КНИГА

ПЕСНИ ПЕСНЕЙ СОЛОМОНА

Джек С. Дир

ВСТУПЛЕНИЕ

Замысел книги и ее толкование. Перед нами самая, может быть, трудная для понимания и самая таинственная из всех книг Библии. Даже и при поверхностном обзоре толкований, какие предлагались на нее на протяжении веков, становится ясно, что как по числу, так и по разнообразию, они намного превосходят толкования на любую другую из библейских книг.

Перечислим вкратце эти многоразличные подходы к Песне Песней. Попутно заметим, что заглавие книги предполагает ее превосходство над другими священными книгами (ср. с такими понятиями, как "Святое святых" или, напротив, "суета сует"), что, конечно же, свидетельствует, в свою очередь, о том, что достоинство ее отнюдь не исчерпывается поэтически прекрасным и тонким описанием любви между мужчиной и женщиной, но содержит в себе и некий высший духовный замысел. Итак, в Песне Песней видели: а) аллегорию: б) произведение раэвернуто-прообразовательное, или типическое, которое в конечном счете под "возлюбленным" подразумевает Христа, а под "возлюбленной" — Церковь; в) драму с участием двух или трех основных персонажей; г) собрание сирийских свадебных песен (точка зрения Э. Ренана, У. Кассуто и др.), в которых жених предстает в роли царя, а невеста — в роли царицы; д) собрание языческих культовых литургий, прославляющих плодородие, и е) антологию разрозненных песен, воспевающих человеческую любовь.

При рассмотрении книги как аллегории скрытое духовное значение приписывалось чуть ли не каждой ее детали, в свете чего обычному смыслу слов значения почти не придавалось. Именно так подходили к Песне Песней еврейские священные книги — Мишна, Талмуд и Таргум. Она интерпретируется в них как аллегорическая картина любви Бога к Израилю. Что же касается отцов Церкви — таких, как Ипполит, Ориген, Иероним, Афанасий, Августин и Бернар Клервоский, то они видели в этой книгее аллегорическое изображение любви Христа к Его Невесте — Церкви. Отсюда и виденье ими деталей. Ориген, к примеру, писал, что слова невесты о ее "черноте" (1:4-5) подразумевают оскверненность Церкви грехом, тогда как ее утверждение, что она "красива" (1:4), говорит о духовной красоте человека, обратившегося ко Христу. По мнению других, "голос (воркование) горлицы" в 2:12 есть иносказание апостольской проповеди; в 5:1 некоторые видели образ вечери Господней. Эти примеры свидетельствуют о субъективности аллегорического подхода: подтвердить правильность подобных мнений не представляется возможным.

Подход комментаторов, рассматривающих Песнь как произведение развернуто-прообразовательное, или типическое (см. пункт "б" в начале Вступления), отличается от аллегорического подхода тем, что Соломон признается ими фигурой вполне исторической, и мистического значения каждой детали книги ими не придается. Надо, однако, заметить, что Писание не дает нам оснований видеть и каких бы то ни было аспектах жизни и деятельности царя Соломона прообразы божественной деятельности Христа.

Делич, Эвальд и др. (19-ый век), подходившие к книге Песни Песней как к драме, упускали из виду чуждость драмы и театра как таковых еврейскому менталитету (и семитскому менталитету вообще) в библейские времена. Да и нет в Песне Песней таких характерных для драмы особенностей, как роли, разделение на сцены и акты, наконец, последовательность диалога и действия.

Разнообразие мнений, даже и бегло перечисленное, несомненно, свидетельствует о том, что Песнь Песней — произведение многоплановое, которое может восприниматься и как книга о человеческой любви и как книга о взаимоотношениях Бога и людей, и как книга мистическая. Один из иудейских комментаторов ее, живший в 10-ом веке, сравнивая ее с "замком, ключ от которого потерян".

Весьма разнообразны мнения богословов и о структуре книги — о внутреннем единстве ее или, напротив, отсутствии такого, о природе ее метафор и о характере (см. выше) воспеваемой в ней любви. В сущности, едва ли не каждый стих здесь является предметом оживленных дебатов между толкователями, чьи разные мнения как бы образуют пестрый ковер, с которым не сравниться по "многоцветью" толкованиям ни на одну другую книгу Библии. Заметим, кстати, что упомянутые выше сторонники "теории драмы" ставили задачей доказать единство книги (вопреки теории ее фрагментарности; см. пункты "г", "д" и "е" в начале Вступления); более конкретно: они видели в ней единство некоей основной идеи, которое, по их мнению, прослеживается по всему ходу Песни Песней. Как лирическую поэму, которой присуще внутреннее единство в его логическом развитии, рассматривают Песнь и многие богословы евангельской школы. Условно они делят ее на несколько частей. В 1:1—3:5 чувство Невесты к Жениху только формируется, оно еще неуверенное, неопределенное. Постепенно оно набирает силу (3:6—5:1) и достигает полной зрелости (5:2—8:4), уподобляясь пламени, которое невозможно погасить (8:5-7). Стихи 8-14 в восьмой главе можно определить как эпилог, который как бы возвращает читателя к истокам описанной в поэме любви.

В пользу внутреннего единства свидетельствуют и присутствие в каждой "части" одних и тех же действующих лиц, не только главных — жениха и невесты, но и второстепенных —"дочерей Иерусалимских", и наличие в каждой главе образов, взятых из природы, и общность литературных приемов: повторение отдельных выражений — таких, как "прекраснейшая из женщин", "голубица моя", "тот, которого любит душа моя , а также заклинания, обращаемого к "дщерям Иерусалимским" не будить возлюбленной; это, наконец, и повторяемость сравнений (как литературного приема): зубы невесты сравниваются со "стадами овец" (4:2; 6:6), глаза у нее "голубиные" (1:4; 4:1); жених уподобляется молодому оленю (2.9, 17; 8:14).

Некоторые богословы стоят на том, что в книге не два, а три главных персонажа: невеста, пастух (ее возлюбленный) и царь Соломон, в гарем которого невесту уводят от ее жениха. Но те, которые видят в Песне Песней лишь двух главных персонажей (возлюбленную и возлюбленного), возражают, что Соломон и "пастух" — одно и то же лицо, поскольку в фигуральном смысле этот еврейский царь, владевший несметными стадами, мог быть представлен "пастухом".

Как уже говорилось, нет сомнения в том, что одной из целей книги является прославление человеческой любви и высокой идеи брака. Включение такой книги в библейский канон лишь на первый взгляд может показаться странным. При дальнейшем размышлении мы останавливаемся на мысли о том, что Бог создал мужчину и женщину и, установив союз между ними освятил его (Быт 1.-27; 2:20-23, 24); мы вспоминаем далее, что согласно библейской символике Бог — это Муж теократического израильского сообщества, его Господин и любящий Супруг. Супружеский союз мужчины и женщины ассоциируется таким образом со священным союзом Бога и людей. Да, в жизни люди сплошь и рядом оскверняют брачные отношения, освященные Богом; оскверняют и разрушают. Тем более важно иметь среди библейских книг такую, где любовь двоих, цельная и незапятнанная, возводится до высоты неразрушимой небесной любви, становится как бы символом ее.

Автор и дата. Об авторе говорит заглавие книги, ссылка на его имя содержится и в шести стихах (см. 1:4; 3:7,9,11; 8:11-12). Из всех израильских царей Соломон был самым литературно одаренным: ему принадлежат 3000 притчей и 1005 песен (см. 3Цар. 4:32). В книге Соломон подразумевается и под "царем", который упоминается в 1:3,11;3:9, II; 7:6. Как на атрибуты царского величия "возлюбленного" указывается на его роскошные носилки, окруженные могучими воинами (3:7-10).

Исторический царь Соломон был, как известно, знатоком и исследователем природы (см. 3Цар. 4:33), и "присутствие" ее, в многообразных ее аспектах, на страницах книги, таким образом, не случайно — даже если не видеть иного значения, кроме буквального, за всеми этими элементами флоры и фауны, сменой времени суток и года и т.п. Они, несомненно, определяют образный строй Песни Песней, но некоторые богословы придают им и мистический смысл, поскольку взаимное влечение друг к другу Жениха и Невесты является в их представлении символическим изображением тяготения Палестинской земли и населяющего ее израильского народа к Богу, возлюбившему его.

Итак, Песнь Песней была, вероятно, написана в годы царствования Соломона (между 971 и 931гг до P.X.). Имела ли изображенная в ней любовь жениха и невесты действительный прообраз? Другими словами, лежит ли в основе ее некий факт из жизни царя Соломона? И если так, то не удивительно ли прославление возвышенного чувства верной любви этим царем, о котором в Библии говорится, что он имел 700 жен и 300 наложниц (3Цар. 11:3)? Объяснение пытались находить в том, что Песнь была навеяна царю первой его любовью, и что она, возможно, была им написана вскоре после женитьбы на дочери фараона (3Цар. 3:1). Но в книге нет и намека на то, что невеста была царевной, что родом она из Египта. Из 4:8 можно сделать вывод, что возлюбленная царя "пришла из Ливана". С другой стороны, в 7:1 она названа Суламитой, и на этом основании отождествляется некоторыми исследователями Библии с Авнсагою из Сунама, или Ависагою Сунамитянкой (см. 3Цар. 1:1-4). О другом понимании слова "Суламита" см. в комментарии на 7:1.

ПЛАН

I. Начало любви (1:1—3:5)

А. Вступление: влечение, неуверенность, восхваление (1:1-10)

Б. Возрастание и укрепление чувства (1:11-3:5)

1.Взаимное восхваление (1:11—2:6)

2.Заклинание (2:7)

3.Любовь и гимн природе (2:8-17)

4.Страх невесты потерять возлюбленного (3:1-4)

5.Повторение заклинания (3:5)

П. Бракосочетание (3:6—5:1)

А. Описание бракосочетания (3:6-11) Б. Брачная ночь (4:1—5:1)

III. Любовь в браке (5:2—8:4)

A.Второй тревожный сон невесты; любящие вновь обретают друг друга (5:2—7:1)

Б. Восхваление возлюбленным его возлюбленной (7:2-10)

B.Призыв возлюбленной (7:11-14)

Г. Возрастающая жажда большей близости (8:1-4)

IV. Заключение: характер и сила любви (8:5-7)

V. Эпилог: возвращение к истокам любви (8:8-14)

I. Начало любви (1:1—3:5)

Этот раздел явно отличается от двух других (основных) разделов (3:5—5:1; 5:2—8:4) по характеру своей чувственности. Несмотря на обилие в нем выражений, передающих неудержимое физическое желание, в нем заметна и сдержанность, присущая обоим любящим. В разделах, следующих за описанием бракосочетания, "преград" на пути чувственности более не ощущается...

А. Вступление: влечение, неуверенность, восхваление (1:1-10)

1:1-3. Прежде чем приступить к разбору этих стихов, заметим, что тут и далее встречаются места, где трудно определить, от чьего лица ведется повествование. Поскольку исследователи не всегда согласны в этом друг с другом, кое-где, для облегчения чтения, предлагаются условные надписи типа "Слова невесты", "Слова жениха".

Итак, Песнь начинается монологом невесты, в котором она выражает страстное физическое томление по жениху. Стремительная смена местоимений — "он", "твои", "мы" и соответствующая им смена лица как грамматической категории — 3-ье, 2-ое, 1-ое, затрудняет понимание текста для современного читателя, однако, на древнем Востоке это было характерной особенностью любовной лирики, усиливавшей ее эмоциональное звучание. Говоря о своем возлюбленном, невеста подчеркивает физическую привлекательность его ласк (ст. 16; ср. с тем же приемом, употребляемым женихом в 4:10). Они пьянят и радуют более вина.

Благовония, которыми умащен жених, делают его еще более привлекательным для невесты. Они, его благоухающие масти, или миро, ассоциируются в ее сознании с характером его (как известно, характер человека древние евреи отождествляли с его именем). За красоту и несравненные его достоинства не только она, но и другие любят ее возлюбленного, говорит невеста.

В ст. 3 возможно "смешение" речи; Влеки меня, просит невеста, но фраза мы побежим за тобою могла быть сказана как ею, так и в переносном смысле "женщинами иерусалимскими", в отношении которых делалось немало предположений; под ними могли пониматься те, которым на русской свадьбе соответствуют "подружки", либо "придворные дамы", либо даже обитательницы царского гарема. Но скорее всего это именно жительницы Иерусалима в некоем обобщенном значении. Они играют роль "хора", обращение к ним автора — это литературный прием, который нужен ему для более полного выражения женихом и невестой их мыслей и чувств. Так, в 1:3 либо эти условные женщины, выражая восхищение женихом, тем подчеркивают, что недаром восхищается им невеста, либо она с той же целью — ссылается на их отношение к жениху.

Фраза невесты царь ввел меня в чертоги свои, некоторыми понимается как выражение ее желания, чтобы это произошло, так как она жаждет близости с возлюбленным. Заметим, с другой стороны, что для тех, кто видит в Песне не двух, а трех главных персонажей, эта фраза свидетельство того, что невеста разлученная со своим возлюбленным (пастухом), была приведена в царский гарем.

1:4-5. Возможно, невеста ощущает некоторое несоответствие между изливаемыми ею пылкими чувствами к царственному своему возлюбленному и своим "деревенским загаром". Может быть, ее обращение к "дщерям Иерусалимским" в ст. 4 вызвано было насмешливым замечанием одной из них в ее адрес. Она признает, что черна и объясняет причину этого в ст. 5, но уверена, что красива. Красоту смуглой своей кожи она уподобляет красоте "шатров кидарских", чьи покрытия ткались из шерсти черных коз. Кедар, или Кидар, был одним из сыновей Измаила (см. Быт. 25:13), его потомки кочевали по северной Аравии и славились как стрелки из лука (Ис. 21:16-17), а также своими многочисленными стадами (Ис. 60:7; Иер. 49:28-29; Иез. 27:21). Заметим, что древнееврейские богословы склонны были видеть в противопоставлении "черноты" невесты и ее красоты противопоставление многочисленных "падений" израильтян в ветхозаветное время следовавшим за ними раскаянию их и "восстановлению" милостью Божией (ср" к примеру, Иез. 20:8 и Иез. 16:9).

Под "завесами Соломоновыми" понимаются завесы роскошных царских шатров, которые тоже, очевидно, были черными.

Кожа невесты опалена солнцем, потому что братья ее, за что-то на нее разгневавшиеся, поставили ее стеречь виноградники, и потому "собственного виноградника" (одно из толкований: "белизны лица своего"; были и другие, относившие и этот образ к духовной истории Израиля, либо Церкви) ей уберечь не удалось.

1:6-7. В ст. 6 невеста обращается к возлюбленному, которого горит желанием увидеть: где... ты? где? Обращение к нему как к пастуху некоторые объясняют простодушием деревенской девушки, наивно полагающей, что Соломон сам пасет своих овец (впрочем, в любовной поэзии древнего Востока эпитет "пастуха" по отношению к мужчине, как и "пастушки" по отношению к девице, был довольно распространен). Если, однако, невеста действительно принимала Соломона за пастуха, то здесь, может быть, кроется объяснение иронического ответа "дщерей иерусалимских" этой "прекраснейшей из женщин" (ст. 7): раз ей так мало известно о ее возлюбленном, и она не знает, где его искать, то пусть остается той, кем была до сих пор: сельской девушкой-простушкой, пасущей овец и козлят.

Слово скиталицею в ст. 6 правильнее читать как "покрытою" (евр. ата). Загадочное это слово в данном контексте объясняют двояко: или невеста, разыскивая жениха среди пасущих стада, опасается быть ошибочно принятой за блудницу (ср. Быт. 38:14-15), или, что более, вероятно, она хочет сказать, что в отсутствие Соломона она покроет голову в знак сильной печали (см. 2Цар. 15:30).

1:8-10. Неожиданно появляющийся Соломон превозносит красоту своей невесты. Сравнение женщины — статной, живой и красивой—с кобылицей (ст. 8) не было необычным для древней восточной поэзии. Но в этом контексте фраза, которая буквально звучит как "Кобылице моей среди колесниц фараоновых…", имеет, возможно, несколько иной смыл. Дело в том, что в колесницы фараонов обычно впрягали жеребцов, а не кобылиц, и здесь как бы возникает образ кобылицы, мечущейся среди жеребцов; на этом, вероятно, и строится сравнение: невеста для жениха столь же прекрасна и желанна, как если бы она была единственной женщиной в мире, где все остальные — мужчины.

В ст. 10 царственный жених обязывает "дочерей иерусалимских" изменить свое пренебрежительное отношение к его невесте, разделив с ним его отношение к ней: золотые подвески мы сделаем тебе.." провозглашает он.

Б. Возрастание и укрепление чувства (1:11-3:5)

Чувство влюбленных развивается постепенно. Их влечение друг к другу и взаимное восхваление все белее возрастают по ходу раздела, исполняются все большего жара, неуверенность, которая звучит в первых монологах невесты, исчезает

I. ВЗАИМНОЕ ВОСХВАЛЕНИЕ (I 1!· 2:6)

1:11-13. Свою любовь к Соломону невеста уподобляет аромату нарда (благовонного растения из семейства валериановых, произрастающего в Индии, из которого изготовлялось душистое ценное масло); пока царь был там, где она могла "найти" его (за столом своим), любовь к нему невесты благоухала, как нард (ст. 11). Она мечтает, чтобы он, ароматный, как мирровый пучок (точнее, "мешочек" с миррой), который она постоянно носит, "пребывал у грудей ее." (Мирра, миро или смирна — благовонная смола (известная как в твердом, так и в жидком состоянии), которую добывали из дерева, растущего в Аравии и Эфиопии. Возможно, это дерево (или деревья) произрастало и в садах царя Соломона (см. 4:6,14; 5:1). Мирра имела различное употребление: ею окуривали помещения в богатых домах; умащивали гостей на пирах; использовали при бальзамировании мертвых.)

Еще невеста уподобляет своего возлюбленного кисти кипера, душистых цветов, растущих гроздьями, напоминающими виноградные. Кипер — это кустарник, вероятно, насаженный Соломоном среди виноградников Енгедского оазиса, располагавшегося в пустыне на юго-востоке Палестины, у западного берега Мертвого моря. Напомним, что отец Соломона, царь Давид, в пору, когда скрывался от Саула, бежал в Эн-Гадди (или в Ен-Геди); см. 1Цар. 24:1. Смысл этого сравнения, возможно, в том, что в глазах невесты ее возлюбленный был, как душистый куст кипера, благоухающий посреди пустыни ("пустыней" в таком случае был для нее окружающий мир или все прочие мужчины в этом мире).

1:14. Жених воздает своей невесте ответную хвалу. Дважды повторяет он, что сна прекрасна. Чистота ее души, отражающаяся в ее взгляде, и спокойное его выражение побуждают Соломона назвать глаза возлюбленной голубиными. Дело в том, что древними голуби почитались образцом чистоты и спокойствия. Согласно раввинистическому учению, девица, чьи глаза прекрасны, обладает и прекрасным характером.

1:15-16. В этих стихах говорит невеста. Прекрасен ее возлюбленный, ласков и обходителен (любезен). Под "домами" их, образованными кедрами и кипарисами (ст. 16), она, по всей вероятности, подразумевает окружающую их природу, на лоне которой произошло их знакомство и началась любовь (ложе у нас— зелень).

2:1. Как бы подчеркивая свою принадлежность к девственной природе, невеста сравнивает себя с полевым цветком, точнее, с двумя полевыми цветками: нарциссом и лилией. Впрочем, значение еврейского хабашелет, переведенного на русский язык как "нарцисс" и встречающегося только здесь и в Ис. 35:1, точно неизвестно; в других переводах этот загадочный цветок назван "розой", "тюльпаном". Сароном, или Шароном, как полагают, назывался плодородный прибрежный район Израиля, тянувшийся от Кесарии до Иоппии (современная Яффа); упоминается в 1Пар. 27.29; Ис. 33:9 и в других местах.

2:2. Невеста сравнивает себя с полевыми цветами, в частности, с лилией, из скромности, но найденный ею образ жених "подхватывает" и применяет к ней как образ ее превосходства над всеми другими девицами: она среди них, что лилия между тернами, восклицает он.

2:3-6. А он для нее, что яблонь между лесными деревьями, столь же необычен, вожделен, ароматен! Метафоры в ст. 3-4 отражают четыре аспекта романтической любви, которые для всякой женщины немаловажны. Возлюбленная любит сидеть в тени яблони, с которой сравнивает своего возлюбленного. Это образ защиты, характерный не только для Библии, но и для древневосточной литературы в целом. Много потрудившаяся под палящим солнцем, возлюбленная приходит отдохнуть под сень ("в тени") возлюбленного, он — ее "укрытие" от зла и бед. И это же образ привлекательной для нее близости с возлюбленным, а вкушение сладких плодов яблони — аллегория радости, которую доставляют ей его ласки. В англ. переводах Библии стих 3 заканчивается словами "на мой вкус". Для древневосточного менталитета понятие "вкусить" ассоциировалось с понятием близкого познания на опыте (ср. с Пс. 33:9: "Вкусите, и увидите, как благ Господь!"). Итак, чувство защищенности, радость близости и близкое познание... А четвертым аспектом романтической любви, ценимым женщиной, является готовность ее жениха (мужа) любить ее явно для окружающих. Соответствующую метафору находим в ст. 4. Это любовь, которая уподобляется знамени, реющему над невестой. Словно знамя, развевающееся над войском, оно видно отовсюду, и оно (тоже!) символ ее защищенности.

Возлюбленный ввел ее в дом радости и любовных утех (в дом пира). И вот она настолько изнемогает от любви (2:5 ср. с 5:8) — образ любовного изнеможения был весьма распространен в ближневосточной поэзии — что нуждается в освежении и подкреплении пищей — яблоками и вином (не совсем точный перевод на русский язык: тут не "вино", а нечто вроде ягодной или яблочной пастилы).

Всем своим существом возлюбленная — во власти его любви; об этом образно говорится в ст. 6.

2. ЗАКЛИНАНИЕ (2:7)

2:7. Это своеобразное заклинание трижды (здесь, в 3:5 и в 8:4) повторяется в книге. Тут обращение к "дщерям Иерусалимским" служит завершением одного раздела и началом другого. Смысл его в том, чтобы не торопить (передано как "не будить" и "не тревожить") любви (а не возлюбленной, как в русском тексте); впрочем, та же мысль заключена в просьбе "не будить" преждевременно чувств возлюбленной, терпеливо ожидая естественного развития чувства милостью Божией. Именно естественность и красота любви, да и той, в которой она зарождается, подчеркивается образами серн и ланей, известных своей грациозностью и прелестью — ими и заклинает других женщин невеста не воспламенять искусственно и до времени — не только в ней, но и в себе, — чувства любви. Да будет это предоставлено Богу!

3. ЛЮБОВЬ И ГИМН ПРИРОДЕ (2:8-17)

Если в предыдущем разделе упоминается царский чертог, то здесь действие (условно говоря) полностью переносится на лоно природы. Вероятно, упоминаются места, откуда родом невеста (может быть, земля Ливана, раскинувшаяся на север от Израиля; см. 4:8, 15). Чувство влюбленных, влекущее их друг к другу, постоянно нарастает.

2:8-9. Вот жених приближается к дому своей возлюбленной. Невеста говорит о нем аллегориями, передающими его силу, необычайную живость и привлекательность.

2:10-13. Тут изумительное по своим тонкости и лиризму описание палестинской весны, начинающейся после зимнего сезона дождей. Соломон зовет возлюбленную насладиться вместе с ним всеми признаками ее пробуждения: благоуханием цветов, пением птиц, видом распускающихся почек на фиговых деревьях и зацветшей виноградной лозы. Весна, знаменующая обновление природы, знаменует и обновление, естественное усиление чувства в женихе и невесте.

Заметим, что для богословов, видящих в Песне Песней аллегорию любви Бога к Израилю, эти стихи — Его приглашение Своему народу насладиться весной, даруемой Им.

2:14. Слова жениха. Образность его обращения к невесте основана на том, что в условиях дикой природы голубям (и "голубицам") свойственно селиться в расщелинах скал, которые они покидают неохотно. Жених жаждет уединения с возлюбленной, которая скрывается от него как бы под кровом утеса. Он хочет видеть лице ее и слышать голос ее.

2:15. Здесь, по-видимому, слова невесты. Причем некоторые полагают, что она, вспоминая о днях, когда братья заставляли ее стеречь виноградники (см. 1:5),, говорит словами из песни, которую пели работавшие в виноградинках, но ей они служат поэтическим иносказанием: невесту заботят теперь не столько реальные виноградники и лисы, портящие их, сколько ее отношения с возлюбленным. Зловредные "лисицы и лисенята" — вероятная аллегория каких-то проблем, могущих возникнуть между ними. Так что слова из песни она, возможно, обращает к возлюбленному, призывая его взять инициативу в разрешении этих проблем на себя: "ловить", или "отлавливать" (может быть, правильнее читать не ловите, а "лови") "лисиц", грозящих нанести урон их любви. Приведем несколько строк (касающихся этого места) из работы Крейго Гликмана, в которой он предлагает свой анализ Песни Песней, рассматривая ее как "песнь для влюбленных" (работа его так и называется). Он пишет: "лисы представляют здесь препятствия разного рода, которые приходится преодолевать на своем пути влюбленным всех веков, и смущающие их искушения. Может быть, это "лисы" безудержных желаний, вбивающих клин в отношения любящих. Или "лисы" подозрительности и ревности, ослабляющие узы любви. А, может быть, это "лисы" себялюбия и гордыни, мешающие признаться в своей ошибке.... На протяжении веков портили они "виноградники любви", и конца их "подрывной работе" не предвидится".

2:16-17. Начиная с ст. 16 и далее — ответное на призыв жениха (ст. 10-14) стремление к нему невесты. Она говорит, что принадлежит... ему, как он ей. Он пасет (свои стада) между лилиями. Образность этой фразы (ст. 16), по-видимому, свидетельствует об условности пасторального фона, на котором разыгрываются сцены любви, как и об условности пастушеского облика жениха.

Весьма по-разному толкуется стих 17. Одни видят здесь призыв к жениху возвратиться с гор, которые разделили его с невестой (причем делались попытки установить, о каких именно горах идет речь), либо читают в этом стихе предчувствие невестой предстоящей ей разлуки с любимым (видя в этом случае непосредственную связь ст. 17 со стихами следующей главы), другие же "слышат" в нем нечто иное — на основании иных нюансов перевода. В частности, переводчиками Библии на английский язык, работавшими в разное время, первая часть этого стиха передавалась не вполне так, как по-русски, а именно: "Доколе не забрезжит день и не скроются (ночные) тени...". В свете такого перевода вторая часть стиха читалась рядом толкователей как призыв к возлюбленному "возвратиться, чтобы, подобно молодому оленю или серне, отдыхать "доколе не забрезжит день", на расселинах гор (тут видели образный намек на груди возлюбленной).

4.СТРАХ НЕВЕСТЫ ПОТЕРЯТЬ ВОЗЛЮБЛЕННОГО (3:1-4)

3:1-4. Многие комментаторы сходятся на мысли, что описанное в этих стихах переживается невестой во сне. Ее возлюбленный, царь, вероятно, возвратился в Иерусалим, оставив ее в родительском доме. Переживая разлуку, боясь потерять любимого, она засыпает тревожным сном и, вот, мечется на ложе своем, ища того, которого любит душа ее. Она ищет и не находит его и продолжает искать его в сновидении своем: она "выходит на улицы и площади" и "спрашивает о нем у городских стражей"... Наконец она встретила любимого и ухватилась за него, и не отпустила... доколе не привела его в дом матери своей, чтобы там он остался с ней и более не покидал ее.

5.ПОВТОРЕНИЕ ЗАКЛИНАНИЯ (3:5)

3:5. Здесь этим заклинанием-рефреном отмечается начало нового раздела (3:6—5:1). О значении "мольбы", обращаемой невестой к "дочерям иерусалимским", см. в ком. на 2:7.

II. Бракосочетание (3:6—5:1)

А. Описание бракосочетания (3:6-11)

Брачные отношения, заключавшиеся в древности на Ближнем Востоке, по-видимому, рассматривались как акты гражданского, а не религиозного характера. Как о завете, заключенном "в присутствии Бога", о брачных контрактах в Ветхом Завете упоминается лишь в Прит. 2:17 и в Мал. 2:14. А вот образчики гражданских брачных контрактов, заключавшихся в еврейском сообществе, были обнаружены при раскопках на месте еврейской колонии в Элефантине (Египет), и относились они к 5 веку до Р.X. Брак, заключенный между Руфью и Воозом перед городскими старейшинами (см. Руф. 4:10-11), а не священниками, тоже говорит в пользу гражданского, а не религиозного характера свадебных церемоний. Не приходится таким образом удивляться, что брачные торжества происходили не в храме (или позднее — в синагогах), а в доме вступавших в брак.

Главным, событием свадебной церемонии являлось (как и многие столетия спустя в странах далеких от Палестины) шествие к дому невесты жениха, который затем торжественно сопровождал ее к своему дому. После этого начиналась собственно свадьба — торжество, продолжавшееся неделю или более, хотя в супружеские отношения жених и невеста вступали в первую же ночь.

Если описания свадебного празднества в Песне Песней нет, то торжественная свадебная процессия (3:6-11) и брачная ночь (4:1-5) описаны довольно подробно.

3:6. Автор говорит здесь как участник или свидетель происходившего. Он описывает шествие невесты, перед которой возжигают столбы благовоний (она как бы идет в них), окуривая ее миррою и фимиамом и всеми благоухающими травами, которые имелись у изготовителя благовоний (мироварника).

3:7-10. В этих стихах описание царского поезда жениха, Соломона. Великолепие его вполне соответствует тому, что известно об этом царе из 3Царств и 2 Паралипоменои. Одр его — это его роскошные носилки, которые окружают его телохранители, вероятно, шестьдесят наиболее знатных и "сильных" военачальников царя (ср. с "храбрыми" царя Давида; 2Цар. 23:8). Они вооружены мечами. Возможно, этот караван, прежде чем войти в Иерусалим, проделал немалый путь от "пустыни" (см. 3:6), от дома невесты (в Ливане ? см. 4:8, 15) — отсюда упоминание страха ночного в конце ст. 8: полагают, что речь может идти о разбойниках, нападавших в ночи; другое мнение: здесь подразумеваются ночные призраки, суеверным страхом перед которыми евреи страдали с глубокой древности. (Заметим, что и еврейские богословы давних времен и некоторые относительно современные христианские богословы склонны были видеть в описываемом тут бракосочетании Соломона аллегорию восхождения его на трои — заключения им "брачного завета" с израильским народом, причем в еврейской священной книге Мидраш Соломон в ст. 11 понимается как грядущий Мессия.)

Столицы "одра" — это серебряные столбы великолепных царских носилок, подробное описание которых дается в ст. 10.

3:11. В ст. 11 о бракосочетании Царя с его Невестой говорится как о факте уже совершившемся. Загадочно звучит фраза о том, что в день бракосочетания его... Соломона ... увенчала царским венцом (короной) мать его (Вирсавия). Объяснить ее можно как иносказание — если понимать описываемое тут бракосочетание как вступление Соломона в "брачный завет" с израильским народом (см. выше), с учетом той роли, которую сыграла Вирсавия в восхождении сына на престол (именно ей, любимой своей жене, обещал Давид, что после него царствовать будет рожденный ею Соломон; см. 3Цар. 1:13 и далее).

Б. Брачная ночь (4:1—5:1)

4:1. Слова Соломона. Он повторяет и повторяет, как прекрасна его возлюбленная. Глаза твои голубиные, восклицает он (тот же образ, что в 1:14; см. ком. на этот стих). В результате сложных лингвистических разночтений, имеющих долгую историю, богословы пришли к выводу, что фразу под кудрями твоими правильнее читать как "под покрывалом твоим". Заметим в этой связи, что в древности женщины на Ближнем Востоке в обычное время покрывалом не покрывались, но делали это в процессе брачной церемонии или в знак предстоявшего вступления в брачный союз. См. Быт. 24:65, где Ревекка "покрылась покрывалом", как только распознала в Исааке предназначенного ей мужа. См. также Быт. 29:19-25, где описывается, как Лаван обманул Иакова, дав ему в брачную ночь Лию, вместо Рахили; это оказалось возможным именно потому, что лицо новобрачной было скрыто под покрывалом. (О других случаях употребления покрывала см. в ком. на 1:4-5.)

Гора Галаадская соответствовала горному хребту, расположенному на восток от р. Иордан в Галааде; место это славилось сочными пастбищами, на которых паслось множество черношерстных коз (см. Мих. 7:14). Воспринять сравнение волос возлюбленной со "стадом коз" как комплимент ей из уст новобрачного можно, представив себе, как сверкала и отливала золотым блеском в лучах заходящего солнца шерсть этих коз, спускавшихся с горы. Итак, Соломон восхищался черным блестящим цветом волос возлюбленной, их шелковистой мягкостью.

4:2-3. Белизну зубов возлюбленной (ст. 2) Соломон сравнивает с белой шерстью гладко выстриженных ягнят, только что вымытых в купальне. Под кудрями твоими в ст. 3 опять-таки (ср. с ст. 1) правильнее читать как "под покрывалом твоим".

4:4. Под "столпом Давидовым, сооруженным для оружия", имелась в виду башня, в которой хранилось оружие, т.е. арсенал при царском дворце (см. Неем. 3:25). Она могла быть построена самим Давидом или Соломоном, который назвал ее в честь отца. Обычай вешать шиты на стены (в данном случае башни-арсенала) символизировал как лояльность военачальников (здесь – сильных), носивших эти щиты, по отношению к царю, которому они служили, так и величие этого царя или страны, которой он правил (см. Иез. 27:10-11). Под "сильными", вероятно, подразумевались те же командиры, которые служили царю Давиду (см. 2Цар. 23:8-39) или их преемники.

Сравнивая шею новобрачной с "башней", Соломон, видимо, хотел подчеркнуть ее стройность и красоту.

4:5. Сосцы его возлюбленной упруги и нежны, говорит Соломон на языке восточной образности.

4:6. См. 2:17 и комментарий на этот стих. Первую часть 4:6, видимо, правильнее читать так, как это предлагается в англ. переводах Библии: "Доколе не забрезжит день и не скроются (ночные) тени". Смысл данного стиха в целом, по всей вероятности, подтверждает правильность такого прочтения 2:17, которое исходит из того, что под "расселинами гор" понимаются груди невесты. Здесь улавливается логическая связь между семнадцатым стихом второй главы и шестым стихом четвертой, в котором Соломон откликается на призыв возлюбленной в 2:17: да, он "пойдет" на гору мирровую и на холм фимиама; с душистыми этими "возвышенностями" он, что совершенно очевидно, ибо прямо вытекает из ст. 5, сравнивает груди своей возлюбленной.

4:7. Почти все метафоры, к которым прибегает Соломон, выражая восхищение прелестью и совершенством возлюбленной, он берет из мира природы: ей, взятой им во дворец от пастбищ и виноградников, они особенно понятны и близки. Заметим, вникая в Песнь Песней как в произведение несомненно многоплановое, что под впечатлением совершенства Невесты Соломона мог находиться ап. Павел, когда писал о грядущем совершенстве Церкви как Невесты Христовой (ср. ст. 7 с Еф. 5:27).

4:8-9. Как уже говорилось, возлюбленная царя могла жить в Ливане, вблизи упомянутых тут гор. Амана составляет восточную часть Антиливанского хребта и обращена к Дамаску, а Сенир и Ермон (во Втор. 3:9 о Сенире говорится как о синониме Ермоиа) — это две вершины Ермонского горного кряжа. Из этих диких мест, где по соседству с человеческим жильем обитают львы и барсы (здесь они могут, наряду с буквальным значением, иметь и "второе", а именно — зла, устрашающих обстоятельств), Соломон призывает возлюбленную к себе, под "сень" свою и защиту — да станет жизнь той, которая пленила... сердце его одним взглядом очей своих, во всем согласна с его жизнью! Сестра как ласковое обращение к невесте или жене было в обычае на древнем Востоке.

4:10-11. Внешность и очи возлюбленной переполняют сердце Соломона восторгом, аромат, исходящий от нее, и ласки ее пьянят его больше вина (ср. с 1:1). Поцелуи ее радуют его: как мед, сладки они; то же выражено метафорой мед и молоко вод языком твоим, которая, однако, подводит читателя к ассоциации с "землей Ханаанской, текущей молоком и медом" (см. Исх. 3:8) и обещанной израильскому народу как источник радости и благословений. Благоухание одежды возлюбленной сравнивается с благоуханием Ливана, которое источали бесчисленные на его территории кедровые деревья (3Цар. 5:6; Пс. 28:5; 91:13; 103:16; Ис. 2:13; 44:8; Ос. 14:5).

4:12. Тут, по всей вероятности, метафоры девственности невесты и ее целомудрия {недоступности для других) в предстоящем супружестве. Сады (виноградники) "запирались" стенами, чтобы защитить их от вторжения посторонних; заключенный колодезь, запечатанный источник (на Востоке их порой закрывали на ключ, "запечатывали" — в знак того, что они являлись частным владением) наводят, в частности, по ассоциации с Прит. 5:15-18, на мысль о верном супружестве.

4:13-14. Продолжая ту же метафору, царь уподобляет возлюбленную роскошному экзотическому саду, в котором произрастают редкие и ценные растения (это может быть и символикой плодородия, но в то же время — редких душевных достоинств). Плоды гранатового дерева были деликатесом в библейские времена. Относительно "киперов" см. в ком. на 1:13. Нардом называли душистую мазь, которую получали из растения, произраставшего в Индии; упоминания о ней находим в Map. 14:3 и в Иоан. 12:3. Шафран — ароматный порошок, источником его служили пестики растения из семейства крокусовых. Под "аиром", возможно, подразумевается сахарный тростник, называемый в Ис. 43:24, Иер. 6:20 и Иез. 27.19 "благовонной тростью" или "благовонным тростником". Корица — не только приятная пряность; ароматный этот порошок, который добывают из коры "коричного лавра" (особенно ценится тот, что произрастает на о.Цейлон), в древности входил в состав священного мирра. О мирре см. в ком. на 1:12. Родиной "алоя" является один из островов Красного (Чермного) моря; частично сгнившая древесина этого растения источает аромат.

4:15-16. Невеста Соломона, этот садовый источник, "запертый" для других (см. ст. 12), для него становится "колодезем живых вод" (образ полноты радости и удовлетворения, и в этом смысле он уподобляет невесту потокам с Ливана). Весь стих 16 представляет собой поэтическую метафору, смысл которой в приглашении возлюбленному "войти в сад любовных наслаждений" и "вкусить" их до конца. Видят в этой метафоре и тонкий духовный ракурс: под действием Божественного веяния душа, угодная Господу, источает животворящие духовные ароматы, которые изливаются на окружающих.

5:1. Слово жениха. Метафору этого стиха трудно воспринять иначе (и это логически следует из предыдущего стиха, которым заканчивается 4-ая глава) как завершающий аккорд первой супружеской близости новобрачных. Но в свете этого нелегко истолковать последнюю фразу в 5:1. Приглашает ли жених к брачному пиру своих гостей и друзей? Так склонны были понимать это место, в частности, 70 толковников, которые весь стих 1 в гл. 5, за исключением последней его фразы, присоединили к 4:16, так что 5:1, составленный только этой фразой, по смыслу был ими отделен от гл. 4, заканчивающейся на сугубо интимных нотах.

Предлагается и другое понимание этого трудного места ("конструкция" текста остается при этом прежней). Последняя фраза в 5:1 принадлежит Богу. Любовь новобрачных — от Него, и Он благословляет ее на весь период предстоящего им супружества, продолжая ту же метафору Пиршества: Ешьте, друзья; пейте и насыщайтесь, возлюбленные. Ср. с благословляемой Богом полнотой супружеских отношений в Быт. 1:28 и 2:24.

III. Любовь в браке (5:2—8:4)

А. Второй тревожный сон невесты; любящие вновь обретают друг друга (5.2-7:1)

Напомним о наличии в Песне Песней разных планов. Описываемое здесь, как и по ходу всей книги, толкуется, ближе к тексту, в плане любви жениха и невесты, и затем — чистой супружеской любви, но, по всей вероятности, имеет и духовный смысл, и, может быть, не один. Так, еврейская священная книга Мидраш предлагает понимать стих 2 в том духе, что это народ Израиля говорит к Богу: "Я сплю, не исполняя заповедей Твоих, но сердце мое бодрствует, потому что любовь к людям не дает ему уснуть; я сплю — не совершаю всех необходимых жертвоприношений, но сердце мое не спит, настроенное на молитвы", и т.д. и т.п.

Итак, новый раздел начинается с описания второго тревожного сна Суламиты, которая впервые будет названа "по имени" в 7:1. Во сне (ср. 3:1-4; см. ком. на эти стихи) сердце ее бодрствует, т.е., происходящее она воспринимает как реальность, и граница между сновидением и реальностью в повествовании действительно "размыта". Возможно, она проходит между стихами 8 и 9. Суламите снится, что ее возлюбленный исчез. (Заметим, что после бракосочетания они говорят друг о друге как о "возлюбленном" и "возлюбленной", однако, в надписях, облегчающих понимание текста, остаются "женихом" и "невестой".)

5:2-6. Во сне она слышит его голос, слышит, как он стучится и зовет ее, прося отворить ему дверь. Он называет ее сестрой (см. ком. на 4:9), возлюбленной, чистой своей голубицей...

Ночные росы в Палестине бывают очень сильными, и возлюбленный говорит, что голова его вся покрыта росою. Во сне она отвечает ему, что уже приготовилась к ночи: скинула хитон и вымыла ноги; одеваться ли ей снова, марать ли ноги, чтобы открыть возлюбленному? Ответ этот, как литературный прием, даже и образностью своей, перекликается с подобными в любовной поэтической лирике многих веков и народов. Возлюбленный стремится к любимой, и она тянется к нему всем своим существом (оконч. ст. 4), но что-то стоит между ними. Ее ли промедление (ст. 3) повинно в том, что он внезапно исчезает? Она встала, чтоб отпереть возлюбленному, она отперла ему дверь, и с рук ее капала мирра... на ручки замка (мирра — знак и "спутница" любви; см. Прит. 7:17; Песн. П. 4:6; 5:13). Но он повернулся и ушел... (Не так ли "уходил" Бог от Израиля, когда тот "медлил" ответить на Его призыв?) Душа Суламиты замерла, когда он говорил, но где же он? Она ищет и не находит его, зовет, а он не откликается.

5:7. Городские стражи, встреча с которыми в первом сне Суламиты предшествует встрече ее с возлюбленным (см. 3:3-4), на этот раз, сорвав с нее покрывало, избили и изранили ее. Приняли ли они ее за блудницу, бродящую по ночному городу? Образ этих стражей, врагов "возлюбленной", таинственен; боль, которую они причиняют ей, вероятно, символизирует боль ее от разлуки с любимым, которая во сне облекается в форму физического страдания и позора — все это угрожает ей, если любимый не позаботится о ней, если защитник оставит ее.

5:8. Обращение "возлюбленной" к "дшерям Иерусалимским" (ср. с 2:7 и 3:5) с мольбой сказать Соломону, если встретят его, что она изнемогает от любви к нему.

5:9. Вопрос "иерусалимлянок" к Суламите дает ей повод воспеть любимому гимн восхищения и хвалы.

5:10-16. "Гимн" этот, со всеми его сравнениями, аллегориями, гиперболами, составлен в чисто восточном духе, и лишь первый и последний его стихи (ст. 10 и ст. 16) могут быть восприняты "близко к тексту". Подразумеваемый здесь царь Соломон — не только жених и возлюбленный Суламиты, он — царь, олицетворяющий Израиль во славе его, и многие аллегории в стихах 11-15 следует воспринимать с учетом этого обстоятельства. Так, вероятная аллегория его незаурядного ума содержится в первой части стиха 11, как силы и величия его—в ст. 15, а неисчислимых богатств — в ст. 14.

Некоторые сравнения, взятые из области природы, могут быть объяснены довольно "конкретно". Так, сравнение глаз "возлюбленного" с "голубями, сидящими в довольстве", говорит о спокойствии и мягкости его взгляда, о выражении удовлетворенности в нем; даже и "цветовая гамма" этого образа может быть истолкована: разве не "соответствуют" серые или черные голуби... купающиеся в молоке, темным зрачкам в белом глазном яблоке?

Щеки возлюбленного ярки и ароматны, как цветник; губы его прекрасны и мягки, как лилии, с них сходят слова любви; касаясь губ возлюбленной, они зажигают в ней ответную любовь (символизируется миррой). Уста его — сладость, восклицает возлюбленная.

6:1-3. (Вопрос, вложенный автором в уста "дщерей Иерусалимских" в 5:9, о том, чем лучше возлюбленный Суламиты "других возлюбленных", и последовавшее затем намерение их "поискать его вместе с нею" (6:1) наводят на следующую духовную ассоциацию: убедившись в том, что Иегова — Бог Израиля "лучше" их "богов", другие народы выражают готовность "искать" Его; продолжение этой ассоциации можно видеть во Христе. (От ред.)

Итак, под впечатлением услышанного от Суламиты "дщери Иерусалимские" готовы искать ее возлюбленного вместе с ней. Но сердце ее подсказывает ей, что где бы он ни был, он возвратится в сад свой, ибо мысли его неизменно с нею, и любовь неудержимо влечет его к ней (аллегория стиха2). В ст. 3 Суламита уверенно заявляет, что возлюбленный принадлежит ей, как она ему. В Мидраше этот стих толкуется как выражение Израилем уверенности в любви к нему Бога: Он непременно "возвратится" к народу, который принадлежит Ему.

6:4-10. И вот возлюбленный появляется и возносит ответную хвалу своей любимой. Он сравнивает ее с городом Фирцей, который в древности славился своей красотой (был столицей при четырех царях Северного царства: Ваасе, Иле, Замврии и Амврии; см. 3 Цар. 15:21, 33; 16:8,15,23) и с самим Иерусалимом— "совершенством красоты" (см. Плач. 2:15). Называя ее "грозной" (ст. 4 и 10), царь хочет, видимо, сказать о своем благоговейном, сродни страху, отношении к возлюбленной (отсюда дважды повторенное сравнение ее с "полками со знаменами").

В ст. 6-7 повторение тех же метафор, что в 4:1-3 (о значении их см. в комментариях на эти стихи).

Некоторые исследователи полагают, что в Песне Песней идеальная любовь к единственной женщине противопоставляется греховной "любви" ко многим. Известно, однако, что исторический царь Соломой любил многих. Стихи 8-9 бесспорно свидетельствуют об этом. И если число женщин, которые принадлежали Соломону, не соответствует тому, которое приводится в 3Цар. 11:3, будучи меньше, то это, возможно, говорит о написании Песий Песней в ранний период его царствования; во второй его половине многоженство Соломона привело к гибельным для него духовным последствиям (см. 3Цар. 11:4 и далее).

Идеальную возлюбленную царя здесь восхваляют, признавая ее превосходство, не только "девицы и царицы", видевшие ее, но и наложницы Соломона. Величественность и несравненность красоты единственной подчеркивается сопоставлением ее с зарей, луной и солнцем в ст. 10.

6:11-12. Эти стихи и связь их с предыдущими весьма трудны для понимания, и самый текст их толкуют по-разному. Вот одна из наиболее вероятных интерпретаций его. Возлюбленная царя Соломона вспоминает себя простой поселянкой, сходящей в ореховый сад, чтобы полюбоваться наступившей весной (ст. 11). "Ореховый сад" является тут важной смысловой деталью. Дело в том, что, по мнению многих исследователей этой книги, возлюбленная, воспетая в ней Соломоном, была родом из Сонама (расположенного вблизи Ливанских гор), который называли также Сунемом, или Сулемом; отсюда, возможно, ее условное имя — Суламита, означающее девушка из Сулема". А, по свидетельству древних, в частности, Иосифа Флавия, по берегам Тивериадского озера и, следовательно, неподалеку от Сонама (Сулема) во множестве росли ореховые деревья. И, вот, вспоминая свое недавнее прошлое и "тот ореховый сад", юная царица изумляется совершившейся в ее судьбе перемене. Не знаю, как душа моя влекла меня к колесницам знатных народа моего, восклицает она в ст. 12. "Колесницы знатных" были символом царского могущества, великолепия и роскоши, к которым причастия теперь и Суламита. Кстати, в одном из возможных переводов с еврейского языка стих 12 звучал бы так: "Дух мой занялся от восторга, когда ты поставил меня на колесницы знатных".

7:1. В книге возлюбленная Соломона названа именем Суламита только здесь. Заметим, что приведенная выше интерпретация этого имени—не единственная; некоторые полагают, что оно — форма женского рода от имени "Соломон". Суламитой называют "возлюбленную" жители Иерусалима ("дщери Иерусалимские"); выражая восхищение ее красотой, они просят ее, уносящуюся на колеснице, "оглянуться", чтобы они могли еще полюбоваться на нее. Но она скромно отвечает им: Что вам смотреть на Суломиту, на простую деревенскую девушку, словно она хоровод Манаимский? Последняя часть фразы опять-таки трудно поддается расшифровке. Достопримечательными массовыми танцами (хороводами") город Манаим (или Маханаим), расположенный на восточном берегу Иордана, известен не был. Им проходил царь Давид, когда бежал от Авессалома (см. 2Цар. 17.-24). Место это известно и происшедшим там чудесным явлением, которое описано в Быт. 32:1-2: патриарху Иакову, возвращавшемуся из Месопотамии, явилось в Манаиме ангельское ополчение. Так вот: некоторые исследователи данного текста приходят, на основании лингвистического анализа, к выводу, что под хороводом Манаимским" тут подразумевается упомянутое "ополчение Божие".

Б. Восхваление возлюбленным его возлюбленной (7:2-10)

7:2-10а. Это его слова, описание им, посредством типично восточных аллегорий и весьма смелых сравнений, красоты возлюбленной: каждая часть ее тела — привлекательна, прекрасна, совершенна. Это описание похоже на прежние (ср. с 4:1-7 и 6:4-10), но отличается от них гораздо большей чувственностью. Заметим, что живот и чрево в ст. 3 правильнее, видимо, читать как "пупок" и "живот".

Есевон (см. Чис. 21:26; Втор. 1:4; Иис. Н. 13:26) — то же, что Батраббим (ст. 5). Драгоценный пурпур (ст. 6) был украшением знатных и богатых (см. Есф. 8:15; Иез. 27:7), но волосы на голове возлюбленной царя — то же, что пурпур. Окончание этого стиха правильнее читать в том смысле, что царь стал пленником роскошных кудрей Суламиты.

В ст. 10 первая часть фразы все еще принадлежит Соломону, и лишь вторая (ст. 10б) — Суламите: способное усладить уста... утомленных, "вино уст" ее течет прямо к другу ее. То, что она говорит в ст. 11 и палее, логически вытекает из этого стиха.

В. Призыв возлюбленной (7:11-14)

7:11-14. В ст. 11 утверждение безраздельной взаимной любви. Насладиться любовью с принадлежащим ей отныне Соломоном юная царица хочет на лоне просыпающейся весенней природы, созерцание которой само по себе доставляет ей наслаждение (ст. 12-13). Весна — символ любви в глазах всего живущего — в ст. 13-14 прямо ассоциируется с нею, и это подчеркивается упоминанием мандрагор, этих "яблок любви" (евр. дудаим). (Мандрагоры — растение из семейства белладоны, на востоке плодам его — маленьким желтым яблокам, издающим сильный аромат, всегда приписывалось свойство возбуждать половое влечение и способствовать оплодотворению женщин дотоле бесплодных; см. Быт. 30:14-16.)

Превосходные плоды, новые и старые, которые Суламита сберегла для возлюбленного, могут быть символом мудрой ее заботы о нем.

Г. Возрастающая жажда большей близости (8:l-4)

8:1-4. Для Суламиты царь — и муж и любовник. Но она жаждет любить его еще и сестринскою любовью, которая предполагает Большую душевную теплоту и непосредственность. На востоке, тем более в древности, публичное выражение нежных чувств было неприемлемо; исключение составляло выражение родственной нежности. А Суламите хотелось бы целовать Соломона во всякое время и везде, даже и на улице, не подвергаясь при этом осуждению (ст. 1). Он учил бы ее на правах брата, а она являла бы ему заботливую свою любовь (ст. 2).

Ст. 3 можно было бы перевести с еврейского языка как "да будет левая рука его у меня под головою, а правая да обнимает меня".

Как своего рода рефрен (ср. с 2:7; 3:5), повторяется заклинание жены-возлюбленной, обращенное к "дочерям Иерусалимским", дать ее любви к мужу), возлюбленному, развиваться своим, естественным, путем.

IV. Заключение характер и сила любви (8:5-7)

8:5. Крайне нелегко толковать этот стих, потому что он не только по смыслу своему неодинаково понимается разными комментаторами нет единого мнения и о том, кто говорит в нем. Так, первая фраза его едва ли произносится возлюбленным, как думают некоторые, — скорее всего риторический этот вопрос (ср. с 3:6.6:10) задается "дочерями Иерусалимскими". (Небезынтересно, что слова от пустыни в Септуагинте переданы как "убелена", и весь перевод данного места — на основании иного прочтения его в еврейской Библии — звучит у 70 толковников примерно так- ..Кто это выступает блестящая таким белым светом, уподобляющаяся другу своему?" Такое понимание привлекает своим созвучием мысли автора о совершенствовании "возлюбленной" по ходу книги: в начале ее она черная от солнечного загара, а в конце достигает блестящей белизны, уподобившись своему царственному другу.) Образ яблони в данном контексте может быть понят как символ романтической любви. Под яблонью разбудила я тебя (слова Суламиты), примеры такой символики известны в древней поэзии.

8:6-7. В стихах 6-7 продолжает говорить возлюбленная. Печать и перстень с печатью (ст. 6). В ветхозаветное время посредством их утверждалось право на владение чем-то, вступление в права собственника. Суламита выражает здесь желание безраздельно владеть сердцем царя и вместе с тем стать ценным достоянием для него, ибо крепка, как смерть, любовь, говорит она. Большинство толкователей Песни Песней — как жившие в давно прошедшие времена, так и современные, соглашаются в том, что в стихах 6-7 выражена главная идея всей этой книги, посвященной истинной любви, первоисточником которой является Сам Бог. Такая любовь непреоборима (крепка), как смерть, ревность, сопутствующая ей (как осознание своего исключительного права на любимого или любимую), не способна на компромиссы, и в этом смысле жестока (люта), ибо ревнивая любовь не отдает принадлежащего ей, как не отдает его преисподняя (шеол). Стрелы огненные и пламень—метафора истинной любви — подразумевают тут чистое и неугасимое пламя Господне (именно так буквально читается в евр. тексте фраза пламень весьма сильный). Погасить его не могут... большие воды, и нет богатства, за которое можно было бы купить истинную любовь (ст. 7). Не имеющая цены, она дается Богом даром. В книге, несомненно, присутствует мысль о том, что подлинная супружеская любовь есть как бы "слепок" с любви Божественного Жениха к людям. Так что полностью значение стихов 6-7 постигается лишь по ассоциации любви Божьей к Израилю и человечеству в целом; это она крепка и непреодолима, исполнена ревности, неугасима и неподкупна.

V. Эпилог: возвращение к истокам любви (8:8-14)

8:8-14. Близость Невесты, жены, возлюбленной с ее любимым достигает тут высшей точки. Таков общий смысл заключительного раздела книги, хотя бесспорного и единодушного объяснения частностей, особенно применительно ко "второму", духовному, плану, достичь весьма трудно.

В ст. 8-9, по всей вероятности, говорят братья Суламиты, возвращаясь к тому времени, когда она была еще мала, а их уже заботила мысль о той поре, когда за нее... будут свататься. В ст. 9 можно видеть следующую метафору: если их сестра (рассуждали братья) будет добродетельной, рассудительной и стойкой (как стена), они наградят ее ("увенчают" палатами из серебра; последние три слова в еврейском тексте могут быть поняты и в значении дорогого головного убора). Возможно здесь и другое иносказание: братья украсили бы разумную послушную сестру, как украшают защитные башни на городских стенах. Но если бы она стала "доступной", как дверь, они ограничили бы ее свободу ("заперли" бы кедровыми досками).

В ст. 10-12 — слова Суламиты. Она свидетельствует о себе как о "стене", как о достигшей полной зрелости и потому угодной в глазах мужа (ст. 10).

Высказывают предположение, что первая встреча Соломона и Суламиты произошла в принадлежавшем царю винограднике в Ваал-Гамоне. Место под таким названием больше нигде в Библии не упоминается, но примечательно, что буквально оно означает "владетель множества (народов)"; это "приложимо" к историческому царю Соломону и тем более к Господу. При сравнении этого места с Ис. 5:1 (и далее) возникает мысль о том, что под "виноградником" и здесь мог пониматься Израиль как особое достояние Иеговы. Вернемся в свете этого предположения к ст. 8-9 в гл. 6, где говорится о множестве женщин у царя Соломона и о его "единственной голубице" среди них. Нет ли и тут иносказания, как и "второго", духовного, плана в самом факте исключительной любви царя Соломона к Суламите? Не есть ли это аллегория особой любви Бога, владеющего "множеством народов" (Ваал-Гамон), к Израилю и, если продолжить эту аллегорию, Христа — к Церкви!

Итак, виноградник свой в Ваал-Гамоне царь отдал арендаторам (сторожам) — братьям Суламиты, а они заставили ее стеречь его (см. 1:5). Там-то, увидев Суламиту, и влюбился в нее Соломой.

Виноградник в ст. 12 — это сама Суламита. И она отдает себя любимому по символической цене, соответствующей той, какую платили царю арендаторы его виноградника в Ваал-Гамоне.

Заключительные слова Жениха и Невесты в ст. 13-14. Он вспоминает, как при начале знакомства мечтал услышать голос ее. А она хочет видеть его таким же сильным и быстрым, как тогда. Беги ко мне, возлюбленный мой, зовет она его, как звала в первую пору их чувства. "Горы бальзамические", вероятно, то же, что "гора мирровая" и "холм фимиама" в 4:6. См. соответствующий комментарий. Аккордом вечно звучащего любовного призыва и завершается эта удивительная книга, являющаяся по определению загадкой, предложенной человеческому одного из ее исследователей, "неуловимой Духом Абсолютным".