В Призыве изложены история и кредо первой в России экуменической общины, имеющей последователей и в соседних странах.
От собраний на частных квартирах (с 1971 г.), через тюрьмы, лагеря и психушки, экумена выросла в движение и имеет свой голос в обществе.
Издание Общества христиан-экуменов
ISBN 5-86748-006-2
© Текст, оформление: А. Рига, 1992
I. СЛОВО
Смирись и дерзай
Ищущим славы
Вся власть Христу!
Терновый венец
Тайна Божия
Божий план спасения
Дело Божие
Азбука самосовершенствования
Кто виноват?
Сила
Молитва
Икона
Наш метод
Рижский призыв
Наш герб
Сказание о Рыцаре
II. ДЕЛО
Бури
Бездна
Новый парус
III. ПОСВЯЩЕНИЕ
Маргиналии
Основной призыв
Сокровенный призыв
IV. ЕДИНЕНИЕ
В книге собраны материалы, помогающие правильно прочитать и вдумчиво принять основной Призыв, погрузиться в сокровенный Призыв.
Экумена всегда строилась на живом общении, и мы надеемся, что эти страницы помогут войти в атмосферу тех дней, когда зарождалось наше движение.
Мы, христиане-экумены, молимся всехристианской молитвой, мы исповедуем общехристианский символ веры, но мы допускаем большую свободу и терпимость в вопросе выбора верующими своих сакраментально-литургических обязанностей перед Богом, стараясь "служить друг другу каждый тем даром, какой получил, как добрые домостроители многоразличной благодати Божией" (1Петр 4, 10).
Мы можем объединяться в общины, но мы раз и навсегда отказываемся от раскольнического обособления, признавая раздробленность Вселенской Церкви лишь как внешнюю необходимость при стремлении к внутреннему единству.
Мы с уважением относимся к богослужению всех церквей и охотно, если есть возможность, участвуем в нем. Приходящие к нам христиане сами решают степень своей вовлеченности в религиозную жизнь экуменов.
Жаждущим у нас доступно крещение и причащение. Мы не отлучаем уходящих от нас братьев и сестер, а молимся за них, чтобы все перемены в их судьбе пошли на пользу им, во славу Господа.
Мы не создаем новую церковь, мы хотим быть миротворцами в "доброй, старой" Церкви Христовой, "которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем" (Еф 1, 23).
А вот как созревали наши убеждения. "В главном единство, во второстепенном свобода и во всем любовь". Эти слова блаженного Августина еще раз напомнили нам, что сила проповедей не в их новизне или оригинальности, но в их злободневности.
Как относятся христиане к единству, к свободе, к любви? "Естественно, хорошо", — скажете вы. Но в жизни, увы, это бывает не всегда так.
Нет слова, вмещающего в себе все эти стремления. Такого слова нет, но наименование движения, пытающегося взаимно связать подобные поиски, может заменить искомое понятие.
Движение это называется — экуменизм, то есть "Вселенная". В нем перед нами в наш спорящий век вырастает удивительный образ тайны единства в многообразии. С первых же шагов экумены отбрасывают идею собственной исключительности, помня, что "Бог нелицеприятен", а Его "народ избранный" рассеян по всему свету.
Попытаемся лучше понять, что для нас является тем фундаментом, без признания которого мы не можем согласиться с другими, называющими себя христианами, но, разумеется, и не анафемствовать.
И мы скоро увидим, что это не форма креста на храме, не вопрос о субботе, не проблема "филиокве". Кредо не бывает многословным. Оно сосредоточено в одном — в Христе, воплощенном Сыне Божием и истинном Сыне Человеческом, взявшем на Себя грех мира, указывающем блудным сынам и дочерям путь возвращения к Небесному Отцу и желающем от нас воплощения Его заповеди любви, в которой весь закон и пророки.
Божие милосердие не знает границ, и Спаситель дарует нам жизнь вечную "за" одно уверование в Имя Его. Распятый молится даже за палачей Своих, "ибо не знают, что делают..."
Но как истинный христианин согласится даром принимать такое? Он, конечно, не рассуждает по законам купли-продажи, мол, если Ты мне, то и я Тебе. От такого понимания недалеко и до принципа "око за око". Наша благодарность — добровольная, сыновняя. В этом-то величие как шедшего на Голгофу, так и несущих за Ним свой крест.
Они стараются не забывать, что "пока мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем" (1Kop 13,9).
Вспомним, как апостол Павел защищал "вольнодумство". "Это сказано мною как позволение, а не как повеление. Ибо желаю, чтобы все люди были, как я, но каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе". И как скромно чуть дальше выражает надежду: "думаю, и я имею Духа Божия". "А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни Церкви Божий", ибо "надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные" (1Kop 7, 6-7; 11,16, 19). Притом, заметьте, здесь не кроется лазейка для бездумного соглашательства или циничной всеядности. Тут только отповедь словоблудам и обскурантам. Нельзя соглашаться с сектантством, безнравственностью, нераскаянностью.
Но великая трагедия наша в том, что внедрение христианской идеи иногда было важнее, чем благо людей. В жертву приносилось все, "кроме Христа", кроме Того, Кто пожертвовал Собой ради других. Так (в лучшем случае, сами того не ведая) "правоверные" мракобесы предавали его во имя Его.
Сравним славное житие Франциска Ассизского и историю инквизиции. И не будем забывать, что они исповедовали один символ веры. И тем не менее, будем воспевать "святую кафолическую Церковь и общение святых". "Ибо что же? Если некоторые и неверны были, неверность их уничтожит ли верность Божию?" (Рим 3,3).
А каков был Иона, которого, несмотря на непослушание, Бог пожалел? Потом Он простил грешному, но раскаявшемуся народу. И вместо того, чтобы обрадоваться ликующей толпе, Иона-пророк раздражен, так как считал, что по законам справедливости еще сорок дней и Ниневия будет разрушена. Ведь так говорить ему повелел сам Господь, и народ поверил словам этим. Иону раздражает "беспринципность" Божия, Иона выше всего ставит справедливость и суд. Но бывают случаи, когда справедливость "слишком" справедлива, когда она беспристрастно забывает о слабом человеке, упавшем в бушующем море жизни.
Как? — вправе спросить читатель, — ведь он сам только что вырвался из чрева кита!
Да, милые братья и сестры, очень и даже очень часто мы поступаем подобно нашему злополучному герою. Угроза нам приобретает вселенские размеры, а плач и вопль о помощи другого — совсем иное дело...
Мы становимся невозмутимо объективными и неспособными поменяться местами со страдальцем, а ведь и мы чудом избежали судьбы Ионы. Завтра же сила, превышающая нашу, может послать нам подобное испытание. Будем ли мы и тогда требовать от людей и Бога одно лишь справедливое отношение к нашим грехам, слабостям, недомоганиям?
Пусть погибнет мир, лишь бы свершилась справедливость -твердит печально знаменитое изречение. Но не укорим ли мы в бесчувственности и бездушии философствующих так над омутом, в который, пусть и заслуженно, мы попали?
Ведь если Бог был бы только справедливым и судил бы без всякой снисходительности и милости, мы давно уже заслужили бы смертную казнь (Пс 129, 3-4; 142, 2).
Павел не говорит о том, что любовь справедлива, а говорит, что она милосердна, долготерпелива. Да, Ионе открылся Божий замысел, он узнал законы, их исполнение и возмездие. Но его холодный ум споткнулся на совсем "маленьком камешке". Ему осталась не доступной "непоследовательность" сердечной мудрости.
Но что простительно Ионе, недопустимо для нас, христиан, ибо в этом вся суть Евангелия. В христианстве догмат, а тем паче обряд, никогда не может стать выше милосердия, ибо Любовь есть Бог, источник и главный догмат всей нашей догматики. "Милость превозносится над судом" (Иак 2, 13).
Для христианина мириться с существующими нуждами мира* — значит быть виновным в практической ереси! Необходимо всегда задаваться вопросом вопросов: что будет, если я выберу то или иное? Что изменится, если я усомнюсь в непогрешимости папы? Что случится, если я откажу в милосердии голодающему? Что богоугодней, пойти к жертвеннику или примириться с братом?
"Исследуйте Писания, ибо вы думаете через них иметь жизнь вечную, а они свидетельствуют о Мне" (Ин 5,39) .
Они свидетельствуют, что все точки зрения и догматическое своеобразие библейских писателей единодушно умолкают перед священным Крестом, "а во Христе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью" (Гал 5, 6), "чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову" (Еф 3, 18-19) .
Павел, как бы предвидя дни экуменизма, указывает на христианскую любовь как основу для прихода к общему знаменателю. "Умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью... доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения, но истинною любовью все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимоскрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви" (Еф 4, 1-2; 13-16). Порой ему кажется, что "о братолюбии нет нужды писать к вам, ибо вы сами научены Богом любить друг друга" (1Фес 4,9). Дай, Бог, чтобы это было так!
И это относится ко всем нам, дорогие католики, православные, протестанты, ибо "вы — боги и сыны Всевышнего — все вы" (Пс 81,6).
А "что есть истина"? Не только Пилат, но и наш век судорожно задается этим вопросом. И ищет ответа везде, только не в откровении, уповает на все, кроме Божией помощи. Но в прекраснодушном стремлении понять все, в исследовании природы и твари, в анализе и синтезе фактов и процессов, и диалектике и логике — нет полного удовлетворения жажды духа. Мы хотим пить, а получаем "ашдвао".
Тайна и смысл всего одним человеческим разумом непостижимы, и так ли и то ли мы ищем? Философствовать — значит искать то, чего не терял, и не находить.
"Быть или не быть" — вопрос не философский, а религиозный. И беда не в том, что головы людей не в порядке, а в том, что сердца их не в гармонии с бытием. Ибо жизнь и блаженство не там, где познание мира, а там, где спасение. "Во многой мудрости много печали" (Еккл 1, 33).
"Начало премудрости — страх Господень" (Притчи 1,7). Химики шутят, что они не умирают, а перестают реагировать. Но попробуйте, скажите это матери, рыдающей над трупом сына. И опять на помощь спешит лишь одна — полная сострадания — Любовь, сестра наша и в горе, и в радости, так как она "никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится" (1Кор 13,8). У Иоанна Богослова "любовь и истина" всегда рядом, всегда взаимосвязаны. А вся доступная нам полнота любви дана в смирении и примирении с неисповедимыми и порой столь горькими для нас путями Господними.
Недаром именно миротворцы названы "сынами Божиими", то есть теми, кто особо породнился с Ним, теми, кто рожден свыше (Мтф 5,9 и 43-48).
Истина есть Христос — великий примиритель, Царь миротворцев (2Кор 5, 17-20).
Рассматривая вопрос единства Церкви, нельзя не упомянуть раннехристианского церковного деятеля и писателя, апостольского ученика Игнатия Богоносца. Его сочинения правда, не вошли в Канон Святого Писания, но это о нем по сказанию, как образце Небесного Наследника, говорят строки Ев. Матф. 18гл., ст. 1-5. У Игнатия все подчинен единой Церкви.
"Я делал свое дело как человек, предназначенный к единению", - пишет он в послании к филадельфийцам. Из семи сохранившихся до наших дней посланий почти во всех речь главным образом, идет о благости единства и мира. Даже наказ по возможности подчиняться епископам, пресвитерам и дьяконам служит лишь тому, чтобы в то страшное время гонений выстоять и выдержать "всякое насилие князя век; сего и, избежавши его, приблизиться к Богу" (К магнезийцам)
Напоминая об обязанностях и высоком долге служителе! Церкви, он никогда не забывает, что "хороши священники но превосходнее Первосвященник,.., Которому одному вверены тайны Божий. Он есть дверь к Отцу..." (К филадельфийцам).
Настаивая на единстве верующих и церковной дисциплине, которую он поэтически сравнивает с согласным хором, прославляющим Бога, Игнатий в то же время чужд всякой нетерпимости к инакомыслящим, против любого сектантства. Совет избегать ересь и лжеучения не должен приводить к вражде с неверующими и заблудшими. "Но и о других людях молитесь непрестанно. Ибо есть им надежда покаяния, чтобы придти к Богу. Дайте им научиться, по крайней мере, из дел ваших Против гнева их будьте кротки, против их велеречия - смиренномудренны, их злословию противопоставляйте молитвы, их заблуждениям - твердость в вере. Против их грубости будьте тихи. Не будем подражать им — напротив, своею снисходительностью покажем себя братьями их, постараемся быть подражателями Господу. Пусть кто-нибудь более потерпит неправду, понесет убыток, подвергнется унижению, только бы не нашлось в вас какого-либо плевела диавольского.но все вы во всякой чистоте и целомудрии пребывали в Иисусе Христе телесно и духовно" (К ефесянам).
Значение Игнатия как святого мученика и его вклад в первобытный экуменизм не забыты.
После раскола 1054 года между Западной и Восточной Церквами и Реформации в 16 веке, выделившей протестантов в третье течение христианства, жажда единства не пропала.
Но, как правило, при решении этой проблемы на первый план выступали тактические уловки и политические компромиссы. И если иногда и раздавались голоса мудрые, а не только расчетливые, то они терялись в анафемах пап, епископов, вождей, отстаивавших нетерпимые к другим взгляды...
До XVIII века говорить об искреннем и чисто духовном стремлении отдельных церквей и деноминаций к миру во Христе без исторических натяжек и модернизации тезисов, внешне похожих на проповедь единого Евангелия, трудно. Недаром все эти затеи так скоро и плачевно сходили со сцены истории, не улучшая, а подчас и ухудшая положение, умножая подозрительность, доходящую до ненависти и кровопролития.
Отдельные элементы, характерные для полноценного экуменического движения (поиски унии или экуменизации мира, требования религиозной свободы или либерализации мира и миссионерская деятельность или евангелизация мира), и первые слились воедино в богослужениях так называемых гернгутеров, в деяниях их вождя графа Цинцендорфа.
В этих молитвенных собраниях находили убежище религиозные надежды и лютеран, и реформатов, и моравских братьев. Известные до сих пор унионистские стремления, навязываемые сверху официально, принудительно - пугали иногда своей формальностью и искусственностью.
"Но любовь помилованного грешника к Спасителю одинаково распространена во всех вероисповеданиях и пред этой истинной солью Церкви должны отступить все различия в учении", - думал Цинцендорф. И в этом один из секретов успеха объединений гернгутеров.
Не размах деятельности и не эхо их песен (весьма скромно по масштабам наших дней), но новый дух, рожденный тогда, символизирует тот век (обычно называемый веком Просвещения и безбожия).
Цинцендорф доказал, что единство возможно не только в голове гениального мыслителя, но и наяву, в сердцах многих. Это был эпизод и в то же время принципиальный поворот в летописи христианства.
Ведь когда корабли миссионеров и книгоноши Библейских обществ отправлялись в далекие края, не только туземцы стали понимать, что отсутствие согласия подрывало силу проповеди и свидетельства.
Как же убеждать язычников и новообращенных в свете единства учения и дел новозаветной Церкви, если факты говорили о множестве "церквей", подчас даже воюющих между собой?
Проблема единства стала проблемой истинности церкви.
И вот для этих сугубо практических нужд на полях евангелизации Азии и Африки, в лоне Церкви Европы и Америки со второй половины XIX века верующие устремились друг к другу для рукопожатия. Но не только прагматический дух руководил ими, как это раньше случалось с униатами. Голубиная простота и змеиная мудрость в экуменизме нашли свое слияние.
Само слово "экуменический" можно неоднократно найти в греческом переводе Ветхого Завета, в Новом Завете и в христианской литературе первых веков. "И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей ойкумене, во свидетельство всем народам, и тогда придет конец", — пророчествовал Иисус (Мтф 24, 14).
В Церкви экуменическими (вселенскими) соборами называли те, в которых участвовали представители из всех областей Римской Империи (таких, по убеждениям православных и протестантов, было семь: 2 Никейских (325, 787 гт.), Ефесский (431) и Халкидонский (451), 3 Константинопольских (381, 553, 680 гг.).
В новое время слово "экуменический" стали употреблять в случаях, когда дело касалось всех живущих на земле христиан. В этом смысле впервые в 1900 г. международную миссионерскую конференцию в Нью-Йорке назвали экуменической.
Христиане различных стран, различных церквей, протестантских и англиканских, вслед за гернгутерами, методистами и баптистом Кэри, основавшем знаменитое Миссионерское общество (1792 г.),- почувствовали тягу к созданию "центра", способного объединить усилия одиночек и отдельных товариществ.
Лондонское Миссионерское общество (родившееся в 1795 г.) было первой такой попыткой интерконфессионального характера. В него входили конгрегационалисты, пресвитериане, методисты и епископалы. Этому примеру вскоре последовали и другие.
Через полвека (1846 г.) в Лондоне начал работу Всемирный союз евангелистов, состоявший из представителей 52 церквей Европы и Северной Америки.
Это была первая международная межцерковная организация подобного рода.
Наряду с повышением миссионерской активности ощущалось зло обособления церквей. Молитва, хлебопреломление, вероисповедание, труд в винограднике Божьем .— все было раздельным. И вот дошло до робких попыток празднования общих вечерей Господних.
Тем временем широко распространились разнообразные всемирные организации: Христианский союз молодых людей (YMCA, основанный в 1855 г. Его выдающимся деятелем был знаменитый евангелист Муди), Союз воскресных школ (1889 г.), переименованный в 1922 г. в Совет религиозного воспитания, Христианский союз девушек (1893), "Христианское решение " (1894 г.). Каждый член этой организации обещал заботиться о больных, престарелых и опустившихся. Союз христианских студентов (1895 г.). В нем активно участвовал Муди, а основал Джон Мотт, с которым мы еще не раз встретимся в истории экуменизма, человек, исколесивший весь мир ради Христа, побывавший в России (1909 г.), с огромным успехом выступавший перед членами студенческих евангельских кружков, а также представителями православной церкви. Союз проповедовал "Иисуса Христа высшим авторитетом".
По существу экуменической является и Армия Спасения (1878 г.) - современные духовные крестоносцы, не боящиеся никаких трудностей, не брезгающие протянуть руку помощи никому (Тим 2,4; Деян 10,28).
Ожила и близость между собратьями одной церкви в разных странах.
С 1867 года созываются съезды англиканских епископов ("Ламбертские конференции"), основана Всегерманская Лютеранская Конференция (1868 г.), после 1947 года переименованная во Всемирный Совет Лютеран; Союз Церквей Реформатов-пресвитериан (1877 г.), Экуменическая конференция методистов (1881 г.) .Международный Совет Конгрегациональных церквей (1891 г.)., Всемирный Союз Баптистов (1905 г.), Всемирное объединение протестантских церквей (1924 г.) и многие другие...
Все эти тенденции повлияли на идею созвать всехристианскую международную миссионерскую конференцию. Она состоялась в 1910 году в Эдинбурге. В ней участвовали 1355 делегатов. Один из них впоследствии сказал: история христианства не знает такого форума, как Эдинбургский. Удивительным было многообразие его участников, еще более удивительным — их единство.
Даже римско-католические богословы, тогда еще скептически относящиеся к экуменизму, признавали, что без этой конференции начавшиеся новые веяния и обновление христианской Церкви было бы невозможным, как и создание в будущем Всемирного Совета Церквей (ВСЦ).
Подготовил и блестяще провел эту встречу Мотт, еще в 1900 году бросивший клич: Евангелизация мира в этом поколении!
Избегались любые догматические и экклезиологические разногласия, могущие повредить духу братания, но в то же время напоминалось об ответственности Церкви перед миром. Результатом этой конференции было избрание Постоянного Комитета с Моттом во главе, просуществовавшего 11 лет, а в 1921 году превратившегося во Всемирный миссионерский совет, который, в свою очередь, в 1961 году полностью влился в ВСЦ (на ассамблее в Нью-Дели).
Эдинбургская конференция замечательна не только сплочением миссионеров различных церквей в единую семью, но и тем, что на ней епископ Епископальной церкви США Чарльз Брент выступил с призывом создавать единую "универсальную церковь".
Эта идея продолжала развиваться в трех направлениях, опять соединившихся в деятельности ВСЦ.
Итак, Эдинбург 1910 завершает первый большой этап экуменического движения.
Одним из порожденных духом Эдинбурга течений было движение за мир.
В связи с угрозой войны в Констанце (1914) собрался Всемирный Альянс для развития международной дружбы через церковь. Но по иронии судьбы в эти же дни началась первая мировая война.
По инициативе квакеров Ходкина и Зигмунда-Шульце был срочно создан Союз Единения, много сделавший для помощи военнопленным и беженцам. В этот союз входило 9 европейских стран и США.
После войны в Оуд Вассенаре (1919) глава Шведской Лютеранской Церкви Натан Седерблом предложил создать "экуменический совет для рассмотрения практических задач, стоящих перед церковью". Такой совет был создан в виде небольшого комитета, занимавшегося проблемами церковных обязанностей в отношении человечества, а также вопросами социальных, моральных и международных взаимоотношений.
В 1928 году состоялась большая конференция, обсуждавшая всеобщий мир и разоружение. Эта ветвь экуменизма явилась предтечей Христианской Мирной Конференции, плодотворно действующей и в наши дни.
Другой ветвью экуменизма было так называемое "стокгольмское движение".
В 1925 году в Стокгольме состоялась Всемирная конференция по вопросам жизни и деятельности Церкви, наметившая пиан действий до тех пор, пока церкви будут выяснять догматические разногласия. Руководителем этого "практического христианства" был известный уже нам Седерблом. Более 600 делегатов 93 церквей из 37 стран, включая представителей православных церквей, принялись за обсуждение и воплощение поставленных задач. В связи с 1600-летием первого Никейского собора стокгольмскую встречу назвали "Никеей этики".
Следует отметить, что на этой конференции выявились дне различные точки зрения: представители Германии считали, что обязанностью церкви является только проповедь Евангелия и дела милосердия, американцы же доказывали, что необходимо также внедрить христианские принципы в экономическую и политическую сферы жизни. В конце концов в Воззвании конференции нашли отражение оба мнения.
Вторая конференция по вопросам жизни и деятельности церкви состоялась в Оксфорде (1937) . В ней приняли участие меньше делегатов (425), чем в Стокгольме, но зато богаче были представлены церкви (119) и страны (40). Главным действующим лицом конференции был Джозеф Олдхем.
Собравшиеся осудили всякую войну и призвали церкви к развитию мирного сотрудничества между народами. Они рассмотрели всесторонне также общественные и экономические проблемы и христианское отношение к ним. В итоговой резолюции церкви объявили о своей "зависимости от Бога и Господа Иисуса Христа" и предупреждали, что "Церковь должна быть Церковью".
В то время это были очень смелые и нужные шаги, так как мировое мракобесие во главе с фашизмом готовилось к наступлению. Еще до Оксфорда в Германии раздавались голоса, что намечаемая конференция, мол, не способна дать положительных результатов. Ведь в ней "восторжествует либерально-демократическое мировоззрение, борющееся за свои "свободы", принесшие народам только горе и гибель, не способное и впредь оценить серьезные намерения тоталитарных государств", — писал идеолог национал-социализма Альфред Розенберг. Нацисты не разрешили церквам Германии участвовать в конференции. Пастор Мартин Нимеллер и другие немецкие делегаты были брошены в тюрьму.
Ведь до этого, в 1934 году, экуменическое движение вы! ступило в поддержку антинацистской Конфессиональной церкви Германии, противницы так называемых "немецких христиан''' (сотрудничающих с властями).
После того, как была выслушана речь специально присланного правительством делегата от рейха — епископа Мюллера, конференция приняла резолюцию, решительно выступая против авторитарного управления церковью, против использования методов давления, принуждения и насилия над совестью. Было также направлено послание с выражением сочувствия и солидарности истинной церкви Германии.
Богословскими загадками занималось третье ответвление экуменизма, "лозаннское движение", или "Вера и устройство". В 1910 году по инициативе Брента была создана комиссия для подготовки Всемирной конференции по вопросам веры и церковного устройства. Эта конференция была созвана лишь в 1927 году (Лозанна). Участие в ней приняло 394 делегата из 108 церквей.
Были достигнуты два важных соглашения: по вопросам веры — считать Апостольский и Никейский символы выражением убеждений всех христианских церквей, и по вопросам устройства церкви — каждая из трех систем управления (епископальная, пресвитерианская, конгрегационалистская) имеет свои преимущества и поэтому все они должны иметь свое место в будущей Объединенной Церкви.
Конференция (наподобие Эдинбургской и Стокгольмской) не прекратила свою работу после того, как разъехались делегаты. Был избран Постоянный комитет из 100 членов во главе с Брентом. Он подготовил вторую конференцию (Эдинбург, 1937). После ухода Брента в вечность (1929), его место занял Архиепископ Йоркский Вильям Темпл, впоследствии ставший Архиепископом Кентерберийским.
В Эдинбургском совещании участвовало 414 делегатов от 122 церквей в 43 странах.
Среди участников была и делегация молодежи (43 человека). Представители Германии не получили разрешения от гитлеровского правительства на участие в этой конференции. По вопросам веры оказалось больше согласия, чем по вопросам церковного устройства. Об апостольской преемственности и « мнительном значении таинств мнения разошлись. Все выражали горячее желание, чтобы дни разъединения церквей были, но милости Божьей, сокращены и была достигнута, силою Духа Святого, полнота единства.
Параллельная работа "миротворцев", 'практиков" и "теоретиков" все более расширялась и сближалась. Стала явной необходимость более тесных совместных действий.
Крупный шаг в этом направлении был сделан в 1933 году, когда Темпл пригласил к себе в Йорк 10 человек, представителей Всемирного Миссионерского Совета, Движения по вопросам веры и устройства Церкви, Альянса для развития международной дружбы через церкви и Христианских ассоциаций молодежи. Эта группа названа консультативным комитетом и должна собираться и в дальнейшем по мере необходимости. Она стала зародышем ВСЦ.
В 1937 году Комитет созвал в Лондоне расширенное совещание для обсуждения будущего всего экуменического движения и подготовки резолюции о слиянии главных, существующих пока отдельно, групп экуменистов.
Эдинбургская ("Вера и устройство") и Оксфордская ("Жизнь и деятельность") конференции (обе — 1937 г.) приняли предложенную им на рассмотрение резолюцию и выделили каждая по 7 человек для выработки основ будущего Всемирною Совета Церквей. Эти 14 образовали Учредительный Комитет и, кооптировав в свой состав значительное количество выдающихся деятелей мирового экуменизма, собрались в количестве 75 человек в Утрехте (1938), где под руководством Темпла, Мотта и Виллема Виссерт-Хуфта разработали проект устава ВСЦ, который был потом разослан всем церквам. Была установлена дата первой Всемирной Ассамблеи Церквей — август 1941...
Но война и на сей раз перечеркнула планы миротворцев. Но, как и в годы первой мировой войны, они не сидели сложа руки. Издавалась массовым тиражом Библия, организовывалась помощь беженцам, выделялись фонды для спасения граждан "неарийского происхождения". Несмотря на препятствия, Генеральный секретарь Временного Комитета Виссерт-Хуфт продолжал координацию действий различных церквей.
Но лишь по окончании войны, в 1948 году в Амстердаме мечта о создании ВСЦ сбылась. 351 официальный делегат (147 церквей из 44 стран) и более 1000 гостей присутствовали при рождении ВСЦ и утверждении его устава, "Разделение мира и Божий план спасения" — вот лейтмотив тех дней.
На Ассамблее было сказано: В первую очередь мы нуждаемся не в новой организации, а в возрождении современной церкви.
В заключение были избраны Президиум и Центральный комитет ВСЦ. Почетным президентом стал пионер экуменизма доктор Мотт. Генеральным секретарем - Виссерт-Хуфт.
Были, конечно, и свои разногласия (например, между американцем Джоном Даллесом и чехом Иозефом Громадкой по социальным вопросам), но участие таких людей, как Мартин Нимеллер, выдающихся богословов современности Рейнгольда Нибура и Карла Барта, ясно указывает на непреходящую ценность этой Ассамблеи.
Членами Совета могли стать все церкви, пославшие в его адрес письмо с заявлением, что они признают "Господа Иисус Христа Богом и Спасителем".
Третья эпоха Всемирного единения христиан продолжается до наших дней.
"Мы намереваемся быть вместе", — говорилось в послании Амстердамской Ассамблеи.
На второй Ассамблее провозглашалось: "Быть вместе недостаточно. Мы должны идти вперед!"
И ВСЦ определил себя как место, где церкви стремятся сообща стать голосом тех, кто не имеет права голоса, и домом, где каждый человек найдет себе приют.
Эта Ассамблея состоялась в Эванстоне (1954) под девизом "Иисус Христос - единственная надежда мира" (1298 гостей, из них 507 делегатов 179 церквей из 54 стран) . Для рассмотрения молодежных проблем - специальная делегация (96 человек).
На III Ассамблее (Нью-Дели, 1961) было 577 делегатов от 181 церкви. Это собрание, проходившее под лозунгом "Иисус Христос - свет мира", особенно знаменательно значительным увеличением членского состава ВСЦ. В него вступили 23 новые церкви, в том числе 4 большие православные (среди них и Русская).
Сильная струя старинных традиций восточного христианства обещала новые стимулы для жизни и мышления Совета.
Почетным Президентом ВСЦ был избран ветеран экуменизма — Олдхем.
Ежегодно проходят заседания ЦК ВСЦ, в права и функции которого, между прочим, входит и рассмотрение заявлений новых кандидатов в члены Совета.
В 1962 году на расширенном заседании ЦК в Париже были Приняты в состав ВСЦ Армянская церковь, Грузинская православная церковь, Евангельско-лютеранские церкви Латвии и Эстонии, а также ЕХБ СССР.
И наконец, Упсала 1968, IV Генеральная Ассамблея, собравшая свыше 800 представителей от 242 церквей-участниц.
Примечательным и показательным было присутствие многочисленных наблюдателей от Римско-Католической Церкви, из коих двое выступили в качестве уполномоченных ораторов. В адрес Ассамблеи папа Павел VI направил очень доброжелательное Послание, первое до сего времени прямое обращение тми Римского к съезду ВСЦ. (В 1969 году, посещая Богословский Центр Совета, Павел VI заявил, что хотя католики, видимо, не так скоро смогут вступить в ВСЦ, все же — "это великолепное объединение христиан, детей Божиих, разбросанных по всему миру", и что он считает свой приезд сюда "явным знаком христианского братства, которое уже сейчас существует между всеми крещеными и, следовательно, между церквами членами Всемирного Совета и Католической Церковью".)
В одном из упсальских документов говорится: христиане, Которые знают из своего Св. Писания, что все люди созданы Богом по Его образу и подобию, и что Христос умер за всех, должны быть в первых рядах борьбы за преодоление провинциально узкого понимания солидарности на пути ко всемирному ответственному обществу, где правда существует для всех. Воздание ответственного общества — вот цель ВСЦ, вот мечта всех честных людей!
Организационная структура ВСЦ постоянно меняется, отписывая устарелое и следуя усовершенствованным методам работы, стремясь подражать вечному обновлению Божьему, пытаясь "объединить тех, кто придерживается различных взглядов, не отрицая особого пророческого вклада со стороны пюбого из них". Ведь "совет как таковой не может становиться гласом одной школы или вероисповедания, не перестав быть тем, что он есть". И недаром главной темой упсальской Ассамблеи были слова: Се, творю все новое.
ВСЦ не присваивает себе права "сверхцеркви", по уставу он - "содружество церквей", а не "слияние".
"Целью Совета является служить церквам так, чтобы Церковь Иисуса Христа могла явиться в истинном единстве; истинное единство значит коллективное воплощение призвания; а призвание заключается в службе, терпении и общении" (Мтф 20, 28; Ин 13, 14).
Как видим, ВСЦ регулярно занят изучением и активной деятельностью, поддержкой христианского свидетельства и христианской взаимопомощи.
Наряду с ВСЦ существует еще несколько больших и множество менее крупных экуменических обществ, издаются книги, журналы, листки, пропагандирующие всеобщую любовь и в доказательство ее создаются международные трудовые коммуны молодежи в отсталых странах, собираются добровольные пожертвования для голодных, бездомных и всех обездоленных. Верующие других религий организуются в союзы (буддисты, мусульмане) и ищут межрелигиозные контакты (христиане - иудаисты и др.).
В последние годы в мире особенно возрастает роль молодых, дерзко переоценивающих многие ценности, мыслящих широко, глобально, отметающих всякую косность и религиозный эгоизм. Невозможно даже бегло рассказать об успехах, поражениях, болезнях столь огромного организма, каким является экуменизм. Но и так ясно, что наш долг - осуществляв эту идею, противостоять Вавилону, хотя результат сего труда возможно, мы увидим лишь в Новом Иерусалиме...
Да исполнится молитва Иисуса (Ин 17,21).
"Ладно, все это красиво в теории. Но что можем мы, простые "миряне"? Какие меры нам принимать?"
"Прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков" (1Тим 2, 1).
Истинный христианин, преклонив колена, откладывает в сторону бесконечное ожидание чьей-то посторонней инициативы и помощи, ибо понял, что единство начинается не с решений, подписанных пусть даже самыми ответственными лицами, а с доброй воли одного кающегося грешника, с одной взятой на плечи пропавшей овцы, со взноса одной потерянной и найденной драхмы!..
Неужели мы не поделим между собой оставленные нам в наследство землю, небо, жизнь, так прекрасно сознавая, что "всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать... Ибо все из Него, Им и к Нему" (Рим 11, 32-36), понимая, что дары служения и действия могут быть различны, а Дух, Господь и "Бог один и тот же" (1Кор 12,4-7)?
Зачем мудрить, прикидываясь простаками, если ясно и неоднократно сказано, что "Бога никто никогда не видел: если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас" (1Ин 4, 12; Ос 6, 6).
Но совершен Он один и посему, набравшись терпения, "имейте усердную любовь друг к другу, потому что любовь покрывает множество грехов" (1Петр 4, 8; Притч 10, 12). Доколе мы будем противиться воле Божией, "зная время, что Наступил уже час пробудиться нам от сна" (Рим 13,11)?
"Большим недостатком Всемирного Совета Церквей является его довольно узкая база, вследствие отсутствия экуменического сознания в массах верующих. Дело в том, что энтузиастами экуменизма являются, главным образом, архиепископы, богословы и другие руководители церквей и церковных организаций, а поместные церкви и широкие слои рядовых христиан затронуты пока еще в очень незначительной степени идеей единой вселенской церкви и идеалами экуменического движения", - увещевал еще в 1959 году наш "Братский вестник". Ему вторит рупор самой большой нашей церкви — "Журнал московской Патриархии: "Наш долг и наша задача в том, чтобы выполнять вместе, сообща, все то, что совесть не подсказывает нам совершать отдельно и врозь. При этом необходимо внедрять в сознание наших верующих экуменическое сознание все глубже и шире, добиваясь экуменической просвещенности в массах христиан. Мы не можем не заботиться о том, чтобы экуменизм не рассматривался как дело главным образом специалистов или церковных верхов, чтобы было хорошо и прочно усвоено, что это общая задача всех христиан, что в это дело свой вклад могут и должны внести все и, в особенности, новые поколения, готовящиеся принять от нас смену. И еще соображение: главное - нельзя будет в будущем предаваться унынию ни при каких могущих возникать препятствиях, которые неизбежны в минуты кризисов. Ибо некоторые новые затруднения легко могут только послужить промыслительной возможностью некоторых структур и ориентации, лишенных абсоютного принципиального значения (5.69).
Пример Мотта и Олхема - тоже простых "мирян", должен вдохновить нашу христианскую молодежь.
Кто-то сказад, что в экуменическом движении многое кажется невозможным до тех пор, пока оно не будет сделано. Будем же оптимистами!
Будем искать контакты и налаживать диалог с людьми всех вероисповеданий не в целях "доказать ошибочность" их воззрений, а в целях взаимной любви!
У каждого из нас есть свой дом. Но мы можем ходить в гости и должны быть странноприимными. Но не является ли все это долгом каждого христианина? Да, является. Мы не открываем Америки. Но и не пашем распаханное поле.
Возражения против специального экуменического движения были бы уместными лишь в том случае, если дела в этом вопросе обстояли бы благополучно. Мы же видим церковь расколотую, и нас не оправдывают никакие рассуждения о "видимой" и "невидимой" Церкви. Если истинная Церковь не видима, то нам, не способным собственными усилиями войти в нее, нет другого выхода, как только побрататься друг с другом, оставляя права приема в нее Господу.
А если возможна и видимая Церковь, то она должна быть организационно единой и никто не смеет верующего и считающего себя христианином человека выталкивать за двери этого храма.
Да, в Библии множество слов о разделениях, распрях, ересях. Да, в Библии множество слов о суде, наказании, плаче и скрежете зубов. Но не меньше там говорится о единстве, долготерпении, снисходительности, прощении... Сравните, например: Иак 3, 13-18 или Гал 5, 19-23.
Истина, конечно, одна и неизменна. Но вся правда только у Бога. Ни один религиозный человек не сомневается, что Подлинник всех книг Священного Писания непогрешим. Нелепа сама постановка вопроса: Слово Божие богодухновенно ли? Но так как мы имеем дело лишь с многократно переписанными, веками приводимыми в порядок рукописями, причем начертанными (в самых старых сохранившихся экземплярах) одними прописными буквами (а в еврейской части без гласных), без всякого разделения на слова и без знаков препинания, и, учитывая сложности переводов, - то вопрос о буквальной непогрешимости Библии, на которую, кстати, она сама не претендует, остается открытым. А Церковное Предание? Разве оно может заменить Живое Откровение? Не свидетельствует ли наше цепляние за букву о недоверии к духу или неимении Духа? (2Кор, 3 гл) Не забываем ли мы, что есть грех не только сквернословия, но и пустословия?
Можно ли тратить драгоценное Христово время, механически подсчитывая, формально сопоставляя все "за и против"?
У какой точки зрения больше любви: выискивающей угрозы наказания или подчеркивающей надежду помилования? Требующей не общаться с грешниками и мытарями или допускающей видеть в них своих собратьев по роду человеческому, осиротевших без Бога и нуждающихся в благой вести и милосердии?
Лучше худой мир, чем добрая война. Но не спячка, тление, закисание. В этом смысле "не мир пришел Я принести, но меч" (Мф 10, 34)- Бог во Христе примирил и земное и небесное, а мы, подчас, вместо Него и так скупо распределяем места в Церкви Его. Не таким был апостол Павел. "Для немощных я был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых." (1Кор 9,22).
Смотрите на каждого встречного как на образ Божий, как на живую икону! "Почитайте один другого высшим себя" (Фил 2, 3). Человек, пытающийся унизить другого, в первую очередь теряет собственное достоинство. Деноминация, не уважающая чужой опыт, обкрадывает себя. Торжествовать победу за счет недостойных и слабых - мечта, мягко выражаясь, не совсем христианская.
"Прости им грех их. А если, нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал", - молится Моисей (Исх 32, 32).
"Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих", - утверждает Павел (Рим 9, 3).
"Как можно быть счастливым, если где-нибудь еще страдает другое существо?" - вопрошает Достоевский.
Но горечь не должна нас и обезоруживать или парализовывать. Жизнь, увы, печальна, непонятна и ее веселье, как правило, пир во время чумы. Но не убивайтесь при виде противоречий и неустроенности, голода и войны, поруганной любви и разбитых грез, стихийных бедствий и смерти ребенка... Оставьте это на совести Всеблагого, Всеведущего, Всемогущего и Всесправедливого Вседержителя, а сами делайте, что можете, заботьтесь о ближнем и дальнем, а в духе ликуйте и радуйтесь, не стремясь объять необъятное, кротко, честно и просто доверившись воле своего Творца. А не отвергнуть ли нам Его?
Только уповающим на Божью милость и суд, на котором Он утрет всякую слезу, доступны веселье в Господе и смысл страданий, серьезная добродетель и трагический подвиг любви.
Такие не препираются с Богом, требуя справедливости наперед, а стараются следовать заповеди: Христос терпел и нам велел.
Такие постигают боль и радость поцелуя и слов: "Радуйся Равви!" (Мф 26, 49) .
Отче наш, неужели мы забыли Тебя?.. Помилуй, Господи, спаси Экумену!
Да торжествуют святы во славе (Пс 149, 5
О славе мы размышляем не меньше, чем о смерти. И даже наше смиренномудрие и подчеркнутая скромность есть жєланиє славы. А подчас человек готов потерять все ради нее, не только богатство, семью, положение, друга, святость, но и сам жизнь.
Но что есть слава? Почему мы ее так часто и так возмущенно осуждаем, а исподтишка так ревностно ищем? Грех и проклятие она или блаженство и спасение? Не то и не другое Как человек, являясь вместилищем зла, в борьбе с ним не должен одевать себе петлю на шею или быть расстрелянным, а изгнать беса, сидящего в нем, и омыться добром, так и искателю славы необходимо понять, что сама по себе она - один лишь звук и лишь путь к цели, а также средства прославления имеют значение. Не всякая жажда славы есть тщеславие.
Ищущий славы ищет самоутверждения. Но только осознав нищету своего духа по сравнению с евангельскими заповедями мы постигаем всю смехотворность нашей гордыни...
Слава мудрого и смиренного есть слава нерукотворная и лишь такая похвала должна тешить наше сердце.
Ибо, если мы хвалимся Богом в себе, а не торчим самодовольным прыщом на теле человечества, лишь тогда это не похвала глупости. Глупости и превозносящегося, и рукоплещущего.
Не славу как таковую мы должны избегать. Наоборот нам нужно ее добиваться. Этим мы служим Отцу, Которые через послушных детей Своих призывает всех образумиться Который воздаст каждому по делам его, "тем, которые постоянством в добром деле ищут славы, чести и бессмертия, жизнь вечную. А тем, которые упорствуют и не покоряются истине но предаются неправде, ярость и гнев" (Рим 2, 6-8).
Славе ради славы, отщепенческому утверждению мы предпочитаем блаженство очищения и сораспятия со Христом, чью славу воспевают не только люди и не только на земле, но и ангелы на небесах.
Но пока мы еще здесь и, мечтая о небесном, должны видеть и земное. И смотреть проницательно, дабы наши труды не превратились в прах, а наши достижения не изъела ржавчина.
А рядом уже дьявол искушает брата восстать против брата, возненавидеть доблесть, добытую не угождением себе и толпе, а следованием правде и любви.
Иоанн Златоуст говорил: "Кто сотворит чудеса, сохранит девство, соблюдет пост, будет класть земные поклоны и сравнится с ангелами в добродетели, но имеет зависть, тот всех несчастнее, беззаконнее и прелюбодея, и блудника, и раскопателя гробов".
Отчего мы осуждаем других? Ведь "любовь не завидует" (ІКор 13, 4). А оттого, что не стараемся познать самих себя. Кто занят глубоким рассмотрением себя, кто видит себя оскверненным бесчисленными грехами, кто познает себя достойным вечной муки и уже оплакивает как присужденного к ней, тот мало видит или вовсе не видит недостатков в ближнем, извиняет те, которые заметил, охотно, от всего сердца прощает обиды и оскорбления.
Но не все еще это понимают, и посему за заслугой плетется зависть. Она есть невольная дань уважения, которую ничтожество платит достоинству. Она коварней и непримиримей ненависти, так как распаляемые ею и от благодеяний не делаются лучше. Еще больше развращаются они при милостях, потому что сознают себя имевшими нужду в благосклонности.
Завистливому не следует назначать наказание. В прочих преступлениях какая-нибудь, хоть мнимая, сласть есть, а тут один грех и мучение.
Итак, "скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое... Напротив, слава и честь и мир всякому, делающему Доброе..." (Рим 2, 9-10).
В последнее время повсюду говорят о новой "духовной мировой революции". "Хиппи во Христе", "Огонь для Иисуса", "Бог возвращается", - такие и подобные заголовки заняли важное место на страницах мировой печати. Радио, кино, телевидение, эстрады и сцены театров предоставлены проповедникам и критикам самых неожиданных духовных движений. Сверхуспех имеет рок-опера "Суперзвезда Иисус Христос", начавшая свое победное шествие кроме Америки и на других континентах. Пророки и апостолы ныне в моде. И трудно подчас отличить плевелы от пшеницы. Великие церкви и небольшие конфессии по-разному выражают свое отношение к этому "чуду XX века".
Постигая глубинный процесс истории, часто лишь в незаметном штрихе, в тенденции эпохи, выраженной одаренными и призванными Богом людьми, мы видим, что Святой Дух действует в сердцах людей очень многообразно, но, тем не менее, обязывая чувствовать взаимосвязь всех членов всеобъемлющего Тела Христова. Человек может не знать Бога, нарушать Его заповеди или считать себя "избранником", а других "погибшими грешниками", но тем не менее он экуменически объединен не только с остальными людьми, но и со всей тварью. Недалекий эгоизм и толкование Библии в собственных интересах в наши дни, слава Богу, превращается в недобрую традицию минувших веков.
Как совесть, так и веление времени - являются гласом Божиим. И оба эти голоса свидетельствуют нам, что впервые в истории - ни монашеский скит, ни секта, ни деление на "чистых" и "нечистых" не спасает от нашей всеобщей беды-непримиренности. Господи, помоги сотворить в сердцах землян вместо озлобления - заботливую радость от сознания единства мироздания, которое даже самой лютой ненавистью можно лишь омрачить, но не избежать.
Спрятаться от него мы способны лишь в воображении. Так превратим же наше вынужденное единство в любвеобильное общение святых! И пусть наша колыбель, наш дом, наша община - земля станет суммой не только наших интересов, но и суммой наших добровольных пожертвований.
Так мыслят христиане-экумены, так думают все люди доброй воли. Д-р Виссерт-Хуфт (крупнейший экуменический деятель современности), подразумевая те ненужные наслоения, которые накопились за 2000 лет существования христианства и их вес в жизни церкви, задает страшный, но справедливый вопрос: Можно ли быть настоящими слугами человечества, оставаясь христианами?
Этот же вопрос задает и молодежь. Она не столько отвергает исторически сложившуюся официальную церковь, сколько наряду с ней ищет скрытые до поры в Евангелии религиозно-этические ценности, обнаруженные именно теперь и требующие соответствующего, своеобразного воплощения.
Она не прячет добро в стенах храмов и не ограничивает свою семью ближайшими родственниками, а идет в мир, чтобы сеять там добрую весть о нашем спасении.
Она особенно подчеркивает слова Учителя: "Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был через Него. Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия. Суд же состоит в том, что свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы" (Ин 3, 16-19).
Горячие молитвы, упование на водительство Духа Святого и как результат - массовые крещения, возникновение коммун и самые решительные обновленческие эксперименты во всех Церквях указывают на большую любовь, сохранившуюся в груди "бездушных", "отчужденных", "прагматичных" современников и великое желание не только быть любимым, но и проявлять милосердие к другим. Битники и хиппи, "лишние" и "потерянные" и т.д. - омываются сегодня в пречистой Крови Христовой. Мы приветствуем своих новорожденных братьев и сестер на целом свете.
Победим дьявольский экуменизм (глобальное объединение в ядерной угрозе) - экуменизмом Божиим, полным любви и благодати.
Как бы он ни старался, человеку невозможно полностью понять человека, ибо он сам человек. Потому высшая мудрость не в том, чтобы во что бы то ни стало добиваться единоверия единомыслия, единогласия, а в примирении.
Почувствовать себя посвященным в великую мистерию Бытия и призванным осуществлять волю Божию, которая есть непобедимая мистическая любовь, большое счастье и источник небывалой в твоей жизни силы!
Лишь теперь ты абсолютно свободен и действуешь какя власть имеющий, а не как книжники, ибо ты избранник Неба, избранник не для себя, а для людей, родивших тебя, кормящих тебя, нуждающихся в тебе, не понимающих тебя, побивающих тебя камнями.,.
Но ты упорствуй в поисках истины и пребывай в правде несмотря ни на что, торопясь делать добро ради добра, не уповая на благодарность и верность людскую. Вот библейский подход, требующий не только возвышенного энтузиазма, но и проницательности без иллюзий.
Общественно-организационные успехи - не гарантия Божьего благоволения (фашизм), и не все кажущиеся поражения (Колбе) являются таковыми.
Путь к совершенству чем дальше, тем труднее, но чем ближе мы будем к заветной цели, тем незаметней станут наши притязания к Богу и претензии к людям.
Возможность лишь прикосновения, а не слияния индивидуумов; невольное самооправдание, самолюбие и автоматическое обвинение других или судьбы; присутствие иррационального, несоответствие логического и фактического; непрерывно изменяющаяся жизнь; постоянная борьба за существование богоугодное или напротив; поиск гармонии между потребностями плоти и духа; распространенная социальная беспечность и безответственность, если дело не касается собственных или групповых интересов; большая зависимость от политических возможностей в стране, где живешь; инертность и консервативность основной массы людей и одновременное восхищение великим и подчинение герою, этим как бы приобщаясь к вершителям судеб мира; мучительность продолжительной неуверенности, неясности и жажда решения и определенности; боязнь самостоятельности, несмотря на эгоцентричность; неизмеримая динамика и полифоничность даже самой примитивной души... и множество других причин порождают разнообразие членов любого общества (церкви, партии) и субъективность толкования планов спасения (Царства Небесного, коммуны), а ак же столь частую обреченность самых продуманных, стройных, "правильных" гипотез и теорий.
Быть по-змеиному мудрым - значит всегда помнить, что [даже добрейшие люди бывают завистливы, суетны, противоречивы, лицемерны, неблагодарны или просто слабы, и посему - не перехитрять их самих, а обезоруживать зло в них.
Быть простым, как голуби, значит никогда не забывать, что доверие и авторитет завоевываются годами, а теряются вмиг.
Снисходительность, а не потакание слабостям других; заразительность собственного примера; многообразная одаренность вдохновителя: импровизационность, а не упрямый ригоризм - вот необходимые качества вождя.
Он, к собственному сожалению, не может бесконечно советоваться, оправдываться, жаловаться. С кем? Перед кем? На кого, если он сам ведет? Человеческие страсти - его личное (семейное) дело, люди же ищут всегда уверенного, всесильного, неустающего отца и пастыря, а не философствующего, вопрошающего, блуждающего собрата.
Тут не превозношение, не бездушность, не культ таинственных гениев, а трагедия и парадокс человеческой сущности. Надо властвовать над людьми не для собственного удовольствия, а ради их спасения, принуждая, но не насилуя. И главное - не насиловать волю Божию.
За все благодарить, не судить другого, прощать врагам, всегда радоваться и ни при какой неудаче, предательстве, горе и поругании не озлобляться.
Не становиться ослепленным надменностью, мстительностью, властолюбием, поводырем слепых.
И не сетовать на падение нравов или развращенный век, ибо человек хотел и хочет любить и быть любимым. Но не получается, и он в своей бездарности так же несчастен, к ты в своей одаренности. И будет так, наверное, до конца света... Вот тайна истинной, а не волчьей или лисьей властности.
Для себя быть Лойолой, для других - Франциском. Последний, притворившись как бы не заметившим, что брат видит, грешил, дабы тот, глядя на него, оправдывался. А Хритос безгрешный принял кару, заслуженную нами! Будем и святыми, но не святошами. А это есть чистота в помыслах, словах и делах (не исключая, конечно, реализма). Это ее сверхъестественное самообладание и постоянная готовн предстать с ответом перед Богом и людьми.
Ты - посланник Божий на этой земле, за каждой твоей мыслью, словом и шагом со всех сторон следят зоркие глаза.
Будь сосредоточен на арене жизни. Человек ищет у нас утешение, помощь, освобождение. От него требуется ненасилие, терпимость и участие в нашем общении.
Углубив отчаяние гибели и бессмысленности эгоистического, потребительского, дешевого, безбожного существования, всеми силами и средствами (словом, звуком, линие действием и т.д.) призывать несчастных грешников к свет и новой, глубокой, мудрой, любвеобильной жизни-подвигу.
Напоминать, что в человеке, помимо жажды наслаждение таится чувство долга, совесть, искра Божия; объяснять ему возможности и права человека...
Сущность религий - взаимоотношения Бога и человека - таинство, о котором "мы понимаем только то, что мы его не понимаем". (Августин)
Бога нельзя представить, но можно переживать. Поэтому он не может стать предметом теоретического познания, так как нце не может быть предметом в собственном смысле этого слова, ибо приравниваемый к другим предметам, то есть конечным вещам, Он перестал бы быть Абсолютом. Единственный способ постижения Бога - внутреннее переживание, которое одно достоверно. Так как нет переживающего без пережитого, как нет и переживаемого без переживающего, то, когда мы находимся в сфере умозрительного, неизбежно возникает волнующий вопрос о существовании внешнего мира, притом ставится он таким образом, что не допускает ответа. Если мы допытываемся, каким является этот мир независимо о предметного бытия для субъекта, не как явление для другого, а сам по себе, то узнаем, что он недоступен нам, ибо любым прикосновением к нему мы делаем его предметом, а тем самым явлением для нас.
Бытие, которое существует для самого себя, и в котором совпадает бытие и сознание, мы знаем лишь в себе. Анализ наличного бытия всегда есть анализ сознания. Это не значит, что всякое бытие есть сознание, но лишь то, что для нас существует только то, что вступает в сознание. Практика (непосредственный опыт, цельная действительность) не противопоставляет субъект объекту, "я" "не я", познающего познаваемому. Она включает, вовлекает меня самого, мое существование, переходит границы созерцательности, стирает рубежи между "вне меня" и "во мне". Итак, если вкладывать в слово "бытие" что-лио сопоставимое с объектом, все становится необъяснимым.
Тем более это относится к Богу, Который, как Абсолютное бытие в себе, вообще может быть только субъектом и никогда объектом. Если я переживаю Бога, то постигаюсь, охватываюсь Им. Не я, а Он действует, беря меня в Свою жизнь. К Нему отношусь как к "Тебе", а не как к "нечто".
Присутствие Бога в нашей жизни не как объекта, а второгоо лица, создает тот внутренний диалог, который и является истинной верой и молитвой.
Эта интерсубъективность распространяется также на отношения между людьми, живыми существами, на все отношени вообще. "Брат Волк", "Друг Огонь", "Сестрица Смерть" - по-детски обращается к каждому Франциск. Принятие другого как "ты", то есть другого "я", противополагается понятию "он" как низводящего другого до уровня вещи.
Интимное общение с людьми и тварью, приобщение всех к Абсолютному "Ты" основывается на живой вере, взаимной любви, не нуждаясь в логических аргументах и рациональном обосновании. Сердечность не ссорится с наукой или философией, им не о чем спорить, у каждой свои заботы.
Интерсубъективизм лишь указывает на достоверное личного религиозного опыта и на то, что в духовных вопроса существенное значение для взаимопонимания имеет не абстрактно-интеллектуальный, а практически-этический подход.
Когда человек на "Ты" с Отцом, для него все становите родным и он не только исследует, наблюдает все, - он сочувствует всему, пытается уладить все.
"Бога никто никогда не видел: если мы любим друг друг то Бог в нас пребывает".
В начале сотворил Бог небо и землю. И остальное. И человека по образу Своему. И увидел Бог все, что сделал, и вот, хорошо весьма.
Первые люди были непосредственно связаны с Творцом. Царила полная откровенность. Они не чувствовали собственной обособленности, не имели представления об отчужденности. Они друг друга, природу и все остальное считали частицами единого "себя". И им не от кого было таиться и уединяться.
Вкусив запретный плод, люди порвали пуповину младенческого, невинного, беззаботного счастья, нарушили завет с Богом и лишились благодати. Они сами противопоставили себя "объектами" по отношению к своему Создателю. И сразу появилась психология единоличника, страсть урвать и припрятать что-нибудь только себе, свою вину свалить на другого и так далее.
Это была ошибка, но так как она делалась вполне осознанно, то это была неправда. А всякая неправда есть грех.
После грехопадения, после Вавилонской башни, разбрелись народы по свету и лишились прямой связи с Сердцеведцем.
Бог стал близок в Своей милости и далек в Своей святости.
Последовавшие за возгордившимися ангелами все дальше Удалялись от Творящего добро. Тот не оставил блудных детей Своих без попечения, но давал им полную свободу. Ибо Он есть любовь и хочет любви. Но только добровольная любовь является истинной.
Утопая в грехах, заменяя правдивое служение лжеслужением, внешним и полу служением, люди продолжают искать все же потерянный рай.
Возникает Закон - очередная помощь Божия, вразумляющая одновременно, что упование лишь на познание добра и Зла, на одну справедливость по букве не принесет мира ни отдельной душе, ни всему человечеству, Народ избранный, Израиль, имел преимущество - заповеди и обетование Мессии, но и он не устоял и постоянно впадал в идолопоклонство и фарисейство. Он погряз в противоположность своих намерений - в беззаконие и отчаяние.
Даже Бога, недоступного для нас как объект, он превратил в предмет, искусственную конструкцию собственной фантазии. (Это не относится, конечно, к символике, "видимому образу невидимого", без которой мы, еще связанные плотью, обойтись не в силах.) Все остальное человечество, язычники, уверовали в различных богов, создали множество мифов, и только совесть - голос Бога в человеке, часто напоминала им о том же, что и иудеям: "Я милости хочу, а не жертвы, и боговедения более, нежели всесожжении". Но ни те, ни другие так и не вняли призыву Желаемого всеми народами, и ко дню Его пришествия никто не имел чистое сердце, все согрешили, и ни один человек не мог похвалиться перед другим. Гениальные догадки и подчас глубокое богопостижение пророков, жрецов, волхвов и философов так и остались словесами, теорией, не способными исправить род людской, В жизни царило лицемерие, обрядность, отступничество. "И если праведник едва спасется, то нечестивый где явится?" - спрашивает апостол. Еще страшнее этот вопрос должен был звучать в те времена. Но и тогда Божия милость превознеслась над судом. "Ибо не вечно буду Я вести тяжбу и не до конца гневаться; иначе изнеможет предо Мною дух и всякое дыхание, Мною сотворенное. За грех корыстолюбия его Я гневался и поражал его, скрывая лицо, и негодовал: но он, отвратившись, пошел по пути своего сердца. Я видел пути его, и исцелю его, и буду водить его и утешать его, Я исполню слово: мир, мир дальнему и ближнему" - говорит Господь устами пророка.
"Свершилось!" - прозвучало с креста Голгофы. Так возопил Спаситель. Миссия Иисуса Назорея не в том, что Он дал новое учение или очистил, подытожил имеющиеся, а в том, что Он был, Он вернул нам Бога как Отца и Духа Святого как Утешителя, Он напоил самой Истиной, а не только научил удовлетворять любознательность или отрываться от земли. Нам опять было сказано, что не мы спасаемся, а нас спасают; что не мы познаем Его, а сколько Он откроет; что не мы возлюбили Его, а Он нас прежде.
Наша вера без дел мертва, но и наша праведность, как запачканная одежда. Итак, как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут.
Божий дом - это весь мир, все человечество, и обителей в нем много.
Христианам же дана миссия быть светом миру, солью земли и незаслуженная благодать - уже в этой, преходящей дышать вечностью. Аллилуйя! За все благодарите, благовествуйте покаяние и приближение Царствия Небесного, наследниками коего вы являетесь, и будьте милосердны к еще не обретшим великую радость, которая будет всем людям! Во Христе открылся воплощенный идеал любви. Потому так важно исповедовать Христа, пришедшего во плоти.
Пребывать в любви - значит исповедовать Христа, исповедовать Его - значит пребывать в любви, Теперь понятно, почему сказано, что имеющий Сына Божия имеет жизнь, а не имеющий не имеет ее. Не из-за Сына как такового, чуждого всяких кастовых притязаний, а из-за любви.
А Пастырь добрый продолжает заботиться о других овцах, которые не сего двора, и о совсем, казалось, пропавших, ибо у Него все живы, Он не бросит на произвол судьбы даже "бездушную", по нашему мнению, тварь, которая покорилась суете добровольно, но по воле покорившего ее, - в надежде, что и сама освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Все, что временно обмерло, воскреснет. Полного исчезновения нет. Смерть и ад, и все, кто не был записан в книге Жизни - будут повержены в озеро огненное и Царства не наследуют. Это смерть вторая. Побеждающий же не потерпит вреда от второй смерти. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон, впрочем, сам спасется, но так как бы из огня.
Бог карает не созданные Им души, а сжигая неправду клятого греха в них, обезвреживая смертносный яд диавольский, приводит в конце концов к Себе всех, наказывая, очищая, переплавляя, дабы быть всем во всем.
В Церкви время от времени возрождается учение о чудесном возвращении всего, даже злых и черта, в высшее, духовное блаженное состояние, о восстановлении райского, а не только фактического единства. Апокатастасис Пантон (Деян. 3, 21) - экуменическое воззрение.
Но если не будет соответствующего возмездия, то зачем жить и подвизаться? Во-первых, такой подход сам по себе не христианский, во-вторых, Божия справедливость не обязательно должна совпадать с нашим торгашеско-юридическим пониманием ее. Все грехи простятся, кроме хулы на Духа Святого, потому что Утешитель хулимый не может утешить хулящего. Сознательный отказ от Него есть духовное самоубийство. Смерть добровольная не подлежит воскресению, ибо и в этом Бог никого не насилует. Он не хочет смерти, но в случае упорного и непримиримого самоотказа от жизни принимает такой вызов.
Но как бы то ни было, "Благодать Господа Иисуса со всеми". Этими словами кончается Библия в точном переводе.
Только что вы познакомились с некоторыми важнейшими проблемами богословия.
Теория, как правило, оставляет место вопросу: так ли это? Действительность всегда свидетельствует: так или иначе.
Последующие высказывания-документы, авторы которых - наши современники, собраны в разных концах света, но каждый по-своему говорит об одном: жив Господь и жива душа моя.
Я вижу дни, которые любил. Я вспоминаю ночи, о которых плачу и краснею. И не могу вернуться. И не могу исправить. Из загробного мира еще никто не приходил...
Так я писал в свои тридцать лет, будучи неисправимым скептиком. Но эти пессимистические, казалось, строки при внимательном прочтении однажды зазвучали по-новому... Они твердили, что умершие не приходят сюда лишь в том смысле, как и мы не можем возвратиться в прошлое. Но это не уничтожает их. И я уверовал в будущее, в вечность, не требуя более никаких доказательств.
Во мне ожила тоска по Царствии Небесном и заговорила совесть. Я почувствовал трепетную радость возможности и опаляющую горечь ответственности. Я побратался с прошлым через покаяние и с будущим через чудо, которое уже стало Действительностью во мне. Я понял, что все взаимосвязано в этом и том мире, и перестал быть отщепенцем, и приобрел свободу.
Прошло три года. Теперь я христианин-экумен. Для меня самое главное - быть миротворцем, домостроителем Божиим. Не борьба, а любовь нужна. И это требует не меньше мужества и отваги, чем решительный бой. "Ахимса {Ненасилие} украшает воина, а не труса. Если бы мне приходилось выбирать между мая душием и насилием, я бы избрал последнее". (Ганди)
Все, конечно, сложней, чем на бумаге. О многом моя знать лишь один Бог да я. Но главное - здесь. С.
Что значит - Бог возвращается? По-моему, Он был я время неподалеку от нас, разве нет? Просто мы были слепы и не видели Его. Прогресс и цивилизация породили безбожное общество.
После многих лет блужданий во тьме, интересуясь лишь тем, что болтают вокруг меня, я прочел несколько отрывков из буддийских текстов и тотчас понял, в чем суть религии. И тогда мне стало ясно, что все великие учителя - будь то Христос или Магомет - говорили то же, что я слышал и раньше. Но говорили по-другому. Бог - вот Он; Он ждет, чтобы каждый нашел Его. Но различные церкви и религиозные доя рины настолько запутались в схоластике, что смысл учения потерял свою ясность.
Разве существует более прекрасная истина, чем простое возлюби ближнего? Одной крошечной фразой можно разрешить все проблемы мира. Бог никогда не возвращался ко мне. Я просто блуждал и неожиданно нашел Его там, где я был все время. Д.
Я хочу рассказать, что может Иисус. Я читал одну историю. В ней написано, как Иисус воскресил мертвого. Он пошел Я нему и сказал: Выйди вон из гроба! Больше Он ничего Я делал, только сказал это. Без магии, без волшебства, без опьяняющего ладана, без стимулирующей музыки. Он просто говорил. Я тоже был мертвым. Он и меня из кошмарного мира наркотиков вызвал к жизни.
Я сам себе не мог помочь. Иисус меня призвал. Своим Словом Он это делал, и это Слово на меня подействовало.
Раньше я христианам всегда говорил: у вас одни толыя слова. Когда я принимал наркотики, я жил в психоделическом мире представлений.
Я чувствовал, насколько нереален и фантастичен этот мир. Сейчас я переживаю слова Иисуса как лекарство.
В истории, которую я читал, написано еще больше. Этя мертвый был уже четыре дня в гробу и уже вонял. Друзья которые знали меня раньше, скажут, что я тоже вонял. И многие из нас воняют, Иисусу это не мешает. Он не отводит нос в сторону. Он смотрит на нас, любит нас и говорит нам: Выйди! Больше ничем не украшает Он Свои Слова. Но этого хватит, для меня этого было достаточно.
Я благодарю Бога за то, что Он показал мне, что может Иисус. И об этом я всем хочу рассказать. М.
Почему я стала экуменом?
Я родилась в семье так называемых сектантов. Там много спорили о дарах Святого Духа, о крещении Им, о предельном количестве спасаемых и так далее.
И часто возникала между братьями и сестрами если не вражда, то по крайней мере - невольная предубежденность друг к другу и нездоровое соперничество...
Как-то один мой приятель рассказал о себе. Сам он - баптист. Его отец - православный. Мать - католичка. В начало Великой Войны, когда временно преуспевающие гнали замерзших и голодных пленных, она давала ему хлеб и яички, завернутые в платочек, и он, как не подлежащий расстрелу малолетка, забегал в колонну и передавал это кому-либо ю проходящих. Потом бывшие победители сами стали узниками. И опять мальчик даровал иногда кому-то минуту счастья. В той семье не замечали знаков отличия. Там смотрели на нечастных людей и не делили их на "наших" и "чужих".
Другой мой товарищ однажды зашел в костел со своей знакомой, мусульманкой. Он был неверующим и хотел показать ей чистую красоту архитектуры, скульптуры, живописи и послушать орган. А девушка вдруг стала тихо молиться. Он смущенно заметил, что это христианский храм. "Бог един", - ответила она.
Так кто же имеет Духа?
"Никто, говорящий Духом Божиим, не произнесет анафемы на Иисуса, и никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым" (1Кор 12,3).
"Что вы зовете Меня: "Господи! Господи!" и не делаете того, что Я говорю?" (Лук 6,46).
Описанные только что люди прониклись самым необходимым и основным в своем служении, не всегда трубя об этом вслух. А остальное приложится...
То же в отношении крещения. Тут не может быть однозначных решений. Веками складывавшаяся традиция, принятая миллионами наших предков и современников, считает, что крещаемый младенец вовлекается в таинство искупления, даже не понимая того, что с ним делают, и о своей вере не свидетельствующий. Не лишает же Господь благодати за это, а отпадает от нее он сам, становясь на греховный путь. Часть же христиан расценивает водное крещение как обряд, как завершение уверования, как подпись под обещанием доброй совести.
Таинство силой Божией может совершаться помимо наш воли и не отменяет, а предполагает последующие плоды покаяния, и поэтому это не должно так волновать тех, кто придает самой купели образное значение. К благому миру ведет ли это?
То же в отношении причащения. Одни утверждают, что хлеб и вино пресуществляются в настоящее тело и кровь Христовы. Другие, что они присутствуют символически. Третьи говорят о накаленном железе, которое одновременно и металл, и огонь. Все эти доводы по-своему убедительны.
Но не этому учил Христос, сказав: Сие творите в Мое воспоминание.
Я лично каждый раз с новым чувством приступаю к этим святыням. И для меня важней всего не взвешивать соотношения того или иного, а пребывать в мистическом единении со Спасителем и нелицемерном братстве с другими. Аптекарский подсчет убивает дышащее чудо во мне, и посему, допуская в другом ту же трудность, я никогда не настаиваю на том и ином рецепте...
То же в отношении поста. Что тут главное? Для меня эт вопрос прояснился при чтении раннехристианского наставлен "Пастырь". Там сказано: "Постись так: не делай ничего плохого в жизни и служи Господу с чистым сердцем. Исполняй заповеди Его, и не позволяй разжигаться в тебе злому умыслу похоти, но верь и бойся Бога, и своим воздержанием ты будешь прославлять Его. Делай так: в тот день, когда постишься, ешь один хлеб и пей только воду, и подсчитай, сколько денег бы ты истратил на питание, если бы не постился, и отдай эту сумму какой-нибудь вдове или сироте, или нищему". Вот и всё.
То же в отношении исповеди. Многие против свидетелей в столь тонком деле. Но ведь есть потребность открыть дела своему другу, особенно, если он замешан так или иначе в твоем прегрешении.
Как часто люди, не ходящие в церковь, рассказывают сво историю случайному встречному. Человеку трудно ходить по земле с неизреченной и затаенной неправдой своей.
И блажен тот, кто осмеливается добровольно раскрыться. Редко он об этом жалеет, даже непонятый, он очистился. А это вважней соображений выгоды.
Итак будет ли исповедь перед одним только Богом, при свидетеле или даже публичной, она приучает нас к постоянной правдивости..
Так сама жизнь отучает нас от святошества и пустой схоластики. Она - пробный камень, а для кое-кого - камень преткновения книжных знаний, личных предположении, услышанных мнений и всех притязаний.
И я сделала вывод: доктрина часто разобщает, дух любви - никогда. Только с этих пор я считаю себя истинно верующей... Я.
"Вы слышали, что сказано: "люби ближнего и ненав врага твоего."
А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляв проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молите за обижающих вас и гонящих вас.
Да будете сынами Отца вашего Небесного: ибо Он повел вает солнцу Своему всходить над злыми и добрыми и посылае; дождь на праведных и неправедных.
Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая ва награда? Не то же ли делают и мытари?
И если вы приветствуете только братьев ваших, что ос бенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?
Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Н бесный." (Мтф 5,43-48)
Что такое сердце милующее?
"Возгорение сердца у человека о всем творении, о челов ках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. П воспоминании о них и при воззрении на них очи у челове источают слезы. От великой и сильной жалости, объемлюще сердце и от великого страдания сжимается сердце его и не м жет вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда и малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бесслове ных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно слезами приносит молитву, чтобы сохранились они и бы помилованы, а также и о естестве пресмыкающихся молите с великой жалостью, какая без меры возбуждается в серд его до уподобления в сем Богу." (Исаак Сирин)
Что такое христианство?
"Это уподобление Богу в той мере, в какой это возможн для природы человеческой. Если ты по милости Божией реш" быть христианином, торопись стать подобным Богу, облеки^ во Христа." (Василий Великий)
Эти слова должны стать исходной точкой, путеводной вездой и заветной целью всех наших исканий...
Через всю жизнь отдельного человека и историю всего еловечества, наряду с поисками успеха, наслаждений, истины, расоты проходит жажда неземного счастья, блаженства, веч-н0го мира. Детство, отрочество, юность, зрелость, старость - все чего-то ищут, чего-то надеются. Однажды или постепенно приходит понимание того, что очень трудно найти Царствие Божие. И бедные люди 'чрезвычайно изумлялись и говорили между собой: кто же может спастись?
Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу; ибо все возможно Богу" (Мк 10, 26-27).
Наша неправда и беззаконие вызвали милость Божию, наша безнадежность родила спасение от Бога.
В этом все.
Но это не все.
"Если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься;
Потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению" (Рим 10, 9-Ю). Вот вы произнесли слова спасения. Уже никто и ничто не может отлучить вас от чудного обетования. Но вы еще и не разбойник в раю (Лук 23, 42-43). Еще вы на земле.
Что делать? Сложа руки ждать? Можно, ибо "всякий, кто призовет имя Господне, спасется" (Рим 10,13).
Это минимум. Этого достаточно.
Но это не все...
Многие недоразумения в богословии и религиозном опыте возникают из-за механического, формального, педантичного толкования Священного Писания. Богочеловеческие взаимоотношения не вмещаются в прокрустово ложе наших доктрин. Сюда вовлекается и плоть, и тело, и душа, и дух, и воздействия благодати, и сатанинские силы. Страсть к составлению скороспелых и пригодных на все случаи решений и законов здесь Неприменима. Необходимо запастись скромностью, терпением, а права окончательного приговора оставить Господу. Приступая к Слову Божиему, приступая к живой жизни, отбросим беспощадную категоричность.
Все знает только дурак...
Все знает только Бог!
Облик человека, признавшего Христа Спасителем своим и всего мира, должен измениться. Он теперь, согласуясь с совестью, укрепленной Святым Духом, становится на путь служения. Спасаешься исповеданием, веруешь к праведности, живешь служением.
Молитва - дыхание верующей души. Богослужение - коленопреклонение перед Всевышним. Это прекраснейшие мгновения нашей жизни. Это очищение сердца в покаянии. Это возобновление мира через прошение о прощении грехов. Это откровение Божие, когда в ответ на наши немощи Он утешаем нас страданиями Христовыми и являет славу Претерпервшего до конца. Это обретение силы подражать во всем Иисусу. Это переход от внутреннего благочестия к чистоте в словах и делах. Это говорение на незнакомых языках, исполнившись Духа, в экстазе, как птицы трелями, прославляя Животворящего. Это слушание небесной песни в медитации.
Однако, однобокое увлечение мистикой может привести к святошеству, к мечтательной, но бездейственной духовной "прелести".
Богобоязненность и нравственная жизнь составляют двуединую задачу каждого христианина. Сама этика, не освященная Божественным провидением, теряет высший смысл. Если все труды человека завершаются исчезновением, а прошедшие и будущие поколения ожидает только та же участь - смерть, то напрасно шепчутся влюбленные, вздыхают поэты, ломают ночами головы изобретатели, идут на костры правдолюбцы. Ведь тьма все равно поглотит наши чаяния и достижения, если не сегодня, то завтра. Такое могут принять отдельные люди, масса народа, но инстинкт, бессознательное чутье всего человечества заставляет даже безбожников стремиться к возвышенному, искать истину и жертвовать собой ради правого дела Сами того не зная, они исполняют волю Божию. Вселенная существует и движется по установленному ее Творцом плану, или, как мы обычно говорим, по законам природы. Лишь иногда чудесные события в нас или окружающем, внезапно и ярче, чем в мерном течении будней, напоминают о зависимости всего от высшей силы, заставляя притихнуть наши самоуверенные голоса...
"Возлюби ближнего твоего,как самого себя" (Мтф 22, 39).
Корыстолюбие, а не самолюбие порождает эгоизм. Как, познавая себя, начинаешь понимать других, так, лишь возлюбив себя, поймешь ожидание того же другими. Не предпочитать себя остальным, а сосредотачивать в себе все лучшее. Блаженство дающего знакомо только имеющим. Кроме отношения к другим себе подобным существам, у человека есть еще обязанности к себе, а также к высшему началу бытия. Сострадающий другим, конечно, сознательно не обидит никого. Но себя он может очень обидеть, не различая добро и зло в самом себе, предаваясь страстям, унижающим в нем образ Божий. При самом жалостливом сердце можно иметь склонность к низменным порокам. "Сильное развитие симпатических чувств - жалости, милосердия - исключает возможность поступков злых лишь в тесном смысле, то есть жестоких, прямым образом вредных для других, но оно нисколько не мешает деяниям постыдным, которые нельзя однако считать безразличными в нравственном отношении даже и с альтруистической точки зрения, ибо добрый пьяница или развратник, хотя и жалеет своих близких и никогда не имеет в виду прямо сделать им больно, но своим беспутством он, конечно, вредит не только самому себе. И если жалость не препятствует такому поведению, то должна быть для внутреннего противодействия ему другая основа в нашей нравственной природе, какую мы и находим в чувстве стыда, из которого развиваются правила аскетизма, подобно тому, как из жалости вытекают правила альтруизма" (В. С. Соловьев).
Когда мы размышляем о преходящем и постоянном, о приятном и должном, о носителях их и о возможности удовлетворить возбуждаемые ими желания или потребности, то видим, что вечное, самое святое для нас, пребывает в духе, в Абсолютном. А суетное, бунтующее против этих ценностей, ненасытное, никогда не успокаивающееся от обладания желанным - свойства нашей природы физической. Значит, для душевного мира ее следует подчинить духу, чьи приказания она Должна исполнять, а не захватывать власть себе. Наше тело в своем анатомическом строении и физиологических отправлениях, само по себе, не зло, но взволнованное животными страстями, плотскими вожделениями, оно становится безвольным студнем, в котором душа колеблется, как огонек свечи, находясь под угрозой погаснуть, потеряв всякий контроль над Разбушевавшимися похотями, подзадориваемыми бесами... Это недостойно человека, имеющего свое истинное отечество в Духе. Это опасно, так как может кончиться самозабвением в физическом процессе, духовным самоубийством, переходом на ступень низшей твари, вместо того, чтобы быть венцом творения.
Но "человек может подавлять низшую природу и для того, чтобы тщеславиться или гордиться своей высшей силой; такая победа духа не есть добро. Еще хуже, если самообладание духа и сосредоточение воли употребляется на то, чтобы приносить вред ближним, хотя бы без целей низменной корысти. Бывали и бывают успешными аскетами не только люди, преданные духовной гордости, лицемерию, тщеславию, но и прямо злобные, коварные и жестокие эгоисты. По общему признанию такой аскет гораздо хуже в нравственном смысле, чем простодушный пьяница и обжора, или сострадательный развратник Итак, аскетизм сам по себе еще не есть добро и, следовательно не может быть высшим или безусловным принципом нравственности.
Если подавление плоти принимается не как средство для добра или зла, а как цель сама по себе, то возникает особый род ложного аскетизма, в котором плоть отождествляется с телом и всякое телесное мучение считается добродетелью Впрочем, этот ложный аскетизм самоистязания, хотя и не имеет первоначально злой цели, в дальнейшем развитии легко становится злом: или превращаясь в медленное самоубийство или переходя в особый вид сладострастия. Было бы, однако неосторожно порицать таким образом все случаи самоистязания. Дело в том, что натуры, у которых материальная жизнь; особенно сильна, могут нуждаться в героических средствах для ее обуздания. Поэтому не следует осуждать без разбора столпничество, вериги и другие подобные меры борьбы с плотью, употреблявшиеся в богатырскую эпоху аскетизма.
Аскетизм, который освобождает дух от страстей постыдных (плотских) лишь для того, чтобы тем крепче связать его страстями, злыми (духовными), очевидно, есть ложный или безнравственный аскетизм; его первообразом по христианским понятиям следует признать дьявола, который не ест не пьет, не спит и пребывает в безбрачии. Если злой и безжалостный аскет не может быть нравственно одобрен, то, значит, самый принцип аскетизма имеет нравственное значение только условно, именно под условием своего соединения с принципов альтруизма, коренящимся в жалости.
Если чувство стыда выделяет человека из прочей природы и противопоставляет его другим животным, то чувство жалости, напротив, связывает его со всем миром живущих." (В.С.С.)
В дыхательных упражнениях, в регуляции работы некоторых внутренних органов, в развитии мышечной силы,гибкости членов и ловкости всего тела, в ограничении сна и тому подобном некоторые кудесники добивались поразительных успехов. Такая тренировка, не имея самостоятельного нравственного характера (людей нетренированных не преследует чувство вины из-за этого), может все же ободрить человека, закалить его и вселить уверенность, что и в более глубокой аскезе он преуспеет. Впрочем, сном можно злоупотреблять, потакая лености. Уступки сонливости поэтому более нежелательны, чем неумение стоять на голове. Кто пропустит этот вспомогательный раздел общей программы самовоспитания, соглашаясь с апостолом, что "телесное упражнение мало полезно" (1Тим 4,8), без особого ущерба для своей личности может приступить к ограничению в пище. Чревоугодие развивает телесную лень, притупляет умственные способности, отнимает у души силы, предназначенные для духовного бодрствования. Оно возбуждает сексуальную озабоченность. "Вот почему воздержание в пище и питье - пост - всегда и везде составляло одно из основных требований нравственности. Это воздержание касается, во-первых, количества - и тут не может быть общего правила - и, во-вторых, качества. В этом последнем отношении правилом всегда и везде было воздержание от пищи животной, и, в особенности, так называемой мясной (т.е. мяса теплокровных животных). Причина этого состоит в том, что мясо, легче и полнее претворяемое в кровь, скорее и сильнее повышает энергию плотской жизни. Существует еще другой мотив для воздержания от мясной и вообще животной пищи - мотив также нравственного, но не аскетического, а альтруистического характера - именно распространения на животных заповеди милосердия и жалости. Воздержание от мясной пищи, без сомнения, может утверждаться как всеобщее требование. Все возражения против этого правила не выдерживают критики и давно опровергнуты не только моралистами, но и естествоведами. По библейскому учению, пища нормального (райского) человека состояла из одних только плодов и трав в натуральном виде. Это и теперь составляет правило строжайшего монастырского поста как на Востоке, так и на Западе. Между этим крайним пределом и легким католическим постом для мирян существует множество степеней, которые имеют свое естественное основание (например, различие между теплокровными и холоднокровными животными, вследствие чего рыба считается одним из видов постной пищи), но не представляю принципиального и общеобязательного значения". (В.С.С.)
Известное изречение аскет понимает так: я не ем для того чтобы жить, а не живу для того, чтобы не есть.
"Не то, что входит в уста, оскверняет человека; но т что выходит из уст, оскверняет человека.
Еще ли не понимаете, что все, входящее в уста, проходи в чрево и извергается вон. А исходящее из уст - из серд исходит: сие оскверняет человека" (Мтф 15, 11, 17-18).
"Ибо Царствие Божие не пища и питие, но праведное и мир и радость во Святом Духе" (Рим 14,17).
"Итак, никто да не осуждает вас за пищу или питие... Эт есть тень будущего... Никто да не обольщает вас самовольны смиренномудрием и служением Ангелов, вторгаясь в то, чег не видел, безрассудно надмеваясь плотским своим умо Итак, если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений: не прикасайся, не вкушай, не дотрагивайся" (Кол 2, 16-23).
Любящий чай или кофе, курящий или выпивающий, дад за это ответ Богу. Делающий из этого проблему и доходящи до раздора с братом или сестрой - тоже. Сигарета или бокал вина не исключают любви, в которой весь закон, пророки главная заповедь Учителя нашего, а нетерпимость порождав самоправедность и ханжество.
Теин, кофеин, никотин, алкоголь могут как притуплят так и обострять разум и совесть. Яд тоже бывает лекарством. И дело не только в дозах, а в применении по назначению. Другое дело - наркотики, вырывающие у души бразды правления собой, хотя и тут всеобщего правила быть не может, так как в мистической практике они иногда играют вспомогательную роль, но рекомендовать современные сильнодействующи одурманивающие и парализующие волю средства - безответственно. "На низших ступенях духовного развития, где преобладающая сила в душе еще принадлежит плотским мотивам все что возбуждает и поднимает служащую душе нервную энергию, идет на пользу этого господствующего плотского элемента, и, следовательно, крайне вредно для духа". (В.С.С.)
Почаще будем задаваться вопросом: как бы поступ Иисус на моем месте? Не курил бы, наверное, но и не вырывал бы сигареты и не выливал бы вино на землю. Внутрь нас устремляет Он взор Свой, очищая от духовного бреда и нечистоты лукавства. Один только раз Христос поднял руку на людей, не на грешников и мытарей, а на торгующих в храме. Вот мерзость, отрава и блуд, а не слабости наши.
Посему постараемся не курить и не увлекаться крепкими напитками, особо, если это тягостно для трезвенников, а те пусть не раздражаются и не нападают на привычки других, ибо не в этом суть Евангелия.
Говорят, сам Лев Николаевич, присутствуя на горячем и бесконечном споре толстовцев о допустимости для них чаепития, слушал, слушал, вышел и вернулся с трубкой, набил ее и закурил...
"Самое важное и решающее значение при борьбе духа с плотью в физической области имеет половая функция. Нравственно-дурное (плотский грех) следует видеть, конечно, не в физическом факте деторождения (и зачатия), который, напротив, есть некоторое искупление греха, - а только в безмерном и слепом влечении (похоть плоти) к внешнему, животно-материальному соединению с другим лицом (на деле или в воображении), которое ставится целью само для себя, как независимый предмет наслаждения.
Недаром именно с этим связано непосредственное чувство стыда. Заглушать или извращать это свидетельство после многих тысячелетий внешнего и внутреннего развития, с высоты утонченного ума объявлять хорошим то, что простое чувство дикаря уже признало дурным - вот величайший позор для человечества и яркое свидетельство нашей испорченности. Действительная или предполагаемая необходимость известного акта для посторонних целей не может быть достаточным основанием при оценке его собственного постоянного качества.
Безусловного осуждения заслуживает окончательное примирение человека с царством смерти, которое поддерживается и увеличивается плотским размножением. Такова положительно-христианская точка зрения, с которой этот важнейший вопрос решается по духу, а не по букве; следовательно, безо всякой внешней исключительности. "Могий вместити да вместит". Брак освящается и одобряется, деторождение благословляется, а безбрачие превозносится как "ангельское житие".
"Если Высшая Премудрость, по всегдашнему своему обыкновению - извлекать из зла большее добро, пользуется нашими грехами для усовершенствования человечества посредством новых поколений, то это, конечно, служит к Ее славе, а нашему - утешению, но не оправданию. Ведь таким же образом поступает Она и со всяким другим злом, чем, однако, ни различение добра и зла, ни обязанность для на первого нисколько не упраздняется. Полагать же, что проповедь полового воздержания, хотя бы самая энергичная и успешная, может преждевременно прекратить физическое размножение человеческой породы и привести ее к гибели, ест мнение столь нелепое, что по справедливости следует усомниться в его искренности. Едва ли может кто-нибудь серьезно бояться опасности для человечества именно с этой стороны. Пока для обновления человеческого рода необходима смена поколений, охота к произведению этой смены, наверное, не оскудеет в людях. Во всяком случае, тот момент, хотя бы он наступил завтра, когда все люди окончательно победят в себе плотскую похоть и станут вполне целомудренными, этот самый момент и будет концом исторического процесс и началом "будущей жизни" всего человечества, и, следовательно, самое понятие о "преждевременном" прекращение деторождения в силу проповеди целомудрия - есть чистейшая бессмыслица, изобретенная лицемерами: ну кто же когда-нибудь, отдаваясь плотскому влечению, думал этим обеспечить будущность человечества?
Здесь не говорится о брачном союзе в его высшем духовном смысле, который не связан ни с плотским грехом, ни деторождением, а есть первообраз совершеннейшего соединения супдеств - "тайна сия велика есть, аз же глаголю в Христа и во Церковь". (В.С.С.)
О блуде и прелюбодеянии да не ищет никто извинительного ответа. Ведь предельно ясно, что тот, кто, имея представление о святости брака, сознательно изменяет второй половине до вступления в него (в безбрачных сношениях) или после (во внебрачных отношениях), тот неверен самой любви, предатель, и, будучи таким в этом, таким же может оказаться и в остальном, даже в отношениях с Богом. Любовь требует преданности, и разжигать себя сменой партнеров, значит не иметь ее. Род лукавый и прелюбодейный! Не других мы должны винить, мы сами себя обкрадываем, становимся нравственными импотентами, когда поступаем "как все".
Гомосексуализм, скотоложество, фетишизм, онанизм тому подобное граничит с болезнью, но это не оправдание, ибо доведенная до патологии похоть, все же похоть. Противозачаточные средства, аборт, любая ненормальность в сексуальной жизни есть надругательство над Божиими установлениями. Да будет ложе непорочно! Это не риторическое восклицание! Напряжение, противоречие между жаждой наслаждений и чувством порочности ее никогда не ведет ко благу. Оно угнетает нас даже в миг самой сладостной утехи. Любовь же чистая, - не скука, а постоянная радость, сопровождает влюбленных до глубокой старости, ибо в погоне за сладострастием все равно нет успокоения. Мы никогда не поймем истинную любовь, если будем разменивать ее на мнимую, приковывая крылья взаимного благоговения и нежности только к постели. Не страсти, а пошлость губит наш век, доводя нас до скотства, которое, кстати, безвинно переносит наши оскорбления, ибо оно-то создано так и не знает разврата.
О неразделенной, но верной любви после всего сказанного стыдно даже говорить. Любящие так знают и счастье и печаль, но никогда не бывают опустошенными.
Взбираясь по лестнице на небо, по ступенькам одухотворения тела, мы постоянно убеждаемся, что Заповеди Божии - это предостережения от бесполезных проб и подчас страшных ошибок, и что "порочные деяния не потому вредны, что они запрещены, но они именно потому запрещены, что вредны". (Франклин).
"Всецелое превращение нашей плотской жизни в духовную, как событие, не находится в нашей власти, будучи связано с общими условиями исторического и космического процесса, а потому и не может быть предметом нравственной обязанности, правила или предписания. Обязательно для нас и имеет нравственное значение внутреннее наше отношение к этому коренному проявлению плотской жизни, именно - признание его злом, решение этому злу не поддаваться и добросовестное исполнение этого решения, насколько это от нас зависит. С такой точки зрения мы можем, конечно, судить и внешние наши поступки, но только потому, что связь их с внутренними нравственными условиями нам известна; чужих же поступков мы судить не должны". (В.С.С.) Ведь мы не можем отречься от своей, но не нами созданной природы, или изменить ее по существу. Никакие обеты не гарантируют этого. Святой Франциск Ассизский, сидя с братьями, как-то вздохнул и сказал: "Да, наверное, нет в мире ни одного монаха, совершенно послушного высшей власти". Его товарищи удивленно спросили: "Поясни нам, отец, каково полное и высшее послушание?" А он, сравнивая послушника с мертвецом, ответил: "Возьмит труп и положите его куда хотите - он не будет противиться если вы его переставите на другое место - он не возразит посадите в кресло - он не поднимет глаз; оденете в пурпур он станет еще бледней". А не попробовать ли тогда бритве и сразу перевести себя в бестелесное, ангельское состояние Лукавый, небогоугодный это расчет. Человек создан свободной личностью, но зависимой тварью. Нам дано другое право любыми, в том числе смиряющими плоть, а также психоделическими средствами превращать свою бренную палатку тело - в Храм Духа...
Преуспели мы в укрощении строптивой плоти и крови хорошо, кто обошелся в этом без стимуляторов - тому легче, но как бы мы ни старались, Царствия Божия они не наследуют (ІКор 15, 50). Поэтому никогда за внешним успехом не будем забывать о духовной гигиене. Будем в первую очередь предупреждать сердечную порчу, будем созидать "тело небесное", а остальное приложится.
Нет ни одного человека, который вмещал бы в себе одни добродетели и святую праведность, так же нет совсем безнадежного грешника, исполненного только злом. Нельзя судить по отдельным проявлениям о внутренней сущности человек хотя, конечно, она должна как-то отражаться, давать плоды. Но бойтесь гробов окрашенных! (Мтф 23, 27) Сложность любой личности, неисповедимость жизненного пути требую чуткого и терпеливого отношения к людям, просят вникнуть в их положение, снизойти или подняться до них, и посему благожелательность не только убережет нас от греха, но поможет понять другого. Искренняя молитва за всех - вот высший продукт самосовершенствования. Только заботясь об остальных, наша забота о себе может стать благотворной. Только тогда она не станет унижаться до превозношения, одним махом снимающего все наши заслуги. Мистически карьеризм не лучше земного, а хуже. Это значит - принимать вселюбящего Отца за ищущего любимчиков. Да, у Него есть избранные, но дороги Ему все дети.
Наш Франциск, передавая правление братством своим преемникам, воздев руки к небу, произнес: "Пусть они отвечают пред Тобой, сладчайший Иисус, в день Страшного суда, если кто-либо из братьев заблудится по их нерадению или дурному примеру или вследствие сурового наказания". Только в аду, встретившись с погубленными из-за нас душами, узнаем, скольких мы толкнули на еще худшее, отказав в свое время в приеме. Пусть заслуженно, пусть желая исправить, проучить, но оттолкнули...
Когда мы достигли религиозной серьезности и познали, что "владеющий собой лучше завоевателя" (Притч 16, 32) и "мудрый привлекает души" (Притч 11, 30), наша благопорядочность и обходительность может сделать еще один шаг. Но эта ступень не всем доступна, желания тут недостаточно, для этого необходима особая искра Божия, смелость, отметающая все предосторожности и предписания. И недаром в этой области так часто встречается напускное, отвратительное, болезненное.
Выделяться из всеобщего, навязывать своеобразие другим, властвовать над остальными - грех, если не ставишь себя в один ряд с Божеством. Мораль всемирного, общечеловеческого блага это осуждает. Призвание - оправдывает. Так поступал отец веры Авраам, который, услышав приказ Господень, немедленно пошел приносить сына в жертву, не убивать, а исполнять священный долг. Так Христос назвал Себя Сыном Божиим, нарушив закон, чтобы исполнить его. Так Франциск позволил себе и брату голыми и по-шутовски проповедывать о покрытых тайной страстях Спасителя.
Чрезвычайные притязания этих и подобных им людей, затрагивающие святыни и интересы целых обществ, не находят извинения и не могут быть поняты. Все объяснения таких случаев приводят к парадоксу, абсурду. Поэтому герою веры подчиняются изумленным сердцем, влечением, превозмогающим тормоза рассудительности. Или изолируют нарушителя спокойствия, объявляя сумасшедшим или отправляют на тот свет, объявляя преступником. И пусть никто не осуждает пекущихся о порядке, но пусть не проклинают и юродивых, этих религиозных гениев. "Ибо, когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих". (1Кор 1,21).
Юродивый страшен, ибо ужасно все непривычное и превозмогающее нашу мощь как в положительном, так и в отрицательном смысле. Но он не слепая, не злая сила. Он достиг Свершенной любви. Он уже не просто любит Бога, ближнего, Тварь. Он даже не любит в обычном понимании этого слова. Он есть любовь. Попечение о плоти, оглядка на мнение других, внешнее благочестие - исчезли. Он отверг мать и отца, жену, детей, друзей, заботы о репутации и объяснении своих поступков. Он отверг себя. Он не только покоряется Богу, он отдает себя как орудие в руки Его. Он не только устами и делами, но собой отвечает на загадку: "Куда пойду я от Духа Твоего, и от Лица Твоего куда убегу?
Взойду ли на небо, Ты там; сойду ли в преисподнюю и там Ты". (Пс 138,7-8)
Он, заострив в себе, обнажает наш рай и наш ад, и никому ничего не ставит в вину. Он немой упрек нам. Он везде видит Бога, заставляя нас приблизиться к Тому путем страха и трепета. Юродивый даже в своей безобидности, оплеванный и по вешенный на древе, страшен. Как загипнотизированные, мы возвращаемся к нему, через всю жизнь пытаемся разгадать его и никогда не знаем, когда он к нам вернется как гость или хозяин...
Много еще несказанного, еще больше несделанного в нашем стремлении вперед и ввысь. Мы лишь прикоснулись этому и не упомянули, может быть, о самом главном - о внезапном конце наших земных хождений и мытарств, к которому мы всегда только готовимся. А он уже тут... "Докол не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотя повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушило! колесо над колодезем" (Еккл 12, 6) - "простираю к Тебе руки мои" (Пс 142, 6). "Простри с высоты руку Tвою (Пс 143, 7).
(ответ другу-поэту)
Спасибо, осень, за твои дары,
Э[йжен] Г[уревич]
Если строго следовать во всем христианскому учению, то неизбежно возникает недоумение - ведь предопределение Божие исключает нашу свободу. Значит, "Он кого хочет милует, а кого хочет ожесточает" (Рим 9, 18). Выходит, что всемогущий, вездесущий, благой Бог казнит Самого Себя и искупает перед Самим Собой грех Своего же творения. Что же Он еще укоряет? Ибо кто когда противостоял Его воле? (Рим 9, 19) При таком вполне логичном суждении снимается ответственность человека и отпадает необходимость в Спасителе. Бессмысленными становятся и все наши стремления.
Но мы не чувствуем себя полностью запрограммированными роботами. Возможность самостоятельных решений и поступков толкает нас опираться на себя. К сожалению, скоро обнаруживается наша неспособность преодолеть вселенские и личные противоречия собственными индивидуальными или общественно-социальными усилиями. Желания наши могут быть направлены на то, чтобы причинить наименьший вред и доставлять наибольшую пользу. Но как бы мы ни решали эту задачу и ни поступали, всем во всем все равно не угодить. Отовсюду доносятся упреки и стоны не только прямо оскорбленных и раненных, но и нечаянно, бессознательно обиженных людей, из-под ног взлетающих птенцов, растоптанных травинок. Само наше естество, а также окружающее и обстоятельства как будто не созданы для уюта и согласия и почему-то противятся добрым намерениям. И с этой точки зрения наши помыслы и дела обесцениваются. Бальзам мистики, в которой некоторые ищут убежища, дает лишь временное блаженство, после чего мы вновь возвращаемся к суете житейской.
Вдобавок ко всему, непонятное, необоснованное неумолимое чувство стыда и вины начинает нас преследовать когда мы замечаем свое жалкое положение. Это алогична но тем не менее является фактом, о чем свидетельств; как предки, так и современники. Какое-то проклятие доносится из глубины бытия, и между спекуляцией разума и аксимой сердца завязывается борьба. И успокаивается лишь тогда, когда жажда прощения и восстановления мира побеждав трагическую диалектику.
Смирение - не бездушный фатализм, а принятие жизни такой, какая она есть, и готовность на все отвечать благодарностью. Когда мы осознаем свой грех, мы знаем, в чем он, но ни первоисточник его возникновения, ни способ его окончательного преодоления. Не эхо ли первородного греха это, наследниками и носителями коего мы являемся как представители единого рода? Ведь когда кончается детство, мы видим, что повторили как бы путь Адама и Евы, и очутились там же, где и они, пройдя этапы беспечного незамечания слов "это делай", а "этого нельзя", погони за желанным в обход предупреждений и запретов взрослых, прячась, боясь признаться в своих проступках, желая исправиться и уже не в силах остановить инерцию раннего совращения. Сызмальства в нас сидит какая-то испорченность. И она не может быть упразднена стыдливым умолчанием или благочестивой декларацией. Порой она вырывается из темницы подсознания с пафосом диктатора и мощью инстинкта, уводя в пустыню Антония, где без нашего ведома слетаются ведьмы на шабаш, и отголоски их колдовских плясок завораживают нас, и мы начинаем смаковать сладость всех запретных плодов, исполняемся вожделением глумиться, губить и отдаться матери всех мерзостей - Вавилону. Как девочки просят рассказать сказку пострашней, чтобы потом кричать во сне и содрогаться, так и нас иногда неодолимо влечет к зловещему как таковому. Осуществить наяву эти наваждения гораздо трудней, тем не менее тяга к этому, утратившая утонченность и бесплотность, может привести к ужасным последствиям.
Не из праздного любопытства, а с сокрушенным сердцем мы ищем ответа. Мы можем лишь вместе с Августином просить: "Боже, дай что требуешь, и требуй, что хочешь". И полагаться не на себя, а на Его милость. Не только догматика, все наше существо, вся тварь глаголет о том, что нам нужен Отец, Искупитель, Утешитель. Без них мы погибли бы, столько непоправимого зла сгибает спины людские, даже если с сегодняшнего дня мы приобрели бы чудесную силу впредь творить одно лишь добро.
Вот горькая правда. Но сладчайшая Троица дарует нам благодать в кафолической Церкви, чью Сущность уразуметь не дано, но без которой жизнь превращается в смерть. Кто это отвергает, все равно несчастен в своем сопротивлении, и о нем можно плакать как о слепом, калеке, мертворожденном. Только ущербная личность и моральный урод может спокойно дремать, не обращая внимания на конечную цель всего, вытекающие отсюда обязанности и нашу беспомощность следовать им. Хотя такие не чувствуют боли, но редко мы завидуем камням. Нельзя осуждать или потешаться над искренне заблуждающимися, непостигшими, недошедшими, но увещевать и призывать к покаянию - мы вправе. Ведь религия - наша наивысшая заинтересованность, глоток воды в пустыне, соломинка для утопающего. Опомнись, гордый человек, пока не поздно! Не ищи Бога на облаках и не торжествуй, если не находишь Его там. Он, как особая самостоятельность вне нас, недоступен, и в этом смысле Его нет. Откровение бывает только тогда, когда есть дающая и воспринимающая стороны, когда в совести звучит: "ты должен", а ты тут же сознаешь, что не можешь исполнить приказ. И если все же иногда удается осуществить кое-что, то это следует считать Божией помощью.
Господь подчас долго попускает делать то, что мы желаем. Но наступает пора делать и то, что Ему угодно. Тогда благослови безропотно духовное и телесное страдание, возьми добровольно крест свой, отбросив при том соблазн самоправедности, безгрешности и упование этим что-нибудь заслужить на небесах. "Аз недостойный, властью мне данной", как говорят священники, должен идти и вести других навстречу Спасителю, в немощах и трудностях сопоставляя силу и Долготерпение свое и Божие.
Надежда и радость всех людей - Пасха - делает прекрасным наш путь.
В Боге спасение мое и слава моя; крепость силы моей и упование мое в Боге (Пс 61,8)
Владычествующий над людьми будет праведен, владычествуя в страхе Божием (2Цар 23, 2)
Что такое Бог?
Он есть всеохватывающее действие абсолютной воли Который всего Себя проявляет через Свою власть, и показывает, что она суть не что иное, как Он Сам. Не по образу тела присутствуя в одном месте пространства-времени, Он не присутствует в других, но через Свои силы не перестает находиться всюду и всегда.
А что такое мир?
Это вопрос интерпретации аксиом. Но если учесть, что наше познание рассматривает жизнь снаружи, преломляя восприятие в отвлеченные понятия, а воля - изнутри, в непосредственных побуждениях, то наименее искусственной кажется точка зрения волюнтаризма, пытающаяся представить не только картину мироздания, но на опыте исследующая его интересы.
А что есть воля?
Сущность всего. Свою энергию, производящую и движущую инициативу, она черпает как будто в самой себе. Она крайне проста в чистом виде и когда выступает в единственном числе. Она неимоверно сложна в танце с сестрами, в битве с соперницами, ею же рожденными. Она - тихая и прозрачная глубина бытия. Расплескавшись на поверхности его волнами и брызгами, она бушует и грохочет. Так, может, она и есть Сам Бог, Дух творящий, сгущающий и разряжающий видимое, незримый поток, пульсирующий в нас? Похоже на это, но о всех богатствах Его и личности нам судить пока рано. А мы кто?
Существа, обладающие относительными волями, подвластными демоническим силам, добрым и злым, различение которых дается нам в Слове Божием, откровении, совести. Если мы слышим зов Господа и слушаем Его, мы становимся сеятелями Царствия Его. Если же нами завладевают бесы, мы открываем врата ада. В нас идет непрестанная борьба разных желаний, среди которых наше Я домогается права стать по возможности великой или счастливой личностью. Каждое слово и дело всегда подвергается оспариванию, так как при неодинаковости волевых движений не совпадает у людей и направление умов. Обыкновенно не воля подчиняется разуму, а напротив, она старается поработить себе все. И здесь ощущается ее примат, мы сознательно или безотчетно обосновываем то, чего хотим, и приспособляем свои доводы и оправдания к целям своих намерений. Не только мы, все стремится к осуществлению, наибольшей сфере влияния, увековечению. Жажду власти мы видим во всех слоях сущего. Она представляет собой Богом данную возможность и поэтому напрасно связывают ее, как таковую, лишь с моментом плохого. Ведь она необходима также и для добрых целей, и мы поступаем естественно и правильно, добиваясь ее. Принцип вселенской организации изначально предполагает ранговую структуру, иерархию, в том числе и в обществе. То, что в борьбе за власть часто теряется божественно-нравственный смысл ее, и вместо добра торжествует насилие, то, что в роли вождей оказываются, по нашим представлениям, не самые достойные, не отменяет сам принцип, гласящий, что человечество на своем пути ведомо сильными, надеясь, что такими станут благороднейшие. Субординация основывается на том, что все равны перед Богом, но не с Ним и не между собой. Закон всегда опирается на волю, а именно - на волю законодателей. Служение долгу и собратьям на каждой ступени требует своего подхода. При определенных обстоятельствах приказ и принуждение есть самое необходимое для общего и частного блага, и руководитель или отец, применяющий власть, остается слугой и воспитателем, а проявляя нерешительность или безжалостность, становится отступником. Хозяин положения по природе своей должен повелевать, и им является тот, кто умеет это, сохраняя свое достоинство и в минуты неудачи, распространяя свое влияние даже после внешнего поражения и смерти.
Таким, по Библии, был Давид. После помазания не раз павший, поглощенный священной войной и увлеченный похотью, доверившийся небесному водительству, а сам подсчитывающий свои силы, он с первого взгляда может показаться просто развратным, вероломным, кровожадным царьком. В нем совмещалось как будто несовместимое. И тем не менее, он был тем, кто исполнил все хотения Божии. Человек смотрит на лицо, а Господь на сердце. В псалмах мы видим на стоящего Давида, противоречивого, кающегося, без ропота принимающего как благословения, так и обличения и наказания. Все находится в становлении и, кроме Бога, нет ничего готового. Семь раз падает праведник и встает, а нечестивые впадают в погибель. Не грехи, а неверие губит нас, ибо греша мы отдаляемся от Бога, а не веруя, отделяемся от Него. Безволие и маловерие было чуждо Давиду. Его Бог не Бог трусов и мазохистов или безбожников, плюющих на все. Величие Давида не в его свершениях, а в том, что он не испугался быть великим, оставаясь малым перед Величайшим. Добровольно согласившись со своим предназначением, открывающимся каждому по-своему в его наивысших стремлениях и способностях, он смело пошел своей дорогой, ни из-за кого, в том числе и себя, не топчась на месте. Рабский страх Господень превратился в сыновнюю любовь, ибо, каким бы ты ни был Он - твой Отец, что бы ни случилось, Он - твой Спаситель Это и есть раскрепощенность детей Божиих, не бессовестный произвол, а полностью развернувшаяся боговдохновенная спонтанность, рискующая всем. Что из этого выйдет, чаще всего не от нас зависит, что за это будет — доверим решать Создавшему все так. Полная отдача в Его руки исключает допущение роковой ошибки и придает уверенность. Теперь каждый может похвалиться большим благоразумием. Но зато он не Давид.
Не жалел себя и Лютер, тоже мучительно искавший решение проблемы "сладости богословия и зла мира". Почти ежедневно, и даже по ночам, ему приходилось тягаться с наваждениями пессимизма и уныния. Избитый собственными ошибками, непонятый друзьями, осаждаемый врагами, он иногда доходил до полной резиньяции, до ненависти к Богу. И лишь эсхатологический оптимизм утешает его.
"Тебе кажется, что цена искупления, заплаченная Агнцем за наши грехи, ничтожна? Грех похож на бороду, если ты сегодня побрился, то завтра она опять растет... Если ты проповедник милости Божией, то говори о настоящем милосердии, а не о мнимом... Величие Спасителя указывает на громаду твоих грехов... Приходится грешить, пока мы живем. Эта жизнь — не обитель праведности, но "мы ожидаем, — как говорит Петр, — нового неба и новой земли, на которых обитает правда"... Для нас достаточно, если мы, благодаря преизбытку Божьего света, знаем Агнца, Который берет на Себя грех мира... Ты одновременно и праведник и грешник. Так как ты являешься и остаешься грешником, то твоя совесть говорит и осуждает тебя. Она ставит тебя перед гневом и наказанием Божиим, и ты не видишь больше никакой милости... Проверь себя, легко и просто ли верить в прощение грехов, как об этом думают неопытные души. Самый страшный соблазн, когда дьявол говорит: "Бог - враг грешника. Ты грешник, и посему Бог ненавидит тебя". Дьявол действует так, чтобы человек захотел полной ясности. Он отрывает человека от веры... Грех против Духа Святого - неверие в прощение грехов. Также - самоправедность". Вот как Лютер оценивает первые шаги своего детища — Реформации: "Теперь в людях сидит по семь бесов, они скупее, хитрее, алчнее, безжалостнее, безнравственнее, нахальнее, чем во времена папства. Если бы я в самом начале предвидел, что люди так враждебны Слову Божиему, то я бы молчал. Я бы не трогал папу... Сокрушенное сердце я утешил бы. А великую, грубую толпу я оставил бы под крепкой рукой папы. Люди ведь не исправляются Евангелием, а превратно пользуются данной им свободой".
И все же он не отрекся от свой судьбы и дела. Спрошенный на смертном одре: "Отец, остаетесь ли вы верным Христу и учению, которое проповедывали?" - он ясно и твердо ответил: "Да".
Молитва — величайшая сила в мире. Люди в большинст случаев не осуществляются не из-за отсутствия способносте а потому что у них недостает веры.
Задача молитвы — раскрыть и усовершенствовать внутре него человека, дать толчок духовной, священной жизни, побе дающей преходящие прелести плотских влечений и забот дн
Прямо после пробуждения начинай с тихой молитвы-мед тации. Еще в кровати осознай и проникнись своим самы сильным желанием — узреть Сущего, преодолеть трудност оставить окончательно свой главный порок и т.д. Умой этим, приветствуй утро и доверь остальное Богу.
В течение всего дня посредством мгновенной концент ции или отключения всякого волевого усилия, напомин себе, кто ты, и прислушивайся к постоянному присутств Бога, творящего в тебе и окружающем Свое дело.
В моменты "рабочего" диалога с Богом не разбрасывайс будь определенным, точным в своих сомнениях и просьб Так осуществишь хоть одно конкретное намерение.
Не просто представляй, а ярко оживляй в себе ело молитвы, которые, кстати, нужны не Богу, а нам, чтобы ясне и четче сформулировать требуемое.
"Боже, будь милостив ко мне, грешному!", "Ангел-Хранитель, пребудь со мной!", "Отойди от меня, сатана!" — такие подобные краткие молитвы-воззвания иногда — единственн средство прийти в себя...
Но не произноси попусту имя Господне, вникай в Его тихие советы, не заглушая их собой. Пусть больше говорит Он, а не ты.
Убедившись, что цель твоя благородна (недобрых молитв Бог не слышит, а сатана), "сфотографируй" возможные на лучшие результаты ее и постоянно неси в себе, серьезно тр дясь и не сомневаясь в конечном успехе. Делай все изо всех сил. Не держи себя про запас. Дающему Бог воздает, а у скупого отнимает и то, что он имеет. Одновременно не суетись, не теряй равновесия и гармонии. Всегда думай о влиянии твоих молитв на других, о силе духовного притяжения, когда ты положительно настроен и наоборот.
Больше молись о других. Это очень важно. Перед сном испытай совесть и покайся. Все мечты и тревоги поручи Господу. И каждый раз обратись к Богу и людям с последним прости...
Желающие могут применять четки. Это молитва, совмещающая созерцание и сосредоточение на тайнах Божиих и долге человека. В ней и обращение, и визуализация, и актуализация. Многократное повторение главных христианских молитв, одновременно сопереживая пути Христа, Его Матери и Церкви, испрашивая у них благодать, смирение и силу для примирения всех и со всеми — замечательный полифоничный способ согласования своей воли с Божией, изменения подсознания, укрепления решимости и источник исполнительности. (Подробнее см. Основной призыв).
Можно сказать, что все это похоже на самовнушение, гипноз. Да, только с той разницей, что верующий черпает силы не в психофизической тренировке или иллюзии, но в живом, хотя и невидимом Боге.
Итак, будьте бдительны, когда молитесь, ибо то, чего просите — получите...
...И увидел я отверстое небо, и вот, конь белый, и сидящиИ на нем, называется Верный и Истинный, Который праведне судит и воинствует. Очи у Него, как пламень огненный, а Л голове Его много диадим. Он имел имя написанное, которого никто не знал, кроме Его Самого. Он был облечен в одежду, обагренную кровью. Имя Ему: Слово Божие. И воинствя небесные следовали за Ним на конях белых, облеченные в висссон белый и чистый. Из уст же Его исходил острый меч, чтобм им поражать народы. Он пасет их жезлом железным; Он точит точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя. На одежде и на бедре Его написано имя: Царь Царей и Господь Господствующих.
Иисус смотрит не прямо в глаза, Ему как будто не хочется смущать тебя, теперь только, на суде, увидевшего всю свою вину и недостоинство. И в то же время Он спрашивает: что же ты? И вспоминаешь Евангелие: Если кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его: ибо Я пришел не судиш мир, но спасти мир; отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день...
Ты сам себя осудил...
Слово... Таинственная сила... Непереводимый Логос. Все чрез Него начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит, и тьма не объяла его...
И тебе даны слова не просто так. В них соединяется невидимое с видимым, проявляется внутреннее, постигается внешнеею. Ими управляются государства и облегчается горе. Слово есть дело, оружие. Дорожи им. Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный...
Очищайся через евангельское слово и помни, что служить Господу, значит царствовать...
Да, вы - род избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет...
Помазанник Божий, воин Христов, совладай мыслию, обуздай язык свой и перо. Ибо от слов своих оправдаешься й от слов своих осудишься...
Каждый раз иди на встречу с образом Царя Царей, как на совет, отчитывайся и слушай. Тогда он станет чудотворным. Ибо Слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные...
Бог есть Любовь, Свет, Слово...
Любовь приводит к внутренней умиротворенности... Но не равнодушию.
Свет может стать невидимым... Но не мраком.
Слово, подчас, как тишина неизреченная... Но не немота.
Бог есть постоянное творчество, вечная жизнь...
Она струится и в тебе...
Не любить, значит, не жить...
Ведь самоубийца не смерти ищет, он бежит от невыносимой, безнадежной жизни...
А с другой стороны, сколько людей обрекают себя на прозябание, становясь живыми трупами...
Вот твое наследие...
Пробуждай их!
Как?
На коленях сердца люби Бога и человеков, стань светом мира и тогда — благовествуй...
Ибо от избытка сердца говорят уста.
Итак, "люби и делай что хочешь". (Августин)
И поднятая рука Спасителя благословит тебя, как это сделал Его Наместник...
Экуменика - не готовая система. Она динамична. Это не значит, что для нас все относительно. Мы верим в христианские догматы. Но мы помним, что их подлинное и неисчерпаемое содержание можно по-разному выражать. Мы дорожим своей школой. Но знаем, что не все объяснимо и поэтому уважаем убеждения других. У нас есть величайший Учитель. Но мы до конца дней своих будем лишь учениками...
Наш метод применим как индивидуально, так и коллективно.
Правильно говорят, что книжные знания не могут заменить уроков жизни. Манифесты, художественные произведения, научные труды дают нам толкование жизни людьми. Вдохновляющее, прекрасное, глубокое, но человеческое. А Библия - откровение Самого Творца. Она не только книга о жизни, но Книга Жизни, ибо показывает путь к спасению и бессмертию. Поэтому любой мыслитель и деятель, избегающий этого Учебника, закрывает один глаз.
Три великие темы, фундаментальные проблемы Ветхо- и Новозаветного Израиля сосредоточены в Псалме 50, неспроста находящегося в центре Св. Писания. Тут образ всей истории людей и народов. Здесь оплакивается, может быть, самый мерзкий грех, описанный в Библии (2Цар. 11-12). И здесь же - наиболее совершенное выражение покаяния, жажды исправления и надежды на Божию помощь.
После грехопадения, при исходе, во времена пророков мы постоянно встречаемся с ропотом, бунтом, отступничеством, идолопоклонством, стремлением к сытой, вместо нравственной жизни. И с покаянием, и с возобновлением Завета.
В церкви тоже возникает святошество, коррупция, юридизм, расколы. Но и очищение, реформы и все новые святые.
"Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня".
"Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня" (Пс 50, 4 и 12).
Пророки призывают: "милости хочу, а не жертвы" (Ос 6,6) и "послушание лучше жертвы" (Щар 15,22). Сквозь толщу бытовой религиозности им уже виден поистине евангельский свет.
Лишь вместе вертикально-горизонтальные начала христианства, т.е. взаимоотношения богочеловеческие и межлюдские, составляют Крест. Только на нем приносится богоугодная жертва.
"Жертвы Ты не желаешь - я дал бы ее, к всесожжению не благоволишь.
Жертва Богу дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже" (Пс 50, 18-19).
Как бы низко ни падали израильтяне, они верили в обетования Божий, в Мессию, в Иерусалим. В этой, на первый взгляд, столь наглой уверенности кроется и смирение, признание собственного бессилия и непоколебимое упование на верность Божию, Который, несмотря на нашу жестоковыйность, в конце концов осуществит Свое благое намерение.
Одним из главных наших врагов является покорность суете, власти вещей, физической нашей природе и ходячему мнению мира сего. Пугливо поглядывая по сторонам, мы сами лезем в мясорубку, превращающую нас в фарш, лишенный мечты, возвышенного героизма и личностного начала. Символом веры становится: Хочешь жить - умей вертеться. Нет Ничего святого. Над планетой, как дамоклов меч, нависает Чувство бессмысленности и напрасности всего. И люди бегут от отчаяния к грубому самоутверждению и насилию или упадочническому зубоскальству над всем и вся. И как логичен кое следствие - культ потребления, погоня за наслаждениям^ рост психических заболеваний и ядерная угроза.
Но человек Божий не поддается разлагающему скепт^ цизму или безумной агрессивности. Конечно, мы тоже ЛИЦд странники на этой земле, и вся полнота откровения Мистичен кого Тела Христова, второе пришествие Его и Новый Иеру, салим даны нам в надежде, а не в видении. Но надежда не постыжает.
Человечество подошло к порогу небывалой катастрофы, Лишь чудо может остановить ее. А мы? Быть колоколом и напоминать людям, что не хлебом единым жив человек.
"Все дозволено, преследуя свою цель". Ни перед кем не останавливаются тираны и узурпаторы, мечтающие о мировом господстве. "Но сильнейшие люди склонялись до сих пор перед святым... Они чувствовали в нем превозмогающую силу... Мощь воли, в которой умели уважать собственную мощь и жажду власти". Так говорил Ницше.
И хотя далеко не всегда так бывает, это единственный выход.
"Облагодетельствуй по благоволению Твоему Сион; воздвигни стены Иерусалима". (Пс 50, 20)
Когда мы вслушиваемся в гул моря или в отрывистое дыхание умирающего, всматриваемся в глаза друга или врага, читаем первую страницу Библии или ищем смысл бытия, то обнаруживаем в основе всего какую-то неодолимую силу, какой-то непостижимый разум. Разумная сила... Что это такое? Это воля. Моя или чужая, влекущая или отталкивающая, добрая или злая. Даже тогда, когда желания заглушают благоразумие, мы знаем, чего хотим. Или, по крайней мере, осознаем, что уступили чьей-то, превозмогающей нашу, воле.
Бог открывается нам лишь как неотвратимая и часто необъяснимая воля, как беспрекословное Слово, глагол, повеление, а не отвлеченное рассуждение, как всепобеждающая Любовь, любящая даже ненавидящих. "Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил" (Ин 1, 18). Все остальное - рукотворные и неспособные помочь идолы или неживые идеи, к которым мы никогда не обратимся в час позора, горя и смерти.
Гнев, свет, десница, путь и т.п. - образы действия Сущего, выражение нашего понимания проявлений тайны. Бог - "Совершающий все по изволению воли Своей". (Еф 1,11)
Заблудший мир живет "по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления". (Еф 2, 2)
Наша задача - познавать, "что есть воля Божия" (Еф 5, 17). Ибо судимся мы Господом и совестью за волевое движение, а не за ум или чувства. Не за искушение, а за решение поддаться ему.
При таком воззрении роль интуиции, разума, чувств, инстинктов , плоти, материи не принижается, а уточняется: они — щупальца, проявления, органы, орудия воли. Чувства сами по себе слепы и необузданны, а разум - пассивен и равнодушен к своим выводам. Власть укрощать, оценивать, выбирать и управлять дана воле. Поступки же являются воплощением наших волеизлияний или срывами их из-за бессилия или стечения неподвластных нам обстоятельств.
Миссионер должен помнить, что наибольший успех он будет иметь, воздействуя на волю, а не только на эмоции или интеллект, не говоря уже о физическом принуждении.
В средние века католическая церковь выдвинула учение, согласно которому - Палестина находится под покровительством Иисуса Христа, а Ливонию особо охраняет Дева Мария. Мост между Востоком и Западом, основанная как миссионерский город, сохранившая до сих пор в своем гербе ключи Петра, Рига, как и Иерусалим, к сожалению, стала символом вековых раздоров между епископами, рыцарями, местными народами и многочисленными завоевателями. И в то же время - всегда интернациональная и межконфессиональная, она была и остается местом, где разные люди и общины учатся жить вместе. Кровь, пот и слезы созидают здесь Экумену, а не только благие намерения.
Отсюда опять звучит голос христиан-экуменов. Мы сохранили верность Евангелию и Призыву Отца нашего, научившего нас Розарию мира, Духовному причащению и жизни в Агапе, Мы благодарим за молитвенную помощь наших друзей в разных концах света. Мы рады, что наши общения стали местом дружеских встреч представителей таких разных движений, как Собор Молодежи и Библия говорит, Малые сестры и Школа веры, Причастность и Освобождение и харизматы... Наш розарий звучал одновременно на семи языках.
Мы молимся за наших братьев и сестер в других странах чьи проблемы становятся для нас все понятней. Многие считают, что за Россию, как за рассадник безбожия, надо особо молиться. Нужно особо молиться за весь мир. Мы призываем каждого на своем месте, без превозношения, конкуренции и прозелитизма строить Экумену - нашу великую Родину, нашу единую Церковь. Откажемся от притязаний на исключительность, ибо все мы - под особой опекой Бога.
Нам предстоит тяжкий путь и потребуются большие жертвы, несмотря на все миролюбие идущих. Всякие иллюзии, маленькие хитрости и пресмыкательство перед князем мира сего должны быть отброшены. Мир по-прежнему во зле лежит. Но добро также неуничтожимо, хотя многие прельстятся. Пусть каждое место, где несколько душ соберутся во единства детей Божиих, станет маленькой экуменой. И так по всей земле. История Риги призывает и учит нас этому.
(Собор Молодежи - многотысячные съезды молодежи, собираемые с 1974 года по инициативе экуменического монастыря Тезе.
Библия говорит - основанные доктором Стивенсом в Америке и пастором Шеллером в Скандинавии библейские школы-коммуны.
Малые сестры - монахини в миру, подражающие безмолвному Иисусу в Назарете, осуществляющие идеи Шарля де Фуко.
Школа веры - созываемые патером Жаком Левом семинары по изучению Св. Писания и общинной жизни в малых группах.
Причастность и Освобождение - итальянская юношеская организация, словом и делом воплощающая в жизнь обновленческие решения II Ватиканского Собора.
Харизматы - общее название религиозного пробуждения в США и других странах, возникшего в конце 60-х годов. В СССР так себя называет часть евангелической молодежи).
На щите веры
К Господу воззвал я в скорби моей,
Как у тебя в беде такое смятение возникло? Оно для арийца позорно, лишает блаженства, к бесчестью ведет ((2,2) . Санскритское слово "арья" первоначально, по-видимому, означало "приветливый к чужим", позже стало означать "благородный, высший, лучший").
"Он оскорбил меня, он ударил меня, он одержал верх надо мной, он обобрал меня". У тех, кто не таит в себе таких мыслей, ненависть прекращается.
Некоторые... потерпели кораблекрушение в вере (ІТим 1, 19).
Так! Аллах творит, что желает. Когда Он решит какое-нибудь дело, то только скажет ему: Будь! — и оно бывает ((3,42). "Аллах" — Бог по-арабски).
Поистине, на Востоке и Западе, на Юге и Севере, одно и то же. Люди были, есть и, вероятно, останутся такими же самонадеянными, похотливыми и лукавыми. И в то же время все ищут Тебя. И зрячие, и слепые. И все нуждаются в Тебе. И тонущие, и плывущие. Господи, помилуй! Очисти нас. Как в Ноевом ковчеге, как в лодке Петра, воедино собери нас. Ибо и Ты, распростерший руки над грешным и страждущим миром - вчера и сегодня и во веки Тот же.
(Произведение неизвестного нам автора, с удивительной прозорливостью угадавшего дух и стремления экуменов)
В X веке во Франции жил Гюго де Лонкль, трубадур, слагал он альбы и серены, которые распевались по всей стране. Во время похода во Фландрию узнает он о смерти своей матери и невесты. Много горестей и лишений испытал Гюго в этом походе, но самым большим горем была для него потеря близких его сердцу существ. В отчаянии бросается он во все опасности и ищет смерти на поле брани. И ни в чем не находит утешения. И вот узнает он, что только в ордене найдет успокоение и путь свой. Отправляется он к магистру ордена и просит посвятить его в рыцари. Но прежде чем быть принятым в орден, Гюго де Лонкль должен был пройти ряд испытаний и искусов. Он вертел мельничное колесо, исполнял обязанности конюха и другие грубые работы, но все он делал со смирением и кротостью. И на все свои робкие вопросы получал лишь грубые ответы. Все это было необходимо для определенной цели: испытать дух, от Бога ли он. Когда окончились все испытания, магистр ордена призвал его и задал ему семь вопросов: клянешься ли ты, что будешь говорить только правду? Не принадлежишь ли ты к другому ордену? Не женат ли ты и не обручен ли? Нет ли у тебя долгов? Не болен ли ты тяжкой болезнью? Не являешься ли ты священником? Сын ли ты рыцаря и от законного ли ты брака? Когда Гюго де Лонкль дал Удовлетворительные ответы, магистр сказал ему: Отныне все твое становится орденским и ты допускаешься к пользованию имуществом ордена. Ты получишь бедную одежду, и пить и есть, сколько окажется необходимым. И после этого Гюго де Лонкль был допущен к посвящению.
Ночь перед посвящением Гюго проводит по традиции в храме. И вот, во время глубокого сосредоточения и размышления раздвинулись стены храма, и он увидел равнину, по ней вьющуюся дорогу, а по дороге идет толпа несметная, поднимаясь в гору, на которой стоит храм. Идут ремесленники с продуктами своего производства, суконщики с сукнами кузнецы с замками, гончары со своими изделиями, колесники, барышники с лошадьми, юноши, монахини, женщины в расцвете сил с грудными младенцами на руках, гордые князья и герцоги, вассалы, полураздетые куртизанки, блистающие драгоценностями, папа в тиаре и рядом с ним разбойник - и все идут шатаясь, а над толпой тучи, гром и молнии блистающие. И заметил Гюго, что толпу, невидимо для нее, сопровождают спутники: справа - светлые, слева - темные. Они борются между собой, и время от времени темные спутники бросаются в толпу. И там, куда они бросаются, слышны стоны и проклятья, и происходят смятения и убийства. И жертва лежит распростертая, тут же, рядом с убийцей, а толпа идет шатаясь... И увидел Гюго, что среди толпы идут некоторые уверенно и с поднятой головой. Сильнее сгущаются над ними тучи, и молнии венчают их своим ореолом. И светлые спутники время от времени помогают им. И там, где они, толпа идет спокойнее, ровнее. И расширилось духовное видение Гюго, и взглянул он в сердца людей и увидел в них злобу и черные замыслы, и только в самой глубине увидел он свет, как драгоценный камень в голубой оправе. Горит он и светится, словно малая звезда голубая - и у папы, и у разбойника - это душа. И тоскует она. Но люди не замечают ее. Но это видят те, идущие уверенно, и от этого скорбь на их лице глубже. И исполнилось скорбью сердце Гюго, и так осталось оно, увенчанное скорбью на всю жизнь. И он шагнул в толпу, чтобы идти вместе с ней... И скрылось все...
И видит Гюго бедную женщину с искаженным от скорби лицом, склонившуюся над трупом солдата, сына своего, и скорбь ее беспредельна. И видит Гюго королеву Франции, прислушивающуюся к дыханию умирающего дофина, и рядом с королевой сидят прелат с головой свиньи и министр с головой волка, а у изголовья постели стоит ангел смерти. И подумал Гюго: если умрет - пойдет к ангелу, а если останется жить - этим достанется. Что лучше? И тысячи женщин и сотни матерей увидел Гюго, и скорбь их витает над ними. И исчезло все... И понял Гюго, что нет скорби, больше скорби матери, и его собственная скорбь утихла. Не прошла, но как хрусталь-вода горного озера, стала ясной и спокойной. И явилась перед ним сама Владычица скорбей, и опустился перед ней Гюго на колени, и дал обет вечного служения Пречистой.
Глядел рассвет в цветные окна храма, и наутро пришли ним рыцари. В этот день был посвящен Гюго де Лонкль, трубадур и дал обеты послушания, целомудрия, бедности и служения церкви. И получил Гюго де Лонкль золотые шпоры. Золото же рыцари носят только на шпорах. В тот же день сидят рыцари вечером в башне за круглым столом, с ними Гюго де Лонкль. А возле стоит некто светлый, опершись на меч, и очи его пламенеют. И смотрит он пылающими очами в глубину сердец. И когда кто-либо из рыцарей не находит ответа себе или другому на заданный вопрос - он смотрит вглубь своей души и видит в ней очи светлого, и в них находит ответ. И спросил Гюго: сказано, если имеешь две одежды - одну отдай неимущему. Одену ли всех неимущих?
И ответил один из рыцарей: одень светом свободы душу свою. Можешь быть богат любыми богатствами, но не окажись рабом. Сумей радостно отдать все, когда того потребует дух.
И спросил Гюго: сказано, ударившему тебя в одну щеку подставь и другую. Приличествует ли рыцарю быть малодушным? Ответил ему один из рыцарей: ничего нет у рыцаря выше чести, но высока честь воина, который, будучи силен и храбр, сумеет удержать руку свою перед оскорбителем. И наивысшая честь тому, кто наивысшую боль сумеет радостно перенести и будет верен духу своему. И спросил Гюго: сказано, люби ближнего твоего, как самого себя. Как могу любить убивающего душу? И ответил ему один из рыцарей: люби всех скорбящих. Люби всех, кому служишь мечом и духом. Люби во враге своем рыцаря, хотя бы и не был ему нанесен удар мечом. Люби в темном духе свет преодоления им самого себя. У рыцаря может быть только достойный рыцаря враг - и в этом любовь к врагу. А больше о любви к врагу узнаешь впоследствии. И спросил Гюго: зачем Христос творил чудеса? И если нужны они, к чему Его проповедь? И отвечал ему старший из рыцарей: что знаешь ты о чудесах Господа? Христос Мог творить чудеса и скрывал их. Блаженны не видевшие, но уверовавшие. И не были ли чудеса в большинстве случаев Исцелением духа?
И спросил Гюго: сказано, одень раздетого, накорми голодного, напои жаждущего. Телесному или духовному благу должен служить рыцарь? И ответил ему один из рыцарей: горе отвратившему лицо свое от телесного недуга брата его. Но еще больше горе тому, кто всего себя отдаст этому служению. Велик соблазн малого даяния: ибо строит на песке дом свой слуга блага телесного, ибо если накормит голодного, тот снова взалкает, если же утолит голод духовный - навек поднимет брата своего.
И спросил Гюго: входить в дом и жить с людьми подобает ли рыцарю? И отвечает ему один из рыцарей: будь подобен восточному царю, который из любви к своим подданные переодевался в их одежду, входил в их хижины и творил добро. Но, будучи благим и милосердным, не забывай высокой задачи царского служения твоего.
И спросил Гюго: влекут рыцаря молящиеся Богу, зову к участию в делах государственных, манят любители обществ; и прекрасных дам. И ученые, и доктора, и философы говоря о мудрости теологии и искусствах. Каким путем должен иди рыцарь? И ответил ему один из рыцарей: иди своим путем Мир представляется равниной, перерезанной многими водным потоками, но путник переходит их все и ни одному не дает увлечь себя, ибо странник и проводник пилигримов рыцарь
Так вступил Гюго на путь. И был этот путь труден и радостен. Много подвигов совершил он на пути своем и молил Пречистую дать умереть ему на поле брани, ибо не приличествует рыцарю умереть дома.
После многих подвигов, совершенных Гюго де Лонклем в Палестине, удалился Гюго в пустыню и проводил здесь врем в размышлениях о божественных истинах, в непрестанных молитвах. И много лет провел Гюго в пустыне, и когда по чувствовал, что очистилась душа его, взял он посох свой и пошел. И долго шел он, и в конце далекого пути своего пришел он к Светлому Чертогу и остановился у врат его, и раздали голос: Приди, сын Мой возлюбленный, в лоно Мое, ибо ты, как и Я, совершенен. И хотел было уже Гюго войти во врата Светлого Чертога, когда в последний миг донеслись до него звук! покидаемого им мира. И услышал Гюго стон гибнущих, и проклятия отчаявшихся, и скрежет зубовный. И остановился Гюго, и обернулся, и увидел гибнущих и насилуемых, увидел торжествующих убийц душ человеческих, увидел детей, обреченных на заклание. И ответил Гюго: Что мне, Господи, до славы, если там гибнут братья мои. И ушел Гюго от врат Светлого Чертога и вернулся в мир, чтобы потом еще раз, но уже вместе со всеми, прийти к нему.
Вернувшись к людям, вступил Гюго в круг жизни их. Видел он старцев и юношей, мужчин и женщин, и детей, томившихся в этом кругу. И бесконечно измучены были их лица. И спросил Гюго: Чем живете вы? И ответили ему: Надеждой нашей. И пошел Гюго дальше, и увидел еще более мрачный круг. Здесь вечно слышались стоны, угрозы и проклятья. В отчаянии ломали себе руки жители этого круга. И спросил их Гюго: Чем живете вы? Отвечали ему: Безнадежностью нашей. И захотел Гюго внести свет в мрак жизни их. И остался надолго с ними.
Прошли годы, и кончился срок пребывания Гюго в этом кругу, и ушел он, и поднялся в горы, к голубому горному озеру. И жил здесь старец втайне от других людей. И склонил Гюго перед ним колени, и коснулся старец чела его, глаз и ушей. И получил Гюго три скрытых дара: видеть, слышать и идти до конца. И исполнился скорбью Гюго, и сказал: Нет, лучше умереть мне. И сказал старец Гюго: Нет, сумей жить с дарами скорби, не скорбя. И отправился Гюго в великое странствие свое.
И вот взошел Гюго на высокую гору. И смотрел вниз, и видел сразу все, что делалось внизу и вокруг. И на горе, где стоял Гюго, не текло время. И видел Гюго, как в бедной сельской хижине, и в городском доме, и в королевском дворце рождаются дети. И склоняются над ними матери, и отцы ласкают их и радуются им. И вырастают дети, и превращаются в юношей и девушек, а затем во взрослых людей, и работает каждый в кругу своем: под землей или в кузнице, или дома по хозяйству, или за станками, или в королевском войске служат, или правят государством. И видит Гюго, как сила любви влечет мужчин и женщин друг к другу и соединяет их в брачные пары, и как рождают они детей, и склоняются над ними, и радуются им, и страдают с ними. Приходит старость и смерть, и новое поколение заступает на место прежнего, и снова идет суетливая работа. И соединяются люди в брачные пары, и рождают детей, и спешат вперед и дальше к одной цели, которой, быть может, является могила. И на место этого поколения приходит следующее, и на место следующего еще новое поколение, и все они совершают один и тот же жизненный цикл, идут одним и тем же путем.
И одни тысячи и миллионы людей сменяются другими, спеша и суетясь, и видят они перед собой только небольшой кусок своего пути, не думая о смене одних поколений другими, о великом потоке человечества, протекающем у подножья горы, на которой стоит Гюго, И поднимает Гюго свои взоры вверх к вечному небу и спрашивает: Скажи, зачем это вечное повторение и почему неведомо тем, кто суетится внизу, смысл и цель этого вечного движения? И не слышит Гюго ответа. И поехал Гюго, исполненный скорби, по бесконечной равнине И долго ехал он на своем верном коне.
И однажды, когда заходило солнце, встретились ему на пути люди. То были кузнецы, возвращающиеся из города к себе в село. И посмотрел на них Гюго, и увидел в дуще одного из кузнецов голубой огонь, как бы малую звезду голубую. И почувствовал Гюго, что был когда-то рыцарем кузнец. И подъехал Гюго к кузнецу, и заговорил с ним об оружии, о битве, о рыцарской чести. И не хотел с ним сначала говорить кузнец, и не хотел поверить ему, когда сказал ему Гюго, что кузнец - рыцарь. Но потом коснулось слово Гюго души кузнеца, и взмахнул он молотом и сказал, что готов променять его на рыцарский меч; проснулся рыцарь в кузнеце, и с гордо поднятой головой пошел он рядом с Гюго, И весело стало на душе у Гюго де Лонкля. И снова ехал Гюго по бескрайней равнине, и увидел он человека, с великим трудом пахавшего твердую, пересохшую землю. И увидел Гюго, что был когда-то земледелец рыцарем. И слез с коня, и подошел к нему, и заговорил о рыцарских подвигах и о борьбе с неверными. Нехотя отвечал ему землепашец, не понимая его. Но когда сказал ему Гюго о деде пахаря, воевавшем в Палестине, выпрямился тогда крестьянин и заявил, что он тоже рыцарь, хоть и пашет землю. И поехал Гюго дальше с радостью на душе, а те, кому он напомнил о голубом огне, так и остались рыцарями.
Въехал Гюго в город. Здесь на площади была большая толпа народа, и остановился Гюго на своем коне посреди толпы, и затрубил в рог. Когда затих шум, и взоры всех обратились к Гюго, сказал им Гюго: Вы забыли, что ваши предки были светлыми и гордыми рыцарями; вы забыли, что еде недавно в вас был рыцарский дух. Пора вам вспомнить об этом. Пора вам оторвать свои взоры от земли и посмотреть на вечное небо, пора вам взять меч, сесть на коня и отправиться в путь, и служить угнетенным и обиженным.
И гневный шум раздался на площади, и окружили разъяренные жители Гюго. И увидел он, что говорил горбатым и калекам, которые собрались, чтобы получить очередную милостыню, раздаваемую слугой герцога. И махали калеки своими костылями, и поднимали к Гюго разъяренные лица, и бросали в него камнями. И уехал Гюго, провожаемый бранью, свистом и проклятьями. Но поворачивая с площади в одну из улиц остановил Гюго коня и крикнул им: Я еще вернусь к вам. И не было у Гюго злобы против этих людей.
И увидел Гюго: на перекрестке двух дорог у креста сидит монах, торгующий отпущениями грехов. Подъехал Гюго к монаху и посмотрел ему в глаза, и увидел Гюго голубой свет в его душе, словно малую звезду голубую. И понял Гюго, что был некогда рыцарем монах. И захотел испытать Гюго монаха, и, проезжая, слегка задел монаха конем. И смиренно посторонился монах. Тогда вернулся Гюго и стал просить у монаха продать ему все индульгенции оптом за четверть цены, которую они стоили. И обиделся монах, но смиренно отказал. Тогда, как будто рассвирепев на монаха, Гюго стал его бранить, и выхватил меч, и слегка ударил его мечом плашмя и присовокупил, что недостоин он настоящего рыцарского удара. Вскипел тогда монах, засверкали его глаза, и закричал он Гюго, что будь у него меч, он показал бы, кто из них достойнее наносить удары. Тогда дал Гюго монаху свой запасной меч, сошел с коня, и стали они биться. И вспомнил монах былое мужество и напал жестоко на Гюго де Лонкля. И долго бились они, но ни один из них не остался победителем. И нанося удары и отражая, посмеивался рыцарь над монахом и говорил, что не поймет он - как такой боец мог променять вольную жизнь рыцаря на звание торгаша. И когда зашло солнце и бросили они сражаться, сказал монах, что не хочет он больше торговать.
И пошел рядом с Гюго. И радостно ехал Гюго по равнине. И приехал Гюго в королевскую столицу. В высоком прекрасном замке жил король этой страны, и была она полна благосостояния. И ходили по городу довольные жители, и проезжали гордые рыцари, и шли куда-то отряды лучников. Великолепно было убранство королевского замка. Был он наполнен рыцарями и придворными и прекрасными женщинами. И в высоком зале сидел юный король этой страны, и окружали его вельможи и воины, и менестрели играли на лютнях и пели ему свои песни. Вошел Гюго в королевскую залу и Увидел короля. И заметил Гюго у короля голубой огонь, как бы малую звезду голубую. И узнал, что рыцарем был король. И увидел еще Гюго, что скучно королю на троне, и не радует его ни богатство страны, ни блеск замка, ни лесть красивых женщин, ни песни менестрелей. И когда наступил вечер, и король проходил в свою спальню, подошел к нему Гюго и заговорил. И остановился король, и стал слушать. А когда все уснули, одел король плащ пажа и тайным ходом ушел из замка вместе с Гюго и никогда в него не возвращался, и даже не вспомнил о нем ни разу. И ехали два рыцаря в ночной тишине - Гюго и бывший король, и радостно было на душе у обоих.
Долго странствовал Гюго по свету. И снова великая печаль охватила его и держала в своем плену долгие месяцы. И не мог он найти исхода своей скорби, и решил искать успокоения в путешествии в самые далекие края. Много дней он ехал, и кончились жилые места, и наступила пустыня. Вечерело, и не знал Гюго, на что ему решиться: ехать ли через пустыню или остановиться и затем вернуться. И когда он так думал, вспыхнула вдруг над пустыней вдали от Гюго голубая звезда. И смело двинулся дальше в путь Гюго, и углубился в пустыню, Прошла ночь, и сиял новый день, но еще долго мог различать Гюго в небе свою голубую звезду. И кончилась пустыня. И вступил Гюго в область высоких диких гор. И скоро потерял он там тропинку, и не у кого было спросить пути, и со всех сторон окружали Гюго де Лонкля отвесные скалы, обрывы, бездонные пропасти. И не знал Гюго, куда ему ехать. И, смущенный, взглянул на небо и увидел впереди над собой между двух гор многоцветную радугу. И почувствовал, что должен проехать под радугой, и бодро направил коня. И каждый вечер загоралась впереди голубая звезда, и каждый день видел он перед собой голубую, или розовую, или многоцветную переливающуюся радугу. И долго ехал Гюго все вперед и вперед среди гор и пустынь.
И приехал Гюго в замок святых. Был он совсем небольшой, и окружал его широкий ров, наполненный водой, и высокий вал, и крепкие стены. И неохотно спускали жители замка святых подъемный мост. Въехал Гюго в замок. Радостные и благодушные ходили здесь жители и делились друг с другом всем, что у них было. И любили друг друга, и называли себя святыми. И не видели ничего, что было за стенами замка. И не слышали голосов жизни, что раздавались вне замка. И вспомнил Гюго, как ушел он от Светлого Чертога, и не захотел оставаться со святыми, и уехал из замка святых. Было великое бедствие в той стране: черная смерть разъезжала на высоком коне по селам и городам. И падали и умирали тысячи людей, которых коснулся ее бледный взор. А оставшиеся в живых прятались по темным углам и редко выходили наружу. И есть было нечего. И увидел Гюго на углу узкого переулка лавку мясника. Торговал тот падалью и потихоньку человеческим мясом. И вошел незамеченный Гюго в лавку через открытую дверь, и увидел торговца в его жилище. Стоял тот на коленях перед статуэткой Мадонны и молился. И услышал Гюго слова его молитвы: просил торговец человеческим мясом Мадонну, чтобы она послала ему хороший сбыт и много щедрых покупателей. И обещал торговец Мадонне украсить ее капеллу на углу двух улиц, когда поправятся его дела. И бил себя в грудь торговец, и вздыхал, и говорил Мадонне о своей бедности и малых доходах. И тихо ушел Гюго из его лавки.
И увидел себя Гюго как бы перенесенным в страну полупрозрачной мглы. Громадные утесы, дикие камни без зелени, без влаги окружали его. И не просвечивало солнце сквозь мглу. И увидел Гюго, как над плоским утесом склонились двое: один - человек, как все, другой - кто-то, подобный человеку, но гигантского роста и бесконечно мрачный. И холодом веяло от него. И лежал пергамент на утесе, и должен был человек подписать его своей кровью, но колебался он, а страх и недоверие искажали лицо его. И улыбался мрачный его страху и недоверию. Что же должен я делать? - спросил человек. Только одно требую от тебя, - ответил мрачный - всюду, где ты будешь, повторяй людям: Христос терпел и нам велел терпеть. Только-то! - сказал человек. И, сделав жилетом надрез на руке, решительно написал свое имя внизу свитка.
И увидел себя Гюго как бы перенесенным на громадную площадь, и стоял посреди площади большой мрачный чертог, и толпы народа теснились перед чертогом и стремились проникнуть в него, а в чертоге, на высоких престолах, сидели великие убийцы и предатели, одетые в багряные одежды. И стоял посреди чертога самый роскошный престол, и сидел на нем некто с лицом Иуды, одетый в золото и драгоценности. И курились вокруг престола фимиамы, и служили сидящему на престоле одетые в пурпурные одежды священники, и среди них главным был тот, кто подписал пергамент в царстве мглы...
И толпы народа теснились к престолу, и люди с искажениями лицами отталкивали друг друга, чтобы скорее добраться до престола, и убивали друг друга, и, подойдя к престолу, склонялись перед ним, и целовали край одежды сидящего на престоле, а первосвященник и другие жрецы учили их Христову терпению.
И с великой решимостью в душе поехал Гюго по дороге. И приехал он в область великих гор. И вот на рассвете по поднялся Гюго на своем коне на высочайшую гору, на ее острую вершину, с которой ветер вечно сносил снег, и оттуда была видна как бы вся земля. В синей дымке легкого тумана лежали далеко вокруг хребты снеговых гор, равнины с городами и пашнями, лентами вились серебристые реки, озера и мор поблескивали серыми зеркалами. Мерцали снега горных хребтов с темными ущельями. На бесконечно далеком горизонте в розовых облаках вставало солнце, а над гигантом-рыцарем стоявшем на высокой вершине, высоко в темном небе лила свой свет громадная голубая звезда.
И взял Гюго свой серебристый рог и затрубил Призыв. Могучими волнами понесли его духи-союзники во все стороны во все концы земли. И услышали там люди Призыв серебряного рога, и крестьяне думали, что это пастух на рассвете сзывает свое стадо; в городах жители, слыша Призыв, считали, что это герольды короля объявляют о новой победе королевского войска. А на далеком, далеком краю земли приняли Призыв Гюго за рассветный привет жрецов солнечном Богу.
- Вставайте, видящие незримое! - гремел рог.
- Спешите, слышащие голоса мира и голос вечности
- Гордые и смелые, готовые идти до конца, пришло ваше время!
- Спешите, братья, спешите!
И со всех сторон бесконечно далекого горизонта, как утренние белые облака, как светлые туманы над проснувшимися водами, всюду поднимаются образы могучих светлы всадников. Вот они мчатся. И слышен тяжелый топот коне по рассветной земле. Со всех сторон несутся они к одно цели, на вершину высокой горы, где стоит и трубит в серебряный рог рыцарь, озаренный сиянием голубой звезды, рыцарь, сзывающий великое воинство проводников человечеств к Светлому Храму.
Гремит серебряный рог, и все новые и новые отряди спешат на Призыв. И образуются группы, и мчатся рыцари-одиночки.
И снова гремит Призыв в прозрачной дали...
Что же вы, рыцари, не спешите примкнуть?..
Крутая отвесная скала. На скале стоит высокая башня, возвышаясь над окрестностями. А у подножия скалы катит медленные-быстрые воды широкая река, из бесконечного далека направляясь в бесконечную даль. В башне пребывает Гюго де Лонкль - одинокий. В башне нет времени, нет прошлого, нет будущего.
И приходят к Гюго другие. Спускается Гюго де Лонкль со спутниками своими к берегу реки, и, отвязав челн, плывут они, гребя против течения. Долго плывут они, и время для них меняется, и чем дальше плывут, тем более вглубь веков уходят, давно прошедшее как настоящее переживают... Пристал челн их к берегу большой красноватой пустыни. Вышли они и увидели себя в какой-то восточной стране. Знойное солнце посылает свои лучи на спешащих куда-то людей, одетых в пестрые одежды. Кругом раздавались восклицания, слышался шумный говор. Понял Гюго и его спутники из отрывочных возгласов, что народ спешит из любопытства посмотреть на чью-то казнь. Замечают пришельцы, что их как бы никто не замечает, и что не отбрасывают тела их тени. Вмешались они в толпу народа и вместе с ней взошли на скалистый холм, на вершине которого на большом деревянном Кресте висел Распятый.
Вокруг креста плотной массой, сдерживаемая римскими легионерами, стояла толпа, с любопытством и издевательством взиравшая на Распятого. Открылись зрение и слух у прибывших с башни, и видят они сонмы Светлых Духов у Креста. Затем гигантская тень Темного распростерлась над Распятым, с усмешкой склонился он к уху Распятого и стал говорить:
"Я вложу в уста Твоих учеников мои слова, и Твои-мои ученики понесут под Твоим именем мое учение; пройдут сотни лет, и многие из учеников во имя Твое - мне служить будут - убивать, предавать, уча этому и других. Я прибавлю к Твоим словам мои слова, и затеряется в них Твоя истина, людям ненужная; и если кто захочет истину скрытую откопать, то внушу я ученикам Твоим страх перед Богом, и не решится уж никто отвергнуть слов моих и искать в учении Твоих-моих учеников откровения божественного, скрытого за словами моими. Напрасно хотел Ты принести людям Любовь и Свободу. Свободу они отдадут мне, а Любовь я заменю страхом Божиим и слепой верой в слова и книги моих-Твоих Учеников и моих пророков, что до Тебя были. Не заметят люди совсем Твоей благой вести и не удастся Тебе победить мой закон, тот, что ветхим заветом зовут, он победит Тебя тем, что вновь соединится с Твоими словами и поглотит их.
Никто не осмелится искать правды вне моей церкви и моего-Твоего учения, так как мои ученики будут говорить, что вне моих церквей нет спасения, и взамен благой вести о всепрощении и всеобщем преображении, что Ты хотел людям дать - я остановлю их поиски Тебя и истины Твоей - страхом перед Страшным Судом. А чтобы никто не мог мне помешать, и чтобы никто не восстал на тьму и мрак, в который я погружу землю, я внушу Твоим-моим ученикам учение, что Ты терпел и людям велел терпеть. И никто даже не подумает, что Ты пришел научить бороться со мной.
И станут церкви моими и мне служить будут, но Тебя в этом обвинят. И если увеличится власть моя от учения их, Тебя проклинать страдающие будут. Напрасно Ты приходил".
Заняла гигантская тень весь небосклон. Померкло солнце. Тени поползли по всей земле. Все погрузилось во мрак.
Молча возвращались путники к челноку.
Поднялся Гюго де Лонкль в него и поплыл учить людей бороться с Тенью Гигантской...
Розовая тетрадь
Золотой сон
Победная песня
I. СЛОВО
Смирись и дерзай
ИЩУЩИМ СЛАВЫ
ВСЯ ВЛАСТЬ ХРИСТУ!
ТЕРНОВЫЙ ВЕНЕЦ
ТАЙНА БОЖИЯ
БОЖИЙ ПЛАН СПАСЕНИЯ
ДЕЛО БОЖИЕ
АЗБУКА САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ
КТО ВИНОВАТ?
За эту постоянную усталость,
За то, что ты одна со мной осталась,
За то, что не покинешь до поры.
До той поры, когда тебе - назад,
А мне опять по самой кромке ночи.
Последнее из тысяч одиночеств
Войдет в мой дом искать мои глаза.
Пусть будет так. Не отверну лица.
Не попрошу прощения у Бога.
Печальна и светла моя дорога.
И нет ей ни начала, ни конца.
СИЛА
МОЛИТВА
ИКОНА
НАШ МЕТОД
БИБЛЕЙСКИЙ...
РЕСТАВРАЦИЯ ДУХА
ГЛУБИННОЕ СЛУЖЕНИЕ
ПРЕОДОЛЕНИЕ ОБЫДЕННОСТИ
... ВОЛЮНТАРИЗМ
РИЖСКИЙ ПРИЗЫВ
НАШ ГЕРБ
серый пепел покаяния,
светоносный белый крест
и мы - грешники в черной ладье
ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
и Он услышал меня;
из чрева преисподней я возопил,
и Ты услышал голос мой.
Ты вверг меня в глубину,
в сердце моря,
и потоки окружили меня;
все воды Твои и волны Твои
проходили надо мною.
И я сказал: отринут я
от очей Твоих;
однако я опять увижу
святый храм Твой.
Объяли меня воды до души моей,
бездна заключила меня;
морскою травою обвита была голова моя.
До основания горя нисшел,
земля своими запорами навек заградила меня.
Но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада.
Когда изнемогла во мне душа моя, я вспомнил о Господе.
И молитва моя дошла до Тебя, до храма святого Твоего. (Ион 2, 3-8)
БХАГАВАДГИТА
Кто ж область чувств проходит, отрешаясь от влеченья и отвращенья,
Подчинив свои чувства воле, преданный атману, тот достигает ясности духа.
Все страданья его исчезают при ясности духа,
Ибо, когда прояснилось сознанье - скоро укрепляется разум.
Кто не собран, не может правильно мыслить, у того нет творческой силы;
У кого же нет творческой силы - нет мира, откуда быть счастью?
Кто по влеченью чувств направляет манас,
У того он уносит сознанье, как ветер корабль уносит по водам ((2, 64-67) . "Атман" - Дух; "манас" - ум) .
И если бы даже ты был из грешников наигрешнейший, на корабле мудрости ты переплывешь пучину бедствий (4.36) .
Постигает предавшийся йоге, что в атмане все существа пребывают,
Что атман также во всех существах пребывает, всюду одно созерцая.
Кто Меня во всем и все во Мне видит, Того Я не утрачу, и он Меня не утратит.
Кто, утвердясь в единстве, Меня, как присущего всем существам почитает,
При всяком образе жизни этот йогин во Мне существует.
Кто в силу уподобления атману всегда одинаково взирает
На счастье - несчастье, тот считается совершенным йогином. ((6, 29-32). "Йога" - производное от корня "йудж" -"запрягать", позднее развилось в понятие "связывание, соединение". Стойкость в мыслях и поступках, обретаемая соблюдением жестких ограничений и направленная на достижение определенной цели, Освобождения).
Сосредоточением иные атмана в себе созерцают,
Другие - усилием мысли, иные - усилием действий,
Иные, не зная его, внимая другим почитают.
Такие превозмогают смерть, откровению внемля (13, 24-35).
До конца обдумай это и тогда поступай, как хочешь (18, 63).
ДХАММАПАДА
Ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью, но отсутствием ненависти прекращается она. Вот извечная дхамма.
Ведь некоторые не знают, что нам суждено здесь погибнуть. У тех же, кто знает это, сразу прекращаются ссоры ((1, 4) "Дхамма" - одно из ключевых понятий буддизма (и индуизма), обозначающее элемент существования, бытия и - в более общем смысле - нравственный закон, моральный долг).
Кто облачается в желтое одеяние, сам не очистившись от грязи, не зная ни истины, ни самоограничения, тот не достоин желтого одеяния (монаха) (1,9).
Если даже человек постоянно твердит Писание, но, нерадивый, не следует ему, он подобен пастуху, считающему коров у других. Он не причастен к святости (1, 19) .
Трепещущую, дрожащую мысль, легко уязвимую и с трудом сдерживаемую, мудрец направляет, как лучник стрелу (3,33).
Если кто увидит мудреца, указывающего недостатки упрекающего за них, пусть он следует за таким мудрецом как за указывающим сокровище (6, 76).
Как крепкая скала не может быть сдвинута ветром, так мудрецы непоколебимы среди хулений и похвал (6, 81).
Добродетельные продолжают свой путь при любых условиях (6. 83).
Немногие среди людей достигают противоположного берега. Остальные же люди только суетятся на здешнем берегу (6,85).
Ни хождение нагим, ни спутанные волосы, ни грязь, ни пост, ни лежание на сырой земле, ни пыль, ни слякоть, ни сидение на корточках не очистит смертного, не победившего сомнений (10, 141).
Постепенно, мало-помалу, время от времени, мудрец должен стряхивать с себя грязь, как серебряных дел мастер - с серебра (18, 239).
Опорожни этот корабль. Опорожненный тобой, он будет легко двигаться. Уничтожив страсть и ненависть, ты достиг просветления (25,369).
НОВЫЙЗАВЕТ
КОРАН
Вам не достичь благочестия, покуда не будете делать жертвований из того, что любите (3, 86) .
И устремляйтесь к прощению от Вашего Господа и к раю, ширина которого - небеса и земля, уготованному для богобоязненных, которые расходуют и в радости и в горе, сдерживающих гнев, прощающих людям (3, 127-128) .
Не подобает душе умирать иначе, как с дозволения Аллаха, по Писанию, с установленным сроком (3, 139).
А кто богат, пусть будет воздержан; а кто беден, пусть ест с достоинством (т.е. без зависти) , 4, 6).
Что постигло тебя из хорошего, то - от Аллаха, а что постигло из дурного, то - от самого себя (4, 81).
Кто не верйт в Аллаха и Его ангелов, и Его Писания, и Его посланников, и в последний день, тот заблудился далеким
заблуждением (4, 135).
Я не владею для самого себя ни пользой, ни вредом, если того не пожелает Аллах, Если бы я знал скрытое, я умножил бы себе всякое добро, и меня не коснулось бы зло (7, 188).
О, вы, которые уверовали! Многие из книжников и монахов пожирают имущества людей попусту и отклоняются от пути Аллаха (16,126) .
Зови к пути Господа с мудростью и хорошим увещанием (16,126).
Господь ваш тот, кто движет для вас корабли в море, чтобы вам искать щедрот Его: потому что Он милосерд к вам. Когда постигнет вас бедствие в море, тогда, кроме Его не останется при вас никого из тех, к которым взываете вы. И когда мы дадим вам спастись на сушу, вы уклоняетесь от нас. Человек неблагодарен! (17, 68-69).
Всякий поступает по своему подобию (17, 86) .
Кто хочет, пусть верует, а кто не хочет, пусть не верует (18,28).
Не следуй за страстью, а то она сведет тебя с пути Аллаха (38,25).
Знайте, что жизнь ближайшая - забава и игра, и красованье, и похвала среди вас, и состязанье во множестве имущества и детей (57, 19).
СКАЗАНИЕ О РЫЦАРЕ