјло. А для человјка маловажнаго всего безопаснје нести малое бремя, не возбуждать смјха и не увеличивать опасности возложеніемъ на себя чего-либо не по силамъ. Ибо, какъ слышимъ, и башню строить прилично тому только, у кого есть, чјмъ ее довершить (Лук. 14, 28.).

И такъ предъ вами—оправданіе моего бјгства, и оправдавіе можетъ быть не недостаточное. Сіе-то самое удалило мевя отъ васъ, друзья и братія, правда къ прискорбію моему, а можетъ быть, и вашему однако-же по необходимости, по крайней мјрј какъ мнј тогда представлялось. Возвратили же меня, во-первыхъ, приверженность моя къ вамъ и чувствованіе вашей взаимной ко мнј приверженности (ибо взаимное расположеніе всего болје укрјпляетъ любовь); а во-вторыхъ, собственная моя забота, собственное мое дјло — сјдины и немощь священныхъ родителей, болјзнующихъ болје обо мнј, нежели о лјтахъ своихъ, —сего Авраама Патріарха, драгоцјнной и равноангельной для меня главы, и Сарры, духовно раждающей насъ ученіемъ вјры. Для нихъ быть жезломъ въ старости и опорою въ немощи — составляло первый објщанный мною објтъ, который и исполнялъ я по возможнск сти, такъ что презрјлъ и самое любомудріе — сіе стяжаніе и имя всего для меня драгоцјннјйшее, или справедливје сказать, въ томъ и оказалъ я свое любомудріе, чтобы не казаться любомудрствующимъ. Почему нестерпимо для меня стало, по одному поводу потерять весь трудъ и лишиться благословенія, которое, какъ сказано объ одномъ изъ ветхозавјтныхъ праведниковъ, даже восхитилъ онъ, введя отца въ обманъ снјдію и накладными волосами, уловивъ доброе недобрымъ средствомъ— чрезъ ухищреніе. Итакъ двј причины моей уступчивости и кротости; и, можетъ быть, ни малой нјтъ несообразности въ томъ, что противъ сихъ двухъ причинъ не устояли и ноколебались прежнія мои разсужденія. Ибо думаю, что иногда такъже благовременно уступить надъ собою побјду, какъ бываетъ время и для всякаго другаго дјла; и лучше быть честно побјждену, нежели одержать побјду со вредомъ и незаконно. Въ третьихъ-же, (вотъ самая важная причина моего возвращенія! сказавъ о ней, умолчу уже опрочихъ ) я вспомнилъ о временахъ давнихъ, и встрјтивъ одно древнее сказаніе, извлекъ изъ него наставленіе для себя въ настоящемъ обстоятельствј.

Ибо полагаю, что заключающееся въ Писаніи не безъ цјли написано, и не одна куча словъ и предметовъ, собранная для развлеченія слушающихъ, не какая нибудь приманка для слуха, служащая только къ забавј. Такова цјль баснословій и тјхъ Еллиновъ, которые не много заботясь объ истинј, очаровываютъ слухъ и сердце изяществомъ вымысловъ и роскошью выраженій. Но мы, тщателыю извлекающіе духовный смыслъ изъ каждой черты и буквы, ни мало не согласны думать ( сіе былобы и не справедливо ), чтобы и самыя малозначительныя дјянія безъ какой-либо цјли бьіли и писателями подробно описаны и до сего времени сохранены иа память. Напротивъ того цјль ихъ— служить памятниками и уроками, какъ судить въ подобныхъ, если встрјтятся, обстоятельствахъ, чтобы мы, слјдуя симъ примјрамъ, какъ нјкоторымъ правиламъ и предначертаннымъ образцамъ, могли одного избјгать, а другое избирать.

Какое-же сказаніе, и въ чемъ состоитъ наставленіе? Можетъ быть, не худо будетъ разсказать еіе для утвержденія многихъ. Бјжалъ и Іона отъ лица Божія, или, вјрнје сказать, думалъ убјжать; но удержанъ былъ моремъ, бурею, жребіемъ, чревомъ китовымъ и тридневнымъ погребеніемъ, которое послужило образомъ высшаго таинства. Но Іона бјжалъ, чтобъ не итти къ Ниневитянамъ съ печальною и необыкновенною вјстію, и чтобы въ послјдствіи не оказаться лжецомъ, если городъ спасется чрезъ покаяніе. Ибо не спасеніе злочестивыхъ огорчало его , но онъ стыдился быть служителемъ лжи, и какъ-бы ревновалъ о достовјрности пророчества, которая въ немъ могла подвергнуться сомнјнію; потому что многіе не способны проникать въ глубину Божія о семъ домостроительства. А какъ слышалъ я о семъ отъ одного мудраго мужа, который не неприлично объяснялъ видимую несообразность сказанія, и способенъ былъ разумјть глубокій смыслъ Пророка, не такая причина сдјлала блаженнаго Іону бјглецомъ, и укрывшагося на морј привела въ Iоппію, а изъ Іоппіи вела въ Фарсисъ. Невјроятно, чтобы онъ, будучи Пророкомъ, не зналъ Божія намјренія, то есть, что Богъ, по своей великой премудрости, по неиспытуемымъ судьбамъ, неизслјдимымъ И непостижимымъ путямъ Своимъ, самою угрозою производилъ то, чтобы Ниневитяне не потерпјли предсказаннаго въ угрозј. А если Пророкъ зналъ сіе , то невјроятно такъ-же, чтобы онъ не покорился Богу, благоугоднымъ Ему образомъ устроявшему спасеніе Ниневитянъ. Думать же, что Іона надјялся укрытъся въ морј и спастись бјгствомъ отъ великаго ока Божія, было-бы совершенно нелјпо и невјжественно; такая мысль была-бы несправедлива не только о Пророкј, но и о всякомъ другомъ человјкј, имјющемъ разумъ и сколько-нибудь познавшемъ Бога и Его все превосходящее могущество. Напротивъ того Іона, какъ говоритъ разсуждавшій осемъ мужъ, въ чемъ и я убјжденъ, лучше всякаго другаго зналъ и то, что будетъ слјдствіемъ проповјди Ниневитянамъ, и то, что онъ самъ, замыслившій бјгство, хотя перемјнитъ мјсто, но не убјжитъ отъ Бога; какъ не избјгъ-бы и всякій другой, хотя-бы укрылся въ нјдрахъ земли, во глубинахъ моря, изобрјлъ средство подняться на крыльяхъ и летать по возд у х у , снизошелъ въ самую преисподнюю ада, или облекся густотою облака, или придумалъ другой возможной способъ къ утаенію побјга. Напротивъ того, ежели Богъ восхощетъ кого остановить и удержать въ рукј Своей, то сіе всего неизбјжнје, всего неодолимје. Онъ предускоряетъ быстрыхъ, перехитряетъ хитрыхъ, низлагаетъ сильныхъ, смиряетъ высокихъ, укрощаетъ дерзновенныхъ, подавляетъ всякую силу. Посему конечно зналъ крјпкую руку Божію Іона, который угрожалъ ею другимъ, и онъ не думалъ, что вовсе убјжитъ отъ Бога. Сіе ни мало не вјроятно. Но поелику Іона провидјлъ паденіе Израиля, и предчувствовалъ, что пророчественная благодать переіходитъ къ язычникамъ; то онъ уялоняется отъ проіповјди, медлитъ въ исполненiи повелјнія, и, оставивъ сторожевую башню радости, что на Еврейскомъ значитъ Іоппiя, — то есть, древнюю высоту и достоинство, ввергаетъ самъ себя въ мope скорби. Потому и обуревается, и спитъ, и терпитъ кораблекрушеніе, и пробуждается отъ сна, и подпадаетъ жребію, и сознается въ бјгствј, и погружается въ морј, и поглощается китомъ, но не истребляется, а призываетъ тамъ Бога и (какое чудо!) подобна Христу, по прошествіи трехъ дней, возвращается оттуда.

Но оставимъ о семъ слово въ надеждј, если дастъ Богъ, обстоятельнје поговорить въ послјдствіи времени. отеперь, чтобы рјчь возвратилась къ своему предмету, остановлюсь на той мысли и на томъ разсужденіи, что для Іоны, можетъ быть и извинительно было, по изложенной выше причинј, отреваться отъ пророческаго служенія. Но осталось-ли-бы какое извиненіе и мјсто къ оправданііо для меня, если-бы сталъ я долје упорствовать и отрицаться отъ возлагаемаго на меня (не знаю какъ назвать), легкаго или тяжелаго, но все-же ига служенія. Ибо ежели-бы иный не попрекословилъ мнј въ томъ (что одно и можно въ настоящемъ случај сказать какъ нјчто твердое), что я весьма недостоинъ священнослуженія предъ Богомъ, и что прежде надобно содјлаться достойнымъ церкви, а потомъ уже олтаря, и прежде достойнымъ олтаря, а потомъ уже предсјдательства; то другой, можетъ быть, не освободилъ-бы меня отъ обвиненія въ неповиновеніи. Но страшны угрозы, ужасны наказанія за неповиновеніе, равно какъ и за противное сему, если кто ни мало не смущается, не отрицается, и не скрывается, какъ Саулъ, въ отцевскихъ сосудјхъ (I Цар. 1 0 , 22.), какъ скоро слегка призываютъ его къ принятію началъства, но съ готовностію, какъ за самое легкое и удобное дјло, берется за то, въ чемъ не безопасно перемјнять намјреніе и принятое поправлять новымъ.

Посему-то я долго боролся съ мыслями, придумывая, какъ поступить, и находясь между двумя страхами, изъ которыхъ одинъ принуждалъ меня оставаться внизу, а другой—итти вверхъ. И послј многихъ недоумјній, перевјшиваясь на ту и другую сторону, или, подобно струј, гонимой противными вјтрами, склоняясь туда и сюда, наконецъ уступилъ я сильнјйшему; меня препобјдилъ и увлекъ страхъ оказаться непокорнымъ. И смотрите, какъ прямо и вјрно держусь я среди сихъ страховъ, не домогаясь начальства неданнаго, и не отвергая даннаго. Ибо первое означало-бы дерзость, послјднее-же — непокорность, а то и другое вмјстј — невјжество. Но я соблюдаю средину между слишкомъ дерзновенными и между слишкомъ боязливыми; я боязливје тјхъ, которые хватаются за всякое началъство, и дерзновеннје тјхъ, которые всякаго убјгаютъ. Такъ я разумјю дјло еіе, и выражусь еще яснје: противъ страха быть начальникомъ подастъ, можетъ быть, помощь законъ благопокорности; потому что Богъ, по благости Своей, вознаграждаетъ вјру, и дјлаетъ совершеннымъ начальникомъ того, кто на Него уповаетъ, и въ Немъ полагаетъ всј надежды. Но не знаю, кто будетъ помощникомъ, и какое слово внушитъ упованіе, въ случај непокорности. Ибо опасно, чтобы намъ о ввјряемыхъ нашему попеченію не услышать слјдующаго: «Души ихъ отъ рукъ вашихъ взыщу (Iез 3, 19.). Какъ вы отверглись Меня, и не захотјли быть вождями и начальниками народа Моего: такъ и Я отвергнусъ васъ, и не буду вашимъ царемъ. Какъ вы не послушали гласа Моего, но презрительно обратили ко Мнј хребетъ и не повиновались: такъ будетъ и вамъ; когда призовете Меня, не призрю на молитву вашу и не услышу ея.»— Да не придетъ на насъ таковый приговоръ Праведнаго Судіи, Которому воспјваемъ милость; но вмјстј воспјваемъ конечно и судј (Пс . 100, 1.)!

А я обращаюсь опять къ исторій, и разсматривая самыхъ благоискусныхъ мужей въ древности, нахожу, что изъ тјхъ, кого благодать предъизбирала когда либо въ званіе начальника или пророка, одни съ готовностію слјдовали избранію, а другіе медлили принимать даръ; но ни тј, ни другіе не подвергались осужденію, какъ отрекавшіеся — за боязнь, такъ и изъявившіе согласіе — за ревность. Ибо одни устрашались важности служенія, а другіе повиновались по вјрј въ Призывающаго. Ааронъ изъявилъ готовностъ, а Моисей прекословилъ. Съ готовностію повиновался Исаія, а Іеремія страшился юности, и не прежде отважился на званіе Пророка, какъ получивъ отъ Бога објтованіе и силу, превышающую возрастъ. Сими размышленіями успокоиваю я самъ себя, и душа моя понемногу уступаетъ и смягчается, какъ желјзо; а въ помощники къ симъ размышленіямъ беру я время, и въ совјтники — Божіи оправданія, которымъ вјрилъ я всю жизнь свою. Посему не противлюся, ни противоглаголю (Ис. 50, 5.) (слова моего Владьіки, не къ начальствованію призываемаго, но яко овча на заколеніе (И с . 53, 7.) ведомаго), даже подклоняюсь и смиряюсь подъ крјпкую руку Божію, и прошу извинить прежнюю мою лјность и непокорность, если сколько нибудь виновенъ я въ семъ. Я умолкалъ, но не всегда буду молчать; удалился не надолго, сколько было нужно, чтобы разсмотрјть себя и доставить себј утјшеніе въ скорби, но теперь готовъ возноситъ Его въ церкви людстјй и восхвалятъ на сјдалищи старецъ (Пс. 106, 32.). Если за одно должно осуждать; то за другое можно извинить.

Но къ чему мнј продолжать слово? Я съ вами, пастыри и сопастыри! съ тобою, святая паства, достойная Архипастыря Христа! И ты, отецъ мой, совершенно побјдилъ и подчинилъ мјня болје по Христовымъ, нежели по мірскимъ законамъ. Видишь благопокорность; возврати благословеніе. И самъ руководствуй молитвами, путеводствуй словомъ, утверждай духомъ. Благословеніе отчее утверждаетъ домы чадъ ( Сир. 3, 9.). О если-бы утвердиться мнј и сему духовному дому, который избралъ я, и о которомъ молюсь, чтобы онъ и для меня былъ упокоеніемъ въ вјкъ вјка, когда изъ здјшней церкви препосланъ буду къ церкви тамошней—къ торжеству первородныхъ, написанныхъ на небесахъ! Таково и столь справедливо мое моленіе!

Богъ же мира, сотворившій обоя едино и возвратившій насъ другъ другу, посаждающій царей на престолахъ и воздвигающій съ земли убогаго, изъ низкаго состоянія возвышающій нищаго, избравшій Давида раба Своего и вземшій отъ стадъ овчихъ того, кто былъ младшимъ и юнјйшимъ изъ сыновъ Іессеевыхъ, дающій слово благовјствующимъ силою многою во исполненіе Евангелія, Самъ, пася пастырей и водя вождей, да поддерживаетъ десную руку нашу, да путеводствуетъ ио волј Своей, и да пріиметъ со славою, чтобы и намъ упасти паству Его благоразумно, а не въ сосудахъ пастыря неискусна (З а х . 11, 15.) — одно поставлено у древнихъ въ числј благословеній, а другое въ числј проклятій; — Самъ да дастъ силу и державу людемъ Своимъ (Пс. 67, 36.), Самъ да представитъ Себј паству славною и нескверною, достойною горняго двора, въ обители веселящихся, во свјтлости святыхъ, чтобы во храмј Его всј мы, и паства и пастыри, купно могли вјщать славу, во Христј Іисусј Господј нашемъ, Которому всякая слава во вјки вјковъ, аминь !

Слово 4

Первое обличительное.

Нa царя Юліана.

Услышите сія вcи языцы, внушите вcu живущіи пo вселеннјй (Пс. 48, 2.). Какъбы съ нјкотораго возвышенія, далеко кругомъ видимаго, всјхъ призываю, ко всјмъ обращая сильную и высокую проповјдь. Внимайте народы, племена, языки, люди всякаго рода, всякаго возраста—всј, сколько есть теперь, и сколько будетъ на землј! И да прострется далје моя проповјдъ!—Внимайте мнј всј небесныя Силы, всј Ангелы, которыми совершено истребленіе мучителя, низложенъ не Сіонъ, царь Амморрейскій, не Огъ, царъ Васанскій, (небольшіе владјтели, дјлавшіе зло небольшой части вселенной—Израилю),—но змій (Іезек. 29, 3.), отступникъ, великій умъ (Иса. 10, 12.), Ассиріанинъ, общій всјмъ врагъ и противникъ, и на землј дјлавшій много неистовствъ и угрозъ, и въ высоту (Пс. 72,8.) говорившій, и замышлявшій много неправды! Слыши небо и внуши земле (Иса. 1,2.)! И мнј теперь прилично возгласить одно еъ велегласнјйшимъ изъ Пророковъ Исаіею! Въ одномъ у насъ разность: Пророкъ призываетъ небо и землю во свидјтели противъ отвергшагося отъ Бога Израиля; а я призываю противъ мучителя, и отвергшагося, и падшаго — паденіемъ достойнымъ нечестія. Внимай, если слышишъ насъ, и ты, душа великаго Констанція! Внимайте, христолюбивыя души до него бывшихъ царей! Особенно же да внемлетъ душа Констанція, который самъ возрасталъ съ наслјдіемъ Христовымъ и, постепенно утверждая оное, возрастилъ въ такую силу, что сталъ чрезъ сіе именитје всјхъ прежнихъ царей. Но (какое посрамленіе!) онъ впалъ въ грјхъ неведјнія, весьма недостойный его благочестія; самъ не зная, воспиталъ Христтанамъ врага Христова; изъ всјхъ дјлъ своего человјколюбія оказалъ одну худую услугу тјмъ что спасъ и воцарилъ ко вреду спасеннаго и царствовавшаго. А потому, о если бы Констанція наипачј обрадовало, какъ разрушеніе нечестія и возстановленіе прежняго благосостоянія Христіанъ, такъ и сіе слово!

А я принесу слово въ даръ Богу священнйшій и чистјйшій всякой безсловесной жертвы, принесу не по подражанію мерзкимъ рјчамъ и оуеслсь вію, а еще болје мерзкимъ жертвамъ богоотступника, которыхъ обиліе и богатство состояли въ силј нечестія и въ немудрой, скажу такъ, мудрости; такъ какъ и вся сила и ученость вјка сего во тьмј ходитъ, и далека отъ свјта истины. Но если такова сія мудрость, въ такихъ бываетъ людяхъ, такіе приноситъ плоды,—какъ трава, скоро засыхаетъ, какъ зеліе злака (Пс. 36, 3.), скоро опадаетъ и преходитъ вмјстј съ породившими ее, которые погибаютъ съ шумомъ и привлекаютъ вниманіе болје паденіемъ, нежели нечестіемъ своимъ; то мнј, приносящему нынј жертву хвалы и сожигающему безкровный даръ слова, кто составитъ такое зрјлище, которое бы равнялось благодарности! Какой языкъ будетъ такъ громозвученъ, какъ я того желаюј Чей слухъ не уступитъ въ ревности словуј

Благодареніе же, воздаваемое посредствомъ слова, не только всего болје свойственно Слову, Которое изъ всјхъ другихъ наименованій преимущественно благоугождается симъ наименованіемъ и нашею спо собностью именовать его, но и тому* (*Юліану)послужитъ приличнымъ возмездіемъ, когда за преступленіе противъ дара слова будетъ онъ наказанъ словомъ. Тогда какъ даръ слова есть общее достояніе всјхъ словесныхъ тварей; Юліанъ, присвояя его себј, ненавидјлъ въ Христіанахъ, и хотя почитался даровитјйшимъ въ словј, однакоже о дарј слова судилъ крайне неразумно. Вопервыхъ неразумно тјмъ, что злонамјренно, по произволу, толковалъ навменованіе, будтобы Еллинская словесность принадлежить язычеству, а не языку. Почему и запрещалъ намъ образоваться въ словј, какъбудто такое наше образованіе было похищеніемъ чужаго добра. Но сіе значило тоже, какъ если бы не дозволять намъ и всјхъ искуствъ, какія изобрјтены у Грековъ, a присвоять ихъ себј по томуже сходству наименованія. Потомъ неразумно онъ надјялся, будтобы скроется отъ насъ, что не насъ, которые очень презираемъ такую словесность, лишаетъ онъ одного изъ первыхъ благъ, но самъ страшится обличеній въ нечестіи, предполагая, можетъ быть, что сила обличеній зависитъ отъ красоты слога, а не отъ разумјнія истины и не отъ доказательствъ, отъ которыхъ удержать насъ такъ же невозможно, какъ и сдјлать, чтобы мы, пока имјемъ языкъ, не исповјдывали Бога. Ибо мы вмјстј съ прочимъ и сіе, то есть,слово, посвящаемъ Богу, какъ посвящаемъ тјла, когда нужно и тјлесно подвизаться за мстину. Посему, давъ такое повелјніе, хотя запретилъ онъ говорить краснјрјчиво, однако же не воспрепятствовалъ говорить истину. А такимъ образомъ и безсидіе свое обличилъ, и не избјгъ обличеній въ нечестіи, если не подвергся еще большимъ за свою ошибку. Ибо самое его запрещеніе, пользоваться намъ даромъ слова, показывало, что онъ не полагался и на правоту своей вјры, и на самый даръ слова. Онъ походилъ на человјка, который почитаетъ себя сильнјйшимъ изъ борцовъ, и требуетъ, чтобы всј провозгласили его сильнјйшимъ, а между тјмъ отдалъ приказъ, чтобы ни одинъ сильный борецъ не смјлъ бороться и не являлся на поприщј. Но это — доказательство робости, а не мужества! Вјнцы даются тјмъ, кoторые подвизались, а не тјмъ, которые сидјли вверху; тјмъ, которые напрягали всј силы, а не тјмъ, которые лишены употребленія большей части силъ. Если же дјйствительно боялся ты сойтись и вступить въ битву; то симъ самымъ призналъ надъ собою побјду, и безъ борьбы уступилъ верхъ тому, съ кјмъ изъза того и препирался, чтобы не вступать въ борьбу. Такъ поступилъ разъ мудрый царь и законодатель! И какъбудто для того, чтобы все испытало его мучительство и провозглащало его неразуміе, въ самомъ началј своего царствованія онъ прежде всего употребилъ насиліе противъ дара слова. Но намъ прилично воздать благодареніе Богу и за то, что самый сей даръ получилъ свобрду. Намъ особенно должно, какъ почтить Бога другими приношеніями, не щадя ничего—ни денегъ, ни имуществъ, которыя временны, и человјколюбіемъ Божіимъ соблюдены отъ насилія, такъ преимущественно почтить словомъ —плодоношеніемъ праведнымъ и общимъ для всјхъ, получившихъ милость. Но довольно сего слова о дарј слова; иначе, распространившись чрезъ мјру, преступимъ предјлы времени, и подадимъ мысль, что заботимся о чемъто иномъ, а не о томъ, для чего собрались.

И уже порывается и течетъ къ торжествованію мое слово; оно облекается въ веселіе, какъ и все видимое; оно всјхъ призываетъ къ духовному ликованію,—всјхъ, кто постоянно пребывалъ въ постј, въ сјтованіи и въ молитвј, и днемъ и ночью просилъ избавленія отъ обстоящихъ скорбей, и надежное врачевство отъ золъ находилъ непосрамляющемъ упованіи (Рим. 5, 5.),—всјхъ, кто перенесъ великія боренія и подвиги, кто вьідержалъ многіе и тяжкіе удары сего времени, кто, по выраженію Апостола, былъ въ позоръ міру и Ангеломъ и человјкомъ (1 Кор. 4, 9.), кто, хотя изнемогалъ тјломъ, однакоже остался непобјдимымъ по духу, и всј возмогъ о укрјпляющемъ его Христј (Фил. 4, 13.); всјхъ, кто отложилъ все, что въ мірј служитъ ко грјху, и мірскую власть; кто разграбленіе имјній сь радостію пріялъ (Евр. 10, 34.); кто неправедно былъ изгнанъ изъ собственнаго, какъ говорится, владјнія; кто на нјсколько времени терпјлъ разлуку или съ мужемъ, или съ женою, или съ родителями, или съ дјтьми, или какія еще есть наименованія не столь близкаго свойства, привязывающія насъ къ людямъ, и кто въ даръ Христовой крови приносилъ страданія за Христа, такъ что нынј справедливо можетъ о себј сказать и воспјть: возвелъ ecи человјки на главы наша : проидохомъ сквозть огнь и воду, и извелъ ecи ны въ покой (Пс. 65, 12.).

Призываю къ торжеству и другую часть людей, которые исповјдуютъ Бога всяческихъ, и держатся въ томъ здравыхъ понятій, но не постигаютъ распоряженій Промысла, часто изъ горестныхъ событій устрояющаго лучшее и благостію призывающаго къ исправленію. Они, по нищетј души и по легкомыслію, возгараются и воспламеняются помыслами, внегда гордитися нечестивому (Пс 9, 23.), не могутъ сносить мира грјшниковъ (Пс. 72, 3.), какъ говоритъ Псаломъ, не ждутъ исполненія совјта Божія (Пс 105, 13,), и не соблюдаютъ равнодушія до конца; однакоже, будучи рабами одного настоящаго и видимаго, утверждаются въ истинј чудесами, подобными совершившимся нынј. Призываю и тјхъ, кого приводитъ въ изумленіе лицедјйство и великое позорище міра сего, призываю словами Исаіи: жены, грядущія съ позорища, пріидитe (Иса. 27, 11.); отвративъ душевное око отъ внјшнихъ предметовъ, по которымъ оно блуждало, упразднитеся и уразумјйте, яко сей есть Богъ, возносяйся во языцјхъ, возносяйся на земли (Пс 45, 11.), какъ всегда, во всјхъ творимыхъ Имъ знаменіяхъ и чудесахъ, такъ еще очевиднје въ чудесахъ настоящихъ.

О если бы составилъ часть нашего лика и тотъ соборь* (*По изъясненію Иліи Критскаго, Св. Богословъ разумјетъ здјсь Назіанзскихъ монаховъ, которые соблазнялись тјмъ, что родитель его, по простотј сердца, подписался къ Аріанскому исповјданію, а въ слјдствіе сего отдјлились отъ общенія съ Назіанзскою Церковію, и поставили у себя пресвитеровъ, рукоположенныхъ постороннимъ Епископомъ.) который прежде съ нами вмјстј воспјвалъ Богу неподдјльную и чистую пјснь, даже удостоивался нјкогда стоять на десной странј и, какъ надјюсь, вскорј опять удостоится! Но не знаю, по какому побужденію, онъ вдругъ измјняется, отдјляется и (чему особенно дивлюся) не приступаетъ къ общему веселію, но составляетъ (какъ, можетъ быть, и сами дозволятъ мнј выразиться) какойто свой нестройный и несогласный ликъ. Скaзать, каковъ и чей это ликъ, хотя и побуждаетъ меня ревность, однакоже останавливаетъ вјра. Удерживаемый надеждою, не произнесу ничего непріятнаго; ибо доселј щажу ихъ, какъ собственные члены, и внимаю больше прежней любви, нежели настоящему отвращенію. Для того поступаю великодушнје, чтобы чувствительнје укорить въ послјдствіи.

Одну только часть, одинъ родъ людей отлучаю отъ торжества. Хотя самъ сокрушаюсь и скорблю, хотя проливаю слезы, когда, можетъ быть, они и не внимаютъ мнј, хотя сјтую о нечувствующихъ собственной погибели, что и дјлаетъ раны ихъ достойнјйшими большаго сожалјнія; однакоже отлучаю. Посјянные, не на твердомъ и непоколебимомъ, но на сухомъ и безплодномъ камнј (таковы приступающіе къ слову легкомысленно и маловјрные), зане не имјяху глубины земли (Матф. 13, 5;), скоро прозябшіе, и готовые на все въ угожденіе ближнимъ, они въ послјдствіи, при легкомъ прираженіи лукаваго, при маломъ искушеніи и дуновеніи знойнаго вјтра, увяли и умерли. Но еще хуже сихъ послјднихъ, еще болје достойны отлученія отъ торжества, всј тј, которые нимало не противились ни силј времени, ни увлекающимъ насъ въ пагубный плјнъ отъ Возшедшаго на высоту и Плјнившаго во спасеніе. Они оказалисъ даже произвольно злыми и низкими, не сдјлавъ и малјйшаго противоборства, соблазнившись, когда не было имъ никакоЁ скорби и никакого искушенія ради слова, и (подлинно жалкіе люди!) продали собственное свое спасеніе за временную корысть, за неважную услугу, или власть.

Поелику же сказано, кто можетъ и кто не можетъ составлять нашъ ликъ; то очистимъ, по возможности, и тјла и души, настроимъ всј одинъ голосъ, соединимся единымъ духомъ и воспоемъ ту побјдную пјснь, которую нјкогда, ударяя въ тимпанъ, предначала Маріамъ, а за него воспјлъ Израиль, о потоплјнiи Египтянъ въ Чермномъ морј:Поиме Господеви, славно бо прославися; коня и всадника вверже (Исх. 15, 29,)— но не въ море; перемјняю сіе въ пјсни; а куда Ему было угодно, и какъ опредјлилъ Самъ Онъ — творяй воя и претворяяй, какъ сказалъ въ одномъ мјстј своего пророчества богодухновенно любомудрствующій Амосъ, и обращаяяй во утро сјнь смертную, и день въ нощь помрачаяй (Амос 5, 8.),—Тотъ, Кто, какъбы нјкоторымъ кругомъ, располагаетъ и, ведетъ весь міръ. И все, что до насъ касается, — и зыблющееся и незыблемое, попеременно и поступающее впередъ и обращаемое назадъ, бывающее въ разыыя времена и такъ и иначе, — въ порядкј Промысла твердо и непоколебимо; хотя и идетъ противоположными путями, извјстными Слову, и недовјдомыми для насъ. Господь низлагаетъ сильныя со престолъ (Лук. 1, 52.) и нечаемаго украшаетъ вјнцемъ (Сирах. 11, 5.); заимствую и сіе изъ Божественнаго Писанія. Онъ немощныя колјна облагаетъ мужествомъ, и сокрушаетъ мышцы грјшника и беззаконнiка (Пс. 36, 17.); и сіе беру изъ другаго Писанія, какъ приходитъ мнј на память котороелибо изъ многихъ мјстъ, восполняющихъ мою пјснь и слагающихся въ одно благодареніе. Онъ даетъ намъ видјть и возношеніе нечестиваго выше кедровъ, и обращеніе его въ ничтожество; если только возмогли мы скорою и неgреткновенною ногою пройти мимо его нечестія. Кто же изъ повјдающихъ дјла Божія воспоетъ, какъ должно, и повјдаетъ сіеј Кто возглаголјтъ силы Господни, слышаны сотворитъ вся хвалы Его (Пс. 105, 9.)ј Какой голосъ, какой даръ слова будетъ соразмјренъ сему чудуј Кто сокруши оружіе и мечь и брань (Пс. 75, 11.)ј Кто стеръ главы зміевъ въ водјј Кто даль того брашно людемъ (Пс. 73, 13. 14.), которымъ и предалъ егој Кто премјнилъ бурю въ прохладный вјтръј Кто сказалъ морю: молчи, престани (Марк. 4, 39.), вь тебј сокрушаться волны твоя (Іов. 38, 11.); и потомъ усмирилъ незадолго воздымавшіяся и кипјвшія водыј Кто даровалъ власть настпупать на змію и на скорпію (Лук. 10, 19.), которыя не тайно уже блюдутъ пяту, какъ изречено въ осужденіи, но явно возстаютъ и подъемлютъ главу, осужденную на попраніеј Кто сотворилъ судъ и правду (Ам. 5, 7.), сотворилъ такъ неожиданној Кто не оставилъ навсегда жезла грјшныхъ (могули смјло сказать: на жребіи праведныхъ, (Пс. 124, 3.)ј — или выразиться скромнјеј) на жребіи вјдающихъ Егој Ибо мы были не какъ праведные преданы (не многимъ, и притомъ рјдко, дается, чтобы они, какъ мужественные подвижники, посрамили искусителя), но какъ грјшные осуждены, и потомъ милосердо и отечески помилованы; осуждены, чтобы пораженньіе уцјломудрились, и вразумленные къ Нему обратились. Онъ обличилъ насъ, но не яростію; наказалъ, но не гнјвомъ (Пс 6, 12.); тјмъ и другимъ, и напамятованіемъ и снисхожденіемъ, явилъ Свое человјколюбіе. Кто сотворилъ отмщеніе во языцтьхъу обличенія въ людјхъ (Пс. 149, 7.)ј Господь крјпокъ и силень, Господь силенъ во брани (Пс. 23, 8.). Одно нахожу мјсто, одинъ стихъ, въ нјкоторомъ отношеніи сообразный настоящему торжеству. Его прежде насъ возгласилъ Исаія, и онъ весьма приличенъ нынјшнему времени, соотвјтствуетъ величію благодјянія. Да возрадуется небо свыше, и облацы да кропятъ правду (Ис. 45, 8.): да отрыгнутъ горы веселіе и холмы радость (Иса. 49, 13.)! Ибо и вся тварь, и небесныя Силы раздјляютъ наши чувствованія (присовокупляіо это отъ себя) даже при событіяхъ, подобныхъ настоящему. Тварь, работающая тлјнію, то есть, тјмъ, которые долу раждаются и умираютъ, не только совоздыхаетъ и соболјзнуетъ, въ ожиданіи конца ихъ и откровенія, чтобы тогда и ей получить чаемую свободу, подобно какъ нынј, силою Творца, невольно предана тлјннымъ, но такъ же спрославляется и сорадуется, когда веселятся чада Божіе. И такъ да веселится пустыня, и да цвјтетъ, яко кринъ (Иса. 35, 1.) (не могу не употреблять Божественныхъ изреченій, возвјщая Божію силу); да веселится Церковь, которая вчера и за день, но видимому, сиротствовала и вдовствовала! Да веселится всякій, кто доселј былъ угнетаемъ нестерпимою и жестокою бурею нечестія! Яко помиловалъ Господь людей Своихь и достоянія Своего не оставилъ (Пс. 93, 14.); сотворилъ чудная дјла, совјтъ древній истинный (Ис 25, 1.), — совјтъ о томъ, чтобы благоволить къ боящимся Его и къ уповающимъ на милость Его (Пс. 146, 11.). Яко сокруши врата мјдная и вереи желјзныя сломи (Пс. 106, 16.). Мы за беззаконія наши смирены были; но воззваны и избавлјны изъ сјтпи, сокрушенной (Пс. 123, 7.) благодатію, призвавшаго насъ и смиренныхъ сердцемъ утјшающаго, Бога.

Видите, какъ слагаю пјснь, въ которой и слова и мысли божественны! Самъ не знаю почему горжусь и украшаюсь чужимъ, отъ удовольствія дјлаюсь, какъ вдохновенный; а презираю все низкое и человјческое, когда одно съ другимъ сличаю и соглашаю, и, что единаго Духа, то привожу въ единство.

И прежде являли намъ чудеса Божіи : Энохъ, прелагаемый Богомъ; Илія, вземлемый на небо; Ной, спасаемый и спасающій малымь древомъ (Премудр. 10, 4.) міръ—сјмена родовъ, избјгшихъ отъ потопленія вселенной, чтобы земля снова украсилась обитателями болје благочестивыми; Авраамъ призываемый; когда уже не објщалъ возрастъ, награждаемый сыномъ, во увјреніе о другомъ објтованномъ Сјмени; приносящій единороднаго — добровольную жертву, и вмјсто сына пріемлющій неожиданную жертву. Тоже явили: чудная погибель нечестивыхъ, потопленныхъ огнемъ и сјрою, и еще болје чудное исхожденіе благочестивыхъ; столпъ сланый — памятникъ обращенія къ злу. Тоже явилъ Iосифъ продаваемый, вожделјваемый, цјломудрствующій, умудряемый Богомъ, освобождаемый, вoставляемый властелиномъ и раздаятелемъ хлјба для высшаго домостроительства; Моvсей, удостоенный богоявленія, пріемлющій законы, законодательствующій, данный въ Бога Фараону, указавшій Израилю путь въ землю објтованія. Тоже явили: извјстное число Египетскихъ казней и среди Египтянъ спасеніе обремененныхъ трудами; море, бјгущее отъ жезла и сливающееся по слову, однимъ дающее путь, какъ посуху, и потопляющее, согласно съ естествомъ, другихъ; а такъже все, чјмъ сіе сопровождалось : столпъ облачный, осјняющій днемъ; столпъ огненный, озаряющій ночъю; а оба путеводствующіе; хлјбъ дождимый въ пустынј, снјдь, посылаемая съ неба, — первый соразмјрно нуждј, a вторая даже и сверхъ нужды; вода изъ камня, то истекающая, то услаждаемая; Амаликъ преодолјваемый молитвою и еще неизъяснимымъ и таинственнымъ воздјяніемъ рукъ; солнце останавливаемое, луна удерживаемая, Іорданъ раздјляемый, стјны разрушаемыя обхожденіемъ священниковъ, также звукомъ трубъ и самымъ числомъ силу имјющимъ; земля и руно поперемјнно орошаемыя и остающіяся невлажными; сила, заключенная въ волосахъ и равняющаяся силамъ цјлаго воинства; нјсколько избранныхъ, локавшихъ изъ горсти воду, обнадеженныхъ въ побјдј и побјждающихъ, по надеждј, малымъ числомъ многія тысячи. Нужно ли мнј перечислять всј чудеса, какія совершены самимъ Христомъ, по спасительномъ Его пришествіи и воплощеніи, и какія по Немъ чрезъ Hero же сотворены Святыми Его Апостолами и служителями слова? Сколько книгъ и памятей, въ которыхъ напечатлјны онј? Какія же чудеса явлены нынј? — Пріидите, услышите, и повјмъ вамъ, вcи боящіися Бога (Пс. 65, 16.), яко да познаетъ родъ инъ (Пс. 77, 6.), да познаютъ преемства родовъ—чудеса могущества Божія!

На не возможно объяснить сего, не изобразивъ великости бјдствія; и сіе опять не возможно, пока не будетъ обличено злонравіе его (в), не будетъ показано, какія были начала, какія сјмена, отъ которыхъ дошелъ онъ до такого неистовсіва, постепенно возращая въ себј нечестіе, подобно тому, какъ самые злые изъ пресмыкающихся и звјрей собираютъ свой ядъ. И хотя подробное описаніе злодјяній его предоставляещъ книгамъ и исторіямъ (мы не имјемъ и времени пересказывать все не имјющее близкой связи съ настоящимъ предметомъ); однакоже, изъ многаго коснувшись немногаго, оставимъ потомству какъбы нјкоторую надписъ на памятникј, вмјстивъ въ слово главнјйшія и извјстнјйшія изъ его дјяній.

Вотъ одно и первое изъ его дјлъ! Спасенный великимъ Констанціемъ, недавно отъ отца наслјдовавшимъ державу, — когда при Дворј стали править дјлами новые чиновники, и войско, опасаясь нововведеній, само сдјлалось нововводителемъ, вооружилось противъ начальствующихъ, тогда, говорю, невјроятнымъ и необычайнымъ образомъ спасенный вмјстј съ братомъ**Галломъ), не воздалъ онъ благодаренія, ни Богу за свое спасеніе, ни Царю, его спасшему, но оказался предъ ними злонравнымъ, готовя въ себј Богу отступника, а Царю—мятежника. Но прежде сего нужно сказать, что человјколюбивјйшій Царь въ одномъ изъ царскихъ дворцевъ удостоилъ ихъ царскаго содержанія и царской прислуги, сохраняя ихъ, какъ послјднихъ въ родј, для царскаго престола. Самъ Государь вопервыхъ думалъ оправдать себя въ томъ, что безпорядки открывшіеся въ началј его царствованія, произведены не по его согласію, вовторыхъ хотјлъ показать свое великодушіе, пріобщивъ ихъ къ царскому сану; a вътретьихъ такимъ приращеніемъ надјялся болје упрочить власть. Но въ его разубженіяхъ было больше доброты сердца, нежели благоразумія.

На нихъ же* *Юліанј, и Галдј,)не лежало тогда никакихъ должностей; царская власть была еще впереди и въ одномъ предположеніи, а возрастъ и надежда не вели къ чинамъ второстепеннымъ. Посему они имјли при себј наставниковъ, и въ прочихъ наукахъ, (все первоначальное ученіе преподавалъ имъ самъ дядя и Царъ), а еще больше въ нашемъ любомудріи, не только въ томъ, которое имјетъ предметомъ догматы, но и въ томъ, которое назидаетъ благочестіе нравовъ. Для сего пользовались обращеніемъ съ людьми особенно испытанными, и были пріучаемы къ дјламъ самымъ похвальнымъ, показывающимъ опыты добродјтели. Они, по своей охотј, вступили въ клиръ, читали народу божественныя книги, ни мало не почитая сего ущербомъ для своей славы, но еще признавая благочестіе лучшимъ изъ всјхъ украшеній. Такъ же многоцјнными памятниками въ честь Мучениковъ, щедрыми приношеніями и всјмъ, что показываетъ въ человъкј страхъ Божій, свидјтельствовали о своемъ любомудріи и усердіи ко Христу.

Одинъ изъ нихъ былъ дјйствительно благочестивъ, и хотя по природј вспыльчивје, однако же въ благочестіи искрененъ. А другой выжидалъ только времени, и подъ личиною скромности, таилъ злонравіе. И вотъ доказательство! — ибо не могу пройти молчаніемъ бывшаго чуда, которое весьма достопамятно, и можетъ послужить урокомъ для многихъ нечестивцевъ. Оба они, какъ сказалъ я, усердствовали для Мучениковъ, не уступали другъ другу въ щедрости, богатою рукою и, не щадя мздержекъ, созидали храмъ*(*Во. имя Св. мученика Маманта.). Но поелику труды ихъ происходили не отъ одинакаго произволенія; то и конецъ трудовъ былъ, различенъ. Дјло одного, разумјло старшаго брата*(*Галда), шло успјшно и въ порядкј; потому что Богъ охотно принималъ даръ, какъ Авелеву жертву, право и принесенную и раздјленную (Быт. 4, 7.), и самый даръ былъ какъбы нјкоторымъ освященіемъ первороднаго, а даръ другаго (какое еще здјсь на землј посрамленіе для нечестивыхъ, свидјтельствующего будущемъ, и малозначительными указаніями предвјщающее о чемъто великомъ!), —даръ другаго отвергъ Богъ Мучениковъ, какъ жертву Каинову. Онъ прилагалъ труды; а земля изметала совершенное трудами. Онъ употреблялъ еще большія усилія; a земля отказывалась принимать въ себя основанія, полагаемыя человјкомъ, зыблющимся въ благочестіи. Земля какъбы вјщала, какое будетъ произведено имъ потрясеніе, и вмјстј воздавала честь Мученикамъ безчестіемъ нечестивјйшаго. Такое событіе было нјкоторымъ пророчествомъ объ открывшихся со временемъ въ семъ человјкј высокомјріи и высокоуміи, о непочтеніи его къ Мученикамъ, о поруганіи имъ святыхъ храмовъ — пророчествомъ, для другихъ невразумительнымъ, но заранје преслјдовавшимъ гонителя и предзнаменовавшимъ, какое будетъ возмездіе нечестію. О человјкъ мудрый еже творити злая(Іер. 4, 22.), но не избјгающій собственнаго мученія! Благодареніе Богу, возвјщающему будущее, чтобы пресјчъ нечестіе и показать Свое предвјдјніе! Какое необычайное, но болје истинное, нежели необычайное, чудо! Какое братолюбіе въ Мученикахъ! Они не приняли чествјванія отъ того, кто обезчеститъ многихъ Мучениковъ; отвергли дары человјка, который многихъ изведетъ въ подвигъ страданія, даже позавидуетъ имъ и въ семъ подвигј. Или вјрнје сказать, они не потерпјли, чтобъ имъ однимъ изъ Мучениковъ быть въ поруганіи, когда храмы другихъ устрояются и украшаются руками преподобными. Они не попустили, чтобы преухищренный во злј могъ похвалиться нанесенными имъ оскорбленіями, чтобы одна рука и созидала, и разрушала мученическіе храмы, чтобы одни изъ Мучениковъ были чествуемы, a другіе подвергались безчестію, чтобы притворнымъ чествованіемъ предначиналось дјйствительное безчестіе. Они не хотјли, чтобы оскорбитель, при великости оскорбленія, почиталъ еще себя мудрымъ и умјвшимъ подъ видимою наружностію утаиться, какъ отъ людей, такъ и отъ Бога, Который всјхъ прозорливје, всјхъ премудрје, и запинаеть премудрымъ въ коварствј ихъ (1 Кор. 3, 19.). Напротивъ того дали знать ругателю, что онъ понятъ, чтобы уловленный не превозносился. Богъ Мучениковъ, по распоряженіямъ, Ему одному вјдомымъ, по неизреченной Своей премудрости, по законамъ міроправленія, по которымъ нјкогда ожидалъ исполненія беззаконій Амморрейскихъ и теперь не пресјкъ, не изсушилъ вдругъ, подобно нечистому потоку, замышляемой и скрываемой злобы. Но для другихъ было нужно содјлать злонравіе ненавистнымъ, отвергнуть чествованіе и покаэать, что Богъ, въ разсужденіи всего Ему приносимаго, нелицепріятенъ и чистъ. Онъ сказалъ нечествовавшему Израилю: аще принесете Ми семидалъ, всуе : кадило, мерзость Ми есть (Ис. 1, 13.). Онъ не потерпјлъ новомјсячій ихъ и субоотъ и дне великаго; ибо, какъ Самодовольный, не нуждается ни въ чемъ человјческомъ и маловажномъ; тјмъ менје увеселяется недостойными приношеніями; напротивъ того жертвою нечестиваго, хотябы это былъ телецъ, гнушается, какъ псомъ, и хотябы это былъ ливанъ, оскорбляется, какъ богохульствомъ (Ис. 66, 3.), и мзду блудничу (Второз. 23, 18.) изметаетъ изъ святилища и отвергаетъ; цјнитъже ту одну жертву, которую Чистјйшему приносятъ чистыя руки, высокій и очищенный умъ. И такъ что удивительнаго, если Онъ, Который видитъ, не какъ человјкъ, смотритъ не на внјшнее, но на потаенного человјка, прозираетъ во внутренній источникъ пороковъ или добродјтелей; что, говорю, удивительнаго, если Богъ и теперь не принялъ чествованія, воздаваемаго лукаво и съ лукавою мыслію? Но такъ было дјйствительно. Кто не вјритъ, предъ тјмъ свидјтельствуемся самовидцами; еще многіе живы изъ ішхъ; они и намъ пересказывали о семъ чудј, и будутъ лересказывать потомкамъ нашимъ. Когда же съ наступленіемъ мужескаго возраста они коснулись (лучшебы никогда не касаться!) философскихъ ученій, и пріобрјли силу въ словј — для благонравныхъ щитъ добродјтели, а для злонравныхъ жало грјха; тогда онъ*( *Юліанъ.) не могъ уже скрывать въ себј всего недуга, и коварный замыселъ нечестія обдумывать единственно съ самимъ собою. Огонь, кроющійся въ веществј, еще не обратился въ свјтлый пламень, но обнаруживается вылетающими искрами и идущимъ изнутри дымомъ. A если угодно другое подобіе, источники съ силою текущіе въ подземныхъ пещерахъ, когда не находятъ себј простора и свободнаго выхода, во многихъ мјстахъ земли устремляются къ поверхности и производятъ подъ нею шумъ; потому что сила стремленія гонитъ ихъ, а верхиія преграды удерживаютъ и пресјкаютъ. Такъ и онъ, удерживаемый обстоятельствами и уроками Государя, пока не безопасно было оказать себя явнымъ нечестивцемъ, скрывалъ большую часть своего нечестія. Но бывали случаи, при которыхъ обнаруживалъ тайныя мысли, особливо предъ людьми, болје расположенными къ нечестію, нежели къ благоразумію; въ разговорахъ же съ братомъ, даже сверхъ приличія, защищалъ язычниковъ, конечно подъ предлогомъ упражненія въ словј посредствомъ споровъ; а дјйствительно это было упражненіемъ въ противоборствј истинј. Вообще онъ радъ былъ всему, чјмъ отличается нечестивое сердце. А когда человјколюбіе Самодержца провозглашаетъ брата его Цезаремъ, и дјлаетъ обладателемъ надъ немалою частію вселенной; тогда и ему открылась возможность съ большею свободою и безопасностію предаться самымъ вреднымъ наукамъ и наставникамъ. Азія стала для него училищемъ нечестія — всјхъ бредней о звјздочетствј, о дняхъ рожденія, о разныхъ способахъ гаданія, a такъже и о соединенной съ ними неразрывно магіи.

Одного еще недоставало, чтобы къ нечестію присовокупить и могущество. Чрезъ нјсколько времени и то даютъ ему надъ нами умножившіяся беззаконія многихъ, а иный можетъ быть скажетъ: благополучіе Христіанъ, достигшее высшей степени, и потому требовавшее перемјны, — свобода, честь и довольство, отъ которыхъ мы возгордились. Ибо дјйствительно труднје сберегать пріобрјтенныя блага, нежели пріобрјтать новыя, и удобнје тщаніемъ возвратить прошедшее благоденствіе, нежели сохранить настоящее. Прежде сокрушенія предваряетъ досажденіе (Притч. 16, 18.); прекрасно сказано въ Притчахъ; а славј предшествуетъ уничиженіе, или, скажу яснје, за гордостію слјдуетъ низложеніе, а за низложеніемъ прославленіе. Гocподь гордымъ противится, смиреннымъ же даетъ благодать (Іак. 4, 6.), и все соразмјряя праведно, воздаетъ за противное противнымъ. Сіе зналъ и божественный Давидъ; потому быть смиряемымъ полагаетъ въ числј благъ, приноситъ благодареніе Смирившему, какъ пріобрјтшій чрезъ сіе вјдјніе Божіихъ оправданій, и говоритъ: Прежде даже не смиритимися, азъ прегрјшихъ: сего ради слово Твое сохранихъ (He. 118, 67.). Такимъ образрмъ ставитъ онъ смиреніе въ срединј между прегрјшеніемъ и исправленіемъ, такъ какъ оно произведено прегрјшеніемъ, и произвело исправленіе. Ибо грјхъ раждаетъ смиреніе, а смиреніе раждаетъ обращеніе. Такъ и мы, когда были добронравны и скромны, тогда возвышены и постепенно возрастали, такъ что, подъ руководствомъ Божіимъ, содјлались и славны и могочисленны. А когда мы утолстјли, тогда стали своевольны; и когда разширјли (Второз. 32, 16.), тогда доведены до тјсноты. Ту славу и силу, какую пріобрјли во время гоненій и скорбей, утратили мы во время благоденствія, какъ покажетъ продолженіе слова.

Царствованію и жизни Цезаря полагается предјлъ. Умолчу о предшествовавшемъ, щадя и дјйствовавшаго и страдавшаго*(*Св. Богословъ имъетъ въ виду умерщвленіе Цезаря Галла, по приказу Императора, за возмущеніе его противъ Императора.); но при всемъ уваженіи къ благочестію обоихъ, не хвалю дерзости. Если имъ, какъ людямъ, и свойственно было погрјшать въ чемъ другомъ; то за сіе вјроятно не похвалятъ ни того, ни другаго. Развј и здјсь поставляемое въ вину одному обратимъ въ оправданіе другому. Тогда Юліанъ дјлается наслјдникомъ царства, но не благочеетія, наслјдникомъ сперва послј брата, а чрезъ нјсколько времени и послј воцарившаго его. И первое даетъ ему Констаіщій добровольно, а послјднее по неволј, принужденный общимъ для всјхъ концемъ, пораженный ударомъ бјдственнымъ и пагубнымъ для цјлаго міра.

Что ты сдјлалъ, боголюбезнјйшій и христолюбивјйшій изъ царей!—къ тебј, какъбы къ предстоящему и внимающему намъ, обращаю укоризну; хотя знаю, что ты гораздо выше нашихъ укоризнъ, вчиненъ съ Богомъ, наслјдовалъ небесную славу, и для того оставилъ насъ, чтобы временное царство премјнить на вјчное. Для чего совјщалъ такой совјтъ ты, который благоразуміемъ и быстротою ума во многомъ превосходилъ не только современныхъ тебј, но и прежнихъ царей. Ты очистилъ предјлы царства отъ варваровъ, и усмирилъ внутреннихъ мятежниковъ; на однихъ дјйствовалъ убјжденіями, на другихъ оружіемъ, а въ томъ и другомъ случај распоряжался, какъ будтобы никто тебј не противодјйствовалъ. Важны твои побјды, добытыя оружіемъ и бранями; но еще важнје и знаменитје пріобрјтенныя безъ крови. Къ тебј отвсюду являлись посольства и просьбы; одни покорялись, другіе готовы были къ покорности. А если гдј была надежда на покорность, — это равнялось самоя покорности. Мышца Божія руководствовала тебя во всякомъ намјреніи и дјйствіи. Благоразуміе было въ тебј удивительнје могущества, и могущество удивительнје благоразумія; самой же славы за благоразуміе и могущество еще удивительнје благочестіе. Какъ же въ семъ одномъ оказался ты неопытнымъ и неосмотрительнымъ? Отъ чего такая опрометчивость въ твоемъ безчеловјчномъ человјколюбіи? Какой демонъ внушилъ тебј такую мысль? Какъ великое наслјдіе,— то, чјмъ украшался родитель твой, разумјю именуемыхъ по Христј, народъ, просіявшій въ цјлой вселенной, царское священіе (1 Петр. 2, 3.), возращенныхъ многими усиліями и трудами, въ столъ короткое время, въ одно мгновеніе, своими руками передалъ ты общему всјхъ кровопійцј?

Можетъ быть, вамъ кажется, братія, что поступаю неблагочестно и неблагодарно, когда говорю сіе, и къ обличительной рјчи не присоединяю тотчасъ вјщаній истины; хотя достаточно уже оправдалъ я Констанція тјмъ самымъ, въ чемъ обвиішлъ его, если вы вникли въ мое обвиненіе. Здјсь только обвиненіе заключаетъ въ себј и извиненіе; ибо упомянувъ о добротј, я представилъ и оправданіе. Кому изъ знавшихъ скольконибудь Констанція не извјстно, что онъ для благочестія, изъ любви къ намъ, изъ желанія намъ всякаго блага, ие только готовъ былъ презрјть его*(*Юлианъ), или честь всего рода, или приращеніе царской власти, но за нашу безопасность, за наше спасеніе отдалъ бы даже самую державу, цјлый міръ и свою душу, которая всякому всего дороже? Никто никогда и ни къ чему не пылалъ такою пламенною любовію, съ какою онъ заботился объ умноженіи Христіанъ и о томъ, чтобы возвести въ на высокую степень славы и силы. Ни покореніе народовъ, ни благоустройство общества, ни титло и санъ царя царей, ни все прочее, по чему познается счастіе человјческое, — ничто не радовало его столько, какъ одно то, чтобы мы чрезъ него, и онъ чрезъ насъ, прославлялись предъ Богомъ и предъ людьми, и чтобы наше господство навсегда пребыло неразрушимымъ. Ибо кромј прочаго, разсуждая истинно царски и выше многихъ другихъ, онъ ясно усматривалъ, что съ успјхами Христіанъ возрастало могущество Римлянъ, что съ пришествіемъ Христовымъ явилось у нихъ самодержавіе, никогда дотолј не достигавшее совершеннаго единоначалія. За сіе, думаіо, и любилъ онъ особенно намъ благодјтельствовать. Если же и оскорбилъ нјсколько, то оскорбилъ не изъ презрјнія, не съ намјреніемъ обидјть, не изъ предпочтенія намъ другихъ, но желая, чтобы всј были одно, хранили единомысліе, не разсјкались и не раздјлялись расколами. Но, какъ замјтилъ я, простота неосторожна, человјколюбіе не безъ слабостей; и кто далекъ отъ зла, тотъ всего менје подозрјваетъ зло. Посему онъ не предузналъ будущаго, не проникъ притворства (нечестіе же вкрадывалось постепенно), и въ одномъ Государј могли совмјщаться и благость къ благочестивому роду, и благость къ нечестивјйшему и безбожнјйшему изъ людей.

И сей нечестивецъ въ чемъ укорилъ Христіанъ, что нашелъ у насъ непохвальнаго, а такъже что въ языческихъ ученіяхъ призналъ, чрезвычайнымъ и неопровержимымъ? Какому слјдуя образцу составилъ онъ себј имя своимъ нечестіемъ, совершенно новымъ образомъ вступилъ въ состязаніе съ воцарившимъ его? Поелику не могъ превзойти его добродјтелями и совершенствами: то постарался отличиться противнымъ—тјмъ, что преступилъ всякую мјру въ нечестіи и ревновалъ о худшемъ. Таково наше оправданіе Констанція въ разсужденіи Христіанъ и для Христіанъ—вполнј справедливое для имјющихъ умъ.

Но найдутся люди, которые, простивъ намъ одну вину, не отпустятъ другой. Они станутъ обвинять въ скудоуміи за то, что Констанцій вручилъ власть непріязненному и непримиримому противнику, и что сперва сдјлалъ его врагомъ, а потомъ могущественнымъ, положивъ основаніе враждј умерщвленіемъ брата, и придавъ силу избраніемъ на царство. Посему нужно кратко сказать и о семъ; нужно показать, что человјколюбіе было не вовсе неразумно, и не выступило изъ предјловъ царскаго великодушія и царской предусмотрителъности. Даже мнј было бы стыдно, если бы мы, удостоившіеся отъ Констанція такой чести, и столъко увјренные въ его отличномъ благочестіи въ его защиту не сказали правды, что, какъ служители слова и истины, обязани мы дјлать для людей и ни мало насъ не облагодјтельствовавшихъ. Особливо стыдно было бы не сказать правды о Констанціј, по преселеніи его изъ здјшняго міра, когда нјтъ и мјста мысли, что мы льстимъ, когда слово наше свободно отъ всякаго худаго подозрјнія. Кто не надјялся, если не другаго чего, по крайней мјрј того, что Констанцій почестями содјлаетъ его*(*Юлианъ) болје кроткимъ? Кто не полагалъ, что послј довјренности, какая ему сдјлана, даже вопреки сдраведливости, и онъ будетъ правдивје? Особливо, когда надъ обоими произнесенъ правдивый и прямо царскій судъ, —одинъ удостоенъ чести, и другой низложенъ? Ибо почтившій втораго, какъ никто не ожидалъ, даже ни самъ получившій почесть, ясно тјмъ показалъ, что и перваго наказалъ онъ не безъ праведнаго гнјва. Казнь одного была слјдствіемъ продерзости наказаннаго; а почести другаго были дјломъ человјколюбія въ возведшемъ его къ почестямъ. Но если нужно сказать еще нјчто: то Констанцій могъ полагаться, не столько на его вјрность, сколько на собственное могущество. Но такой, думаю, надеждј и славный Александръ побјжденному Пору, который мужественно стоялъ за свою державу, даровалъ не только жизнь, но вскорј и царство Индовъ. Симъ, а не другимъ чјмъ, хотјлъ онъ доказать свое великодушіе; а не превзойти кого въ великодушіи, для него—Александра, было постыднје, нежели уступить въ силј оружія; притомъ? Пора, если бы замыслилъ зло, ему легко было покорить и въ другой разъ. Такъ и въ Констанціј человјколюбіе произошло отъ избытка надежды на свою силу. Но для чего усиливаюсь тамъ, гдј и побјжденному весьма удобно одержать верхъ? Если довјрившій поступилъ худо; то сколько хуже поступилъ тотъ, кому сдјлана довјренность? Когда ставить въ вину, что не предусмотрјнъ злый нравъ; тогда во что должно поставить самое злонравіе?

Но порокъ дјйствительно есть нјчто не подводимое подъ правила, и у человјка нјтъ средствъ дјлать злыхъ добрыми. Такъ и онъ*(*Юлианъ), отъ чего бы слјдовало ему почувствовать въ себј благорасположеніе, и погасить, если и было какое, воспламененіе злобы, отъ того самаго воспылалъ болъшею ненавистію, и сталъ высматривать, чјмъ отмстить благодјтелю. Тому научили его Платоны, Хризиппы, почтенные Перипатетики, Стоики и краснословы. Къ тому привели его и геометрическое равенство, и уроки о справедливости, и правило: предпочитай лучше терпјть, нежели наносить обиду. Сіе преподали ему благородные наставники, сподвижники щірской власти и законодатели, которыхъ набралъ себј на перекресткахъ и въ пещерахъ * (*Подъ перекрестками и пещерами Св. Богословъ разумјетъ мјста, ва которыхъ Юліанъ, съ своими наставниками, приносилъ бјсамъ жертвы и совершалъ различныя гаданія), въ которыхъ не нравы одобрялъ, но дивился сладкорјчію, а можетъ быть и не тому, но единственно нечестію, — достаточному совјтнику и наставнику что дјлать и чего не дјлать. И подлинно, не достойны ли удивленія тј, которые на словахъ строятъ города, какихъ на дјлј быть не можетъ и которые едва не кланяются, какъ Богу, величавымъ тиранамъ, и при своей надменности ставятъ оволъ выше боговъ? Одни изъ нихъ учатъ, что вовсе нјтъ Бога; другіе, что Богъ не промышляетъ о земномъ, но что все здјсь влечется безъ цјли и случайно; иные говорятъ, что всјмъ управляютъ звјзды и роковыя созвјздія, не знаю кјмъ и откуда управляемыя; другіе же полагаютъ, что все стремится къ удовольствію, и что наслажденіе составляетъ конецъ человјческой жизни. А добродјтель для нихъ одно громкое имя; пo словамъ ихъ, ничего нјтъ за настоящею жизнію, никакого послј истязанія за дјла здјшней жизни, въ пресјченіе неправды. Иный изъ ихъ мудрецовъ вовсе не разумјлъ сего, но былъ покрытъ глубокою, такъ сказать, тиною и непроницаемымъ мракомъ заблужденія и невјдјнія; его разумъ и столько не былъ очшценъ, чтобы могъ взирать на свјтъ истины, но, пресмыкаясь въ дольнемъ и умственномъ, не способенъ былъ представить чтолибо выше демоновъ, и разсуждать о Творцј достойнымъ Его образомъ. А если кто и прозиралъ нјсколько; то, имјя руководителемъ разумъ, а не Бога, увлекался болје вјроятнымъ, и тјмъ, что какъ ближайшее скорје обращаетъ на себя вниманіе черни. Что же удивительнаго, если вышедшій изъ такого училища, управляемый такими кормчими, когда ввјрили ему власть и почтили его саномъ, оказался столько злымъ противъ ввјрившаго и почтившаго? А если можно защищать одного, обвиняя другаго; то возставила его*(*Юлианъ) противъ установленнаго порядка, и побудила искать свободы высокоумію, не столько, думаю, скорбь о братј, въ которомъ видјлъ онъ противника себј по вјрј, сколько то, что не терпјлъ усиливающагося Христіанства и злобствовалъ на благочестіе. Надобно, какъ они учатъ, чтобы философія и царская власть сходились вмјстј; но не для прекращенія, а для умноженія общественныхъ золъ. И первымъ дјломъ его *(*Юлианъ) высокомјрія и высокоумія было то, что самъ на себя возложилъ вјнецъ, самъ себя почтилъ высокимъ титломъ, которое, не какъ случайную добычу, но какъ награду за добродјтель, даетъ или время, или приговоръ царя, или, что бывало въ прежнія времена, опредјленіе сената. Но онъ не признаетъ господйна въ царствј господиномъ раздаваемыхъ почестей. А вовторыхъ, увидјвъ, что первая дерзость доводитъ до необходишости поддержатъ свое высокоуміе, что еще замышляетъ? До чего простирается въ нечестіи и наглости? Какое неистовство! Онъ вооружается противъ самого Констанція, и ведетъ съ Запада войско подъ предлогомъ оправдать себя въ принятіи царскаго вјнца; потому что наружно скрывалъ еще свое высокоуміе. Но въ дјйствительности замышляетъ захватить въ свои руки державу, и удивить свјтъ неблагодарностію. И не обманулся въ надеждј.

Да не дивятся сему не постигающіе недомыслимой глубины Божіихъ распоряженій по которымъ все совершается! Да не дивятся предоставляющіе міроправленіе Художнику, Который конечно премудрје насъ, и твореніе Свое ведетъ, къ чему и какъ Ему угодно, безъ всякаго же сомнјнія къ совершенству и уврачеванію, хотя врачуемые и огорчаются! По такимъ распоряженіямъ и онъ *(*Юлианъ) не возбужденъ на зло (Божество, по естеству благое, нимало не виновно во злј, и злыя дјла принадлежатъ произвольно избирающеіиу злое), но не удержанъ въ стремленіи. Съ быстротою протекъ онъ свои владјнія и часть варварскихъ предјловъ, захватывая проходы, не съ намјреніемъ овладјть ими, но чтобы скрыть себя; уже приближается къ одрскому дворцу, осмјлившись на такой походъ, какъ говорили его единомышленники, по предвјдјнію и по внушенію демоновъ, которые прорекали ему будущее, и предустрояли перемјну обстоятельствъ. Ho, по словамъ не скрывающихъ истийы, онъ явился въ срокъ, назначеныый для тайнаго и сокрытаго во мракј злодјянія; поспјшилъ ко дню смерти, которой самъ былъ виновникомъ, тайно поручивъ совершить злоумышленіе одному изъ домашнихъ. A потому здјсь было не предвјдјніе, но обыкновенное знаніе, — простое злодјйство, а не благодјяніе бјсовъ. Сколько же бјсы проницательны въ такихъ дјлахъ, ясно показала Персія. И пусть умолкнутъ тј, которые поспјшность его приписываютъ бјсамъ; развј ихъ дјломъ назовемъ и то, что онъ былъ злобенъ! Если бы кончина Царя не предшествовала нашествію мучителя, и тайная брань не производилась сильнје открытой; то злодјй узналъ бьі, можетъ быть, что поспјшалъ на собственную погибель и прежде, нежели вразумленъ пораженіемъ у Персовъ, понесъ бы наказаніе за свое высокоуміе въ Римскихъ предјлахъ, въ которые злонамјренно дерзнулъ вторгнуться, и вотъ доказательство! Когда еще оиъ былъ въ пути, и думалъ, что намјренія его неизвјстны; воинство могущественнјйшаго Царя окружаетъ его, и пресјкаетъ ему даже возможность къ побјгу. (Такъ показало послјдствіе; ибо и по полученіи державьг ему стоило не малаго труда одолјть сіе войско.) И въ сіе самое время, пылая гнјвомъ на высокоуміе и нечестіе, имјя въ сјтяхъ хитрјйшаго изъ людей, на пути къ мјсту дјйствій, (подлинно велики грјхи наши!) Государь, послј многихъ прошеній къ Богу и людямъ — извинить его человјколюбіе, оставляетъ жизнь, своимъ походомъ доказавъ Христіанамъ ревность о благочестіи.

И здјсь, приступая къ продолженію слова, проливаю слезы, смјшанныя съ радостію. Подобно тому, какъ рјка и море между собою борются и сливаются, и во мнј происходитъ борьба — и сліяніе, и волненіе чувствованій. Послјднія событія исполняютъ меня удовольствіемъ; а предшествовавшія извлекаютъ у меня слезы, слезы не только о Христіанахъ и о напастяхъ, какія ихъ постигли, или навлеченныя лукавымъ, или попущенныя Богомъ, по причинамъ Ему вјдомымъ, и, можетъ быть, за наше превозношепіе, требовавшее очищенія; но такъ же слезы и объ его*(*Юлиана) душј, и о всјхъ увлекшихся съ нимъ въ туже погибель. Иные оплакиваютъ однј послјднія ихъ пораженія и здјшнія страданія; потому что имјютъ въ виду одну настоящую жизнь, не простираются мыслію въ будущее, не думають, что будетъ расчетъ и воздаяніе за дјла земной жизни, но живутъ подобно безсловесныъ, заботятся о текущемъ толъко днј, объ одномъ настоящемъ, одними здјшними удобствами измјряютъ благополучіе, и всякую встрјчающуюся непріятность называютъ несчастіемъ. Но для меня достоплачевнје будущія ихъ мученія, и казнь, ожидающая грјшниковъ. He говорю еще о величайшемъ наказаніи, то есть, о томъ, сколько для нихъ будетъ мучительно отверженіе ихъ Богомъ. Какъ не пролить мнј слезъ о семъ несчастномъ? Какъ не оплакивать бјжавшихъ къ нему болје, нежели тјхъ, которые были имъ гонимы? И не больше ли еще долженъ я плакать объ увлекшемъ въ беззаконіе, нежели о передавшихся на сторону зла? Даже гонимымъ—страдатъ за Христа было вовсе не зло, a самое блаженное дјло, не только по причинј будущихъ воздаяній, но и по причинј настоящей славы и свободы, какую они пріобрјли себј своими бјдствіями. А для тјхъ, что претерпјли они здјсь, есть только начало уготованнаго и угрожающаго имъ въ будущемъ. Для нихъ гораздо было бы лучше, если бы долје страдали здјсь, но не были соблюдаемы для тамошнихъ истязаній. Такъ говорю по закону, который повелјваетъ не радоваться паденію врага, и отъ того, кто устоялъ, требуетъ состраданія.

Но мнј опять должно къ нему обратить слово. Что за ревность превзойти всјхъ во злј? Что за страсть къ нечестію? Что за стремленіе къ погибели? Отъ чего сдјлался такимъ христоненавистникомъ ученикъ Христовъ, который столько занимался словомъ истины, и самъ говорилъ о предметахъ душеспасительныхъ, и у другихъ поучался? He успјлъ онъ наслјдовать царства, и уже съ дерзостію обнаруживаетъ нечестіе, какъбы стыдясь и того, что былъ нјкогда Христіаниномъ, или мстя Христіанамъ за то, что носилъ съ нимя одно имя.

И таковъ первый изъ смјлыхъ его подвиговъ, намъ называютъ гордящіеся его тайнами; (какія слова принужденъ я произнесть!) онъ воду крещенія смываетъ скверною кровію, наше таинственное совершеніе замјняя своимъ мерзкимъ, й уподобляясь по пословицј свиніј, валяющейся въ тинј; творитъ очищеніе надъ своими руками, чтобы очистить ихъ отъ безкровной Жертвы, чрезъ которую дјлаемся мы участниками со Христомъ въ страданіяхъ и Божествј; руководимый злыми совјтниками зловреднаго правленія, начинаетъ свое царствованіе разсматриваніемъ внутренностей и жертвоприношеніями.

Но упомянувъ о разсмотрјиіи внутренностей и о суевјріи, или, точнје сказать, зловјріи его въ такихъ дјлахъ, не знаю, описывать ли мнј чудо, разглашаемое молвою, или не вјрить слухамъ? Колеблюсь мыслію и недоумјваю, на что преклониться; потому что достойное вјроятія смјшано здјсь съ неимовјрнымъ. Нјтъ ничего невјроятнаго, что при такомъ новомъ явленіи зла и нечестія было какое нибудь знаменіе; да и неоднократио случались знаменія при великихъ переворотахъ. Но чтобы такъ было, какъ разсказываютъ, это весьма удивительно для меня, а конечно и для всякаго, кто желаетъ, и считаетъ справедливымъ, чтобы чистое объяснялось чисто. Разсказываютъ же, что, принося жертву, во внутренностяхъ животнаго, увидјлъ онъ Крестъ въ вјнцј. Въ другихъ возбудило сіе ужасъ, смятеніе и сознаніе нашей силы,— а наставнику нечестія придало только дерзости; онъ протолковалъ: Крестъ и кругъ значатъ, что Христіане отвсюду окружены и заперты. Сіето для меня чудно, и ежели это неправда, пусть развјется вјтромъ; если же правда, то здјсь опять Валаамъ пророчествуетъ, Самуилъ, или призракъ его, вызывается волшебницею; опять бјсы невольно исповјдуютъ Іисуса, и истина обнаруживается чрезъ противное истинј, дабы тјvъ болје ей повјрили. A можетъ бsть, это дјлалось и для того, чтобы его удержать отъ нечестія: потоvу что Богъ, по Своему человјколюбію, можетъ открывать многіе и необыкновенные пути ко спасеyію. Но вотъ о чемъ разcказываютъ весьма многіе, и что не чуждо вјроятія: сходилъ онъ въ одну изъ недоступныхъ для народа и страшныхъ пещеръ (о если бы тјмъ же путемъ сошелъ онъ и во адъ, прежде нежели успјлъ столько въ злј!); его сопровождалъ человјкъ, знающій такія дјла, или, лучше сказать, обманщикъ, достойный многихъ, пропастей. Между прочими видами волхвованія употребляется у нихъ и тотъ, чтобы съ подземными демонами совјщаться о будущемъ гдјнибудъ во мракј; потому ли, что демоны болје любятъ тьму, ибо сами суть тьма и виновники тьмы, то есть зла; или потому, что они бјгаютъ благочестивыхъ на землј, ибо отъ встрјчи съ ними приходятъ въ безсиліе. Но когда храбрецъ нашъ идетъ впередъ; его объемлетъ ужасъ съ каждымъ шагомъ становится ему страшнје; разсказываютъ еще о необыкновенныхъ звукахъ, о зловоніи, объ огненныхъ явленіяхъ, и не знаю о какихъто призракахъ и мечтаніяхъ. Пораженный нечаянностію, какъ неопытный въ такомъ дјлј, онъ прибјгаетъ ко Кресту, сему древнему пособію, и знаменуется имъ противъ ужасовъ, призываетъ на помощь Гонимаго. Послјдовавшее за симъ было еще страшнје. Знаменіе подјйствовало, демоны побјждены, страхи разсјялись. Что же потомъ? Зло оживаетъ, отступникъ снова становится дерзкимъ, порывается идти далје: и опять тј же ужасы. Онъ еще разъ крестится,—и демоны утихаютъ. Ученикъ въ ведоумјніи; но съ нимъ наставникъ, перетолковывающій истину. Онъ говоритъ: «не устрашились они насъ, но возгнушались нами.» И зло взяло верхъ. Едва сказалъ наставникъ, ученикъ вјритъ, а убјдившій ведетъ его къ безднј погибели. И не удивительно: порочный человјкъ скорје готовъ слјдовать злу, нежели удерживаться добромъ. Что потомъ говорилъ, или дјлалъ онъ, или какъ его обманывали, и съ чјмъ отпустили, пусть знаютъ тј, которые посвящаютъ въ сіи таинства и сами посвящены. Только по выходј оттуда, и въ душевныхъ расположеніяхъ и въ дјлахъ его видно было бјснованіе, и неистовство взоровъ показывало, кому совершалъ онъ служеніе. Если не съ того самаго дня, въ который рјшился онъ на такое нечестіе, то теперь, самымъ явнымъ образомъ, вселилось въ него множество демоновъ; иначе бы напрасно сходилъ онъ во мракъ и сообщался съ демонами, чтб называютъ они вдохновеніеліъ, благовидно превращая смыслъ словъ. Таковы были первыя его дјла!

Но когда болјзнь усилилась и гоненіе готово было открыться, увидјлъ онъ (или какъ человјкъ мудрый на злое и преуспјвшій въ нечестіи, или по совјту поощрявшихъ его на сіе), что вести съ нами войну открыто и объявить себя предводителемъ нечестія, не только слишкомъ дерзко и безразсудно, но й совершенно противно цјли. Ибо принужденіе сдјлало бы насъ болје непоколебимими и готовыми противопоставить насилію ревность по благочестію: ибо души мужественныя, когда хотятъ принудить ихъ къ чему силою, обыкновенно бываютъ непреклонны, и подобны пламени, раздуваемому вјтромъ, которое тјмъ болје разгарается, чемъ болје его раздуваютъ. Это не только находилъ онъ пo своимъ умозаключеніямъ, но могъ знать и по предшествовавшимъ гоненіямъ, которымй Христіанство болје прославлено, нежели ослаблено: потому что гоненія укрјпляютъ душу въ благочестіи, и въ опасностяхъ душа закаливается, какъ раскаленное желјзо въ водј. Если же дјйствовать оружіемъ лукавства (разсуждалъ онъ) и принужденію дать видъ убјжденія, прикрывъ насиліе ласкою, какъ уду приманкою; то въ такой борьбј будетъ и мудрость и сила. Сверхъ сего онъ завидовалъ чести мученической, какой удостоиваются подвижники. Потому умышляетъ дјйствовать лринужденіемъ, не показывая вида принужденія; а насъ заставить страдать и не имјть той чести, что страждемъ за Христа. Какая глупость! Вопервыхъ онъ думалъ утаить, за что мы подвергаемся опасности, и прикрыть истину лжеумствованіями, но не разсудилъ, что чјмъ болје умышляетъ онъ противъ почестей мученичества, тјмъ онј сдјлаются выше и славнје; во-вторыхъ полагалъ, что мы прјдаемся опасностямъ не по любви къ истинј, a пo желанію славы. Но симъ пусть эабавляются ихъ Емпедокды, Аристеи, Емпедотимы, Трофоніи и множество подобныхъ жалкихъ людей. Первый изъ нихъ думалъ сдјлаться богомъ достигнутв блаженной жизни, ринувшись въ жерло горы Сицилийской: но любимый башмакъ его, изверженный огнемъ, обнаружилъ, чтр не сдјлался Емпедоклъ изъ человјка богомъ, a оказался только пo смерти человјкомъ, не любомудрымъ, не имјющимъ даже здраваго смысла. А прочіе по той же болјзни и самолюбію скрылись въ мрачныхъ пещерахъ; но когда были открыты, не столько пріобрјли себј чести тјмъ, что скрьівались отъ людей, сколько обезчестили себя тјмъ, что не остались въ безъизвјстности. Но для Христіанъ пріятнје страдать за благочестіе, оставаясь даже у всјхъ въ неизвјстности, нежели для другихъ прославляться и быть нечестивыми. Потому что мы мало заботимся объ угожденіи людямъ; а все наше желаніе — получить честь отъ Бога; истинно же любомудрые и боголюбивые — выше и сего; они любятъ общеніе съ добромъ ради самаго добра, а не ради почестей, уготованныхъ за гробомъ. Ибо это уже вторая степень похвальной жизни — дјлать что-либо изъ награды и воздаянія; и третія,—избјгать зла по страху наказанія. Такъ мы разсуждаемъ; и для желающихъ не трудно привести на то многія доказательства. А нашъ противникъ, думая лишить Христіанъ чести, какъ чего-то великаго (ибо многіе судятъ о другихъ по собственнымъ страстямъ), прежде всего воздвигаетъ гоненіе противъ нашей славы. Онъ не такъ смјло, какъ прочіе гонители, вводитъ нечестіе, и хочетъ поступить съ нами не только не какъ царь, но даже и не какъ мучителъ, который бы могъ похвалиться, что принудилъ вселенную принять его нечестивый законъ и подавилъ ученіе, одержавшее верхъ надъ всјми ученіями. Но, какъ рабъ, робко составляетъ ковы противъ благочестія, и къ гоненію присоединяетъ хитрыя двусмысленныя умствованія.

Всякая власть дјйствуетъ убјжденіемъ или принужденіемъ; и онъ послјднее, какъ менје человјколюбивое, то есть насиліе, предоставилъ народу и городамъ, которые въ дерзости особенно неудержимы, по неразсудительности и неосмотрительному стремленію ко всему; впрочемъ и на это далъ не всенародное повелјніе, но какъ бы неписанный законъ, обнаруживъ свою волю тјмъ, что не останавливалъ народныхъ волненій. А первое, какъ болје кроткое и достойное царя, то есть убјжденіе, предоставилъ онъ себј. Однакоже и сіе не совершенно соблюлъ. Какъ несвойственно оставить леопарду пестроту, Еноту черноту, огню силу жечь, лукавому—сему человјкоубійцј искони—человјконјнавидјніе; такъ и онъ не могъ оставить злобы, съ какою устремился противъ насъ. Но, какъ говорятъ о хамелеонј, что онъ удобно перемјняетъ свой видъ и принимаетъ на себя всј цвјты, кромј бјлаго (умалчиваю о Протеј, баснословномъ хитрецј Египетскомъ); такъ и онъ для Христіанъ былъ и являлся всјмъ, кромј кротости. И человјколюбіе его было весьма безчеловјчно; его убјжденіе—насильственно, благосклонность служила извиненіемъ жестокости, дабы видјли, что онъ по праву употребляетъ насиліе, не успјвъ подјйствовать убјжденіемъ. Это видно изъ того, что убјжденія его продолжались малое время; и по большей части вскорј слјдовало принужденіе, чтобы мы были пойманы, какъ на звјриной ловлј, или сјтями, или преслјдованіемъ, чтобы тјмъ или другимъ способомъ непремјнно достались въ его руки.

Такимъ образомъ обдумавъ и распредјливъ свои дјйствія, употребляетъ онъ другую хитрость—единственно вјрную, хотя слишкомъ нечестивую; начинаетъ злое свое дјло съ приближенныхъ и съ окружающихъ его людей, какъ это въ обычај у всјхъ гонителей. Въ самомъ дјлј, не имјя на своей сторонј близкихъ, нельзя дјйствовать на постороннихъ; подобно какъ нельзя вести на враговъ войска, которое возстаетъ противъ своего вождя. Онъ перемјняетъ царедворцевъ, однихъ напередъ предавъ тайно смерти, другихъ удаливъ не столько за то, что они были расположены къ великому Царю *(*Констанцію.), сколько за то, что еще преданнје были Царю царей, а для него безполезны по тому и другому. Между тјмъ самъ собою, или чрезъ начальниковъ, склоняетъ на свою сторону войско, которое почиталъ особенно удобопреклоннымъ; потому что военные люди, то обольщаются почестями, то увлекаются по простотј, и не знаютъ другаго закона, кромј царской воли; правильнје же сказать, онъ привлекъ только часть войска, часть не малую,—тјхъ, кого нашелъ испорченными и больными, кто, и въ это время и прежде, раболјпствовалъ обстоятельствами изъ этой части однихъ поработилъ онъ себј дјйствительно, другихъ только надјялся поработить. He всјхъ же увлекъ; потому что не далъ ему столько силы надъ нами Тотъ,Кто наказывалъ насъ чрезъ него, и еще осталось болје седми тысящъ мужей, которые не преклонили колјнъ лредъ Вааломъ (3 Цар. 19, 18.), не поклонились златому образу (Дан. 3, 18.), не были уязвлены зміями; потому что взирали на повјшеннаго змія и низложеннаго страданіями Христовыми. Между начальниками и высшими, которыхъ особенно легко побјдить угрозами или објщаніями, и между простыми воинами, извјстными только по числу, нашлось много отразившихъ его нападеніе, какъ твердая стјна отражаетъ неудачное дјйствіе орудія. Впрочемъ онъ не столько сокрушался о томъ, что избјгало рукъ его, сколько приходилъ въ дерзость, подобно бјшеному, отъ того, что уловлялъ. Онъ желалъ,—и ожидаемое представлялъ уже достигнутымъ. Потомъ возстаетъ онъ и противъ того великаго знамени съ изображеніемъ Креста, которое, бывъ поднято вверхъ, предводило воинствомъ, почиталось у Римлянъ, и дjйствительно было облегченіемъ въ трудахъ, можно сказать, царствовало надъ прочими знаменами, изъ которыхъ однј украшены изображеніями царей и распростертыми тканями съ различными цвјтами и письменами; а другія, принимая въ себя вјтеръ чрезъ страшныя пасти драконовъ, утвержденныя на верху копій, раздуваются по изгибамъ, изпещреннымъ тканою чешуею и представляютъ взорамъ пріятное и вмјстј ужасное зрјлище.

Когда же все, что было около него, онъ устроилъ по своимъ мыслямъ, и уже думалъ восторжествовать надъ близкою опасностію; тогда покушается и на прочее. О несмысленный, нечестивый и ничего не свјдущій въ дјлахъ великихъ! Ты возстаешь противъ многочисленнаго достоянія, противъ всемірнаго плодоношенія, совершаемаго на всјхъ концахъ вселенной низостію слова и буйствомъ, какъ вы бы сказали, проповјди, —той проповјди, которая побјдила мудрыхъ, прогнала демоновъ, превозмогла время, которая есть нјчто ветхое, вмјстј и новое (подобно тому, какъ и вы представляете одного изъ боговъ своихъ — ветхое для немногихъ, новое для многихъ, первое въ сјннописаніи, послјднее въ совершеніи тайны, сокровенной до своего времени! Ты противъ великаго наслјдія Христова, забывъ, кто ты, какія у тебя силы и отяуда ты, — противъ великаго и нескончаемаго наслјдія, которое, если бы кто и съ ббльшимъ, нежели ты, неистовствомъ возсталъ противъ него, только болје бы возрастало и возвышалось (ибо вјрю пророчествамъ и видимому); противъ сего наслјдія, которое самъ Онъ, какъ Богъ сотворилъ, и какъ человјкъ наслјдовалъ, которое законъ прообразовалъ, благодать исполнила, Христосъ обновилъ, которое Пророки водрузили, Апостолы связали, Евангелисты довершили! Ты противъ жертвы Христовой съ своими сквернами! Ты противъ крови, очистившей міръ, съ своими кровьми! Ты воздвигаешь брань противъ мира! Ты возносишь руку противъ руки за тебя и для тебя пригвожденной! Ты противъ желчи —съ своимъ пріобщеніемъ жертвъ! противъ Креста — съ своимъ трофеемъ! противъ смерти —съ разрушеніемъ! противъ возстанія изъ гроба съ своимъ мятежническимъ возстаніемъ! Ты противъ Свидјтеля, отвергшій даже свидјтельство мучениковъ*(*слово MaQrvg, имјетъ значеніе свидјтеля и мученика. Св. Григорій употребляетъ сіе слово въ первомъ смыслј объ I. Христј, какъ и въ Откровеніи Іоанна 1, 5. 3, 14; въ послјднемъ—о свидјтеляхъ истины Христовой — Апостолахъ и Мучсникахъ.)! Послј Ирода —гонитель! Послј Іуды—предатель, только не обнаружившій, подобно ему, раскаянія удавленіемъ! Послј Пилата — христоубійца! Послј Іудеевъ — богоненавистникъ! Ты не устыдился жертвъ, закланныхъ за Хриота! He убоялся великихъ подвижниковъ — Іоанна, Петра, Павла, Іакова, Стефана, Луки, Андрея, Феклы и прочихъ, послј и прежде нихъ, пострадавшихъ за истину! Они охотно боролись съ огнемъ, желјзомъ, съ звјрями и мучителями, шли на бјдствія настоящія и угрожающія, какъбы въ чужихъ тјлахъ, или какъ безплотные. И для чего все это? Чтобы и словомъ не измјнить благочестію. Они прославляются великими почестями и празднествами, они прогоняютъ демоновъ, врачуютъ болјзни, являются, прорекаютъ; самыя тјла ихъ, когда къ нимъ прикасаются и чтутъ ихъ, столько же дјйствуютъ, какъ святыя души ихъ; даже капли крови и все, что носитъ на себј слјды ихъ страданій, такъ же дјйствительны, какъ ихъ тјла. Но ты не чтишь сего, а безчестишь; — дивишься же Геркулесу, который отъ несчастій и женскихъ оскорбленій бросается на костеръ; дивишься тому, какъ по страннолюбію, или въ угожденіе богамъ, предложенъ въ снјдь Пелопсъ, отъ чего Пелопиды отличаются плечами изъ слоновой кости; дивишься искаженію Фригійцевъ, услаждаемыхъ свирјлъю и потомъ подвергаемыхъ поруганію, или заслуженнымъ истязаніямъ и испытаніямъ чрезъ огонь при посвященіи въ таинства Мифры; дивишься умерщвленію чужестранцевъ у Тавровъ, принесенію на жертву царской дочери въ Трој, крови Меникея, пролитой; за Фивянъ, и наконецъ смерти дочерей Скедаза въ Левктрахъ; ты хвалишь Лакедемонскихъ юношей, сјкущихся бичами и окропляющихъ жертвенникъ кровію, пріятною богинј чистой и дјвј; хвалишь чашу съ ядомъ Сократа, голень Епиктета, мјхъ Анаксарха*(*Анаксархъ назвалъ мјхомъ тјло свое, когда толкли его вь ступј.) у которыхъ любомудріе было болје вынужденно, нежели добровольно; хвалишь скачекъ Клеомврота Амвракійскаго,—плодъ любомудраго ученія о душј; хвалишь состязанія Пифагорейцевъ о бобахъ и презрјніе смерти Феаною, или, не помню, кјмъ-то другимъ изъ посвященныхъ въ тайны и ученія Пифагоровы.

Но подивись, если не прежнимъ, то настоящимъ подвигамъ Христіанъ, ты, любомудрјйшій и мужественнјйшій изъ смертныхъ, который въ терпјніи хочешь подражать Епаминондамъ и Сципіонамъ, ходишь на ряду съ своимъ войскомъ, довольствуешься скудною пищею и хвалишь личное предводительство. Человјкъ благородный и любомудрый не унижаетъ доблести и въ врагахъ; онъ выше цјнитъ мужество непріятелей, нежели пороки и изнјженность самыхъ близкихъ ему. Видишь ли сихъ людей, которые не имјютъ у себя ни пропитанія, ни пристанища, не имјютъ почти ни плоти, ни крови, и тјмъ приближаются къ Богу, у которыхъ и ноги не мыты и ложемъ земля, какъ говоритъ твой Гомеръ, думая такимъ вымысломъ почтить одного изъ демоновъ? Они живутъ долу, но выше всего дольняго; среди людей, но выше всего человјческаго; связаны, но свободны; стјсняемы, но ничјмъ неудержцмы; ничего не имјютъ въ мірј, но обладаютъ всјмъ времјннымъ; живутъ сугубою жизнію, и одну презираютъ, о другой же заботятся; чрезъ умерщвленіе безсмертны, чрезъ отрјшеніе отъ твари соединены съ Богомъ; не знаютъ любви страстной, но горятъ любовію божественною, безстрастною; ихъ наслјдіе—Источникъ свјта, и еще здјсь— Его озаренія, Ангельскія псалмопјнія у всенощное стояніе, преселеніе къ Богу ума предвосхищаемаго; чистота и непрестанное очищеніе, какъ незнающихъ мјры въ восхожденіи и обожаніи; ихъ утесы и небеса, низложенія и престолы; нагота и риза нетлјнія; пустыня и торжество на небесахъ; попраніе сластей и наслажденіе нескончаемое, неизреченное. Ихъ слезы потопляютъ грјхъ, очищаютъ міръ; ихъ воздјяніе рукъ угашаетъ пламень, укрощаетъ звјрей, притупляетъ мечи, обращаетъ въ бјгство полки; и (будь увјренъ!) заградитъ уста и твоему нечестію, хотя превознесешься на время, и съ свонми демонами будешь еще лицедјйствовать въ позорищј нечестія. Какъ и это не страшно, не достойно уваженія для тебя, чрезъ мјру дерзновенный и безразсуднје всякаго устремляющійся на смерть? A сіе конечно во многомъ уважительнје, нежели ненасытность мудреца и законодателя Содона, которую Крезъ обличилъ Лидійскимъ золотомъ,—нежели Сократова любовь къ красотј (стыжуся сказать, къ отрокамъ, хотя она прикрывается честнымъ наименованіемъ), — нежели Платоново лакомство въ Сициліи, за которое философъ проданъ и не выкупленъ ни однимъ изъ учениковъ, даже никјмъ изъ Грековъ; Ксенократово прожорство, шутливость жившаго въ бочкј Діогена, съ какою онъ, предпочитая лакомый кусокъ простому хлјбу, говаривалъ словами стихотворца : пришлецы, дайте мјсто господамъ, — и философія Епикурова, не признающая никакого блага выше удовольствія. Великъ у васъ Кратесъ; отказать свои земли на пастбище овецъ, конечно, любомудрое дјло и похожее на дјла вашихъ любомудровъ; но онъ провозглашаетъ свою свободу не столько какъ любитель мудрости, сколько какъ честолюбецъ. Великъ и тотъ, кто на кораблј, боровшемся съ волнами, когда все кидали въ море, благодарилъ судьбу, доводящую его до рубища*(*Зенонъ), Великь Антисфенъ, который, когда одинъ наглый оскорбитель ударилъ его въ лице, пишетъ у себя на лбу, какъ на статуј, имя ударившаго, можетъ быть для того, чтобы язвительнје укорить его. Ты хвалишь также одного изъ жившихъ не за долго до насъ за то, что цјлый день молился, стоя на солнцј: но можетъ быть онъ воспользовался временемъ, когда солнце бываетъ ближе къ землј, дабы сократить молитву, окончивъ ее съ закатомъ солнечнымъ; хвалишь и Потидейскаго труженика *(*Сократа), который зимою цјлую ночь стоялъ, погрузясь въ созерцаніе, и въ изступленіи не чувствовалъ холода; хвалишь любознательность Гомера, трудившагося надъ Аркадскимъ вопросомъ, любовјдјніе и неутомимость Аристотеля, допытывавшагося причины перемјнъ въ Еврипј, — надъ чјмъ они и умерли; хвалишь и Клеантовъ колодезь, и Анаксагоровъ ременный поводъ*(*Такъ Анаксагоръ назвалъ свое сочиненіе, въ которомъ были собраны трудные вопросы.), и Гераклитовы слезы. Но сколько у васъ. такихъ, и долго ли они подвизались? Какъ же не дивиться нашимъ подвижникамъ, которыхъ тысячи, десятки тысячъ, которые посвящаютъ себя на такое же, и еще болје чудное, любомудріе, любомудрствуютъ цјлую жизнь и, можно сказать, въ цјлой вселенной, какъ мужи, такъ равно и жены, спорящія съ мужами въ мужествј, и тогда только забывающія свою природу, когда нужно приближаться къ Богу чистотою и терпјніемъ? И не только люди незнатнаго рода и всегдашнею скудостію пріобученные къ трудамъ, но даже нјкогда высокіе и знатные своимъ богатствомъ, родомъ и властію, рјшаются на непривычныя для нихъ злостраданія въ подражаніе Христу. Хотя бы они не обладали даромъ слова, потому что не въ словј поставляютъ благочестіе, и не на долго годенъ плодъ мудрости, которая только на языкј, какъ признано и однимъ изъ вашихъ стихотворцевъ; однако же въ нихъ больше правды; они учатъ дјлами.

Ho онъ, пренебрегши все сіе, и одно имјя въ виду, чтобы угодить демонамъ, которые неоднократно низлагали его, чего и заслуживалъ, прежде другихъ распоряженій по дјламъ общественнымъ устремляется противъ Христіанъ. — Два только предмета его озабочивали: Галилеяне, какъ называлъ онъ насъ въ укоризну, и Персы, упорно продолжавшіе войну. Но наше дјло было для него важнје, требовало большихъ заботъ, такъ что войну съ Персами почиталъ онъ дјломъ пустымъ и дјтскою игрою. Хотя онъ сего не обнародовалъ, однакоже и не скрывалъ; до того даже доходило его неистовство, что не переставалъ твердить о томъ всегда и всјмъ. И такой благоразумнјйшій и наилучшій правитель государства не сообразилъ, что, во время прежнихъ гоненій, смятенія и потрясенія были не значителъны, потому что наше ученіе коснулось еще немногихъ; истина принята была небольшимъ числомъ людей, и не открылась еще всјмъ. Но теперь, когда спасительное слово разлилось всюду, особенно у насъ*(*Въ Римской державј.) сдјлалось господствующимъ, покуситься на то, чтобы измјнить и поколебать Христіанство, значило тоже, что потрясти Римскую державу, подвергнуть опасности цјлое государство, и чего хуже не пожелали бы намъ враги наши, то потерпјть отъ самихъ себя, отъ сего новаго и чуднаго любомудрія и царствованія, подъ которымъ мы благоденствовали и возвратились къ древнему золотому вјку и хъ жизни, ничјмъ невозмущаемой и спокойной. Или удобство сообщеній, уменьшеніе налоговъ, выборъ начальниковъ, наказаніе за воровство, и другія постановленія, служащія къ временному благополучію и мгновенному блеску, могли доставить государству великую пользу, и стоили того, чтобы оглушать нашъ слухъ похвалами такимъ учрежденіямъ? A народныя смятенія и возмущенія въ городахъ, разрывъ семействъ, раздоры въ домахъ, расторженіе супружествъ (чему надлежало послјдоватъ за тјмъ зломъ, и что дјйствительно послјдовало), могли ли служить къ его славј, или къ безопасности государства? Кто же будетъ столько преклоненъ къ нечестію, или столько лишенъ общаго смысла, чтобы согласиться на сіе? Въ тјлј, если нездоровы одинъ только или два члена, безъ труда прочіе пјреносятъ сіе, и здравіе сохраняется большинствомъ членовъ; даже отъ здоровыхъ и болышмъ членамъ можетъ сдјлаться лучше. Но ежели разстроена и поражена болјзнію большая часть членовъ; то не можетъ не страдать все тјло, и опасность для него очевидна. Такъ въ подначалъныхъ, недуги одного члена общества могутъ иногда прикрываться благосостояніемъ цјлаго; но если повреждена большая часть членовъ, опасность угрожаетъ цјлому обществу. Думаю, что другой, даже и злой ненавистникъ нашъ, могъ бы видјть это въ нынјщнее время при такомъ умноженіи Христіанъ. Но въ этомъ человјкъ злоба помрачила разсудокъ, и потому равно простираетъ онъ гоненіе в на малое, и на великое.

Особенно дјтскою, неосновательною и недостойною He только царя, но и сколько нибудь разсудительнаго человјка, была его мысль, будто бы за перемјною имени послјдуетъ перемјна въ нашемъ расположеніи, или, будто бы намъ отъ сей перемјны будетъ. стыдно, какъ обвиненнымъ въ чемъ-то гнусномъ. И онъ даетъ намъ новое наименованіе, самъ называетъ насъ, и узаконяетъ намъ именоваться, вмјсто Христіанъ, Галилеянами. Подлинно имя, отъ Христа заимствованное, славно и досточестно; и онъ умыслилъ лишить насъ сего наименованія, или по сей причинј, или потому что страшился силы имени, подобно демонамъ, и эамјнилъ оное другимъ неупотребителънымъ и неизвјстнымъ. Но мы не будемъ перемјнять у нихъ именъ; потому что и нјтъ именъ смјшнје, чтобы замјнить ими прежнія, каковы ихъ Фаллы, Ифифаллы, Мелампиги, Трагоподъ и почтенный Панъ, одинъ богъ, произошедшій отъ всјхъ жениховъ и получившій по достоинству своему имя отъ посрамленія. Ибо имъ нужно, чтобы, или одинъ обезчестилъ многихъ, — и при томъ могущественнјйшій, или одинъ происходилъ отъ многихъ, — и при томъ гнуснјйшій. И такъ не позавидуемъ имъ ни въ дјлахъ, ни въ именахъ. Пусть услаждаются своею простотою и хвалятся мерзостями. Если угодно, предоставимъ имъ Вуфина; готовы сдјлать и большій подарокъ, уступивъ и Тріеспера, столь величественно раждаемаго и раждающаго, совершившаго тринадцатый подвигъ въ одну ночь (разумјю пятьдесятъ дочерей Фестія), чтобы получить за то наименованіе бога. Ежели бы Христіане захотјли выдумывать подобныя вещи; то могли бы изъ собственныхъ дјлъ Юліана найти для него многія, болје постыдныя и вмјстј болје приличныя наименованія. Ибо что воспрепятствовало бы и намъ, воздавая равнымъ за равное, царя Римскаго, или какъ онъ, обманутый демонами, мечталъ о себј, царя вселенной, — назвать Идоліаномъ, Пизеемъ, Адонеемъ и Кавситавромъ, какъ нјкоторые изъ нашихъ острослововъ уже прозвали его, такъ какъ это дјло весьма легкое. Что препятствовало бы примјнить къ нему и составить для него и другія названія, какія представляетъ дјйствительная исторія? Но самъ Спаситель и Владыка всяческихъ, Создатель и Правитель міра, Сынъ и Слово великаго Отца, Примиритель, Архіерей и сопрестольный Отцу, для насъ, обезчестившихъ образъ Его, низведенныхъ въ персть и не уразумјвшихъ великой тайны сочетанія*(*т. е. земнаго съ небеснымъ въ человекј.), не только низшедшій до рабскаго зрака, но и возшедшій на крестъ и совозведшій съ Собою мой грјхъ, чтобы умертвить его, — когда называли Его Самаряниномъ и (еще хуже) имјющимъ въ Себј бјса, не стыдился сего и не укорялъ оскорбителей. Тотъ, Кому легко было наказать нечестивыхъ чрезъ Ангельскія силы и единымъ словомъ, со всею кротостію и снисходительностію отсылаетъ отъ Себя оскорбителей, и проливаетъ слезы о распинавшихъ Его. Сколько же нелјпо думать, что мы, именуемые Галилеянами, будемъ сокрушаться о семъ, или стыдиться сего, или перестанемъ отъ того ревновать о благј, и больше уважимъ сіи оскорбленія, нежели душу и тјло, тогда какъ и ихъ умјемъ презирать ради истины (Мат. 10, 28. Лук. 9, 24.)? Напротивъ того болје смјшно, нежели прискорбно то, о чемъ я говорю; и мы предоставляемъ такую забаву зрјлищамъ: ибо конечно никогда не превзойдемъ тјхъ, которые на погибель свою забавляются тамъ, и другихъ забавлаютъ, подобными вещами.

Но весьма уже лукаво и злонамјренно то, что, не имјя силъ убјдить насъ открыто, и стыдясь принуждать мучительски, но подъ львиною кожею скрывая лисью, или, если угодно, подъ личиною Миноса тая величайшее неправосудіе (не знаю, какъ выразить это точнје), употребилъ онъ снисходительное насиліе. Впрочемъ, поспјшая словомъ, иное предоставлю желающимъ писать исторію, и думаю, что многіе, почитая даже дјломъ благочестія поражать словомъ столь пагубнаго человјка, позаботятся составить трагедію (если такъ должно назвать), или комедію тогдашняго времени, дабы и потомству было передано такое важное дјло, стоющее того, чтобы не скрывать. Самъ же вмјсто всего разскажу для примјра одно или два изъ его дјяній, разскажу для удивляющихся ему чрезъ мјру; пусть знаютъ, что они удостоиваютъ похвалы такого человјка, для котораго нельзя найти даже и порицанія, какое онъ заслужилъ.

He знаю, у всјхъ ли народовъ, живущихъ подъ властію царей, по крайней мјрј у Римлянъ строго соблюдается одно царское постановленіе : въ честь царствующихъ ставить всенародно ихъ изображенія. Къ утвержденію ихъ царской власти не довольно вјнцевъ, діадимъ, багряницы, многочисленныхъ законовъ, податей и множества подданныхъ; чтобы внушить болје уваженія къ власти, они требуютъ еще поклоненія, и поклоненія не только своей особј, но и своимъ изваяннымъ и живописнымъ изображеніямъ, чтобы воздаваемое имъ почтеніе было полнје и совершеннје. Къ таковымъ изображеніямъ каждый Императоръ обыкновенно присовокупляетъ чтонибудь свое. Одинъ изображаетъ, какъ знаменитјйшіе города приносятъ ему дары; другій, — какъ побјда вјнчаетъ его главу; иной,—какъ преклоняются предъ нимъ сановники, украшенные отличіями власти; другіе представляютъ илй звјрей, пораженныхъ мјткимя ударами, или варваровъ, побјжденныхъ и поверженныхъ къ ногамъ. Цари услаждаются не только самыми дјлами, въ которыхъ поставляютъ свою славу, но и ихъ изображеніяии. Что же онъ умышляетъ? какія строитъ ковы для Христіанъ, наиболје твердыхъ? Подобно тјмъ, которые подмјшиваютъ въ пищу ядъ, къ обыкновеннымъ царскимъ почестямъ примјшиваетъ онъ нечестіе, и съ Римскими установленіями соединяетъ поклоненіе идоламъ. Посему на изображеніяхъ своихъ, вмјстј съ другими обыкновенными начертаніями, написавъ демоновъ, предлагаетъ такія изображенія народу в городамъ и особенно начальникамъ областей, чтобы зло было вовсе неизбјжно, чтобы, или воздавающій честь Императору воздавалъ оную и идоламъ, или уклоняющійся отъ чествованія идоловъ казался оскорбителемъ чести Императора; потому что поклоненіе воздавалосъ совокупно. Такого обмана и сјтей нечестія, столь хитро разставленныхъ, избјгли и многіе, которые были богобоязненнје и проницательнје другихъ; но они и наказаны за свою проницательность, подъ предлогомъ, что оскорбили честь Императора; въ дјйствительности же пострадали за истиннаго Царя и за благочестіе. А люди простые и неразсудителыіые по большей части были уловлены, и имъ, можетъ быть, самое невјдјніе послужитъ извиненіемъ, какъ вовлеченнымъ въ нечестіе хитростію. Одного такого поступка достаточно, чтобы опозорить намјреніе царя. Ибо думаю, что не одно и тоже прилично царю и простолюдину, такъ какъ достоинство ихъ неодинаково. Въ простолюдинј извинили бы мы какой-нибудь и хитрый поступокъ; ибо кому не возможно дјйствовать явною силою, тому извинительно прибјгать и къ хитрости: но царю очень стыдно уступить силј, а еще стыднје и неприличнје, какъ думаю, прикрывать свои предпріятія и намјренія хитростію.

Другое дјло его, по мысли и намјренію одинаково съ первымъ, но по обширности дјйствія гораздо хуже и нечестивје; потому что зло распростиралось на большее число людей. И я присовокуплю это къ сказанному: Наступилъ день раздачи царскихъ даровъ, или годичный, или тогда нарочито назначенный царемъ съ злымъ умысломъ. Надлежало собраться войску, чтобы каждый получилъ награду по достоинству и чину. Здјсь открылось новое явленіе низости, новој зрјлище нечестія! Безчеловјчіе прикрашено какимъ-то человјколюбіемъ, неразуміе и жадность, по большой части неразлучныя съ воинами, уловлены деньгами. Блистательно торжествуя наді» благочестіемъ и гордясь своіши ухищреніями, во всемъ блескј предсјдательствовалъ Царь; подобно какому-нибудь Мелампу или Протею, и былъ и казался всјмъ, безъ труда преображаясь въ новые виды. Что же происходило вокругъ него; и какихъ достойно сіе рыданій для благомыслящихъ, не только тогда присутствовавшихъ, но и теперь слышащихъ о такомъ зрјлищј! Предложено было золото, предложенъ и ладанъ; по близости былъ огонь, не далеко распорядители. И какой благовидный предлогъ! Казалось, что таковъ уставъ царской раздачи даровъ, освящешюй древностію и высоко цјнимой! Дто же за симъ? Надлежало возложить на огонь фиміамъ и получить отъ Царя цјну своей погибели, цјну малую за дјло великое — за цјлую душу, за нечестіе противъ Бога. Гибельная купля! горькое возмездіе! Цјлое воинство продавалось однимъ злоухищреніемъ; покорители вселенной падали отъ малаго огня, отъ куска золота, отъ небольшаго куренія, и большая часть не чувствовали своего пораженія, чтб было всего горестнје. Каждый приступалъ съ надеждою пріобрјтенія, но пріобрјтая терялъ самаго себя; покланялся десницј Царя, и не думалъ, что покланяется своему убійцј. И выразумјвшииъ дјло было не легче; потому что, однажды увлекшись зломъ, первый неразсудительный поступокъ почитали они для себя ненарушимымъ закономъ. Какія тысячи Персовъ, стрјлковъ и пращниковъ, какіе закованные въ желјзо и ни откуда не уязвляемые воины, какія стјнобитныя орудія успјли бы въ томъ, что совершено одною рукою, въ одно время, гнуснымъ умысломъ?

Присовокуплю одно сказаніе, возбуждающее болје жалости, нежели доселј описанное. Говорятъ, что нјкоторые изъ обманутыхъ по невјдјнію, когда, подвергшись обольщенію, возвратились домой раздјлить съ товарищами трапезу, и когда пришло время по обычаю прохладиться питіемъ, какъ будто съ ними не случилось ничего худаго, принявъ прохладительную чашу, стали возводить очи горј и съ крестнымъ знаменіемъ призывать имя Христово; тогда одинъ изъ товарищей удивился и сказалъ: — и чтоже это? послј отреченія вы призываете Христа!» Они, полумертвые спрашивали: « Когда же мы отрекались? что это за новость»? Товарищъ объяснилъ: «вы возлагали фиміамъ на огонь, а это значитъ тоже, что отреченіе.» Немедленно оставивъ пиршество, какъ изступленные и помјшавшіеся въ умј, пылая ревностію и гнјвомъ, бјгутъ они по торжищу и кричатъ: «Мы Христіане, мы Христіане въ душј! Да слышитъ это всякій человјкъ, а прежде всјхъ да внемлетъ Богъ, для Котораго мы живемъ и готовы умереть. Мы не солгали Тебј, Спасителю Христе! не отрекались отъ блаженнаго исповјданія. Бсли и погрјшила въ чемъ рука; то сердце не участвовало. Мы обмануты Царемъ, но не уязвлены золотомъ. Совлекаяся нечестія, готовы омыться кровію». Потомъ прибјгаютъ они къ Царю, повергаютъ предъ нимъ золото и со всјмъ мужествомъ вопіютъ: «He дары получили мы отъ тебя, Царь, но осуждены на смерть. He для почестей были призваны, но приговорены къ безчестію. Окажи милость своимъ воинамъ; предай насъ на закланіе для Христа. Его одного признаемъ мы Царемъ. Воздай огнемъ за огонь, и за пепелъ насъ обрати въ пепелъ; отсјки руки, которыя простирали мы на зло, ноги, которыми текли къ злу. Отдай золото другимъ, которые не будутъ, раскаяваться въ томъ, что взяли: для насъ довольно одного Христа; Онъ замјняетъ намъ все». Такъ говорили они, и въ тоже время увјщавали другихъ познать обманъ, истрезвитъся отъ упоенія, и оправдать себя предъ Христомъ кровію. Царь вознегодовалъ иа нихъ, но удержался умертвить явно, чтобы не сдјлать мучениками тјхъ, которые были уже мучениками, сколько состояло то въ ихъ власти; Царь осудилъ ихъ на изгнаніе, и такимъ мщеніемъ оказалъ величайшее благодјяніе; потому что удалилъ отъ своихъ сквернъ и козней.

Хотя таковы были его желанія, и во многихъ случаяхъ употреблялъ онъ коварство: однако же, поелику не имјлъ въ сердцј твердости и слјдовалъ болје внушенію злаго духа, нежели собственному разсудку, то не выдержалъ своего намјренія до конца и не сохранилъ злобы въ тайнј. Сказываютъ объ огнј Этны, что, накопляясь внизу и удерживаемый силою, до времени кроется онъ на днј горы, и сперва издаетъ страшные звуки (вздохи ли то мучимаго исполина, или что другое), такъ же изъ вершины горы извергаетъ дымъ — предвјстіе бјдствія; но когда накопится и сдјлается неудержимымъ, тогда выбрасываемый изъ нјдръ горы несется вверхъ, льется черезъ края жерлъ, и страшнымъ до неимовјрности потокомъ опустошаетъ ниже лежащую землю. Тоже видјть можно и въ немъ, до времени владјлъ онъ собою, держался своего злоухищреннаго правила, и вредилъ намъ обольщеніемъ; когда же неудержимый гнјвъ переступилъ мјру, тогда не въ состояніи онъ былъ скрывать своей злонамјренности и восталъ открытымъ гонеміемъ на божественный и благочестивый нашъ сонмъ.

Умолчу объ указахъ его противъ святыхъ храмовъ, которые и всенародно были объявляемы и тайно исполняемы, о разграбленіи церковныхъ вкладовъ и денегъ, столъко же по жадности къ корысти, сколько и по нечестію, о расхищеніи священныхъ сосудовъ и ихъ поруганіи скверными руками; о священноначальникахъ и ихъ подчиненныхъ, которые за нихъ были влачимы и истязуемы, о покрытыхъ кровію столпахъ, которые обвивали и опоясывали они руками во время своего бичеванія; о стрјлкахъ, которые, превосходя свирјпостію и ревностію давшаго имъ повелјніе, бјгали по селеніямъ и городамъ, чтобы покорить насъ, какъ будто Персовъ, Скифовъ и другихъ варваровъ. He буду говорить обо всемъ этомъ : во кто не знаетъ о безчеловјчіи Александрійцевъ? Они и прежде много издјвалисъ надъ нами, и теперь, безъ мјры возпользовавшись вреіменемъ, какъ народъ по природј мятежнідй и изступленныи, къ нечестивымъ дјламъ своимъ, какъ сказываютъ, присовокупили еще то, что святый храмъ нашъ наполцили сугубою кровію, кровію жертвеніюю и кровію человјческою, и это сдјлали подъ предводительствомъ одного изъ царскихъ философовъ*(*Онъ назывался Пифіодоромъ.), который чрезъ сіе только составилъ себј имя. Кому неизвјстно буйство жителей Иліополя? и сумазбродство жителей Газы, которымъ онъ удивлялся и отдавалъ честь за то, что хорошо понимали, въ чемъ поставляетъ онъ свое величіе и неистовство жителей Арефузы, которые доселј были неизвјстны, а съ сего времени стали очень извјстными? Ибо людямъ доставляютъ громкое имя не одни благодјтельныя, но и злыя дјла, когда они не находятъ себј одобренія даже у порочныхъ.

О жителяхъ Газы изъ многихъ ихъ злодјяній должно разсказать хотя одно, которое бы могло привести въ ужасъ и безбожниковъ) говорятъ, что они непорочныхъ дјвъ, проводившихъ премірную; жизнь, и которыхъ едвали когда касался мужескій взоръ, изведя на среду и обнаживъ, чтобы прежде поругать ихъ такимъ позоромъ, потомъ разсјкли и раздробили на части и (какъ мнј постигнуть долготерпјніе Твое, Христе, въ то время!) одни злобно терзали собственными зубами, какъ достойные чтители бјсовъ — пожирали сырыя печени, и послј такой снјди принимались за общую и обыкновенную пищу; другіе, трепещущія еще внутренности дјвъ, посылавъ свинымъ кормомъ и припустивъ самыхъ свирјпыхъ свиней, какъбы для того открыли такое зрјлище, чтобы видјть, какъ будетъ пожираема и терзаема плоть съ ячменемъ — эта смјшанная снјдь, дотолј невмданная и неслыханная. И виновникъ сихъ дјлъ стоилъ того, чтобы такою снјдію кормить только своихъ демоновъ; какъ и хорошо напиталъ ихъ своею кровію изъ раны, полученной близъ сердца; хотя не понимаютъ этого люди жалкіе, по крайнему нечестію неспособные даже рассуждать.

Кто же такъ удаленъ отъ обитаемыхъ нами странъ, чтобы не зналъ и не предупредилъ разсказомъ воспоминающаго о чудномъ Маркј и жителяхъ Арефузы? При славномъ Констанціј, по данной тогда Христіанамъ власти, онъ разрушилъ одно демонское жилище, и многихъ отъ языческаго заблужденія обратилъ на путь спасенія, не менје своею свјтоносною жизнію, какъ и силою слова. За сіе жители Арефузы, особенно тј изъ нихъ, которые были привержены къ почитанію демоновъ, давно уже негодовали на него. А какъ скоро дјла Христіанъ поколебались, язычество же начало воздыматься, Маркъ не избјжалъ господствующей силы времени. Народъ хотя на время и удерживаетъ свое негодованіе, однакоже, какъ огонь, кроющійся въ горючемъ веществј, или какъ потокъ, удерживаемый силою, если только представится случай, обыкновенно воспламеняется и расторгаетъ преграды. Маркъ, видя противъ себя движеніе народа, который не зыаетъ мјры ни въ замыслахъ, ни въ угрозахъ, — сначала рјшается бјжать, не столько по малодушію, сколько послјдуя заповјди, которая повелјваетъ бјгать изъ города въ городъ (Мат. 10, 23.) и уклоняться отъ гонителей; потому что Христіане, при всемъ своемъ мужествј и готовности къ терпјнію, должны не толъко имјть въ виду свою пользу, но и щадить гонителей, дабы, сколько возможно, не увеличить чјмъ либо опасности, въ какой находятся враги ихъ. Когда же Маркъ узналъ, что многихъ за него влекутъ и гонятъ, а многіе по лютости гонителей подвергаются опасности жизни, не захотјлъ для своей безопасности равнодушно смотрјть на бјдствія другихъ. Посему предпринвмаетъ другое намјреніе, самое лучшее и любомудрое: возвращается изъ бјгства, добровольно выдаетъ себя народу — дјлать съ нимъ что хотятъ, и съ твердостію выступаетъ противъ трудныхъ обстоятельствъ. Какихъ здјсь не было ужасовъ? Какихъ не придумано жестокостей? Каждый прибавлялъ чтонибудь свое къ довершенію зла; не постыдились (не говоря о чемъ другомъ) любомудрія мужа; оно еще болје раздражало ихъ; потому что возвращеніе Марка почитали болје презрјніемъ къ себј, нежели его мужествомъ въ перенесеніи опасностей. Веденъ былъ посреди города старецъ — священникъ, произвольнмй страдалецъ, и по лјтамъ, а еще болје по жизни, почтенный для всјхъ, кромј гонителей и мучителей. Веденъ былъ людьми всякаго возраста и состоянія; тутъ были всј безъ исключенія, мужи и жены, юноши и старцы, люди отправлявшіе градскія должности и украшенные почестями; всј усиливались превзойти другъ друга наглостію противъ старца; всј считали дјломъ благочестія, нанести ему какъ можно болје зла и побјдить престарјлаго подвижника, боровшагося съ цјлымъ городомъ. Влекли его по улицамъ, сталкивали въ нечистыя ямы, влачили за власы; не осталось ни одной части тјла, надъ которою бы не наругались, которой бы не терзали нечестивцы, достойно терпящіе терзанія въ таинствахъ Мифры*(*Мифрј покланялись Персы, Халдеи и въ послјдствіи времени Греки и Римляне; при таинствахъ, совершавшихся въ пещерј Мифры, поклонники его подвергались двјнадцати жестокимъ испытаніямъ : томились голодомъ, терпјли бичеванія, проходили чрезъ огонь, и проч. Въ числј поклонниковъ Мифры былъ и Юліавъ.) дјти поднимали въ верхъ тјло доблестнаго страдальца, на желјзныхъ остріяхъ, и передавали его одни другимъ, обращая въ забаву сіе плачевное зрјлище; голени старца тискали сгнетами до костей, уши рјзали тонкими и крјпкими нитками, поднявъ самаго на воздухъ въ коробј. Облитаго медомъ и отваромъ, среди дня жалили его осы и пчелы, между тјмъ солнце жгучимъ зноемъ палило и пекло плоть его, готовя изъ сего блаженнаго (не могу сказать, несчастнаго) тјла для нихъ самую горячую снјдь. При семъ, сказываютъ (и это стоитъ, чтобы записать), старецъ, юный для подвиговъ (такъ какъ и среди лютыхъ страданій не преставалъ онъ являть свјтлое лице, и услаждался самыми муками), произнесъ достопамятное и достославное изреченіе : « это прекрасное предзнаменованіе, что я вижу себя на высотј, а ихъ внизу, на землј ». Такъ онъ много возвышался духомъ надъ тјми, которые его держали! Такъ далекъ былъ отъ скорби, что какъ будто присутствовалъ при страданіяхъ другаго, и не бјдствіемъ, а торжествомъ считалъ происходившее съ нимъ. И кто бы не тронулся всјмъ симъ, имјя хотя нјсколько милосердія и человјколюбія? Но сему препятствовали обстоятельства и неистовство Царя, который требовалъ безчеловјчія и отъ черни, и отъ городовъ, и отъ начальниковъ, хотя для многихъ, не знавшихъ глубинн его злобной хитрости, и представлялось сіе въ иномъ видј.— Вотъ какія мученія вытерпјлъ мужественный старецъ! И за что? За то, что не хотјлъ одной золотой монеты бросить истязателямъ, чјмъ и доказалъ, что подвизался за благочестіе. Ибо, доколј Арефузійцы, положивъ за разрушенный имъ храмъ слишкомъ высокую цјну, требовали, чтобьі онъ или заплатилъ всј деньги сполна, или вновь выстроилъ храмъ, дотолј можно было еще думать, что онъ противится имъ болје по невозможности исполнить требуемое, чјмъ по искреннему благочестію. Но когда мало по малу побјждая ихъ своею твердостію, и каждый разъубавляя чтонибудь изъ цјны, наконецъ довелъ онъ ихъ до того, что просили съ него самое малое количество, которое весьма легко было уплатить, и послј сего, съ равною неуступчивостію, одни домогались взять xoть что нибудь и тјмъ доказать свою побјду, а другой не хотјлъ ничего дать, чтобы только не остаться побјжденнымъ хотя многіе, не только по побужденію благочестія, но и по уваженію къ непобјдимой твердости старца, усердно вызывались заплатить болје, чјмъ требовалоеь: тогда уже ясно можно было видјть, что онъ не денегъ жалјетъ, а подвизается за благочестіе. Что означали такіе поступки съ Маркомъ, снисходительность ли и кротость, или наглость и безчеловјчіе, пусть скажутъ намъ удивляющіеся Царю — Философу; я думаю, что никто не затруднится дать на сіе справедливый и истинный отвјтъ. Надобно еще прибавить, что Маркъ былъ одинъ изъ тјхъ, которые тайно увели и тјмъ спасли сего нечестивца, тогда какъ весь родъ его подвергался опасности погибнуть : можетъ быть потерпјлъ онъ достойно всј сіи муки, да еще и большихъ страданій былъ достоинъ за то одно, что, самъ того не зная, сохранилъ такое зло для всей вселенной. Говорятъ, что бывшій тогда Ипархъ*(*Намјстникъ Претора. Созоменъ называетъ его Саллюстіемъ.) (по религіи язычникъ, a пo нравамъ возвышавшійся надъ язычниками и уподоблявшійся лучшимъ мужамъ, славнымъ въ древности и нынј), не могли равнодушно смотрјть на различныя муки и терпјніе сего мужа, смјло сказалъ Царю: не стыдно ли намъ, Царь, что всј Христіане побјждаютъ насъ, такъ что и одного старика, претерпјвшаго всј мученія, мы не могли одолјть? И одолјть его—дјло не великое, но быть отъ него побјжденными.— не крайнее ли бјдствіе? — Такъ, чего низшіе начальники, по долгу, стыдились, тјмъ гордился Царь! Можетъ ли быть чтонибудь бјдственнје сего, не столько для страдавшихъ, сколько для дјйствовавшихъ? Таковы дјла Арефузійцевъ! Безчеловјчіе Эхета и Фаларида*(*Имена двухъ мучителей, изъ коихъ одинъ былъ въ Епирј, другой въ Агригентј.) маловажно въ сравненіи съ ихъ жестокостію, или лучше съ жестокостію того, почьему побужденію и распоряженію это дјлалось; такъ какъ отъ сјмени происходятъ отпрыски и отъ вјтра кораблекрушеніе.

Каковы же и какъ нестерпимы м другія дјла его? Kто мнј дастъ досужливость и языкъ Геродота и Фукилида, чтобы я могъ передать будущимъ временамъ изображеніе всей злости сего человјка, и какъбы на столпј начертать для потомства историю сего времени? Я умолчу объ Оронтј и о мертвецахъ, которыхъ въ ночное время, скрывая злодјйства Царя, рјка сія спертая трупами, тайно губила. Это слова поэта*(*Св. Григорій приводитъ здјсь слова Гомјра о Скамандрј, стјснениемъ трупами убитыхъ Ахилломъ. Иліад. XXI.ст. 220. Юліанъ въ Антіохіи, тайно, по ночамъ умерщвлялъ многихъ Хрнстіанъ, и волны Оронта скрывали свидјтелей истины и обличителей нечестія,), которыя приличнје можно отнјсти къ Оронту. He буду говорить и о тјлј тайныхъ отдаленныхъ частяхъ дворца его, и о тјхъ прудахъ, колодцахъ и рвахъ, которые наполнены были недобрыми сокровищами, то есть, не только трупами отроковъ и дјвъ, разсјченными при таинствахъ для вызыванія душъ, для гаданій и беззаконныхъ жертвоприношеній, но и тјлами пострадавшихъ за благочестіе. He станемъ, если угодно, обвинять его въ этомъ, такъ какъ и самъ онъ стыдился сего и тјмъ показывалъ хотя нјкоторую умјренностъ. Это видно изъ того, что онъ старался скрыть сіи беззаконія, какъ мерзость, которой не должно обнаруживать. А что нашихъ Кесарійцевъ, сихъ великодушныхъ и пламенныхъ ревнителей благочестія, онъ такъ гналъ и позорилъ, за это можетъ быть нјтъ нужды и порицать его: ибо онъ доведенъ былъ до сего мщенія справедливымъ, какъ ему казалось, негодованіемъ на нихъ За храмъ богини счастія, потерпјвшей несчастіе, во время счастливое*(*Въ царствованіе Юліана кто-тo изъ Христіанъ, жившихъ въ Кесаріи, сжегъ храмъ, посвященный Фортунј: эа что Царь многихъ жителей Кесаріи сослалъ въ заточеніе.). Надобно же сколько-нибудь уступить и неправдј, кргда она уже взяла надъ нимъ такую силу! Ho кто не знаетъ слјдующаго событіяј Когда въ одной области чернь неистовствовала противъ Христіанъ, и, умертвивши многихъ изъ нихъ, грозила сдјлать еще болје; областной начальникъ, желая держаться средины между требованіями законовъ и духомъ времеви (такъ какъ и духу времени служить считалъ себя обязаннымъ, и имјлъ нјкоторое уваженіе къ законамъ), многихъ изъ Христіанъ сослалъ въ ссылку, и вмјстј немногихъ изъ язычниковъ подвергнулъ наказанію. Чтожъ вышло? На него донесли; вдругъ, съ великимъ безчестіемъ, схватили его и представили Царю, и онъ преданъ былъ суду за то, что наказалъ язычниковъ, хотя ссылался на законы, по коимъ судить было ему поручено, едва не приговоренъ былъ еъ смерти; наконецъ Царь явилъ ему свое человјколюбіе, то есть, осудилъ его на изгнаніе. И при этомъ какое услышали удивительвое и человјколюбивое изреченіе! «Что за важное дјло», сказалъ правосудный, не преслјдующiй Христiанъ судiя*(*Юлiанъ), если одна рука языческая умертвила десять Галилеянъ?» He явная ли это жестокость? He указъ ли это о гоненіи, болје ясный и ужасный, чјмъ тј, которые изданы всенародно? Въ самомъ дјлј, какое различіе въ томъ: объявить ли указомъ гоненіе Христіанамъ, или изъявлять свое удовольствіе гонителямъ ихъ, и нјкоторую справедливость относительно Христіанъ вмјвять въ тяжкое преступлевіе. Воля царя есть неписанный законъ, огражденный силою власти и болје сильный, чјмъ писанные указы, не подкрјпляемые властію.

Нјтъ, говорятъ почитатели дјлъ его, вымышляющіе намъ новаго бога, кроткаго и человјколюбиваго, онъ не предписывалъ всенародно указами гнать Христіанъ, и заставлять ихъ терпјть все, что гонителямъ будетъ угодно, и тјмъ думаютъ доказать, что онъ не былъ гонителемъ. Но никто еще не называлъ гидры кроткою за то, что она вмјсто одной головы, если вјрить баснј, имјетъ девять, или Патарской химеры — за тo, что у ней три головы, не похожія одна на другую, отъ чего она кажется еще страшнје; или адскаго цербера—кроткимъ за то, что у него три же головы, похожія одна на другую; или морскаго чудовища Сциллы за то, что вокругъ нея, шесть отвратительныхъ головъ, и хотя, какъ говорятъ, верхняя половина ея показывала нјчто благообразное, кроткое, и не непріятное для глазъ (ибо Сцилла была дјвица, имјвшая нјчто сродное съ нами); но ниже были головы собачьи, звјриныя, не имјвшія ничего благовиднаго, губившія множество кораблей, и столько же опасныя, какъ и головы противулежащей Харибды. И ужели ты будешь винить стрјлы стрјлка и камни пращника, а не самаго стрјлка и пращника, или винить собакъ охотничьихъ, яды составителей ядовъ, рога бодающихся быковъ, когти хищныхъ звјрей, а дјйствующихъ ими будешь оставлять въ сторонј и считать невинными въ томъ, на что они отваживаются? Подлинно это было бы крайнее безуміе, дјло, достойное настоящаго софиста, защищающаго свои пороки, и силою слова закрывающаго истину. Впрочемъ ему не скрыть себя, хотя бы вертјлся онъ на всј стороны, хотя бы по своей хитрости принималъ всј возможные виды и надјвъ, какъ говорятъ, шлемъ Аида*(*Покрытый шлемомъ Аида (или Плутона, какъ говоритъ Гомеръ (Иліад. V, 845.), былъ невидимъ другими, находясь предъ глазами ихъ. Другіе (именно Платонъ во ІІ-й книгј Республики) тоже разсказываютъ о перстнј Гигеса, царя Лидійскаго.), или владјя перстнемъ Гигеса и оборачивая къ себз печать его, могъ дјлаться невйдимымъ. Напротивъ того, чјмъ болје покушается онъ убјжать и скрыться, тјмъ болје уловляется нредъ судомъ истины и предъ свјдущими судіями таковыхъ дјлъ, какъ виновный въ такихъ поступкахъ и предпріятіяхъ, которыхъ и самъ не захочетъ защпщать, и называть справедливыми. Такъ легко уловляется лукавство! Такъ оно само себя поражаетъ со всјхъ сторонъ!

Но не подумайте, чтобы только уже сдјланное имъ было столько низко и несообразно съ благородствомъ и достоинствомъ царскимъ, а что замышлялъ сдјлать, то было болје человјколюбиво, болје достойно царя. Нјтъ! Хорошо бы еще было, если бы преднамјреваемыя имъ дјла не были гораздо безчеловјчнје тјхъ, о которцхъ сказано. Какъ при движеніи дракона, одни сгибы чешуи его ужј поднялись, другіе поднимаются, иные готовы къ тому же, а нјкоторые, хотя до времени еще покойны, но не могутъ не придти въ движеніе; или, если угодно другое сравненіе, какъ при ударј молніи однј части уже горятъ, а другія напередъ чернјютъ, пока огонь усилившись и ихъ не охватитъ: такъ и у него однј злодјйства уже совершались, a другiя были предначертываемы въ его надеждахъ и въ угрозахъ противъ насъ, и сіи предначертанія были такъ нелјпы и необыкновенны, что только ему могло придти на умъ — составить такія намјренія и захотјть привести ихъ въ дјйствіе, хотя и прежде его много было гонителей и враговъ Христіанъ. Ибо о чемъ не помышляли ни Діоклитіанъ, первый изъ лютјйшихъ гонителей Христіанства, ни преемникъ его Максиміанъ, превзошедшій его въ жестокости, ни послјдовавшій за ними и злјйшій ихъ гонитель Максиминъ, потерпјвшій за сіе ужасную казнь, гнусную язву тјлесную*(*Максиминъ умеръ отъ зловонвыхъ ранъ, коими поражена была нижняя часть чрева его.), которой знаки изображены, какъ на позорныхъ столбахъ, на его статуяхъ, стоящихъ и донынј въ публичныхъ мјстахъ; то замышлялъ онъ, какъ пересказываютъ сообщники и свидјтели тайныхъ его дјлъ; но удержанъ былъ Божіимъ человјколюбіемъ и слезами Христіанъ, которыя обильно были проливаемы многими какъ единственное врачевство противъ гонителя. Замыслы же его состояли въ томъ, чтобы лишить Христіанъ всјхъ нравъ, и запереть для нихъ всј собранія, всј площади, всј общественныя празднества и даже самыя судилища: ибо, по его мнјнію, не должно пользоваться всјмъ симъ тому, кто не захочетъ возжигать фиміама на стоящихъ тамъ жертвенникахъ и не заплатитъ такъ дорого за права столь общія. О законы, законодатели и цари! Какъ Творецъ, съ одинаковымъ человјколюбіемъ, для всјхъ общимъ и неоскуднымъ, даетъ всјмъ наслаждаться и красотою неба, и свјтомъ солнечнымъ, и разліяніемъ воздуха: такъ и вы всјмъ свободнымъ людямъ одинаковое и равное предоставляете право пользрваться покровительствомъ законовъ. А онъ замышлялъ отнять у Христіанъ сіе право, такъ чтобы они, претерпјвая и насильственныя притјсненія и отнятіе имуществъ, и всякую другую, важную или неважную, обиду, возбраненную законами, не могли получать законнаго удовлетворенія въ судј. Пусть гонятъ изъ съ отечественной зјмли, пусть умерщвляютъ, пусть, если возможно, не даютъ имъ и свободно дохнуть! Страдавшихъ все сіе конечно утверждало болје въ ревности и дерзновеніи предъ Богомъ, а дјйствовавшихъ еще болје приводило къ беззаконіямъ и безчестію. И какое же, по видимому, премудрое основаніе для сего приводилъ этотъ убійца и отступникъ, нарушитель законовъ и законодатель, или, скажу точнје—словами нашихъ книгъ Священныхъ, сей врагъ и местникъ (Псал 8, 3.)? — To, что въ нашемъ законј предписано: не мстить, не судиться (Римл. 12, 19. 1 Кор. 6, 1.), не имјть вовсе стяжаній, не считатъ ничего собственностію (Матф 10, 9. Дјян. 4, 32.), но жить въ другомъ мірј и настоящее презирать, какъ ничтожное (Филип. 3, 20. 2 Кор. 4, 18.), не воздавать зломъ за зло (Римл. 12, 17.), когда кто ударитъ насъ въ ланиту, не жалјть ея, а подставить ударившему и другую, отдавать съ себя не только верхнюю одежду, но и рубашку. Можетъ быть къ сему присоединитъ онъ и то, что намъ предписано молиться за обижающихъ и желать всякаго блага гонящимъ насъ (Матф. 5, 39. 40. 44.). Какъ не знать сего въ точности тому, кто нјкогда былъ чтецомъ слова Божія, удостоенъ былъ чести служенія великому олтарю, и начиналъ строить храмы въ честь Мучениковъ?

Но вотъ чему во-первыхъ я удивляюсь въ немъ: какъ онъ столь тщательно занимался Св. Писаніемъ, а не прочелъ или намјренно не замјтилъ того изреченія, что злый злј погибнетъ (Матф, 21, 41.), злый, то есть всякій, кто отвергся Бога, и, что еще хуже, кто гонитъ твердо хранящихъ исповјданіе вјры и отягчаетъ ихъ такими бјдствіями, какихъ самъ достоинъ. Если онъ можетъ доказать, что какъ намъ должно быть совершенными (что онъ предписываетъ закономъ), и неуклонно держаться данныхъ намъ правилъ, такъ ему назначено, или, по волј боговъ его, за лучщее—признано быть самымъ злымъ человјкомъ, и что изъ двухъ противоположныхъ навыковъ, кои суть добродјтель и порокъ, намъ присуждена лучшая часть, а ему и подобнымъ ему брошенъ худшій жребій; то пусть онъ сознается въ этомъ, и тогда за нами останется побјда, что засвидјтельствуютъ и сами враги и гонители наши. Если же и они присвояютъ себј нјсколько честности и кротости, по крайней мјрј на словахъ, хотя не на дјлј; если и они, при всемъ томъ, что слишкомъ худы и довольны злыми богами своими, не дошли еще до того безстыдства, чтобы признавать порокъ за жребій имъ собственно принадлежащій: то пусть скажутъ, какъ это можетъ быть справедливо и гдј это предписано, чтобы намъ среди всјхъ страданій только терпјть, а имъ не щадить насъ, хотя мы и щадили ихъ? Въ самомъ дјлј посмотрите на прошедшее. Были времена и вашего могущества и вашего, и оно переходило поперемјнно то въ тј, то въ другія руки; какія же напасти терпјли вы отъ Христіанъ, подобныя тјмъ, кой такъ часто терпятъ отъ васъ Христіане? Лишали ли мы васъ какихъ-либо правъ? Возбуждали ли противъ кого неистовую чернь? Вооружали ли противъ кого начальниковъ, которые бы поступали строже, нежели какъ имъ предписано? Подвергли ли кого опасности жизни? Отняли ли у кого власть и почести, принадлежащія мужамъ отличнымъ? Словомъ, нанесли ли кому такія обиды, на которыя вы такъ часто отваживались, или которыми угрожали намъ? Безъ сомнјнія сами вы того не скажете, вы, которые ставлте намъ въ вину ыашу кротость и человјколюбіе.

Сверхъ сего, ты, мудрјйшій и разумнјйшій изъ всјхъ, ты, который принуждаешь Христіанъ держаться на самой высотј добродјтели, какъ не разсудишь того, что въ нашемъ законј иное предписывается, какъ необходимое, такъ что не соблюдающіе того подвергаются опасности, другое же требуется не необходимо, а предоставлено свободному произволенію, такъ что соблюдающіе оное получаютъ честь и награду, а не соблюдающіе не навлекаютъ на себя никакой опасности? Конечно, если бы всј могли быть наилучшими людьми и достигнуть высочайшей степени добродјтели, это было бн всего превосходнје и совершеннје. Но поелику Божественное должно отличать отъ человјческаго, и для одного нјтъ добра, котораго бы оно ве было причастно, а для другаго велико и то, если оно достигаетъ среднихъ степеней: то почемуже ты хочешь предписывать закономъ то, что не всјмъ свойственно, и считаешь достойными осужденія не соблюдающихъ сего? Какъ не всякой, не заслуживающій наказанія, достоинъ уже и похвалы; такъ не всякой, не достойный похвалы, посему уже заслуживаетъ и наказаніе. Надобно требовать должнаго совершенства, но не выступая изъ предјловъ свойственнаго намъ любомудрія и силъ человјческихъ.

Но я долженъ опять обратить мое слово къ словеснымъ наукамъ; я не могу не возвращаться часто къ нимъ; надобно постараться защитить ихъ по возможности. Много сдјлалъ богоотступникъ тяжкихъ несправедливостей, за которыя онъ достоинъ ненависти; но ежели въ чемъ, то особенно, кажется, въ этомъ онъ нарушалъ законы. Да раздјлятъ со мною мое негодованіе всј любители словесности, занимающіеся ею, какъ своимъ дјломъ, люди, къ числу которыхъ и я не откажусь принадлежать. Ибо все прочее оставилъ я другимъ, желающимъ того, оставилъ богатство, знатность породы, славу, власть, словомъ—все, что кружится на землј, и услаждаетъ людей не болје, какъ сновидјніе. Одно только удерживаю за собою, — искусство слова; и не порицаю себя за труды на сушј и ва морј, которые доставили мнј сіе богатство. О когда бы я и всякій мой другъ могли владјть силою слова! Вотъ первое, что возлюбилъ я, и люблю послј первјйшаго, то есть, Божественнаго и тјхъ надеждъ, которыј выше всего видимаго. Бсли же всякаго гнететъ своя ноша, какъ сказалъ Пиндаръ, то и я не могу не говорить о любимомъ предметј, и не знаю, можетъ ли что быть справедливје, какъ словомъ воздать благодарность за искусство слова словеснымъ наукамъ. И такъ скажи, намъ легкомысленнјйшій и ненасытнјйшій изъ всјхъ, откуда пришло тебј на мысль запретить Христiанамъ учиться словесности? Это было не простая угроза, но уже законъ. Откуда же вышло сіе и по какой причинј? Какой красцорјчивый Гермесъ (какъ ты могъ бы выразиться) вложцлъ) тебј сіе въ мысли? Какіе злохитрые Телхины*(*Телхины — древніе жрецы, чародји и ваятели; кумировъ на островј Родосј.) и завистливые демоны? Если угодно, скажемъ и этого причину; именно: послј столь многихъ противузаконныхъ и злыхъ дјлъ, надлежало тебј наконецъ дойти и до сего, и тјмъ явно напасть на самаго себя, такъ что, гдј ты особенно думалъ дјйствовать умно, тамъто наипаче, самъ того не замјчая, опозорилъ себя и доказалъ свое безуміе, Если же не такъ, то объясни, что значитъ это твое опредјленіе, и какая причина побудила тебя ввести сіе новое постановленіе касательно словесныхъ наукъ? И ежели ты скажешь что нибудь справедливое, мы не будемъ обвинять тебя, а будемъ только жалјть о себј. Ибо мы научились какъ побјждать убјжденіями разума, такъ и уступать надъ собою законную побјду.

Словесныя науки и Греческая образованность, говоритъ онъ, наши, такъ какъ намъ же принадлежитъ и чествованіе боговъ; а вашъ удјлъ — необразованность и грубость, такъ какъ у васъ вся мудрость состоитъ въ одномъ: вјруй. Но и у васъ, я думаю, не посмјются надъ этимъ Пифагорейскіе философы, для которыхъ: самь сказалъ, есть первый и высшій догматъ, болје уважаемый, чјмъ самые золотые, или вјрнје, свинцовые стихи*(*Золотыми стихами называются правила жизни, приписываемыя Пифагору.). Ибо у послјдователей Пифагора, послј первой, такъ много прославляемой посвященными въ таинства ученія его, философіи молчанія, направленной къ тому, чтобы ученики посредствомъ молчанія пріучились размјрять всј слова свои, принято было за правило, о какихъ бы предметахъ ученія ни спрашивали, дать отвјтъ, и потомъ, когда будутъ требовать доказательства, не отвјчать ничего, кромј слјдующаго: такъ думалъ Пифагоръ; и это слово: такъ полагалъ онъ, служило доказательствомъ, не подлежащимъ никакой повјркј и изслјдованію. Но это реченіе: самъ сказалъ, не тоже ли выражаетъ, хотя и въ другихъ буквахъ и словахъ, что и наше: вјруй, надъ которымъ вы не перестаете издјваться и ругаться? Ибо наше изреченіе означаетъ, что не позволительно не вјрить словамъ мужей богоносныхъ, и то самое, что они достойны вјроятія, служитъ такимъ доказательствомъ сказаннаго ими, которое крјпче всякаго логическаго довода и опроверженія. Но допустимъ на время, что сей отвјтъ не неопровержимъ. Какъ же ты докажешь, что словесныя науки тебј принадлежатъ? А если онј и твои, то почему мы не можемъ въ нихъ участвовать, какъ того требуютъ твои законы и твое безсмысліе? Какая это Греческая образованность, къ которой относятся словесныя вауки, и какъ можно употреблять и разумјть сіе слово? Я готовъ вмјстј съ тобою, любитель выраженій обоюдныхъ, разобрать его силу и значенія, зная, что нe рјдко однимъ и тјмъ же словомъ означаются разныя понятія, а иногда разными словами одно и тоже, и наконецъ различными наименованіями различные и предметы. Ты можешъ сказать, что Греческая образованность относится или къ языческому вјрованію, или къ народу и къ первымъ изобрјтателямъ силы языка Греческаго. Если это относится къ языческому вјрованію, то укажи, гдј и у какихъ жрецовъ предписана Греческая образованость, подобно какъ предписано, что и какимъ демонамъ приносить въ жертву? Ибо не всјмъ велјно приносить одно и тоже и не все одному, равно и не одинакимъ образомъ: какъ это угодно было опредјлить вашимъ гіерофантамъ и учредителямъ жертвоприношеній. Вотъ напримјръ у Линдіянъ благочестивымъ дјломъ почитается проклинать Вуфина*(*Жреца, который собравшимся на праздникъ Церери предлагаетъ въ пищу воловье мясо. Другіе подъ именемъ Вуфина разумјютъ Геркулеса.) и злословя его, тјмъ воздавать честь божеству; у жителей Тавриды -- убивать чужестранцевъ, у Лакедемонянъ—бичеваться предъ жертвенникомъ: у Фригіянъ—оскоплять себя при усладительныхъ звукахъ свирјлей и послј утомителъной пляски; у иныхъ—мужеложствовать; у другихъ—блудодјйствовать; и мало ли еще есть другихъ непотребствъ, совершаемыхъ при вашихъ таинствахъ, о чемъ я не считаю нужнымъ говорить порознь! Но кому же изъ боговъ или демоновъ посвящена образованность Греческая? Да если бы это было и такъ: все однако невидно изъ сего, что она должна принадлежать толъко язычникамъ, или что общее достояніе есть исключительная собственность какогонибудь изъ вашихъ боговъ или демоновъ; подобно какъ и другія многія вещи не перестаютъ быть общими отъ того, что у васъ установлено приносить ихъ въ жертву богамъ. Если же ты сего не скажешь, а назовешь вашею собственностію Греческій языкъ, и потому будешь насъ устранять отъ него, какъ отъ отеческаго наслјдства, нимало намъ не принадлежащаго; то во-первыхъ не вижу, какоё можетъ быть тому основаніе, или какъ можешь ты связывать это съ почитаніемъ демоновъ. Ибо изъ того, что у однихъ и тјхъ же людей и языкъ и вјрованіе Греческіе, еще не слјдуетъ, чтобы языкъ принадлежалъ къ вјрованію, и чтобы по сему справедливо было лишать насъ употребленія сего языка, Такое умозаключеніе найдутъ неправильнымъ и ваши учители Логики. Ибо если два сказуемыя приличествуютъ одному и тому же подлежащему: то изъ сего еще не слјдуетъ, что онј и сами одно и тоже. Иначе, если предположимъ, что одинъ и тотъ же человјкъ и золотыхъ дјлъ мастеръ и живописецъ, то надобно будетъ искусство живописи почесть за одно съ искусствомъ золотаря, и на оборотъ искусство золотаря признать за одно съ искусствомъ живописца, чтб совершенно нелјпо. Потомъ я спрошу тебя, любитель Греческой образованности и словесности, вовсе ли запретишь ты намъ говорить погречески, даже обыкновенными, простонародными, общеупотребительными словами, или не дозволишь только употреблять слова отборныя и высокопарныя, которыя доступны для однихъ отлично образованныхъ? Если сіи послјднія; то какой это странный раздјлъ! Будто слова:*(*Слова сіи взяты изъ Гомера, и первое изъ нихъ значитъ: ужасно; второе, звенјть, звучать; ли, или; и такъ, нјкоторая, отчасти, нјсколько.) принадлежатъ къ одному нарјчію, а прочія надобно бросить въ киносаргъ, какъпрежде бросали туда незаконнорожденныхъ*(*Киносаргъ—капище въ Афинахъ, построенное на томъ мјстј, куда прежде подкидывали незаконнорожденныхъ младенцевъ.)? Если же и простыя, неизящныя выраженія равно принадлежатъ къ Греческому языку : почему не лишаете васъ и ихъ, и вообще всякаго Греческаго слова, каково бы оно ни было? Это было бы, какъ нельзя болје, человјколюбиво и вполнј достойно вашего невјжества.

Но я хочу открыть тебј касательно сего предмета высшее и болје совершнное умозрјніе. He мое дјло разсуждать, есть ли особенныя какія-то слова боговъ (не говорю о словахъ...........*(*Гомеръ говорилъ, что у боговъ есть свой языкъ, и что рјка, извјстная у людей подъ именемъ Скамандра, на языкј боговъ называется Ксанфомь, птица Киміінда Халкидою, цјлебное растеніе съ чернымъ корнемъ и бјлыми цвјтами моли. Иліад. п. XX, 74. п. XIV. 291. Одисс. XIV,305.); вадъ вими я смјюсь), слова, которыя превосходнје и знаменательнје нашихъ, и однакожъ образуются посредствомъ органовъ голоса, и черезъ воздухъ доходятъ до слуха,—между тјмъ какъ богамъ сроднје было бы бесјдовать между собою только посредствомъ мыслей и образовъ. А наше разсужденіе таково: и языкъ, и всякое искусство, или полезное учрежденіе, какое бы ты себј ни представилъ, принадлежатъ не однимъ изобрјтателямъ, а всјмъ, ими пользующимся; и какъ въ искусной музыкальной гармоніи одна струра издаетъ тотъ звукъ, другая другой, высокій или низкій, но все устрояется однимъ искуснымъ начальникомъ хора и составляетъ одну прекрасную гармонію: такъ.и здјсь высочайшій Художникъ и Зиждитель— Слово, хотя избралъ различныхъ изобрјтателей различныхъ полезныхъ учрежденій и искусствъ, но все предлбжилъ всјмъ, кто хочетъ, дабы соединить насъ узами взаимнаго общенія и человјколюбія и украсить жизнь нашу кротостію. Какъ же ты говоришь, что Греческая образовіінность—твоя? He Финикіянамъ ли принадлежатъ письмена, или, какъ думаютъ другіе, не Египтянамъ ли, или еще не Евреямъ ли, которые и ихъ превосходятъ мудростію, и которые вјруютъ, что самимъ Богомъ начертанъ законъ на богописанныхъ скрижаляхъ? Тебј ли принадлежитъ Аттическое краснорјчіе? А игра въ шашки, наука числъ, искусство считать по пальцамъ, мјры, вјры, искусство устроять полки и воевать — чье это? He Евбеянъ ли? Потому что въ Евбеј родился Паламидъ, который изобрјлъ многое, и тјмъ возбудивъ зависть, потерпјлъ наказаніе за свою мудрость, то есть, приговоренъ былъ къ смерти воевавшими противъ Иліона. И такъ что же? Если Египтяне и Финикіяне, если Евреи, у которыхъ и мы заимствуемъ многое для своего наученія, если наконецъ жители острова Евбеи будутъ по твоему присвоивать себј все это, какъ собственность; что намъ тогда дјлать? Чјмъ будемъ защищаться противъ нихъ, бывъ уловлены собственными законами*(*Здјсь разумјется законъ Юліана, которымъ воспрещалось Христіанамъ учиться словеснымъ наукамъ.)? He приведется ли намъ лишиться веего того, и, подобно галкј въ чужихъ перьяхъ, видјть, что у насъ оборвутъ ихъ, и мы останемся голыми и безобразными? Или твоя собственность — стихи? Но что, если право на нихъ оспоритъ та старуха, которая, когда толкнулъ ее въ плечо скоро бјжавшій на встрјчу ей юноша, стала бранить его, и въ жару гнјва, какъ разсказываютъ, выразила брань свою стихомъ, который очень понравился тому: юношј и, бывъ приведенъ имъ въ правильную мјру, послужилъ началомъ стихотворства, столько тобою уважаемаго? Что сказать о прочемъ? Если ты гордишься оружіемъ, то отъ кого, храбрјйшій воинъ, у тебя оружіе? He отъ Циклоповъ ли, отъ коихъ ведетъ свое начало искусство ковать? Если представляется тебј важною, и даже важнје всего, багряница, которая сдјлала тебя и мудрецомъ и установителеямъ такихъ законовъ; то не долженъ ли ты отдать ее Тирянамъ, у которыхъ пастушья собака, съјвши улитку и вымаравши свои губы багрянымъ ея сокомъ, показала пастуху пурпуровую краску и передала вамъ царямъ черезъ Тирянъ это зјмное рубище, плачевное для злыхъ? Что еще сказать о земледјліи и кораблестроеніи, которыхъ могутъ лишить насъ Афиняне, разсказывающіе о Димитрахъ(*По рассказамъ мифологіи, Димитра (Церера) научила земледјлію Триптолема и Келся, и подарила имъ колесницу, которую возили по полямъ крылатые драконы.), Триптолемахъ, драконахъ, Келеяхъ и Икаріяхъ, и передающіе вамъ объ этомъ множество басенъ, на которыхъ основываются ваши срамныя таинства, поистиннј достойныя ночной тьмы? Угодно ля тебј, чтобъ я, оставивъ прочее, обратился къ главному предмету твоего безумія, или лучше, злочестія? To самое, чтобъ посвящаться и посвящать въ таинства и служить богамъ, откуда перешло къ тебј? Не отъ Фракіянъ ли? Въ этомъ самое слово ..... (служить богамъ) можетъ тебя удостовјрить. А жертвоприношенія — не отъ Халдеевъ ли, или отъ Кипрянъ? Астрономія не Вавилонянамъ ли принадлежитъ? Геометрія не Египтянамъ ли? Магія не Персамъ ли? Гаданіе по снамъ—отъ ного, какъ не отъ Телмисянъ(*Телмисъ —древній городъ въ Ликія.)? Птицегаданіе—отъ кого, какъ не отъ Фригіянъ, которые прежде другихъ стали замјчатъ подетъ и движенія птицъ? Но чтобъ не многословитъ, откуда у тебя всј частныя лринадлежности богопочтенія? He каждая ли отъ одного какого-либо частнаго народа? А изъ соединенія всјхъ ихъ вмјстј составилось одно таинство суевјрія! И такъ что же? Послј того, какъ все отойдетъ къ первымъ изобрјтателямъ, не должно ли будетъ допустить, что у тебя не останется ничего своего кромј злобы и твоего богоотступничества, поистиннј новаго? Въ самомъ дјлј, ты первый изъ Христіанъ вздумалъ востать противъ Господа, какъ нјкогда у Скифовъ рабы противъ господъ. Правда, что для тебя было бы весьма важно, если бы, по твоимъ опредјленіямъ и законамъ, разрушилось это злое скопище* (*Такъ Юлiанъ выражался о христианахъ), чтобы можно было освободиться отъ безпокойствъ и опять увидјть Римскую державу въ древнемъ благосостояніи, свободною отъ всякаго внутренняго междоусобія, которое гораздо нестерпимје и страшнје войны со внјшними врагами, подобно какъ ужаснје терзать свою собственную плоть, нежели чужую.

Но ежели въ сихъ его дјйствіяхъ вы видите хитрое злодјйство, прикрытое личиною кротости, и нимало не сообразное съ величіемъ царскимъ : то вотъ я представлю вамъ опыты еще большаго коварства. Онъ видјлъ, что наше ученіе величественно и по своимъ догматамъ, и по свидјтельствамъ даннымъ свыше; что оно есть и древнее и новое,— древнее по прореченіямъ и по просвјчивающимся въ немъ мыслямъ Божества, новое—по послјднему Богоявленію и по чудесамъ, какія въ слјдствіе его и при немъ были; видјлъ, что сіе ученіе еще болје величественно и славно по преданнымъ и доселј сохраняемымъ правиламъ церковнаго благоустройства. И такъ, чтобы и сіе не избјгло его злоухищреній, чтб замышляетъ онъ, чтб дјлаетъ? Подражаетъ Рапсаку Ассиріянину, военачальнику Ассирійскаго! царя Сеннахирима. Рапсакъ, внесшй войну въ предјлы Іудеи, съ великою силою и многочисленнымъ войскомъ осадилъ Іерусалиімъ, и близъ самаго города расположилъ свой станъ: но когда не могъ ни силою взять города, ни дождаться переметчиковъ, которые бы сообщили ему чтонибудъ о происходившемъ въ городј, то вздумалъ преклонить жителей къ покорности кроткими убјжденіями, предлагая оныя на ихъ языкј. Однако же осажденные, какъ это извјстно изъ исторіи, замјтивъ его умыслъ, и опасаясь чтобы пріятностію рјчей его не быть уловленными въ сјти рабства, прежде всего потребовали, чтобы онъ говорилъ съ ними не по-Еврейски, а по-Сирски. Подобное замыслилъ и онъ. Ибо приготовлялся во всјхъ городахъ завести училища, кафедры, высшія и низшія мјста для сидящихъ, чтенія и толкованія языческихъ ученіи, относящихся и къ образованію нравовъ и къ таинствамъ, такъ же образцы молитвъ, поперемјнно произносммыхъ то тјми, то другими, епитиміи согрјшающимъ, сообразныя преступленію, чинъ приготовленій къ посвященію и самаго посвященія, и словомъ, все, что очевидно принадлежитъ къ нашему благочинію; сверхъ сего думалъ устроить гостинницы и страннопріимные домы, убјжища для любителей цјломудрія, для дјвъ, и обители посвятившихъ себя размышленію; хотјлъ подражать и нашему человјколюбію къ нуждающимся, чтобы оказывать имъ всякое пособіе и напутствовать ихъ одобрительными письмами, съ коими мы препровождаемъ бјдныхъ отъ одного народа къ другому, чему онъ особенно удивлялся въ нашихъ установленіяхъ. Вотъ что замышлялъ сей новой догматовводитель и софистъ, что предпріятіе его не совершилось и не приведено въ дјйствіе, не знаю, считать ли это выгодою для насъ у которые скоро освободились отъ него и оть eго замысловъ, или болје выгодою для него самаго потому что онъ долженъ былъ остановиться на однихъ сонныхъ мечтаніяхъ. Въ противномъ случај открылось бы, какъ далеки отъ движеній человјческихъ подражанія обезьянъ. Разсказываютъ, что и обезьяны подражаютъ такимъ движеніямъ, которыя предъ глазами ихъ дјлаетъ человјкъ, чтобъ обмануть ихъ; во этимъ самымъ ихъ и ловятъ, такъ какъ подражаніе ихъ не можетъ дойти до вашей смышлености. По свидјтельству оракула, конь Фессалійскій, жена Лакедемонская и мужи, пьющіе воду Арефузы, то есть Сациліане, превосходнје всјхъ однородныхъ съ ними : но гораздо справедливје сего то, что Христіанскіе обычаи и законы однимъ только Христіанамъ и свойственны, такъ что никому другому, кто только захотјлъ би подражать вамъ, не возможно перевять ихъ, и это отъ того, что они утвердились не человјческими соображеніями, но силою Божіею и долговременнымъ постоянствомъ.

Теперь всего приличнје разсмотрјть, какъбы на позорищј, это дивное, или лучше, нелјпое построеніе, и узнать, какой бы могъ быть у нихъ образъ ученія и какая цјль собраній, дабы, какъ говоритъ Платонъ о своемъ городј, строемомъ ва словахъ,увидјть мысль ихъ въ движеніи. Всј любомудріе раэдјляется на двј части — на умозрительную и дјятельную, изъ коихъ первая выше, но труднје къ уразумјнію, а другая нижј, но полезнје. У насъ обј онј одна другой способствуютъ. Умозрјніе служитъ намъ сопутникомъ къ горнему, а дјятельность — восхожденіемъ къ умозрјнію; ибо не возможно достигнуть мудрости не живя мудро, A у нихъ, которые не почерпаютъ въ Божественномъ вдохновеніи силы связующей, обј сіи части подобны корнямъ, не утверждјннымъ въ почвј и носящимся по водј; и я не знаю, которая изъ нихъ смјшнје а слабје. Посмотримъ же на ихъ блаженство, и позволимъ себј, какъ это бываетъ во многихъ зрјлищныхъ представленіяхъ, немного позабавиться съ забавляющимися разскащиками басней и къ сказанному: « радоватися съ радующимися, и плакати съ плачущими (Римл. 12, 15.)», присовокупить и сіе: «поговорить о пустомъ съ пустословами». При слезахъ бываетъ и смјхъ, какъ это замјтили стихотворцы. И такъ представимъ себј великолјпное позорище, или не знаю, какъ иначе велятъ они назвать домъ свой. Пусть глашатаи сзываютъ слушателей, пусть сходится народъ, пусть первыя мјста займутъ или тј, которые отличаются сјдиною старости и отмјннымъ образомъ жизни, или люди знаменитые пo роду, до славј и по хитросплетенной мудрости земной, въ которой болје прелести, чјмъ истиннаго благочестія. Мы отдадимъ имъ это преимущество; что же будутъ они дјлать послј сего? Пусть сами запишутъ своихъ предсјдателей. Пусть украшаютъ ихъ пурпуровая одежда, ленты и разноцвјтные, прекрасные вјнки. Такъ какъ я часто замјчалъ, что они заботливо пекутся о величавой наружности, о томъ, какъбы стать выше простолюдиновъ; какъбудто же общеупотребителъное и обыкновенное достойно презрјнія, а что показываетъ надменность и не можетъ принадлежать многимъ, то и должно внушать довјріе. Или и въ этомъ низойдутъ они до насъ и будутъ, подобно намъ, думать, что приличнје имъ быть выше другихъ нравами, а не наружнымъ видомъ? Такъ какъ мы мало заботимся о видимости и о живописной наружности, а болје печемся о внутреннемъ человјкј и о томъ, чтобы обращать вниманіе зрителя на созерцаемое умомъ, чјмъ и научаемъ больше народъ. И такъ пусть это будетъ, какъ сказано.

Чтожъ далје? Конечно ты представишь имъ толковниковъ провјщаній, кои вы называете божественными, разгнешь книги богословскія и нравственныя. Какія же и чьи, скажи пожалуй! Хорошо имъ пропјть Гезіодову Феогонію и разглагольствовать объ описанныхъ тамъ браняхъ и крамолахъ, о Титанахъ и Гигантахъ, столько страшныхъ по имени и по дјламъ. Коттъ, Вріарей, Гигъ, Зикеладъ, представляемые у васъ съ драконовыми ногами; молніеносные боги, и наброшенные на Гигантовъ острова, стрјлы и вмјстј гробы мятежникамъ; отвратительныя исчадія и преждевременныя порожденія Гигантовъ, Гидры, Химеры, Церберы, Горгоны, словомъ, множество всякаго зла — вотъ красоты, которыя можно предложить слушателямъ изъ Гезіода! Теперъ пусть предстанетъ съ своею цитрою и все увлекающею пјснію Орфей; пусть прозвучитъ въ честь Зевеса тј великія и чудныя слова и мысли, въ коихъ выражается его богословіе.«О Зевесъ, славнјйшій, величайшій изъ боговъ, скрывающійся подъ пометомъ овецъ, коней и лошаковъ»! Вјрно хотјлъ онъ симъ изобразить животворную и живоносную силу сего бога; и можно ли было иначе это выразить? Но онъ не скупъ и на другія столь же высокія рјчи. Напримјръ: «сказавши сіе, богиня ..........». дабы ввести своихъ любимцевъ въ непотребныя свои тайны: что еще и нынј изображается наружными тјлодвиженіями. Пусть присоединятся ко всему этому еще Фанесъ, Ерикапей, и тотъ, который пожралъ всјхъ прочихъ боговъ, а потомъ ихъ извергнулъ изъ себя, и такимъ образомъ сталъ отцемъ людей и боговъ. Пусть все это предложатъ чуднымъ слушателямъ богословія; потомъ пусть придумаютъ на это аллегоріи и чудовищныя толкованія и поученіе, удалясь отъ своего предмета, понесется въ пучины, или на стремнины умозрјнія, не имјющаго никакой опоры. Но гдј помјстишь ты Гомера, этого великаго комикотрагическаго пјвца боговъ? Въ удивительныхъ его поэмахъ найдешь и то и другое, то есть, и горе и смјхъ. Въ самомъ дјлј, можно ли безъ большой заботы смотрјть и ожидать, помирится ли, при посредствј Геры, нарядившейся подобно блудницј, Океанъ съ Тефисою? Иначе бјда всей вселенной, если они еще нјсколько времени проведутъ цјломудренно! He знаю, будешь ли ты объяснять сіе такъ, что сухость и влажность должвы быть примирены, дабы избыткомъ которой нибудь изъ нихъ не приведено было все въ безпорядокъ; или придумаешъ чтонибудь еще болје нелјпое. Потомъ, какое чудное совокупленіе тучесобирателя и почтенной Герм, когда сія убјждаетъ его безстыдствовать среди дня! А стихотворцы въ своихъ мјрныхъ рјчахъ льстятъ ему, подстилая лотосъ росистый и возращая изъ зјмли шафранъ и гіацинтъ. Это на чемъ основано, и какъ можеть быть объяснено? Какъ сообразить и то, что одна и таже ваша Гера, сестра и супруга великаго Зевеса, бјлораменная и розоперстная, то представляется повјшенною въ эфирј и въ облакахъ, съ желјзными наковальнями, влекущими ее внизъ, и съ золотыми (конечно изъ уваженія къ ней) оковами на рукахъ, такъ что и для боговъ, хотјвшихъ заступиться за нее, не безбјдно было ихъ состраданіе; то надјваетъ на себя поясъ любви, и, пышно нарядившись, такъ плјняетъ Зевеса, что всј прежнія вожделјнія его, какъ онъ самъ признается, были гораздо слабје любви, тогда въ немъ возбудившейся?—Или, какъ страшно, что за Лакедемовскую любодјйцу приходятъ въ движеніе боги, гремјтъ небо, и отъ того расторгвутся основанія земли, сдвинется съ мјста своего море, откроется царство ада и явится то, что такъ долго оставалось сокрытымъ? Или, какъ грозно ато мановеніе черныхъ бровей и колебаніе безсмертныхъ гласовъ, отъ котораго весь Олммпъ потрясся? Потомъ, не чудно ли видјть, какъ раненъ Арей, или какъ этотъ уродливый любовникъ золотой Афродиты, неосмотрительный прелюбодјй, заключевъ въ мјдную тюрьму, и связанный хромымъ на обј ноги Гефестомъ, собираетъ вокругъ себя на зрјлище боговъ, смотрящихъ на его непотребство, а потомъ отпускается за небольшія деньги?

Всј сіи и многія другія басни, такъ умно и такъ разнообразно сложенныя и выходящія изъ всякаго порядка, можетъ ли кто нибудь, сколько бы онъ ни былъ у васъ возвышенъ и великъ, и даже равенъ самому Зевесу по мудрости,—ввести въ предјлы благоприличія, какія бы ни придумывалъ онъ умозрјнія, самыя заоблачныя и превышающія мјру нашего разумјнія? И если все сіе истинно, то пусть же не краснјя смотрятъ на то, пусть величаются тјмъ; или пусть докажутъ, что все это не постыдно. Для чего имъ прибјгать къ баснямъ, къ этому прикровенію стыда? Басня—защита отступающихъ, а не тјхъ, которые смјло наступаютъ. Если же это ложь; то вопервыхъ пусть укажутъ не прикрывающихся богослововъ, и мы поговоримъ съ ними; потомъ пустъ скажутъ, не глупо ли, какъ чјмъ-то твердымъ, величаться тјмъ, чего сами стыдятся, какъ баснословнаго? He странно ли выставлять на показъ всјмъ въ изображеніяхъ и разныхъ видахъ то, что могло бы оставаться неизвјстнымъ для народа (потому что ве всј учатся); а что того хуже, выставлять съ такою тратою денегъ, иждиваемыхъ за храмы, жертвевники, кумиры, приношенія, дорогія жертвы, и вмјсто того, чтобы безъ всякой траты творить дјла благочестія, съ такими убытками служить нечестію? А если скажутъ, что это пустые вымыслы поэтовъ, которые двумя этими способами, мјрною рјчью и баснями, хотјли сдјлать свои творенія пріятными и услаждать тјмъ слухъ, и что впрочемъ здјсь есть сокровенный, глубокій смыслъ, постижимый только для немногихъ изъ мудрыхъ: то смотрите, какъ просто, и вмјстј какъ справедливо я разсужу о семъ. Вопервыхъ, зачто они хвалятъ сихъ оскорбителей ими чтимыхъ боговъ, и едва не удостоиваютъ божескихъ почестей? Для такихъ людей великимъ пріобрјтеніемъ было бы не потерпјть наказанія за свое нечестіе. Ибо если законами опредјлена смертная казнь и тјмъ людямъ, которые даже не всенародно, даже не много похулили бы одного изъ ихъ боговъ: то какую казнь надлежало бы потерпјть тјмъ, которые опозорили въ своихъ стихотвореніяхъ всјхъ боговъ, всенародно приписавъ имъ дјла самыя срамныя, и на долгое время предали ихъ осмјянію? Потомъ достойно разсмотрјнія и слјдующее: Есть и у насъ нјкоторыя слова прикровенныя; отъ этого не откажусь я; но какова ихъ двузнаменательность, и накая сила? Въ нихъ и видимое не оскорбляетъ приличія, и сокровенное достойно удивленія и весьма ясно для вводимыхъ въ глубину, и, подобно прекрасному и неприкосновенному тјлу, не худою облекается одеждою. И подлинно надобно, какъ мнј кажется, чтобы и внјшніе знаки Божественнаго, и выраженія объ ономъ не были не приличны и недостойны означаемаго, и таковы, что и люди огорчились бы, слыша о себј что ыибудь подобное; напротивъ они должны быть или въ высочаіішей степени прекрасны, или по крайней мјрј не гнусны, дабы могли и доставлять удовольствіе мудрымъ, и не причинить вреда народу. A у васъ и то, что нужно доразумјвать умомъ, не вјроятно, и то, что предлагается взорамъ, пагубно. Что это за благоразуміе—вести по грязи въ городъ, или по скаламъ и подводнымъ камнямъ въ пристань? Что изъ того выдетъ? Какія будутъ слјдстія такого ученія? Ты будешь пустословить и иносказаніями прикрывать свои бјдствія, или другіе вымыслы: но никто не будетъ тебј вјрить. Скорје убјждаются тјмъ, что видятъ. И такъ ты слушателю не принесешь пользы, а зрителя, останавливающагося на видимомъ, введешъ въ погибель. Такова умозрительная часть ихъ любомудрія! Такъ далека она отъ предполагаемыхъ ими цјлей, что скорје. все прочее можно связать между собою, скорје можно соединить раздјленное самымъ болъшимъ пространствомъ, чјмъ сочетать и привести въ согласіе ихъ вымыслы, или подумать, чтобы и смыслъ басенъ и оболочка ихъ были дјломъ одного и тогоже учителя.

Что же сказать о нравственной части ихъ любомудрія? Откуда и съ чего начать имъ, и какія употребить побужденія, чтобы научить слушателей добродјтели и посредствомъ своихъ увјщаній сдјлать ихъ лучшими? — Прекрасное дјло единомысліе, чтобы и города, и народы, и семейства, и всј частные люди жили во взаимномъ согласіи, слјдуя закону и порядку природы, которая все раздјлила и совокупила, и сію совокупность разнообразныхъ вещей содјлала единымъ міромъ. Но какими примјрами научатъ они единомыслію? Ужели тјмъ, что станутъ повјствовать о браняхъ боговъ, объ ихъ междоусобіяхъ, мятежахъ и множествј бјдъ, которыя они и сами терпятъ, и другъ другу причиняютъ, и каждый порознь, и всј вмјстј, и которыми наполнена почти вся ихъ исторія и вся поэзія? Но указывая на такіе примјры, скорје сдјлаешь людей изъ мирныхъ браннолюбивыми, изъ мудрыхъ изступленными, чјмъ изъ дерзкихъ и глупыхъ умјренными и здравомыслящими. Ежели и тогда, какъ нјтъ приманки къ злу, трудно бываетъ отвращать людей отъ порока, и изъ худаго состоянія переводить въ доброе: то кто убјдитъ ихъ быть кроткими и воздержными, когда у нихъ боги путеводители и покровители страстей, и быть порочнымъ есть дјло даже похвальное, награждаемое жертвјнниками и жертвами и пользующееся законною свободою (такъ какъ всякій порокъ состоитъ подъ покровительствомъ какого-нибудь бога, которому онъ приписывается)?. Подлинно это величайшая нелјпость, когда то самое, за что въ законахъ положено наказаніе, люди чтятъ, какъ нјчто божественное. Такое у васъ изобиліе неправды! — Во-вторыхъ, пусть учители язычниковъ предложатъ имъ благоговјйно уважать родителей и чтить въ нихъ первую вину бытія своего послј Первоначальной Вины. Пусть приведутъ на сіе доказательства и представятъ убјжденія изъ богословія. Какъ не убјдитъ къ тому Кронъ, который исказилъ Урана, чтобы онъ не могъ раждатъ боговъ, и далъ бы волнамъ случай довершить рожденіе богини изъ пјны? Какъ не убјдитъ Зевесъ,—этотъ сладкій камень*(*Насмјшка надъ нелјпымъ вымысломъ мифологовъ, разсказывающихъ, что Сатурнъ хотилъ съјсть Зевеса, но вмјсто eго проглотилъ камень.) и горькій убійца тирана, который, подражая отцу своему Крону, восталъ противъ него? He указываю на другія подобныя побужденiя къ почитанію родителей, содержащіяся въ ихъ книгахъ. — Въ-третьихъ, пусть наставники язычниковъ попытаются научить ихъ презирать деньги, не стараться изъ всего извлекатъ прибыль, и не домогаться неправедныхъ стяжаній сего залога бјдствій. Но какъ же тогда выставлять предъ ними Кердоя*(*Кердоемъ, т. е. умјющимъ наживаться, язычники называли Меркурія. Чтобы означить его ловкость, они изображали его съ мјшкомъ у пояса и называли Сакелліономъ—носящимъ мјшокъ. Емуже приписывали они искусство воровать. Изреченіе: Фебъ не прорицаетъ безъ мјди (или безъ мјдныхъ денегъ), принадлежитъ Дельфiскому оракулу.)? Какъ показывать мјшокъ его? Какъ чтить проворство сего бога въ воровствј? Куда годятся тогда и сіи изреченія: «Фебъ безъ мјди не прорицаеть» или: «ничего нјтъ почтеннје овола»? А все это у нихъ въ великомъ уваженіи. Что еще? He захотятъ ли они учить цјломудрію, убјждать къ Воздержанію? Убјдительнје образцы не далеко:—вотъ самъ Зевесъ, принимавшій всј виды для обольщенія женщинъ, превращавшійся въ орла ло неистовой любви къ Фригійскимъ отрокамъ, чтобы какъ можно веселје пировали бога, смотря, какъ подносятъ имъ вино безчестные любимцы Зевесовы; вотъ еще Тріесперъ Ираклъ, въ продолженіе одной ночи,въ домј Фестія совершившій тринадцатый свой подвигъ, который, не знаю почему, не включенъ въ число прочихъ его подвиговъ. Нужны ли еще образцы обузданія страстей? Пусть гнјвъ укрощаетъ Арей, пьянство Діонисъ, ненависть къ чужестранцамъ Артемида, страсть къ обманамъ лукавый ихъ прорицатель*(*Аполлонъ.), не умјренный смјхъ—тотъ богъ прихрамывающій въ собраніи жалјющихъ о немъ боговъ, который едва держится на тонкихъ голеняхъ, обжорство—Зевесъ, бјгущій съ прочими демонами на тучный пиръ къ непорочнымъ Ефіоплянамъ, и еще Вуфинъ, такъ названный отъ того, что обидјлъ земледјльца и съјлъ у него вола, влекущаго плугъ, такъже какъ и прочіе боги, которые всј такъ спјшно бјгутъ на запахъ тука и возліяній!

Близко ли это къ нашему ученію, по которому каждый долженъ измјрять любовь къ другимъ любовію къ себј и желать ближнимъ того же, чего самому себј; по которому поставляется въ вину не только дјлать зло, но и замышлять, и наказывается пожеланіе, какъ и самое дјло; по которому должно столько заботиться о цјломудріи, чтобы воздерживать и око, и не только руки не допускать до убійства, но и самый гнјвъ уцјломудривать; по которому нарушить клятву, или ложно клясться такъ страшно и нестерпимо, что и самая клятва намъ однимъ воспрещенај А денегъ-то у многихъ изъ насъ вовсе и не было; а другіе хотя и имјли ихъ много, но только для того, чтобы многое презрјть, возлюбивъ нестяжательностъ веякаго богагства. Служить чреву — этому несносному и отвращенія достойному господину и источнику всјхъ золъ, предоставляютъ у насъ черни; не много будетъ, если скажу, что подвижники Христіанскіе стараются быть какъбы безплотными, изнуряя смертное безсмертнымъ; для нихъ одинъ законъ добродјтели—не быть побјжденными даже и малымъ, даже тјмъ, чтд всј оставляютъ безъ вниманія. Между тјмъ, какъ другіе наказываютъ по законамъ своимъ за совершеніе дјла, мы пресјкаемъ самыя начала грјха, заблаговременно останавливая его, какъ нјкій злой и неудержимый потокъ. Чтожъ можетъ быть сего превосходнје? Или, скажи мнј, гдј и у какихъ людей найденъ ты, чтобъ они, когда злословятъ ихъ, благословляли, когда хулятъ, утјшались (ибо не обвиненіе причиняетъ вредъ, a истина), ногда гонятъ, уступали (1 Кор. 4, 12. 13.), когда отнимаютъ у нихъ одну одежду, отдавали и другую, когда клянутъ, молились за клянущихъ (Матф. 5, 40. 44.); однимъ словомъ, чтобы побјждали благосердіемъ наглость и, терпјливо перенося обиды, самихъ обижающихъ дјлали лучшими? Пусть и они обуздываютъ порокъ увјщаніями, по наружности благовидными; уступимъ имъ это: но гдј же имъ достигнуть въ мјру нашей добродјтели и нашего ученія, когда у насъ и то считается уже зломъ, если не преуспјваемъ въ добрј, не дјлаемой безпрестанно изъ ветхихъ новыми, а остаемся въ одномъ положеніи, подобно кубарямъ, которые только кружатся, а не катятся впередъ, и хоть двигаются отъ ударовъ бича, но всё на одномъ мјстј? Намъ тажъ много предлежитъ добрыхъ подвиговъ, что одинъ должны бы довершать, къ другому приступатъ, третьјго пламенно желатъ, пока не достигнемъ конца и обоженія, для котораго мы и получили бытіе, и къ которому неукоснительно стретмимся, если только восходилъ умомъ горј и надјемся благъ, достойныхъ величія Божія.

Слово 5

Второе обличительное.

Нa царя Юліана.

Итакъ словомъ моимъ совершенъ и оконченъ первый подвигъ. Ибо довольно показалъ я злонравіе человјка*(*Юліана.), изобразивъ, чтб онъ намъ сдјлалъ, и чтб могъ еще сдјлать, непрестанно выдумывая что нибудь болје тягостное, нежели настоящее. Теперь предназначу уже другую цјль слову, которую едвали и предназначалъ кто себј, цјль священнјйшую предъ Богомъ, пріятнјйшую для насъ, полезнјйшую для потомковъ, — присовокупить къ сказанному и то, какъ правдивы вјсы Божіи, и какія воздаянія находитъ для себя нечестіе, то немедленно, то въ скоромъ послјдствіи времени, какъ это угодно бываетъ (полагаю я) Художнику — Слову и Распорядителю дјлъ нашихъ, Который знаетъ, когда загладить бјдствія милостію, а когда вразумить дерзостъ посрамленіемъ и казнями, употребивъ извјстныя Ему мјры исправленія. Но кто вполнј изобразитъ болјзни, по суду Божію постигающія нечестивыхъ, терзанія, не остающіяся втайнј, другія различныя пораженія и казни, соразмјрныя преступленіямъ, необыкновенные случаи смерти, сознаніе вины среди самыхъ страданій, безполезное раскаяніе, вразумленія въ сонныхъ мечтаніяхъ и свыше посылаемыя видјнія? Или тј ясныя и очевидныя доказательства гнјва Божія, которыя видјли на себј дерзновенные, осквернившіе Божіи храмы, или поругавшіеся надъ священными трапезами, или оказавшіе свое неистовство на таинственныхъ сосудахъ, нјнаказанно пожиравшіе нашу плоть и отважившіеся на все прочее? Но я съ намјреніемъ умолчу о семъ, не потому, чтобы не вјрилъ видјнному и разсказываемому, или приписывалъ событія одному стеченію обстоятелъствъ или случаю, какъ представляютъ себј нјкоторые безразсудно, но дабы не прдумали, что останавливаюсь на маловажномъ, опустивъ болје важное и особенно замјчательное. Начну же рјчь съ извјстнаго всјмъ чуда, которому вјрятъ самые безбожники.

Какъ волны воздвигая на волны, съ каждымъ днемъ больше неистовствовалъ противъ насъ вознеистовствовавшій сперва на самаго себя*(*Разумјется Юліанъ.), поправшій святыню и Духа благодати укоривый (Евр. 10, 29.), сей (приличнјј сказать) Іеровоамъ, или Ахаавъ Израильтянинъ (беззаконнјйшіе изъ людей), или Фараонъ .Египтянинъ, или Навуходоносоръ Ассиріянинъ, или, всј сіи имена соединивъ вмјстј, назовемъ его одного. Ибо кажется, что онъ совмјстилъ въ себј пороки всјхъ: отступничество Іеровоамово, непотребное убійство Ахаавово, ожесточеніе Фараоново, святотатство Навуходоносорово и нечестіе всјхъ вообще. Испытавъ надъ нами все прочее и презрјвъ другіе роды мучительства, какъ нјчто малое и незначительное (ибо не было существа опособнје его изобрјтать и выдумывать зло), онъ наконецъ возбудилъ на насъ Іудейскій народъ, употребивъ въ орудіе своего коварства давнее легкомысліе его и, издавна въ немъ таящуюся, ненависть къ намъ. Скрывая свои замыслы подъ видомъ благоволенія къ Іудеямъ, онъ доказывалъ изъ ихъ книгъ и таинствъ, что теперь настало предопредјленное время вступить имъ въ свою землю, возсоздать храмъ и возстановить силу отеческихъ обычаевъ. Когда же выдумалъ сіе, и ихъ убјдилъ въ этомъ (ибо все пріятное легко вовлекаетъ въ обманъ); Іудеи, какъ бы воспрянувъ, замыслили о храмј, дјятельно и ревностно стали трудиться надъ дјломъ. Нјкоторые съ удивленіемъ разсказываютъ, что и жены ихъ не только, снявши съ себя всј украшенія, охотно жертвовали ими въ пользу дјла и трудящихся, но и сами на рукахъ своихъ носили землю, не щадя ни дорогой одежды, ни нјжныхъ членовъ и признавали труды свои дјломъ благочестія, а все прочее ставили ниже своего предпріятія. Когда же, устрашенные внезапно сильнымъ вихремъ и землетрясеніемъ, устремились къ судному изъ ближнихъ храмовъ, одни для молитвы, другіе, какъ обыкновенно бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, ища спасенія, гдј пришлось, иные же увлечены были общимъ смятеніемъ, вмјшавшись въ толпу бјгущихъ: тогда, по словамъ нјкоторыхъ, храмъ ихъ не принялъ. Идя къ отвореннымъ вратамъ, нашли, что онј затворены какою-то невидимою силою, которая чудодјйствуетъ подобнымъ образомъ, чтобы привесть нечестивыхъ въ ужасъ, a благочестивыхъ въ безопасность. Но всј уже говорятъ и удостовјрены, что когда усиливались войдти, изъ храма вышелъ огонь, и однихъ пожегъ и потребилъ (такъ что съ ними случилось нјчто подобное постигшему Содомлянъ, или чуду, совершившемуся, которые воскурили чуждый огнь, и погибли необычайно), a другихъ, изувјчивъ, оставилъ живымъ памятникомъ Божiя гнјва и мщенія на грјшниковъ. Такъ сіе было, и всякій долженъ вјрить сему, равно какъ и другимъ Божіимъ чудесамъ. Еще же удивительнје и очевиднје для всјхъ былъ свјтъ на небј, изображавшій Крестъ. Сіе начертаніе и имя, которое прежде презираемо было на землј безбожными, дјлается нынј для всјхъ равно видимымъ на небј, и служитъ знаменіемъ Божіей побјды надъ нечестивыми, предпочтительно предъ всякимъ другимъ побјднымъ знаменіемъ.

Что скажутъ на сіе мудрецы вјка сего, которые у насъ хвалятъ свое, носятъ длинныя бороды и влачатъ по землј нарядные плащи свои? Разсказывай вмјсто сего свое и ты, пишущій длинныя рјчи, составляющій невјроятныя исторіи, устремляющій взоръ къ горнему, перетолковывающій небесныя знаменія и no движенію звјздъ заключающій о рожденіяхъ и другихъ происшествіяхъ! Говори мнј о своихъ звјздахъ, о вјнцј Аріадниномъ, о власахъ Вероникиныхъ, о похотливомъ лебедј, о нагломъ тельцј и, если хочешь, о твоемъ зміедержцј*(*Созввздіе.), о козерогј, о львј и о всјхъ другихъ, которыхъ ты, зная по злодјяніямъ, сдјлалъ иля богами, или звјздами. Гдј найдешь такой кругъ въ своей математикј? Гдј найдешь звјзду, которая бы шла впереди съ востока къ Вифлеему путеводительницею и покровительницею твоихъ волхвовъ? Я могу сказать нјчто о небесныхъ знаменіяхъ: та звјзда открыла пришествіе Христово, а сія*(*To есть явившійся на небј світъ, изображающій знаменіе Креста, о чемъ выше сказаво.) была вјнцемъ Христовой побјды.

Вотъ что скажу о небесномъ и горнемъ, которое, по великому согласію и сродству всего, участвуетъ въ нашихъ дјлахъ; прочее же восполнитъ у меня Псаломъ: и грады разрушиль ecи (Псал. 9, 7.). Подобно онымъ древнимъ городамъ, разореннымъ за подобное нечестіе, они, въ самое время беззаконныхъ дјйствій съ нами, или поглощены моремъ, или разрушены землетрясеніемъ; такъ что могу почти досказать и остальное: погибе память ихъ съ шумомъ, погибла громко. Таково было ихъ паденіе и разрушеніе, что много потребно времени на возстановленіе ихъ, если бы кто и отважился на сіе изъ сосјдей, даже наиболје утјшающихся благочестіемъ. Таковы были явленія на землј и на небј! Но и въ самомъ воздухј не положено ли было въ то время знаменій, и онъ не освятился ли тогда знаменіями страданія (Христова)? Зрители и таинники онаго чуда да покажутъ и нынј одежды, запечатлјнныя тогда знаменіями Креста. Какъ скоро кто изъ нашихъ или изъ постороннихъ разсказывалъ о семъ, или слушалъ разсказывающихъ, тотчасъ видјлъ чудо или на себј, или на ближнемъ: самъ былъ въ звјздахъ, или видјлъ звјзды на одеждахъ другаго, испещренныхъ лучше всякой мастерской ткани, или искусной живописи. Чтожъ произошло изъ сего? Зрителей такъ это поразило, что всј почти, какъ бы по одному мановенію и въ одинъ голосъ, начали призывать Христіанскаго Бога и умилостивлять Его славословіями и молитвами. Многіе, нимало не отлагая, въ тоже время, какъ случилось сіе, притекли къ нашимъ священникамъ, и по усильной просьбј сдјлались членами Церкви, наставлены въ таинствахъ Вјры, очищены Божественнымъ Крещеніемъ, и такимъ образомъ чрезъ страхъ избавились отъ страха. Ho о семъ довольно. Юліанъ, болје и болје подстрекаемый и движимый бјшенствомъ, наконецъ восходитъ на самый верхъ своихъ бјдствій. Поелику онъ думалъ, что дјла Христіанъ идутъ по его желанію; поелику сдјланное имъ уже обнадеживало его, что все покорится ему, если онъ только захочетъ; ктомуже восхитилъ онъ побјду надъ западными варварами : то и предпринимаетъ сіе единое намјреніе, весьма благоразумное и человјколюбивое. Взявъ отсюда два войска —и воиновъ, и демоновъ, имъ управлявшихъ (на которыхъ болје іі надјялся), выступаетъ онъ въ походъ противъ Персовь и полагаясь болје на свою безразсуднуіо дерзость, нежели на крјпость силъ. И сей мудрецъ не могъ понять и того, что смјлость, и дерзость хотя близки по имени, однако же всего болје различны между собою по дјйствіямъ; я разумјю мужество и трусость. Быть смјлымъ въ дјлахъ, требующихъ отважности, есть знакъ мужества; тогда какъ ослабјвать есть знакъ боязливости. Но идти и бросаться туда, гдј больше опасности, а не удерживаться, есть знакъ дерзости; тогда какъ уклоняться есть знакъ осторожности. Heльзя полагать, чтобы одно и тоже значило сохранять, чтб имјешь, и пріобрјтать, чего не было. Первое особенно и преимущественно достойно уваженія людей благоразумныхъ; за послјднее, если оно удобно, надобно приниматься, въ противномъ же случај оно достойно презрјнія. Кто въ надеждј пріобрјсть что-нибудь подвергаетъ себя опасности лишиться всего, чтб имјетъ, тотъ весьма неблагоразуменъ. Такой человјкъ кажется мнј подобнымъ худому бойцу, который начинаетъ бороться прежде, нежели станетъ въ твердое положеніе, или тому кормчему, который топитъ и старается потопить непріятельскій кораблъ, когда свой корабль разснащенъ и неспособенъ къ плаванію.

Юліанъ, кажется, не думалъ о семъ нимало; онъ безъ осмотрительности приступаетъ къ исполненію своего предпріятія; думаетъ о пріобрјтеніи чужой области, когда дјла Римлянъ были имъ разстроены, и находились въ худомъ положеніи, особенно въ слјдствіе гоненія. Будучи Салмонеемъ, который производилъ громъ кожею, онъ простиралъ взоры къ тјмъ Траянамъ и Адріанамъ, въ которыхъ осторожность была удивительна не менје мужества, и не помыслилъ ни о Карј, ни о Валеріанј, которые за безразсудную стремительность (говорю не въ укоризну злой судьбј, какъ выражается*(*Еврипиъ.)трагикъ) понесли наказаніе, въ предјлахъ Персіи претерпјвъ пораженіе, когда находялись на вершинј счастія. Но онъ рјшился на сіе и предался своей стремительности, собравъ во едино все, что выходило изъ мјры въ прорицаніяхъ и волшебствахъ, слыханныхъ и неслыханныхъ жертвахъ, дабы все вдругъ рушилось. И какой великій, чрезвычайный објтъ изрекъ онъ, о Христе мой и Слове! И страданія Безстрастнаго, и таинство цјлаго міра, весь родъ Христіанскій предать демонамъ, если успјетъ въ предпринятомъ.

Начало же сего похода, столь отважнаго и выхваляемаго многими изъ его единомышленниковъ, было таковово: Захвативъ и опустошивъ ту часть Ассиріи, которую разсјкаетъ ЕвФратъ, и въ которой протекаетъ мимо Персіи до соединенія своего съ Тигромъ, Юліацъ разорилъ нјкоторыя крјпости, въ чемъ почти никто ему не препятствовалъ, потому ли что онъ обманулъ Персовъ быстротою нападенія, или потому что самъ былъ обманываемъ Персами и завлекаемъ по немногу впередъ (говорятъ то и другое). Такъ шелъ онъ далје, между тјмъ какъ подвигалось войско, а рјкою на корабляхъ везли хлјбъ и снаряды; и въ скоромъ времени останавливается станомъ у Ктезифона, приближеніе къ которому, по желанію овладјть симъ городомъ казалось уже ему частію побјды. Съ сего времени дјла его пошли назадъ, какъ будто песокъ подсыпали подъ ноги, или буря встрјтила корабль. Ктезифонъ —твердая крјпость, которую трудно взять; она ограждена кирпичною стјною, глубокимъ рвомъ и болотистою рјкою. Еще болје твердою дјлаетъ ее другая крјпость, называемая Кохе и огражденная природою и искусствомъ. Обј крјпости такъ соединены, что представляются однимъ городомъ, и раздјлены только рјкою. Поелику не льзя было ни взять ихъ приступомъ, ни цокорить осадою, ни пройдти между ними, особенно на корабляхъ (была опасность, что сверху съ објихъ сторонъ забросаютъ стрјлами и преградятъ путь); то Юліанъ обходитъ крјпости, и поступаетъ такимъ образомъ: Отведя немалую часть ЕвФрата, величайшей изъ рјкъ, и въ одинъ ровъ, котораго древній слјдъ, какъ говорятъ, былъ видјнъ; пустивъ столько воды, сколько нужно было для плаванія кораблей, повыше Ктезифона соединяетъ его съ Тигромъ; а чрезъ сіе спасаетъ корабли, безопасно переведенные изъ одной рјки въ другую, и избјгаетъ опасности, угрожавшей изъ крјпости.

Между тјмъ какъ Юліанъ идетъ впередъ, появляется Персидское войско и непрестанно возрастаетъ въ числј, но не считаетъ нужнымъ стать лицемъ къ лицу и подвергаться оспасности безъ крайней необходимости, имјя возможность одолјть съ малымъ усиліемъ: напротивъ того съ высокихъ мјстъ и изъ тјснинъ гдј представиться случай, поражаетъ копьями и стрјлами, занимаетъ напередъ удобные проходы, и тјмъ преграждаетъ путь Юліану. Тогда приходитъ уже онъ въ большое затрудненіе, и не зная куда обратиться, находитъ худой конецъ своего замысла. Одинъ Персъ не низкаго происхожденія, подражая Зопиру, бывшему у Кира при осадј Вавилона, подъ видомъ, что важнымъ проступкомъ навлекъ на себя великій гнјвъ Персидскаго Царя, и чрезъ сіе сдјлался весьма нерасположеннымъ къ нему, питаетъ же расположеніе къ Рлмлянамъ, притворствомъ своимъ пріобрјтаетъ довјріе Юліана, и говоритъ ему : а что это значитъ, государь? Почему такія легкія мјры въ такомъ дјлј? Для чего у тебя этотъ хлјбъ на корабляхъ, — это излишнее бремя, внушающее только малодушіе? Ничто такъ не побуждаетъ противиться начальству и упорствовать, какъ сытое чрево и мысль, что подъ руками спасеніе. Но ежели послушаешь меня; то бросишь сіи корабли, и тјмъ освободишь отъ малодушія свое храброе войско. Самъ же ты другимъ удобнјйшимъ и безопаснјйшимъ путемъ, по которому я твой проводникъ (и могу сказать, что едвали кто другой лучше меня знаетъ Персію), вторгнешься въ непріятельскую землю, и возвратишься съ желаемымъ успјхомъ. Тогда окажешь благодјяніе и мнј, когда извјдаешь на дјлј мое благорасположеніе и мой совјтъ». Какъ скоро онъ сказалъ сіе, и Юліанъ повјрилъ словамъ его (ибо легкомысліе легковјрно, особенно при Божіемъ попущеніи); вдругъ настали всј бјдствія. Корабли взялъ огонь; хлјба не стало; послјдовалъ смјхъ; ибо это было почти вольное самоубійство; всј надежды исчезли; путеводитель скрылся съ своими објщаніями. Кругомъ враги; война разгоралась; удобнаго прохода не было; пища добывалась съ трудомъ; войско пришло въ уныніе и негодовало на царя; нисколько не оставалось благой надежды. Одно представлялось средство къ спасенію въ настоящихъ обстоятельствахъ, — избавиться отъ худаго царствованія и военачальства.

Такъ все происходило доселј, а что послјдовало за симъ, разсказываютъ неодинаково; бывшіе, равно какъ и не бывшіе на войнј, соглашаются, одинъ на то, другой на другое. Одни говорятъ, что Юліана застрјлили Персы, когда онъ, въ одно изъ безпорядочныхъ нападеній, внј себя бросался туда и сюда, и что съ нимъ случилось нјчто подобное участи Кира, сына Парисатова, который съ десятью тысячами войска напалъ на брата своего Артарксеркса, и сражаясь отважно, утратилъ побјду по своей запальчивости. Другіе разсказываютъ о немъ слјдующее: Юліанъ взощелъ на одинъ высокій холмъ, чтобы съ него, какъ съ башни, обозрјть все войско и узнать, сколько осталось въ сраженіи. Когда же войско, сверхъ чаянія, показалось ему весьма многочисленнымъ; какъ человјкъ, завидующій спасенію своихъ воиновъ, сказалъ онъ: « какъ будетъ досадно, если всјхъ ихъ поведемъ въ Римскую землю!» Одинъ изъ воиновъ, раздраженныи такими словами, не удержалъ досады, и поразилъ его въ чрево, не заботясь о сохраненіи своей жизни. А нјкоторые говорятъ, что на сіе отважился одинъ изъ тјхъ иноземныхъ шутовъ, которые слјдуютъ за войскомъ для разогнанія скуки и для потјхи на пирахъ. Иные же отдаютъ сію честь одному Срацину. Какъ бы то ни было, Юліанъ получаетъ дјйствительно благовременный ударъ и спасительный для цјлаго міра; однимъ сјченіемъ меча наказывается онъ за сјченіе многихъ утробъ, которымъ нечестиво вјровалъ. И дивлюсь, какъ этотъ суетный человјкъ, думавшій, что можетъ все знать посредствомъ разсјкаемыхъ утробъ, не предузналъ сего одного, то есть, удара въ собственную свою утробу. Неприлично умалчивать и о семъ поступкј его, который, кромј многаго другаго, не оспоримо доказываетъ его неистовство. Юліанъ лежалъ на берегу рјки, и страдалъ отъ раны. Поелику же зналъ, что многіе изъ прославившихся прежде него, чтобы почли ихъ чјмъто выше человјка, иосредствомъ нјкоторыхъ хитростей исчезали изъ среды людей, «и за то признаны богами: то и онъ, плјненный желаніемъ подобной славы, притомъ стыдясь самаго рода смерти, безславно постигающей его за собственное безразсудстю, —что замышляетъ? что дјлаетъ?— Его нечестіе не прекращается и съ жизнію! Онъ покушается броситься въ рјку, и для сего употребляетъ помощниками людей вјрныхъ ему и участниковъ въ его тайнахъ. И если бы одинъ изъ царскихъ евнуховъ, догадавшійся въ чемъ дјло, и объяснившій другимъ, изъ отвращенія къ злодјянію, не воспрепятствовалъ намјренію; то, можетъ быть, изъ бјдствующаго Юліана явился бы еще новый богъ для людей неразумныхъ. Но онъ такъ царствовалъ, такъ предводилъ войскомъ, такъ оканчиваетъ и жизнь!

Вскорј послј него принявшіе царскій санъ и провозглашенный царемъ среди воинскаго стана, въ самомъ пылу опасностей, необходимо требовавшихъ предводителя, былъ мужъ знаменитый и по другимъ достоинствамъ, и по благочестію, и по наружности истинно достойной властителя. И хотя не имјлъ онъ недостатка ни въ мужествј, ни въ ревности; однако же не могъ ни сразиться съ Персами, ни идти впередъ; потому что войско ослабјло въ силахъ и надеждахъ. Сдјлавшись наслјдникомъ не царства, а пораженія, онъ заботится о возвращеніи въ отечество, и ищетъ средствъ, какъ совершить сіе безопасно. Если бы Персы, по своей умјренности въ побјдј (ибо у нихъ былъ законъ — въ счастіи соблюдать умјренность), или по опасенію какихъ-либо слуховъ, не обратились къ мирнымъ предложеніямъ, сколько неожиданнымъ, столько же и человјколюбивымъ; то не было бы средствъ, какъ говорятъ, и огненосцу остаться въ войскј*(*Огненосцемъ назывался носившій въ войскј языческомъ священный огонь для воскуренія жертвъ, и побјдители щадили жизнь его, чтобы тјмъ не оскорбить боговъ. Но пораженіе Римскаго войска могло быть такъ велико, что нельзя было бы спастись и сему человјку.). Такъ Римлянъ стјснили Персы, сражавшіеся въ своей землј и воодушевленные предшествовавшими событіями; ибо довольно пріобрјсть сколько нибудь успјха, чтобы имјть надежду на будущее. Но преемникъ Юліановъ, какъ сказалъ я, теперь заботился объ одномъ, — спасти войско, сохранить силу Римлянъ. Ибо сіи воины дјйствительно составляли силу Римляпъ, и если дјйствовали неудачно, то болје по безразсудству военачальника, нежели по недостатку собственнаго мужества. Съ Персами заключенъ былъ договоръ (скажу кратко) постыдный и недостойный воинства Римскаго. Но если бы кто, оставивъ въ сторонј Юліана, сталъ порицать за сіе преемника; то, по моему мнјнію, онъ былъ бы худымъ судіею тогдашнихъ происшествій. Ибо колосъ принадлежитъ не жнецу, а сјятелю; въ пожарј виновенъ не тотъ, кто не могъ погасить, но кто зажегъ. Здјсъ кстати привести сказанное Геродотомъ о Самосскихъ тираннахъ: эту обувь сшилъ Истіей, а носилъ Аристагоръ, продолжавшій начатое предшественникомъ.

Послј сего, чтб оставалось дјлать, какъ не возвратить Рямлянамъ тјло нечестивца, хотя такъ онъ кончилъ жизнь? Но какъ и у насъ есть усопшій, прежде него оставившій жизнь*(*Констанцій.); то посмотримъ, какое и здјсь различіе между сими обоими царями (если и сіе сколько нибудь служитъ къ счастію или злосчастію отшедшихъ). Одинъ сопровождается всенародными благословеніями, торжествами, шествіями и нашими священными обрядами, всенощными пјснопјніями, возженіемъ свјтильниковъ, чјмъ мы Христіане чтимъ благочестивое преставленіе; и выносъ тјла его становится радостнымъ торжествомъ, растворяемымъ печалію. Если вјрить молвј, которая достигла слуха многихъ; то, когда тјло Констанція несли чрезъ Тавръ въ отечественный его городъ, ему соименный и знаменитый, на вершинј горъ нјкоторыми слышанъ былъ голосъ какъ бы поющихъ и сопровождающихъ, и думаю, что это былъ голосъ Силъ Ангельскихъ,—награда ему за благочестіе и надгробное воздаяніе. Если онъ, по видимому, и поколебалъ правое ученіе; то въ семъ виновны невјжество и зловјріе его вельможъ, которые, уловивъ душу простую, не утвердившуюся въ благочестіи и не предвидјвшую бездны, влеклшее, куда хотјли и, подъ видомъ попечительности, возбуждали ревность къ злу. Но мы, помышляя о томъ, чтб болје касается всјхъ, то есть, объ отцј его, который положилъ основаніе царской власти въ Христіанствј и Вјрј, и о наслјдіи ученія, перешедшемъ отъ отца къ нему, почтили должнымъ образомъ земную храмину того, кто жилъ достойно царя, окончилъ жизнь смертію праведцика и оставилъ намъ могущество. Нужно ли же говорить о сопровожденіи цјлаго воинства, когда тјло приблизилось къ великому царствующему граду, и о рядахъ вооруженнаго войска предстоявшихъ Царю, какъ живому? или о томъ, какъ весь городъ потекъ на встрјчу, которая блистательнје ісјхъ, когда-либо бывшихъ и будущихъ? Да и сей дерзкій и отважный, облеченнный новую порфиру, и потому, какъ вјроятно, высоко о себј думающій, самъ составляетъ часть торжественнаго шествія, воздаетъ и пріемлетъ почесть; —одно, какъ говорятъ, нјсколько принужденно, другое охотно. Ибо все войско, хотя покорилось настоящей власти, однако оказывало болје уваженія умершему; и (какъ обыкновенно бываемъ благорасположеннје, когда потеря еще въ свјжей памяти) скорбя и сожалјя о любимомъ Царј, воины не потерпјли, чтобы онъ былъ лишенъ царскихъ почестей, но убјждаютъ и сего отступника принять въ нихъ участіе, даже принуждаютъ встрјтить умершаго въ приличномъ видј, то есть, снявъ съ главы діадјму и воздавъ Царю должное поклоненіе, идти вмјстј съ несущими въ гробницу — въ знаменитый храмъ Апостоловъ, которые приняли къ себј и сохраняютъ сей священный родъ, удостоившійся почти равной чести. Такъ погребенъ нашъ Императоръ!

Напротивъ того, и походъ Юліановъ былъ безславенъ (народы и города его преслјдовали кликами черни и шутовъ, о чемъ и нынј еще многіе помнятъ); а возвращеніе его было еще безславнје. Какое же это безславіе? — Его несли скоморохи, шествіе сопровождалось неприличными игрищами; пјли, плясали, поносили его за отступничество, за порадјеніе и смерть. И какого оскорбленія не понесъ онъ? Чего не выслушалъ отъ людей дерзкихъ, которые въ оскорблјніи другихъ ставятъ свое искусство? Наконецъ принимаетъ его городъ Тарсъ, не знаю, какъ и за что осужденный на такое посрамленіе. Здјсь и мјсто погребенія назначено ему безчестное, и гробъ нечистый, презрјнным, отвратительный для благочестиваго взора.

Я описалъ тольно самыя главныя и важныя вины Юліана; но знаю и то, что двумъ или тремъ придворнымъ ласкателямъ, равнымъ ему въ нечестіи (о другихъ охотно умалчиваю), дана была за нечестіе такая награда, что они въ короткое время безпрепятственно опустошили бы всј владінія Римлянъ на сушј и на морј, если бы симъ дјламъ вскорј не былъ положенъ благопріятный конецъ. Столько превосходили они грабительствомъ и жадностію древнихъ сторукихъ гигантовъ! Управленіе областями поручаемо было людямъ не самымъ правдивымъ, но самымъ безчеловјчнымъ. Одно было право на полученіе начальства — отступничество; и тј только получали дары отъ Юліана, которые замышляли наибольшее зло противъ себя и другихъ. Что сказать о перемјнахъ и переиначиваніяхъ въ судебныхъ опредјленіяхъ, которыя въ одну ночь мјнялись и вращались туда и сюда* подобно приливу и отливу въ морј? Ибо сей неутомимый мужъ хотјлъ самъ производить судъ, все присвояя себј изъ честолюбія. Можетъ быть подумаютъ, что я слишкомъ виню за малыя преступленія, и малыми уменьшаю большія. Впрочемъ всякій согласится, что такія дјла не Елисейскихъ достойны полей и не славы, какую имјетъ тамъ Радрмантъ*(*По языческому суевјрію на поляхъ Елисейскихъ добродътельные получаютъ награды, которыя распредјляетъ Радомантъ.) и какой удостоиваютъ Юліана люди одного съ нимъ собратства и разряда. Одному удивляюсь въ Юліанј: Многихъ своихъ сверстниковъ и знакомыхъ, особенно по Азійскимъ училищамъ, настоятельно приглашалъ онъ къ себј, какъ бы намјреваясь произвести дјла дивныя, и окрылялъ надеждами, припоминая свои објщанія. Когда же они являлись, оказывалось, что это одна хитрая уловка и обольщеніе глазъ. Однихъ проводивъ онъ тјмъ, другихъ инымъ, Нјкоторыхъ дружески даже приглашалъ къ столу; вмјсто всякой другой приманки, величалъ товарищами, подавалъ имъ чащу, шутилъ съ ними, но отпускалъ отъ себя ни съ чјмъ; такъ что они не звали, кого болје винить, его ли въ обманј, или самихъ себя въ легковјріи. He сочту нужнымъ упоминать о томъ, сколько недостойно похвалы въ правилахъ сего философа, что, имјя вредъ собою примјры государей твердыхъ и непоколебимыхъ, которые, что бы ни случилось, не взмјнялись въ лицј и не показывали въ себј нвкакихъ слјдовъ смущенія, онъ столько былъ негнјвливъ и умјлъ владјть страстями, что, производя судъ, шумомъ и криками наполнялъ весь дворецъ, какъ будто самъ терпјлъ насиліе и ущербъ, а не другихъ защищалъ отъ сего. Но кому не извјстно, что многихъ изъ поселянъ, всенародно приходившихъ къ нему за тјмъ, о чемъ обыкновенно просятъ царей, онъ ври всјхь бивалъ кулаками и топталъ ногами, и обходвлся такъ жестоко, что они радовались, если не подвергались чемулибо тягчайшему? Въ какой же части слова упомянуть о тјхъ дуновевіяхъ и отдуваніяхъ, которыя сей дивный мужъ, въ осмјяніе нашихъ обрядовъ*(*Указаніе на обряды, совершаемые при таинствј Крещенія.), производилъ на показъ старухамъ, зажигая огонь на жертвенникј? Какъ хорошо было видјть Римскаго царя съ обезображенными щеками, возбуждающими большой смјхъ не только въ постороннихъ, нo и въ тјхъ, которымъ онъ думалъ доставить симъ удовольствіе! Вјрно онъ не слыхалъ, что богиня его, Афина, прокляла свирјли, когда, посмотрјвшись вмјсто зеркала въ воду, увидјла, что свирјль обезобразила у ней лице. Ужели не заслуживаютъ удивленія тј круговыя чаши, которыя Юліанъ всенародно подавалъ непотребвымъ женщинамъ, и самъ отъ нихъ принималъ, прикрывая свое распутство видомъ таинства? Другіе узнали сіе собственнымъ опытомъ, когда власть доставила Юліану полную свободу; но я нјкоторымъ образомъ провидјлъ сіе издавна, съ тјхъ поръ, какъ былъ съ нимъ вмјстј въ Афинахъ, куда онъ прибылъ вскорј по возвращеніи брата своего, испросивъ на то позволеніе у Императора. Двј были причины сего путешествія: одна благовиднјйшая — обозрјть Грецію и ея училища, другая отдаленнјйшая и не многимъ извјстная—посовјтоваться съ тамошними жрецами; потому что нечестіе не имјло еще явной дерзости. И тогда я нехудо разгадалъ сего человјка; хотя и не привадлежу къ числу искусныхъ въ семъ дјлј. Меня сдјлали прорицателемъ непостоянство его нрава и неумјренная восторженность; если только наилучшій прорицатель тотъ, кто умјетъ хорошо угадать. По мнј не предвјщали ничего добраго: шея нетвердая, плеча двиущіяся и выравнивающіяся, глаза бјглые, наглые и свирјпые, ноги не стоящія твердо, но сгибающіяся, весь выражающій дерзость и презрительность, черты лица смјшныя в тоже выражающія, смјхъ громкій и неумјренный, наклоненіе и откидываніе назадъ головы безъ всякой причины, рјчь медленная и прерывистая, вопросы безпорядочные и несвязные, отвјты ничјмъ не лучшіе, смјшиваемые одинъ съ другимъ, не твердые, не подчиненные правиламъ.

Но для чего описывать подробно? Такимъ же видјлъ я его прежде дјлъ, какимъ узналъ и по дјламъ. Если бы здјсь находились нјкоторые изъ бывшихъ со мною тогда и слышавшихъ мои слова; они безъ труда засвидјтельствовали бы сіе. Ибо тогда же, какъ увидјлъ это, сказалъ яимъ: « какое зло воспитываетъ Римская Имперія!» и предрекши, желалъ быть ложнымъ прорицателемъ. Ибо лучше бы мнј быть лжепророкомъ, нежели испытать вселенной столъко золъ, и явиться на свјтъ такому чудовищу, какого не бывало прежде; хотя и повјствуютъ о многихъ наводненіяхъ, о многихъ воспламененіяхъ, изверженіяхъ и провалахъ земли, о людяхъ безчеловјчныхъ, о звјряхъ чудовищныхъ и многосложныхъ, не въ обыкновенномъ порядкј производимыхъ природою. И потому имјлъ онъ конецъ достойный своего безумія. Здјсь только Богъ не явилъ Своего обычнаго долготерпјнія; потому что Его человјколюбіе было бы бјдственно для многихъ. Въ людяхъ добродјтельныхъ оно произвело бы уныніе, а въ грјшныхъ презорство и мысль, что никто не назираетъ надъ нашими дјлами, нјтъ ни управленія, ии воздаянія, но все движется и управляется случайно, мысль, показывающая лукавый умъ, весьма пагубно разсуждающій о самыхъ важныхъ предметахъ!

Вотъ что вјщаемъ мы— Галилеяне, люди презрјнные, покланяющіеся Распятому, ученики рыбарей и, какъ сами говорятъ, невјждъ; мы, которые засјдаемъ и поемъ псалмы вмјстј съ старухами; мы, которые изнурены продолжительными постами и полумертвые, напрасно бодрствуемъ и пустословимъ во время всенощныхъ бдјній, и — однако же низлагаемъ васъ! Гдј суть книгочіи? Гдіъ суть совјщавающіи (Исаіи 33, 18.)? Я заимствую сію побјдную пјснь у одного изъ нашихъ немудрыхъ, какъ вамъ представляется. Гдј жертвы, обряды и таинства? Гдј закланія явныя и тайныя? Гдј искусство гадать по разсјченнымъ внутренностямъ? Гдј чудеса предвјдјнія и знаменія чревовјщателей? Гдј славный Вавилонъ, о которомъ столько было толковъ, и вся вселенная, которую мечталъ ты покорить себј; проливъ немного нечистой крови? Гдј Персы и Мидяне, которыхъ считалъ у себя въ рукахъ? Гдј боги, тобою сопровождаемые, тебя руководствующіе и сопровождающіе, твои защитники соратники? Гдј прорицанія и угрозы на Христіанъ, или совершенное истребленіе насъ и имени нашего въ опредјленный срокъ?—Все исчезло, обмануло, разсјялось; всј велерјчивыя похвалы нечестивыхъ окаэались сонною мечтою.

Когда одинъ иноплеменный царь съ многочисленнымъ войскомъ напалъ на Езекію, Царя Іудейскаго, обложилъ Іерусалимъ и злобно изрыгалъ нечестивыя и богохульныя слова на Царя и самаго Бога, какъ будто уже не оставалось средствъ спасти городъ отъ его владычества: тогда Езекія приходитъ въ храмъ, раздираетъ одежды, проливаетъ потоки слезъ, воздјвъ руки къ небу, призііваетъ Бога во свидјтели богохульства Сеннахиримова, и молилъ Его быть отмстителемъ за высокомјрныя угрозы. «Видишь, Господи, — говоритъ онъ, — какъ сей иноплеменникъ поноситъ Тебя—Бога Израилева; видјлъ ecи, Господи, да не премолчиши (Пс. 34, 22.)». И молитва Царя не осталась тщетною: ибо возстающій противъ Бога позналъ самымъ дјломъ свое безуміе, и ушелъ, не исполнивъ угрозъ своихъ: поражаемый вдругъ нјкою невидимою силого, онъ потерялъ болыцую часть войска, и былъ прогнанъ непріятнымъ извјстіемъ, сверхъ чаянія положившимъ конецъ осадј и его надеждамъ. Такъ поступилъ Езекія, окруженный многочисленнымъ войскомъ, Царь великаго Іерусалима, который, можетъ быть, и самъ собою отразилъ бы враждебныя полчища. А мы, для которыхъ оставалось одно оружіе, одна стјна, одна защита — надежда на Бога (потому что совершенно лишены были отвсюду всякой человјческой помощи), мы отъ кого инаго могли ожидать, что услышитъ наши молитвы и отразитъ угрозы, какъ не отъ Бога, Который съ клятвою отвергъ высокомјріе Іаковлево*(*To есть потомковъ Патріарха Іакова (Амос. 6, 8.).)? О какія невјроятныя повјствованія! Какія дерзкія надежды! Мы демонамъ објщаны были въ жертву; мы—великое наслјдіе Божіе, языкъ свять, царское священіе (1 Петр. 2, 9.), предназначались въ награду за исполненіе одной надежды, за побјду въ одной брани. Таковъ даръ отъ тебя Христіанамъ за то, что къ общему вреду спасенъ ими*(*Во время возмущенія, бывшаго по смерти Константина В., Констанцій спасъ Юліана и брата его Гадда отъ смерти, скрывъ ихъ во дворцј своемъ.)! Такъ воздалъ ты Господу Богу своему! Доселј Богъ удерживалъ еще и отлагалъ Свой гнјвъ за насъ, не возжегъ еще всей Своей ревности, а только высоко занесъ десницу на нечестивыхъ, и хотя натянулъ и уготовалъ лукъ, однако же удерживалъ его силою, и ожидалъ, пока выйдетъ наружу вся злоба Юліанова, подобно какому нибудъ злокачественному и гнойному вереду; — ибо таковъ законъ Божія суда: или спасти покаяніемъ, или наказать по справедливости. И когда, съ трудомъ перенося настоящее и сокрушаясь о будущемъ (потому что самая благость Божія къ Своимъ, отъ насъ сокрываемал, была для насъ нестерпима), возносили мы гласъ свой къ Богу; то призывая Его, какъ Владыку, то умоляя, какъ благаго Отца, то какъ бы жалуясъ и вступая съ Нимъ въ судъ, чтд свойственно людямъ сјтующимъ, взывали: Вскую, Боже, отринулъ еси до конца, разгнјвася ярость Твоя на овцы пажити Твоея? Помяни сонмъ Твой, егоже стяжалъ ecи иcпepвa (Пс. 73, 1. 2.) который пріобрјлъ Ты страданіями Единороднаго Слова Своего, удостоилъ великаго Твоего завјта, привлекъ на небо новымъ таинствомъ и залогомъ Духа. Воздвигни руцј Твои на гордыни ихь въ конецъ! Ты терпјлъ, елика лукавствоваша враги на святыхъ Твоихъ, и восхвалишася на праздники Твои (Пс. 73, 3.). Мы призывали мечъ и Египетскія казни, просили Бога судити прю свою; умоляли возстать наконецъ на нечестивыхъ, говорили: доколј грјшницы, Господи, доколіъ грјшиницы восхвалятся (Пс. 93, 31.)? доколј будутъ смирять люди Твои и озлоблять достояніе Твое? доколј не перестанутъ и говорить и дјлать беззаконіе? Мы повторяли сіи и подобныя симъ плачевныя слова: Положиль ecи насъ въ пререканіе и поношеніе сосјдомъ домъ нашимъ, вь притчу во языцјхъ, вь поруганiе всјмъ человјкомъ (Пс. 79, 7. 43, 14. 15.). Мы воспоминали о виноградникј, который перенесенъ изъ Египта — изъ мрака безбожія, возросъ въ красоту и величіе Вјры, а потомъ лишился своей ограды — смотрјнія Божія стрегущаго насъ, сталъ открытъ для всјхъ проходящихъ, для злыхъ властелиновъ, и опустошенъ дикимъ вепремъ симъ, лукавымъ человјкомъ, усвоившимъ себј зло, преисполненнымъ тиною зла.

Такъ размышлялъ и взывалъ я прежде къ Богу. Что же теперь измјняю въ звукахъ пјсни? —Оплакиваю уже погибель нечјстивыхъ; дјлаюсъ человјколюбивъ къ ненавистникамъ, и говорю такъ: Како быша въ запустјнiи внезапу исчезоша, погибоша за беззаконіе свое (Пс. 72, 19.), какъ прахъ возметаемый вихремъ, какъ пухъ, развјваемый вјтромъ, какъ утренняя роса, какъ свистъ пущенной стрјлы, какъ ударъ грома, какъ быстролетная молнія? Если бы они, хотя теперь, перемјнилисъ въ мысляхъ, перестали предаваться множеству заблужденій, и потекли во слјдъ истины: то, можетъ быть, и самое паденіе обратилось бы имъ въ пользу. Ибо и наказаніе часто служитъ ко благу наказываемыхъ. Но что, если они останутся при томъ же мнјніи, еще будутъ держаться идоловъ и не уцјломудрятся бјдствіемъ, которое вразумляетъ и неразумныхъ? Іеремія такъ оплакиваетъ Іерусалимъ, что бездушныя вещи призываетъ къ плачу, и у стјнъ требуетъ слезъ (Плач. Іер. 2, 18.); какой же найдется плачъ, достойный сихъ столь упорныхъ людей? Кто оплачетъ одно настоящее, не проливая еще слезъ о будущемъ наказаніи за то, что они безумствовали, удалились отъ Бога, и послужиша твари паче Творца (Рим. 1, 25.), и не только послужили, но возстали на служителей Божіихъ, и вознесли на нихъ нечестивую руку, достойную такихъ золъ? Но какъ Богу угодно, такъ и да будетъ! Кто знаетъ, что Богъ, Который рјшитъ окованныя (Пс. 145, 8.), возводитъ отъ вратъ смерти обремененнаго и долу поверженнаго, не хочетъ смерти грјшника, но ждетъ обращенія его, Который и насъ, сидјвшихъ во тыиј и сјни смертнјй, просвјтилъ и умудрилъ, ceй Богъ и ихъ воспріиметъ нјкогда, и, отложивъ тяжелый и желјзный жезлъ, упасетъ ихъ жезломъ пастырскимъ?

Но слово мое опять возвращаю къ той же побјдной пјсни: паде Вилъ, сокрушися Дагонь (Исаіи 46, 1.), благо быстъ Саронь, посрамленъ Ливань, (Исаіи 33, 9.); теперь уже не скажутъ глупой, недвижимой и безчувственной толпј идоловъ : начальствуй! не станутъ искать мухи, бога Аккаронскаго, или чего либо еще болје смјшнаго; не будутъ помышлять о рощахъ и высотахъ и о всякой лјсистой и тјнистой горј, не пожрутъ сыны себя и дщери своя бјсовомъ (Пс. 105, 37.), за что древле Израиль укоряемъ былъ Пророками. Но что мнј до сего? Обращусь къ настоящему, — къ тому, что насъ собственно касается. He будутъ уже лукаво смотрјть на священные наши храмы, нечистою кровію осквернять жертвенники, получившіе имя отъ пречистой и безкровной Жертвы; не будутъ безбожными алтарями безчестить священныхъ мјстъ, расхищать и осквернять приношеній, къ нечестію присоединяя корыстолюбіе; не будутъ оскорблять сјдину іереевъ, честность діаконовъ, цјломудріе дјвъ; не будутъ уже къ разсјченнымъ утробамъ Святыхъ припускать нечистыхъ свиней, чтобы вмјстј съ пищею пожирали и сіи утробы; не будутъ уже зажигатъ гробы Мученическіе, чтобы симъ посрамленіемъ удержать другихъ отъ подвижничества; не будутъ истреблять огнемъ и разсјватъ на вјтеръ останки Святыхъ, предавая ихъ безчестію съ самыми безчестными костями, чтобы лишитъ подобающей имъ чести; не будутъ уже ставить сјдалищј губителей и забавляться хулою Епископовъ и Пресвитеровъ, также Пророковъ и Апостоловъ и даже самаго Христа; не будутъ уже торжествовать надъ нами, запрещая намъ закономъ лжеименное*(*Въ языческихъ училіщахъ и въ свјтскщхъ наукахъ.) образованіе, чтобы вмјстј съ тјмъ заградить намъ уста. Подай сюда свои царскія и софистическія рјчи, свои неотразимые силлогизмы и энтимемы; посмотримъ, какъ и у насъ говорятъ неученые рыбари. Oстави гласъ пјсней твоихъ, и пјсней органовъ твоихъ, повелјваетъ тебј Пророкъ мой (Амос. 5, 23). Да воспоетъ опятъ съ дерзновеніемъ Давидъ, который таинственными камнями низложилъ надменнаго Голіафа побјдилъ многихъ кротостію, и духовнымъ сладкозвучіемъ исцјлялъ Саула, мучимаго злымъ духомъ. Пусть свјщеносецъ твой погаситъ огонь; а мудрыя и священныя дјвы возжгутъ для Жениха свои свјтильники. Пусть твой іерофантъ сложитъ съ себя одежду блуднцы; а священнщы облекутся правдою (Пс, 131, 9.) и укращеніемъ славы, вмјсто духа унынія (Пс. 61, 4.), облекутся въ великій и нескверный хитонъ, во Христа—наще украшеніе. Пусть умолкнетъ твой проповјдникъ, и не говоритъ безславнаго; да вјщаетъ же мой проповјдникъ богодухновенное. Оставь свои волшебныя и чародјйскія книги; и пусть перечитываются однј Пророческія и Апостольскія. Прекрати свои гнусныя и тьмы исполненныя ночныя сборища; и я возстановлю священныя и свјтлыя всенощныя бдјнія. Загради свои тайники и пути, низводящіе во адъ; я покажу тебј пути открытые и ведущіе на небо. Какіе запасы оружія, какія изобрјтенія снарядовъ, какія тьмы и полчища людей произвели бы то, что сдјлали наши молитвы и Божія воля? Богъ словомъ разсјялъ тьму, словомъ произвелъ свјтъ, основалъ землю, округлилъ небо, распредјлилъ звјзды, разлилъ воздухъ, положилъ предјлы морю, протянулъ рјки, одушевилъ животныхъ, сотворилъ человјка по образу Своему, далъ всему красоту. Словомъ и нынј разсјялъ Онъ ночный мракъ, и все привелъ во свјтъ, порядокъ и прежнюю стройность. Теперь не владычествуютъ уже алчные и лживые демоны; не оскорбляется тваръ поклоненіемъ, воздаваемымъ ей вмјсто Бога. Отбрось своихъ Триптолемовъ, и Келеевъ, и таинственныхъ драконовъ; устыдись, наконецъ, книгъ своего богослова—Орфея; воспользуйся даромъ времени, покрывающаго твое безстудство. Если же это—однј басни и вымыслы; то обнаружу твои ночныя таинства. Теперъ не говоритъ уже дубъ, не прорицаетъ треножникъ, и Пифія не наполняется, не знаю чјмъ, но не болје, какъ баснями и бредомъ. Источникъ Кастальскій опять умолкъ и молчитъ; его вода возбуждаетъ не даръ пророчества, но смјхъ. Аполлонъ опять сталъ безгласнымъ истуканомъ, Дафна — деревомъ, оплакиваемымъ въ баснј! Діонисъ опять андрогиръ и водитъ съ собою толпу пьяныхъ; великое твое таинство —богъ Фаллъ страждетъ любовію къ прекрасному Просимну. Семела опятъ поражена молніею. Опять храмлетъ на обј ноги, но проворенъ въ отыскиваніи прелюбодјевъ Ифестъ — этотъ богъ замаранный сажею, хотя онъ славный художникъ и Олимпійскій ферситъ. Арей опять за любодјяніе скованъ вмјстј со Страхомъ, Ужасомъ и Смятеніемъ и раненъ за дерзость. Афродита опять любодјйца, срамно рожденная, служительница срамныхъ браковъ. Афина опять дјва и раждаетъ дракона. Ираклъ опять бјснуется, или лучше сказать, перестаетъ бјсноваться. Опять изъ похотливости и сладострастія превращается во всј виды Зевесъ, совјтникъ и властитель боговъ, который одинъ поднимаетъ всјхъ ихъ со всјмъ существующимъ, а самъ не можетъ быть сдвинутъ съ мјста всјми. Гробъ Діевъ опять показывается въ Критј. Какъ скоро вижу твоего Кердоя, Логія и Эиагонія; закрываю глаза и бјгу прочь отъ твоего бога потому что стыжусь смотрјть. He препятствую тебј покланятъся силј краснорјчія и сумј. Одно у тебя стоитъ уваженія: чествованіе, воздаваемое андрогинами у Египтянъ Нилу, Изиды, Мендезійскіе боги, Аиисы и всј прочіе чудовищные и изъ многихъ составленные звјри, которыхъ ты живописуешь или лјпишь. Смјюсь твоему Пану, Пріану, Гермафродиту и прочимъ богамъ, которые въ неистовствј или изуродованы, или растерзаны. Предоставляю все сіе зрјлищу и стихотворцамъ, украшающимъ вашихъ боговъ; а я заключу слово увјщаніеімъ.

Мужи и жены, юноши и старцы, всј служащіе въ семъ святилищј и занимающіе низшія степени, всј, которыхъ Господь избавилъ нјкогда отъ заблужденія и безбожія, а нынј отъ возстанія язычниковъ и отъ бјдствій настоящихъ и ожидаемыхъ! Выслушайте слово мужа, который научился сему не слегка, но изъ ежедневныхъ событій, изъ древнихъ исторій, книгъ и дјяній! Великое дјло не испытать никакой скорби; а можетъ быть и не великое, если истинна слово, что егоже любитъ Господъ, наказуетъ, біетъ же всякаго сына, егоже пріемлетъ (Евр. 12, 6.), и о которомъ особенно печется. Напротивъ того великое дјло — вовсе не грјшить, или по крайней мјрј не согрјшать тяжко; потому что быть совершенно безгрјшнымъ — Богъ поставилъ выше человјческой природы. А вторымъ послј сего дјломъ полагаю, чтобы падшіе и наказанные, а потомъ прощенные, всегда чувствовали сіе наказаніе, и избјгали новой казни за новое преступленіе. Посему и мы самымъ дјломъ восчувствуемъ Божіе наказаніе. Покажемъ самихъ себя достойными не того, что прежде потерпјли, но того, что напослјдокъ получили. Будемъ оправдываться въ постигшемъ васъ бјдствіи тјмъ, что мы, не какъ злодји, были преданы язычникамъ, но вразумлены, какъ дјти. He станемъ забыватъ о бурј во время тишины, о болјзни — во время здравія, о плјвј — по благополучномъ возвращеніи въ Іерусалимъ, объ Египтј—послј Египта. Время злостраданія да не будетъ у насъ лучшимъ времени успокоенія; но оно будетъ такимъ, если окажется, что мы тогда были смиренны и умјрены, и во всјхъ надеждахъ простирались къ небу, а теперь превозносимся, надмеваемся и опять обратились къ тјмъ же грјхахъ, которыми были доведены до постигшихъ насъ бјдствій. Ни, чада, ни (1 Цар. 2, 24.), говоритъ нјгдј Священникъ Илій, увјщавая дјтей своихъ, согрјшившихъ противъ Бога. Навротивъ того зная, что легче возвратитъ потерянное благоденствіе, вежели сохранить дарованное отъ Бога (вбо потерянное возвращается цјломудріемъ, а дарованное утрачивается безпечностію), зная, что больное тјло возстановляется лекарствами и воздержаніемъ, а возстановленное, при маломъ нерадјніи и пресыщеніи, опять приходитъ въ разслабленіе и впадаетъ въ прежніе недуги, — зная все сіе и внушая другъ другу, придемъ въ самихъ себя и будемъ цјломудренно располагать временемъ. И во-первыхъ, братія, будемъ праздновать не плотскимъ веселіемъ, не пиршествами и піянствомъ; вы знаете ихъ плодъ—нечистыя ложа и распутство. He будемъ устилать улицъ цвјтами, умащать трапезъ срамомъ благовоній, украшать преддверій; да не освјщаются домы чувственнымъ свјтомъ, да не обращаются въ домы безчесія звуками свирјлей и рукоплесканіями! Такъ установлено язычниками праздновать новомјсячія. А мы не симъ почтимъ Бога, не тјмъ превознесемъ настоящее время, чтб насъ не достойно, но чистотою души, свјтлостію ума, свјтильниками, озаряющими все тјло Церкви, то есть, божественными созерцаніями и размышленіями, возносимыми на священный свјщникъ и освјщающими всю вселенную. Въ сравненіи съ симъ свјтомъ ничтожны, по моему мнјнію, всј огни, возжигаемые у людей при частныхъ или общественвыхъ торжествахъ. Есть у меня и мvро, во такое, которымъ вомазуются только свящевввки и цари, какъ мвогосоставвымъ и мвогоцјввымъ и за насъ истощеввымъ, — мјро, составленное искусствомъ великаго Мјроварца. О если бы и я сподобился принести благовоніе сего мvра! Есть у меня и сія духовная и божественная трапеза, которую мнј уготовалъ Господь сопротивъ стужающимъ мнј (Пс. 22, 5.); за нею упокоеваюсь, и веселюсь, и во насыщеніи ве предаюсъ постыднымъ помысламъ, но усыпляю въ себј всякое возстаніе страстей. Есть у меня и цвјты, которые прекраснје и долговременнје всякаго весенняго цвјтка, цвјты нивы исполнены, юже благослови Господь(Быт. 27, 27.), то есть, Священники, благоухающіе Пастыри и Учвтели, а изъ народа все, что есть чистаго в избраннаго. Ими-то я желаю увјнчаться и украситься, когда, по примјру святаго Апостола, подвигомь добрымъ подвизался, теченіе скончаю, вјру соблюду (2 Тим. 4, 7.). Замјнимъ тимпаны духовными пјснями, безчинные клики и пјсни — псалмопјніемъ, зрјлищное рукоплесканіе — рукоплесканіемъ благодарственнымъ и стройнымъ движеніемъ рукъ, смјхъ — размышленіемъ, піянство — мудрою бесјдою, шутливость—степенностію. Если же тебј, какъ любителю торжественныхъ собраній и празднествъ, нужно плясать; скачи, но не плясаніемъ безстыдной Иродіады, дјломъ которой была смерть Крестителя, а скаканіемъ Давида при поставленіи на мјсто Кивота, которое, какъ думаю, было таинственнымъ знаменованіемъ быстраго и свободнаго шествованія предъ Богомъ.

Вотъ первая и важнјйшая часть моего увјщанія! Вторая же часть, сколько знаю, будетъ для многихъ тяжела и непріятна. Ибо человјкъ, получившій возможность воздать зломъ за зло, особливо если то, что потерпјлъ, даетъ справедливую причину къ гнјву,— не любитъ повиноваться слову, которое обуздываетъ его раздражительность. Однако же слово мое достойно того, чтобы его выслушали и приняли. He будемъ неумјренно пользоваться обстоятелъствами времени, не допустимъ излишества въ употребленіи своей власти, не будемъ жестокосерды къ тјмъ, которые насъ обижали, не будемъ дјлать того, чтб сами осуждали. Изъ настоящей перемјны воспользовавшись тјмъ, что избјгаемъ зла, возненавидимъ всякое отмщеніе. Люди умјренные почитаютъ для своихъ оскорбителей достаточнымъ наказаніемъ ихъ страхъ, ожиданіе того, чего они достойны, и мученія собственной ихъ совјсти. Ибо кто боится будущаго наказанія, тотъ уже страдаетъ, хотя и не терпитъ еще наказанія; онъ самъ себя наказываетъ, можетъ быть болје, нежели какъ наказали бы его исполнители казни. Итакъ не пожелаемъ умјрять (Божія) гнјва, да не явимся наказывающими слабје надлежащаго. Но поелику не можемъ за все наказать; то простимъ во всемъ, и чрезъ то содјлаемся лучшими нашихъ обидчиковъ и станемъ ихъ выше. Покажемъ, чему ихъ учатъ демоны, и чему насъ научаетъ Христосъ, Который страданіями пріобрелъ славу и восторжествовалъ не менје тјмъ, что не сдјлалъ того, что могъ сдјлатъ. Воздадимъ Богу одно благодареніе, распространимъ таинство*(*Христіанскую вјру,) благостію, и на сей только конецъ восподьзуемся обстоятельствами. Побјдимъ мучителей правдолюбіемъ. Особенно въ прощеніи покажемъ человјколюбіе и силу заповјди, которая воздаетъ и намъ равньтъ человјколюбіемъ, какъ скоро имјемъ въ томъ нужду; ибо знаемъ, что въ нюже мјру мјряемъ, возмјрится намъ (Марк. 4, 24.) Если же кто и очень огорченъ; предоставимъ огорчившихъ насъ Богу и будущему суду. He будемъ уменьшать будущаго гнјва тјмъ, что возложимъ за нихъ собственную свою руку. He будемъ помышлять объ отобраніи у нихъ имуществъ, не повлечемъ ихъ на судъ, не станемъ изгонять изъ отечества, наказывать бичами; кратко скажу: не сдјлаемъ имъ ничего такого, что сами потерпјли. А если возможно, собственнымъ примјромъ своимъ сдјлаемъ и ихъ кроткими. Пострадалъ ли у кого сынъ, или отецъ, или жена, сродникъ, другъ, или другой кто изъ цјнимыхъ имъ дорого; вознаградимъ каждаго за страданіе, убјдивъ его съ твердостію перенесть все, что ни потерпјлъ. Выше сего дара, что иное можетъ воздать имъ? Сказать ли и величайшемъ благодјяніи, какое мы получили? Наши гонители преслјдуются упреками народовъ и городовъ, на зрјлищахъ, на торжищахъ, въ собраніяхъ. Вездј ублажаютъ старое, выставляютъ новое на позоръ, и къ большему удивлјнію, дажј со участниками нашихъ гонителей, съ укоризнами ниспровергаютея самые боги, какъ обманывавшіе ихъ долгое время и уже поздно уличјнныј въ обманј. Кто вчера былъ поклонникомъ, тотъ нынј сталъ ругателемъ. Чего еще болје требовать?

Сіе воздается нынј несчастнымъ, и можетъ быть это еще малая часть воздаянія, будетъ время, когда оскорбителей моихъ и великаго ихъ вбждя увижу оплакивающими свој нечестіе, — когда всякое беззаконіе будетъ судимо и подвергнуто истязанію. Умалчиваю о нашихъ Божественныхъ изреченіяхъ и о тјхъ казняхъ, которыя, по нашему ученію, уготованы въ будущемъ. Обратись къ своему ученію и къ ужасамъ, о которыхъ любятъ разсуждать не одни стихотворцы, но и философы; обратись къ своимъ Пирифлегетонтамъ, Коцитамъ и Ахеронтамъ, въ которыхъ мучатся за неправду Танталъ, Титій, Иксіонъ. Къ нимъ сопричислится Юліанъ, царь сего собратства, и даже предваритъ ихъ, по нашему слову и опредјленію. He жаждою будетъ онъ томиться, стоя по горло въ озерј; не будетъ приводимъ въ ужасъ камнемъ, по взображенію трагика, висящимъ надъ голового и непрестанно то поднимающимся то опускающимся; его не будутъ вертјть на быстро кружащемся колесј; и птицы не будутъ терзать его печень никогда неистощающуюся, но всегда восполняемую, — пусть все сіе будетъ истина, или одна баснь, скрывающая истину въ вымыслј. Но тогда увидимъ, какъ и чјмъ онъ будетъ наказанъ, увидимъ, чтo мученіе его будетъ тяжелје описанныхъ; потомy что взыскавія и воздаянія всегда соразмјрны преступленіямъ.

Таковъ отъ нась даръ тебј, превосходный и мудрый мужъ (скажу твоими же словами), за ударъ ногою! Сіе воздаем тебј мы, которымъ, по великому и удивительному твоему уложенію, запрещено было учиться краснорјчію. Видишь, что не до конца должны мы были молчать, что твой уставъ не могли осудить нась на всегдашнее безмолвіе; нo что и намъ дана свобода возвысить голосъ и обличить твoe нјразуміе, Какъ невозможно никакимъ искусствомъ удержать Нильскіе водопады, низвергающіеся изъ Ефіопіи въ Египетъ, или остановить солнечный лучъ, хотя на малое время и затмјвается овъ облакомъ; такъ нельзя связать и языка Христіанъ, обличающаго ваши дјла. Сіе приносятъ тебј Василій и Григорій, противннки и противоборники твоего замысла, какъ самъ ты думалъ и другихъ увјрялъ, своими угрозами прославляя и поощряя насъ къ вящшему благочестію. Зная насъ еще въ Греціи, какъ людей пріобрјтшихъ себј имя и извјстность жизнію, краснорјчіемъ и взаимнымъ единодушіемъ, ты почтилъ насъ честію Циклопа, то есть, послјднихъ соблюдалъ на погибель, и, можетъ бытъ, умышлялъ принести въ побјдный даръ демонамъ, какъ нјчто великое и достойное твоего величія, если бы встрјтили мы тебя Возвращающагося изъ Персіи; или даже, худо разсчитывая, питалъ надежду и насъ ввергнуть въ одну съ собою бездну. Ибо мы не малодушнје тјхъ юношей, которые были брошены въ огнј, побјдили звјрей вјрою, охотно подверглисъ опасности вмјстј съ мужественною матерью и еще мужественнјйшимъ священникомъ, показали, что одна только вјра не побјдима; не малодушнје конечно и тјхъ, которые при тебј явили свою неустрашимость, и изъ которыхъ одинъ(*Св. Маркъ Арефузскій.) , посрамивъ матерь боговъ твоихъ, и разрушивъ жертвенникъ, веденъ былъ къ тебј, какъ осужденникъ, вошелъ какъ побјдитель, и пемало посмјявшись твоей багряницј и твоимъ рјчамъ, какъ преиспещреннымъ и смјшнымъ, вышелъ отъ тебя съ большимъ дерзновеніемъ, нежели съ какимъ возвращается иной съ вечери и съ свјтлаго пиршества; а другой(*Св. Евсевій Самосатскій.), когда все тјло глубоко просјчево было ремнями, едва дыша отъ ранъ, не только не ослабјлъ въ пыткахъ и не почелъ претерпјваемыхъ мученій тяжкими, но даже замјтивъ, что нјкоторыя части тјла не подвергались еще ударамъ, началъ обвинять мучителей въ нанесеніи ему оскорбленій; потому что не все его тјло почтили, но оставили нјчто неистерзаннымъ и неосвященнымъ, а съ симъ вмјстј указывалъ на голень, которая одна избјжала желјзныхъ ногтей, и требовалъ, чтобы и ее не щадили.

Итакъ сіе тебј слово, цјнимое Христіанами, не ниже лжей и нелјпостей Порфиріевыхъ, которыми вы восхищаетесь, какъ божественнмми глаголами, и не виже твоего Мисопогона или Антіохика*(*Сочиненіе Юліана Мисопогонъ — ненавистникъ бороды, написанное противъ Антіохіянъ, которые смјялись надъ длинною и неопрятною Юліановою бородою.); ибо тјмъ и другимъ именемъ надписываешь ты свое сочиненіе. Его дјлали тогда важнымъ твоя сорфира и льстецы, всему въ тебј удивлявшіеся, a теперь стало оно бородою, которую всј таскаютъ, рвутъ и осмјиваютъ, равно какъ и трудившихся надъ нею. Въ немъ, какъ будто разсуждая о чемъ-то важномъ, ты весьма надмеваешься тјмъ, что не имјешь излишней заботливости о тјлј, и никогда не чувствовалъ неваренія пищи отъ многояденія; a съ намјреніемъ умалчиваешь о томъ, что такъ жестоко гналъ Христіанъ и истреблялъ сей многочисленный священный народъ. Но какой вредъ для общества, когда одинъ человјкъ страдаетъ невареніемъ пищи, или имјетъ естественную отрыжку? Когда же воздвигнуто было такое гоненіе, и произведено столько замјшательства; тогда не должна ли была вся Римская Держава придти въ худое положеніе, какъ и дјйствительно оказалось на опытј? Сей воздвигаемъ тебј памятникъ, который выше и славнје столповъ Иракловыхъ. Тј были водружены на одномъ мјстј, и видимы только приходившими туда; а сей памятникъ, переходя отъ одного къ другому, не можетъ не быть вездј и всјмъ извјстенъ. И твердо знаю, что позднія времена увядятъ его обличающимъ тебя и твои дјла, а также научающимъ в всјхъ прочихъ не отваживаться на подобное возстаніе противъ Бога, чтобы, воступая подобно тебј, не получить одинаковаго съ тобою воздаянія.

Слово 6

О мирј, говоренное вх присутствiи отца, после предшествующего молчанiя, по случаю воссоединенiя монашествующихъ.

Ревность разрјшаетъ языкъ мой, и я оставляю безъ исполненія законъ человјческій для закона духовнаго: дарю миру слово, хотя прежде ни за что не соглашался приступить къ слову. Ибо какъ скоро возмутились противъ насъ члены, великое и честное тјло Христово начало раздјляться и разсјкаться, такъ что едва не расточщиася кости ваша при адј (Пс. 140, 7.), подобно тому, какъ глубина земли раздирается плугомъ и разсыпается по поверхности; какъ скоро лукавый, раздравши нераздираемый, нераздјлимый и весь тканный хитонъ (Іоан. 19, 23.), присвоилъ его весь себј, успјвъ чрезъ насъ сдјлать то, чего не могъ сдјлать чреэъ распинателей Христовыхъ: тогда положихь хранило устомъ (Пс. 38, 2.), и въ другихъ случаяхъ несловоохотнымъ, разсуждая, что духовный ворядокъ требуетъ сперва очистить себя самаго дјятельнымъ любомудріемъ, потомъ, отверзши уста разума, привлечь духъ (Пс. 118» 131.), а послј уже отрыгнуть слово благо (Пс. 44, 22.) и глаголатъ премудростъ Божію, совершенную въ совершенныхъ (1 Кор. 2, 6.). Притомъ какъ есть время всякой вещи, малой и великой, по справедливому и весьма разумному изреченію Соломона (Еккл. 3, 1.); такъ и я, не менје всякаго другаго, зналъ время говоритъ и молчать. Посему онјмјхъ и смирихся (Пс. 38, 3.), когда вблизи меня не стало ничего добраго, какъ будто облако набјжало на сердце мое и сокрыло лучъ слова, а болјзнь моя обновляласъ днемъ и ночью; все возжигало ее во мнј, все напоминало о разъединеніи братій: бдјнія, пощенія, молитвы, слезы, мозоли на колјнахъ, біеніе въ перси, воздыханія изъ глубины сердца, всенощное стояніе, переселеніе умомъ къ Богу, тихій плачъ среди моленій, приводящій въ умиленіе слущающихъ, — также поющіе, славословящіе, поучающіеся день и нощь въ законј Господнемъ, носящіе въ гортани своей возношенія Божія (Пс. 149, 6.). О томъ же напоминали мнј и сіи прекрасныя черты и признаки жизни по Богј, сіи безмолвные проповјдники—волосы сухіе и нечистые, ноги босыя и, подобно Апостольскимъ, ничего не носящія ни себј мертваго, стриженіе власовъ тому же соотвјтствующее, одежда смиряющая гордость, поясъ прекрасный своею неукрашенностію, подбирающій нјсколько, но нимало не приподнимающій одежду, походка твердая, взоръ неблуждающій, улыбка пріятная, или лучше сказать, только видъ улыбки, цјломудренно удерживающій отъ неумјреннаго смјха, слово съ разумомъ, молчаніе драгоцјннјйщее самаго слова, хвала, приправленная солію, но не для ласкательства, а въ рудоводство къ лучшему, порицаніе болје самой похвалы вожделјнное, умјренность въ печали и въ веселости, и раствореніе одной другою, мягкость, соединенная съ мужествомъ, и суровость съ скромностію, такъ что одно другому не вредитъ, но одно чрезъ другое дјлается похвальнымъ; умјренность въ общеніи съ другими и въ уклоненіи огь общевія,— общеніи для назиданія другихъ, и уклоненіи для собственнаго поученія тайнамъ Духа, — общеніе, сохраняющемъ уединеніе среди самаго общества, и уклоненіи, соблюдающемъ братолюбіе и человјколюбіе среди самаго уединенія, а что и сего еще важнје и выше, богатство, состоящее въ бјдности, обладаніе — въ пришельствіи, слава — въ безчестіи, сила — въ немощи, прекрасное чадородіе — въ безбрачіи, такъ какъ раждаемое по Богу лучше порожденій пo плоти. Наконецъ люди, почитающіе для себя наслажденіемъ не имјть никакихъ наслажденій, смиряющіеся ради небеснаго царства, не имјющіе ничего въ мірј и стоящіе выше міра, живущіе во плоти какъ бы внј плоти, которыхъ часть — Господь (Числ. 18, 20.), нищіе ради царствія (Матф. 5, 3.) и нищетою царствующіе. Вотъ кто своимъ присутствіемъ веселилъ меня, составлялъ мое богатство, мое лучшее утјшеніе, и— своимъ отсутствіемъ приводилъ меня въ уныніе! Вотъ что стјсняло и возмущало мою душу; вотъ отъ чего ходилъ я, плачя и сјтуя! Вотъ почему отринулъ я съ другими удовольствіями и самое слово! Ибо возлюбленные отверглись меня и обратиша ко мнј хребты, а не лица своя (Втор. 32, 15. Іер. 2, 27.); паства стала свободнје (чтобы не сказать отважнје) пастыря; виноградь истинный прекрасно очищенный добрымъ дјлателемъ и приносившій добрые плоды въ божественныя точила, превратился для меня вь горечь (Іер, 2, 21*); друзи мои и искренніи мои прямо мнј приближишася и сташа, и ближніи мои отъдалече мене сташа (Пс. 37, 12.). Изъ сильной любви къ Богу и ко Христу мы раздјлили Христа, изъ-за Истины (Іоам. 14, 6.) стали лгать другъ на друга, ради Любви, (1 Іоан. 4, ј,) поучались ненависти, изъ-за Камня (1 Кор, 10, 4.) поколебались, изъ-за краеуголънаго Камня (Ефсс. 2, 20.) разсыпались, свјрхъ нужды ратовали изъ-за Мира, были низлагаемы изъ-за Вознесеннаго на древо, подвергались смерти изъ-за Погребеннаго и Воскресшаго.

Такъ было прежде! И для чего среди радости возобновлятъ неудовольствіе, остававливаясь на событіяхъ печальныхъ, которыхъ не желалъ бы не только испытать, но и привести на память, о которыхъ лучше не говорить, а молчать сокрывъ во глубинј забвенія постигшее васъ несчастіе? Развј кто для того только напомнитъ о скорбномъ, чтобы вразумитъся намъ симъ примјромъ, и, какъ въ болјзви, избјгать причинъ, которыя довели до такого состоянія.

На теперь, когда отбјжали отъ васъ болјзнь, печаль и воздыханіе, когда мы чтители Единаго стали едино, мы чтители Троицы, такъ сказать, сраслись между собою, стали единодушны и равночестны, мы чтители Слова оставили безсловесіе, мы чтители Духа горимъ ревностію не другь противъ друга, но заодно Другь съ Другомъ, мы чтители Истины, одно мудрствуемъ и одно говоримъ, мы чтители Мудрости стали благоразумны, чтители Того,Кто— Свјтъ, Путъ, Дверь, яко во дни благообразно ходимъ, всј идемъ прямымъ путемъ, всј внутри двора; чтители Агнца и Пастыря сдјлались кроткими, и принадлежимъ уже къ тому же стаду и единому пастырю, который пасетъ стадо съ сосудами не пастыря неискусна (Зах. 11,16.), погубляющаго овецъ своего пастбища и предающаго ихъ яблкамъ и стремнинамъ, но пастыря весьма истиннаго и опытнаго; теперъ, когда лы, чтители Пострадавшаго за насъ, стали сострадательны и готовы облегчать тяготы друг другу, чтители Главы образуемъ стройное тјло и скрјпленное всяквмъ духовнымъ союзомъ (Еф. 4, 16.), когда Богъ, творяй вся и претворяяй въ полезнјйшее (Амос. 5, 8.), обратилъ плачь нашъ въ радость, и вмјсто вретища далъ намъ веселіе (Пс. 29, 12.); тогда и я, вмјстј съ прошедшими скорбями, отлагаю молчаніе и приношу настоящему времени и вамъ, или паче Богу, слово, самую приличную благодарственную жертву, даръ, который чище злата, дороже многоцјнныхъ камней, цјннје тканей, святје жертвы подзаконной, святје начатка первородныхъ, угоденъ Богу паче тельца юнаго, еще не совершеннаго но рогамъ и раздвоеннымъ копытамъ (Пс. 68, 32.) и безсмысленнаго, угоденъ пачј куренія, паче всесожженія, паче многихъ тысящъ тучныхъ овновъ,—паче всего, чјмъ Законъ, заключающій въ себј только начальныя основанія, держалъ во власти еще младенчествующаго Иэраиля преднаписуя въ кровавыхъ жертвахъ будущее жертвоприношеніе. Сіе приношу Богу, сіе посвящаю Ему, что одно и оставилъ я у себя, чјмъ однимъ и богатъ я; потому что отъ прочаго отказался изъ повиновенія заповјди и Духу; все, что я ни имјлъ, промјнялъ на драгоцјнную жемчужину; сдјлался (или лучше сказать, желаю сдјлаться) тјмъ счастливымъ купцемъ, который за малое, несомнјнно тлјнное, купилъ великое и нетлјнное (Матф. 13,45. 46.); но удерживаю за собою одно слово, какъ служитель слова, и добровольво никогда не пренебрегу сего стяжанія, но цјню, люблю его и веселюсь о немъ болје, нјжели о всемъ томъ въ совокупности, что радуетъ большую часть людей; дјлаю его сообщникомъ всей жизни, добрымъ совјтникомъ, собесјдникомъ и вождемъ на пути къ горнему и усерднымъ сподвижникомъ. И такъ какъ презираю все дольнее, то вся моя любовь послј Бога обращена къ слову, или лучше сказать, къ Богу, потому что и слово ведетъ къ Богу, когда оно соединяется съ разумјніемъ, которымъ однимъ Богъ истинно пріемлется, и сохраняется, и возрастаетъ въ васъ. Я нарекъ премудростъ сестру мнј быти (Првтч. 7, 4.), почтиль и объяль ее, сколько мнј дозволено было, и домогаюсь вјнца благодатей и сладости на главу свою (Притч. 4, 8. 9.), то есть, даровъ премудрости и слова, озаряющаго умъ нашъ и освјщающаго наши шествія къ Богу. Чрезъ слово я обуздываю порывы гвјва, имъ усыпляю изсушающую зависть, имъ успокоиваю печаль, окрвывающую сердце, имъ уцјломудриваю сластолюбіе, имъ полагаю мјру ненависти, но не дружбј (ибо ненависть должно умјрять, а дружбј не должно знать предјловъ). Слово въ изобиліи дјлаетъ меня скромнымъ, и въ бјдности великодушнымъ; оно побуждаетъ меня идти съ идущимъ твердо, простирать руку помощи падающему, сострадать немощному и сорадоваться возмогающему. Съ нимъ равны для меня и отечество и чуждая страна, и переселеніе для меня не болје, какъ переходъ съ одного чужаго мјста на другое не мое. Слово для меня раздјляетъ міры, и отъ одного удаляетъ, къ другому приводитъ. Оно научаетъ меня не возноситься десными оружіями правды (2 Кор. 6, 7.), и въ несчастныхъ и прискорбныхъ обстоятельствахъ со мною любомудрствуетъ, подавая непостыждающую надежду (Рим. 5, 5.), и облегчая настоящее будущимъ. Словомъ и нынј встрјчаю друзей своихъ и братьевъ, и предлагаю трапезу словесную и чашу духовную и всегдашнюю, а не такія, какими земная трапеза льститъ чреву, которое не можетъ быть исправлено, но упразднится (1 Кор. 6, 13.). Молчахъ, еда и всегда умолчу (Ис. 42, 14.)? Терпјхъ, яко раждающая; ужели и всегда буду терпјть? Молчаніе Захаріи разрјшилъ родившійся Іоаннъ (ибо неприлично было молчать отцу гласа, когда гласъ уже происшелъ; но какъ невјріе гласу связало языкъ, такъ явленіе гласа должно было разрјшить отца, которому и благовјствованъ и родился сей гласъ и свјтилъникъ, предтеча Слова и Свјта): а мнј разрјшаетъ языкъ и возвышаетъ гласъ, какъ гласъ трубы, сіе благодјтельное событіе, сіе прекрасное зрјлище, какое представляютъ чада Божіи, прежде расточенныя, а нынј собранныя воедино, покоющіяся подъ одними и тјми же крилами, въ единомысліи идущія въ домъ Божій и соединенныя между собою единымъ союзомъ добродјтели и Духа. Я не могу молчать, когда уже не возстаемъ другъ на друга (до того нашъ умъ уловленъ былъ лукавымъ, или терпјлъ отъ него насиліе, или сострјлянь былъ имъ во мрацј (Пс. 10, 2.), отъ него же наведенномъ, или какъ иначе это выразить,—что мы радовались несчастіямъ другь друга, не думая о томъ, что взаимвое несогласіе причиняетъ вредъ цјлому тјлу). He могу молчать, когда Іуда и Израиль поставляютъ себј власть едину (Ос. 1, Ц.), Іерусалимъ и Самарія собираются къ единому горнему Іерусалиму, и мы стали уже не Павловы, Ааоллосовы и Кифины (изъ-за чего и противъ чего и происходили горделивыя пренія), но всј — Христовы (1 Кор. 1, 12.).

Но поелику вы овладјли теперь и мною и словомъ не безъ насилія, во не по неволј, a пo любви, то буду вјщать (хотя едва могу), потому что вы такъ повелјваете, и произнесу слова благодаренія и вразумленiя.

Благодареніе мое таково: Кто возглаголеть силы Господни? Кто во услышаніе всјхъ возвјстятъ всю хвалу (Пс. 105, 2.)ј Теперь обоя едино, и средостјніе ограды разорено (Еф. 2, 14.), Ты содјлалъ, что мы перестали быть притчею во языцјхъ, предметомъ покиванія главою въ людехъ (Пс. 43, 15.). Ты далъ вамъ столько потерпјть зла, сколько нужно было, чтобы во время раздјленія познали мы благо мiра, и, поразивъ скорбію, опять возстановилъ насъ. Чудное врачеваніе! Ты враждою научилъ миру скоро возневидјхшихъ вражду; противнымъ устроилъ противное, и столько разлучилъ насъ, что мы тјмъ съ большею охотою устремились другъ къ другу: подобно какъ вјтви растеній, насильно разведенныя и потомъ оставленныя на свободј, опять стремятся одна къ другой, принимая прежнее естественное положеніе, и показываютъ въ себј то свойство, что насиліемъ можно вхъ нагнуть, а не исправить. Рука уже не презираетъ ока, и око—руки; глава не возстаетъ противъ ногъ, и ноги не чуждаются главы (1 Кор. 12, 21,), и не вредятъ, или лучше сказать, не терпятъ вреда отъ безпорядка и безначалія, отъ хотораго и во всемъ происходитъ замјшательство и разрушеніе: но всј члены, по естественному чину и закону, которымъ все между собою соединено и сохраняется, равно заботятся другъ о другј,— и мы составляемъ теперь едино тјло и единъ духь, якоже и звани быхомъ въ единомь упованіи званіа (Еф. 4, 4.). Сега ради восхвалять Тя людie нищіи (Иса. 25, 3,), ставъ богатыми азъ убогихъ. Ты удивилъ на нась милостъ Твою (Пс. 30, 22.), и къ древнимъ сказаніямъ присоединяется нјчто новое. Идјже бо умножися грјхъ, преизбытачествова благодать (Рим, 5, 20.) Бросивъ зерно, получилъ я колосъ; оплакивая потерю овецъ, пріобрјлъ пастырей, и вјрно знаю, что пріобрјту еще наилучшаго изъ пастырей*(*Св. Василія Великаго, который былъ уже тогда рукоположенъ въ пресвитера Церкви Кесарінской, но на время удалился въ пустыню. ), хотя онъ, по нјкоторымъ духовнымъ причинамъ, и медлитъ принять паству. Сему пастырю уже ввјрены и благодать Духа, и таланты для употребленія, и попеченіе о стадј; онъ помазанъ помазаніемъ святыни и совершенія: но мудрость еще удерживаетъ его отъ начальства, и онъ до времени держитъ свјтильникъ подъ спудомъ; но вскорј поставитъ его на свјщннкј, свјтить всякой душј въ Церкви (Матф. 5, 15.), и быть свјтомъ стезямъ нашимъ (Пс. 118, 104.). Онъ теперь обозрјваетъ еще дебри, горы и потоки, и приготовляетъ сјти волкамъ-хищникамъ душъ, дабы во время благопотребно принять жезлъ и пасти сіе словесное стадо, вмјстј съ Истиннымъ Пастыремъ, вселяясь на мјстъ злачыхъ, среди вјчво зеленјющихъ словесъ Божіихъ, и питая водою упокоенія, то естъ, Духомъ (Пс 22, 2.) Сего мы надјемся, и о семъ молимся Но мнј уже время присовокупить къ благодаренію и увјщаніе, которое предложу также, сколько можно, короче; потому что вы большею частію вразумлены уже самыми событіями, и для наученныхъ опытомъ не нужны продолжительныя поученія.

Во-первыхъ не надлежало намъ, братія, раздјляться, и тјмъ губить свое дреннее достоинство и украшеніе, по которому ваше малое стадо, хотя и нельзя ставить его на ряду съ многочисленными паствами, однако же равнялъ я съ самыми великими и обширными, даже предпочиталъ нјкоторымъ, по силј Духа. Такъ было прежде: каждая паства имјла свое меньшее или большее украшеніе отличительнымъ свойствомъ нашей паствы была непоколебимость и безмятежіе, а посему часто называли ее ковчегомъ Ноевымъ за тo, что одна спасалась oт всемірнаго потопленія, и хранитъ въ себј сјмена благочестія. Даже когда обличилось, что и мы люди, когда мы не избјгли совершенно зависти лукаваго, не устояли противъ болјзни все заражающей, нј понесли свою долю въ общемъ несгастіи не соблюли до конца прекраснаго я отеческаго наслјдія, то есть, блага единомьіслія: и въ семъ случај имјли мы не такое преимущество предъ другими (если толъко уповая на Христа, можно намъ похвалиться чјмъ-нибудь и при самой враждј нашей)? — то преимущество, что послјднiе подверглись злу в первые исправились. Впасть въ болјзнь есть удјлъ общей природы и немощи человјческой, которая на всјхъ простираетея, и на самыхъ крјпкихъ по тјлу и духу: но возстать отъ болјзни и возвратиться другъ къ другу есть дјло разсужденія и благодати, которая прекрасно и справедливo вознаградила васъ, даже лучше, нежели какъ мы желали и другіе надјялись. Ибо тјхъ, которые были поставлјны главами*(*Нјкоторые изъ монаховъ, отдјлившихся отъ Епископа Назіанзскаго, были поставлены въ пресвитеры посторонними Епископами, какъ объясняетъ Илія Критскій.) отдјлившихся, какъ поставленныхъ ради благочестія и въ пособіе страждущему Православію, мы приняли съ любовію и обходились не какъ съ врагами, но какъ съ братьями, обнялись съ тјми, которые возмутились противъ насъ не надолго за отеческое наслјдіе, впрочемъ возмутились братски, а не злонамјренно. Вражду ихъ мы не похвалили, но ревность одобрили: ибо несогласіе за благочестіе гораздо лучше согласія пo какой-нибудь страсти. Такимъ образомъ самую потерю обратили мы себј въ пріобрјтеніе, покрывъ любовію умышленное ими противъ насъ, и въ томъ одномъ измјнивъ порядокъ, что не благодать послјдовала за избраніемъ, во избраніе за благодатію, и что для сообщенія ея воспользовалвсь мы чуждымъ рукоположеніемъ, будучи нјсколько упреждены Духомъ. А вы, оставивъ подозрјніе противъ письмени *(*To есть, неосторожной подписи Св. Григорія, Епископа Назіанзскаго, подъ символомъ полуаріанскимъ.), обратились къ духу, и хотя не одобрили простоты при ясности рјчевій, однакоже не подозрјвали нечестія, зная, что у васъ такъ же тверда в непоколебима Троица, какъ въ естествј своемъ, и что отсјчь или отчуждить что-нибудь отъ Трехъ для васъ значитъ тоже, что отсјчь все и нагло возстать противъ всего Божества. Въ этомъ мы, даже во время самаго раздјленія, иногда и предъ извјстными людьми защищали другъ друга. A сіе служитъ самымъ сильнымъ доказательствомъ, что истина не побјждается и временемъ, и что вражда не погасила въ васъ совершенно искры любви. При самомъ раздорј сохранялось въ васъ важнјйшее, то ееть, единомысліе и увјренность, что мы не колеблемся въ истинј и не противорјчимъ ей, во запечатлјнј тјмъ же характеромъ вјры и перваго упованія нашего. Ибо людей, искренно чтущихъ Бога, ничто не можетъ такъ сильно побудить къ единомыслію, какъ согласіе въ ученіи о Богј, и ничто такъ не располагаетъ къ раздору, какъ несогласіе въ семъ ученіи. Человјкъ самый скромный въ другихъ случаяхъ становится самымъ пламеннымъ, кроткій—храбрымъ (Іоил. 3, 11.), когда видитъ, что чрезъ свое равнодушіе онъ лишается Бога, или, лучше сказать, своимъ паденіемъ причиняетъ ущербъ Богу, Который насъ почитаетъ Своимъ богатствомъ и обогащаетъ.

Такимъ образомъ въ самомъ разлученіи, какъ сказалъ я, мы были столько умјренны, что наше единомысліе стало виднје разъединенія, и благопріятными расположеніями той и другой стороны почти закрыто происшедшее. Поелику же для прочности мира недостаточно одной поспјшностя въ примиреніи, если оно не будетъ подкрјплено разумомъ, и разуму не будетъ споборникомъ самъ Богъ, отъ Котораго всякое добро получаетъ начало и приходитъ въ совершенство: то молитвою и размышленіемъ постараемся утвердить въ силј наше примиреніе.

Помыслимъ, во-первыхъ, о превосходнјйшемъ и высочайшемъ изъ всего сущаго Богј (если только не найдетъ кто приличнјйшимъ поставить Его и выше сущности, или въ Немъ заключить все бытіе, такъ какъ отъ Heгo сообщается бытіе и прочему), помыслимъ, во-вторыхъ, и о существахъ первыхъ отъ Бога и окрестъ Бога, то есть, объ Ангельскихъ и небесныхъ Силахъ, которыя первыя піютъ отъ Перваго Свјта, и, просвјтлвенiя словомъ истины, сами суть свјтъ и отблески Совершенннаго Свјта. Симъ существамъ ничто такъ не свойственно, какъ миръ и безмятежіе. Ибо въ Божествј нјтъ несогласія, потому что нјтъ и разъединенія (такъ какъ разъединеніе есть слјдствіе несогласiя): но въ Немъ столько согласія и съ Самимъ Собою и со вторичными существами, что наряду съ другими и предпочтительно предъ другими именами, какими угодно называться Богу, сіе преимущественно стало Его именованіемъ. Онъ называется миромъ (Еф. 2, 14.), любовію (1 Іоан. 4, 16.) в подобными именами, жнушая вамъ самыми наименованіями стремиться къ стяжанію сихъ совершенствъ. А изъ Ангеловъ тотъ, который дерзнулъ произнесть возмущенiе, и выше своего достоинства вознесъ выю противъ Господа Вседержителя, или, по пророческому слову, замыслилъ о престолј выше облакь (Ис. 14, 13. 14.), — понесъ наказаніе, достойное высокоумія, осужденъ быть вмјсто свјта, тмою, или, справедливје сказать, самъ стадъ тмою. Между тјмъ прочіе прјбываютъ въ своемъ достоинствј, въ которомъ главное составляетъ миръ и безмятежіе, потому что отъ Всехвальныя и Святыя Троицы, отъ Которой имјютъ они свјтозарность, получили и то, чтобъ быть едино. Потому что и Троица есть и исповјдуется Богъ Единый не менје по согласiю, какъ по тождеству сущности. Посему всј тј, которые любятъ благо мира, и напротивъ того ненавидятъ раздоръ и отвращаются его, близки къ Богу и Божественнымъ духомъ; а тј, которые браннолюбивы нравомъ ищутъ славы въ нововведеніяхъ и тщеславятся тјмъ; чего бы надлежало стыдиться, принадлежатъ къ противоположной сторонј. Ибо и діаволъ не только самъ съ собою въ раздорј, по своей многовидности и по своимъ страстямъ, но тоже производитъ и въ другихъ, канъ человјкоубійца искони и ненавистникъ добра, прикрывая себя тмою возмущенія (дабы сострјляци во мрацј общее тјло Церкви); съ каковымъ ухищренеяъ и лукавствомъ, думаю, приступаетъ онъ во большей части и къ каждому изъ насъ, и тайно высматриваетъ въ насъ мјсто, гдј бы совершенно ворваться, какъ храбрый воинъ вторгается въ проломленную стјну или въ прорванный строй.

Итакъ необходимость доброжелательства и согласія достаточно уже доказывается симъ однимъ, то есть, подражаніемъ Богу и существамъ Божественнымъ; ибо на нихъ толъко взирать и безопасно душј, созданной по образу Божію, дабы стремленіемъ къ Божественному и посильнымъ уподобленіемъ въ наибольшей мјрј сохранить ей свое благо родство. Сверхъ сего внимая гласу Божію, воззримь еще на небо горј и ни землю низу (Ис. 8, 22.), и вникнемъ въ законы твари. Небо, земля, море, словомъ — весь сей міръ, сія великая и преславная книга Божія, въ которой открмвается самымъ безмолвіемъ проповјдуемый Богъ, сей міръ доколј стоитъ твердо и въ мирј съ самимъ собою, не выступая изъ предјловъ своей природы, доколј въ немъ ни одно существо не возстаетъ противъ другаго и не разрываетъ тјхъ узъ любви, которыми все связалъ Художкникъ — Творческое Слово: дотолј соотвјтствуетъ своему названію и подлинно есть міръ и красота несравненная; дотолј ничего нельзя представить себј славнје и величественнје его. Но съ прекращеніемъ мира и міръ перестанетъ быть міромъ. Въ самомъ дјлј не примјчаешь ли, что законъ любви управляетъ небомъ, когда оно въ стройномъ порядкј сообщаетъ воздуху свјтъ и землј дожди? А земля и воздухъ не родительской ли любви подражаютъ, когда даютъ всјмъ животнымъ одна пищу, другой возможность дышать, и тјмъ поддерживаютъ жизнь ихъ? He миромъ ли управляются времена года, которыя, кротко между собою растворяясь, постепенно заступаютъ одно мјсто другаго, и средними временами смягчаютъ суровость крайнихъ, служа тјмъ вмјстј къ удовольствію и къ пользј? Что сказать о днј и ночи, которыя уравниваются другъ съ другомъ, равномјрно возрастая и убывая, изъ которыхъ одвнъ призываетъ насъ къ дјламъ, а другая къ покою? Что сказать о солнцј и лунј, о красотј и множествј звјздъ, которыя стройно появляются и заходятъ? Что сказать о морј и сушј, которыя мирно между собою соединяясь, благосклонно и человјколюбиво передаютъ другъ другу человјка, и богато и щедро расточаютъ ему свои сокровища? Что сказать о рјкахъ, которыя текутъ чрезъ горы и поля и не выступаютъ изъ своихъ предјловъ, развј только для пользы, ниже обращаютсл локрыти землю (Пс, 103, 9.)? Что сказать о смјшеніи и раствореніи стихій? Что сказать о соразмјрности и согласіи членовъ, о пищј, о рожденіи и обитаніи, опредјленныхъ каждому животному, изъ которыхъ однј господствуютъ, а другiе подчиняются, однј покорны вамъ, другія свободны? Если все сіе бываетъ такъ и распоряжается и управляется no первоначальнымъ законамъ гармоніи, такъ какъ бы все вмјстј текло, одно имјло дыханіе: то можно ли сдјлать изъ сего другое заключеніе, кромј того, что все проповјдуетъ намъ о дружествј и единомысліи, что все предписываетъ намъ законъ единодушія? Но когда въ мірј вещество возмутится само противъ себя и, своимъ смятеніемъ готовя разрушеніе, сдјлается неукротимымъ, или когда Богъ, въ страхъ и наказаніе грјшникамъ, нарушитъ нјсколько стройный порядокъ или наводненіемъ моря, или землетрясеніемъ, или необыкновенными дождями, или помраченіемъ солнца, или продолжительностію какого-нибудь времени года, или изверженіемъ огня : тогда нестроеніе и страхъ разливаются на все, и среди смятенія открывается, сколь благодјтеленъ миръ.

He буду говорить о томъ, что миромъ поддерживаются, а отъ несогласія приходятъ въ разстройство города, царства, лики поющихъ, войска, дома, общества плывущихъ на одномъ кораблј, супружества и дружескіе союзы: остановлюсь на Израилј, и напомнивъ вамъ объ его бјдствіяхъ, разсјяніи и скитаніи, въ какомъ находится онъ нынј, и долго еще будетъ находиться (въ чемъ вјрю пророчествамъ), спрошу потомъ васъ о достовјрно вамъ извјстной причинј сихъ несчастій, дабы бјдствія другихъ ваучили васъ единомыслію.

He правда ли, что доколј Изравльтяне сохраняли миръ между собою и съ Богомъ, мучимые въ Египтј, какъ въ желјзной пещи, и соединяемые общимъ утјшеніемъ (иногда и утјшеніе служитъ сдасительнымъ врачјствомъ): дотолј назывались они языкомъ святымъ, частію Господню и царскимъ освященіемъ (Ис. 19, 6, Втор. 32,9.)? И не именемъ толька были они таковы, а на дјлј иные. Или управляли вожди, водимыј Богомъ, днемъ и ночью путеводствовалъ ихъ столпъ огненный и облачный; время бјгства для нихъ разступилось море; когда алкали, небо подавало имъ пищу; когда жаждали, каменъ источалъ ямъ воду; когда сражались, воздјяніе рукъ замјняло имъ тысячи воиновъ, при помощи молитвы воздвигало побјдные памятники и пролагало путь впередъ; предъ ними отступали рјки, подражая однородному морю, останавливались стихіи в стјны падали отъ звука трубъ. Что сказать о язвахъ Египетскіхъ, о гласахъ Божiихъ, слышанныхъ съ горы, о двоякомъ законодательствј,— одномъ въ письмени, а другомъ въ духј, и о всемъ томъ, чјмъ нјкогда почтены были Израильтяне выше своего достоинств? — Но когда впали они въ болјзнь, съ яростію возстали другъ на друга, раздјлилисъ на многія части будучи доведены до послјдней крайности крестомъ в своимъ упрствомъ, съ какимъ возстали противъ Бога и Спасителя нашего не познавъ Бога въ человјкј; огда навлекли на себя отъ жезлъ желјзный (Пр. 2, 9.), которымъ Богъ угрожалъ имъ издалеча (разумјю госводствующую нынј Державу, и преобладающее царство): тогда что стало? Чего не потерпјли они? Іеремія плачетъ о прежнихъ ихъ бјдствіяхь и сјтуетъ о плјненіи вавилонскомъ: подлинно и то было достойно плача и сјтованiя. Какъ не пролить было горькихъ слезъ, когда стјны раскопаны, городъ сравненъ съ землею, святилище разрушено, приношенія разграблены, нечистыя ноги вступаютъ въ недоступное, скверныя руки на службу сластолюбiю берутъ неприкосновенное, Пророки умолкли, священники отводятся въ плјнъ, къ старјйшинамъ нјтъ милости, дјвы предаются поруганію, юноши падаютъ, огнь чуждый и огнь брани, такжј рјки крови заступаютъ мјсто священнаго огня и крови, Назореи влачимы пo стогнамъ, пјсни замјнены плачемъ, и, скажу собственными словави Плача Іереміина, сынове Сіони честніи (Плач. 4, 2.) и равноцјнные злату, жившіе въ довольствј, и це испытавшіе бјдствій, идутъ необыкновеннымъ путемъ, a путіе Сіони рыдають, яко нјсть празднующихъ (.1, 4)? ве задолго прежде сего: руци женъ милосердыхъ (4, 10), при усиливающейся осадј, не дјтямъ подаютъ пищу, но дјтей терзаютъ себј въ пищу, и утоляютъ голодъ свой тјмъ, что для нихъ всего любезнје. Не ужасно ли сiе, не верхъ ли ужаса не только для терпјвшихъ тогда, но и для слыщащихъ о семъ нынј? Всякій разъ, какъ беру въ руки сію книгу и читаю Плачъ (а читаю его всякій разъ, когда хочу чтеніемъ уцјломудрить благоденствіе), голосъ у меня прерывается, слезы льются сами собою, бјдствіе какъ бы совершается предъ моими глазами, и я плачу съ плакавшимъ Пророкомъ. — Но кто изъ умјющихъ слагать плачевныя пјсни, и вполнј изобразить скорбь словомъ, достойно оплачетъ послјдній ударъ,преселеніе Израильтянъ, нынј тяготјющее надъ ними иго раібства, всјмъ извјстное подъ Римскимъ владычествомъ униженіе, главнјйшего виною котораго было возмущеніе? Какія книги вмјстятъ сіе? Для нихъ одинъ памятинкъ бјдствія, — цјлая вселенная, по которой они разсјяны, прекратившееся Богослуженіе, едва узнаваемое нынј мјсто самаго Іерусалима, который въ той только мјрј для нихъ доступенъ итјмъ толъко ихъ услаждаетъ за прежнюю славу, что они явившись тамъ на одинъ день, могутъ, оплакать запустјніе.

Если же возмущеніе дјйствительно такъ страшно и гибјльно по своимъ послјдствіямъ, какъ видно изъ сказаннаго и какъ показываютъ многіе другіе примјры : то гораздо страшнје людямъ, которые освободились уже отъ мелочной привязчивости и вкусіили благъ мира, снова подвергнуться той же болјзни и, какъ говорится, возвратиться на свою блевотину, не вразумившись самымъ опытомъ, который поучителенъ и для несмысленныхъ. Ибо, какъ вижу, легкомысленными и неразумными почитаютъ не тјхъ, которые преданы какому-либо пороку, но тјхъ, которые, подобно перемјнчивымъ вјтрамъ, или перемјнамъ и приливамъ воды въ Еврипахъ*(*Еврипрмъ называется проливъ между Аттикою и островомъ Евбездј.), или непостояннымъ волнамъ моря, легко увлекаются тo переходятъ то на ту, то на другую сторону. Примјчаю и то, что остающихся въ раздорј дјлаетъ болје достуиными по крайней мјрј надежда на согласіе, которая облегчаетъ большую часть ихъ несчастія; потому,что для несчастнаго великое утјшеніе — надјяться на перемјну и имјть въ виду нјчто лучшее: но тј, которые часто приступали къ единомыслію, и всегда снова устремлялись къ раздору, сверхъ всего другаго, лишаются и надежды на лучшее, боятся согласія не менје, чјмъ раздора, и по причинј удобопреклонности къ тому и другому и непостоянства, ни тому, ни другому не довјряютъ.

Да не подумаютъ однако же, будто бы я утверждаю, что всякимъ миромъ надобно дорожить. Ибо знаю, что есть прекрасное разногласіе, и самое пагубное единомысліе; но должно любить добрый миръ, имјющій добрую цјль и соединяющій съ Богомъ. И если нужно о томъ выразиться кратко, то скажу свою мысль: не хорошо быть и слишкомъ вялымъ и чрезъ мјру горячимъ, такъ чтобы или, по мягкости нрава, со всјми соглашаться, или, изъ упорства, со всјми разногласить. Какъ вялость недјятельна, такъ удобопреклонность на все необщительна. Но когда идетъ дјло объ явномъ нечестіи, тогда должно скорје идти на огонь и мечъ, не смотрјть на требованія времени и властителей и вообще на все, нежели пріобщаться лукаваго кваса и прилагаться къ зараженнымъ. Всего страшнје бояться чего либо болје, нежели Бога, и по сей боязни служителю истины стать предателемъ ученія вјры и истины. Но когда огорчаемся по подозрјнію и боимся, не изслјдовавши дјла; тогда терпјніе предпочтительнје поспјшности, и снисходительность лучше настойчивости. Гораздо лучше и полезнје, не отлагаясь отъ общаго тјла, какъ членамъ онаго, исправлять другь друга и самимъ исправляться, нежјли, преждевременно осудивъ своимъ отлучеяіемъ и тјмъ разрушивъ довјренность, потомъ повелительво требовать исправлевія, какъ свойственво властеливамъ, а не братіямъ.

Позвавъ сіе, братія, обымемъ и облобызаемъ другъ друга, будемъ искренно едино, будемъ подражать Разорившему средостјніе ограды, и кровію Своею все собравшему ж примирившему. Скажемъ сему общему отцу, досточтимому старцу, кроткому и тихому Пастырю: видишь ли какая награда за смлреніе? Возвјди окрестъ очи твои, и виждь собранная чада твоя (Ис. 60, 4.). Они собраны, какъ ты сего желалъ, и чего единаго просилъ день и ночь, дабы кончить сюе странствовавіе жъ старости доброй. Вотъ онв всј пришли къ тебј, упокоиваются подъ крылами твоими и окружаютъ свой алтарь; со слезами они удалились, съ радостію возвращаются. Радуйся и увеселяйся, наилучшій и чадолюбивјйшій изъ отцевъ, потому что ты какъ невјста убравствомъ одјянъ и облеченъ всејми ими. Скажи и ты намъ: се азъ и дјти, яже ми даде Богъ (Ис. 8, 18.)! Приложи и другое слово Господне, особенно нынј приличное: ихже даль ecи, мнј, сохранихъ (Іоав. 17, 12.), и изъ нихъ ни единаго не погубилъ. И о если бы никто не погибъ, во всј мы пребыли въ единомъ духј, единодушно сподвизались за Евангельскую вјру, едино мудрствовали; вооружась щитомъ вјры, препоясавъ чресла истиною, знали одну только брань,—брань противъ лукаваго и враговъ воинствующихъ подъ его начальствомъ; не боялись тјхъ, которые могугъ убить тјло но не могуть похитить души; боялись же Господа души и тјлa; сохраняли драгоцјнный залогъ, полученніій нами отъ отцевъ, то есть, покланялись Отцу, и Сыну, и Святому Духу, въ Которыхъ мы крестились, въ Которыхъ увјровали, съ Которыми сочетались; познавали Отца въ Сынј, Сына въ Духј, прежде соединенія раздјляли, прежде раздјленія соединяли; не почитали Трехъ за единаго (потому что они не безъvпостасны и не одну составляютъ vпостась, такъ что богатство наше не въ однихъ именахъ, нo въ самой вещи), и вјрили, что Три суть едино,—едино же не vпостасію, но Божествомъ—Единица въ Троицј покланяемая, и Троица въ Единицј возглавляемая, вся достопокланяемая, вся царственная, единопрестольная, равнославная, премірная 1 и превысшая времени, несозданная, невидимая, неприкосновенная, непостижимая, Сама только вјдущая о Себј, какой порядокъ имјетъ Сама въ Себј: а для насъ равно досточтимая, достойная равнаго служенія, Едина входящая во Святая Святыхъ, всяую же тварь оставляющая внј, и отдјляющая иныхъ первою, а другихъ второю завјсою; такъ первою отдјлены отъ Божества существа небесныя и Ангельскія, второю же отдјлено наше естество отъ существъ небесныхъ.

Такъ, братія будемъ поступать и такъ вести себя, и разномыслящихъ, доколј можно, будемъ принимать и врачевать какъ язву истины; страждущихъ же неисцјльно станемъ отвращаться, чтобы самимъ не заразиться ихъ болјзнію, прежде нежели сообщимъ имъ свое здравіе. И Богъ мира, всякъ умъ превосходящаго, будетъ съ нами, во Христј Іисусј, Господј нашемъ, Которому слава во вјки вјковъ. Аминь.

Слово 7,

надгробное брату кесарію, говоренное еще при жизни родителей.

Можетъ быть, думаете вы, друзья, братія и отцы, — любезные дјломъ и именемъ! что я охотно приступаю къ слову, желая слезами и сјтованіемъ сопроводить отшедшихъ отъ насъ, или предложитъ длинную и витіеватую рјчь, каковыми многіе услаждаются. И одни готовятся скорбјть и проливать со мною слезы, чтобы вмјстј съ моимъ горемъ оплакать свое, какое у кого есть, и научиться скорби въ страданіяхъ друга; другіе же надјются насытить слухъ и получить удовольствіе, предполагая, что и самое несчастіе обращу въ случай показать себя, какъ бывало со мною прежде, когда, кромј прочаго, довольно избыточествовалъ я предметами слова, и щедръ былъ на самыя слова, пока не воззрјлъ къ истинному и высочайшему Слову, не предалъ всего Богу, отъ Котораго все, и въ замјнъ всего не пріялъ Бога. Нјтъ; не такъ о мнј разумјйте, если хотите разумјть справедливо. He буду болје надлежащаго плакать объ умершемъ я, который не одобряю сего въ другихъ. He стану и хвалить сверхъ мјры и приличія; хотя слово для обладавшвго даромъ слдва, и хвала Для любившаго особенно мои слова, есть такой даръ, который ему пріятенъ и приличнје всякаго дара, и не только даръ, но долгъ, который справедливје всякаго долга. Однако же пролью слезы, и почту удивленіемъ, сколько сіе оправдываетъ данный на то заковъ; ибо и это не чуждо вашему любомудрію; такъ какъ памятъ праведныхь съ похвалами (Притч. 10,7.). Надъ мертвецемь источи слезы, и якоже злј страждущъ начни плачь (Сир. 38, 16.), говоритъ нјкто, равно предотвращая васъ и отъ нечувствительности и отъ неумјренности въ скорби. Потомъ покажу немощь человјческаго естества, упомяну и о достоинствј души. Какъ сјтующимъ подамъ должное утјшјніј : такъ скорбъ отъ тјлеснаго и временнаго возведу къ духовному и вјчному.

Начну, съ чего для меня всего приличнје начать. Всјмъ вамъ извјстны родители Кесаріевы; и видимы и слышимы вами ихъ добродјтели; вы подражаете в удивляјтесь имъ, а не знающимъ, ежеля есть таковые, разсказываете о нихъ, избирая для сего—одинъ то, другой другое. Да и не возможно было бы одному пересказать о всемъ; такое дјло, сколько бы кто ни былъ неутомимъ и ревностенъ, требуетъ не одного языка, Изъ многихъ же и великихъ качествъ, похвальныхъ въ нихъ (да не подумаютъ, что преступаю мјру, хваля своихъ!), одно всјхъ важнје и не уступаетъ прочимъ въ знаменитости; это благочестіе. Скажу и то, что сiи почтенные люди украшјны сјдинами, равно заслуживають уваженіе в за добродјтель и за престарјлость. Тјла ихъ истощены лјтами, но души юнјютъ Богомъ.

Отецъ, бывшій дикою маслиной, искусно привитъ къ маслинј доброй, и до того напоенъ ея соками, что ему поручено прививать другихъ, ввјрено врачеваніе душъ. Сподобившись высокаго сана и почтенный высокимъ предсјдательствомъ у людей сихъ, какъ вторый Ааронъ, или Мојсей, приближается онъ къ Богу, и другимъ, стоящимъ издали, преподаетъ Божіи глаголы. Онъ протокъ, не гнјвливъ, спокоенъ по наружности, горячь духомъ, обиленъ дарами видимыми, но еще болје обогащенъ сокровенными. Но для чего описывать, кого вы сами знаете? Если и надолго простру слово; не скажу, сколько бы надлежало, и сколько каждый изъ васъ знаетъ и желаетъ слышать. Лучше предоставить всякому думать посвоему, нежели, изображая чудо словомъ, убавить большую часть онаго. А матерь издревле и въ предкахъ посвящена Богу; не только сама обладаетъ благочестіемъ, какъ неотъемлемымъ наслјдіемъ, но передаетъ оное и дјтямъ. Дјйствительно, отъ святаго начатка и примјшеніе свято (Рим. 11, 16.). И она до того возрастила и пріумножила сіе наслјдіе, что нјкоторые (скажу и сіе смјлое слово) увјрены и увјряютъ, будто бы совершенства, видимыя въ мужј, были единственно ея дјломъ, и (что чудно) въ награду за благочестіе жены дано мужу большее и совершеннјйшее благочестіе. Всего же удивительнје то, что оба они ж чадолюбивы, и христолюбивы; вјрнје же сказать, больше христолюбцы, нежели чадолюбцы. Для нихъ и въ дјтяхъ одно было утјшеніе, чтобы прославлялись и именовались по Христу; подъ благочадіемъ разумјли они добродјтель и приближеніе дјтей къ совершенству. Они милосерды, сострадательны, многое спасаютъ отъ тли, отъ разбойниковъ и отъ міродержителя; сами изъ временнаго жилища преселяются въ постоянное, и дјтямъ собираютъ драгоцјннјйшее наслјдіе—будущую славу. Такъ достигли они маститой старости, равноуважаемые и за добродјтель, и за возрастъ, исполненные дней, какъ преходящихъ, такъ и пребывающихъ. Въ томъ только не имјютъ они первенства между земнородными, въ чемъ каждый изъ нихъ препятствуетъ другому стоять первымъ. Для нихъ во всемъ исполнилась мјра благополучія; развј иной исклкиитъ послјднее событіе, которое не знаю какъ назвать — испытаніемъ ли или Божіимъ смотрјніемъ. Но я назвалъ бы смотрјніемъ; потому что, предпославъ одного изъ дјтей, который по возрасту могъ скорје поколебаться, тјмъ свободнје могутъ они сами отрјшаться отъ жизни, и со всјмъ домомъ возноситься къ горнему.

Все сіе говорено мною не съ намјреніемъ восхвалить родителей; ибо знаю, что едва ли бы кто успјлъ въ этомъ, хотя бы на похвалы имъ посвятилъ и цјлое слово. Я хотјлъ только изъ свойства родителей показать, какова должна быть добродјтель Кесаріева. He удивляйтесь же и не почитайте невјроятнымъ, что при такихъ родителяхъ явилъ онъ себя достойнымъ такихъ похвалъ. Напротивъ того удивительно было бы, если быэ презрјвъ домашніе и близкіе примјры, подражалъ онъ другимъ, И дјйствительно, начало было таково, какое приличествовало человјку, который имјлъ благородное происхожденіе, и објщалъ въ послјдствіи жизнь превосходную. А средину сокращу; красота, велячественность роста, во всемъ пріятность и, какъ бы въ звукахъ, стройность — такъ имли преимущества въ Кесаріи, которьшъ удивляться не наше дјло, хотя для другихъ и кажутся oнј немаловажными. Перейду же къ послјдующему, о чемъ трудно и умолчать, хотя бы захотјлъ.

Въ такихъ правилахъ воспитанные и наставленные, по достаточномъ упражненіи здјсь(*Въ Назіанзј.) въ наукахъ, въ которыхъ, по быстротј и высокости дарованій (трудно и сказать, сколько) превзошелъ онъ многихъ, (могу ли безъ слезъ вспомнить о семъ, и отъ горести противъ објщанія не изобличить себя въ нелюбомудріи?) когда наступило время оставить намъ родительскій домъ, мы въ первый еще разъ разлучились другъ съ другомъ. Я, по любви къ краснорјчію, остался въ процвјтавшихъ тогда Палестинскихъ училищахъ, а онъ отправился въ Александрію, въ этотъ городъ, который и тoгда, и донынј, былъ и почитался источнымъ мјстомъ всякаго образованія.

Какое же изъ совершенствъ его наименую первымъ, или важнјйшимъ? о чемъ умолчу безъ величайшаго ущерба слову? Кто довјрчивје его былъ къ наставникамъ? Кто дружелюбнје съ сверстниками? Кто больше его убјгалъ сообществъ и бесјдъ съ неблагонравными? Кто вступилъ въ тјснјйшее общеніе съ людmvи отличнјйшими, какъ cъ чужеземцами, такъ и изъ соотечественниковъ наиболје одобряемыми и извјстными& Онъ зналъ, что короткое обращеніе съ людьми немало способствуетъ къ навыку и въ добродјтели, и въ порокј. А за такія качества, кто болје его отличаемъ былъ начальствомъ, уважаемъ въ цјломъ городј? И хотя, по обширности города, всј оставались въ безвјстности; однако же кто былъ извјстнје его цјломудріемъ, славнје умомъ? Какого рода наукъ не проходилъ онъ? Или лучше сказать, въ какой наукј не успјлъ болје, нежели какъ успјвалъ другом, занимаясь ею одною? Кто, не только изъ сверстниковъ по ученію и лјтамъ, но изъ старшихъ возрастомъ и начавшихъ учиться прежде него, могъ съ нимъ, хотя нјсколько, сравниться? Онъ изучалъ всј науки какъ одну, и одну какъ всј. Быстрыхъ по дарованіямъ побјждалъ трудолюбіемъ, и неутомимыхъ въ занятіяхъ — остротою ума; вјрнје же сказать : скорыхъ превосходилъ скоростію, трудолюбивыхъ—прилежаніемъ, а преимуществовавшихъ въ томъ и другомъ— и тјмъ и другимъ. Изъ Геометріи, изъ Астрономіи и изъ науки,для другихъ опасной*(*Астрологія.), избиралъ онъ полезное, сколъко нужно, чтобы, познавъ стройное теченіе и порядокъ небесныхъ тјлъ, благоговјть предъ Творцемъ; а что въ сей наукј есть вредное, того убјгалъ, и теченію звјздъ не подчинялъ ни существъ, ни явленій, какъ дјлаютъ иные, сослужебную себј тварь поставляющіе наряду съ Творцемъ; напротивъ того, самое движеніе звјздъ, какъ и все прочее, приписывалъ онъ, сколько должно, Богу. Что же касается до науки числъ и ихъ отнощеній, также до чуднаго врачебнаго знанія, которое углубляется въ свойство естествъ и темпераментовъ и въ начала болјзней, чтобы исторгая корни, отсјкать и вјтви; то найдется ли человјкъ столько невјжественный, что далъ бы Кесарію второе мјсто, а не предпочелъ лучше стать первымъ послј него, и имјть совершенство между вторыми? И все сіе не осталось незасвидјтельствованнымъ; напротивъ того Востокъ, Западъ и всј страны, гдј только въ послјдствіи бывалъ Кесарій, служатъ знаменитыми памятниками его учености.

Когда же въ единую душу свою, какъ въ большой корабль, нагруженный всякими товарами, собравъ всј добродјтели и свјдјнія, отправился онъ въ отечественный свой городъ, чтобы и другихъ надјлить сокровищами своей учеиости; тогда случилось нјчто удивительное. И какъ воспоминаніе о семъ меня особенно восхищаетъ, а можетъ быть и вамъ доставитъ удовольствіе; то не излишнішъ будетъ пересказать о томъ кратко. Матерь, въ материнскихъ и чадолюбивыхъ молитвахъ своихъ, просила Бога, чтобы ей обоихъ насъ, какъ отпустила вмјстј, такъ и возвратившимися увидјть вкупј. Ибо мы, когда бывали вмјстј, казались какою-то двоицею, если не для другихъ, то для матери, достойною благожеланій и лицезрјнія, хотя теперь и разлучены no злобной завпсти(*To есть, діавола, который, своею прелестію склонивъ прародитедей къ преслушанію, подвергъ всјхъ насъ осужденію и смерти.). А тогда Богъ, |Который внемлетъ праведной молитвј, и награжгдаетъ любовъ родителей къ благонравнымъ дјтямъ, подвигъ насъ, безъ всякаго съ нашей стороны соумышленія и соглашенія, одного изъ Александріи, a другаго изъ Греціи, одного сушею, а другаго моремъ, прибыть въ одно время и въ одинъ городъ. Это была Византія, городъ первопрестольный нынј въ Европј, въ которомъ Кесарій, пo прошествіи немногаго времени, пріобрјлъ такую славу, что ему предложены были отличія въ обществј, знатное супружество и мјсто въ Сенатј. Даже по общему приговору отправлено къ великому Царю*(*Констанцію, котораго не было тогда въ Константинополј.)посольство съ прошеніемъ, первый изъ городовъ, если Царь желаетъ сдјлать его дјйствительно первымъ и достойнымъ сего наименованія, почтить и украсить первымъ изъ ученыхъ мужей, а чрезъ сіе заставить, кромј прочаго, говорить о Византіи, что она, при иныхъ преииуществахъ, изобилуя многими мужами, отличными въ знаніи философіи и другихъ наукъ, Ихмјетъ еще у себя врачемъ и гражданиіюмъ Кесарія. Ho о семъ довольно. А что съ нами тогда встрјтилось, хотя казалось инмъ одною случайностію, не имјвшею ни основанія, ни причины, какъ и многое въ нашей жизии приписывается случаю: однако же для боголюбивыхъ ясно въ себј показывало не дјло случая, во исполненіе молитвы благочестивыхъ родвтелей, по которой собираются къ нимъ дјти и съ суши и съ моря.

He умолчу и о томъ прекрасномъ качествј Кесарія, которое ивымъ представляется, можетъ быть, маловажнымъ и не стоюіцимъ упоминанія, но мнј и тогда казалось, и теперь кажется весьма важвымъ, если только похвально братолюбіј. И когда ни буду говорить о дјлахъ Кесаріевыхъ, не перестану причислять сего къ первымъ совершенствамъ. Въ Византіи, какъ сказалъ я, удерживали его почестями, и ни подъ какимъ предлогомъ не соглашались отпустить. Однако же превозмогъ я, во всемъ уважаемый и высоко цјнимый Кесаріемъ; и убјдилъ его исполнить моленіе родителей, свой долгъ къ отечеству, а также и мое желаніе; убјдилъ продолжать тутъ, и притомъ вмјстј со мною, предпочесть меня не только городамъ и народамъ, почестямъ и выгодамъ, которыя отвсюду обильво или уже лились къ нему, или льстили надеждою, но едва и не самому Государю и его приказаніямъ. Что до меня, то съ сего времени, отбросивъ всякое честолюбіе, какъ тяжкое иго властелина или мучительную болјзнь, рјшился я посвятить себя любомудрію и стремиться къ горней жизни; или лучше сказать, такое желаніе началось во мнј ранје сего, но образъ жизни принятъ послј. Кесарій же первые плоды учености посвятилъ своей родинј, и своими трудами заслуживъ должное уваженіе, потомъ увлеченъ былъ желаніемъ славы и, какъ меня увјрялъ, желаніемъ сдјлаться полезнымъ для города. Онъ отправился къ царскому двору,—что мнј не совсјмъ нравилосъ, и не по моему было расположенію; ибо (извинюсь предъ вами) для меня лучшй и выше быть послјднимъ у Бога, нежели занимать первое мјсто у земнаго царя. Однако же поступокъ Кесаріевъ не заслуживалъ и укоризны; ибо жизнъ любомудренная, какъ всего выше, такъ и всего труднје; она и возможна не для многихъ, а толъко для тјхъ, которые призваны къ сему высокимъ Божіимъ Умомъ, благопоспјшествуюіцимъ въ благомъ предпріятіи. Но не маловажно и то, ежели кто, избравъ вторый родъ жиэни, сохраняетъ непорочность, и болје помышляетъ о Богј и о своемъ спасеніи, нежели о своей славј; кто дјйствуя на позорищј сего міра, хотя принимаетъ почести, какъ сјнь или личину разнообразнаго и временнаго, однако же самъ живетъ для Бога и блюдетъ въ оебј образъ, о которомъ знаетъ, что получилъ его отъ Бога, и за который обязанъ датъ отчетъ Даровавшему. А я знаю, что таковъ точно былъ образъ мыслей Кесарія. — Ему дается первое мјсто между врачами; для чего не потребовалось и большихъ усилій, а стоило только показать ему свои свфдјнія, или даже одну предварительную часть своихъ свјдјній. Вскорј включенъ онъ въ число приближенныхъ къ Государю, и получаетъ самыя высокія почести. Между тјмъ предлагаетъ высшимъ чиновникамъ пособія своего искусства безмездно, зная, что къ возвышенію всего вјрнје ведетъ добродјтелъ и извјстность, пріобрјтенная честными средствами. А чрезъ сіе далеко превзошелъ онъ славою тјхъ, ниже которыхъ былъ чиномъ. Всј любили его за цјломудріе, ц повјряли ему свое драгоцјн нјйшее*(*Здоровье.), toe требуя съ него Иппократовой клятвы; даже простодушіе Кратесово въ сравненіи съ Кесаріевымъ было ничто. Всјми онъ уважаемъ былъ болје и того, чего стоилъ;ви хотя ежедневно удостоивался важныхъ отличій, однакоже и сами Государи, и всј первые послј нихъ люди въ государствј, почитали его достойнымъ впредь еще большихъ почестей. Всего же важнје то, что ни слава, ни окружающая роскошь не могли повредить благородства души его. Напротивъ того, при многихъ и важныхъ отличіяхъ, одно толъко достоинство почиталъ онъ первымъ, — и быть и именоваться Христіаниномъ; а все прочее, въ сравненіи съ симъ, казалось ему игрушкою и суетою. Другимъ предоставлялъ онъ забавляться тјмъ, какъ бы на театрј, который наскоро строятъ, и потомъ разбираюгь, или скорје ломаютъ, нежели устанавляютъ; что и дјйствительно видимъ въ многочисленныхъ переворотахъ жизни и въ перемјнчивости счастія, такъ что подлинное и несомнјнно постоянное благо одно, именно: благочестіе. Таковы были плоды Кесаріева любомудрія и подъ хламидою*(*Сенаторскою одеждою.)! Въ такихъ мысляхъ онъ жилъ и умеръ, явивъ и доказавъ, по внутреннему человјку, предъ Богомъ еще большее благочестіе, нежели какое было видимо людьми!

Но если должно мнј прейти молчаніемъ другія его дјла, покровительство сродникамъ, впадшимъ въ несчастіе, презрјніе къ надменнымъ, одинаковое уваженіе къ друзьямъ, свободу предъ началъниками, подвиги за истину, весьма часто и за многихъ сочиняемыя слова, не только сильныя доводами, но отличающіяся благочестіемъ и одушевленіемъ: то вмјсто всего атого нужно сказать объ одномъ знаменитјйшемъ изъ всјхъ его дјлъ.

Разсвирјпјлъ на насъ царь*(*Юліанъ отступникъ.) злоименный; онъ вознеистовствовалъ прежде на себя, отвергшись вјры во Христа, а потомъ сталъ уже нестерпимъ и для другихъ. He смјло, не по примјру другихъ христоненавистниковъ, передался онъ въ нечестіе, но прикрывалъ гоненіе личиною кротости, и подобно тому пресмыкающемуся змію, который владјлъ его душею, всякими ухищреніями завлекалъ несчастныхъ въ одну съ собою бездну. Первою же изъ его хитростей и козней было — страждущихъ за Христианство наказывать, какъ злодјевъ, чтобы вамъ не имјть и чести Мучениковъ; ибо и въ семъ завидовалъ Христіанамъ сей великій мужъ. А вторая лесть состояла въ томъ, что дјлу своему придавалъ имя убјжденія, а не насилія; чтобы произвольно уклоняющимся въ нечестіе тјмъ больше было стыда, чјмъ меньше предлежало имъ опасности. И онъ привлекалъ, кого деньгами, кого чинами, кого објщаніями, кого разнаго рода почестями, предлагая ихъ въ глазахъ всјхъ не по-царски, но совершевно раболјпно. На всјхъ же старался дјйствовать очаровательностію рјчей и собственнымъ примјромъ. Кромј многихъ другихъ, дјлаетъ онъ покушеніе и на Кесарія. Кахое тупоуміе и даже безуміе—надјяться, что уловитъ Кесарія, моего брата и сына такихъ родителей!

Да позволено будетъ продлить слово в насладиться повјствованіемъ, какъ услаждались присутствовавшіе при семъ чудномъ дјлј! Доблественный мужъ, оградившись знаменіемъ Христовымъ, и вмјсто щита прикрывшись великимъ словомъ, предстаетъ предъ сильнаго по оружію и великаго по дару слова, не теряетъ твердости, слыша льстивыя рјчи, а является, какъ борецъ, готовый подвизаться словомъ и дјломъ противъ сильнаго въ томъ и другомъ. И такъ поприще открыто; вотъ и подвижникъ благочестія! — Съ одной его стороны Подвигоположникъ Христосъ, вооружающій борца Своими страданіями, съ другой—жестокій властелинъ, то обольщающій привјтливыми рјчами, то устрашающій обширностію власти. И зрителей также два рода: одни остаются еще въ благочестіи, другіе увлечены уже властелиномъ; но тј и другіе внимательно наблюдаютъ, какой оборогь приметъ дјло; и мысль, кто побјдитъ, приводитъ ихъ въ болыпее смущеніе, нежели самихъ ратоборцевъ. He убоялся ли ты за Кесарія, не подумалъ ли, что успјхъ не будетъ соотвјтствоватъ его ревности? Но не сомнјвайтесь: побјда со Христомъ, побјдившимъ міръ. Всего болје желалъ бы я пересказать теперь, что было тогда говорено и предлагаемо; потому что въ семъ преніи немало расточено тонкихъ оборотовъ и красотъ, которыя не непріятно было бы для меня возобновить въ памяти. Но это вовсе не приличествовало бы времени и предмету слова. Кесарій рјшилъ всј словоухищренія его, отвергъ скрытныя и явныя обольщенія, какъ дјтскія игрушки, и громко возвјстилъ, что онъ Христіанинъ, и будетъ Христіаниномъ: однакожъ Царь не удалилъ его отъ себя совершенно. Ему силыю хотјлось пользоваться и хвалиться Кесаріевою ученостію; и при семъ-то случај произнесъ онъ слјдующія, часто повторяемыя у всјхъ, слова: « Благополучный отецъ! злополучныя дјти!» Ибо симъ поруганіемъ онъ благоволилъ почтить вмјстј и меня, извјстнаго ему по Афинскому образованію и благочестію.

Между тјмъ Кесарій, сберегаемый до втораго представленія къ Царю, котораго гнјвъ Божій благовременно вооружилъ противъ Персовъ, возвратился къ намъ, какъ блаженный изгнанникъ, какъ побјдоносецъ, не обагренный кровію и прославленный безчестіемъ болје, нежели блистательными отличіями. Такая побјда, по моему сужденію, гораздо выше и почтеннје Юліанова могущества, высокой багряницы и драгоцјнной діадимы. И повјствованіемъ о семъ превозношусь я болје, нежели какъ сталъ бы превозноситься, если бы Кесарій раздјлялъ съ нимъ цјлое царство. Если онъ уступаетъ злымъ временамъ, то дјлаетъ no нашему закону, который повелјваетъ бјдствовать за истину, когда потребуютъ обстоятельства, и не измјнять благочестію изъ робостя, но также и не вызываться, пока можно, на опасность, какъ страшась за свою душу, такъ щадя и тјхъ, которые повергаютъ насъ въ опасность.

Когда же мракъ разсјялся, далекая страна прекрасно рјшила дјло, оружіе очищенное (Пс. 7, 13.) низложило цечестивца, а Христіане снова восторжествовали : нужно ли говорить, съ какою тогда славою и честію, при какихъ и сколькихъ засвидјтельствованіяхъ, принятъ опять къ царскому двору Кесарій, какъ будто онъ чрезъ сіе оказывалъ, а не самъ получалъ, милость? Новая почесть заступила мјсто прежней. И хотя Государи перемјнялись по времени; однако же доброе мнјніе о Кесаріи и его первенство при. Дворј было непоколебимо. Даже Государи препирались между собою въ томъ, кто изъ нихъ болје ласкалъ Кесарія, и кто имјлъ болје права назвать его искреннјйшимъ другомъ и приближеннымъ. Таково было благочестіе Кесаріево, и таково воздаяніе за благочестіе! Пусть слышатъ о семъ и юноши и мужи, и пусть тою же добродјтелію снискиваютъ подобную знаменитость всф, которые домогаются оной, и почитаютъ ее частію благополучія! Только благихъ трудовъ плодъ благославенъ (Премудр. 3, 15).

Но вотъ еще чудное событіе въ жизни Кесаріевой, которое служитъ сильнымъ доказательствомъ богобоязненности, вмјстј и его собственной, и родителей его. Кесарій проживалъ въ Вифиніи, и былъ начальникомъ по такой части, которая близка къ самому Государю. Онъ былъ хранителемъ царской казны, и имјлъ подъ своимъ смотрјніемъ сокровища. А симъ Государь пролагалъ для него путь къ высшимъ чинамъ. Но во время недавняго въ Никеј землетрясенія, которое, какъ сказываютъ, было ужаснје дотолј памятныхъ, и, почти всјхъ застигло и истребило вмјстј съ великолјпіемъ города, изъ зпатныхъ жителей едвали не одинъ, или весъма съ немногими, спасается отъ гибели Кесарій. И спасеніе совершилось невјроятнымъ для него самаго образомъ: онъ былъ покрытъ развалинами и понесъ на себј только малые признаки опасности, сколько нужно сіе было для него, чтобы принятъ страхъ наставникомъ высшаго спасенія, и оставивъ служеніе коловратному, изъ одного царскаго добра поступивъ въ другой, совершенно перейти въ горнее воинство. Онъ самъ встрјтился съ такою мыслію, и ревностно возжелалъ ея исполненія, какъ, увјрялъ меня въ письмахъ своихъ; а я воспользовался случаемъ присовјтовать то, къ чему и прежде не переставалъ увјщавать, сожалјя, что великія его даровавія обращены на худшее, что душа столько любомудрая погружена въ дјла общественныя, и уподобляется солнцу, закрытому облакомъ.

Но спасшись отъ землетрясенія, Кесарій не спасся отъ болјзни, потому что былъ человјкъ: и первое принадлежало ему собственно, а послјднее было ему общимъ со всјми; первымъ одолженъ онъ благочестію, а въ послјднемъ дјйствовала природа. Такъ утјшевіе предшествовало горести, чтобы мы, пораженные его смертію, могли похвалитъся чуднымъ его спасеніемъ въ то время. И теперь сохраненъ для васъ великій Кесарій; предъ вами драгоцјнный прахъ, восхваляемый мертвецъ, переходящій отъ пјснопјній къ пјснопјніямъ, сопровождаемый къ алтарямъ мученическимъ, чествуемый и святыми руками родятелей, и бјлою одеждою матери, замјняющей въ себј горесть благочестіемъ и слезами, которыя препобјждаются любомудріемъ, и псалмопјніями которыми укрощается плачъ; предъ вами пріемлющій почести, достойныя души новосозданной, которую Духъ преобразовалъ водою.

Таково тебј, Кесарій, погребальное отъ меня приношеніе! прими начаткъ моихъ рјчей; ты часто жаловался, что скрываю даръ слова; и вотъ —на тебј надлежало ему открыться! Вотъ отъ меня тебј украшеніе, и очень знаю, что оно для тебя пріятнје всякаго другаго украшенія! He принесъ я тебј шелковыхъ волнующихся и мягкихъ тканей, которыми ты не увеселялся и прежде, потому что украшалъ себя одною добродјтелію. He принесъ и тканей изъ чистаго льна, не возлилъ многоцјнныхъ благовоній, съ которыми ты и при жизни отсылалъ въ женскіе чертоги, и которыя благоухаютъ не долје одного дня; не принесъ чего-либо другаго столь же ничтожнаго и уважаемаго людьми ничтожными; такъ какъ все сіе, вмјстј съ прекраснымъ тјломъ твоимъ, покрылъ бы нынј этотъ холодный камень. Прочь отъ меня съ тјми языческими игрищами и представленіями, которыя совершались въ честь несчастныхъ юношей, и при которыхъ за маловажвые подвиги предлагались маловажныя награды! Прочь съ тјми обрядами, въ которыхъ насыпями, приношеніемъ начатковъ, вјнцами и свјжими цвјтами успокаивали усопшихъ человјковъ, покоряясь болје отечественному закону и неразумію горести, нежели разуму! Мой даръ—слово; оно, переходя далје и далје, достигнетъ, можетъ быть, и будущихъ временъ, и не попуститъ, чтобы преселившійся отселј совершенно васъ оставилъ, но сохранитъ его навсегда для слуха и сердца, явственнје картины представляя изображеніе возлюбленнагo. Таково мое приношеніе! Если оно маловажно и не соотвјтствуетъ твопмъ достоинствамъ; то по крайней мјрј благоугодно Богу, какъ соразмјрное силамъ. Притомъ, мы воздали часть, а другую, кто останется взъ насъ въ живыхъ, воздастъ при годичномъ чествованіи и поминвенiи.

А ты, божественная и священная глава вниди въ небеса, упокойся въ нјдрахъ Авраамовыхъ что не знаменовали бы оныя, узри ликъ Ангеловъ, славу и великолјпіе Блаженныхъ, или лучше, составь съ ними одинъ ликъ, и возвеселись, посмјваясь съ высоты всему здјшнему, такъ называемому богатству, ничтожнымъ достоинствамъ, обманчивымъ почестямъ, заблужденію чувствъ, превратностямъ сея жизни, безпорядку и недоразумјніямъ какъ бы среди ночнаго сраженія! И да предстоишь Великому Царю, исполняясь горняго свјта, отъ котораго и мы, пріявъ малую струю, сколько можетъ изобразиться въ зерцалј и гаданіяхъ, да взойдемъ наконецъ къ Источнику блага, чистымъ умомъ созерцать чистую истину, и за здјшнее ревнованіе о добрј обрјсти ту награду, чтобы насладиться совершеннјшимъ обладаніемъ и созерцаніемъ добра въ будущемъ! Ибо сіе составляетъ цјль нашего тайноводства, какъ прорицаютъ в Писаніе и Богословы.

Что остается еще? — Предложить врачевство слова скорбящимъ. Для плачущихъ дјйствительнјйшее пособіе то, которое подано сјтующимъ съ ними. Кто самъ чувствуетъ равную горесть, тому удобнје утјшать страждущихъ. Притомъ слово мое обращается наипаче къ тјмъ, за которыхъ было бы мнј стыдно, если бы они не превосходили такъ же всјхъ въ терпјніи, какъ превосходятъ во всякой другой добродјтели. Ибо они, хотя паче всјхъ чадолюбивы, однако же паче всјхъ и любомудры, и христолюбивы. Какъ сами всего болје помышляютъ о преселеніи отсюда, такъ и дјтей научили тому же или, лучше сказать, цјлая жизнь опредјлена у нихъ на помышленіе о смерти. Если же горесть омрачаетъ мысли и, подобно гноетеченію изъ глазъ, не позволяетъ чисто разсмотрјть, что должно; то да пріимутъ утјшеніе старцы отъ юнаго, родители отъ сына, подававшіе многимъ совјты и пріобрјтшіе долговременную опытность отъ того, кто самъ имјетъ нужду въ ихъ совјтахъ. He удивляйтесь же, если, будучи юнымъ, даю уроки старцамъ; и то ваше, если умјю видјть иное лучше сјдовласыхъ.

Сколько еще времени проживемъ мы, почтенные в приближающіеся къ Богу старцы? Долго ли еще продлятся здјшнія злостраданія? Непродолжительна и цјлая человјческая жизнь, если сравнить ее съ Божественнымъ и нескончаемымъ естествомъ. Еще болје кратокъ остатокъ жизни, и такъ сказать, прекращеніе человјческаго дыханія, окончаніе временной жизни. Чјмъ предварилъ насъ Кесарій? Долго ли намъ оплакивать его, какъ отшедшаго отъ насъ? He поспјшаемъ ли и сами къ той же обители? He покроетъ ли и насъ вскорј тотъ же камень? He сдјлаемся ли, по маломъ времени, такимъ же прахомъ?Въ сіи же краткіе дни, не столько пріобрјтемъ добраго, сколько увидимъ, испытаемъ, а можетъ быть, сами сдјлаемъ худаго; и потомъ принесемъ общую и непремјнную дань закону природы. Однихъ сопроводимъ, другимъ будемъ предшествовать; однихъ оплачемъ, для другихъ послужимъ предметомъ плача, и отъ иныхъ воспріимемъ слезный даръ, который сами приносили умершимъ. Такова временная жизнь наша, братія! Таково забавное наше появленіе на землј—возникнуть изъ ничего, и возникнувъ разрушиться! Мьі тоже, что бјглый сонъ, неуловимый призракъ, полетъ птицы, корабль на морј, слјда неимјющій, прахъ, духовеніе, весенняя роса, цвјтъ, временемъ раждающійся и временемъ облетающій. Человјкъ, яко трава дніе его, лко цветъ селъный, тако оцвјтетъ (Пс. 102, 15); прекрасно разсуждалъ о нашей немощи божественный Давидъ. Онъ тоже говоритъ въ слјдующихъ словахъ: умаленіе дией моихъ возвјсти ми (Пс. 401, 24); и мјру дней человјческихъ опредјляетъ пядями (Пс. 38, 6). Что же сказать вопреки Іереміи, который и къ матери обращается съ упрекомъ, сјтуя на то, что родился, и притомъ по причинј чужихъ грјхопаденій (Іер. 15, 10.)? Видјхъ всяческая, говоритъ Екклесіастъ; обозрјлъ я мыслію все человјческое, богатство, роскошь, могуІщество, непостоянную славу, мудрость, чаще убјгающую, нежели пріобрјтаемую; неоднократно возвращаясь къ одному и тому же, разсмотрјлъ опять роскошь, и опять мудрость, потомъ сластолюбіе, сады, многочисленность рабовъ, множество имјнія, виночерпцевъ и виночерпицъ, пјвцевъ и пјвицъ, оружіе, оруженосцевъ, колјнопреклоненія народовъ, собираемыя дани, царское величіе, всј излишества и необходимости жизни, все, чјмъ превзошелъ я всјхъ до меня бывшихъ царей: и что же во всемъ этомъ? все суета суетствій, всяческая суета и произволеніе духа (Екл. I, 2. 14), то есть, какое-то неразумное стремленіе души и развлеченіе человјка, осужденнаго на сіе, можетъ быть, за древнее паденіе. Но конецъ слова, говоритъ онъ, все слушай, Бога бойся (Екл. 12, J3.); здјсь предјлъ твоему недоумјнію. И вотъ единственная польза отъ здјшней жизни,—самымъ смятеніемъ видимаго и обуреваемаго руководиться къ постоянному и незыблемому. И такъ будемъ оплакивать не Кесарія, о которомъ знаемъ, отъ какихъ золъ онъ освободился, но себя самихъ; ибо знаемъ, для какихъ бјдствій оставлены мы, и какія еще соберемъ для себя, если не предадимся искренно Богу, если, обходя преходящее, не поспјшимъ къ горней жизни, если живя на землј, не оставимъ земліо, и не будемъ искренно послјдовать Духу, возводящему въ горнее. Сіе прискорбно для малодушныхъ, но легко для мужественныхъ духомъ.

Разсмотримъ еще и то : Кесарій не будетъ начальствовать, но и у другихъ не будетъ подъ начальствомъ; не станетъ вселять въ иныхъ страха, но и самъ не убоится жестокаго властелина, иногда недостойнаго, чтобы ему начальствовать; не станетъ собирать богатства, но не устрашится и зависти, или не повредитъ души несправедливымъ стяжаніемъ и усиліемъ присовокупить еще столько же, сколько пріобрјлъ. Ибо таковъ недугъ богатолюбія, что не имјетъ предјла въ потребности большаго, и врачуетъ себя отъ жаждьі тјмъ, что непрестанно пьетъ. Кесарій не сложитъ новыхъ рјчей, но за рјчи же будетъ въ удивленіи; не будетъ разсуждать объ ученіи Иппократа, Галена и ихъ противниковъ, но не станетъ и страдать отъ болјзней, изъ чужихъ бјдъ собирая себј скорби; не будетъ доказывать положеній Евклида, Птоломея и Герона, но не станетъ и сјтовать о надмевающихся сверхъ мјры невјждахъ; не станетъ показывать своихъ свјдјній въ ученіи Платона, Аристотеля, Пиррона, Демокритовъ, Геракллтовъ, Аваксагоровъ, Клеанјовъ, Епикуровъ, и еще не знаю кого изъ иочтенвыхъ Стоиковъ, вли Академиковъ, но не будетъ и заботяться о томъ, какъ рјшить ихъ правдоподобія. Нужно ли мнј упоминать о чемъ либо другомъ? Но что конечно всякому дорого и вожделјнно, у него не будетъ ни жены, ни дјтей. За то ни самъ ве станетъ ихъ оплакивать, ни ими не будетъ оплакиваемъ; не оставется послј другихъ и для другихъ памятникомъ несчастія. Онъ не наслјдуетъ имјнія, за то будетъ имјть наслјдниковъ, какихъ имјть всегда полезнје, и какихъ самъ желалъ, чтобы переселиться отселј обогащеннымъ и взять съ собою все свое. И какая щедрость! какое новое утјшеніе! какое великодушіе въ исполнителяхъ! Услышава вјсть, достойная общаго слышанія, и горесть матери истощается прекраснымъ и святымъ објтомъ—все, что было у сына, все его богатство, отдать за вего въ погребальный даръ, и вичего ве оставлять ожидавшимъ нваслјдства.

Ужели и сего недостаточно къ утјшенію? Предложу сильнјйшее врачевство. Для меня убјдительны слова мудрыхъ, что всякая добрая и боголюбивая душа, какъ скоро, по разрјшеніи отъ сопряженнаго съ нею тјла, освободится отселј, приходитъ въ состояніе чувствовать и созерцать ожидающее ее благо, a пo очищеніи, или,по отложеніи (или еще, не знаю какъ выразить) того, что ее омрачало, услаждается чуднымъ какимъ-то услажденіемъ, веселится и радостно шествуетъ къ своему Владыкј; потому что избјгла здјшней жизни, какъ несноснаго узилища, и свергла съ себя лежавшія на ней оковы, которыми крыла ума влеклись долу. Тогда она въ видјніи какъ бы уже пожинаетъ уготованное ей блаженство. А потомъ и соприрожденную себј плоть, съ которою упражнялась здјсь въ любомудріи, отъ земли, ее давшей и потомъ сохранившей, воспріявъ непонятнымъ для насъ образомъ и извјстнымъ только Богу, ихъ соединившему и разлучившему, —вмјстј съ нею вступаетъ въ наслјдіе грядущей славы. И какъ, по естественному союзу съ плотію, сама раздјляла ея тягости, такъ сообщаетъ ей свои утјшенія, всецјло поглотивъ ее въ себя*(*Св, Богословъ указуетъ на истину, раскрытую 1 Кор. 15, 45-44. 53. 54.), и содјлавшись съ нею единымъ духомъ, и умомъ, и богомъ, послј того какъ смертное и преходящее пожерто жизнію Послушай же, какъ любомудрствуетъ божественный Іезекіиль осовокупленіи костей и жилъ (Іез. 37.), а за нимъ и божественный Павелъ о скиніи земной и о храминј нерукотворенной, изъ которыхъ одна разорится, a другая уготована на небесјхъ (2 Кор. 5, 1.). Оиъ говоритъ, что отъити отъ тјла значитъ внити ко Господу; и жизнъ въ тјлј оплакиваетъ какъ отхожденіе отъ Господа, и потому желаетъ и поспјшаетъ отрјшиться отъ тјла. Для чего же мнј малодушествовать въ надеждј? Для чего прилјпляться къ временному? Дождусь Архангельскаго гласа, послјдней трубы, преобразованія неба, претворенія земли, освобожденія стихій, обновленія цјлаго міра. Тогда увижу и самаго Кесарія не отходящимъ, не износимымъ, не оплакиваемнмъ, не сожалјніями сопровождаемымъ, но святымъ, прославленнымъ, превознесеннымъ, какимъ ты, возлюбленнјйшй изъ братій и братолюбивјіішій, неоднократно являлся мнј во снј, потому ли, что такъ изображало тебя мое желаніе, или потому, что это была самая истина.

А теперь, оставивъ слезы, обращусь къ себј, чтобы самому противъ воли не сдјлаться достойнымъ слезъ, и разсмотрю свое положеніе. Сынове человјчестіи (ибо къ вамъ простирается слово), доколј тяжкосердіи и дебелы мыслію, всякую любите суету, и ищете лжи (Пс. 4, 3.), почитая здјшнюю жизиь чјмъ-то великимъ, и немногіе дни сіи многочисленными, а сего вождјленнаго и пріятнаго разлученія отвращаясь, какъ чего-то тяжкаго и ужаснаго? Еще ли не познаемъ самихъ себя? не отвергнемъ видимаго? не обратимъ взоровъ къ мысленному? Ежели скорбјть о чемъ-нибудь должно, тo нe поболјзнуемъ ли о продолженіи пришельствія (Пс. 109, 5.), вмјстј съ божественнымъ Давидомъ, который называетъ все земное селеніями тьмы*(*Селенія тьмы, по изъясненію Св. Богослова, какъ вјроятно, суть тоже, что и селенія Кидарскія (Ис. 119, б.).), мјстомъ озлобленія (Пс. 43, 20.), тимјніемъ глубины (Пс 68, 3.), сјнiю смертною (Пс. 106, 10.)? Поболјзнуемъ; потому что медлимъ въ гробахъ, которые носимъ съ собою; потому что мы, бывшіе богами, умираемъ, какъ люди грјховною смертію. Сей-то страхъ объемлетъ меня; о семъ помышляю день и ночь; не позволяютъ мнј успокоиться и будущая слава и будущій судъ. Одной столько желаю, что могу сказать: исчезаетъ во спасеніе Твое душа моя (Пс. 118, 81.); а другаго ужасаюсь и отвращаюсь. И страшитъ меня не то, что сіе тјло мое, удоборазрушаемое и тлјнное? совершенно погибнетъ, но то, что славное твореніе Божіе (славное, когда преуспјваетъ въ добрј, a равно и безчестное, когда грјшитъ), твореніе, въ которомъ есть умъ, законъ и надежда, осуждено будетъ на одинаковое безславіе съ неразумными, и по разлученіи съ тјломъ станетъ ничјмъ его не лучше, чего и желали бы люди порочные и достойные будущаго огня. О если бы мнј умертвить уды, яже на земли (Кол. 3, 5.)! О если бы мнј, идя путемъ узкимъ, для немногихъ проходимымъ, а не широкимъ и легкимъ, все принести въ жертву духу! ибо славно и велико то, что послјдуетъ за симъ; уповаемое болје того, чего мы достойны. Что естъ человјкъ, яко помниши его (Пс. 8, 5.)? Какая это новая обо мнј тайна! Малъ я и великъ, униженъ и превознесенъ, смертенъ и безсмертенъ, я вмјстј земный и небесный! Одно у меня общее съ дольнимъ міромъ, а другое—съ Богомъ; одно — съ плоті., а другое —съ духомъ! Co Христомъ должно мнј спогребстись, со Христомъ воскреснутъ, Христу сонаслјдовать, стать сыномъ Божіимъ, даже богомъ!

Видите, куда наконецъ возвело насъ слово, Я готовъ почти благодарить постигшую насъ горесть, которая расположила меня къ такому любомудрію, и даже содјлала пламенно желающимъ преселиться отселј. Сіе предназначаетъ намъ великая тайна, предназначаетъ Богъ, за васъ вочеловјчившійся и обнищавшій, чтобы возставить плоть, спасти образъ и возсоздать человјка, да будемъ вcи едино о Христј, Который во всјхъ насъ содјлался совершенно всјмъ тјмъ, что Самъ Онъ есть; да не будетъ въ насъ болје ни мужескій поль, ни женскій, ни варваръ, ни Скифъ, ни рабь, ни свободь (Гал. 3, 28. 29.), такъ какъ это плотскіе признаки; но да имјемъ единъ Божій Образъ, Каторымъ и по Которому мы созданы; да изобразится и отпечатлјется въ насъ Оный столъко, чтобы пo Немъ только могли узнавать васъ. И въ семъ надјемся успјть по великому человјколюбію велико-даровитаго Бога, Который, требуя малаго, искренно любящимъ Его, и въ настоящемъ и въ будущемъ, даруетъ великая, будемъ все переносить, все терпјть ради любви къ Нему и по упованію, за все благодарить, какъ за десная, такъ и за шуяя, то есть, за пріятное и за окорбное; потому что Божіе слово часто и послјднее обращаетъ въ оружіе спасенія (2 Кор. 6, 7.). Ввјримъ Богу и ваши души, и души тјхъ, которые предварили насъ въ мјстј успокоенія; вотому что были на общемъ пути какъ бы готовје насъ.

И самъ, шествуя тјмъ же путемъ, прекращу здјсь слово. Но прекратите слезы и вы, поспјшающіе ко гробу своему, ко гробу, который пріемлетъ отъ васъ Кесарій въ даръ скорбный и всегдашній; ко гробу, который уготовлялся родителямъ и благовремененъ былъ для старости, но Распорядителемъ дјлъ нашихъ дарованъ сыну и юности, хотя и не въ обыкновенномъ порядкј, однако же не внј порядка.

Ты же, Владыка и Творецъ всяческихъ, a пo преимуществу, сего созданія*(*Кесарія.)! Боже людей Твоихъ, Отецъ и Правитель, Господъ жизни и смерти! Хранитель и Благодјтель душъ нашихъ, все благовременно творящій и предуготовляющій художническимъ Словомъ, какъ Самъ вјдаешь, во глубинј премудрости и міроправленія! Пріими нынј Кесарія въ начатокъ нашего отшествія. Хотя онъ послјдній изъ насъ; однако же первымъ предаемъ его судьбамъ Твоимъ, которыми все держится. А напослјдокъ и насъ, сохранивъ въ тјлј, доколј полезно, пріими во время благопотребное; пріими уготованныхъ, не смущенныхъ, не предающихся бјгству въ послјдній день, не насильно отсюда увлекаемыхъ, что бываетъ съ душами міролюбивыми и плотолюбивыми, но благодушно отходящихъ къ тамошней жизни долговјчной и блаженной, къ жизни во Христј. Аминь.

Слово 8,

надгробное Горгоніи, сестрј св. Григорія Назіанзина.

Хваля сестру, буду превозносить свое собственное. Впрочемъ нельзя признать сего ложнымъ, потому единственно, что оно свое. Напротивъ того, поелику оно истинно, потому и похвально; а истинно не потому только, что справедливо, но и потому, что извјстно. Мнј нельзя говорить и по пристрастію, хотя бы и захотјлъ; моимъ судіею будетъ слушатель, который умјетъ сличить слово съ истиной, и если справедливъ, то какъ не одобритъ похвалъ незаслуженныхъ, такъ потребуетъ заслуженныхъ. Посему не того боюсь, что скажу сверхъ истины, а напротивъ того, что не выскажу истины, и далеко не достигнувъ достоинства предмета, своими похвалами уменьшу славу сестры: ибо при ея доблестяхъ трудно сдјлать, чтобы слово равнялось дјламъ. Какъ не надобно и хвалить всего чужаго, если оно несправедливо: такъ не должно и унижать своего, если оно достойно уваженія; дабы первому не послужило въ пользу то самое, что оно чужое, а послјднему — во вредъ то, что оно свое. Ибо законъ справедливости нарушается въ обоихъ случаяхъ, — и когда хвалятъ только чужое, и когда умалчиваютъ о своемъ. Но принявъ для себя за цјль и правило одну истину, и ее только имјя въ виду, и не заботясь о всемъ прочемъ, что важно для людей простыхъ и низкихъ, буду хвалить или преходить молчаніемъ, что достойно хвалы или молчанія. Если отнять что у своего, злословить, обвинять его, или нанесть ему другую большую или меньшую обиду, не почитаемъ дјломъ честнымъ, а напротивъ того, всякое преступленіе противъ родственника признаемъ самымъ тяжкимъ: то всего несообразнје будетъ думать, что поступимъ справедливо, кого-либо изъ своихъ лишивъ слова, которымъ особенно обязаны мы служить людямъ добрымъ, и чрезъ которое можемъ доставить имъ безсмертную память. Неумјстно также — обращать большее вниманіе на мнјніе людей злонамјренныхъ, которые могутъ обвинитъ въ пристрастіи, а не на мнјніе благонамјренныхъ, которые требуютъ должаго. Если хвалить чужихъ не препятствуетъ намъ то, что дјла ихъ неизвјстны и не засвидјтельствованы (хотя бы сіе могло быть справедливјйшимъ препятствіемъ): то ужели наша любовь и зависть другихъ воспрепятствуютъ хвалить знаемыхъ, наипаче тјхъ, которые уже преселились отъ насъ, которымъ и льстить уже поздно; потому что они оставили, какъ все прочее, такъ и хвалителей и порицателей.

Но поелику я достаточно защитилъ себя, и доказалъ, что настоящее слово для меня самого необходимо: то приступлю теперь къ самымъ похваламъ, и не буду заботиться объ украшеніи и изяществј слога (ибо и та, которую хочу хвалить, не любила украшеній, а поставляла красоту въ томъ, чтобы не имјть прикрасъ), но воздамъ усопшей приличную честь, какъ самый необходимый долгъ, и вмјстј постараюсь научить другихъ соревнованію и подражанію ея добродјтелямъ. Ибо у насъ цјль всякаго слова и дјла — вести къ совершенству тјхъ, которые намъ ввјрены. Итакъ, пусть другій, соблюдая правила похвальныхъ словъ, хвалитъ отечество и родъ почившей: и дјйствительно ему можно будетъ сказать много прекраснаго, ежели захочетъ украшать ее и отвнј, какъ дорогую прекрасную картину убираютъ золотомъ, камнями и такими украшеніями искусства и художнической руки, которыя дурную картину своимъ прибавленіемъ болје обнаруживаютъ, а прекрасной, будучи ея ниже, не придаютъ красоты. А я выполню законъ похвальнаго слова въ томъ единственно, что упомяну объ общихъ нашихъ родителяхъ (ибо, говоря о такомъ сокровищј, несправедливо будетъ умолчать о родителяхъ и учителяхъ). Потомъ немедленно обращу слово къ ней самой, и не утомлю ожиданімъ желающихъ слышать о дјлахъ ея.

Кто не знаетъ новаго нашего Авраама и нашихъ временъ Сарры? Такъ именую Григорія и Нонну, супругу его (ибо полезно — не оствлять въ забвеніи тј имена, которыя возбуждаютъ къ добродјтели). Одинъ изъ нихъ оправдался вјрою, другая жила въ супружествј съ вјрнымъ; одинъ сверхъ надежды сталъ отцемъ многихъ народовъ, другая духовно рождаетъ; одинъ избјгъ служенія отечественнымъ богамъ, другая была дщерію и матерью свободныхъ; одинъ преселился изъ своего рода и дома для земли објтованія, другая была причиною преселенія, и въ этомъ уже одномъ (осмјлюсь такъ сказать) стала выше самой Сарры; одинъ прекрасно странствовалъ, другая охотно ему сопутствовала; одинъ прилјпился ко Господу, другая почитаетъ и именуетъ мужа своимъ господиномъ, и частію за то самое оправдана. Имъ даны објтовнія, у нихъ, сколько отъ нихъ самихъ это зависитъ, есть свой Исаакъ и даръ. По молитвамъ и подъ руководствомъ жены своей образовался онъ — добрый пастырь, и она показала на себј примјръ доброй пасомой. Онъ искренно убјжалъ отъ идоловъ, и потомъ самъ обращаетъ въ бјгство демоновъ; она никогда не вкушала даже и соли вмјстј съ идолослужителями. Супружество ихъ равночестно, согласно и единодушно, и не столько — плотскій союзъ, сколько союзъ добродјтели и единенія съ Богомъ; какъ лјтами и сјдинаю, такъ и благоразуміемъ и славою дјлъ, они соревнуютъ другъ другу, и превышаютъ всякаго другаго. Они мало связаны плотію и духомъ, еще прежде разлученія съ тјломъ, преселены отселј; не ихъ — этотъ міръ, презираемый; но ихъ — тотъ міръ, предпочитаемый; ихъ — обнищаніе и ихъ — обогащеніе доброю куплею, какъ презирающихъ здјшнее и искупующихъ тамошнее. Кратокъ остатокъ ихъ жизни настоящей, и немногое остается довершить ихъ благочестіе; но велика и продолжительна жизнь, въ которой они подвизались. Одно еще присовокуплю къ сказанному о нихъ: хорошо и справедливо, что они не принадлежали къ одному полу; ибо одинъ былъ украшеніемъ мужей, другая женъ, и не только украшеніемъ, но и образцомъ добродјтели.

Отъ нихъ Горгонія получила бытіе и славу; отсюда въ ней сјмена благочестія; отъ нихъ и добрая жизнь ея и мирное отшествіе со спасительными надеждами. Конечно, и сіе уже прекрасно и не всегда бываетъ удјломъ тјхъ, которые много хвалятся благородствомъ и гордятся предками. Но если о Горгоніи должно разсуждать съ большимъ любомудріемъ и возвышеннје: то ея отечество — горній Іерусалимъ, не зримый, но умосозерцаемый градъ, гдј и намъ предоставлено гражданство, куда и мы поспјшаемъ, гдј гражданинъ — Христосъ, а сограждане — весь торжествующій сонмъ и Церковь первородныхъ, окрестъ сего великаго Градозиждителя празднующихъ въ созерцаніи славы, и ликующихъ непрестаннымъ ликованіемъ. А благородство ея — соблюденіе образа Божія, уподобленіе Первообразу, совершаемое умомъ и добродјтелію, и чистое желаніе, которое непрестанно болје и болје преобразуетъ насъ по Богу въ истинныхъ тайнозрителей горняго, знающихъ — откуда мы, какими и для чего сотворены. Такъ о семъ разумјю я; а потому знаю и говорю, что душа Горгоніи одна изъ благороднјйшихъ подъ солнцемъ; и мое мјрило, мой уровень благородства и худородства лучше, нежели у черни; я различаю сіе не по крови, но по нравамъ сужу; о хвалимыхъ, или охуждаемыхъ, не по родамъ, но по свойствамъ каждаго.

Теперь слово объ ея доблестяхъ; пусть же каждый принесетъ нјчто свое, и вспомоществуетъ слову: потому что невозможно объять всего одному, сколько бы ни были обширны его умъ и собранныя имъ свјдјнія. Она отличалась цјломудріемъ и превзошла имъ всјхъ современныхъ ей женъ, не говорю уже о тјхъ, которыя были уважаемы за цјломудріе въ древности. И какъ въ жизни возможны два состоянія — супружество и дјвство, и одно выше и богоподобнје, но труднје и опаснје, а другое ниже, но безопаснје; она, устранившись невыгодъ того и другаго, избрала и совокупила воедино все, что въ обоихъ лучшаго, то есть, и высоту дјвства и безопасность супружества. Она была цјломудренною безъ надменія, съ супружествомъ совмјстивши добродјтели дјвства и тјмъ показавши, что ни дјвство, ни супружество не соединяютъ и не раздјляютъ насъ всецјло съ Богомъ, или съ міромъ; такъ, чтобы одно само по себј напротивъ того, умъ долженъ быть хорошимъ правителемъ и было достойно отвращенія, а другое — безусловной похвалы: въ супружествј и въ дјвствј, и изъ нихъ, какъ изъ нјкотораго вещества, художнически обрабатывать и созидать добродјтель. Ибо она не отлучилась отъ Духа оттого, что сочеталась съ плотію, и не забыла о первой Главј оттого, что признала главою мужа: но послуживъ міру и природј въ немногомъ, и сколько сего требовалъ законъ плоти, или, лучше сказать, Тотъ, Кто далъ такой законъ плоти, она всецјло посвятила себя Богу. Но что особенно хорошо и достойно въ ней уваженія, — она и мужа своего склонила на свою сторону, и имјла въ немъ не строптиваго господина, но благаго сослужителя. Мало сего: самый плодъ тјла, то есть, дјтей и внуковъ своихъ, она содјлала плодомъ духа; ибо весь родъ и все семейство, какъ единую душу, очистила и пріобрјла Богу, а благоугодливостію въ супружеской жизни и прекрасными послјдствіями такого поведенія самое супружество содјлала похвальнымъ. Въ продолженіе жизни она служила для дјтей образцомъ всего добраго, а когда отозвана отселј, — оставила послј себя домашнимъ волю свою, какъ безмолвное наставленіе. Божественный Соломонъ въ книгј дјтоводственной мудрости, то есть въ Притчахъ (гл. 31), похваляетъ въ женј то, что она сидитъ дома и любитъ мужа; и женј, которая блуждаетъ внј дома, невоздержна, безчестна, наружностію и языкомъ блудницы уловляетъ честныхъ (6, 26), противопоставляетъ жену, которая усердно занимается домашнимъ, неутомима въ дјлахъ женскихъ, руцј свои утверждаетъ на вретено, сугуба одјянія приготовляетъ мужу, благовременно покупаетъ село, хорошо кормитъ слугъ, угощаетъ друзей обильнымъ столомъ, и исполняетъ все прочее, что Соломонъ восхвалилъ въ женј цјломудренной и трудолюбивой.

Но если бы я сталъ хвалить за такія качества сестру; то сіе значило бы хвалить статую по тјни, или льва по когтямъ, оставивъ безъ вниманія важнјйшее и совершеннјйшее. Какая изъ женщинъ больше ея стоила быть видимой, и однакожъ, рјже показывалась и была недоступнје для мужскихъ взоровъ? Какая изъ женщинъ лучше ея знала мјру строгости и веселости въ обращеніи? Въ ней строгость не казалась угрюмостію и обходительность — вольностію, но въ одномъ было видно благоразуміе, въ другой — кротость. И это, въ соединеніи ласковости съ величавостью, составляло правило благоприличія.

Да внемлютъ сему тј изъ женщинъ, которыя преданы суетности, разсјянности, и не любятъ покрывала стыда! Какая изъ женщинъ такъ уцјломудрила очи? до того осмјяла смјхъ, что и наклонность къ улыбкј почитала для себя важнымъ дјломъ? Какая изъ женщинъ затворяла крјпче слухъ свой, и охотнје отверзала его для слова Божія? Еще болје: какая изъ женщинъ подчинила такъ языкъ владычеству ума, чтобы вјщать оправданія Божіи, и уставила такой строгій чинъ устамъ? Скажу, если угодно, и о семъ ея совершенствј, котораго она не считала важнымъ, подобно всјмъ истинно цјломудреннымъ и благонравнымъ женщинамъ; хотя и заставили почитать сіе важнымъ женщины слишкомъ пристрастныя къ украшеніямъ и нарядамъ и не вразумляемыя словомъ, тјхъ, которыя учатъ подобнымъ добродјтелямъ. Ее украшали не золото, отдјланное искусною рукою до преизбытка красоты, не златовидные волосы, блестящіе и свјтящіеся, не кудри, вьющіяся кольцами, не безчестныя ухищренія тјхъ, которыя изъ честной головы дјлаютъ родъ шатра, не многоцјнность пышной и прозрачной одежды, не блескъ и пріятность драгоцјнныхъ камней, которые окрашиваютъ собою ближній воздухъ и озаряютъ лица, не хитрости и обаянія живописцевъ, не покупная красота, не рука земнаго художника, которая дјйствуетъ вопреки Зиждителю, и Божіе созданіе покрываетъ обманчивыми красками, и позоритъ своею честію, вмјсто образа Божія выставляетъ на показъ похотливымъ очамъ кумиръ блудницы, чтобы поддјльною красотою закрыть естественый ликъ, хранимый для Бога и будущаго вјка. Напротивъ того, она хотя знала много всякаго рода наружныхъ женскихъ украшеній, однако же, ничего не находила драгоцјннје своихъ нравовъ и внутри сокровеннаго велелјпія. Одинъ румянецъ ей нравился, — румянецъ стыдливости, и одна бјлизна — происходящая отъ воздержанія; а притиранія и подкрашиванія, искусство дјлать изъ себя живую картину, удобно смываемое благообразіе она предоставила женщинамъ, опредјлившимъ себя для зрјлищъ и распутій, для которыхъ стыдно и позорно краснјть отъ стыда.

Такъ она вела себя въ этомъ отношеніи! Но нјтъ слова, которое бы могло изобразить ея благоразуміе и благочестіе, и немного найдется подобныхъ примјровъ, кромј родителей ея и по тјлу по духу. Ихъ однихъ имјя для себя образцомъ и ни мало не уступая имъ въ добродјтели, въ томъ только одномъ, и притомъ совершенно охотно, уступала, что отъ нихъ заимствовала сіе благо, и ихъ внутренно и предъ всјми признавала началомъ своего просвјщенія. Что проницательнје было ея разума? Къ ея совјтамъ прибјгали не только родственники, единоземцы и сосјди, но и всј, знавшіе ее въ окрестности; и ея увјщанія и наставленія почитали для себя ненарушимымъ закономъ. Что было замысловатје ея рјчей? что благоразумнје ея молчанія? Но поелику упомянулъ я о молчаніи; то присовокуплю, что и ей всего свойственнје, и женщинамъ приличнје, и настоящему времени полезнје. Какая изъ женщинъ лучше ея знала, что можно знать о Богј, какъ изъ Священнаго Писанія, такъ и по собственому разуму пребывая въ собственныхъ предјлахъ благочестія, меньше ея говорила? А что касается до того, къ чему обязана познавшая истинное благочестіе, и въ чемъ одномъ прекрасно, не знать насыщенія, то какая изъ женщинъ, украшала такъ храмы приношеніями? И другіе храмы и сей самый храмъ, не знаю, требуютъ ли еще украшеній послј нея? Особенно же, какая изъ женщинъ такъ созидала себя въ живый храмъ Богу? какая изъ женщинъ столько уважала священниковъ, и особенно своего сподвижника и учителя въ благочестіи, который имјетъ добрыя сјмена, — двоихъ дјтей, посвященныхъ Богу? Какая изъ женщинъ усерднје предлагала собственный домъ живущимъ по Богу, и дјлала имъ такой прекрасный и богатый пріемъ, и, что важнје сего, принимала ихъ съ такимъ почтеніемъ и благоговјніемъ? Сверхъ сего, какая изъ женщинъ обнаружила столько безстрастный умъ во время зластраданій, и столь сострадательное сердце къ бјдствующимъ? Чья рука была щедрје для нуждающихся? И я смјло обращу въ похвалу ей слова Іова: дверь ея всякому приходящему отверста бј, и внј не водворяшеся странникъ (Іов. 31, 32); она была око слјпымъ, нога же хромымъ (Іов. 29, 15), и мать сиротамъ. О милосердіи же ея къ вдовамъ нужно ли говорить, развј сказать то, что плодомъ сего было — не именоваться вдовою? Домъ ея былъ общимъ пристанищемъ для бјдныхъ родственниковъ, а имуществомъ ея пользовались всј нуждающіеся не менје, какъ бы своею собственностію. Расточи, даде убогимъ (Псал. 111, 9). И по непреложному и нелживому објтованію, она многое вложила въ небесныя житницы, много разъ и въ лицј многихъ, получившихъ отъ нея благодјянія, принимала Христа. Но всего лучше то, что она не старалась заставить о себј думать выше надлежащаго, а прекрасно воздјлывала благочестіе втайнј, предъ Видящимъ тайное. И все похитила у міродержца, все перенесла въ безопасныя хранилища, ничего не оставила землј, кромј тјла. Все промјняла на надежды въ будущемъ; одно богатство оставила дјтямъ — подражаніе и ревность къ тјмъ же добродјтелямъ.

Таково и столь невјроятно было ея великодушіе! Однако же, въ упованіи на свою благотворительность, она не предала тјла своего роскоши и необузданному сластолюбію, сему злому и терзающему псу; какъ случается со многими, которые милосердіемъ къ бјднымъ думаютъ купить себј право на роскошную жизнь, и не врачуютъ зла добромъ, но вмјсто добра пріобрјтаютъ худое. О ней нельзя сказать, что, хотя порабощала въ себј перстное постами, однако же, другому предоставляла врачевство простертій на землј; или, хотя находила въ этомъ пособіе для души, однако же, менје кого-либо другаго ограничивала мјру сна; или, хотя и въ этомъ дала себј законъ, какъ безплотная, однако же восклонялась на землю, когда другіе проводили всю ночь въ прямомъ положеніи (каковый подвигъ приличенъ преимущественно любомудрымъ мужамъ); или, хотя и въ семъ оказалась мужественнје не только женъ, но и самыхъ доблестныхъ мужей; однако же, что касается до мудраго возглашенія псалмопјній, до чтенія и изъясненія Божія слова, до благовременнаго припамятованія, до преклоненія изможденныхъ и какъ бы приросшихъ къ землј колјнъ, до слезнаго очищенія душевной скверны въ сердцј сокрушенномъ и духј смиренномъ, до молитвы горј возносимой, до неразсјянности и паренія ума, то могъ бы кто-либо изъ мужей или женъ похвалиться превосходствомъ предъ нею во всемъ этомъ, или въ чемъ-либо одномъ. Напротивъ того, какъ ни высоко сіе, однако же, справедливо можетъ быть сказано о ней, что въ иномъ совершенствј она соревновала, а въ другомъ сама была предметомъ соревновнія, одно изобрјла, а другое восхитила силою, и если имјла подражателей въ которомъ либо одномъ, то всјхъ превзошла тјмъ, что въ одной себј совмјстила всј совершенства. Она столько преуспјла во всјхъ, сколько никто другій не успјлъ и въ одномъ, даже посредственно. Она довела каждое совершенство до такой высоты, что вмјсто всјхъ достаточно было бы и одного. Какое пренебреженіе къ тјлу и одеждј, цвјтущимъ единою добродјтелію! Какая сила души, почти безъ пищи поддерживающей тјло, какъ невещественное! Или лучше сказать, сколько терпјнія въ тјлј, еще до разлученія съ душею уже умерщвленномъ, чтобы душа получила свободу и не стјснялась чувствами! Сколько ночей проведенныхъ безъ сна, псалмопјній и стояній, продолжавшихся отъ одного дня до другаго! Твои пјсни, Давидъ, непродолжительны только для душъ вјрующихъ! Гдј нјжность членовъ, распростираемыхъ по землј, и вопреки природј огрубјвшихъ? Какіе источники слезъ, посјваемыхъ въ скорби, чтобы пожать радостію! Нощный вопль, проникающій облака и достигающій неба! Горячность духа, который въ вожделјніи молитвы не страшится ни ночныхъ псовъ, ни морозовъ, ни дождей, ни громовъ, ни града, ни мрака! Естество жены, побјдившее въ общемъ подвигј спасенія естество мужей, и показавшее, что жена отлична отъ мужа не по душј, а только по тјлу! Чистота, какъ вскорј по крещеніи, и душа уневјщенная Христу въ чистомъ брачномъ чертогј — тјлј! И горькое вкушеніе, и Ева — матерь человјческаго рода и грјха, и змій соблазнитель, и смерть — побјждены ея воздержаніемъ! И истощаніе Христово, и образъ раба, и страданіе, — почтены ея самоумерщвленіемъ! Какъ мнј, или изчислить всј ея добродјтели, или, умолчавъ о большемъ ихъ числј, лишить пользы тјхъ, кому онј неизвјстны.

Но время уже предложить слово и о наградахъ за благочестіе. Ибо кажется мнј, что вы, хорошо знающіе о добродјтеляхъ ея, давно желаете и надјетесь услышать въ словј моемъ не о настоящихъ только наградахъ, не о тјхъ, какими увеселяется она теперь тамъ, и которыя выше человјческаго разумјнія, недоступны ни слуху, ни зрјнію, но и о тјхъ, которыми Праведный Мздовоздаятель награждалъ еще здјсь: ибо Онъ и сіе нерјдко творитъ въ назиданіе невјрныхъ, увјряя черезъ малое въ великомъ, и чрезъ видимое въ невидимомъ. Буду же говорить частію о томъ, что всјмъ извјстно, а частію о томъ, что для многихъ тайна; ибо она, по своему любомудрію, не хвалилась благодатными дарами.

Вамъ извјстно, какъ, однажды, взбјсились мулы и понеслись съ колесницею, какъ ужасно была она опрокинута, жалкимъ образомъ влачима и разбита, какъ вслјдствіе сего невјрующіе соблазнялись тјмъ, что и праведники предаются такимъ несчастіямъ, и какъ скоро вразумлено было невјріе. У Горгоніи были сокрушены и повреждены всј кости и члены, и сокрытые и открытые; но она не захотјла имјть другаго врача, кромј Предавшаго ее бјдствію, какъ потому, что стыдилась взора и прикосновенія мужчинъ (ибо и въ страданіяхъ сохраняла благопристойность), такъ и потому, что искала защиты единственно у Того, Кто попустилъ ей претерпјть такое страданіе. И дјйствительно отъ Него, а не отъ другаго кого получила она спасеніе. Посему нјкоторые не столько поражены были ея болјзнію, сколько изумлены чудеснымъ выздоровленіемъ, и заключали изъ сего, что такое печальное произшествіе для того и случилось, чтобы ей прославиться въ страданіяхъ. Хотя она страдала, какъ человјкъ, однако же, исцјлена силою высшею, а не человјческою, и для потомства оставила сказаніе, которымъ доказываются, какъ ея мјра въ страданіяхъ и терпјніе въ бјдствіяхъ, такъ еще болје Божіе человјколюбіе къ подобнымъ ей. Ибо къ сказанному о праведникј: егда падетъ, не разбіется (Псал. 36, 24), какъ бы присовокуплено теперь еще и сіе: хотя разбіется, однако же, вскорј будетъ возставленъ и прославленъ. Если страданіе ея было выше вјроятія, то выше также вјроятія и возвращеніе къ здравію; такъ что болјзнь почти совершенно закрыта выздоровленіемъ, и исцјленіе стало очевиднје нанесеннаго ей удара. — Такое бјдствіе вполнј достойно хвалы и удивленія! Такая болјзнь выше здравія! И слова: уязвитъ, и уврачуетъ, и исцјлитъ, и послј трехъ дней воскреситъ (Осіи 6, 2-3), указывающія, какъ и событіе показало, на нјчто высшее и таинственнјйшее, не менје приличны и ея страданіямъ!

Но сіе чудо извјстно всјмъ, даже и дальнымъ, слухъ о немъ распространился повсюду; вездј разсказываютъ и слышатъ о семъ, равно какъ и о другихъ Божіихъ чудесахъ и силахъ. О томъ же, что доселј еще неизвјстно многимъ, и что, какъ сказалъ я, сокрыто ея любомудріемъ и благочестіемъ, чуждымъ тщеславія и превозношенія, повелишь ли мнј сказать ты, превосходнјйшій и совершеннјйшій изъ Пастырей, пастырь сея священной овцы?*(Св. Григорій обращаетъ слово къ родителю, присутствовавшему при погребеніи.) Дашь ли и на сіе свое соизволеніе (ибо однимъ намъ ввјрена тайна, и только мы съ тобою свидјтели чуда)? Или будешь еще сохранять слово, данное усопшей? Но по моему мнјнію, какъ тогда было время молчать, какъ теперь время повјдать, не только во славу Божію, но и въ утјшеніе скорбящимъ.

Горгонія одержима была тјлеснымъ недугомъ, и тяжко страдала; болјзнь была необыкновенная и странная: дјлалось внезапное воспаленіе во всемъ тјлј, и какъ будто волненіе и кипјніе въ крови; потомъ кровь стыла и цјпенјла, въ тјлј появлялась невјроятная блјдность, умъ и члены разслабјвали, и все сіе повторялось не чрезъ продолжительное время, но иногда почти непрестанно. Болјзнь казалась не человјческою; не помогали ни искусство врачей, какъ ни внимательно вникали они въ свойство припадковъ, каждый отдјльно, и всј въ совокупныхъ совјщаніяхъ, — ни слезы родителей, какъ ни сильны бывали онј часто во многомъ, — ни общественныя молитвы, прошенія, совершаемыя цјлымъ народомъ съ такимъ усердіемъ, какъ будто бы каждый молился о собственномъ своемъ спасеніи; и дјйствительно, ея спасеніе было спасеніемъ для всјхъ, равно какъ ея злостраданія въ болјзни — общимъ страданіемъ. Что же предпринимаетъ сія великая и высокихъ наградъ достойная душа? Какое изобрјтаетъ врачевство отъ болјзни? Ибо въ семъ заключается уже тайна. Отвергнувъ всј другія пособія, она прибјгаетъ ко Врачу всјхъ, и воспользовавшись темнотою ночи, когда болјзнь ея нјсколько облегчилась, припадаетъ съ вјрою къ жертвеннику, громогласно взывая къ Чествуемому на немъ, нарицая Его всјми именами и воспоминая о всјхъ когда-либо бывшихъ чудесахъ Его (какъ знавшая и ветхозавјтныя и новозавјтныя сказанія). Наконецъ отваживается на нјкоторое благочестивое и прекрасное дерзновеніе, подражаетъ женј, изсушившей токъ крови прикосновеніемъ къ краю ризъ Христовыхъ; и что дјлаетъ Приложивши къ жертвеннику главу свою съ такимъ же воплемъ и столько же обильными слезами, какъ древле омывшая ноги Христовы, даетъ објтъ не отойдти, пока не получитъ здравія; потомъ, помазавши все тјло симъ врачевствомъ своего изобрјтенія, что могла рука собрать вмјстообразныхъ честнаго Тјла и Крови, смјшавши то съ своими слезами, (какое чудо!) немедленно отходитъ, ощутивъ въ себј исцјленіе, получивъ облегченіе въ тјлј, сердцј и умј, принявъ въ награду за упованіе исполненіе упованія, и крјпостію духа пріобрјтши крјпость тјлесную. Велико сіе подлинно, однако же не ложно; да вјритъ сему всякій, и здравый и болящій, одинъ для сохраненія, другій для полученія здравія! А что мое повјствованіе — не хвастовство, сіе видно, изъ того, что я, молчавъ при жизни ея, открылъ теперь; и будьте увјрены, даже и нынј не объявилъ бы, если бы не воспрещалъ мнј страхъ скрывать такое чудо отъ вјрныхъ и невјрныхъ, отъ современниковъ и потомковъ.

Такова была жизнь ея! Но гораздо большую часть прешелъ я молчаніемъ для соразмјрности слова и изъ опасенія показаться не знающимъ мјры въ похвалахъ ей. Но кончено, я не оказалъ бы должнаго уваженія ея святой и славной кончинј, если бы не упомянулъ о прекрасныхъ обстоятельствахъ оной, тјмъ болје, что Горгонія съ такимъ желаніемъ и нетерпјніемъ ожидала себј смерти. Упомяну же о семъ, какъ можно, короче. Она сильно желала разрјшиться (ибо много имјла дерзновенія къ Зовущему), и быть со Христомъ предпочитала всему на землј. И никто, при всей страсти и необузданности, не любитъ такъ своей плоти, какъ она, свергнувъ съ себя сіи узы и ставъ выше сего бренія, въ которомъ проводимъ жизнь, желала вполнј соединиться съ Вожделјннымъ и всецјло воспріять Возлюбленнаго (присовокуплю еще) и Возлюбившаго ее, Который нынј озаряетъ насъ немногими лучами Своего свјта, чтобы только могли мы понимать, съ Кјмъ разлучены. Не тщетнымъ остается ея желаніе, столь божественное и высокое: но что еще болје, — она предвкушаетъ желаемое благо въ предвјдјніи послј продолжительнаго бдјнія, вознагражденнаго однимъ изъ самыхъ пріятныхъ сновъ и видјніемъ, въ которомъ, по устроенію Божію, предназначенъ ей срокъ и даже открытъ самый день отшествія, чтобы она уготовилась и не смутилась (Псал. 118, 60). Итакъ, для нея готова была благодать очищенія и освященія, которую всј мы получили отъ Бога, какъ общій даръ и оснаваніе новой жизни; или лучше сказать, вся жизнь была для нея очищеніемъ и освященіемъ. И хотя даръ возрожденія пріяла она отъ Духа, но безопасное соблюденіе сего дара было пріуготовано прежнею жизнію. Дерзну даже сказать, что самое Таинство было для нея не новымъ дарованіемъ, а только печатію. Ко всему этому старалась она присовокупить еще освященіе своего мужа (Хотите ли, чтобы я изобразилъ его вамъ кратко? Это былъ мужъ Горгоніи, и не знаю, нужно ли что говорить о немъ кромј сего): она заботилась, чтобы цјлое тјло посвящено было Богу, и чтобы не преселиться ей отселј, когда совершенна одна только половина ея самой, а нјкоторая часть остается еще несовершенною. И сіе моленіе ея не оставлено безъ исполненія Творящимъ волю боящихся Его и Приводящимъ къ концу прошенія ихъ. А когда же все устроилось по ея намјренію, ни одно изъ желаній не оставалось безъ исполненія, и назначенный день приближался; тогда она начинаетъ готовиться къ смерти и отшествію, и въ исполненіе общаго для сего устава возлегаетъ на одръ. Потомъ, передавши послјднюю волю свою мужу, дјтямъ и друзьямъ, какъ прилично было женј приверженной къ мужу, чадолюбивой и братолюбивой, послј любомудренной бесјды о будущей жизни, и день своей кончины содјлавши днемъ торжества, она усыпаетъ, хотя не исполнивъ дней человјческаго вјка, чего и не желала, зная, что продолжительная жизнь безполезна для нея самой, и большею частію бываетъ предана персти и заблужденію, но столько преисполненная дней по Богу, сколько, не знаю, бываетъ ли кто исполненъ изъ умирающихъ въ глубокой старости и совершившихъ на землј многіе годы. Такъ она разрјшается, или лучше сказать, вземлется, отлетаетъ, преселяется, и немногимъ предваряетъ тјло.

Но какое важное едва не ускользнуло отъ меня обстоятельство! Развј не допустилъ бы до сего ты, духовный отецъ ея, который внимательно наблюдалъ и намъ повјдалъ чудо, такъ много и ее прославляющее, и для насъ служащее напоминаніемъ ея добродјтели и побужденіемъ желать такой же кончины. И меня, при воспоминаніи о семъ чудј, объемлетъ какой то ужасъ, и заставляетъ проливать слезы. Она уже кончилась и была при послјднемъ дыханіи; стояли вокругъ нея домашніе и посторонніе, пришедшіе воздать послјднее цјлованіе; престарјлая мать воздыхала и терзалась душею (ибо желала бы предварить ее отшествіемъ), общая любовь смјшивалась со скорбію, одни желали бы что-нибудь услышать на память о ней, другіе — сами сказать; но никто не смјлъ произнести слова; безмолвны были слезы, и скорбь неутјшна; непозволительнымъ казалось — сопровождать рыданіями отходяшую съ миромъ; глубокая соблюдалась тишина, и смерть имјла видъ какого-то священнаго торжества. А она по-видимому, была бездыханна, недвижима, безгласна, ея молчаніе заставляло думать, что тјло оцјпенјло, и органы гласа уже омертвјли, по причинј удаленія того, что приводило ихъ въ движеніе. Но Пастырь, тщательно наблюдавшій въ ней всј перемјны, потому что все съ нею происходившее было чудесно, примјтивъ легкое движеніе губъ, приложилъ ухо къ устамъ, на что давали ему право близость и единодушіе. Но лучше бы тебј самому повјдать тайну безмолвія, въ чемъ она состояла. Никто не отрекся бы вјрить сказанному тобою. Ею были произносимы псалмопјнія, именно слова исходнаго псалма, и (если нужно выговорить истину) свидјтельствовали о дерзновеніи, съ каковымъ кончалась Горгонія. Блаженъ, кто упокоевается съ сими словами: въ мирј вкупј усну и почію (Псал. 4, 9.). Сіе и воспјвала ты, сіе и исполнилось на тебј, совершеннјйшая изъ женъ; это было и псалмопјніе и надгробіе по отшествіи тебј, прекрасно умиренная по мятежј страстей, и въ общую чреду успенія вкусившая сонъ, даруемый возлюбленнымъ Божіимъ, какъ прилично было той, которая и жила и отошла съ словами благочестія.

Посему я увјренъ, что гораздо лучше и превосходнје видимаго твое настоящее состояніе — гласъ празднующихъ, веселіе Ангеловъ, небесный чинъ, видјніе славы, а паче всего, чистјйшее и совершеннјйшее осіяніе Всевышней Троицы, уже не сокрывающейся отъ ума, какъ связаннаго и разсјваемаго чувствами, но всецјло цјлымъ умомъ созерцаемой и пріемлемой, и озаряющей наши души полнымъ свјтомъ Божества. Ты наслаждаешься всјми тјми благами, которыхъ потоки достигали до тебя еще и на землј, за искреннее твое къ нимъ стремленіе. Если же для тебя сколько-нибудь спасительно и наше прославленіе, если святымъ душамъ дается отъ Бога въ награду и то, чтобы чувствовать подобныя прославленія: то прійми и мое слово, вмјсто многихъ и паче многихъ погребальныхъ почестей, слово, какое прежде тебя воздалъ я Кесарію, а послј него воздаю и тебј; ибо для того и соблюденъ я на землј, чтобы надгробными рјчами сопровождать братій. Почтитъ ли же кто послј васъ и меня подобною честію, — не могу того сказать; но желалъ бы сподобиться единой чести, — чести въ Богј и пришельствуя и вселяясь во Христј Іисусј Господј нашемъ. Ему слава, и Отцу со Святымъ Духомъ во вјки. Аминь.

Слово 9,

защитительное, по рукоположеніи св. Григорія Богослова въ епископа Сасимскаго, говоренное имъ отцу своему Григорію, въ присутствіи Василія Великаго.

Снова на мнј помазаніе и Духъ, и опять хожу плача и сјтуя (Пс. 34, 14). Вы, можетъ быть, дивитесь сему: но и Исаія, пока не зритъ славы Господней и престола высокаго и превознесеннаго и Серафимовъ окрестъ его, не говоритъ ничего подобнаго, не показываетъ ни огорченія, ни страха; и хотя обвиняетъ Израиля, но себя щадитъ и отдјляетъ какъ ни въ чемъ невиновнаго. Когда же узрјлъ сіе и услышалъ святый и таинственный гласъ, — какъ бы начиная лучше сознавать себя, говорить: о окаянний азъ, яко умилихся (Ис. 6, 5), и присовокупляетъ послј дующія за симъ слова, которыхъ не скажу, чтобы не произнесть чего окорбительнаго. Нахожу также о Маној, древнемъ Судіи, а потомъ и о Петрј, столпј Церкви, что одинъ, когда узналъ, сколько бывшее ему видјніе превышаетъ его природу и силы, говоритъ женј: мы погибли, ибо видјли Бога; другій же не выноситъ Спасителева присутствія и чудодјйствія, которое явилъ Господь въ ловитвј рыбъ плывшимъ съ Нимъ, и потому, хотя приходитъ въ удивленіе, однако же, высылаеть изъ корабля, присовокупляя и причину ту, что самъ онъ недостоинъ Божія явленія и собесјдованія. И когда слышу въ Евангеліи о сотникј, который проситъ Христа показать силу, но отрекается видјть Его у себя, потому что кровъ его не можетъ вмјстить Божія достоинства и величія; тогда не могу порицать себя за сей страхъ и сјтованіе. Ибо какъ солнце обличаетъ слабость глаза, такъ Богъ пришествіемъ Своимъ — немощь души; и для однихъ Онъ — свјтъ, а для другихъ — огнь, смотря по тому, какое вещество, и какого качества, встрјчаетъ въ каждомъ. Какъ думать и о Саулј? И онъ былъ помазанъ, пріялъ Духа, самъ сталъ духовенъ (не могу и сказать о немъ иначе), даже пророчествовалъ, притомъ такъ неожиданно и необыкновенно, что чудо сіе обратилось въ пословицу, и до нынј повторяемую: еда и Саулъ во пророцјхъ (1 Цар. 10, 11). Поелику же онъ не всецјло предалъ себя Духу, и не совершенно обратился въ мужа иного, какъ было предречено (1 Цар. 10, 6), но оставалась въ немъ нјкоторая искра прежняго зла, и нјсколько худаго сјмени, еще продолжалась борьба плоти и духа... но къ чему выставлять на позоръ всј его недостатки? Вамъ извјстенъ сей сопротивный духъ, и пјвецъ, который отгоняетъ его. Развј можемъ изъ сего познать еще то, что, какъ благодать не касается людей недостойныхъ и органа худаго и ненастроеннаго (ибо прекрасно сказано, въ чемъ я увјренъ, яко въ злохудожную душу не внидетъ премудрость (Прем. Сол. 1, 4), такъ (присовокуплю это отъ себя), по причинј непостоянства и перемјнчивости устройства и природы человјка, не меньше трудное для него дјло сохранить въ себј достоинство и стройность, какъ и вначалј благоустроить себя и содјлаться достойнымъ. Ибо нерјдко самая благодать (наименую такое зло, которое въ насъ всего бјдственнје и непонятнје) приводя въ киченіе и надмевая, удаляла отъ Бога приближавшихся къ Нему неправо; и мы въ самомъ уже возношеніи бываемъ низлагаемы, да будетъ по премногу грјшенъ грјхъ, благимъ ми содјвая смерть (Рим. 7, 13). Сего то убоявшись, исполнился я горести, потупилъ взоры, и испыталъ нјчто подобное тому, что бываетъ при блескј молніи съ дјтьми, въ которыхъ зрјлище сіе производитъ удовольствіе, смјшанное съ ужасомъ. Я вмјстј возлюбилъ и устрашился Духа; нужно стало нјсколько времени, чтобы мнј, собравшись съ самимъ собою истрезвиться и избрать лучшее и безопаснјйшее, и чтобы, когда не будетъ скорби, какъ плевелъ въ сјмени, и худыя мысли уступятъ мјсто лучшимъ, — совершенно побјдилъ Духъ, и употребилъ меня на Свое служеніе и дјланіе, къ совершенію людей сихъ, къ управленію душами, къ наученію словомъ, дјломъ и примјромъ, оружіи правды десными и шуими (2 Кор. 6, 7), къ благоискусному прохожденію пастырства, которое отвлекаетъ отъ міра, приходитъ къ Богу, истощаетъ тјло, соединяетъ съ Духомъ, избјгаетъ тмы, радуется о свјтј, отгоняетъ звјрей, собираетъ стадо въ ограду, остерегается стремнинъ и пустынь, и гонитъ на горы и высоты, о которыхъ, по моему мнјнію, говоритъ и чудный Михей, возводя насъ отъ земли на приличную намъ высоту: приближитеся горамъ вјчнымъ: востани и пойди, яко нјсть тебј сей покой (Мих. 2, 10), хотя нјкоторые и думаютъ найдти себј покой въ земномъ и дольнемъ.

Такому пастырству научите меня, друзья, а теперь уже Пастыри и сопастыри мои; такого пастырства дайте мнј уставы, — и ты общій отецъ, въ продолженіе времени поставившій и пережившій многихъ Пастырей, и ты испытатель и судія моего любомудрія! Но застигнутые и оглушаемые бурею, можемъ ли мы искусно пасти и питать стадо? Равнодушно выслушай меня, ты, который, бывъ въ числј овецъ, когда мы съ тобою (не оскорбись моимъ словомъ) принадлежали еще къ безсловесному стаду, поступалъ гораздо человјколюбивје, нежели какъ поступаешь, ставъ пастыремъ, когда мы удостоены духовной пажити. Въ твоей сталъ я власти, какъ тебј хотјлось, и ты побјдилъ непобјдимаго. Вотъ тебј сверхъ прочаго и слово, котораго ты зная домогался, и которое хваля, осыпалъ меня, коснјющаго въ безмолвіи, частыми и густыми снјгами словъ твоихъ. Но есть нјчто, за что могу укорить тебя въ дружбј. Кто изъ общихъ друзей разсудитъ меня, кто будетъ неподкупнымъ судіею, и произнесетъ правдивый приговоръ, не станетъ, какъ поступаютъ многіе, уважать лица на судј? Прикажешь ли сказать, въ чемъ укоряю? и не обратишь ли опять противъ меня слова своего? И у тебя, дивный мужъ, произошло со мною нјчто неизъяснимое, подлинно неизъяснимое и невјроятное, чего доселј у насъ не слыхано. Я уступилъ не убјжденію, но принужденію. И не чудно ли! какъ все перемјнилось, какое положено между нами разстояніе! Чјмъ? (Какъ угодно тебј, такъ и скажу) — престоломъ или величіемъ благодати?

Впрочемъ веди, успјвай и царствуй (Пс. 44, 5), и паси меня, пастыря, потому что я готовъ слјдовать за тобою, и быть водимъ твоею пастырскою, высокою и божественною душею. (Ибо надобно сказать истину, хотя изъ любви дерзнулъ я на иное и сверхъ закона). Научи меня своей любви къ паствј, своей заботливости и вмјстј благоразумію, внимательности, неусыпности, непокорности плоти твоей, съ какою она уступила духу, этому цвјту лица, свидјтельствующему о пастырскихъ трудахъ, при кротости строгому обращенію, при производствј дјлъ — веселости и спокойствію (чего не во многихъ найдешь, и чему немного бывало примјровъ), своимъ ратованіямъ за паству и побјдамъ, которыя одержалъ ты во Христј. Скажи, на какія пажити водить стадо, къ какимъ ходить источникамъ, или какихъ избјгать пажитей и воды; кого пасти палицею, и кого пасти свирјлію; когда выводить на пастбища, и когда сзывать съ пастбищъ; какъ вести брань съ волками, и какъ не вести брани съ пастырями, особливо въ нынјшнее время, когда (выражу скорбь словами святјйшихъ Пророковъ) обуяша пастыри (Іер. 10, 21), и разсыпаша овци паствы (Іер. 23, 1); — какъ изнемогшее подъять, падшее возставить, заблуждающее обратить, погибшее взыскать и крјпкое сохранить; какъ мнј научиться сему, и соблюсти сіе согласно съ истиннымъ и вашимъ ученіемъ о долгј Пастыря, а не стать худымъ пастыремъ, который млеко јстъ, волною одјвается, тучное закалаеть или продаетъ, а прочее оставляетъ звјрямъ и стремнинамъ, и самого себя пасетъ, а не овецъ, въ чемъ укоряемы были древніе предстоятели Израиля (Іезек. 34, 3-4). Сему научите, сими правилами подкрјпите меня, по симъ заповјдямъ будьте Пастырями и сопастырями, и спасите какъ ученіемъ, такъ и молитвами, меня и мою священную паству, чтобы и мнј устоять, и вамъ похвалиться въ день явленія и откровенія великаго Бога и Пастыреначальника нашего, Іисуса Христа, чрезъ Котораго и съ Которымъ слава Отцу Вседержителю со Святымъ и Животворящимъ Духомъ и нынј, и во вјки вјковъ. Аминь.

Слово 10,

защитительное, по возвращеніи св. Григорія Богослова изъ уединенія, говоренное имъ отцу своему и Василію Великому.

Нјтъ ничего сильнје старости и достоуважаемје дружества. Ими приведенъ къ вамъ я — узникъ о Христј, связанный не желјзными веригами, но неразрјшимыми узами Духа. Доселј почиталъ я себя крјпкимъ и непреодолимымъ, и: (какое неразуміе!) не удјлялъ словъ моихъ даже симъ друзьямъ моимъ и братіямъ; но все предоставивъ, кому сіе угодно, желалъ жить въ покој, любомудрствовать въ безмолвіи, бесјдуя съ самимъ собою и съ Духомъ. Представлялъ въ умј Кармилъ Иліинъ, пустыню Іоаннову и премірную жизнь любомудрствующихъ, какъ Илія и Іоаннъ; настоящее уподоблялъ бурј, и искалъ себј какой-нибудь скалы, или утеса, или стјны, гдј бы укрыться. Разсуждалъ самъ съ собою: пусть для другихъ будутъ почести и труды, для другихъ брани и отличія за побјды, а для меня, избјгающаго браней и углубляющагося въ самого себя, довольно жить, какъ могу, какъ бы на легкомъ суднј преплыть небольшое море, и скудостію здјшней жизни пріобрјсть себј малую обитель въ жизни будущей. Можетъ быть, болје низости, но за то и болје осторожности, показываетъ мысль — равно удаляться и высоты и паденія. Такъ размышлялъ я, пока можно еще было писать тјни и сонныя мечты, и питать умъ пустыми вымыслами. Что же теперь? Превозмогло меня дружество, покорила сјдина отца — старость мудрости, предјлъ жизни, безопаснјйшее пристанище, и дружба того, который самъ богатјетъ для Бога, и другихъ обогащаетъ. Отлагаю уже гнјвъ, да услишатъ кротцыи, и возвеселятся (Пс. 33, 3)! Спокойно смотрю на руку, сдјлавшую мнј насиліе, съ радостнымъ взоромъ обращаюсь къ Духу; сердце мое не мятется, разсудокъ возвращается; дружба, подобно потушенному и угасшему пламени, опять оживаетъ и возгарается отъ малой искры.

Отвержеся утјшитися душа моя (Пс. 76, 3), и уны во мнј духъ мой (Пс. 142, 4). Я говорилъ: впредь не буду вјрить дружеству, и для чего мнј надјяться на человјка? Ибо всякъ человјкъ льстивно ходитъ, и всякъ братъ запитніемъ запинаетъ ближняго своего (Іер. 9, 4). Всј мы изъ одной персти, изъ одного смјшенія, вкусили отъ одного и того же древа зла, но одинъ ту, другій другую носимъ благообразнјйшую личину. И какая мнј польза, разсуждалъ я, отъ этой ревностной и прославляемой дружбы, которая началась съ міра и перешла въ духъ? Какая польза изъ того, что у насъ были одинъ кровъ и одна трапеза, общіе наставники и уроки? Что пользы изъ этого, болје нежели братскаго, сліянія сердецъ, и впослјдствіи — искренняго единодушія? Ужели мнј не позволятъ и того, чтобы остаться внизу, во время владычества и возвышенія друга, когда многіе домогаются и достигаютъ противнаго, то есть того, чтобы вмјстј съ друзьями владычествовать и участвовать въ ихъ благоденствіи? Но для чего мнј пересказывать все, что придумывали печаль и уныніе, которое называю омраченіемъ ума? Но таковы дјйствительно, и даже еще хуже, были мои разсужденія. Обвиню самъ себя за свое высокоуміе, или безуміе.

Но теперь перемјняю свои мысли, и самъ перемјняюсь, что — гораздо справедливје прежняго, а для меня приличнје. Искренность же моей перемјны можешь видјть, дивный мужъ, не только изъ того, что разрјшено тобою мое молчаніе, на которое ты жаловался, и въ которомъ много укорялъ меня, но также изъ того, что самыя слова мои служатъ тебј защитниками. Это явный знакъ нашей дружбы и живущаго въ насъ духа. Но въ чемъ же состоитъ оправданіе твое? (Если погрјшу въ чемъ-либо, — самъ поправь меня, какъ имјешь обычай дјлать въ другихъ случаяхъ). Ты не потерпјлъ, чтобы дружество предпочтено было Духу: и если я для тебя дороже, можетъ быть, всякаго другаго, то Духъ несравненно для тебя предпочтительнје, нежели я. Ты не потерпјлъ, чтобы талантъ оставался сокрытымъ и закопаннымъ въ землј; не потерпјлъ, чтобы долго скрывался подъ спудомъ свјтильникъ: ибо такъ ты думаешь о моемъ свјтј и моемъ дјланіи; ты домогался, чтобы къ тебј — Павлу присоединенъ былъ Варнава, домогался, чтобы къ Силуану и Тимофею присовокупленъ былъ и Титъ, и чтобы тебј чрезъ тјхъ, которые искренно о тебј заботятся, распространять благодать Божію, и отъ Іерусалима и окрестъ даже до Иллирика исполнити благовјствованіе (Рим 15, 19). Для сего-то и меня изводишь на среду, и когда желалъ бы я уклониться, — берешь и посаждаешь подлј себя (въ семъ то, можетъ быть, скажешь ты, состоитъ мое оскорбленіе), и дјлаешь сообщникомъ заботъ и вјнцовъ; для сего помазуешь меня въ первосвященника, облекаешь въ подиръ, возлагаешь на меня кидарь, приводишь къ жертвеннику духовнаго всесожженія, приносишь въ жертву тельца освященія, освящаешь руки Духу, вводишь меня для тайнозрјнія во святая-святыхъ, и содјлываешь служителемъ скиніи истиннјй, юже водрузи Господь, а не человјкъ (Евр. 8, 2). Но достоинъ ли я и помазующихъ, и Того, для Котораго и предъ Которымъ совершается помазаніе, — о семъ знаетъ Отецъ истиннаго и подлиннаго Помазанника, Котораго помазалъ Онъ елеемъ радости паче причастникъ Его (Пс. 44, 8), помазавъ человјчество Божествомъ, да сотворитъ обоя едино; знаетъ и самъ Богъ и Господь нашъ Іисусъ Христосъ, чрезъ Котораго получили мы примиреніе; знаетъ и Духъ Святый, поставившій насъ на сіе служеніе, въ которомъ стоимъ и хвалимся упованіемъ славы (Рим. 5, 2) Господа нашего Іисуса Христа, Которому слава во вјки вјковъ. Аминь.

Слово 11,

говоренное брату Василія Великаго, святому Григорію, епископу Нисскому, когда онъ пришелъ къ св. Григорію Богослову, по рукоположеніи его въ епископа.

Друга вјрнаго нельзя ничјмъ замјнить, и нјсть мјрила добротј его. Другъ вјренъ, кровъ крјпокъ (Сир. 6, 14-15) и огражденное царство (Прит. 18, 19); другъ вјрный — сокровище одушевленное. Другъ вјрный дороже золота и множества драгоцјнныхъ камней. Другъ вјрный — вертоградъ заключенъ, источникъ запечатлјнъ (Пјсн. 4, 12), которые временно отверзаютъ, и которыми временно пользуются. Другъ вјрный — пристанище для упокоенія. А ежели онъ отличается благоразуміемъ, то сіе сколько еще драгоцјннје! Ежели онъ высокъ ученостію, ученостію всеобъемлющею, какою должна быть и была нјкогда наша ученость, то сіе сколько еще преимущественнје? А ежели онъ и сынъ свјта (Іоан. 12, 36), или человјкъ Божій (1 Тим. 6, 11), или приступающій къ Богу (Исх. 19, 22), или мужъ лучшихъ желаній (Дан. 9, 22) или достойный одного изъ подобныхъ наименованій, какими Писаніе отличаетъ мужей божественныхъ, высокихъ и принадлежащихъ горнему: то сіе уже даръ Божій, и очевидно выше нашего достоинства. А ежели и приходатъ онъ къ намъ отъ друга, и притомъ равночестнаго и добродјтелію и дружествомъ съ нами: то сіе еще пріятнје и сладостнје, и благоуханнје мѵра, украшающаго браду іерея и ометы одежды (Псал. 132, 2).

Довольно ли этого? И точно ли изобразило вамъ слово мужа сего? Или надобно, подражая прилежнымъ живописцамъ, не одинъ разъ набросать краски, чтобы представить вамъ въ словј совершенное его изображеніе? Итакъ опишемъ его вамъ полнје и явственнје. Кто всјхъ знаменитје изъ законодателей? — Моисей. Кто всјхъ святје изъ священниковъ? — Ааронъ. Оба братья не менје по благочестію, какъ и по плоти. Или лучше сказать, одинъ — богъ Фараону (Исх. 7, 1), ходатай и законодатель Израиля, входящій внутрь облака, созерцатель Божественныхъ таинъ и тайноводитель, строитель истинной скиніи, юже водрузи Господь, а не человјкъ (Евр. 8, 2); оба же равно іереи, какъ сказано: Моисей и Ааронъ во іереяхъ Его (Псал. 98, 6). Одинъ — князь князей, іерей іереевъ, употребляетъ Аарона, гдј только нуженъ языкъ, и самъ служитъ ему въ тјхъ, яже къ Богу (Исх. 4, 16), А другой немного ниже перваго, но много превосходитъ другихъ достоинствомъ и близостію къ Богу. Оба поражаютъ казнями Египетъ, разсјкаютъ море, переводятъ чрезъ него Израиля, потопляютъ враговъ, низводятъ хлјбъ свыше, то даютъ, то услаждаютъ, сверхъ упованія, воду въ пустынј. Оба низлагаютъ Амалика святымъ воздјяніемъ рукъ и прообразованіемъ высшаго таинства. Оба ведутъ и поспјшаютъ въ землю објтованія. Не знакомое ли что для васъ въ этомъ образј? Живописующее слово не ясно ли изобразило вамъ со мною одноименнаго и единодушнаго мужа? Одинъ изъ нихъ меня помазалъ и укрывавшагося извелъ на среду. Не знаю, что его побудило и чјмъ онъ увлекся, поступивъ недостойно живущаго въ немъ Духа. (Какъ ни жестоко слово сіе, однано же скажу; потому что дружество переноситъ все, что ни терпитъ и ни слышитъ). Другій приходитъ утјшить меня и примирить съ Духомъ. И теперь для меня дорого его пришествіе (да и какъ не дорожить онымъ тому, кто предпочиталъ васъ всей своей жизни?), однако же укоряю его за то, что пришелъ позже, чјмъ требовала нужда.

Къ чему помощь послј нашествія и пораженія, наилучшій изъ друзей и помощниковъ? Къ чему кормчій послј бури, и лекарство по заживленіи раны? Устыдился ли ты причиняемаго намъ насилія, какъ братолюбивый? или и самъ, какъ имјющій власть, вознегодовалъ на непослушаніе? Котораго изъ братьевъ обвиняешь, и котораго освобождаешь отъ укоризны? Скажу тебј словами Іова (и онъ сјтовалъ на друга, хотя не на такого и не въ такихъ страданіяхъ): кому прилежиши? или кому хощеши помагати? не сему ли, емуже многа крјпость? не емуже ли многа премудрость и вјдјніе (Іов. 26, 2)? А это, какъ вижу, бываетъ нынј со многими судіями, которые легче простятъ самую важную вину людямъ значительнымъ, нежели малость — незначительнымъ. Хотя же ты и самъ, можетъ быть, видишь сіе (мнј, который ставлю тебя въ образецъ и правило совершенства, и вмјстј имјю повелјніе не быть скорымъ на судъ (Матф. 7, 1), непозволителыю и произнести о тебј что-либо недоброе): однако же, и тебј, и всякому желающему, готовъ я по дружбј дать отчетъ въ моей или непокорности, какъ назовутъ, можетъ быть, нјкоторые, или предусмотрительности и осторожности, какъ самъ себя увјряю; дабы ты видјлъ, что имјешь друга, который — не вовсе безразсуденъ и невјжда, но можетъ иное разсмотрјть лучше многихъ, — смјлъ въ томъ, что достойно смјлости, и боязливъ, гдј есть мјсто страху, и гдј не бояться — всего страшнје для имјющаго умъ. Какъ же разсудите, и что признаете лучшимъ? Прикажете ли теперь дать вамъ отчетъ, или найдете сіе неприличнымъ времени? ибо собрались мы праздновать, а не судиться: или велите отложить дјло до другаго времени и собранія? ибо потребно слово продолжительнје того, какое дозволяетъ настоящій день.

Что же изреку вамъ достойное сего торжества, чтобы и мнј самому не отпустить васъ голодными, тогда какъ я распорядитель пира? Очистимъ себя, братія, ради Мучениковъ, вјрнје же сказать, ради Того, для Котораго и они очистили себя кровію и истиною; освободимъ себя отъ всякія скверни плоти и духа (2 Кор. 7, 1), омоемся, чисти будемъ (Ис. 1, 16), и сами представимъ тјлеса наша и души жертву живу, святу, благоугодну Богови, сіе наше словесное служеніе и молитву (Рим. 12, 1). Ибо для чистаго ничто такъ не драгоцјнно, какъ чистота и очищеніе. Будемъ подвизаться ради подвижниковъ, побјждать ради побјдившихъ, свидјтельствовать истину ради свидјтелей. Принесемъ это въ даръ ихъ подвигамъ, дабы и намъ самимъ содјлаться увјнчанными и наслјдниками той же славы, какъ нами имъ воздаваемой, такъ и соблюдаемой на небесахъ, о которой напоминаетъ и которую въ малыхъ чертахъ изображаетъ видимое здјсь. Будемъ подвизаться противъ началъ и властей, противъ невидимыхъ гонителей и мучителей, противъ міродержителей тмы вјка сего, противъ духовъ злобы поднебесныхъ и близъ-небесныхъ, противъ внутренней брани въ насъ самихъ, въ нашихъ страстяхъ, противъ возстаній ежедневно отвнј приражающихся. Вооружимся терпјніемъ противъ раздражительности, какъ звјря, противъ языка, какъ остраго меча, и погасимъ сластолюбіе, какъ огонь. Приставимъ къ слуху двери, которыя бы благовременно отворялись и затворялись, и уцјломудримъ око, не дадимъ осязанію приводить насъ въ бјшенство, вкусу — терзать, да не взыдетъ смерть сквозј окна наша (Іер. 9, 27) (какъ, по моему разсужденію, названы чувства), и осмјемъ неумјренность смјха, не преклонимъ колјнъ предъ Вааломъ по причинј скудости, не поклонимся златому образу изъ страха, будемъ страшиться, чтобы не убояться чего-лио болје, нежели Бога, и чтобы не поругать образа Его грјхомъ. Во всемъ воспріимемъ щитъ вјры, и избјжимъ всјхъ стрјлъ лукаваго.

Страшна сія брань, велико ополченіе, и побјда велика! Если для сего мы собрались, или стекаемся, то подлинно угодно Христу наше празднество, дјйствительно почтили, или почтимъ Мучениковъ, истинно побјдные составляемъ лики. Если же имјемъ въ виду угодить прихотямъ чрева, предаться временнымъ забавамъ, внести сюда удобоистощимое, думаемъ найдти здјсь мјсто для пьянства, а не для цјломудрія, и время для купли и дјлъ житейскихъ, а не для восхожденія и (осмјлюсь такъ сказать) обоженія, къ которому служатъ намъ посредниками Мученики: то, во-первыхъ, не знаю, благовременно ли это. Ибо какое сравненіе соломы съ пшеницею, плотскихъ забавъ съ подвигами Мучениковъ? Первыя приличны зрјлищамъ, а послјдніе — моимъ собраніямъ. Первыя свойственны развратнымъ, а послјдніе цјломудреннымъ; первыя — плотоугодникамъ, послјдніе — отрјшившимся отъ тјла. А потомъ хотјлъ бы я сказать нјчто болје смјлое, но удерживаюсь отъ злорјчія изъ уваженія ко дню; по крайней мјрј скажу (это будетъ гораздо скромнје), что не сего требуютъ отъ насъ Мученики.

Итакъ, братія, не будемъ святаго совершать нечисто, высокаго — низко, честнаго — безчестно, и, кратко сказать, духовнаго — по земному. Торжествуетъ и іудей, но по буквј; празднуетъ и эллинъ, но въ угождеше демонамъ: а у насъ, какъ все духовно: дјйствіе, движеніе, желаніе, слова, даже походка, и одјяніе, даже мановеніе, потому что умъ на все протирается, и во всемъ образуетъ человјка по Богу; такъ духовно и торжествованіе и веселіе.

Не запрещаю давать себј и прохладу, но пресјкаю всякую неумјренность. Если же мы духовно собираемся и празднуемъ память Мучениковъ, то хотя много сказать, чтобы мы сами получили за сіе одинаковыя съ ними награды и наслјдовали ту же славу (ибо, какъ думаю, для очищенныхъ кровію и подражающихъ жертвј Христовой святыхъ мучениковъ соблюдается то, чего око не видало, ухо не слыхало, и не воображалъ умъ человјческій, свободно созидающій въ себј представленіе о блаженствј), по крайней мјрј, (что, какъ я утверждаю, также не маловажно) увидимъ свјтлость святыхъ мучениковъ, внидемъ въ радость того же Господа, и, сколько знаю, яснје и чище просвјтимся свјтомъ блаженныя, начальныя Троицы, въ Которую мы увјровали, Которой служимъ, и Которую исповјдуемъ предъ Богомъ и людьми, нимало не страшась и не стыдясь ни внјшнихъ враговъ, ни встрјчающихся между нами лжехристіанъ и противниковъ Духа. И, о если бы намъ до послјдняго издыханія съ великимъ дерзновеніемъ соблюсти сей прекрасный залогъ святыхъ Отцевъ, жившихъ ближе ко Христу и къ первоначальной вјрј, — сіе исповјданіе, въ которомъ изъ дјтства мы воспитаны, которое прежде всего научились произносить, и съ нимъ, наконецъ, преселиться изъ сей жизни, взявъ съ собою отсюда не другое что, какъ одно благочестіе! Богъ же мира, Крестомъ примирившій съ Собою насъ, содјлавшихся Его врагами чрезъ грјхъ, благавјствовавшій миръ и ближнимъ и дальнимъ (Ефес. 2, 17), находящимся подъ закономъ и внј закона, Отецъ любви и Любовь (ибо сими преимущественно именами угодно Ему именоваться, чтобы самыми именованіями предписывать намъ братолюбіе), давшій новую заповјдь — столько любить другъ друга, сколько мы сами Имъ возлюблены (Іоан. 13, 34), позволяющій дјлать доброе насиліе и терпјть оное по страху, благоразумно уступать и имјть также дерзновеніе съ разумомъ, усовершающій великія паствы и малыя увеличивающій благодатію, — Онъ самъ, по множеству благости Своей, да утјшитъ насъ утјшеніемъ многимъ, и да ведетъ насъ впередъ, пася съ нами и спасая стадо; а васъ да совершитъ на всякое дјло благое, да наставитъ духовно торжествовать въ честь Мучениковъ, да удостоитъ насладиться тамъ, гдј обитель всјхъ веселящихся, и когда явитесь въ правдј, да насытитъ васъ вилјніемъ Своей славы, созерцаемой во Христј Іисусј, Господј нашемъ. Ему слава и держава, честь и поклоненіе во вјки вјковъ. Аминь.

Слово 12.

говоренное отцу, когда сей поручилъ ему попеченіе о назіанзской церкви.

Уста моя отверзохъ и привлекохъ Духъ (Псал. 118, 131). Духу предаю все свое и себя самого, и дјло и слово, и бездјйствіе и молчаніе, только да обладаетъ Онъ мною, да водитъ меня, да направляетъ руку, умъ и языкъ къ чему должно и къ чему хощетъ; а также и да отводитъ, отъ чего удаляться и должно и для меня лучше. Я органъ Божій, органъ словесный, который настроилъ, и въ который ударяетъ добрый Художникъ — Духъ. Вчера располагалъ Онъ къ молчанію, и моимъ любомудріемъ было — не говорить. Нынј ударяетъ въ умъ, и я изглашу слово, моимъ любомудріемъ будетъ — говорить. Я не такъ многорјчивъ, чтобы пожелалъ говорить, когда заставляютъ молчать и не такъ молчаливъ и малоученъ, чтобы во время приличное для слова сталъ полагать храненіе устамъ: напротивъ того, и заключаю и отверзаю дверь мою (Псал. 140, 5) Уму, Слову и Духу: единому естеству и Божеству. Итакъ, буду говорить, потому что имјю на сіе повелјніе. Говорить же буду сему доброму Пастырю и вамъ, священная паства, что, по моему разсужденію, лучше и мнј нынј сказать, и вамъ слышать.

Для чего сталъ нуженъ сопастырь тебј? ибо съ тебя начнется слово, любезная и почтенная для меня глава, равночестная главј Аароновой, съ которой точится духовное и священное мvро даже до брады и одежды (Псал. 132, 2). Для чего ты, когда самъ еще въ состояніи поддерживать и руководствовать многихъ, и дјйствительно руководствуешь силою Духа, — въ духовныхъ дјлахъ требуешь для себя жезла и подпоры? Потому ли, что и съ великимъ Аарономъ, какъ знаемъ и слышимъ, помазаны были Елеазаръ и Ифамаръ, сыны Аароновы? Ибо о Надавј и Авіудј охотно умолчу, чтобы не произнесть непріязненнаго слова. Потому ли, что и Моисей, еще при жизни, назначаетъ Іисуса вмјсто себя законодателемъ и вождемъ поспјшающихъ въ землю објтованія? Объ Ааронј же и Орј, которые поддерживали руки Моисеевы на горј, чтобы Амаликъ побјжденъ былъ Крестомъ, издалека преднаписуемымъ и прообразуемымъ почитаю для себя удобнымъ и не говорить, какъ о примјрј для меня весьма несвойственномъ и неприличномъ; потому что Моисей избралъ ихъ не участниками въ законодательствј, но помощниками въ молитвј и подпорою для утомленныхъ рукъ. Но у тебя что страждетъ, что утомлено? Тјло ли? — Я готовъ поддерживать, даже поддерживалъ: и самъ поддержанъ, какъ Іаковъ, отеческими благословеніями. Или духъ? — Но въ комъ онъ крјпче и пламеннје, особенно теперь, когда болје и болје подчиняется и уступаетъ ему плотское, какъ вещество, противупоставленное свјту, преграждающее его и препятствующее сіянію? Ибо плоть и духъ всего чаще враждуютъ между собою, и противоборствуютъ другъ другу? и какъ тјло бываетъ въ добромъ состояніи, когда болјзнуетъ душа, такъ душа цвјтетъ и простираетъ взоры горј, когда желаніе удовольствій утихаетъ и увядаетъ вмјстј съ тјломъ. Но въ тебј удивился я еще простотј и смјлости: какъ не убоялся ты (чего весьма должно опасаться въ настоящія времена), чтобы твоей духовной ревности не почли однимъ предлогомъ, и не показалось многимъ, будто бы званіе сіе принимаемъ для плотскихъ цјлей, хотя и представляемъ на видъ духовную пользу. Ибо многіе сдјлали то, что оно почитается великимъ, самовластнымъ и доставляющимъ какую-то чудную пріятность, хотя бы надлежало быть предстоятелемъ и правителемъ паствы, которая еще менје обширна, нежели наша, и приноситъ болје досадъ, нежели удовольствія. Сего довольно о твоей простотј, или твоемъ чадолюбіи, по которымъ ты и самъ не предпринимаешь ничего вреднаго, и другихъ рјдко въ томъ подозрјваешь: ибо кто съ трудомъ преклоняется на зло, тотъ медлителенъ и въ подозрјніи худаго. А я долженъ еще предложить краткую бесјду сему твоему или и моему, народу.

Мнј сдјлано принужденіе, друзья и братія, — къ вамъ буду взывать теперь, если не взывалъ тогда, — сдјлано старостію отца и (выражусь скромно) благосклонностію друга [1]; помогите мнј, кто сколько можетъ, и подайте руку угнетаемому и увлекаемому то собственнымъ желаніемъ, то Духомъ! Одно — предлагаетъ мнј бјгство, горы и пустыни, безмолвіе душевное и тјлесное, совјтуетъ удалиться умомъ въ самого себя, и отвратиться отъ чувствъ, чтобы неоскверненному бесјдовать съ Богомъ и чистому озаряться лучами Духа, безъ всякой примјси дольняго и омраченнаго, безъ всякихъ прегражденій божественному свјту, пока не прійду къ Источнику здјшнихъ озареній, и не буду остановленъ въ желаніи и стремленіи тјмъ, что зерцала упразднятся дјйствительностію. А духъ требуеть, чтобы я выступилъ на среду, принесъ плодъ обществу, искалъ для себя пользы въ пользј другихъ, распространялъ просвјщеніе, приводилъ къ Богу люди избранны (Тит. 2, 14), царское священіе, языкъ святъ (1 Петр. 2, 9), и сдјлалъ, чтобы въ большемъ числј людей очищался образъ. Ибо какъ въ сравненіи съ однимъ растеніемъ лучше и больше садъ, въ сравненіи съ одною звјздою — цјлое небо и всј его украшенія, и въ сравненіи съ членомъ — тјло: такъ и предъ Богомъ цјлая и благоустроенная Церковь предпочтительнје одного человјка. И надобно имјть въ виду не себя только, но и другихъ; потому что и Христосъ, Которому можно было пребывать въ Своей чести и Божествј, не только истощилъ себя до зрака раба (Флп. 2, 7), но и крестъ претерпјлъ, о срамотј нерадивъ (Евр. 12, 2), чтобы Своими страданіями истребить грјхъ, и смертію умертвить смерть. Таковы предначертанія моего желанія, и таковы велјнія Духа! Стоя между желаніемъ и Духомъ и недоумјвая, чему въ большей мјрј предаться, — вотъ что нашелъ я, какъ разсуждаю, лучшаго и безопаснјйшаго; сообщу и вамъ, чтобы вы вмјстј со мною изслјдовали и утвердили мое намјреніе. Я разсудилъ, что всего лучше и безопаснје соблюсти средину между желаніемъ и страхомъ, и въ одномъ уступить желанію, въ другомъ — Духу. А сіе нашелъ я возможнымъ, если не вовсе будутъ убјгать служенія, чтобы не отринуть благодати, что было бы опасно; и не возьму на себя бремени выше силъ своихъ, что было бы тягостно. Для перваго нужна другая голова, для послјдняго — другія силы; вјрнје же сказать, то и другое высокоумно. Напротивъ того, благочестиво и вмјстј безопасно соразмјрять служеніе съ силами и, какъ поступаемъ при употребленіи пищи, что по силамъ, принимать, а что выше силъ, оставлять. Ибо такъ умјренностію въ томъ и другомъ пріобрјтается и тјлесное здравіе и душевное спокойствіе. Посему-то соглашаюсь теперь раздјлять попеченіе съ добрымъ отцемъ, какъ съ большимъ и высокопарнымъ орломъ летающій близъ него не вовсе неопытный птенецъ. А потомъ предамъ крылья свои Духу — нести, куда угодно, и какъ угодно; и подъ Его руководствомъ никто не принудитъ и не поведетъ меня инуду. Ибо, хотя пріятно наслјдовать отцевы труды, и привычная паства пріятнје незнакомой и чужой (присовокупилъ бы еще: и многоцјннје предъ Богомъ, если только не обманываетъ любовь, и настоящихъ чувствованій не закрываеть привычка); однако же, полезнје и безопаснје начальствовать желающимъ и надъ желающими. Да и по закону нашему должно водить не насильно, и не нуждею, но волею (1 Петр. 5, 2). И другое начальство не можетъ утвердиться принужденіемъ; управляемое съ насиліемъ при всякомъ удобномъ случај старается освободиться: тјмъ паче наше, не столько начальство, сколько дјтовожденіе, всего болје соблюдаетъ свободу. Ибо тайна спасенія — для желающихъ, а не для насильствуемыхъ.

Таково мое вамъ, братія, слово, сказанное просто, со всякимъ благорасположеніемъ; такова тайна моего сердца! Да превозможетъ то, что для васъ и для меня будетъ полезно, и дјлами нашими да управитъ Духъ: ибо опять возвращается слово мое къ Духу, Которому предалъ я самого себя и главу, помазанную елеемъ совершенія во Вседержителј Отцј, въ Единородномъ Сынј и во Святомъ Духј и Богј. Ибо доколј намъ скрывать свјтильникъ подъ спудомъ и какъ бы лишать другихъ совершеннаго Божества? Время поставить истину сію [2] на свјщникј, да свјтитъ она всјмъ Церквамъ и душамъ, и всей полнотј вселенной не догадочно предлагаемая, не мысленно только преднаписуемая, но изрекаемая явно, какъ совершеннјйшее обнаруженіе богословія въ сподобившихся сея благодати чрезъ самого Іисуса Христа, Господа нашего, Которому слава, честь и держава во вјки. Аминь.

Примјчанія:
[1] Св. Василія Великаго.
[2] Ученіе о Божествј Духа Святаго.

Источникъ: Творенія иже во святыхъ отца нашего Григорія Богослова, Архіепископа Константинопольскаго. Томъ I. — СПб.: Издательство П. П. Сойкина, [1910.] — С. 199-202.

Слово 13.

Произнесенное при рукоположенiи Евлалiя епископа Доарского.

Примите, братія, слово мое, хотя оно весьма кратко и далеко отъ совершенства. Но Владыка Богъ знаетъ, какъ праведнымъ судомъ взвјшивать милость; ибо пріемлетъ и Павлово насажденіе, какъ Павлово, и Аполлосово напоеніе (1 Кор. 3, 6.), и двј лепты вдовицы (Лук. 21, 3.), и смиреніе мытаря (18, 14.), и Манассіино исповјданіе (2 Пар. 33, 13.). Примите и вы новосоставленное слово о новопоставленномъ Пастырј. Примите гласъ благодаренія за видимыя нами чудеса. Хотя мы малы и послјдніе въ сынахъ Израилевыхъ: но благодарить богато ничто не препятствуетъ и малымъ. Конечно, совершеннјйшіе воздадутъ Богу и хвалу совершеннјйшую: а мы принесемъ ему нынј, какую можемъ.

Итакъ воспойте Господеви пјснь нову, яко дивна сотвори (Пс. 97, 1.)! Мы были обуреваемы волнами, побораемы, изгоняемы; однј бјдствія уже угнетали насъ, а другія угрожали намъ. Кто же премјнилъ бурю въ тихій вјтръ? Кто сокрушилъ оружіе, мечъ и брань? Кто принялъ насъ изгнанныхъ и отверженныхъ? He Ты ли, Боже, сотворилъ сіе? Господь крјпокъ и силень, Господь силенъ въ брани (Пс. 23, 8), — Онъ разсјкъ море, Онъ питалъ въ пустынј народъ бјгствующій, пославъ ему чудный дождь*(*Манну.), Онъ источилъ воду изъ камня, Онъ побјдилъ Амалика неизъяснимымъ и таинственнымъ воздјяніемъ рукъ (ибо руки священника, воздвигаемыя на горј и принимающія молитвенное положеніе, совершили то, чего не могли сдјлать многія тысячи); Онъ разрушилъ стјны безъ стјнобитныхъ орудій и битвы; скажу наконецъ, Онъ низложилъ Голіафа, гордаго и надменнаго потомка исполиновъ, дерзнувшаго выдти противъ великаго Давида. Посему скажемъ единодушно: Благословенъ Господь у иже не даде насъ вь ловитву зубомъ ихъ; потокъ прейде душа наша, яко птица избавися отъ сјти ловящихъ (Пс. 123, 4. 6. 7.); присовокупимъ и прочее, чтб вјщаетъ душа, обрадованная великимъ даромъ Божіимъ.

Я шелъ, чтобы принесть не мечъ, но миръ. Я шелъ не къ посрамленію великаго Пастыря* (*Василія Великаго.), который предсјдателъствуетъ въ славномъ городј*(*Въ Кесаріи.). Знаю, что онъ достопочтенъ, признаю его главою, именую святымъ, хотя и потерпјлъ обиду; пусть онъ только будетъ чадолюбивъ и печется о своей Церкви. Я старался увеличить, а не сократить число іереевъ; низложить еретиковъ, а не уменьшитъ число православныхъ.

Что говоришь ты, сынъ Дафана и Авирона*(*Сіи и послјдующія слова относятся къ Анфиму, Епископу Тіанскому, который быдъ во враждј съ Василіемъ Великимъ.), невразумляющійся вождь, осмјлившійся востать иротивъ Мојсея и поднять на насъ руки, какъ тј отверзали уста на великаго раба Божія? И ты не пришелъ въ ужасъ? ты не устыдился? не разсыпалась плоть твоя по землј, когда злоумышлялъ сіе? И послј сего будешь простирать тјже руки къ Богу? станешь приносить Ему дары, молиться о народј? Боюсь, чтобы мечъ Божій и до того не остался въ бездјйствіи и покој. Ты Пастырю своему не сдјлалъ ничего важнаго, а себј причинилъ весъма много вреда, отчуждивъ себя отъ благодати Божіей.

Теперь приступи, лучшій и совершеннјйшій изъ Пастырей* ( Рјчь обращена къ Евлалію.), и вмјстј съ нами, или еще прежде насъ, прими народъ свой, который поручилъ тебј Духъ Святый, который приводятъ къ тебј Ангелы, который пріобрјли тебј твоя жизнь и добрые нравы! He удивляйся же, что наслјдуешь престолъ при различныхъ искушеніяхъ и преиятствіяхъ. Ничто великое не бываетъ безъ искушенія и испытанія; ибо по естественному порядку маловажное сопровождается удобствомъ, а высокое трудностію. Ты слышалъ сказавшаго, яко многими скорбми подобаетъ намь внити въ царствіе небесное(Дјян. 14, 22.), скажи и самъ : проидохомъ сквозгь огнь и воду, и извелъ ecи ны въ покой (Пс. 65, 12.). О чудо! вечеръ водворися плачь, и заутра радость (Пс. 29, 6.). Пусть кричатъ враги и расширяютъ уста какъ псы, которые лаютъ попустому, а мы не будемъ вести брани. Учи покланяться Богу Отцу, Богу Сыну, Богу Духу Святому, въ трехъ vпостасяхъ, въ единой же славј и свјтлости. Погибшее взыщи, немощное укрјпи, крјпкое снабди (Іезек. 34, 16.). Мы ожидаемъ отъ тебя такого же благоискусства въ дјлахъ духовныхъ, какое ты, какъ извјстно намъ, имјешь въ мірскихъ. Итакъ прими отъ высшихъ вождей совершеннјйшее вооруженіе, посредствомъ котораго возможешь стрјлы лукаваго разженныя угасити (Еф. 6, 16.), и представить Господу люди избранны (Тит. 2, 14.), языкъ святъ, царское священіе (1 Петр. 2, 9.), во Христј Іисусј Господј, Которому слава во вјки, аминъ.

Печатается по изданiю: Москва, в типографiи Августа Семена, при Императорской Медико-Хирургической Академiи. 1843 г.