М. С. Каретникова

ИСТОРИЯ ПЕТЕРБУРГСКОЙ

ЦЕРКВИ ЕВАНГЕЛЬСКИХ ХРИСТИАН - БАПТИСТОВ

Петербургская церковь — одна из старейших в нашей стране. Она основана в 1874 г. полковником Василием Александровичем Пашковым, русским аристократом. В этой церкви трудились многие видные работники на­шего братства. Среди них — Иван Степанович Проха­нов, Вильгельм Фетлер, Иван Вениаминович Каргель, Яков Иванович Жидков, Владимир Дубровский, Федор Санин, Александр Васильевич Карев, один из организа­торов Библейских курсов — Вячеслав Иванович Быков, пресвитер Дома Евангелия Иван Никитович Шилов, поэт и композитор Николай Александрович Казаков, ре­гент Кеше и многие другие.

История этой церкви — это история одного из очагов евангельско-баптистского движения. Евангельское про­буждение в Петербурге — Божие чудо. Каким образом в городе казарм и канцелярий мог забить чистый родник сердечной любви к Богу, жертвенной, радостной, дея­тельной, — этого нельзя объяснить. Это — Промысел Божий, Промысел о всей России, потому что все, что происходило в Петербурге, отзывалось на всей Цент­ральной России, и до самых ее окраин. Где начало этого дивного явления? Не знаем. Поэтому начнем с явного и видимого — с Отечественной войны 1812 г.

5

Беседа первая:

«Сердце царя в руке Господа» (Пр. 21:1)

Петербург был столицей Российской Империи, поэто­му духовное пробуждение, которое началось в нем в XIX в., превратилось в духовное пробуждение России. Как ни странно, но именно Отечественная война 1812 г. открыла путь Божьему Слову к русскому народу. Ука­жем только на несколько фактов:

1813 г. — по решению царя Александра I в Петербур­ге состоялось открытие Библейского общества. Его целью было издание и распространение Библии на раз­ных языках.

1822 г. — осуществлен перевод Нового Завета на рус­ский язык.

1820—1824 гг. — четыре года в столице звучала живая евангельская проповедь Иоганна Госснера, полу­чившего разрешение на это от самого царя.

1821 г. — царь дает разрешение на труд Базельской миссии на Кавказе.

1824 г. — завершен русский перевод Пятикнижия Моисея.

В эти же годы начинается труд первых книгонош — распространителей Евангелия в народе.

Итак, образование Библейского общества, перевод книг Священного Писания на русский язык, начало труда Базельской миссии и труда книгонош, проповедь Евангелия — все это состоялось при активном содейст­вии и личном участии Александра I.

Что-то произошло в сердце этого лукавого и лицемер­ного человека, весьма далекого от религии, безнравствен­ного в своем поведении. Он был внуком Екатерины II и сыном Павла I, которые ненавидели друг друга, и он был между ними в этой войне, рано научившись лицемерить. Он дал молчаливое согласие на убийство своего отца, желая сам получить всю полноту власти. Эта сторона его жизни не представляет особого интереса,  потому что дворцовая история в любой стране полна преступлений, переворотов, интриг, и в центре их всегда оказывается властелин, желающий власти и свободы и никогда их не имеющий. Потрясением в этой жизни, полной хитроспле­тений, стала война 1812 г. Первым признаком отрезвле­ния царя было то, что он вынужден был вернуть из опалы любимого народом полководца Кутузова, поста-6

вив его во главе армии. Александр I должен был при­знать, что все качества Кутузова, которые были ему не­приятны, — смелость, самостоятельность и глубина и суждений, и решений — именно они представляют собой наибольшую ценность во время национального бедствия.

Следующим потрясением было оставление Москвы, древней русской столицы. И наконец, последним потря­сением была полная победа над врагом и изгнание его из пределов России. Все эти события были потрясением не для одного только Александра I, а для всей Европы: на глазах одного поколения Наполеон к 1810 г. завоевал всю Западную Европу, под его властью оказалось 100 млн человек! Он начал наступление на Россию с ог­ромной для того времени армией — 450 тысяч человек, почти полмиллиона, а через год бежал в Париж в кресть­янской телеге, с 15-тысячным остатком своей разбитой армии. Вся освобожденная Европа видела в этом руку Божию. Александра I называли «белым орлом», «Божь­им ангелом» и наперебой приглашали посетить Англию, Германию и другие европейские страны, и он смог побы­вать на богослужениях во многих протестантских церк­вах, и даже у квакеров. Поэтому, когда в 1813 г. к нему явился на прием пастор Петерсон, сотрудник Английско­го Библейского общества, и предложил открыть Россий­ское Библейское общество, то он получил и согласие, и содействие императора. Далее цитирую по «Истории евангельских христиан — баптистов», автор С. Н. Са-винский1:

«Дело пошло весьма успешно. В первый год было от­крыто шесть отделений Общества в разных городах Рос­сии, в том числе в Москве и Ярославле. Православная церковь собирала щедрые пожертвования в пользу Об­щества. Так, только за 1813 г. поступило единовремен­ное вспоможение на сумму шестьдесят тысяч рублей, и ежегодно поступало около семнадцати тысяч рублей. Простые и бедные люди, солдаты и казаки, неимущие вдовы, мещане, крестьяне и колонисты, ремесленники и служители возжелали получить Слово спасения, созна­вая, что они могут иметь в нем живот вечный. Люди, не видевшие никогда Библию, семидесяти- и восьмидесяти­летние старцы... признававшиеся, что они никогда сей

1  История евангельских христиан — баптистов в СССР, ВСЕХБ, Москва, 1989. С. 35.

7

книги не читывали, воспламенялись желанием читать ее. Кто всем им сказал, что такая чрезвычайная польза полу­чается от чтения Библии? Кто иной, как не Отец наш Небесный?» (Из брошюры «Об успехах Библейских об­ществ в 1814 г.», СПб., 1815.)

Библия была напечатана на финском, немецком язы­ках, Новый Завет — на армянском и калмыцком. Были напечатаны части Библии для слепых с выпуклым шриф­том. В 1816 г. вышла полная церковнославянская Биб­лия, и за семь лет выдержала пятнадцать изданий. К концу царствования Александра I Библия в полном со­ставе была напечатана на 41 языке.

Усердие императора не ослабевало. Он не напрасно посещал протестантские церкви и сблизился с пиетичес-ки настроенными кругами в Западной Европе. (В скоб­ках отметим, что «пиетизм», или движение за благочес­тие, выражался в организации молитвенных групп с изу­чением Библии, как бы наши современные группы разбо­ра Библии.) Император понимал, что Слово Божие должно быть доступно народу. И он «повелел президен­ту Общества, А. Н. Голицыну, доставить и россиянам способ читать Слово Божие на природном своем россий­ском языке». В 1816 г. князь Голицын передал это поже­лание царя Синоду. И Синод принял историческое реше­ние о переводе Евангелия.

Переводчики были личности замечательные. Профес­сор богословия Петербургской духовной академии Гера­сим Павский начал с перевода Евангелия от Матфея. Он был блестящим языковедом, его переводы отличались точностью и близостью к оригиналу. Впоследствии, уже в темную эпоху царствования Николая I, он продолжит переводы Ветхого Завета, посвятит этому делу свою жизнь и пострадает за него. Современник, характеризуя Павского, пишет, что в нем «было что-то совершенно своеобразное, ему одному свойственное: важность и почти младенческое добросердечие, сила и простота, со­единенная с глубиной воззрений и удивительным богат­ством знания».

Ректор Духовной академии архимандрит Филарет сделал перевод Евангелия от Иоанна. Имея долгую жизнь, он доживет до царствования Александра II и вос­пользуется его коронацией, чтобы возобновить дело пе-

8

реводов и довести его до напечатания первой русской Библии. Но это будет уже в 1876 г.

Независимо от них переводами занимался миссионер в Сибири (Тобольская и Омская области) — архиманд­рит Макарий, который понял, что его миссионерская деятельность среди местных народов обречена на провал, если не будет русского перевода. Современники, говоря о Макарий, отмечают его «живость и восторженность». Он «ни на минуту не отставал от вверенного ему апос­тольского служения. Он пробирался через сугробы в глубь сибирских лесов со своими сподвижниками; уте­шал и учил обездоленных мира сего, затем отправлялся на одноконной телеге или открытых санях за милостыней в златоглавую древнюю столицу. Не все узнавали в сми­ренном и усталом страннике человека Божия». Его пере­воды будут использованы при работе над русской Биб­лией. Дело перевода он рассматривал как дело Божие и видел неизбежность гнева Божия за промедление в пере­воде. 1822 год вошел в историю как год перевода Еван­гелия на живой русский язык.

К концу царствования Александра I Библейское об­щество имело в России 289 филиалов! И оно начало в лице своих представителей новый, особый труд по рас­пространению и проповеди Евангелия — движение кни­гонош. Впоследствии, через сорок лет, это будет широ­кое русское движение, напоминающее «хождение в народ», но только с совершенно иной целью — духовно­го пробуждения народа. Нам неизвестны их имена, кроме одного: это шотландец Мельвиль, которого по-рус­ски прозвали Василием Ивановичем. В 20-е гг. он при­был в Россию как сотрудник Британского Библейского общества, чтобы распространять Евангелие, и остался здесь на всю жизнь, целиком посвятив себя этому делу, не имея ни семьи, ни постоянного местожительства. Его проповедь была очень особенной: он предлагал людям прочитать то или иное место Священного Писания и по­размыслить над ним, предоставляя Духу Святому прово­дить свою работу.

Мельвиль был не единственным проповедником, по­явившимся в России в царствование Александра I. В 1820 г. в Петербург из Германии приехал Иоганн Гос-снер, бывший католический священник, перешедший в протестантизм, истинный живой христианин и благосло-

9

венный проповедник Евангелия. Александр I поставил его проповедником в Мальтийской церкви, которая нахо­дилась на территории бывшего дворца Воронцова. Четы­ре года он проповедовал по три раза в неделю. Его про­поведь звучала и в царском дворце в Царском Селе. Его слушателями были даже министры царского правитель­ства. В своей квартире он устраивал библейские беседы. Четыре года (1820 — 1824) звучала живая евангельская проповедь Иоганна Госснера в столице России, пробуж­дая и обращая на путь Христа множество людей из всех слоев тогдашнего общества: «Христос, помоги мне ос­таться с Тобою и вовеки проповедовать слово о Твоем кресте! Дай мне Духа Твоего Святого, чтобы я ничего не знал, как только Тебя, и Твои раны, и Твою кровь! Пусть это будет темой, началом и концом всех моих пропове­дей! Ведь когда проповедуется Слово о Кресте, то духов­ные мертвецы начинают задавать вопрос: «Что нам де­лать, чтобы спастись?»» Так писал он в одном своем письме в 1824 г.

Таким образом, евангельская весть в Петербурге впер­вые прозвучала во дворцах высшей аристократической и придворной знати. Это было время какого-то удивитель­ного духовного простора и многих благородных начина­ний. Так, царь не только разрешил труд Базельской мис­сии на Кавказе, но даже сам пригласил миссионеров для работы среди народностей Кавказа. Здесь тоже не обо­шлось без личного свидетельства. Еще до войны дипло­матом при дворе царя служил выпускник Дерптского университета Фелициан Заремба. Он пользовался распо­ложением царя, и перед ним открывалась прекрасная карьера. Но после разгрома армии Наполеона, увидев в этом проявление силы Божьей, он уверовал во Христа, потерял интерес к дипломатической службе и даже отка­зался от наследства и всех почестей, чем, несомненно, произвел сильное впечатление на царя. Заремба получил духовное образование в Базельской семинарии и вернул­ся в Россию как благовестник. Именно он, добившись приема у царя, получил его согласие и даже поддержку миссионерского труда в России. Здесь немалую роль сыг­рала сама личность Фелициана Зарембы и его горячая любовь к Господу, которую он доказал делом. Он был для царя не посторонним человеком, а свидетелем любви Христовой. Труд Фелициана Зарембы и других сотруд-

10

ников Базельской миссии среди мусульман, армян и не­мецких колонистов на Кавказе имел далеко идущие по­следствия, которые превысили намерения и мечты про­поведников Евангелия. Они не думали, что Господь, в Котором нет лицеприятия, создаст в местах проповеди очаг евангельского пробуждения, потому что рядом с не­мецкой паствой находился такой горючий материал, как души русских и украинских крестьян, искавших правды Божией и путей спасения.

Вот и получается, что Отечественная война 1812 г. от­крыла путь Божьему Слову в Россию, и Библии, и уст­ному свидетельству, проповеди. Все эти изменения стали возможными исключительно благодаря тому, что Бог коснулся сердца императора и многих других из его ок­ружения. Но даже власть императора не была достаточ­на, чтобы закрепить все духовные достижения этих осо­бенных 11 — 12 лет после войны.

Прежде всего, духовенство не могло согласиться с тем, что делом издания Библии занимаются протестанты, т. е. Библейское общество. В 1824 г. князь Голицын вы­нужден был сложить с себя полномочия президента Биб­лейского общества, и его «возглавил» митрополит Сера­фим, который немедленно повел яростную борьбу за его уничтожение. Он писал царю весьма характерные доку­менты, в которых доказывал, насколько вредно «всеоб­щее обращение к Библии»: «Повели ныне же прекратить действие библейских комитетов и закрыть их по всей Им­перии», — писал он царю. Он говорил о необходимости «уменьшения скромными мерами числа выпущенных книг». Эти «скромные меры» выразятся в том, что весь тираж только что напечатанного перевода Пятикнижия будет после смерти царя сожжен в печах кирпичного за­вода... Архимандрит Фотий вторил митрополиту Сера­фиму: «Библейское общество уничтожить под предлогом того, что уже напечатано много Библий и но теперь не нужно». В докладной записке Фотия каким-то образом деятельность Библейского общества связывалась с угро­зой революции в России.

Были у Библейского общества и другие противники. Возмущался Аракчеев: «Для Российского Библейского общества все религии представляются равноценными, между тем как христианство в правильном церковном виде существует только в православной церкви». Прези-

11

дент Российской Академии, адмирал Шишков так аргу­ментировал свое возмущение: «Рассеиваемые повсюду в великом множестве Библии и отдельные книги Святого Писания без толкования и проповедников — какие могут произвести действия? При сем необузданном и, можно сказать, всеобщем наводнении книгами Святого Писания где найдут место правила апостольские, творения святых Отцов, деяния святых Соборов, предания, установления и обычаи церковные, — одним словом, все, что доселе служило оплотом православия?.. Чтение святых книг состоит в том, чтобы истребить православие, возму­тить Отечество и произвести в нем междоусобия и бунты». Таким образом, Божественное Слово оказыва­лось опасным для православия и вредным для Отечества.

Деятельностью Базельской миссии среди армян было обеспокоено армяно-григорианское духовенство. По смерти Александра I оно добилось у Николая I запрета миссии среди армян.

Наступил мрачный тридцатилетний период николаев­ской реакции. В 1826 г. император Николай I (цитирую по «Истории» нашего братства) «повелел митрополиту Серафиму приостановить до специального на то разреше­ния деятельность Российского Библейского общества и всех его отделений, комитетов и сотовариществ, которых к тому времени насчитывалось уже 289. (Примечание: эта «приостановка» растянулась более чем на полтора века.) Все имущество Общества было передано в ведение Синода; не распроданные экземпляры Пятикнижия были сожжены. Продажа Нового Завета без параллельного славянского текста была запрещена. Синод считал опас­ным позволять каждому желающему читать Священное Писание; предпринимались попытки запретить и домаш­нее чтение Библии... Такая обстановка сложилась на официальном государственном уровне. Но Господь уже открыл дверь для проповеди Евангелия в России, и за­крыть ее было невозможно!»2

Идея перевода Библии на русский язык не умерла. Были живы основные ее переводчики, которые не пре­кращали свои труды даже в период реакции. Герасим Павский в течение двадцати лет перевел все книги Вет­хого Завета. Эти переводы распространились среди сту­дентов Петербургской духовной академии, но официаль-

2  История ЕХБ в СССР. С. 37. 12


Царь Александр II

но были оценены как «бого­хульство», потому что отража­ли влияние протестантской библеистики. Так, «Мес­сия» — это «помазанник» по-русски, а в славянской Библии это был «Христос», и многие считали это именем собствен­ным. Павский был назван «лю­теранином» и отставлен от вос­питания великого князя, о чем Пушкин написал: «жаль умно­го и доброго священника». В Сибири продолжал свою переводческую деятельность Макарий. У него был очень широкий план переводческой работы: с греческого—на славянский, с греческого — на русский. Перевел с древ­нееврейского на русский почти все книги Ветхого Завета, сверяя свои переводы с переводами Павского. Он требо­вал печатать Ветхий Завет. За это на него было наложено церковное  наказание.

Но особенную роль в издании русской Библии сыграл митрополит Филарет: он дождался благоприятного вре­мени крронации Александра II в 1855 г. и расположил в пользу этого дела как самого царя, так и высшее духо­венство православной церкви. Времена опять менялись! Не пропал труд переводчиков, совершавшийся в глухое безвременье: Синод выделил время для рассмотрения всех переводов, по мере их готовности. Первая русская Библия поэтому называется «синодальной». Она вышла в 1876 г., то есть ее издание задержалось почти на 50 лет! Переводы были в большинстве своем готовы к 1826 г.

Царь Александр II был одним из лучших русских царей. При нем состоялось освобождение крестьян от крепостной зависимости (1861), повторный перевод Но­вого Завета (1862), собирание и издание русской Библии (1876), создание Общества распространения книг Свя­щенного Писания в России (1869), оно известно органи­зацией массового движения книгонош. Именно на эпоху царствования Александра II приходится начало еван­гельского пробуждения как в России, так и в одном из очагов этого пробуждения — в Петербурге.

13

Беседа вторая:

Книгоноши

Духовное пробуждение в Петербурге началось не на пустом месте. Оно имело исторические и духовные пред­посылки в царствование Александра I вскоре после на­шествия Наполеона и пожара Москвы: это было пережи­тое целым поколением потрясение, в результате которого многие стали искать Бога, это было и создание Библей­ского общества, и русский перевод Евангелия, и живая проповедь в среде аристократии. Не прекратился труд по подготовке пробуждения и в тридцатилетие николаев­ской реакции — продолжались переводы русской Биб­лии и, несмотря на закрытие Библейского общества, не прекратилась проповедь Евангелия через труд его слу­жителей, таких как Мельвиль.

Отдаленным последствием войны 1812 г. была и крестьянская реформа. Экономические и социальные ее характеристики могут дебатироваться, но духовные ее последствия очевидны: «Лишь с освобождением крестьян от крепостной зависимости начинается... пробуждение религиозного сознания русского народа», — напишет В. Г. Павлов в известной статье «Правда о баптистах». «Это был поворотный пункт в духовной жизни наро­да», — отмечает епископ Алексий Дородницын. Кажет­ся, что к петербургским верующим, и особенно к арис­тократам, эта реформа не имеет отношения, но в том-то и значение петербургского пробуждения, что оно при самом своем начале уже не ограничивалось Петербургом, а простиралось по всей России. Характерным примером этой тенденции петербургских христиан является дея­тельность Общества распространения книг Священного Писания в России: обратим внимание, что образовано Общество в Петербурге, а нацелено на Россию. Побуди­тельным мотивом к созданию этого Общества был по­вторный русский перевод Нового Завета, синодальный, в 1862 г., сорок лет спустя после первого. Издание Еван­гелий стало массовым и дешевым, на книгах в бумажном переплете стояла надпись: «Евангелие для народа. Цена 1 копейка». В связи с этим появились новые распростра­нители Евангелия, пока это распространение не стало массовым движением книгонош. Каждый раз это было особое побуждение Духа Святого.

14

Первым из них стал Отто Форхгаммер, датчанин, его привлек на этот труд Мельвиль, но он действовал само­стоятельно и посвящал этому делу все свое время. Осо­бенный успех сопровождал его поездку на нижегородс­кую ярмарку. Он рассказал об этом друзьям, среди ко­торых был историк Н. А. Астафьев. Тот решил устроить сбор пожертвований для поддержки Форхгаммера. Но удивительно то, что такая же идея возникла и у одного органиста голландской церкви, и у музыканта, друга Ас­тафьева, —i! у троих людей. Воодушевленные таким на­чалом, в квартире Астафьева собралось восемь человек различного происхождения и вероисповедания, решив­шие послужить русскому народу. Они завели тетрадки для сборов, и наверху каждой тетради были слова: «За­блуждаетесь, не зная Писаний» (Мф. 22:29). В органи­зации Общества было несколько интересных моментов:

1.            За пожертвованиями было предложено обращаться только к своим знакомым, то есть Обществу изначально была присуща тенденция — не иметь официальной, госу­дарственной поддержки и тем самым иметь возможность основываться только на вере и Писании.

2.            Ежемесячные отчетные собрания говорили о стрем­лении сделать «прозрачной» всю финансовую деятель­ность Общества, противостав таким образом многим го­сударственным учреждениям с их традицией «кормле­ния» служащих.

3.            Эти собрания имели не только деловой, но и молит­венный характер, по Слову Божьему: «Без Меня не мо­жете делать ничего» (Ин. 15:5).

4.            Несмотря на то что у истоков создания Общества стояли датчанин Форхгамер, голландец Фан-Арк, наря­ду с русским историком Астафьевым, — намерением его стало привлечение к участию в распространении Еванге­лий как можно больше русских. И так оно и стало: дви­жение книгонош было движением национальным, народ­ным. И оно возникло благодаря реформе 1861 г. по ос­вобождении крестьян от крепостной зависимости, а стало возможным благодаря массовому изданию книг Нового Завета на русском языке.

Кто такие книгоноши? Это не торговцы книгами. Ни­какой торговец не выдержал бы столько трудностей и неприятностей, не сопровождаемых к тому же матери­альной выгодой. Это были Божьи благовестники, отлича-

15

ющиеся истинным благочестием, смиренные и самоотвер­женные. Историк нашего братства С. Н. Савинский со­брал сведения о некоторых из них.

Отто Форхгамер явился связующим звеном между одиночными книгоношами, такими как Мельвиль, и той сильной духом дружиной, которая составляла основу Общества. Он являлся книгоношей Общества десять лет, с 1863-го по 1873 г. В это время ему было уже шестьдесят лет, но он имел особенную ревность в распространении книг Священного Писания. Особенный успех он имел у молокан Ленкорани: «Люди приходили ко мне на дом со всех сторон за святыми книгами; когда же я шел по улице, то они непрестанно останавливали меня, требуя Новый Завет». Его маршруты были — Поволжье, Донс­кие земли, Украина, Воронежская губерния, Северный Кавказ и Закавказье. Он распространил 58 тысяч Еван­гелий.

В совершенно ином духе трудилась «старушка с кни­гами», Синклития Петровна Филиппова. Она ходила по улицам, рынкам, площадям, церквам, заводам, везде не­утомимо предлагая приобрести Книгу спасения. Она от­крыла такое поле деятельности, которое никому до сих пор в голову не приходило: кладбища! Мы, как известно, тоже очень ценим служение на похоронах. Похороны со­бирают людей, которые иначе, может быть, никогда и не встретились. И это момент, когда люди расположены по­мыслить о жизни, смерти, Боге, вечности. Наша сестра Синклития Петровна Филиппова, возможно, одна из первых использовала эти обстоятельства для проповеди Евангелия, предлагая помощь и утешение Слова Божь­его. Когда она умерла, ей было 98 лет! За четырнадцать последних лет жизни (1865—1879) она распространила 17 тысяч книг Священного Писания. Эта «старушка с книгами» открыла и еще одно место, где Божие спасение было остро необходимо: это трактиры! Когда она прода­ла в одном трактире все книги и у нее не осталось ни одного экземпляра, мужчина лет тридцати, вошедши, тоже спросил Евангелие. И, узнав, что у нее больше нет ничего, он заплакал и сказал: «Знать, я великий грешник и не наследую Царства Божия, если не удостоился по­лучить Евангелие!» Тогда наша сестра вынула из карма­на свой Новый Завет, который всегда носила с собой, и подала ему.

16

Другой книгоноша, когда его не пускали в трактир, где не полагалось торговать книгами, воскликнул: «Меня посылают с Евангелием по трактирам и кабакам, до самого ада, чтобы люди Бога узнали!»

Нам известно имя И. К. Голубева, больше всех рас­пространившего Евангелие — 100 тысяч книг в более чем ста городах и селениях: Сибирь, Дальний Восток, Тур­кестан, Семиреченская область, города по реке Лене.

Вокруг книгонош сразу начинали складываться силы, как противодействующие им, так и помогающие. Все это очень поучительно: как только человек Божий твердо решил действовать, все вокруг него приходит в движение! Видя готовность книгонош идти «до края земли», Амери­канское Библейское общество взяло на себя содержание книгонош, распространяющих Священное Писание в Ази­атской части России (например, И. К. Голубева). Содей­ствовали распространению Нового Завета также некоторые православные священнослужители, понимавшие благот­ворность действия Слова Божьего на людские сердца. И что особенно интересно для нашей темы — евангельского пробуждения в Петербурге, — это активная поддержка Общества со стороны М. Г. Пейкер, которая связала его с некоторыми лицами, принадлежавшими к столичной арис­тократии. Эти лица оказали поддержку Обществу в его узаконении с утвержденным в 1869 г. уставом.

Мать и дочь Пейкер будут играть важную роль в пе­тербургском пробуждении. Мария Григорьевна Пейкер будет издавать религиозно-нравственный журнал «Рус­ский рабочий» (1875 — 1885), он будет выходить в тече­ние 11 лет, Александра Ивановна Пейкер оставит свою карьеру певицы и целиком отдастся делу проповеди Евангелия, организации хора, работе со студентами.

Труд в качестве распространителя книг Священного Писания привел к возрождающей вере одного из буду­щих руководителей евангельского движения в Петербур­ге — Модеста Корфа. Это произошло в 1867 г., когда богобоязненный, но совершенно мирской молодой чело­век на Всемирной выставке в Париже впервые увидел Библию, в киоске Британского Библейского общества. Там ему предложили распространять Евангелие в Рос­сии. Он согласился! И таким образом он «соприкоснулся с евангельскими верующими, о которых до тех пор не имел ни малейшего представления».

17

 

Деляков Я. Д.

Когда в 1874 г. в Петербурге проходила первая Всероссийская Промышленная выставка, то именно М. М. Корфу было пору­чено организовать на ней распро­странение Священного Писания. Теперь уже он сам оформил киоск, причем в чисто русском стиле, и над окном для раздачи Евангелий были написаны слова: «Свет Христа озарит всех». А на обложках книг имелась такая над­пись: «Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой» (Деян. 16:31). Интересным примером того, как служение высланных Богом на труд одиночек вливалось в евангельское движе­ние, является семейство Делякова. Сириец Якуб Каша, окончив на родине, в Персии, Библейскую школу, при­ехал в Россию. Его привели сюда сначала семейные дела, но вскоре он стал, как Мельвиль, распространять книги Священного Писания, разъезжая по деревням и селам в телеге типа разъездной лавки. Вместе с товарами он предлагал покупателям приобрести Библию или Новый Завет, и при этом заводил разговоры о спасении во Хрис­те, о необходимости иметь уверенность в прощении гре­хов и о том, что крещение само по себе не возрождает и не спасает. Он начал свой труд в конце 50-х гг.

В 70-е гг. уже его приемный сын — Иван Жидков ста­новится членом группы книгонош, помощником отчима, вдохновившего его на этот труд. Его сын, Яков Иванович Жидков, станет одним из руководителей-евангельского движения после революции.

Труд же самого Якова Делякова невозможно охватить целиком. Начав его как одиночка, он впоследствии ста­нет доверенным лицом В. А. Пашкова в распростране­нии не только книг Священного Писания, но и христиан­ской литературы, печатаемой в издательстве Пашкова. Он работал во всех районах России, но особенно на юге и в Закавказье. Будучи, с одной стороны, рас­пространителем Библии, он, с другой стороны, готовил почву для будущей проповеди баптистов, хотя сам долгое время оставался пресвитерианином, до своего крещения

18

в 1886 г. Его справедливо на­зывают «первопроходцем ак­тивного христианства».


Корф М. М.

Нам не уследить за всем множеством ручейков, кото­рые к 1874 г. слились в полно­водную реку евангельского пробуждения в Петербурге. Мы можем утверждать, одна­ко, положительно, что все эти ручейки текли из Слова Божь­его, и центром их послания было спасение людей. Не странно ли, что в православ­ной христианской стране эта весть являлась новой? Но вот сам М. М. Корф свидетельствует: «Еще будучи молодым человеком, я стремился быть добропорядочным. Часто посещал церковь, поддерживал дружеские отношения с митрополитом, с духовниками, много молился, но не знал Того, Кто понес мои грехи. Я верил, что Христос умер на кресте. Но никогда никто из священников не говорил мне, что через кровь Иисуса Христа я имею прощение грехов... Так шли годы. И с одной стороны, пребывала во мне богобоязнь и я активно участвовал в богослужениях, с другой стороны — вел светскую жизнь в пределах морали». Это удивительно простодушное и глубокое свидетельство! Все его церковные усилия не да­вали ему уверенности в спасении!

Еще необычнее свидетельство Софьи Ливен о том, что церковная обрядность не только не спасала, но, напро­тив, — чем богобоязненнее был человек и чем старатель­нее исполнял все предписываемое церковью, тем труднее и даже невозможнее становилось для него спасение: «Такое Богопочитание, полное смирения и преданности могло стать для искренней души препятствием принять верою искупление и усыновление, не по делам, а как дар Благодати Божией».

Завершая рассказ о предтечах евангельского пробуж­дения — о книгоношах, нужно сказать, что они появи­лись на общественной арене немного раньше или уже почти одновременно (с интервалом от 5 до 15 лет) с дру­гим движением,  известным в истории под названием

19

 «хождение в народ», а сами участники его назывались народниками. Они тоже использовали идею необходи­мости спасения, жившую в народном сознании, только предлагали спасать себя своими собственными силами, по-другому устраивая земную жизнь. Это было ужасное и сильное обольщение. Впоследствии это движение вы­льется в террористическое, народовольческое, и убит будет Александр II, тот самый, которого называли Осво­бодителем и в царствование которого были освобождены от крепостной зависимости крестьяне, напечатана рус­ская Библия, состоялось массовое издание Нового Завета на русском языке, образовалось и узаконилось Общество по распространению книг Священного Писания, нача­лось движение книгонош, подготовивших духовное про­буждение в России.

Для характеристики этого второго, сатанинского, ре­волюционного движения прочитаем оценку его, данную современником этих событий Н. Н. Страховым, оценку пророческую:

«Бесчеловечно убили старика, который мечтал быть либеральнейшим и благодетельнейшим царем в мире. Теоретическое убийство, не по злобе, не по реальной надобности, а потому, что в идее это было хорошо. Нет, мы не опомнимся. Нужны ужасные бедствия, опустоше­ния целых областей, пожары, взрывы целых городов, из­биение миллионов, чтобы опомнились люди. А теперь — только цветочки».

Попытки «спасения» своими силами провалились. Мы прошли сквозь все, прореченное этим автором. И вот снова делается необходимейшее дело жизни — Слово Божие достигает людей! Снова сотни и тысячи рук под­хватывают драгоценные книги и несут их людям, пока­зывая единственный путь спасения — через Иисуса Христа, Сына Божьего, а спасенным уже нет труда жить христианской жизнью, достойной человека.

В заключение, — по великому могуществу Божьему у Него ничего не пропадает: петербургские пашковцы пе­реймут, возьмут на себя и труд Библейского общества по распространению Священного Писания, и труд пропове­ди, и труд миссионерства.

20

Беседа третья:

«Спасены ли вы?»

Е. И. Черткова с сыном Мишей

21

Петербург был не просто столицей, но европейской столицей России. Этим объясняются многие особенности петербургского пробуждения, а впоследствии — и петер­бургской церкви. За несколько лет до этого пробуждения в Петербурге уже были отдельные евангельские верую­щие из аристократов. Так, княгиня Н. Ф. Ливен была в Англии и получила там приглашение на молитвенное со­брание, где Слово Божье коснулось ее сердца, и она пол­учила прощение грехов и радость спасения. В то время, как пишет ее дочь, Софья Ливен, ей и в голову не при­ ходила мысль об ответственности за дело Божие и необ­ходимости труда для Господа. От проповеди евангелиста Муди уверовала, тоже за границей, Александра Иванов­на Пейкер. Таким же образом обратилась к Господу жена полковника Пашкова, Александра Ивановна. Как мы
уже упоминали, в Париже произошло превращение М. М. Корфа из номинального христианина в служителя Божьего. До приезда Редстока и обращения В. А. Паш­кова уже был верующим и крещенным по вере И. В. Каргель. За границей, в Париже, уверовала и Ели­
завета Ивановна Черткова, которая и пригласила в Пе­тербург лорда-проповедника, евангелиста Редстока. Ее у верование тоже так бы и осталось ее частным делом, так бы и не повело к созданию петербургской церкви, если бы не главное событие 1874 г. — обращение к
Богу полковника Пашко­ва. Елизавета Ивановна, как об этом свидетельст­вует Софья Ливен в своей книге «Духовное пробуж­дение в России», даже и не подумала оставить пра­вославную церковь, выйти из нее, уверовав. Но есть удивительный ду­ховный закон, который Александр Васильевич Карев выразил так: «Глу­бокое христианство ведет к  широкому  христианст-

ву>>. Расширение взглядов Елизаветы Ивановны проис­ходит постепенно, и настало время, когда она поняла, что «всякая связанность, даже самая религиозная, явля­ется препятствием для свободного руководства Духа Святого в душе искупленного чада Божия». В обрядовом христианстве она увидела эту «связанность» и отказа­лась от него.

В приглашении лорда Редстока и уверовании В. А. Пашкова важны все обстоятельства и все детали, настолько они многозначны.

Елизавета Ивановна, похоронив мужа и двух сыно­вей, один из которых был десятилетним мальчиком, не могла ничем утешиться, хотя и искала утешения в рели­гии. Ни доводы рассудка, ни церковные обряды не могли сломить в ней духовного протеста, несогласия с такой великой несправедливостью. Однако боль была так вели­ка, что побуждала ее искать утоления если не в право­славной церкви, то в католической. В католичестве ее оттолкнул иезуитский дух в попытках утешить ее слож­ными силлогизмами. Пыталась она слушать и протестантских проповедников, — но все было без ре­зультата.

Она гостила у своей подруги в Париже, и та, сострадая ей, сказала, что у них в доме сегодня должен быть необыч­ный проповедник, Божий человек, лорд Редсток. Елизаве­та Ивановна ответила, что с нее хватит всех проповедников и что она за полчаса до его прихода покинет дом.

Лорд Редсток был действительно необычным пропо­ведником, евангелистом. Он носил пальто с огромными

Лорд Редсток

 22

карманами, из которых он раз­давал прохожим Евангелия. Ботинки у него были на толс­той, несносимой подошве, по­тому что везде ходил пешком, исполняя свою «уличную мис­сию», и всегда приходил точно в место назначения. Но в этот особенный день он подвернул ногу, не смог идти пешком, взял экипаж, приехал на пол­часа раньше и — встретил Елизавету Ивановну Чертко­ву. Он обратился к ней с во­просом:   «Спасены   ли   вы?»

Она удивилась этому странному вопросу и осталась его послушать. Проповеди Редстока были не красноречивы­ми, простыми беседами о совершенном Христом спасении на Голгофском кресте. «Как просто! — подумала Елиза­вета Ивановна. — Как чудно!» Эти же мысли Редсток будет вызывать и в Петербурге, на собраниях аристокра­тов. Черткова покаялась и примирилась с Богом. А весь опыт ее страданий привел ее к христианскому служению в тюремных больницах, она умела утешить умирающих так,,как Бог через лорда Редстока утешил ее саму: ука­занием на Христа, Который не оставит уповающую на Него душу в одиночестве, даже в момент перехода в веч­ность.

Елизавета Ивановна сказала лорду Редстоку: «Лорд, вы нужны России». И она пригласила его остановиться в ее доме, обещая ввести его в аристократические салоны для проповеди.

Теперь пришла очередь лорда Редстока утирать вы­ступившие на глазах слезы. Ведь молодым офицером он был послан воевать против России в Крымской войне. К его приезду военная кампания окончилась. Но он за­болел тяжелой формой лихорадки и был при смерти. И находившийся рядом с ним посланник Божий, был ли это санитар или миссионер, спросил его: «Спасены ли вы?» Лорд покаялся перед смертью, но был исцелен. Он вернулся в Англию, отказался от государственной карь­еры и посвятил себя служению Господу. А еще он начал молиться, чтобы Бог послал его на служение в Россию! Десять лет он об этом молился. Он не хотел сам ехать в страну, где Господь нашел его, он хотел быть призван­ным, посланным. В приглашении Чертковой он увидел Божий ответ на свою молитву. Так он появился в Петер­бурге и начал проповедовать среди аристократов, знав­ших английский язык.

Модест Модестович Корф так пишет о нем в своих «Воспоминаниях»:

«Догматическим богословием он не занимался, но зато основательно был знаком со всей Библией и любил ее, как письмо любимого Друга. Его простая, детская любовь ко Христу и Слову Божьему поражала каждого. Вся личность его была проникнута полным и глубоким доверием к Спасителю. Он подчинился Слову Божию, как маленький ребенок подчиняется воле своих родите-

23

лей. Я не встречал еще такого ревностного верующего, который с такой любовью старался бы убедить меня, на основании Священного Писания, что Христос спас меня Своей искупительной кровью от вечной погибели».

О своем собственном обращении Модест Модестович Корф пишет так:

«Один из первых вопросов, который задал мне лорд Редсток, был следующий: «Уверены ли вы, что спасе­ны?» Я ответил отрицательно: «Здесь, на земле, никто не может этого знать, узнаем это только в вечности». — «Но для кого же здесь слово Божие написано? — спросил лорд Редсток. — Для тех, кто на земле или в вечнос­ти?» — «Для тех, кто на земле», — ответил я. Тогда лорд Редсток прочел несколько мест из Евангелия... ко­торые ясно говорили, что тем, кто верит в Иисуса Хрис­та, дано знать, что Христос все наши грехи вознес на крест и что человек спасается не по делам, но только через жертву, которая принесена за нас на Голгофе».

Алексей Павлович Бобринский с 1881-го по 1884 г. занимал пост министра путей сообщения. Это был один из образованнейших людей своего времени. Он погру­жался в изучение философии и пришел к глубокому скептицизму. Во время Крымской войны он заболел тифом. В страхе перед смертью он дал себе обещание молиться Богу и старался исполнять его изо дня в день. Прошли двадцать лет, и в Петербург приехал лорд Ред­сток. Жена Бобринского пригласила лорда-проповедни­ка на обед. Редсток за обедом начал объяснять суть По­слания римлянам. Бобринский слушал его очень внима­тельно, а затем, извинившись, что служебные обязанно­сти заставляют его покинуть обед, он удалился в свой рабочий кабинет и начал там писать возражения на все, что он только что слышал от гостя. Ему казалось, что свой ответ Редстоку он изложил очень логически и убе­дительно. Но когда он еще раз начал читать свое опро­вержение слов Редстока, его осиял какой-то свет свыше, и неожиданно ему стало ясно, что тот, кого он опровер­гает, прав, что Христос поистине его Спаситель! Он тут же склонился на колена и отдал сердце свое Христу. Сам Бобринский пишет об этом так: «Каждый стих из Биб­лии, который я читал для утверждения своей правоты обращался стрелой против меня. Я чувствовал силу Свя­того Духа, и я не умею объяснить как, но знаю, что я

24


Пашков В. А.

родился свыше». И действи­тельно, с того дня он стал новым человеком, от его скеп­тицизма не осталось и следа.

Так Господь призывал тех людей, которым суждено будет стать руководителями петер­бургского пробуждения. Но главным из них был полковник Пашков.

Пашков был одним из бога­тейших людей в России. У него было пять дворцов в Петербур­ге, дворец в Москве, поместья в десяти губерниях, в том числе Новгородской,       Тамбовской,

Тверской, Оренбургской, Нижегородской и Московской. После его уверования во всех этих губерниях начнется евангелизация и образование евангельских общин. Но пока он был человеком, в высшей степени равнодушным ко всем делам веры, церкви, религии. Он любил охоту, танцы, карты, лошадей. Был типичным русским бари­ном, может быть одним из лучших и благороднейших. Как уже упоминается выше, его жена была верующей, и их дом был открыт для лорда Редстока, тем более что Елизавета Ивановна Черткова и Александра Ивановна Пашкова были родными сестрами. Сам Пашков отнесся к Редстоку весьма небрежно, назвав его за глаза «бес­смысленным болтуном», и уехал в Москву, не желая более с ним встречаться. Он вернулся спустя какое-то время, надеясь, что тот уехал, и нашел лорда у себя дома, за обедом. Ничего другого не оставалось, как по­кориться и играть роль радушного хозяина. Редсток го­ворил о Христе! После обеда, когда все перешли в гости­ную, он предложил помолиться... Как все это было не­обычно! Послеобеденное время в гостиной было обычно временем для кофе и сплетен, временем, о котором поэт писал: «Вот крупной солью светской злости стал ожив­ляться разговор...» Разговор был неинтересен, если его не оживляли сплетни, злость и клевета. А здесь — мо­литва!.. Редсток встал на колени для молитвы, встал и Василий Александрович. Десять лет спустя он напишет в одном письме об этом своем переживании:

25

 «Был день в моей жизни, - писал он, - - когда я видел себя осужденным перед престолом суда святого Бога, ненавидящего грех. Слово его по действию Духа Святого достигли меня и пробудили мою совесть... Он пробудил во мне желание освободиться от греха, кото­рый связывал меня самыми разнообразными способа­ми...» Пашков писал, что он увидел глубины зла в своем сердце, — это очень знаменательное признание, говоря­щее о его действительном духовном прозрении, — ведь по мирским стандартам он был прекрасным человеком, имевшим основания быть довольным собой. Но вот он увидел эти глубины зла и ухватился за Божье обещание не вспоминать более его грехов и вписать новый закон в его сердце. Он страстно возжелал получить это прощение и на личном опыте пережить освобождение от власти греха. Пашков тут же и покаялся и встал с колен новым человеком. Он не стал раздумывать и советоваться с плотью, но решительно отдал на служение Господу всего себя и все свое состояние. С этого дня и считается начало петербургской общины, общины пробуждения и свя­тости.

Благодаря этому письму Пашкова мы имеем возмож­ность заглянуть в сердца многих петербургских верую­щих аристократов: слушатели проповедей Редстока с глубоким раскаянием падали к ногам Господа и вставали новыми людьми, омытыми кровью Спасителя, возрож­денными детьми Божьими. Это чудо возрождения наи­более полно описано именно у Пашкова. Он тоже начал проповедовать, — и это была особенная проповедь: сви­детельство о возрождающей силе Божьей. Его свидетель­ство и убежденность творили чудеса. Как мы уже виде­ли, многие петербургские верующие обратились до Ред­стока, но именно от его проповеди и проповеди Пашкова они обрели уверенность в своем спасении. Так, напри­мер, И. В. Каргель, будучи уже крещенным в баптист­ской общине Никиты Воронина на Кавказе, своим духов­ным отцом считал Василия Александровича Пашкова. Он соединил разрозненных верующих в одну общину. Эта община до 1897 г. не имела разработанного вероуче­ния. Но все они были глубоко убеждены в главном: • Посредством закона праведного Бога человек видит свою несостоятельность, видит себя врагом Богу.

26

•          Человек теряет всякую надежду на себя. Но Господь пришел взыскать и спасти погибшее.

•          Нет ни в ком ином спасения.

•          Человек оправдывается верою, независимо от дел за­кона.

•          Христос   —   это  Спаситель,   Ходатай,   Посредник, Блюститель душ.

То есть если говорить о богословии пашковцев, то они наиболее ясно поняли евангельское учение о спасении, сотериологию, и учение о Христе, христологию. И в этом была их сила! Они были уверены в спасении, в безмер­ной любви Бога к ним, имели полное доверие к Богу. И с этой верой они шли в мир! Их труду будет посвящена следующая беседа. Редсток был среди них, по выраже­нию одной верующей, как «нянюшка в детской», — рус­ские евангельские верующие укоренялись в вере. Так, княгиня Вера Федоровна Гагарина (родная сестра Н. Ф. Ливен) имела в жизни все, чего только можно было желать, но до уверования чувствовала себя обездо­ленной: она не видела связи евангельского повествования и своей собственной нужды в Боге. Слово Христа «Со­вершилось!» она воспринимала как возвещение о конце Его страданий. И только потом она осознала, что это со­вершилось искупление человеческого рода, предсказан­ное пророками. И она настолько глубоко это осознала, что когда один нигилист, революционер, сказал ей, что он страдает из-за любви к человечеству, то она спросила его:. «Любите ли вы всех людей?» Нигилист даже возму-тился^от такой постановки вопроса.

Пашков, беседуя с умирающим арестантом, спросил, считает ли он себя страдающим по заслугам. «О, да!» — ответил тот. И тогда Пашков предложил ему сказать это Господу, и с уверенностью передал ему ответ: «Ныне же будешь со Мною в раю».

Черткова присутствовала при смерти молодой покаяв­шейся женщины в тюремной больнице и, видя ее страх перед смертью, уверенно сказала ей, что Христос не оста­вит ее и при этом переходе. И умирающая счастливо вспом­нила: «Если я пойду и долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною...»

Петербургские верующие укоренялись в вере и с уве­ренностью утверждали эту веру в других. Наставлен-ность в истине давала силу их служению.

27

В петербургской общине не было церковной организа­ции, как у кавказских и украинских баптистов, многие верующие еще признавали действительным детское кре­щение. Зато подчеркивалось значение возрастания в бла­годати и освящения. В какой-то степени это было связано с личностью их наставника, лорда Редстока. Его желани­ем было привести людей ко Христу, а не в церковь, и он этого и достигал. Сам он принадлежал к свободной от­крытой церкви дарбистов (с открытым хлебопреломле-нием, как это практиковалось и у пашковцев). Хотя,он никогда не подчеркивал свою деноминационную принад­лежность, она оказала известное влияние на первона­чальное устройство петербургской общины, которой еще предстояло уразуметь роль церковной организации и взрослого крещения. Этими вопросами после Пашкова будет заниматься И.  В.  Каргель.

Миссия Редстока в Петербурге была закончена. В 1876 г. он был выслан властями из Петербурга. Из­вестные круги были возмущены его деятельностью и уве­рены, что с его высылкой «редстокизм» прекратится. Из­вестный писатель Лесков в своей книге «Великосветский раскол» выразил эти настроения, имея намерение высме­ять Редстока и его последователей, показать ненужность и неуместность иностранной проповеди в православной христианской стране, и он с этой целью посещал собра­ния и наблюдал за Редстоком: он хотел его высмеять и — не смог! Даже недругу была видна его искренность, его вера, его действительная, сердечная озабоченность спасе­нием людей. Лесков видел, как он, по его выражению, «приставал» к прохожим, предлагая им Евангелие, «молча, но с лаской во взоре», и как от него отмахива­лись: «Знаем и без вас, все это знаем!» Он видел слезы в добрых глазах лорда-апостола, слезы не о себе, а о погибающих, беспечных людях. Лесков оставил нам опи­сание внешности Редстока, в этом описании насмешли­вость борется с глубокой симпатией:

«Наружность Редстока — одна из неудачных. Он не только далеко не красив и не изящен, но даже совсем не имеет того, что называется «представительность». Ред-сток среднего роста, коренаст и мускулист; фигуру его можно удачно определить русской поговоркой: «Плохо скроен, да крепко сшит». Он рыжеват, с довольно при­ятными, кроткими, голубыми глазами... Взгляд Редстока

28

чист, ясен и спокоен. Лицо его по преимуществу задум­чиво, но иногда он бывает очень и весел и шутлив... В потребностях для себя Редсток удивительно умерен: он ест очень мало и иногда целые дни пробавляется чаш­кой чая с хлебом... Одевается он чрезвычайно просто и даже несколько странно... Он почти никогда не ездит, а исегда ходит пешком...»

Таково внешнее описание апостола петербургского пробуждения, знаменитого евангелиста, нашего брата. Таково мнение мира о тех, кто является его светом и солью. Его выслали, надеясь покончить с этим «велико­светским расколом», но через него Бог достиг сердца Пашкова, и начался новый период жизни петербургской общины, открывшей двери для всех людей, самого раз­личного звания и положения. Швейцары приглашали прохожих на собрания, кучера и горничные становились евангелистами, приезжие в Петербург по делам станови­лись посетителями собраний, а потом делились обретен­ной верой в своих деревнях и городах, во всех аристо­кратических поместьях образовывались новые общины. Многочисленные ручейки уже слились в большой и глу­бокий поток евангельского движения в России.

Беседа четвертая:

Пашковиы

Это наименование — «пашковцы» — употребляется ДО сих пор для обозначения евангельских верующих Пе­тербурга и вообще северо-запада России, причем именно и пренебрежительном смысле, как «штунда» на юге Рос­сии. Как нечто — «неправославное». Однако это же имя окружено легендами: пашковцы имели «силу»! Их сви­детельство было в силе духа, их служение было в той лее силе, эта сила проявлялась и в физических исцелениях, и в духовных. О В. А. Пашкове: «Глубокая убежден­ность Василия Александровича Пашкова и личное свиде­тельство о пережитой возрождающей силе Божьей при действии Святого Духа творили чудеса. С глубоким рас­каянием слушатели падали к ногам Господа и вставали новыми людьми, омытыми кровью Спасителя, возрож­денными детьми Божьими...»

Сила пашковцев была в их уверенности в спасении и безмерной любви Бога! От этого происходило их глубо-

29

кое доверие Господу и чувство радостной свободы в слу­жении Ему. Наставленность в истине давала силу в слу­жении. Десять лет их беспрепятственного служения ро­дили массу форм и видов практического христианства пашковцев, как традиционно российских, так и новых, привнесенных из Европы. Такого разнообразия до сих пор не было в России, но отныне они станут типичными для всего евангельского движения, включая и наши дни. Прежде всего, продолжая прерванную традицию дея­тельности Библейского общества, В. А. Пашков, В. Ф. Гагарина, М. М. Корф и Е. И. Черткова учреди­ли «Общество поощрения духовно-нравственного чте­ния». За восемь лет Общество успело сделать 12 изданий 200 наименований книг и брошюр, пропагандирующих протестантские идеи и воззрения. Сестра Засецкая впер­вые перевела известнейшую книгу Д. Буньяна «Путе­шествие пилигрима» и его же «Духовную войну». Пере­водились и печатались проповеди Ч. Сперджена, а также некоторые православные сочинения. Впервые были изданы сборники песнопений, и это впоследствии, уже в начале XX в. станет традицией для книгоиздатель­ства И. С. Проханова. Наибольшим успехом пользова­лись, например, такие гимны:

Нас Он любит, любит Он, Любит Он нас безмерно!

Эти стихи написал Кальвейт.

Он врачует все страданья И дарует оправданье, Он нам жизнь и упованье, — Как любит Он!

Сестры Ливен перевели с немецкого гимн, поющийся сейчас во всех наших общинах:

Радость, радость непрестанно, Будем радостны всегда. Луч отрады, Богом данной, Не погаснет никогда!

Пашковские брошюры рассылались по Российской Империи, причем не штуками, а пудами! Для их распро­странения использовались книгоноши, первое место из которых занимал Я. Деляков: у него с Пашковым возникло тесное сотрудничество, которое будет продол­жаться и после высылки Пашкова.

30

Характернейшей чертой петербургского пробуждения была чрезвычайно активная деятельность женщин. Это тоже черта западного протестантства, с которым были знакомы русские аристократки.

Мы уже упоминали о том, что М. Г. Пейкер с до­черью начали издание религиозно-нравственного журна­ла «Русский рабочий», который выходил 11 лет (1875 — 1885), а также издавали соответствующего содержания трактаты. Издание этого журнала сформировало удиви­тельную личность Александры Ивановны Пейкер (доче­ри). В ней открылся талант объяснять Слово Божие тепло, живо, ясно, оригинально. Братья часто обраща­лись именно к ней за объяснением непонятных мест Пи-сания. Впоследствии, после закрытия журнала, она будет помогать П. Н. Николаи в его работе со студента­ми, где опять будет востребован этот ее особый дар. Ра­бота в журнале «Русский рабочий», необходимость вни-кать в проблемы рабочего люда в России воспитала в ней и еще одну отличительную черту, которая особенно про-явится в ее поздние годы: она умела отыскивать калек, отчаявшихся, бедных, несчастных. В свои поздние годы она будет работать в больнице. Вспомним, что до своего у верования она была оперной певицей, и увидим, что христианское призвание стало призванием всей ее жизни. Она была счастливейшим человеком, несмотря на то что намеренно осталась одинокой, незамужней, чтобы служить Тому, Кого любила больше своей жизни. Вот в чем была сила пашковцев: в бесстрашии и ревностности.

С обращением В. А. Пашкова петербургская община получила прекрасного проповедника и выдающегося ор­ганизатора. Собрания стали более регулярными и часты­ми. Они проходили во дворцах княгини Н. Ф. Ливен и ее сестры В. Ф. Гагариной на Морской улице, дома 43 и 45. Особенно известен стал дом 43, дворец итальянской архитектуры, в котором была знаменитая «малахитовая гостиная», где проходили собрания, описанные в книге Лескова «Великосветский раскол». Во времена лорда Редстока они состояли преимущественно из аристокра­тов, знающих английский язык, как это было на пропо­ведях Иоганна Госснера. Но вскоре залы стали напол­няться самой демократичной публикой. Швейцары вмес­то того, чтобы поворачивать прохожих прочь от «парад­ного подъезда»,  напротив,  зазывали их на собрания.

31

Кучера, горничные и вся прочая прислуга превратилась в миссионеров, приглашающих послушать Благую Весть.

Собрания проходили и в доме Пашкова на Выборг­ской стороне, и в доме Е. И. Чертковой на Среднем про­спекте, в Гавани. В доме Пашкова на Выборгской распо­лагалась и студенческая столовая — первоначальный центр работы со студентами. Е. И. Черткова построила на своем участке специальный дом для молитвенных со­браний. Ни тот, ни другой дома не сохранились, были уничтожены при реконструкции этих районов. Пашков не ограничивался проповедью в собраниях. Они с М. Корфом посещали самые, казалось бы, неподходя­щие места для духовных бесед: чайные и трактиры. Кроме того, Пашков беседовал с умирающими в мужской тюремной больнице. С. Ливен написала об одной из таких бесед:

«Это был солдат, и Пашков спросил его:

—      Справедливо ли ты осужден?

—      Да, — признает солдат.

—      Можешь ли ты сказать сейчас: «Господи, помяни меня в Царствии Твоем»?

—      Могу!

—  Вот тебе ответ Спасителя:  «Ныне же будешь со Мною в раю!»».

Пашковцы шли в мир с силой своей простой, еван­гельской веры. Они хотели спасти погибшее.

Елизавета Ивановна Черткова стала членом Дамского комитета посетительниц тюрем и посещала женские тю­ремные больницы. У постели умирающей, которая пока­ялась, но вдруг с испугом спрашивает: «Будет ли тьма при переходе?»— она укрепляет ее словами: «Нет, Спа­ситель будет и там!»— и умирающая счастливо улыбну­лась и вспомнила: «Да, да. Если я пойду и долиной смер­тной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною...» Так и умерла со счастливой улыбкой на лице... Елизавета Ивановна была убеждена в том, что говорит Библия.

Затем естественнейшим образом возник широкий мис­сионерский труд. Дело в том, что аристократы летом не жили в городе, они, как перелетные птицы, неудержимо стремились в свои поместья. И в этих поместьях, разбро­санных по всей России, звучала пламенная проповедь пашковцев и образовывались евангельские общины.

32

У самого Пашкова имения были в Новгородской гу­бернии, Тамбовской, Московской, Тверской, Оренбург­ской и Нижегородской. У графа Бобринского — в Туль­ской, где после отставки с поста министра путей сообще­ния, вскоре после уверования, он проводил большую часть своего времени, лишь изредка наезжая в Петер­бург. В той же Тульской губернии находилось фамиль­ное поместье князей Гагариных, в селе Сергиевском. Благодаря воспоминаниям Софьи Ливен об этом селе нам известно больше, чем о других. Там образовалась общи­на, которая в период экспроприации княжеской соб­ственности в Петербурге приютит саму Софью Ливен, племянницу Веры Федоровны Гагариной. Уже в наше время местный краевед, обнаружив в архиве фотогра­фию княгини и узнав, что она была пашковкой, поедет за разъяснениями в церковь евангельских христиан-бап­тистов на Поклонной горе.

В Воронежской губернии жила и трудилась Елизавета Ивановна Черткова, в Киевской — граф Корф, а в Выш­нем Волочке — пашковец Ушков, чиновник.

Рассылаемой литературой Пашков достигал и других российских центров, помимо тех, где были имения. Из­вестно о появлении евангельских верующих в Белорус­сии через Ефима Ляшкова, побывавшего в Петербурге на собраниях Пашкова и оставившего ему свой адрес. Софья Ливен пишет об одном рабочем, Кирпичникове, из Нижегородской губернии, который после чудесного исцеления своей жены и сам уверовал, и стал таким ак­тивным миссионером, что его сослали в Минусинский край, где он продолжил свою деятельность, и об этом уже свидетельствует И. В. Кар гель, который посетил его во время своего миссионерского путешествия от Пе­тербурга до Сахалина, по русским тюрьмам и каторгам, имеете с доктором Бедекером.

Пашков заботился о новообразованных общинах, по­могая им как духовно, так и материально: он купил земли на Дону для новых общин, а в Севастополе орга­низовал мастерские для тех, кого называли «сектанта­ми», но кто были его братьями.

Размах миссионерской работы пашковцев еще остает­ся неизученным. Известно, что от них образовалась об­щина в Москве в 1882 г., что Пашков посылал молодого И.  В.  Каргеля для основания общин в Болгарии...

33

Характерной особенностью этого движения был не только его размах, но и его глубина: пашковцы стреми­лись достигнуть всех слоев населения, в особенности — обездоленных. И здесь большую роль играли женщины. Все они были решительные и радостные воины Христа. Александра  Ивановна  Пашкова,  Елизавета  Ивановна Черткова и Вера Федоровна Гагарина взяли себе по одной швейной мастерской, где выдавалась работа на дому для бедных женщин. Это были особенные мастер­ские! Работодатели принимали на работу женщин вне за­висимости от их репутации, расплачивались сполна и не­медленно, и тут же давали новый заказ. Для работниц и их детей устраивались христианские праздники. Боль­ных женщин эти аристократки посещали на дому, в тех трущобах,  где они жили,  стараясь найти подход и к самым обездоленным. Они предлагали обучить их доче­рей шитью, твердо веря, согласно Евангелию, что очень важно научиться зарабатывать самим, а не жить подая­нием и не опускаться на дно разврата... Во время учебы девушкам много читали и объясняли из Евангелия, про­буждая в них веру и достоинство Божьих детей, сотво­ренных и искупленных Богом.

При мастерских был образован Комитет, куда вошли дети Ливен, сестры Крузе, — они собирались для обсуж­дения работы в мастерских, и эти обсуждения проходили очень горячо. Молодежь со всей пылкостью решала во­просы, но в конце непременно воцарялись согласие и мир. Одна из сестер Крузе (их было семеро) вела жен-скую группу изучения Библии, другие сестры были рас­пространителями Евангелия и с особой радостью писали картины с текстами из Библии.

В студенческой столовой в доме Пашкова на Выборг­ской (Ломанов переулок) тоже работали сестры, и там царил дух человеколюбия, ласки и приветливости. Эта столовая предназначалась не только для бедных студен­тов, но и вообще неимущих людей. Софья Ливен вспоми­нает, что ей кофе с пирожком в столовой казались вкус­нее домашних кушаний, такая чудесная атмосфера была в столовой, пронизанная Божьим присутствием и Божь­им Словом, которое силами сестер Крузе было написано буквально «на косяках дома и воротах» и читалось для желающих непринужденно, радостно и серьезно.

34


Княгиня Наталья Федоровна Ливен с детьми

Там же, на Выборгской, была евангелическая боль­ница Мейера, где тоже ра­ботали молодые сестры, и там царила та же духовная атмосфера.

При наличии большого количества работающих сестер возникала естест­венная необходимость их духовного образования. Женские группы разбора Библии вела одна из сес­тер Крузе и Констанция Сергеевна Козлянинова. О последней нужно сказать подробнее. Это была ху­денькая, слабого здоровья сестра, которая ежедневно проводила много часов за чтением Библии, и, казалось, у нее не было никаких сил руководить группой разбора. Ее сестра часто говорила: «Костинька сегодня совсем умирает». Однако силы каждый раз находились, и изу­чение Библии было таким глубоким, что при разборе Божьего Слова часто бывали и братья. Констанция Сер­геевна знала так много, что была способна наставлять других, быть наставницей молодежи.

Вера Федоровна Гагарина руководила женской мо­литвенной группой, где тоже проходили разборы Биб­лии. Подобная группа была и у Елизаветы Ивановны Чертковой, в ее доме в Гавани.

Княгиня Наталья Федоровна Ливен организовала в своем доме на Морской улице, 43, первую воскресную школу. Здесь примечателен тот факт, что среди ее уче­ников был мальчик Коля, будущий известный проповед­ник Евангелия, Николай Иванович Пейсти.

Пашковцы заложили основания многих направлений христианской деятельности, но все они были пронизаны одним общим стремлением — распространять Божье Слово, исполняя великое поручение Иисуса Христа. Все они знали безнадежность жизни без Евангелия и что нет ни в ком ином спасения, кроме как в Иисусе Христе. Они верили, что Дух Святой действует через Слово, пробуж­дая совесть и желание освободиться от греха. Они твердо

35

верили во все обетования Господа. Это была поистине община пробуждения и святости, вера, действующая лю­бовью. Русский православный религиозный мыслитель С. Н. Булгаков в своей статье 1906 г. «Религия челове-кобожия в русской революции», мечтая о христианском просвещении русского народа, пишет:

«Россия, в противоположность Англии... не видала еще христианской интеллигенции, которая пыл своей души, жажду своего служения людям и крестного подви­га вложив в христианский подвиг деятельной любви, по­бедила бы ту тяжелую атмосферу вражды и человеконе­навистничества, в которой мы задыхаемся и в которой ничто, кроме разрушения, не может спориться».

Но пашковцы как раз и были этой интеллигенцией! Они были явлением, доселе неизвестным русской исто­рии, — началом евангельского движения в России.

С. Н. Булгаков — один из православных иерархов, положительно относящийся к протестантам, пишет в той же статье:

«Самое замечательное в англосаксонской религиоз­ности то, что она не является только простонародной, каково по преимуществу наше русское благочестие, и не рассматривается английской интеллигенцией как «рели­гиозные предрассудки»... Наряду с духовенством всюду выступают светские проповедники...»

Именно это мы и видим в пашковцах, которые были благовестниками в той или иной сфере их деятельности. И их не заметил наш известный мыслитель, болеющий за Отечество, хотя их деятельность была на его глазах, как и связанная с ними позднее деятельность И. С. Проха­нова.

Пашковцы, верно и ревностно исполняя поручение Христа, сами, возможно, не сознавали всей исторической значительности своего практического христианства: они не были ни философами, ни историками. Но на фоне трудов русских религиозных мыслителей предреволюци­онной эпохи, с их апокалиптическим видением конца России, ее разложения, ее политической смерти, — осо­бенно ярко сияет Божественная Любовь, спасительная для России, явленная через жизнь и труд пашковцев!

36

Беседа пятая:

Пашковцы и баптисты: «Да будут все едино» (Ин. 17:21)

Василий Александрович Пашков был христианином необыкновенной щедрости и большого сердца, любящим всех ближних и дальних, что видно по размаху его про­светительской и миссионерской деятельности. Кроме того, он непрестанно возрастал в благодати Божией, т. е. он не только все свои таланты положил на служение Гос­поду, но и углублялся в познании Его воли, выраженной в Писании. В 1882 г. в его жизни произошло одно важное событие: из Англии, из Бристоля, в Петербург приехал знаменитый к тому времени муж веры и молитвы — Георг Мюллер, которого прозвали «отцом тысяч сирот»: он построил для них пять огромных сиротских домов и содержал их, не имея никакого собственного капитала, с одним лишь упованием на Бога, поставив к тому же сам для себя условие — никогда и ничего не просить у людей, но все свои нужды и желания открывать только Богу. Георг Мюллер приехал, видимо, со специальным намерением встретиться с Пашковым. У него было чем с ним поделиться! В то время ему было 77 лет, и он имел беседы с петербургскими верующими об освящении, ко­торое он считал главным в жизни христианина, и петер­бургские верующие были благодарными слушателями, уверенные в том же самом, но не имевшие достаточных познаний в Слове Божьем. Георг Мюллер укреплял их веру Писанием. Событием в жизни Пашкова было то, что Георг Мюллер крестил его и еще троих членов общины. В жизни Пашкова его крещение по вере имело, как мы вскоре увидим, большое значение, но оно было и оста­лось его личным делом, т. е. не повлияло на организацию общины на баптистских принципах. Вопрос о водном крещении все еще рассматривался как дело веры каждого христианина, а большинство верующих считали доста­точным свое детское крещение. И так будет продолжать­ся еще несколько лет, пока тяжелые испытания и гонения со стороны православной церкви не заставят совершенно порвать с ней.

Однако для В. А. Пашкова крещение имело то зна­чение, что он с новым интересом и родственным чувством взглянул на набирающий силы южный баптизм: Украи­на, Крым, Кавказ. Когда в том же 1882 г. братские мен-

37

нониты в колонии Рюкенау (Таврическая губерния) со­звали совместную братскую конференцию, на которой впервые встретились представители почти от всех ново-меннонитских и баптистских общин, то Пашков знал о ней и даже послал ей письмо. Это письмо обсуждалось на конференции, наряду с вопросами благовестия и прак­тической жизни общин. В своем письме В. А. Пашков простодушно просил, чтобы петербургских верующих, если им случится посетить южные общины, допускали к вечере Господней, оставляя в силе то крещение, которое они приняли в младенчестве. Обсуждение было долгим! Пашкова знали и ценили как брата-христианина. Но из письма было ясно, что он не видел связи между креще­нием и участием в хлебопреломлении — с одной сторо­ны, и также не видел недействительности детского кре­щения, а значит, не видел и всей серьезности взрослого крещения. Одним словом, для него православная цер­ковь все еще была церковью, и он не смотрел на еван­гельские общины как церкви. Членство в Теле Христо­вом понималось им как членство во Вселенской церкви, а не поместной. Для меннонитов же и баптистов это все были вопросы уже решенные. Крещение было вхождени­ем в церковь видимую, поместную, с ее структурой, ор­ганизацией и дисциплиной.

Братья меннониты и баптисты понимали сложность проблемы: они не хотели отталкивать Пашкова, а с ним и все петербургское евангельское движение, тем более что некоторые из них уверовали на собраниях Пашкова или получали от него христианскую литературу. Поэто­му они приняли предложение одного меннонита: «отло­жить этот вопрос не решенным, чтобы против него резко не выражаться, пока он будет решен в другое время».

Таков был дух этой первой совместной конференции, дух мира и братской любви, когда суждения осторожны, а советы обдуманны, когда все понимают, что быстрыми решениями дело не делается, а требуется во всем труд Божий над каждою душой, в свое время.

Была и еще одна разница между евангельским движе­нием и баптистским: в Петербурге еще продолжалось без­мятежное время благовестия, а на юге оно кончалось: после убийства либерального царя Александра II, царя-Освободителя, как его называли за освобождение кресть­ян от крепостной зависимости, царя-реформатора, начав-

38

шего проводить кроме крестьянской реформы судебную и военную, — воцарился царь Александр III, и начался 25-летний период реакции и всяческих преследований, в том числе и за веру. Это хорошо видно из биографии брата Л. Д. Приймаченко, из Белоруссии. Сведения по­черпнуты в статье из журнала «Баптист», 1926 г. В 1876 г., будучи молодым человеком 22 лет, он купил на базаре Евангелие и начал его читать. Ему стали ясны заблуждения православной церкви, и он начал пропове­довать об Иисусе Христе, что «нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись» (Деян. 4:12) и что «всякий верующий в Него получит прощение грехов именем Его» (Деян. 10:43), а также что в Нем «мы имеем искупление кровию Его и прощение грехов» (Кол. 1:14). Целыми ночами в деревне продолжались беседы, и их разгоняли плетьми. Аресто­вывали Приймаченко, избивали самосудом, но он слу­чайно узнал (от архиерея!), что в Петербурге есть Паш­ков такого же убеждения, как он. После очередного ос-нобождения из тюрьмы, в 1882 г. Приймаченко поехал в Петербург. Там он нашел Пашкова, графа Бобринского, барона Корфа и одного помещика Ушкова. «После мно­гих бесед с ними выяснилось, что они все были разных убеждений о крещении, некоторые признавали детское крещение, другие — крещение по вере, т. е. взрослых. Граф Бобринский после беседы заявил Приймаченко, что как ты понимаешь, так и поступай, только берегись бап­тистов. Брат Приймаченко еще не слышал, кто такие бап­тисты и где они есть. Граф Бобринский сообщил ему, что в Тифлисе некто Воронин Н. И. принял от Кальвейта, приехавшего из Германии, баптизм: от Воронина уверо­вал молодой человек Павлов В. Г. По возвращении из Петербурга брат Приймаченко едет на Кавказ... В 1884 г. в городе Владикавказе он принял от брата Богда­нова крещение...» Это очень интересное свидетельство проливает свет на то, в какой обстановке и при каких трудностях, как политических, так и духовных, Василий Александрович Пашков принимает в 1884 г. решение — «объединить всех верующих в России, чтобы они могли  узнать друг друга, а потом совместно работать» (Из вос­поминаний М. М. Корфа). Это событие войдет в исто­рию как Объединительный съезд. На нем пашковцы встретятся не только с баптистами и меннонитами, но и

39

со штундистами, захаровцами. Даже представитель трез­венников будет тоже приглашен на этот съезд.

24 марта 1884 г. было составлено и разослано это зна­менитое приглашение, которое приводится во всех посо­биях по истории русского баптизма. В нем содержатся следующие мысли Пашкова и Корфа.

1.            Мысль о единстве всех евангельских верующих как исполнении    первосвященнической    молитвы    Иисуса Христа — Ин. 17:21. Эта мысль была чрезвычайно свое­ временной,  потому что к этому времени евангельское пробуждение, возникшее в отдельных точках России, превратилось в настоящее движение. Общины искали контактов друг с другом, между ними завязывались пись­менные и личные связи. Желание «быть братьям вместе» ясно чувствовалось, и Пашков выразил его. Он сделал одну существенную оговорку: он признал, что соверше­ние единства всей земной церкви не зависит от него, по­ этому  он   хочет  способствовать  объединению  церкви Христовой там, где Господь его поставил. Таким обра­зом, он и православных считал братьями, но они были вне сферы его влияния, а с евангельскими верующими он уже имел много контактов, особенно через издательство.

2.            Мысль об основании этого единства: «Да соберет же нас Господь вокруг Себя с тем, чтобы научить нас охранять единство духа в союзе мира». То есть основа­нием единства евангельских верующих является лич­ность Христа как Пастыря, обеспечивающего духовное единство. В 1884 г. эта мысль ни у кого не вызывала возражений, но на практике вскоре обнаружится, что объединение вокруг Христа — это совсем не то же самое, как объединение вокруг учения Христа!  Баптисты во время съезда откажутся иметь общую вечерю с пашковцами и штундистами, потому что они не признавали необходимости крещения по вере. Здесь уместно сказать, что подобные же проблемы возникнут через двадцать лет у И. С. Проханова при создании им Русского евангельс­кого союза (1907) наподобие Европейского евангельско­го альянса (1903). Баптист Ф.  М. Балихин напишет об этом так:  «Альянс ставит своей целью единение всех христиан не в учении Иисуса Христа, а в самом Христе... Эта мысль и эта работа показалась мне новозаветным
столпотворением». Как видим, здесь мнение баптиста выражено достаточно категорично. Но Пашков и Корф,

40

когда они составляли приглашение на съезд, и думать не могли, что существуют богословские основания единства. Они писали с любовью к Иисусу и ко всем детям Его! Тем самым они как бы предвосхищали наше время, когда, устав от бесконечных разделений, верующие снова льнут к заповеди Христа: «Любите друг друга!» И научились отделять существенные различия от несущественных. Для Пашкова и его друзей самым су­щественным было возрождение покаявшегося грешника и братское общение верующих.

3. Мысль о цели предстоящего съезда: «для совмест­ного молитвенного перед Господом исследования путей, Им Самим указанных для совершения единства Церкви Христовой».

Иоганн Вилер

41

Пашков надеялся найти пути к единству. И он их нашел! Об этом свидетельствует тот факт, что в съезде участвовало около ста человек, принадлежащих к пяти или шести деноминациям, и в сердцах их съезд оставил очень светлые воспоминания, и сам съезд занял совер­шенно особое место в истории евангельского движения в России. Этим «светлым» и «особым» была чудесная ду­ховная атмосфера любви, уважения, братолюбия, хотя различия между прибывшими на съезд делегатами были разительными: крестьяне, баптисты Рябошапка и Ратушный с Украины; немцы меннониты — Либих, Вилер; си­риец-книгоноша Деляков, пресвитерианец Павлов, бап­тист с Кавказа, получивший образование в Гамбурге и рукоположенный Онкеном на миссионерский труд. Иностранные братья прибыли с большим багажом, а весь багаж Ивана Рябошапки состоял из но­жика и ложки, заткнутых за голе­нище сапога. Но невзирая на все национальные, социальные и даже вероисповедные различия, на съезде ощущалось особенное, христианское, духовное единство. Это отметил в своих записях и воспоминаниях Василий Гурьевич Павлов, один из виднейших южных баптистов. Его поразило, что за обедом простые мужики си­дели рядом с графами и князьями. И   знатные   дамы  прислуживали

Павлов В. Г.

 

им... Напомним здесь, что весь этот демократизм был достигнут безо всякой рево­люции, а естественнейшим путем, с первых же покаяний перед Богом и первых же со­браний пашковцев: об этом свидетельствовал еще во вре­мена Редстока писатель Лес­ков в своем произведении «Великосветский раскол». Заседания съезда проходили в домах Пашкова, Корфа, княгини Ливен. Они переме­жались с собраниями, на ко­торых Павлова даже удиви­ло, что «никому не предлага­ют, а кто чувствует побуждение, тот говорит и молится». И тот же Павлов свидетельствует, что «мысль о единст­ве, несомненно, сделалась ближе сердцам русских веру­ющих, и связь не формальная, а духовная все время существовала и не прекращалась». Так он писал уже в 1907 г., через двадцать три года после съезда! Цель съез­да — единство, которого желал Пашков, — была достиг­нута. Не в организационном, а в духовном плане. Для достижения организационного единства через месяц со­берется в Таврической губернии 1-й съезд баптистов. Но

Иван Рябошапка

почти все основные направ­ления этого съезда имели на­чало на объединительном съезде у Пашкова. И самое главное: на нем будет обра­щено большое внимание на необходимость сохранения мира и порядка и стремление избегать разногласий! Это — от Пашкова. Объединитель­ный съезд предполагалось провести в восемь дней. На нем, видимо, не было прото­кола, но была создана воз­можность каждому в непри­нужденной обстановке вы- сказывать   свое    понимание

42

евангельских истин и мнения по рассматривавшимся во­просам. В числе этих вопросов был вопрос о креще­нии, — и сразу выявилось несогласие между братьями. Тогда Пашков, Бедекер и Радклиф сняли этот вопрос с повестки дня, как еще «не созревший», сознавая, что «дальнейшее обсуждение его может вызвать взаимное не­удовольствие». Братья-организаторы ясно видели основ­ную цель съезда — расположить сердца братьев-делега­тов к любви, миру, пониманию — к единству. Вопрос о крещении был, действительно, не созревший, потому что многие из организаторов съезда над ним не задумыва­лись, не исследовали его библейские основания, а для баптистов это был вопрос всей их жизни, явившийся при­чиной их выхода из православия. За этот выход им всем пришлось дорого заплатить, и они имели вполне опреде­ленное библейское убеждение на этот счет.

Зато вопросы благовестия нашли живой отклик в сердцах всех собравшихся, и на долгие годы они станут центральными на всех съездах и конференциях как еван­гельских христиан, так и баптистов. Благовестие означа­ло, что в мир явились новые церкви, а не секты и что миссия Христа продолжается. Среди практических во­просов рассматривались материальное содержание про­поведников-миссионеров и служение словом сестер. По этим вопросам было принято единодушное решение, что «проповедников надлежит материально поддерживать и допускать до проповеди одаренных сестер». Обратим внимание: решение было единодушное, хотя вопросы были очень непростые, и такими же остаются и в наше время. Единодушие объясняется тем, что оба эти вопроса были вполне созревшими и очевидными: проповедники должны были оставлять тот свой труд, которым они за­рабатывали хлеб, и все время посвящать благовестию. На 1-м съезде баптистов будет дальнейшее развитие этого принципа - определение конкретных районов бла­говестия и времени, для этого уделяемого. Что касается служения сестер, то в нашей истории замалчиваются многие факты огромной сестринской активности в то время во всех общинах, а не только в петербургской, по­этому и было единодушное решение, подтверждающее этот факт. Но в петербургской общине Пашков и Корф заняли принципиальную и библейскую позицию: они ис­пользовали данную им Богом власть пастырей и настав-

43

ников для ободрения сестер и помощи им в раскрытии их талантов. Об этом уже говорилось в специальной главе, посвященной деятельности пашковцев. Что касается слу­жения словом, то и Черткова, и Ливен, и Гагарина, и сестры Козляниновы, и сестры Крузе, и Пейкер, и За-сецкая, и многие другие были не только пламенными и верными благовестницами, но в трудное время, когда ру­ководящие братья были высланы из России, спасли пе­тербургскую общину от разорения и закрытия, взяв на себя проповедь и наставничество, до возвращения из Финляндии И. В. Каргеля в 1885 г. и избрания пресви­тером Савелия Алексеевича Алексеева в 1888 г.

Беседа шестая:

«Больше никогда не вступите на русскую землю!» Царь Александр III — Пашкову

Завершить намеченную программу участникам съезда не пришлось. 6 апреля приезжие участники были аресто­ваны в гостинице и под конвоем отправлены в Петропав­ловскую крепость, где их подвергли допросу и спешно состоявшемуся суду. Им было предъявлено обвинение в нигилизме (неверии!) и подготовке революции. В сопро­вождении жандармов их отвели на железнодорожный вокзал, купили билеты и отправили по домам, предупре­див, что если кого-либо из них обнаружат в столице, тот­час арестуют и подвергнут наказанию. Об этом событии рассказал один участник съезда, приехавший с Кавказа. Ему удалось купить билет в Ригу, но на первой же стан­ции он сошел с поезда, вернулся в Петербург и рассказал смущенным и встревоженным братьям В. А. Пашкову и М. М. Корфу о причине отсутствия иногородних брать­ев на очередном заседании. Таким образом закончился съезд, на котором впервые широко обсуждались и реша­лись вопросы единства христиан евангельских исповеданий в России. Мирный период развития евангельского движе­ния в Петербурге закончился. Он и так затянулся на целых четыре года: еще в мае 1880-го К. П. Победоносцев, обер-прокурор Синода, обратил внимание царя Александра II на деятельность Пашкова и его соратников:

«Тем он и опасен, что заводит с севера, из столицы, из среды высшего сословия и правительственной интел-

44

лигенции, новый раскол, на­встречу идущей с юго-запада штунде, возникшей в среде крестьянского населения...»


Александр III

24 мая 1884 г., после раз­гона съезда, В. А. Пашкову было предложено немедленно прекратить деятельность Об­щества, распространение евангельских брошюр и само­го Евангелия. Царское пове­ление гласило: «Закрыть Об­щество поощрения духовно-нравственного чтения и при­нять  меры  к  прекращению

дальнейшего распространения учения Пашкова на всем пространстве Империи». Евангельская проповедь назы­валась «учением Пашкова»!

На это требование Василий Александрович Пашков ответил так: «Я мог бы еще отказаться от распростране­ния брошюр, так как они являются результатом трудов обыкновенных смертных людей, и потому полезность их может быть оспорена в отдельных случаях. Отказаться же от распространения Евангелия, святого, божественно­го Евангелия, — это выше моих сил...»

После этого выступления Пашкову было предписано немедленно и навсегда покинуть Россию. Через несколь­ко лет, в связи с кратковременным приездом Пашкова в Петербург, царь пригласил его к себе и выразил свою волю еще более категорично:

«Теперь идите, и больше никогда не вступите на рус­скую землю!»

Русской земле ни Евангелие, ни его проповедник Пашков были не нужны.

Надвигалась мрачная эпоха гонений, возглавляемых обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым. Она продолжалась 25 лет, до революции 1905 г.

Что это за личность — Константин Победоносцев? О нем подробно пишет английский историк Латимер. Он характеризует его как руководителя «громаднейшей бури религиозного преследования, которая когда-либо разражалась над планетой. Громаднейшая, как по разме­рам охваченной ею площади, так и по числу жертв. Из-

45

Здание Сената и Синода. Константин Победоносцев

биение Божьих святых при римских императорах, при английской королеве Марии Кровавой и даже резня вальденсов и гугенотов — бледнеют перед тем хаосом церкви, который был вызван Победоносцевым».

«Победоносцев, — продолжает историк, — был чело­веком умным, размышляющим и обдумывающим свои действия, человеком взвешенных и независимых сужде­ний. У него была потрясающая сила характера. Сурово логичный, безжалостно решительный, чрезвычайно рев­ностный, — это был человек, который собственного сына сослал бы в Сибирь или приговорил к пыткам и смерти свою жену, если бы счел это необходимым.

Таким был Константин Победоносцев и таков был ха­рактер его политики, которую испытали на себе многие верующие подданные царя, пока его кошмарному прав­лению не пришел конец в 1905 году».

От себя добавим, что религиозную жизнь государства направлял человек, который вовсе не был священнослу­жителем, а профессором гражданского права в Москов­ском университете, и сделан «оком государевым» над Си­нодом, обер-прокурором Синода. Эту должность ввел еще Петр I, когда он упразднил патриаршество и образо­вал Синод под одной крышей с Сенатом, сделав, таким образом, православную церковь окончательно государст­венной, винтиком в его механизме.

46

Дальше продолжает Латимер: «Говорят, что нет тира­на, столь бессовестно тиранического, как религиозный фанатик. Обер-прокурор был возвышенно религиозным человеком! Его можно было видеть в любой день бродя­щим по Зимнему дворцу и его садам с молитвенником в руках и бормочущим стихи из него. Большую часть года он проводит в Сергиевом монастыре и умерщвляет свою плоть, как ревностнейший отшельник, целые дни прово­дя на камнях, постясь и отбивая лбом поклоны на камен­ном полу... Он имел ревность по Богу. Он искренне во­ображал, что «служит Богу»! «Вы верите в Христа сла­бого и чувствительного, но я верю в Христа властного и сильного», — сказал он в письме графу Льву Толстому. Он писал в своих «Размышлениях»:

«Свобода нашей церкви — ценней всего на свете. Наша вера несовместима с позорной властью Папы. Все другие различия неважны: символы, обряды и тому по­добное, — но ЭТО будет всегда неодолимым препятстви­ем к союзу, в котором мы должны были бы отказаться от своей духовной свободы».

Если бы член молоканской или баптистской церкви попытался бы послать Победоносцеву прошение, состав­ленное в тех же самых словах, он был бы высечен и от­правлен по этапу в Закавказье или Забайкалье! Победо­носцев был твердым защитником прав и свободы совес­ти — для себя». Цитируется по книге Роберта Латимера «При трех царях, или О свободе совести в России», из­дана в начале нашего века. Автор — один из очень не­многих западных историков, который с любовью и пони­манием описал евангельское пробуждение в России. Дру­гие его просто не видели, а в учебниках по общей хрис­тианской истории религиозную жизнь России характеризовали двумя словами: «обрядовая спячка». Так что Латимер представляет собой счастливое исклю­чение из этого общего правила.

Из Петербурга был выслан не только В. А. Пашков, но и Модест Корф и граф Алексей Павлович Бобрин-ский. Все они умерли на чужбине, возврата в Россию для них не было.

В 1887 г. Победоносцев, продолжая свою линию по искоренению евангельского движения, созвал первый Миссионерский съезд. Русский религиозный философ В. Соловьев так отозвался о нем:

47

 «Миссионерский съезд в Москве с небывалым циниз­мом возгласил бессилие духовных средств борьбы с рас­колом и сектантством и необходимость светского меча».

Всего таких «миссионерских» съездов было три. На втором из них, в 1891 г., Победоносцев заявил:

«Быстрое увеличение этих сект — серьезная опас­ность для государства. Пусть сектантам запретят поки­дать их города и деревни. Пусть преступники против веры будут судимы, и не мирскими, а духовными влас­тями. Пусть их паспорта будут отмечены, чтобы они не могли ни быть наняты, ни укрыты, чтобы само пребыва­ние их в России стало невозможным. Пусть им будет за­прещено законом покупать, продавать, иметь собствен­ность. Пусть их детей отнимут у них и будут воспитывать в православной вере...»

Мы видим здесь явную непоследовательность в речи профессора гражданского права: заявив о суде над веру­ющими со стороны духовных властей, он дальше обраща­ется только и исключительно к суду мирскому, государ­ственному. В решениях этого съезда записано:

Воспрещено иметь молитвенный дом.

Воспрещены собрания верующих.

Требования ускорить суды над евангельскими верую­щими.

Требование ускорить приведение приговоров в испол­нение.

Правозащитник того времени Бонч-Бруевич писал в журнале «Свободная мысль», который издавали в Лон­доне сыновья Е. И. Чертковой, о тех издевательствах, которым подвергались верующие. Он написал и письмо Пашкову: «Боже мой! Боже мой! Что только здесь не приходится слышать и читать! Я постоянно слышу в осо­бенности один голос, который выразил как бы общую скорбь, общий стон: «Покричите же за нас! — пишет один сектант. — Мы почти что умираем, но славим Гос­пода и Его святой закон». Умоляю ради тех, кто там гниет в закавказских лихорадочных болотах, тех, у кого отняты дети и отданы на издевательство монахам, ради тех, у кого отнят последний кусок земли, разорены дома, истреблено имущество, ради тех, кто за подвиги любви и братства посажены в тюрьмы и казематы, остроги и су­масшедшие дома, арестантские роты и смирительные за-

48

ведения, — умоляю вас всех услышать их тихий голос и оповестить мир о страдающих».

Пашков держал связь с общинами через Делякова, ко­торый был и оставался распространителем Евангелий, а также той денежной помощи, которую оказывал Пашков нуждающимся. О его деятельности мы узнаем из писем Делякова. В таких условиях должен был бы прийти конец петербургской общине. Руководящие братья были высланы. Собрания запрещены. Требование прекратить евангельскую деятельность было предъявлено и Наталье Федоровне Ливен. Имелся план высылки из Петербурга и ее, и Елизаветы Ивановны Чертковой. Но у Бога был в отношении них Свой план. Именно этим сестрам долж­но было взять на себя временное руководство общиной, и именно в доме Ливен верующие будут собираться до самой революции 1917 г., пока он не будет экспроприи­рован.

Как же это произошло, что центральное собрание не было закрыто?

Фридрих Вильгельм Бедекер

С. П. Ливен рассказывает об этом так: «...приехал к моей матери генерал-адъютант государя с поручением пе­редать ей его волю, чтобы собрания в ее доме прекрати­лись. Моя мать, всегда заботившаяся о спасении душ ближних, начала говорить генералу о его душе и о необ­ходимости примириться с Богом и подарила ему Еванге­лие. Потом в ответ на его по­ручение сказала: «Спросите у его императорского вели­чества, кого мне больше слу­шаться: Бога или госуда­ря?» На этот своеобразный и довольно смелый вопрос не последовало никакого от­пета. Собрания продолжа­лись у нас, как и прежде. Моей матери позже переда­ли, будто государь сказал: «Она вдова, оставьте ее в покое»».

К этому рассказу Софьи Павловны можно сделать одно небольшое, но очень важное дополнение: ее мать

49

овдовела только что, а муж ее был близким другом и помощником царя Александра II, так что нынешний царь не решился оскорбить вдову того, кого он сам недавно хоронил... скорбь сердца овдовевшей княгини послужи­ла к радости и ей самой, и многим верующим. Воистину, Бог — судья вдов и отец сирот. Он проявил Свою заботу об этих двух беззащитных и слабых вдовах — Ливен и Чертковой.

Дом княгини Ливен был не только местом собраний евангельских верующих, но и местом жительства двух выдающихся служителей Божьих: И. В. Каргеля и Бе­декера. Во время описываемых событий Каргель жил и трудился в Финляндии, изредка приезжая в Петербург. И вот княгиня Ливен пригласила его на постоянное жи­тельство в свой дом, где он вскоре и поселился со всей семьей и потому смог беспрепятственно трудиться в об­щине, и это стало великим благословением для верую­щих: Каргель, хотя ему в то время еще не было и сорока лет, был глубоким и серьезным богословом и проповед­ником, он углублял познания верующих о Господе и по­буждал их к освящению. Освящение, работа Духа Свя­того в верующих станут основными темами всего бого­словского наследия Ивана Вениаминовича Каргеля.

А Фридрих Вильгельм Бедекер был одним из благо­словеннейших проповедников Евангелия на обширных пространствах Российской Империи. Он тоже был при­глашен княгиней Ливен жить в ее доме. Бедекер оставил свою собственную красивую виллу в окрестностях Лон­дона, чтобы почти двадцать лет своей жизни посвятить служению среди заключенных и ссыльных, по русским тюрьмам и каторгам.

Беседа седьмая:

Миссионерский труд петербургской церкви

Итак, перед Синодом в начале царствования нового царя, Александра III, была поставлена задача — «пере­ломить хребет русскому баптизму, штундизму и редстокизму». К. П. Победоносцев докладывал еще прежнему царю о грозящей Империи опасности, что навстречу юж­ному штундизму полковник Пашков заводит с севера ре­лигиозный раскол, и нужно не допустить их встречи. Встреча, однако, состоялась на Объединительном съезде

50

1884 г. в Петербурге, и тогда-то Победоносцев и начал свои решительные действия: «переломить хребет...». Это время продолжалось до революции 1905 г., двадцать — двадцать пять лет. А. Блок впоследствии напишет об этом времени так:

Победоносцев над Россией простер совиные крыла.

Преследования верующих продлятся и в царствование Николая II, до самой смерти Победоносцева в 1905 г., когда закончится этот длинный период жестокой реакции на убийство царя Александра II. Это убийство было со­вершено террористической организацией народовольцев, веривших в благодетельность насильственного сверже­ния ненавистного самодержавного строя. Это убийство приоткрыло лицо будущей русской революции.

Так все и будет с нашей страной, которая пойдет за этой ложной, теоретической идеей переустройства мира, изменения его насильственным путем. Но почему прави­тельственный террор обратился против верующих, про­тив тех, кто нес с собою Божий мир и способствовал не выдуманному, а действительному изменению людей?

Диво было не то, что запрещалась проповедь Еванге­лия и закрывались собрания, а то, что на фоне этой гро­зовой обстановки Божье дело в России продолжалось, и притом совершенно удивительным образом. Здесь нужно рассказать о евангелизационной деятельности И. В. Кар-геля и Ф.  В.  Бедекера.

Фридрих Вильгельм Бедекер обратился к Господу на одном из собраний лорда Редстока в Англии в 1866 г. Сразу же после своего обращения он посвятил себя делу проповеди Евангелия, проработав на этом поприще АО лет. И большая часть из них была отдана России. Если мы посмотрим на карту миссионерских путешест­вий Бедекера по русской земле, то увидим, что его про­поведь о Христе звучала и в Прибалтике, и на Украине, и на Кавказе, и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и на острове Сахалине, не говоря уже о Центральной России и двух столицах — Москве и Петербурге, в последнем было его местожительство в доме княгини Ливен, в исто­рическом «малахитовом» зале, именно туда он возвра­щался после своих длительных путешествий, именно туда   посылал   с   пути   телеграммы   жене:   «Авен   —

51

Езер», — писал он («До сего места помог нам Господь»), «Аллилуйя!» — отвечала она.

Именно в Петербурге он бывал чаще всего. Его друзь­ями стали В. А. Пашков, М. М. Корф, А. П. Бобрин-ский. Проповедовал Бедекер чаще всего в «белом» зале дворца княгини, а также в доме графа Бобринского, где собрания проходили в субботу вечером. Дети княгини Ливен звали его «дедушкой» за длинную бороду, а все верующие любили за неизменную приветливость и глубо­кую уверенность в том, что Бог милостив.

                                                                                                

Доктор Бедекер во время

миссионерского путешествия

по Сибири

52

Но особенно благословенна была его деятельность среди заключенных в тюрьмах и местах ссылок. Это было чудом: он был единственным проповедником в Рос­сии, которому было разрешено посещать все тюрьмы для проповеди в них Евангелия и раздачи заключенным Библий и Новых Заветов. Его имени было достаточно, чтобы двери любой тюрьмы раскрылись перед ним. В чем дело? Как это могло случиться? Во-первых, сам царь дал на это разрешение, рассудив, что заключенным, или «этим не­годяям», как он выразился, можно проповедовать Еван­гелие. (Хотя этого и нельзя было делать для обычных людей, скажем мы в скобках.) Во-вторых, в одной из поездок у Бедекера вытащили это царское разрешение. У него вытащили, конечно, и деньги, но он о них печа­лился меньше, чем о «разре­шении», и написал об этом княгине Ливен. Княгиня с помощью высокопоставленных друзей достала и высла­ла ему новый документ, на­писав в письме, что догады­вается о потере не только до­кумента, но и денег, которые она ему тоже высылает... Но самое интерес­ное — новый документ на­
зывался уже не «разрешени­ем», а «предписанием»! Это была огромная разница! «Разрешение» предполага­ло, что губернатору или
другому начальствующему лицу  предоставляется

решить или запретить проповедь Евангелия заключен­ным. «Предписание» же требовало полного повинове­ния, поэтому двери любой тюрьмы раскрывались перед именем Бедекера,

Первое большое путешествие — от Петербурга до Са­халина — Бедекер совершил в сопровождении Каргеля как проповедника и переводчика — в 1889 г., то есть в самый пик преследований, когда была парализована де­ятельность Союза русских баптистов, сосланы в Гирюсы на вымирание, а не выживание его руководители, когда везде громились общины верующих и у них отбирали детей для воспитания их в православном духе, — все это описано в романе демократического писателя Степняка-Кравчинского «Штундист Павел Руденко».

Жизнь и служение доктора Бедекера подробно описа­ны английским историком Латимером. Собственно, имен­но эта книга и подвигла его на следующий труд — «При трех царях», об истории евангельского движения в Рос­сии. Он сам написал об этом так: «Успех биографии Бе­декера воодушевил меня в том, чтобы поднять завесу над героическими усилиями евангельского движения в Рос­сии». До Латимера никто из историков, ни русских, ни западных, эту «завесу» не поднимал.

В биографии Бедекера мы находим много интересных сведений и о первом путешествии Бедекера совместно с Каргелем через всю Россию, на Сахалин, место русской каторги.

Далее — слово самому историку Латимеру, его книге «Апостольский труд доктора Бедекера в России».

* * *

Главной чертой его была любовь! Многие озлоблен­ные и одинокие люди переставали быть такими, когда на их пути им встречался д-р Бедекер. Он жил в постоянном солнечном свете, его улыбающееся лицо отражало это со­стояние. Его движущей силой было: «Господи, что пове­лишь мне делать?» И он получил свой ответ и тратил всю свою энергию, без остатка, служа Господу — неся людям послание простой евангельской религии, побеждая греш­ников Божьей Любовью, ведущей их к покаянию. Его собственная жизнь не имела для него никакого значения, никакой ценности, лишь бы Бог был прославлен.

53

Во время своей «тюремной миссии» Бедекер пропове­довал не теорию, не учение, но тот факт, что Бог может спасать самого низкого. Он показывал самым падшим людям на Божественную силу, которая в их распоряже­нии, чтобы поднять их к надежде и радости, — Силу живущего, любящего Христа Божия. Он проповедовал Руку, которая может достигнуть самого низшего, и Серд­це, которое способно любить самого нелюбимого, и Про­щение, которое может спасти самого злого. 40 лет его проповеднической деятельности доказали его успех в этом. Он говорил о своем служении как счастливейшем: «Иисуса Христа нельзя удалить из тюрем, слава Ему!»

В беседе с самыми отчаявшимися он указывал: «Хрис­тос — друг грешников, и это самое место для Него, и вы — именно тот человек, который для Него». Если че­ловек не простит и пожалеет тебя, — Он сделает это. И Он послал меня сюда, за тобой, чтобы сказать тебе это. В твоем паспорте — постоянная запись твоего пре­ступления. Но в твоем небесном «паспорте» нет записи против тебя! Кровь Христа сделала его белей снега: «Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более» (Иер. 31:34).

Так ветеран-евангелист смягчал елеем и вином Благой Вести жестокие раны сердца заключенного.

—      Зачем вы пришли к нам! Нет надежды для нас! — кричал ему один из осужденных на Сахалине, с клеймом на лбу и щеках, само существование которого было как смерть.

—      Если это так,  —  ответил Бедекер,  —  то прости меня, что я не пришел к вам прежде всех. Место, где нет надежды,  — это именно то место, где должна звучать весть о Божьем спасении.

О своем труде Бедекер говорил так: «Если бы у меня было много жизней, я ни одну из них не хотел бы прожить иначе, чем я живу эту, неся добрые волны великой радости тем тысячам и тысячам людей, которые потеряли надежду, которые сидят во тьме и тени смертной все свои дни».

* * *

В таможне:

«— Что у вас там в ящиках?

— Библии и Евангелия.

54

 

—      Хорошая сказочка! Что вы собираетесь делать с ними?

—      Раздавать их в тюрьмах и...

—      Вы хотите сказать — «продавать их»? Но у заклю­ченных нет денег!

—      Я хочу раздавать их даром. У заключенных есть души.

—      Вы хотите раздавать свое добро даром? Позвольте-ка мне открыть ящик.

—      Сколько угодно!

В каждом ящике было Священное Писание, и только оно одно.

—      Кто вы, господин? Вы говорите, что вы — из Англии?

—      Да.

—      И вы приехали в эту страну дарить Библии рус­ским преступникам?

—      Да. 

—      У вас, должно быть, хорошая зарплата за такую работу!

—      Я не получаю никакой.

—      Кто же оплачивает вам издержки?

—      Я их плачу из собственного кошелька.

—      Вы? Что?

—      Я плачу из собственного кошелька.

—      Вы — человек один из миллиона! Мы вам бесплат­но доставим эти ящики до парохода!»

* * *

Из письма жене: «Прошлой ночью я имел видение о чудовищных пороках врага, как он ставит препятствия на пути Евангелия, достигающего слуха и сердец греш­ников, как он обманывает людей, заставляя их прини­мать тьму за свет, а свет — за тьму. Если я когда-либо буду еще проповедовать, я буду проповедовать против греха.

Я открыл, какой я жалкий миссионер. Возможно, я слишком стар, чтобы начинать миссию для заключен­ных. Это такое огромное поле, и я едва коснулся поверх­ности. Я все предаю в руки любящего Отца, Который знает все и знает Своего слабого служителя.

О, если бы моя голова была водой, а глаза — фонта­нами слез, чтобы я мог рыдать об этих бедных, закован­ных преступниках! Так мало можно сделать для них!

55

И все же луч света можно бросить в их мрачную жизнь. Если бы мы знали больше о них, мы бы больше молились за узников, а также за их охранников!

Как печально, что в молитвах детей Бога и в их еван­гельских усилиях так мало сознания об этих огромных районах, содержащих миллионы язычников, которые носят имя христиан, но находятся под властью тьмы!»

*  * *

Вид пяти тысяч людей в цепях может вызвать у нас слезы жалости, но какая польза в слезах? «Ничто, лишь Кровь Иисуса!» Это было бы в высшей степени беспо­лезной тратой энергии — пытаться что-то сделать для этих обломков человечества, кроме лишь одного: пропо­ведовать им Христа, и Христа распятого. Как жадно они слушают! Никаких самооправданий, никаких насмешек. Мужчины обнимали и целовали меня. Когда перед вами действительный грешник, не нужно ни большого красно­речия, ни длинной проповеди.

*  * *

О Каргеле: «Мистер Каргель был мне великой по­мощью. Он смело и без колебаний проповедует. Это большое утешение для меня. Я верю, что Бог поможет ему и укрепит его».

На своем пути через Европейскую и Азиатскую части России на Сахалин Бедекер и Каргель не пропустили ни одной тюрьмы, ни одного места ссылки и ни одного тран­спорта с заключенными. Повсеместно братья проповедо­вали Евангелие. Сорок тысяч заключенных имели воз­можность слушать Слово о любви Божьей к грешникам; двадцать тысяч из них получили драгоценное Евангелие.

В 1892 г. служение Ф. Бедекера заключенным про­должилось, но теперь уже не для преступников, а для ссыльных братьев! Престарелый Георг Мюллер рукопо­ложил Бедекера на это особое служение: «Так Россия относится к своим лучшим гражданам! Это избранней-шие подданные царя! Нас предупредили не беседовать с ними. Но пожатие руки и братское объятие было ободре­нием для дорогих заключенных. Мы посетили заключен­ных в Баку, Елизаветполе, Тифлисе и имели радость об­легчить жизнь многих братьев. Полицейских — легион, и их усердие подогревается вознаграждением».

56

Затем брат отправился в место самой ужасной ссыл­ки — Гирюсы:

«Радость братьев видеть нас и наша — встретиться с ними была великим праздником, коротким, но пре­красным.

Быть в подозрении — очень давит на дух человека, и я научился сострадать братьям в заключении. Ради них я должен быть очень осторожен в моих действиях».

В 1894 г. Бедекер совершил второе путешествие через всю Россию — в Сибирь: «В темных трущобах и уголках разыскивал Бедекер этих несчастных, закованных в цепи людей, чтобы бальзамом участия и помощи смягчить их раны».

Жена Бедекера каждый раз заботливо собирала мужа в его дальние дороги: теплый плед, несколько пуловеров, несколько пар теплых носков, но он возвращался всегда безо всякого багажа: он не мог видеть дрожащего от хо­лода старика-ссыльного на пароходе или худенькую де­вочку, застигнутую морозом, — и он отдавал им все, что у него было.

Заключенные были главным полем деятельности Бе­декера. Но он свидетельствовал о Христе и мусульманам.

*  * *

Во время пребывания на Кавказе: «Мусульмане при­зывают к молитве со своих минаретов. Номинальные христиане поглощены делами и деньгами. О, тронуть эти сердца силой Евангелия, заставить звучать молчащие струны Божественной любви в их сердцах — изменило бы их жизни. Какая честь тому, кто это сделает».

*  * *

Беседа с магометанином:

«Однажды я встретил татарина, магометанина, кото­рый обратился ко мне с обычным вопросом:

—      Что вы думаете о пророке Магомете?

—      У меня есть более важный вопрос к вам.

—      Более важный? Какой?

—      Что вы думаете о грехе?

—      О, мы все грешники!

—      Тогда вы тоже грешник?

—      Конечно!

—      Может ли один грешник спасти другого грешника?

—      Нет.

57

Восемнадцать лет жизни служения заключенным за - ставили Бедекера новыми глазами увидеть богослужение в английских и немецких евангельских церквах.

* * *

—      А если он — пророк?

—      Нет.

—      Тогда что же нам делать, всем грешникам?

На этот вопрос у него не было ответа, и тогда я сказал ему о Том Единственном, Кто был без греха и был сделан грехом за нас. Татарин опустил голову, и его глаза напол­нились слезами. Никогда раньше он не слышал и звука Благой Вести. И он был только одним из миллионов таких людей, прекрасных собою, выступающих как цари, но по­рабощенных грехом, и нет никого, кто сказал бы им о Том, Чья Кровь может освободить их. Я жажду вернуться опять и сказать людям в этих темных, темных районах об этой чудесной Любви, Любви Иисуса Христа!»

Была у Бедекера и встреча с писателем Львом Тол­стым. Их беседу тоже приводит Латимер.

«Бедекер имел беседу с Толстым в Москве. Они сна­чала говорили об Англии и о русских проблемах.

—      Какая цель вашего приезда в Россию?

—      Проповедовать Евангелие Христа в русских тюрьмах.

—      Не должно быть никаких тюрем!

—      Пока есть грех в мире, будут и тюрьмы.

—      Не должно быть греха в мире!

—      Что вы хотите сказать?

—      Я хочу сказать, что если людей научить, то греха не будет.

—      «Когда сильный с оружием охраняет свой дом, тогда в безопасности его имение; когда-же сильнейший его нападет на него и победит его, тогда возьмет все ору­жие его, на которое он надеялся, и разделит похищенное у него» (Лк. 11:21-22). Это притча о душе человека и о господстве дьявола над нею. Это и есть грех.

—      Где это написано? — спросил чрезвычайно заинте­ресованный граф.

—      В Священном Писании. Есть сильнейший — лука­вый, и против него наше естественное оружие моральной решимости и моральных правил бесполезно. Мое посла­ние русским заключенным и всем грешникам везде состо­ит в том, что есть Тот, Который сильнее сильнейшего, Который способен освободить пленников и рабов сатаны и превратить их в святых и возлюбленных детей Вечного
и Святого Бога».

58

О необходимости сознания греха.

«Я верю, что если бы грех был в полной мере осознан, люди не спорили бы о взглядах и мнениях, но мчались бы в убежище от грядущего Гнева. Грех принимает такие тонкие формы, что люди очень мало знают о нем, но под этой обманчивой внешностью грех ужасен, демоничен.

Легко говорить, как попугай: «Все согрешили и лише­ны славы Божией». Не насмешка ли это, когда страшная тирания греха порабощает их, люди держат в руках до­рогие и красивые молитвенники и говорят: «Мы — жал­кие грешники, нет в нас здорового места!» Как могут они держать книгу? Как могут стоять прямо? Как могут они укладывать эти слова в приятную музыку?

Что-то совершенно неправильное есть в наших фор­мах религии, когда они отделены от силы. Я не хочу мосхищаться внешностью, когда дьявол крепко держит души людей, потому что они не знают Того, Кто способен и ждет освободить их. О, в каком мы долгу перед Ним!»

Беседа восьмая:

Благовестие в грозовое время

Верующие, которые во время гонений должны были выехать из Петербурга, не бездействовали. Активизиро­валась их деятельность в имениях. В селе Сергиевском Тульской губернии проповедовала Евангелие Вера Федо­ровна Гагарина. В Воронежской губернии на хуторе Перлы образовалась община евангельских христиан, трудами Елизаветы Ивановны Чертковой. В своем име­нии в Вышнем Волочке проповедовал Ушков, чиновник в отставке. Несмотря на высылку Пашкова, проповедь продолжалась в его имениях — нижегородском, орен­бургском, тверском. (Так, например, известно, что в селе Ветошкино Нижегородской губернии проповедовал уп­равляющий этим имением, а также уверовавший от Паш­кова петербургский рабочий Кирпичников.)

Петербургские братья поддерживали связи с верую­щими в провинции через переписку и посещения. Петер-

59

бург как был с самого начала, так и оставался миссио­нерским центром в Европейской части России.

С Петербургом связано имя одного из первых пресви­теров русского евангельско-баптистского братства — Са­велия Алексеевича Алексеева, пресвитера петербургской общины. Он с юности занимался башмачным ремеслом, которое кормило его всю его жизнь. Дальше рассказ ци­тируется по статье Веры Шельпяковой в журнале «Хрис­тианин» № 5 за 1927 г.:

«С. А. занимался башмачным ремеслом. В доме, в ко­тором он жил, однажды дама с верхнего этажа вручила ему печатный религиозный журнал под заглавием «Рус­ский рабочий». Этот журнал произвел на него впечатле­ние, и С. А. решил воспользоваться приглашением посе­тить собрание на Петербургской стороне. На этом собра­нии проповедь о вдове, просящей защитить ее от сопер­ника, дала ему первый толчок к духовному пробуждению.

После этого ему пришлось познакомиться с одним че­ловеком, который беседовал с ним на евангельскую тему, и Савелий Алексеевич посетил второе собрание, которое происходило в частном доме в Озерном переулке. При­сутствуя на этом собрании, Савелий Алексеевич был по­ражен сияющими и довольными лицами верующих. Когда все преклонили колена, молитва Савелия Алексе­евича заключалась в нескольких словах:

— Господи, дай мне то, что Ты дал этим людям!.. Какие они счастливые!..

Тут же он познакомился с братьями — А. И. Ивано­вым, Розовым, А. С. Семеновым и другими, которые его начали посещать. Однажды, в беседе с одним из своих друзей, слова из 1 Кор. 2:9: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его»— глубоко запали в сердце Савелия Алексеевича. Друг его кратко объяснил, что верующий в Господа получит то, что в мире нельзя получить. В этот же день Савелий Алексеевич обратился к Господу. Это было в 1884 г.

Жизнь Савелия Алексеевича изменилась. Он начал свидетельствовать о Господе своим родственникам и зна­комым. Вскоре обратилась его жена, и в квартире их из­редка начали устраивать собрания.

60

Работая, Савелию Алексеевичу приходилось сдавать свои изделия в магазины. Однажды, после беседы с хо­зяином и приказчиками в одном из таких магазинов, со­седние торговцы пригласили его к себе поговорить, и в течение нескольких часов он беседовал с ними. Торговцы начали спорить с Савелием Алексеевичем, требуя ответы на разные вопросы. Устроив шум, они позвали городово­го и отправили его в участок. По дороге городовой бра­нил его и говорил:

—   Вы — совратители, у вас фальшивое Евангелие — всех вас убить надо.

Пристав, допросив С. А., отправил его к священнику, для выяснения его убеждений. Однако священник отка­зался его принять, заявив:

—   У меня свои еретики есть, не хочу с ними занимать­ся, потому что это бесполезно: их не переубедишь.

Через некоторое время С. А. был освобожден. Но хождение в участок участилось.

Нелегальные собрания происходили по разным домам. На одном из собраний он познакомился с моло­дым студентом И. С. Прохановым, принимавшим учас­тие проповедью. На Ломанском переулке впервые про­изошла встреча с И.  В. Каргелем.

Так прошли два года до крещения, которое состоялось В 1886 г. В 1888 г. он был избран в пресвитеры.

С. А. много слышал о В. А. Пашкове, но не удава­лось ему с ним познакомиться. По случаю болезни сына Пашкову временно был разрешен въезд в Россию. При­ехав, Пашков собрал передовых братьев, в том числе и С. А. Они рассказали ему, как они обратились к Господу и как работали на ниве Его, и Пашков был очень рад, всех ободрял и подкреплял многими словами из Священ­ного Писания. После собрания В. А. Пашков всех со слезами обнимал и каждому подарил по Библии. Этой Библией Савелий Алексеевич дорожил, не расставался с пей до последних дней.

В первых числах июля 1890 г., Савелий Алексеевич отправился на собрание, которое должно было состоять­ся в Лесном, в сосновом лесу (власть преследовала еван­гельские собрания, собирались на чердаках, в подвалах и т. д.). На это собрание прибыло до 70 душ. Участники собрания стали замечать, что около леса ходят какие-то подозрительные лица, однако оставить собрание никто

61

не хотел. Через некоторое время раздалось громкое: «Ра­зойдись!» Собравшиеся поняли, в чем дело. В подозри­тельных лицах все узнали переодетых городовых и нача­ли расходиться. В это время, в одиночку, некоторых стали арестовывать.

К Савелию Алексеевичу подошел один из «сочувству­ющих» с горячей просьбой о том, чтобы С. А. поспешил укрыться в его доме (он жил в Лесном). Но, видя, как арестовывают братьев, он ответил:

— Как же я могу оставить братьев в опасности? Когда волк приближается к стаду, неужели пастырь может по­кинуть своих овец?

И через несколько минут Савелий Алексеевич был арестован.

При допросе со стороны властей арестованным было за­явлено, что собрания в лесу вовсе не религиозные, а полит­ические, прикрываемые Евангелием. После допроса Саве­лий Алексеевич был заключен в Петровскую тюрьму со строгой изоляцией. Из всех арестованных оставили только четверых, остальных отпустили. Здесь он просидел три не­дели и был переведен в пересыльную тюрьму.

В общей камере С. А. было трудно привыкнуть к та­бачному дыму, а главное — к безнравственной атмосфе­ре. В то же время арестанты любили слушать С. А., когда он рассуждал с ними на евангельскую тему. Его посещали около 40 душ, приносили в изобилии пищу, которую С.  А. раздавал заключенным.

Посетила его графиня Шувалова, сочувственно отно­сившаяся к его убеждениям, и предложила вопрос:

— Скажите, кого бы вы хотели из четверых заключен­ных видеть на свободе?

С. А. не предложил себя, а указал на эстонца, кото­рый не имел еще евангельского убеждения и случайно был арестован. Вскоре эстонец вышел на свободу.

После трех недель в тюрьме С. А. приговорили к вы­сылке на три года на родину, в Псковскую губернию. В день отправки многие из единоверцев пришли издали проститься с ним. Увидев их, Савелий Алексеевич радостно снял шапку и махнул ею в сторону своих дру­зей. Ему надели наручники и отправили с этапом. Часть пути С. А. пришлось идти пешком, и некоторую часть — ехать по железной дороге.

62

Во время пути, он пел один из любимейших своих гимнов - «Гусли» (311):

В битве сердце ли изнемогает,

Путь тернистый душу устрашает,

Солнце ль туча грозная скрывает,

— С нами Бог, вперед!

Хоть и труден путь земной,

Помнить мы должны:

Силой в Господе святой Мы облечены.

Арестантам он продолжал свидетельствовать о любви Господней.

С большим удивлением встретили С. А. его родствен­ники. Долго расспрашивали и не могли понять — за что, собственно, оказался он в числе преступников. Одни го­ворили, что С. А. против царя, другие — что он заме­шан в каком-то темном деле.

В этом же году Савелий Алексеевич переехал с семьей на жительство в Москву. Но не долго ему пришлось жить и Москве. В 1891 г., перед Рождеством, в виду предсто­ящего ареста, он вынужден был выехать в Саратовскую губернию. Там он поступил в столовые, организованные для голодающих.

Прошло два года. Однажды С. А. увидел мчавшуюся по деревне тройку, на которой восседал пристав. С. А. догадался, что это посещение — к нему. Пристав долго расспрашивал, чем он занимается.

—      Кормлю голодающих хлебом, — ответил он.

—      А каким хлебом кормите? — спросил многозначи­тельно пристав.

— А вот, не хотите ли посмотреть кладовые?..
Этим и окончилось посещение.  Но вскоре приехал

И. В. Каргель с сообщением, что по постановлению Московского административного суда, состоявшегося 14 ноября 1892 г., он присужден к высылке в Закав­казье, в гор. Нахичевань, Эриванской губ., сроком на 5 лет. Это извещение он принял как из руки Божией, и с И. В. Каргелем спел гимн: «Ближе, Господь, к Тебе».

Исполнение приговора Савелию Алексеевичу не при­шлось долго ждать. В 93 г., в мае месяце, возвращаясь из уездного города на берегу Волги, он был арестован и отправлен в гор. Вольск, и там ему объявили о ссылке, за совращение в «пашковскую ересь».

63

С. А. был заключен в тюрьму. Находясь за решеткой, он ходатайствовал, чтобы ему разрешили ехать на свой счет, а не идти пешком с этапом такое большое расстоя­ние. Ответа на эту просьбу не последовало, и Савелий Алексеевич отправлен был с этапом.

Поселившись в Нахичевани, С. А. должен был яв­ляться ежедневно два раза в участок.

В этой местности ему удалось посетить «Ноеву моги­лу». В часовне этой могилы разрешалось оставлять над­писи посетителей, и он записал: «Савелий Алексеевич Алексеев, сосланный за веру в 1892 году, на 5 лет».

Сердце его наполнилось грустью. Он сел на плиту, вспомнил о том, что в Петербурге теперь происходят со­брания, на которых он не может присутствовать; вспом­нил также о семье — и горько заплакал. Он пал на ко­лени и горячо начал молиться. Затем, почитав Еванге­лие, он совершенно успокоился. Перед ним открылась живописная картина Араратских гор, и в мыслях ярко пронеслось библейское повествование. Вернувшись домой, хозяйка квартиры спросила его:

—      Что такой веселый пришел? Наверное, письмо от  »своих» получил?

—      Да, я получил сегодня письмо от своего Небесного Отца! — радостно сообщил С. А.

Пришел жандарм с вопросом: «Где так долго пропадал?»

—      Я был на могиле у своего брата, — ответил С.  А. и рассказал ему о Нем, затем прочитал несколько мест из Библии.

—      Ты глупый, и говоришь бредни, и тебя может слу­шать только такой же, как ты. Лучше скажи, нет ли у тебя оружия? — спросил жандарм.

—      Вот мое оружие,  —  пояснил С.  А., указывая на Библию. Затем вынул из кармана перочинный нож, ко­торый очень понравился жандарму, и С.  А. пришлось подарить ему нож.

Наконец приехала семья С. А. (жена с дочерью, сын же остался в Петербурге), привезли с собой башмачный инструмент, и С. А. принялся за свою обычную работу.

Во время коронации Николая II, вместо амнистии, кото­рая была дарована всем преступникам, С. А. к 5-летнему сроку наказания было прибавлено еще два года. Часто С. А. смотрел на дорогу, ведущую в Россию, и горько плакал.

64

Когда прогоняли этап, С. А. всегда ходил смотреть, нет ли «своих». В 1895 г., таким образом, он встретил двух братьев из Киевской губернии, прошедших пешком до Нахичевани. Савелий Алексеевич о них говорил:

— Жалко было смотреть на них: измученные, обор­ванные и голодные.

Он попросил разрешения у начальника взять их к себе. Ему разрешили, со словами: «Только комедий не стройте».

В 1898 г., в вновь прибывшем этапе, он увидел 75-лет­него старика, сидящего на полу. Вид у него был ужас­ный: разорванные сапоги, стертые до ран, сбитые ноги. Увидев Савелия Алексеевича, старик вскочил и радостно воскликнул: «И здесь есть дети Божий!»

С. А. спросил, трудно ли ему было в дороге. При этом вопросе лицо старика засияло и он восклик­нул: «Христос страдал во много раз больше меня!»

С. А. взял его к себе, одел и накормил, и через не­сколько дней расстался с ним. Этот страдалец принес большое утешение Савелию Алексеевичу.

В 1895 г. дано было разрешение сосланным духобо­рам, штундистам и толстовцам выехать за границу. С. А. тоже было предложено выехать, но он решительно отка­зался, потому что не видел в этом воли Божией.

Так протекали годы Савелия Алексеевича в ссылке.

В 1899 г., 14 ноября, С. А. был приглашен в поли­цию, где ему объявили о праве въезда в Россию, но с указанием на паспорте, где он не мог проживать (в Пе­тербурге и др. городах). Сердце С. А. наполнилось ра­достью.

3 января он приехал в Петербург повидаться со своим сыном, после семилетней разлуки. Он посетил собрание на Морской улице, на котором говорил слово И. В. Каргель. Через пять дней он вновь был арестован и отправ­лен на родину. Прожив неделю в Псковской губ., он уехал в Саратов и там встретился со своей семьей. Про­жив там год, по предложению петербургских братьев он переехал в Финляндию, откуда тайком навещал Петербург для общения с верующими. И только в 1903 г. он получил разрешение на постоянное жительство в Петербурге.

Поселившись в Петербурге, он занял оставленный им на время ссылки пост пресвитера петербургской общины

65

и оставался на нем до конца своей жизни, совершая по­рученное ему Господом служение».

Из книги С. Ливен мы узнаем интересную историю о служении петербургских верующих, она связана со ссыл­кой С. А. Алексеева в Нахичевань, и героиней этой ис­тории является графиня Елена Ивановна Шувалова, уве­ровавшая через проповедь лорда Редстока.

«Кучер графини был верующим. Как это ни кажется странным, собрания происходили в его комнате, в под­вальном этаже дома начальника Главного жандармского управления, хотя такие собрания правительством были запрещены.

Наша сестра-графиня пользовалась своим положени­ем, чтобы помогать преследуемым братьям-штундистам. В нужных случаях, подобно царице Есфири, она просила мужа пригласить к ним одного из необходимых ей высо­копоставленных лиц мира сего. Во время обеда она, найдя удобный момент, обращалась к нему с просьбой об одном или о нескольких ссыльных, об облегчении нака­зания или даже полном освобождении сосланных за веру братьев. И просьба ее часто увенчивалась успехом. Без сомнения, эти высокопоставленные лица сами понимали, что арестанты, о которых Елена Ивановна ходатайство­вала, не были преступниками.

Гости графини Шуваловой настолько привыкли к тому, что она всегда о ком-либо или о чем-либо ходатай­ствовала, что однажды один из важных лиц, сидевший рядом с нею за обедом, спросил ее с улыбкой: «Ну что, графиня, скольких хотите от меня сегодня, одного или двух?»

Нам рассказали об одном интересном случае. В жар­кий летний день по пыльной дороге двигалась, тяжко шагая, целая цепь арестантов под надзором охраны, на­правляясь в ссылку на Кавказ. Вдруг видят они сзади себя столб пыли, их нагоняет коляска с тройкой. В ко­ляске поднимается кто-то в форме, оказывается, вице-гу­бернатор губернии. Коляска останавливается, вице-гу­бернатор громко называет чье-то имя: «Алексеев Савелий здесь?» — спрашивает он. «Точно так, ваше Превосходи­тельство!» — «Давай его сюда!» Арестант в недоумении подходит к коляске, он должен сесть рядом с вице-губер­натором. «Пошел!» — крикнул он, и тройка снова по­мчалась. Арестанты только и видели столб пыли и исче-

66

зающую коляску и снова продолжили свой скорбный путь под палящим солнцем. Оказалось, что из Петербур­га пришел приказ губернатору Х-ой губернии не посы­лать арестанта Алексеева этапом, а отправить его част­ным путем на Кавказ. Приказ пришел слишком поздно, партия ссыльных уже покинула губернский город, но чтобы не ослушаться распоряжения столичного началь­ства, нужно было нагнать ссыльного и доставить его на ближайшую железнодорожную станцию. Как впоследст-вии выяснилось, приказ был результатом просьбы гра­фини Елены Ивановны Шуваловой. Такой случай был мыслим только в нашей матушке России!»

Немаловажной подробностью является тот факт, что ВО время ссылки С. А. Алексеева его сын оставался в Петербурге и воспитывался в доме Веры Федоровны Га­гариной. Эта подробность, как и вся история, тем драго­ценна, что показывает, какими необычными родственным и духовными узами были связаны друг с другом петер­бургские верующие! Совершенно независимо от сослов­ной принадлежности.

Беседа девятая:

Помощь гонимым

Для контакта с верующими, находившимися в рассе­янии, назрела необходимость создания печатного органа. Здесь появляется имя Ивана Степановича Проханова, тогда еще студента Технологического института, посети­теля христианских общений в доме графини Шуваловой, точнее, в его подвале, в комнате кучера. И. С. Проха­нов явился инициатором создания небольшого журнала «Беседа» (1889 — 1894), который печатался на гектогра­фе и рассылался заказными письмами в те места, где были известны группы и общины верующих, а также братьям, сосланным в Сибирь и в Закавказье. Авторы статей подписывались, как правило, псевдонимами. Под статьями Проханова стояло имя Закхей. Издательство размещалось в доме братского меннонита г. И. Фаста. В общем направлении этого журнала, в самом начале де­ятельности И. С. Проханова, уже видны его основные убеждения в области организации евангельского движе­ния: он устанавливал полезные контакты с верующими других евангельских христианских течений, и еще он от-

67

мечал необходимость прислушиваться к голосу нерелиги­озных кругов. Он одобрял идею Всемирного евангель­ского альянса, образованного в 1846 г. для объединения всех направлений евангельских христиан, и это единение мыслилось «не в учении Иисуса Христа, а в Самом Хрис­те». Проханов был на юбилейной конференции (50 лет) этого Альянса, в Лондоне, и отчет о ней опубликовал в очередном номере журнала «Беседа». Подобные взгляды были вообще близки пашковскому кружку: различия во взглядах на крещение не служили препятствием к взаим­ному общению. Главное внимание обращалось на то, чтобы принимаемый в общину искренне веровал в Иису­са Христа как своего личного Спасителя и имел в себе свидетельство, что он действительно родился свыше. И. В. Каргель во время своих кратких посещений петербургской общины, так же как и Ф. В. Бедекер, стремился углублять познания верующих о Господе и по­буждал их к освящению.

Петербургские верующие помогали гонимым не толь­ко письмами и бандеролями с журналами. Существенную поддержку бедствующим братьям оказывали В. А. Паш­ков и Е. И. Черткова, находившиеся в это время за гра­ницей. И. В. Каргель во время своего путешествия с Ф. В. Бедекером до Сахалина посетил Минусинск и по­видался с семьей брата Кирпичникова, сосланного туда за свою веру. Он узнал о бедственном положении этой везде преследуемой семьи и о том, что иногда их единст­венным спасением от голода была помощь от В. А. Паш­кова. Каргель описал это в своей книге «От края до края земли».

В 1889—1892 гг. ревностные распространители Еван­гелия ссылались в место, найденное специально для них, под названием «Гирюсы». И. С. Проханов посетил там своего отца (1899), ссыльного, и так охарактеризовал место ссылки: «Гирюсы — это действительно миниатюр­ная картина всей России, ибо вся страна превращена в тюрьму для тех, кто любит свободу и праведность». Под впечатлением этого посещения он написал гимн: «О нет, никто во всей вселенной свободы верных не лишит...»

В.  Д.  Бонч-Бруевич так описывает это место ссылки:

«Среди гор Закавказья есть трущоба, называемая Ги­рюсы. Это не что иное, как жалкая татаро-армянская (точнее,    азербайджано-армянская.—   Авт.)   деревня,

68

весьма удачно выбранная русской администрацией для христиан... Деревня эта находится в ста верстах от уез­дного города Шуши. Дорога туда идет по опасным ска­лам и кручам. Когда приедешь в Гирюсы, то колесная почтовая дорога кончается и более никуда не ведет. Кру­гом возвышаются высокие бесплодные горы, а за этими горами идут пропасти и ущелья, и ездить там можно только верхом. Жители местечка очень бедны и живут впроголодь, потому что почва камениста, а поэтому и бесплодна, и жители могут сеять себе очень мало. Посе­янный же ими хлеб, когда сожнут, то по причине горис­той местности не могут возить снопами на телегах или арбах, а возят вьюком на ослах... Пшеница родится во­обще худого качества... Так как почва не может возна­градить труд земледельца, то население летом уходит на заработок. В самом же местечке, понятно, о заработках не может быть и речи. В Гирюсах есть несколько началь­ствующих лиц, и у них братья наши служат за такую ничтожную плату, что едва могут прокормить только себя, а на семью не хватает. На работу на сторону на­чальство братьев не пускает никуда, а пособие 3 рубля 60 копеек в месяц дается очень немногим. Из всего этого видно, что цель правительства та, чтобы путем физичес­ких и нравственных мук поколебать стойкость веры братьев и таким образом побудить их возвратиться в лоно православия».

И вот однажды петербургские братья собрали две ты­сячи рублей и командировали брата Василия Ивановича Долгополова.

«Доехал он (Долгополов) до последней железнодо­рожной станции, нанял подводу и поехал дальше... До­рога была опасная, на ней разгуливала шайка разбойни­ков, которые беспощадно грабили и убивали. Много пут-инков поплатились жизнью... Вдруг послышался шум и приближающийся конский топот. Тревога и мрачное предчувствие недоброго сразу наполнили сердце брата... Из-за поворота внезапно выскочило несколько человек с ружьями и патронами на груди; на поясах у них висели длинные кинжалы и шашки, оправленные в серебро... Брату приказали сойти и следовать за ними. Возницу от­пустили обратно... а брата повели в горы... Пройдя ущелье, они вошли в большую мрачную пещеру, которая освещалась  факелами.   Предводитель шайки,  человек

69

азиатского происхождения, в полном вооружении, в большой папахе на голове, бряцая дорогим оружием, сел на красивый, богато украшенный сундук. Брат остано­вился в отдалении. В висках у него стучало, кровь стыла в жилах, мысли проносились одна за другой быстрее молнии. Пришло на память письмо от ссыльных, в кото­ром описывалась их нужда и неминуемая гибель от го­лодной смерти... Вспомнил он и то, как верующие жерт­вовали деньги... чтобы помочь гонимым. И вот когда он был почти у цели... сам оказался перед лицом смерти. «О, Боже мой! Почему так произошло? Но не моя да будет воля, а Твоя», — мысленно молился брат Долгопо-лов. Лицо предводителя дышало... злобой и алчностью. Весь его облик, особенно черные огненные глаза говори­ли о том, что он не знает ни жалости, ни пощады. Но вот после нескольких вопросов выяснилось, что задержан­ный не торговец, а человек, везущий издалека помощь своим братьям, страдающим в этих краях. «А кто твой брат здесь? — перебил бандит. — Капустинский! А-а-а, Капустинский — я его знаю, это хороший человек. Ну, ладно». И о, чудо! Этот, казалось бы, не знавший жалос­ти человек предложил свою помощь в доставке денег и вручении их Капустинскому. Потому что он знал, что деньги, которые везет Долгополов, могут быть отобраны казаками, охранявшими все дороги и тропы, ведущие в Гирюсы, а разбойникам были известны другие горные тропы. Немного поразмыслив, брат передал деньги со словами: «Если сможете это сделать, пожалуйста, сде­лайте, брат и его дети умирают от голода». Сам же он остался ждать их возвращения.

Капустинский в тот вечер вместе с детьми стоял на коленях и взывал к Богу о помощи. «Было безмолвие, мы встали с колен». И он и дети погрузились в грустные мысли. Голод давал о себе знать все сильнее. Вдруг раз­дался стук в дверь. Дальнейшую сцену трудно описать словами. После нескольких вопросов разбойник вынул большой сверток и письмо и протянул Капустинскому со словами: «Держи, это Аллах послал тебе и твоим брать­ям... Садись, пиши ответ». От сильного волнения он не знал, что делать: писать ответ или благодарить разбой­ников. В тот миг ему казалось, что под черными бурками и тяжелым вооружением скрываются души посланников Божиих.

70

Какие же сердца были у гонителей, если даже не знав­шие сожаления разбойники оказали им милосердие?»

Все братья и их семьи в Гирюсах погибли бы, если бы не помощь служителей, находившихся на воле. Как уже было упомянуто, Гирюсы посетили и Каргель с Бедеке­ром, которые духовно поддержали братьев и распредели­ли материальную помощь, полученную, на этот раз, от верующих из-за границы.

Большой помощью для гонимых были публикации за границей о фактах произвола над верующими. Главным печатным органом, служащим этой цели, был журнал «Свободная мысль», издателями которого были сыновья Елизаветы Ивановны Чертковой — Владимир-толстовец и Александр-пашковец. Мировая общественность узнала обо всем, что тщательно скрывалось царским правитель­ством. И за границей, и в самой России поднялась волна нозмущения. В 1894 г. демократический писатель Степняк-Кравчинский опубликовал свою книгу «Штундист Павел Руденко» в защиту евангельских верующих. Его жена писала: «Английские газеты полны сведений о воз­мутительных издевательствах над мирными сектантами, и английское общество сильно негодовало против бес­чинств, производимых Победоносцевым и компанией».

В том же 1894 г. в Петербурге вступил на престол пос­ледний русский монарх Николай II, и он, невзирая на все выражения общественного протеста, продолжил ту же политику Александра III, при которой штундисты и бап­тисты были занесены в разряд последователей особо вредных течений.

Из циркуляра Министерства внутренних дел: «... последователи штунды, отвергая все церковные об­ряды и таинства, не только не признают никаких властей и восстают против присяги и военной службы, уподобляя верных защитников престола разбойникам, но и пропо­ведуют социалистические принципы, как, например, все­общее равенство, раздел имущества и т. п., и учение их в корне подрывает основные начала православной веры и русской народности...»

Христиан-баптистов намеренно старались не отличать от штундистов и вообще опорочить все евангельское дви­жение: закон 1894 г. не позволял чтение и толкование Евангелия в домашнем кругу, книгоношам Британского Библейского Общества запретили распространять книги

71

Священного Писания.  Между тем в законодательстве Российской Империи было записано такое положение:

«Господствующая церковь не позволяет себе ни ма­лейших принудительных средств при обращении после­дователей иных вероисповеданий и вер к православию, а тем из них, кои приступить к нему не желают, отнюдь ничем не угрожает, поступая по образу проповеди апо­стольской».

.   Голоса в защиту свободы совести зазвучали и в сто­личной печати.

В либеральных газетах и журналах все чаще появля­лись статьи, осуждавшие притеснения за веру. В газете «Неделя» с 1897 г. в рубрике «Судебные процессы» пе­риодически помещались сообщения о процессах над ве­рующими евангельского вероисповедания.

Газета «Новое время», начиная с 1900 г., публикова­ла статьи о свободе исповедания веры. В одной из таких статей предводитель дворянства Орловской губернии М. А.  Стахович писал:

«Кто же запретил свободу совести в России и кто ка­рает? Разобравшись в законах, выходит, что карает гражданская власть вместе с духовной. При этом они не только соединились, но и перепутали свои несовмести­мые области... Не именем духовного начальства, не от имени духовенства, а во имя церкви надо высказать, что насилие над совестью бессовестно, и где нет свободы, там нет искренности, нет веры правой и неправой... Вы пом­ните? С согласия и ведома священника и начальства за­перли заподозренных штундистов в церкви, принесли стол, накрыли чистой скатертью, поставили на него икону и стали выводить по одному. Приложись! — пове­левали. А в ответ: «Не хочу прикладываться к идолам...» И принимались пороть тут же. Послабее которые после первого раза возвращались в православие. Ну а кото­рые — до четырех раз выдерживали... Вы говорите, ба­тюшка, было вначале сорок семей, а теперь четыре. Где же остальные?.. А милостью Божией, сосланы в Закав­казье и Сибирь».

В то время раздавались и голоса, которые отстаивали исключительные права господствующей церкви в делах веры. «Христианская терпимость не есть равнодушие к своей истине и к своим религиозным заблуждениям... От свободы личного исповедания должно отличать свободу

72

религиозного соединения... оказательства» своего веро­вания». На этот тезис последовал известный ответ Л. Полонского: «Но в чем же в таком случае будет за­ключаться «свобода личного исповедания»? В том, что всяк волен внутренно веровать во что хочет, лишь бы без «оказательства» своего верования? О такой свободе нече­го и говорить, о ней никто и не говорит, просто потому, что закон не может карать за то, о чем он знать не может. «Свобода» веровать тайно во что угодно совсем не может быть ограничена».

Начиная с 1902 г. в журнале «Русская мысль» и дру­гих появился ряд статей А. М. Бобрищева-Пушкина, А. С. Пругавина и С. Мельгунова, которые открыто осуждали преследования за веру.

Кончался XIX век, начинался XX век, и начинался он под знаком требований не только политических, но и ре­лигиозных свобод. До поры до времени они шли вместе.

Вот несколько выписок из сборника статей Мельгуно­ва «Церковь и государство в России». В историческом очерке «Государство и церковь» говорится: «Церковь за­была Христа!.. Она слепо, по-рабски исполняла веления власти. Такую переписку «Божьего Царства» на госуда­рево имя православная церковь окончательно признала еще двести лет назад. Когда Петр решил казнить сына своего Алексея, он обратился к Синоду, и последний дал резко характерный ответ: «Сие дело не нашего суда, ибо кто нас поставил судьями над теми, кто нами облада­ет»». «...Рабы должны повиноваться беспрекословно... Лютыми казнями, тюрьмами и ссылками веками обеспе­чивалось внешнее, видимое господство национальной го­сударственной церкви и казенного вероисповедания».

Говоря о свободе совести в современной ему России, Мельгунов указывает такие факты: «...в перечисление признаков штундизма они вводят такие пункты, как на­хождение в доме в большом количестве книг Св. Еванге­лия, фарисейское воздержание от худых дел, сокрытие в глубине духа социально-политических тенденций, пови­новение правительству и законам не за совесть, а страха ради и т. д.»

В статье 1905 г. «Инквизиция в России» С. Мельгу­нов совместно с А. С. Пругавиным приходят к выводу: «Закон русского государства не годен для истинных христиан!»

73

Беседа десятая:

Иван Вениаминович Каргель

Этот наш брат был живой легендой, и таким остается. Мощный дух, духовная зоркость, глубокий внутренний покой при том, что внешние события его жизни были весьма бурными: он был в непрестанном движении. И, по-видимому, это было в планах Божьих, потому что с самого детства он приготовлялся Богом для подвижной, а не оседлой жизни. Из Грузии, где Каргель родился в 1849 г., — в Германию, через два года оттуда — в немец­кие колонии на юге России, потом опять на Кавказ. Учеба в Германии, путешествия, Лондон, возвращение на родину, а именно — в Петербург, который станет мес­том духовного поприща более чем на пятьдесят лет его долгой жизни. Он проживет 88 лет.

Родной общиной Каргеля стала только что возникшая в России первая баптистская община в Тифлисе, где он принял водное крещение в 1869 г., крестил его первый русский баптист Никита Исаевич Воронин. Но духовным отцом Каргель считал Пашкова, чья проповедь и свиде­тельство в Петербурге чрезвычайно его взволновали. Возможно, именно под их влиянием он решил оставить свою работу инженера-механика и посвятить себя миссионерскому труду. Он начал с того, что, по просьбе

Иван Вениаминович Каргель

74

Пашкова, основал еван­гельскую общину в Болга­рии в 1880 году, и до 1884 г. посещал ее. В том же 1880 г. 17 августа он был приглашен в первую Тифлисскую церковь для тройного служения: пропо­ведника, устроителя церкви и для рукоположения В. Г. Павлова. Этот год стал годом официального при­знания Тифлисской церк­ви. Эта община стала слу­жить образцом для всех вновь возникающих баптис­тских общин Кавказа, Ук­раины, Крыма.

В 1882 г. объединились группы евангельских верую­щих в Москве, уверовавших еще от лорда Редстока и поддерживавших тесную связь с Пашковым, за что были прозваны пашковцами, как и петербургские верующие. Эту новообразованную общину также посещал Каргель, он проповедовал и переводил проповеди Бедекера.

В этом же году Каргель женился на той сестре, которую встретил при первом посещении собрания в Петербурге, где он впервые услышал Пашкова. Бракосочетание состоялось в Финляндии, куда Каргель был приглашен проповедо-вать. Жена, Анна Александровна, родила Каргелю четы­рех дочерей, из которых одна умерла в молодости. Три дочери стали великим благословением Божьим для Карге­ля, потому что жена его рано умерла, от дифтерита, и до­чери были его семьей, его помощницами и сотрудницами: Плена родилась в Болгарии, 1883 г., была особенно талан­тлива и образованна, впоследствии работала в Петербурге переводчицей. Мария родилась в 1886 г., в Эстонии, а Ели-завета — в 1887 г., в Петербурге, они обе стали учительни­цами. Бог удивительным образом позаботился об этой семье. Княгиня Ливен, видя особый дар учительства у Кар-геля и его глубокий интерес к богословию, пригласила его с семьей жить в ее доме, на полном ее обеспечении, чтобы иметь возможность углублять свои познания в Слове Божь­ем. Она не приглашала, а просила Каргеля оказать ей ми-лость и принять приглашение. Мы имеем нашего единст-венного крупного отечественного богослова благодаря тому, что княгиня Ливен взяла на себя заботы о его семье, дала княжеское воспитание и образование его дочерям и успокоила тем сердце рано отошедшей в вечность его жены, Анны Александровны. Ни Каргель больше не женился, ни его дочери не выходили замуж, приняв в сердце твердое решение служить Господу в то солнечное и грозовое время.

В 1884 г. 1 апреля в Петербурге открылся Первый объединительный съезд евангельских христиан — паш-ковцев, штундистов, баптистов, братских меннонитов и евангельских христиан-захаровцев, на который прибыло около семидесяти делегатов, а всего в съезде участвовало сто человек. Каргель приехал на съезд из Болгарии, а через месяц он уже участвовал в Первом съезде русских баптистов в селе Нововасильевке, будучи избран канди­датом в председатели. Дальше он несколько лет будет проповедником в Финляндии, пока княгиня Ливен не

75

пригласит его поселиться у нее. Это послужило к вели­кому благу для Каргеля и его семьи, но и к неменьшему благу петербургской общины, оставшейся после знамена­тельного съезда 1884 г. без руководителей. Как мы пом­ним, все делегаты съезда были арестованы и затем от­правлены по местам своего жительства, а для Пашкова, Корфа, и впоследствии — Бобринского, настал перелом­ный период их жизни: они должны были прервать дело своей жизни — проповедь Евангелия и распространение его, выехать из России и никогда больше сюда не возвра­щаться. Все места собраний закрывались, но в доме кня­гини Ливен они продолжались, и сестры Черткова и Ливен должны были взять на себя руководство собрани­ями, а Каргель изредка приезжал на них из Финляндии. И вот здесь мы можем дать разгадку того, почему Кар­геля приглашали в Тифлис и Москву, Эстонию, Болга­рию и Финляндию — на съезды и для организации общин, для проповеди и для совета. Разгадка — в про­стых словах: его посещения сопровождались особыми благословениями! В то время Каргелю еще не было и сорока лет, но у него уже совершенно сложился его внут­ренний, духовный облик — глубокого экзегета в сочета­нии с деятельным, практическим христианством челове­ка, живущего по своей вере, переводящего в повседнев­ную жизнь все полученное по библейскому откровению. Видимо, именно за это последнее Каргель и любил так особенно Пашкова, называя его своим духовным отцом: Пашков вовсе не был богословом, но жил и поступал в полном соответствии с тем, что ему было открыто в Божьем Слове. Именно поэтому центральной темой про­поведей Каргеля с самого начала его служения в Петер­бурге стало освящение, связанное с углубленным позна­нием верующих о Господе. Надо видеть огромное значе­ние этого подхода для назидания русских людей, быв­ших православными по своей традиции. В православии освящение, или «обожение», — это путь спасения чело­века, т.е. его совершенствование через его личные труды и труды церкви, процесс, завершающийся за пределами земной жизни и потому с неопределенными результата­ми. Для Каргеля, твердо стоящего на основании Еванге­лия, освящение могло быть только после оправдания, после получения прощения, Благодати, Духа Святого, т. е. тех «талантов» которые верующий теперь должен

76

был «пустить в рост». Об оправдании кающихся и освя­щении верующих Каргель впоследствии писал так: «Таких душ Господь никогда не оставлял Своим утеше­нием на неопределенное время. Он их спасал, исцелял, давал все всегда сегодня («Ныне же будешь со Мною в раю»), сейчас и сразу же. Это соответствует опыту всех тех, кто непосредственно обращался к Господу... Слав­ное правило Его искупления: «Вот теперь время благо­приятное. Вот теперь день спасения». Оно не знает тако­го утешения, которое откладывалось бы на далекое буду­щее или хотя бы на завтра. Сегодняшняя вера есть сегод­няшнее спасение... Дары Благодати должны быть получены нами непременно здесь и теперь, потому что ведь мы должны иметь капитал, который нужно пустить в оборот («таланты»). Сначала мы должны обладать веч­ной жизнью, чтобы ею жить на опыте, так как невоз­можно жить жизнью, которую не получили. Между тем вознаграждение может последовать лишь за пережитой жизнью, и Писание говорит, что когда мы будем стоять пред престолом судьи, тогда подсчет всего пережитого даст верный итог жизни»3. Мы видим, что назидание в устах Каргеля отличается библейской точностью и экзе­гетической обстоятельностью. Каргель был твердо убеж­ден, что Дух производит плоды, а не наоборот, и что именно Библия, являясь Откровением Бога человеку, по­буждает его к освящению.

Каргель обладал сильным влиянием на петербургскую общину в вопросах веры и доктрины. Но он был еще спо­койным и прозорливым человеком, поэтому, сам имея твер­дые баптистские евангельские принципы, не отталкивал в общине тех верующих, которые еще не пришли к познанию необходимости принять крещение по вере. В этом он сле­довал примеру В. А. Пашкова. Петербургские верующие, таким образом, практиковали «открытое причастие», и это продолжалось до избрания С. А. Алексеева в 1888 г. пре-свитером общины евангельских христиан, которым он и ос­тавался до своей кончины в 1926 г., за вычетом тех лет, когда он находился в узах (1893 — 1903).

Каргель же в это время проповедовал по многим мес­там Самарской губернии, и с 1889—1891 гг. отправился вместе с Бедекером в долгое и знаменитое путешествие:

И. В. Каргель. Собрание сочинений. «Библия для всех», С.-Петер­бург, 1997. С. 203—205.

77

Петербург —Минусинск —Сахалин, с посещением по до­роге всех тюрем с призывной проповедью и раздачей книг Св. Писания. Об этом путешествии Каргель напи­сал книгу «От края до края земли». Во время этого пу­тешествия Божье Слово было проповедано 40 тысячам заключенных, и 12 тысяч Евангелий — роздано. Эту по­ездку надо себе представить: из Петербурга до Сахалина, по нашим дорогам, в тряском тарантасе, набитом книга­ми, с остановками в наших провинциальных грязных гос­тиницах, и везде тюрьмы, ссыльные, то едущие, то иду­щие, то плывущие на баржах, великое множество тюрем-но-ссыльного населения России и протянутая к ним с Неба Рука Господня через Его верных служителей. Со­страдание и вера: «Отпустить измученных на свободу...» В Минусинске Каргель сделал большой крюк, чтобы на­вестить и ободрить ссыльного брата из дома Пашкова— Кирпичникова, — бесценный дар братского участия. И где-то в Сибири из груди Каргеля вдруг вырывается полная восхищения хвала Творцу за дивную красоту со­творенного Им мира, за многоцветье невиданных прежде цветов. «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Эта необычная «тюремная миссия» проходила на фоне все более ужесточающихся гонений, и вот эти двое воинов Христовых уже посещают ссыльных братьев (1895, Гирюсы), тайно передавая им собранные для них пожертвования. Софья Ливен в своей книге «Духовное пробуждение в Петербурге» так заканчивает рассказ о помощи страдальцам-штундистам: «Только в Вечности мы узнаем все, что было совершено этими носителями мира и любви к созиданию церкви Христовой здесь на земле». Значение этих слов можно с полным правом рас­ширить: Каргель не только благовествовал погибающим или помогал страждущим, но он в этих своих бесчислен­ных поездках связывал евангельское движение в Петер­бурге с баптистским движением на Кавказе и Украине, будучи везде принятым и любимым. Он, видимо, пони­мал свое назначение и поэтому никогда не стремился за­нять какое-то руководящее положение, которое связало бы его с определенным кругом обязанностей и сделало оседлым в одном географическом месте. Проповеди Кар­геля в 1888 г. по Самарской губернии через десять лет принесли свои плоды: в 1897 г. возникла община в Са­маре, и она стала для Каргеля такой же «своей», как

78

многие другие: он посещал ее, приносил в молитвах Богу, и в губернии именно в это время началось духовное пробуждение, начались обращения и крещения. Это опи­сано в книге Ю. С. Грачева «Студенческие годы». Но среди всех многочисленных трудов Каргеля главным оставался его труд в петербургской общине. Он никогда не был ее пресвитером, хотя постоянно руководил собра­ниями в доме Ливен. Каргель был прозорливым! В Рос­сии назревала революция, желанием бурной деятельнос­ти была охвачена и часть молодых христиан, мечтавших об установлении Царства Божьего на землю. Но Каргель как бы предвидел будущую трагическую судьбу Церкви в России и усиленно старался утвердить уверовавших в истине и через обильные наставления привести их к жизни в Духе. Эта мысль точно выражена в юбилейном выпуске «Вестника истины»4. Тем не менее часть моло­дежи в Пашковской общине стала с 1903 г. собираться отдельно от Каргеля, и руководить ими начал молодой Иван Степанович Проханов. Мы не можем заглянуть в сердце Каргеля, но у нас есть очень серьезные факты: где бы и когда бы ни организовывали Библейские курсы, с самого начала их в 1905 г. и до конца, до закрытия их в 1929-м, Каргель как преподаватель вставал рядом с Про­хановым, был его сильной поддержкой и придавал этим курсам, как и всему, в чем он участвовал, духовную глу­бину и значительность: он был напитан Божьим Словом и верою в его силу. «Братья, — говорил он, — мы идем навстречу Дню восхищения! Этот славный день бли­зок, — он пред дверьми!» «Изобразился ли в тебе, во всем твоем существе и характере Христос?» Библейские курсы начались с шестинедельных, в доме Ливен, три года были наборы по несколько человек: 1905 — 1907 гг. Каргель читал Толкование Откровения Иоанна и лекции о грехе и освящении, а также о проповеди. Все его лек­ции впоследствии лягут в основание двух его крупных произведений — «Свет из тени будущих благ» (1908) и «Толкование Откровения» (1928, рукописный вариант). Преподавание для Каргеля никогда не было делом академическим: каждая истина Священного Писания связывалась с повседневной жизнью христианина. У нас есть рассказ одного курсанта с Украины о том, как Кар­гель обратил внимание на его понурый вид и, узнав, что

4   «Вестник истины». 1997. №3. С. 48 («Иные стремления»).

79

у него дома тяжело болен ребенок, предложил молиться об исцелении всем тем, кто в это верит! И Бог даровал исцеление сынишке нашего брата! Подобные рассказы сопровождают всю жизнь Карге ля, притом что ему само­му пришлось пережить смерть и жены, и 19-летней доче­ри Анны. Глубокое переживание этих утрат сделали его очень чутким не только к страданиям других людей, но и к Божьему Провидению в жизни людей и смерти ду­ховной, телесной и вечной.

В 1905 г. Каргель участвовал в работе Всемирного конгресса баптистов в Лондоне, этом историческом пер­вом конгрессе. Но гораздо больше он любил так называ­емую «низовую работу», назидательные беседы в кругу людей, ищущих истину. В 1906—1907 гг. он проповедо­вал и преподавал в Латвии — в Лиепае, Вентспилсе и произвел глубокое впечатление на слушателей. «Дело спасения, — говорил он, — бездейственно, если оно не совершится в человеке. Иисус Христос совершил дело спасения без нас, но в нас его совершает Дух Святой, с согласия человека». Он ободрял новые общины: «Как Иисус Христос дал евангелистов, апостолов, пророков, пастырей и учителей, так и дает».

Имея желание связывать и соединять братскими узами многочисленные общины, Каргель, конечно, при­нял активное участие в Объединительном съезде верую­щих евангельских вероисповеданий в Петербурге в 1907 г. На этом съезде Каргель представлял евангель­ских христиан, поддержав годом раньше создание Союза евангельских христиан. Каргель и Проханов тесно со­трудничали не только в области христианского образова­ния, но и в вопросе правового положения верующих. В 1913 г. Проханов, Каргель и Долгополов направили членам правительства, Государственного Совета и Госу­дарственной Думы «Записку о правовом положении евангельских христиан». В ней они обращали внимание на указы о свободе совести и на их грубое нарушение. В записке приводились точные факты подобных наруше­ний. Эта записка имела определенный успех — возобно­вились запрещенные было собрания в церквах баптистов и евангельских христиан Петербурга, Москвы, Одессы и Харькова. В этом же 1913 г. Каргель составил краткое изложение вероучения евангельских христиан для Вто­рой петербургской общины, т. е. фактически той первой,

80

которой он руководил, для внутреннего пользования и назидания верующих.

Чрезвычайно мудро и осторожно держался Каргель с властями: он мог защищать интересы общин, но никогда не шел ни на какие компромиссы, которые вовлекли бы общи­ны в чуждую им мирскую деятельность. Он зато всячески поддерживал братские контакты между общинами как евангельских христиан, так и баптистов. Он поддержал со­здание Евангельского союза в 1906 г. (межденоминацион-ного общения), не имел трудностей в личном общении ни с Прохановым, который в 1903 г. «увел» часть его общины, а потом зарегистрировал ее как Первую общину евангель­ских христиан, ни с Фетлером, который в 1907 г. сначала вошел в общину Каргеля, а потом основал свою собствен­ную, — это все были отношения семейные, братские, и Каргель умел все сложности покрывать любовью. Но по отношению к внешним он иллюзий не имел, в отличие от многих братьев, увлеченных социально-политическими во­просами во время революции. Как свидетельствует Н. И. Пейсти, Каргель «был так преисполнен Христом и Его Словом, что для всего остального у него не было места ни в сердце, ни в устах».

Беседа одиннадцатая:

Великий организатор и мечтатель

Иван Степанович Проханов

1869—1935

Духовное пробуждение в России, начавшееся в сере­дине XIX века, выдвинуло большое количество удиви­тельных тружеников, разительно непохожих друг на друга, но вместе являющихся тем единым, что называет­ся Церковь Христова. Это чудо не поддается никакому человеческому суждению, которое всегда стремится все разложить по порядку и определить, кто лучше и кто хуже. Какая звезда лучше? Какая молния? Какое слово изо всех Слов Божьих? Иван Вениаминович Каргель, о котором говорилось в прошлой беседе, был единодушно признанным великим духовным учителем, исключитель­но одаренным толкователем Писаний. Его запомнили как библейского пророка, величавого, спокойного, прозорли­вого. Его имя окружено легендами и чудесами, его при­сутствие всегда благословенно. Он назидает петербургс-

81

Иван Степанович Проханов

 

ких «пашковцев», ведя их к постоянному пониманию бап­тистских принципов, а имен­но — евангельского устроения общины, когда причастие не­разрывно связано с крещени­ем, а крещение — с покаянием. Он объясняет им освящение как отделение от мира и соеди­нение со Христом и как труд Святого Духа в их сердцах. Он стремится укоренить их в Слове Божьем, но в то же время понимает, что для строе­ния Храма Божьего требуется время и здесь недопустимо на­силие. Поэтому он приветству­ет в общине и тех людей, кото­рые покаялись, но еще не крещены, и до времени прак­тикует открытое причастие для них. И вот в 1904 г. мо­лодой, но уже известный в христианских кругах И. С. Проханов, сам посещавший собрания Каргеля в доме княгини Ливен, уводит молодежь из этой общины (6 — 7 человек) и начинает организовывать вокруг этого ядра общину евангельских христиан, потом, воспользовав­шись благоприятным политическим моментом, регистри­рует ее под названием Первой петербургской общины евангельских христиан, оставляя Каргелю право регист­рировать его общину под названием Второй петербург­ской общины евангельских христиан. Как оценить эти поступки? И к чему они приведут? И нужны ли две раз­ные общины, нужны ли будут два Союза — Союз еван­гельских христиан и Союз баптистов? Какое суждение на этот счет имеет история? Ни о ком не написано столько книг, как о Проханове, никто не имел столь широкой известности в нашей стране и в международном масшта­бе; при жизни его или беззаветно любили, или страстно ненавидели, споры о нем продолжаются и в наши дни. Почему? Потому что он встал в проломе за всю многона­циональную Россию, в мечтах его было евангелизировать не соседа, а весь народ, поставить его под целительное воздействие животворящего Слова Божьего, которого народ был лишен во всю тысячу лет своего номинального

82

христианства. Он свято верил в то, что «только Еванге­лие, свободно возвещаемое и проповедуемое, может тво­рить лучшее, новое на моей Родине». Время для его де­ятельности было благоприятное, революционное.

Для осуществления этой мечты Проханову нужен был рычаг, то есть Союз, с помощью которого он сможет орга­низовать массовое издательское дело, христианское обра­зование, социальный труд, миссионерскую деятельность, работу с молодежью и женщинами в церквах, работу с на­циональными меньшинствами, поднять уровень духовной жизни в церквах, — и все это пронизать высоким, христи­анским оптимизмом веры, выраженной в тысяче его див­ных гимнов. Проханов верил и утверждал, что Россия будет играть такую всемирно значимую роль в судьбах че­ловечества, которая превзойдет роль любой другой страны на земле. «Единственное условие: Россия должна принять Христа и Его Евангелие как основу жизни и восстановить первоначальное Апостольское христианство»5.

Вот эту мечту и взялся воплощать в жизнь Иван Сте­панович Проханов. В переломное для России время он, как пророк, возвещал: «»Кто хочет обратиться, ко Мне обратись», — говорит Господь».

Иван Степанович Проханов родился в 1869 г. во Вла­дикавказе, в семье молокан, ставших впоследствии хрис­тианами, баптистами. Проханов рос чрезвычайно впечат­лительным и сострадательным мальчиком, чутким ко всякой жестокости и несправедливости, а также востор­женно любившим русскую литературу и поэзию. Но все эти его природные качества не смогли уберечь его от при­ступов пессимизма и отчаяния под влиянием пессимисти­ческой философии Шопенгауэра, а также буддизма. В свои 17 лет он не видел смысла жизни, повторяя вслед за Пушкиным: «Дар случайный, дар напрасный, жизнь, зачем ты мне дана?» Его стали привлекать мысли о са­моубийстве. Но его отец, каким-то особым прозрением догадавшись об этом, убрал из его комнаты ружье, зато на столе оставил записку: «Ты любишь Иисуса Христа?» Пораженный и остолбеневший юноша взял Новый Завет и впервые понял такой знакомый текст: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6). Пелена неверия и обольще­ния упала с его глаз, однажды и на всю жизнь, а качества

5  И.С.Проханов. В котле России. Всемирный Союз евангельских христиан. 1992. С. 17.

83

впечатлительной и сострадательной души приобрели новое звучание: «Весть об Иисусе скажи мне, все расска­жи про Него, чудная повесть Благая сердцу дороже всего».

В 1887 г., т. е. в 18 лет, Проханов принял крещение по вере и присоединился к поместной общине.

Петербург в то время был столицей и притягивал к себе многих, особенно тех, кто желал высшего образования. Иван Степанович в 1888 г. блестяще выдержал экзамены в Петербургский технологический институт и в 1893-м ус­пешно его закончил. Студенчество того времени было за­хвачено революционными, социалистическими идеями, в том числе и «хождением в народ» с целью его просвещения и подъема на борьбу с самодержавным строем. Было много споров об экономических и политических реформах. Все эти идеи выражались с великими предосторожностями, по­тому что после убийства царя Александра II членами рево­люционной террористической организации «Народная воля» в стране наступила реакция и всякое вольномыслие жестоко преследовалось. В числе гонимых оказались и ве­рующие, небольшие группы которых собирались тайно, в разных неожиданных местах, например в комнатушке ку­чера графини Шуваловой, куда приходила и сама графиня. Проханов посещал эти собрания, а также собрания в доме Ливен. Два столь сильных и противоположных воздейст­вия он осмыслил в следующем высказывании: «При всей желательности и необходимости самых коренных полит­ических и экономических реформ, всестороннее воссозда­ние и истинное обновление России возможно только при условии духовного возрождения и самоусовершенствова­ния каждой отдельной личности».

Еще будучи студентом второго курса, Проханов, имея деятельную натуру и сострадательное сердце, стал ду­мать о том, как практически помочь изгнанным и страда­ющим за евангельскую веру. Так он начал печатать на гектографе первые копии журнала «Беседа» (или «Ви­фезда»), нашел многих христианских авторов, которые подписывались библейскими именами, сам Проханов взял себе псевдоним «Закхей». Эти журналы распро­странялись письмами и соединяли верующих друг с дру­гом, производя великую радость от духовных ободрений. В течение пяти лет Проханов издавал этот свой первый журнал, до 1894 г., когда первая вынужденная эмигра-

84

ция заставила его на два года покинуть Россию. Студен­ческие годы были богаты впечатлениями: заграничное путешествие на пароходе «Россия» в качестве практикан­та, как будущего инженера-механика, затем широкое об­щение с различными социальными и религиозными груп­пами, в частности с «хлыстами» и их пророками, с обра­зованными классами и даже с писателем Львом Толстым. Ко всем у него было одно обращение: «Покайтесь и ве­руйте в Евангелие». Сам в юности заблудившийся в лож­ных учениях, Проханов имел зоркость глаза и видел сла­бость религиозных взглядов толстовцев и гипнотическое воздействие «хлыстов» и имел мужество не уходить от них, но верить в освободительную силу Евангелия. И на­конец, по окончании института, в 1893 г. Проханов орга­низовал свою первую коммуну «Вертоград», в Крыму, недалеко от Симферополя. Идея коммуны была у него не случайной: в поисках работы он поступил на сахарный завод одного предпринимателя, организовавшего трудо­вое братство, но совершенно не принимавшего евангель­ские взгляды Проханова. Поэтому он стал искать собст­венную землю. Живое участие в коммуне приняла Зина­ида Некрасова, вдова поэта. Все нашлось, и земля, и средства, и хозяйственники. Все было: и любовь, и тру­довой энтузиазм, и счастливые общенья. Проханов уха­живал за телятами и лошадьми, копал землю для виног­рада, возил глину, и при этом организовал еще и Библей­ские курсы. Но преследований избежать не удалось. Отец его был сослан в Гирюсы, генерал-губернатор пла­нировал арест и самого Проханова, тот поехал за по­мощью в Петербург, но никто не мог помочь, началась последняя, третья волна преследований Победоносцева. Издание «Беседы» переместилось в Стокгольм. «Верто­град» пришлось продать, сам Проханов должен был бе­жать через Финляндию за границу. Это был 1895 год. Переезд был сложный, в несколько этапов, из них 10 дней Проханов провел в имении барона Николаи, бу­дущего своего друга и соратника. Много поэм и гимнов были написаны в то время великого одиночества:

К неземной стране Путь указан мне, И меня влечет Что-то все вперед... «Гусли», 325.

85

Два года пребывания в Англии, Германии, Франции, изучение богатого западного богословия в университе­тах, посещения различных церквей с разными видами бо­гослужений оказали огромное влияние на Проханова, ко­торое выразилось в его великом желании вернуться домой и сделать Петербург, именно Петербург, центром евангельской работы. Об этом он молился, и молитва укрепила его в этом решении. Но на пути домой было препятствие: он покинул Россию неофициально и поэто­му не мог вернуться официально.

Но тут он получил письмо от сына Льва Толстого с просьбой сопровождать в Канаду духоборов, которых царское правительство так жестоко истребляло, что они возопили: «Это нам не родина! Не мать, а мачеха». И уцелевшие духоборы решили эмигрировать в Канаду, а Лев Толстой чрезвычайно им сочувствовал и помогал. Помогали им и квакеры. И Иван Степанович отправился на остров Крит, где выхаживал свалившихся от эпиде­мии духоборов, которые были не в состоянии продол­жать путь, сам тяжело заболел, но чудом выздоровел, и в итоге через Турцию, полицейские участки в Одессе и Владикавказе вернулся домой. Вскоре он решил навес­тить отца в его ссылке в Гирюсах, и эти Гирюсы показа­лись ему всей Россией в миниатюре — местом неизбыв­ных страданий и гнета.

Летом 1901 г. Проханов женился на Анне Ивановне Казаковой, и счастливые молодожены переехали в Пе­тербург, где Проханов начал работать в известной ком­пании «Вестингауз». О женитьбе Проханов пишет:

«Я просил Бога, чтобы Он дал мне не богатство и не красивую жену, но я хотел получить невесту от Господа, как спутницу моей жизни, которая была бы хорошей христианкой со смиренным характером и преданным сердцем. И Господь дал мне жену — добрую христианку, у нее был ангельский характер, она была очень краси­вой, богатой и хорошо образованной. Она могла говорить по-английски, по-французски и по-немецки. И ко всему этому она была очень талантливой музыкантшей».

В этом же году Проханов издал первый (и, возможно, лучший) сборник христианских гимнов «Гусли». Он со­стоял из всех известных в то время гимнов, исполняв­шихся на тайных богослужениях, а еще написанные или переведенные  самим Прохановым.  Этот сборник был

86

издан совершенно чудесным образом, в издательстве МВД! Оно принимало заказы на коммерческих основах и не вникало в содержание гимнов. 20 000 экземпляров были отпечатаны за два месяца, и, пока не хватилось МВД и Православная церковь, Проханов, имея опыт тайного и быстрого распространения журнала «Беседа», мгновенно разослал весь тираж по адресам церквей, групп и отдельных христиан, которые были вне себя от радости! Сколько поколений христиан воспитывалось на этих гимнах, которые остаются любимыми и трогают сердце и в наше время.

Но вот перед нами один из непосредственных откли­ков того времени, — из частного письма Проханову:

«Я потеряла дорогу в жизни. Воспитанная под коло­кольный звон многочисленных Тобольских церквей, пи­томица 11-летнего пансиона епархиального училища, я стою в 27 лет на распутье, с обломками своих святынь.

Я не могу верить в непогрешимость той церкви, кото­рая враждует и не умеет любить. И нет для меня красоты в том храме, где вражда, и злоба, и насилие, и только устами говорят: «Господи, Господи!»

И вот в этих «Гуслях», что предо мною, Вы говорите о вечном свете для изнемогающих пловцов в море житей­ском. Я слышала о людях вашей веры, что это прекрас­ные, светлые души. Поделитесь со мной от своего богат­ства...

Так много я слышу молитв, речей, и нет Духа Живо­го, Вечного Духа, что вот здесь, в Ваших «Гуслях», в каждом слове. Кто Вы?.. Ваши «Гусли» поют в моей душе, и Вы — святой пришелец на земле, прекрасный созидатель светлого Сионского храма».

Прохановские «Гусли» явились потрясением для всех, кого они достигли.

Что ты так печален? Разве ты забыл:

Тот, Кто безначален, Дух твой возлюбил!

Ликуй, ликуй, спасенный,

Пусть будет славой, радостью твоей,

Спаситель, вознесенный

За все твои грехи на крест скорбей.

О дивный день, о дивный час, Когда Спаситель в первый раз С душой моей в завет вступил И мир мне в сердце подарил.

87

Сколько их, этих жемчужин! «Сеется семя», «Я друга дивного познал», «О, имя Иисуса», «Бог есть любовь», «Ты помощь мне, Господь», «Люблю, Господь, Твой дом»...

Затем последовала внезапная командировка по работе на два года в Америку, где завязались контакты Проха­нова с американскими христианами, которые поддержи­вали впоследствии многие издательские планы.

Итак, если считать со времени его крещения, то про­шло 16 лет. Столько времени потребовалось для подго­товки Ивана Степановича к его особенному труду, под­готовки образовательной, духовной, социальной. В Пе­тербурге появился уже сформировавшийся, убежденный христианин с горячей любовью к своей родине, о которой он мог сказать только одно: «Россия представляет собой духовное кладбище, или долину сухих костей». У Про­ханова была цель жизни — великий миссионерский труд для грядущего духовного пробуждения русского народа.

Мировоззрение Проханова было религиозно-общест­венным. Его деятельность тесно связана со временем, в которое он жил и которое характеризовалось мечтами о социальной справедливости и царстве свободы. «Время» Проханова — это не только его «время» в России, но и «время» европейское — германское и английское, с их идеями социального Евангелия, то есть интереса к соци­альным аспектам учения Христа в поисках способа ис­править социальную несправедливость. Христиане Запа­да хотели вступать в диалог с культурой, слышать вопро­сы, задаваемые нерелигиозными кругами, адресовать свое послание и научной интеллигенции в тех формах, в каких оно могло быть воспринято, делать шаги для изме­нения положения бедных классов. Все эти идеи были со­звучны идеям Проханова о широкой духовной реформа­ции в России. Размышляя о различных способах пропо­веди Евангелия, Проханов находил «нечто доброе в раз­личных пониманиях». Он писал: «Я понял, что различные основы веры в протестантстве — это резуль­тат свободы совести, свободного чтения Библии со сво­бодным ее толкованием каждой личностью и религиоз­ной активности каждого человека, соответственно его... взглядам. Я увидел, что эти принципы религиозной сво­боды оказывали влияние на жизнь протестантских наро­дов и стали базисом политической и научной свободы...

88

Первый метод нравственного и духовного воспитания людей — это проповедь и чтение Библии на собраниях и в семьях, чему католическая и православная церкви от­водили очень мало места... Мой контакт с протестантами за границей привел меня к твердому заключению, что только Библия и Евангелие, свободно возвещаемые и свободно воспринимаемые, могут творить высшее, луч­шее на моей родине».

После возвращения из служебной командировки в Америку Проханов начал осуществлять свою мечту по созданию евангельского миссионерского Союза для ду­ховной реформации в России. Случай для скромного на­чала представился немедленно: в конце 1903 г. в общине Каргеля часть молодежи считала, что наступило время решительных действий, и начала собираться отдельно, но искала себе руководителя. В 1904 г. они предложили эту роль Василию Прокофьевичу Степанову, но тот не согласился. И тогда они обратились к Проханову, кото­рый участвовал во многих тайных встречах молодежных групп, в том числе и той, которая прежде принадлежала к общине Каргеля. И Проханов, конечно, согласился! Он видел признаки лучших времен в государственной поли­тике и движение к веротерпимости. Время Победоносце­ва кончилось. И Проханов с уверенностью пророчество­вал, что религиозная свобода в России вскоре будет про­возглашена для всякой организации:

«Мы будем иметь, — говорил он маленькой группе молодежи, — Союз евангельских христиан, а затем — ассоциацию союзов молодежи, и Союз будет иметь Все­российскую конференцию и будет издавать свой журнал, Библии...» Его слушали с горящими глазами и горящими сердцами. А было их вначале всего 6 — 7 человек! А через 20 лет Проханов будет говорить о десяти миллионах евангельских христиан! Мы не сознаем размаха его дея­тельности, многочисленности используемых им рычагов, великого оптимизма и веры, которые им двигали: он знал путь, открытый для него Богом.

В 1905 г. Проханов создал Объединение христиан­ской молодежи, в 1908-м созвал первый съезд представи­телей юношеских кружков евангельских христиан и бап­тистов. Их было 20 человек из Петербурга, Москвы, Киева, Царицына, Конотопа, Тамбова, Харькова, Бежиц. На съезде 1909 г. это объединение стало Еван-

89

гельским союзом христианской молодежи. И в том же году Проханов собрал все разрозненные группы петер­бургских верующих и основал общину евангельских христиан.

Беседа двенадцатая:

Время евангелизации (между двумя революциями)

Время после революции 1905 г. Василий Иванов, один из старейших евангелистов, назвал «эпохой откры­того штурма». А Василий Гурьевич Павлов, один из пер­вых баптистов Кавказа, сказал на Конгрессе европейских баптистов в 1908 г.:

«Когда со сцены, на которой я стою, я смотрю на ты­сячи слушателей, жаждущих Слова Божьего, и когда я вспоминаю свою восьмилетнюю ссылку за пропаганду баптистских идей, мне трудно поверить своим глазам, что это не мечта, а реальность».

В Петербурге работа шла по следующим направлени­ям: организация, издательство, образование, работа со студентами. Это деление — очень условное, потому что, когда Проханов создавал какую-нибудь организацию, он тут же начинал издавать соответствующие журнал или газету в поддержку ей, и вопросы образования читателей и участников были в этих изданиях на первом месте.

Через четыре дня после Октябрьского манифеста о религиозных свободах Проханов, Фризен, Павлов и Одинцов основали христианскую политическую партию «Союз свободы, истины и мира». Нам неизвестны какие-то особые дела этой партии, но важна общественная тен­денция в деятельности Проханова. В 1906 г. этот Союз слился с конституционно-демократической партией.

В 1906 г. он основал Русский евангельский союз по примеру европейского Альянса. Будучи в своей первой вынужденной эмиграции, Проханов принял участие в праздновании 50-летия Альянса, который имел своей за­дачей — объединять в труде самые различные христиан­ские течения. Для русских баптистов Альянс представ­лялся «новым Вавилоном» (так его назвал Дей Иванович Мазаев, председатель Союза баптистов), но для Проха­нова это была очень привлекательная идея: он собирался объединить все христианские силы в России. В этом же

90

году, в поддержку Евангельскому союзу (не путать с Со­юзом евангельских христиан, которого еще не было), он начал издавать журнал «Христианин», предназначенный для всех ищущих истину и любящих Господа. Девизом журнала были слова Евангелия «Мы проповедуем Хрис­та распятого» и блаженного Августина: «В главном — единство, во второстепенном — свобода, а во всем — лю­бовь». Этот журнал назначен был отвечать внутренним, духовным запросам верующих и стал таковым. Бесплат­ным приложением к нему был «Братский листок», име­ющий информативное значение.

В 1907 г. состоялось объединенное собрание христи­анских групп молодежи Петербурга с целью возглавить в перспективе национальное молодежное движение. В 1908 г. был создан Союз христианской молодежи с Прохановым во главе, и тут же основан журнал «Моло­дой виноградник» как орган этого Союза.

С 1908 г. стал выходить еженедельный иллюстриро­ванный листок «Сеятель», цель которого была — призы­вать души ко Христу.

Проханов спешил пользоваться временем. Как ни эк­зотически выглядят христианская партия и Евангельский союз, русский вариант Альянса, они не являются слу­чайными! На протяжении всей своей жизни Проханов будет стараться обеспечить евангельское движение юри­дическими правами, требовать равных прав для всех де­номинаций, школ без классовых различий. Он говорит об этом в 1905 г., будет писать в 1913-м «Записку о пра­вовом положении евангельских христиан и баптистов», издаст ценный справочник «Закон и вера» для помощи верующим. Другая сквозная его тема — боль за право­славие. Евангельский союз был создан, чтобы продви­гать духовное обновление православной церкви на евангельских началах, евангельское учение вводить в практику. Призыв этот был подписан Прохановым, Кар­гелем, Николаи.

Как уже было упомянуто в предыдущей беседе, к 1909 г. Проханов уже легализовал петербургскую общи­ну евангельских христиан, которая стала называться Первой. Она состояла из разрозненных групп петербург­ских верующих, группы молодежи и части общины Кар-геля. Каргель тоже воспользовался правом легализации своей общины, которая стала называться Второй. В том

91

же году Проханов созвал Первый всероссийский съезд евангельских христиан из общин, образовавшихся в раз­ных городах (около 12 — 13 общин). В следующем, 1910 г. — Второй всероссийский съезд, на котором был поставлен вопрос об образовании Союза евангельских христиан. Через год Союз евангельских христиан уже вошел во Всемирный союз баптистов, наравне с Союзом баптистов. Кроме того, сам Проханов, к удивлению после­дующих историков, был избран одним из десяти вице-пре­зидентов Всемирного союза баптистов, находился на этом посту до 1928 г., т. е. до выезда из России (17 лет!). В 1912 г. состоялся очередной съезд, а затем начались оче­редные притеснения, которые оправдали такие быстрые действия Проханова, сознающего, что «время коротко».

Какие вопросы занимали Проханова и делегатов этих трех съездов?

Прежде всего, это работа с молодежью: об объедине­нии всей христианской молодежи, о юношеских кружках и детских собраниях, о воспитании детей. Чтобы понять важность этих вопросов, вспомним, что когда власти уже в наше время хотели парализовать жизнь Церкви, они первым делом запрещали всякие виды работы с моло­дежью. А для Проханова эта работа имела первостепен­ный интерес, потому что он готовил лидеров, будущих «молодых орлов», как он их любовно называл, пропо­ведников, миссионеров, организаторов.

Второй вопрос — это поиски путей соединения с Со­юзом баптистов. И на первом съезде было предложено соединиться по 4 пунктам:

1)           один день в году (на Пасху) — пост и молитва о единстве;

2)     о совместном создании Библейского института для подготовки проповедников;

3)     согласиться поддерживать только что созданную еженедельную журнал-газету «Утренняя звезда»;

4) оказывать поддержку Союзу христианской молодежи.
Начав собирать молодежь и работать с ней, Проханов

увидел их острую нужду в христианском образовании, и не только в христианском, но и на общекультурном уровне. Поэтому он организовал в 1905 — 1907 гг. шестинедельные Библейские курсы. Они проходили все в том же благосло­венном доме княгини Ливен. В программу первых курсов входили следующие богословские дисциплины:

92

Толкование некоторых книг Св. Писания.

История христианской церкви и евангельского дви­жения в других странах.

Изложение способов проповедания Слова Божия.

Чтения об искуплении и изложение некоторых дру­гих важных вопросов веры.

В общеобразовательную программу входили грамма­тика и словесность, география и общая и русская исто­рия. Целью курсов было дать «общеобразовательные знания и полезные сведения из опыта христиан всех на­родов и всех племен». По западной традиции Проханов сначала создал в петербургской общине Совет по делам воспитания и образования, на него-то и была возложена вся организационная работа.

Вторые шестинедельные курсы были более специали­зированны, и на них появились новые преподаватели: Иван Вениаминович Каргель читал лекции о грехе и освящении, о толковании Откровения, барон Павел Ни­колаевич Николаи — толкование Послания к колоссянам, сам Проханов читал христианское учение о Боге, толкование Евангелия от Матфея и Иоанна, а также историю евангельского движения за границей. Общеоб­разовательные предметы преподавались на этот раз толь­ко для желающих.

Но Проханов уже мечтал о двухгодичных Библейских курсах, и в 1912 г. получил разрешение на них, и даже в следующем году состоялось их торжественное откры­тие, но в связи с началом Первой мировой войны курсы были закрыты. Однако все разработанные и продуман­ные программы остались для будущих курсов. Остался и принцип набора студентов: и евангельские христиане, и баптисты, и из столичных городов, и с периферии, и на­меренно отбирались студенты разных национальностей. Все эти моменты станут традицией богословского образо­вания в нашей стране. Традицией станет и отбор препо­давателей: разных, хотя и родственных деноминаций (меннониты, например) и национальностей (один или двое немцев).

В деле образования Проханов использовал опыт и идеи истинного первопроходца в работе с молодежью — барона Николаи, а затем привлек к работе и его самого.

Павел Николаевич Николаи обратился к Богу в 25 лет. Был другом Каргеля. Помогал Бедекеру с пере-

93

водом. В 1899 г. он встретился с Джоном Моттом, кото­рый был председателем Всемирного союза по работе со студентами. Эта встреча оказалась судьбоносной: с 1900 г. Николаи начал организовывать студенческие кружки по изучению Библии, и вскоре это стало делом его жизни, и он оставил свой труд в Государственном Совете, предоставив себя, свое время, свою усадьбу под Выборгом и свои средства — делу христианского образо­вания и воспитания петербургских студентов. Его круж­ки были межденоминационными и миссионерскими по своей цели. Среди его студентов был Владимир Филимо­нович Марцинковский, блестящий лектор, публицист, евангелист-миссионер, который ярко проявит себя в пер­вые годы советской власти. Николаи не ограничивался только кружками, он читал лекции и проповеди в уни­верситетах Петербурга, Москвы, Киева, они часто пере­ходили в горячие дискуссии. Николаи обратил внимание на две особенности студенчества, затрудняющие для них принятие Благой Вести: у них было огромное самомнение при чрезвычайно низкой культуре. Об этом, примерно в это же время, писали Бердяев, Булгаков, Струве в своем знаменитом сборнике «Вехи», чрезвычайно важном для нас и сейчас: они писали о необходимости проводить ре­формы на базе христианской ответственности, подчер­кивая полную безответственность революционной моло­дежи. Поэтому Павел Николаевич Николаи приглашал студентов в свое имение «Монрепо» (что в переводе с французского означает «Мой отдых, покой») и учил их всему: и истинам Божьего откровения людям, и тому, как держать вилку, и как относиться друг к другу, — моло­дежь любила его беззаветно. Весь труд его, личность, содержание его бесед прекрасно даны в книге Ю. С. Гра­чева «Студенческие годы», о студенческих кружках с на­чала XX века и до Мировой войны.

В 1907 г. в Петербурге появилась еще одна яркая лич­ность — Вильям Фетлер, латышский баптист, только что окончивший колледж Сперджена и приглашенный Каргелем проповедовать. Ему было 23 года, и он проповедо­вал с таким заразительным энтузиазмом, что вскоре ему стало не хватать даже самых просторных залов. Он бегал по залу, разражался пением в середине проповеди, нико­го не оставляя равнодушным.

94

Бог готовит Своих служителей с детства. Вильям Фетлер был сыном баптиста и слышал все ругательные слова, произносимые окружающим миром в адрес отца и свой адрес: «Баптист! Сын еретика! Обманщик!» Маль­чик слышал эти слова — и выпрямлялся, и поднимал голову. Это не было для него чем-то необычным, когда на него указывали пальцем и смеялись над ним. Плакал он уже дома. Ему было обидно за отца, который был лучшим человеком в городе, всегда готовым оказать по­мощь соседям. Вильям рано обратился к Богу, и в 15 лет принял крещение, и с этих пор его невозможно было оскорбить — необходимейшее качество евангелиста, име­ющего дело с очень разными людьми. Он сразу начал помогать отцу в церкви: пение, стихи, концерты для го­рода, — многие были через эти концерты спасены. Рабо­та в воскресной школе, для которой сам писал стихи, издавал местную газету. Его ревностность была замеча­тельной, и она была его отличительным качеством во всю жизнь. Его выбрали руководителем молодежи. В течение четырех лет его жизни и служения в Риге созрело его решение — посвятить свою жизнь проповеди Евангелия. Для этого нужно было учиться, и он чудом был принят в колледж Сперджена в Лондоне. По окончании коллед­жа он узнал, что в его страну — Россию пришла свобода. «Вот человек для России!» — сказал президент Миссио­нерского общества, который молился о человеке для Рос­сии. Но и из самой России, из Петербурга, пришло при­глашение Каргеля. Сердце Фетлера влекло его в Петер­бург.

В Петербурге тогда было две церкви евангельских христиан и ни одной баптистской. Фетлер начал пропо­ведовать в маленькой латышской церкви. Его проповеди привлекли много русских, и зал был полон. Тогда сняли другой зал, многие обращались к Богу, и из этих ново­обращенных образовалась новая община, а к ней присо­единились те разрозненные группы верующих, которые собирались по домам, тайно, никак себя не называя. Они приняли Благую Весть и были крещены, поэтому Фетлер признал их братьями, и они присоединились к его общи­не, где он был избран пастором. Фетлер учил их, что спасенный спасен не только для себя, но должен спасать других. Все члены его церкви были евангелистами, про-

95

поведуя тем, кого встречали на улицах, в поездах, и со­седям, видевшим их жизнь.

Скоро и новый зал не вмещал желающих, тогда Фетлер нашел и открыл для проповеди места в каждом районе сто­лицы, там руководили собраниями члены общины, а Ферлер каждый день проповедовал в основной церкви.

С детства Фетлер любил воскресную школу, и он со­брал около 200 детей, устраивал для них детские бого­служения, и многие были спасены через них.

Фетлер организовал ночные богослужения, куда соби­рали с улиц города грешников. Это было так: с 8 до 10 часов вечера было обычное собрание, потом верующие расходились по улицам, собирали людей и вели их к Фетлеру, который начинал новое собрание ровно в 12 часов ночи.

В одном Петербурге Фетлер крестил в эти годы (5 — 6 лет) 400 человек. Жажда слышать о Боге была так вели­ка, что собрания проходили каждый день, даже и жар­ким летом. Среди крещенных им была девушка Варень­ка, которая стала его женой и верной соработницей на всю жизнь. Они родят 12 детей, и из них впоследствии Фетлер составит оркестр, который в поздние его годы будет иметь огромный успех на его евангелизационных собраниях.

Фетлер организовал для молодых проповедников Пасторскую школу, где учил их, как проповедовать, сту­дентами были новообращенные, 40 человек.

Учитывая духовную нужду образованных классов, он начал по четвергам лекции для студентов Петербургского университета и институтов. На них приходило большое количество посетителей, и некоторые из них обратились и сами начали распространять Евангелие среди однокурсников. Все это происходило в 12 арендованных залах города, и все не хватало места для всех желающих!

И тогда у Фетлера возникло решение — построить большой, просторный дом для собраний, чтобы он мог вместить несколько тысяч человек, молитвенный дом баптистов в столице России. Сам Фетлер пишет об этом так: «Купили, по разрешению царя, кусок земли и нача­ли строить большой молитвенный дом на 2000 человек. Но каждая копейка уже истрачена. Я, лично, вложил все, что имел, в строительство: здоровье, силы, деньги, которые я занял,  7500 долларов».  Другие верующие

96

тоже отдавали все, что имели. Первый камень был зало­жен в 1910 г., а Рождество 1911 г. встречали в новом доме, которому дали имя: Дом Евангелия. Дом был на берегу Невы, в парке, в три этажа, с тремя залами, самый большой, с круговым балконом на втором этаже. Был зал для молодежи, помещения для воскресных школ, для приезжих, для работы с тогдашними «бомжа­ми», для спевок, для встреч за чаем... Будут и суровые времена для этого Дома, чай будут пить просто с черным хлебом... На крыше — цветной круг, из лампочек: «Бог есть любовь».

В одном из флигелей располагалось книгоиздательст­во Фетлера. А еще он основал два журнала: «Вера» и «Гость». Они издавались в этом частном издательстве, на пожертвования. Содержание этих журналов было бога­тым, оно охватывало многие вопросы жизни верующих и даже не верующих, но ищущих истину людей. В журна­лах освещались вопросы свободы совести и веротерпи­мости, религиозных исканий современности. В них пе­чатались статьи, посвященные студенчеству, ищущему ответы на духовные запросы. Они очень быстро находи­ли подписчиков, и издатели не испытывали необходимос­ти в материальной поддержке.

Фетлер неоднократно обращался с прошениями к властям, с просьбой о расширении работы, и до поры до времени его прошения увенчивались успехом.

В начале Мировой войны Фетлер был выслан из Рос­сии как иностранец, хотя Латвия тогда была в составе России. После него осталась баптистская община, Дом Евангелия, да и сам его труд для русских людей еще не был закончен.

Наступила ночь, «когда никто не может делать». С 1912-го по 1916 г. вся деятельность Союзов была оста­новлена. Не собирались съезды, не издавались журналы, закрылись только что открывшиеся Библейские курсы. В 1913 г., однако, Проханов пытался достучаться до правительства и составил Записку о правовом положении верующих в нашей стране, где собрал все факты произ­вола, жестокости и насилия. Эта Записка является очень ценным историческим документом, но желаемого дейст­вия на правительство она не имела.

В 1914 г. началась Первая мировая война. Она обоз­начила исторический рубеж не только в России, но во

97

всем мире: она стала концом веры в прогресс, цивилиза­цию и природную доброту человека, а также представле­ний, что можно построить Царствие Божие на земле, т. е. иллюзий о мире и человеке. Для России же она стала началом таких иллюзий.

Беседа тринадцатая:

«Страшно бушует житейское море». Первая мировая война и революция

Краткий период религиозной терпимости (семь лет) в семь раз увеличил Союз баптистов: 67 тысяч, это данные по всей стране. Но царское правительство относилось к баптистам с величайшей подозрительностью. Это отно­шение выразилось в мнении МВД: «Самые опасные во­инствующие представители сектантства». Поэтому нача­ло войны мгновенно повело к закрытию молитвенных домов, арестам, ссылкам. Проповедь была запрещена. Она вела к ссылке. В первые же недели войны баптисты широко обвинялись в печати в том, что у них «немецкая вера», что они — «пособники Германии» и «враги рус­ского царя». Особенно старалось деревенское духовенст­во: бессильное в борьбе с местными «штундистами», они использовали подходящий момент для массовых реп­рессий.

В Петербурге и у Фетлера, и у Проханова было много доброжелателей среди высших классов и даже в прави­тельстве, поэтому их аресты не состоялись, а ссылка Фетлера в Сибирь была заменена высылкой его из стра­ны: на это было дано ему десять дней, которые он ис­пользовал для проведения десяти евангелизационных со­браний! Вильям Фетлер мелькнул на петербургском не­босклоне, как яркая звезда, и исчез, но, как увидим дальше, не насовсем, Бог усмотрел для него новое поле деятельности в служении России служение русским военнопленным.

Трагичность ситуации для верующих усугублялась еще тем, что их арестовывали и ссылали, притом что их собственные сыновья и мужья были на фронте! Но на это никто не обращал внимания. Кроме того, евангельские христиане и баптисты любили свою родину и страдали за нее. Фетлер еще не был арестован, когда по его инициа­тиве верующие обратили Дом Евангелия в лазарет, и

98

сами же за ними ухаживали. Однако этот шаг доброй ноли не спас Дом Евангелия от закрытия. Евангельская община по инициативе Проханова объявила сбор средств is фонд «Милосердный самарянин», который предназна­чался для организации лазаретов и обслуживания ране­ных, а также для помощи семьям погибших. Но и над Прохановым нависла угроза ареста: в 1916 г. суд Петер­бурга предъявил ему обвинение в создании революцион­ного Союза. Религиозные обвинения евангельским хрис­тианам власти затруднялись предъявлять, потому что, в отличие от баптистов, против них еще не было издано специальных законов, не знали, как их классифициро­вать. Баптистов ссылали в Нарымский край, и сослан­ных было так много, что находчивый Дей Иванович Ма-заев, председатель Союза баптистов, решил организовать там баптистскую конференцию. Этот факт говорит о том, что размах евангельской работы был таков, что ни бап­тисты, ни евангельские христиане не рассматривали войну как конец своей деятельности, имея веру «все пре­одолевши, устоять». Кроме того, репрессии не были но­востью для наших братьев, переживших победоносцев-ское время. Тот же Дей Иванович Мазаев так говорил на 1-м съезде Всемирного союза баптистов в Лондоне, в 1905 г.:

«Братья в короткий сравнительно промежуток време­ни испытали все то, что испытала Церковь Христова в первые времена ее существования: они, быв просвещены, выдержали великий подвиг страданий, то сами, среди по­ношений и скорбей, служа зрелищем для других, то при­нимая участие в других, находившихся в таком же состо­янии, и расхищение имения принимали с радостью».

Никто не был духовно сломлен этими репрессиями уже обреченного на гибель царского правительства, хотя баптисты и молились за мир и за царя, по повелению Христа.

Война несла России поражение за поражением. Уже в самом начале войны в германских и австрийских лагерях оказались сотни тысяч русских военнопленных. Жизнь человеческая потеряла всякую ценность, на войне царила свирепая дикость. И высланный из Петербурга Фетлер услышал голос Божий, обращенный к нему: «Взгляни, тебя выслали, чтобы отнять от тебя паству в России, вот Я даю тебе паству вне России». Как потом говорил сам

99


Фетлер: «Меня выслали из России, но Россия сама вышла ко мне». И он немедленно начал действовать, и поддержку он нашел не в Европе, охваченной хаосом не­нависти, а в США: в 1915 г. был организован Евангель­ский комитет по работе среди русских военнопленных в Европе. Председателем стал Джон Мотт, бывший ранее руководителем студенческого движения, а его помощни­ком — Вильям Фетлер. Работа Комитета началась с вы­пуска десятков тысяч брошюр на русском языке, часть из них была переведена женой Фетлера Варварой. Еванге­листы посещали военнопленных и раздавали тысячи Новых Заветов и евангельских брошюр, и они принима­лись, заметим, с радостью, такое было время. Около ты­сячи военнопленных сами начали распространение еван­гельской литературы. Люди в лагерях каялись сотнями. И тогда для них были организованы Библейские курсы, в тех же лагерях, где готовились будущие миссионеры для России. Фетлер говорил своим друзьям, что если Россия выдворила из страны его одного, то он в Россию пошлет тысячи миссионеров — нынешних заключенных в военных лагерях. Фетлер потому так часто возвращал­ся к теме своего изгнания из Петербурга, что он приехал туда по глубокой вере, по откровению от Бога и видел столько Его благословений, что, оказавшись после одно­го собрания в тюремной камере, в антисанитарных усло­виях, с завшивевшими однокамерниками, не получив времени ни на сборы, ни на прощание с верующими, — он растерялся: «Как же так, Господи!» Пока он так во­прошал, уже действовали его высокопоставленные друзья, ходатайствовали, собирали огромные деньги, чтобы ссылку в Сибирь заменить высылкой из России. И вот — ответ, его труд для России вне России. Это не только работа в лагерях. После окончания войны он ор­ганизует в Филадельфии Библейскую школу для подго­товки миссионеров для России и Восточной Европы, и снова его жена стоит с ним рядом в этом труде, она пе­реводила на русский язык комментарии к Библиям, ко­торые назначались для России. Фетлер все время на­деялся вернуться в Россию, но после большевистского переворота это стало совершенно невозможным.

От Фетлера остался у нас в Петербурге Дом Еванге­лия и гимн, сочиненный им для его открытия: «Братья, все ликуйте!..» Осталась баптистская община.  Верну-

100


лись в Россию 2000 миссионеров — бывших военноплен­ных, и именно тогда началась во всей России массовая евангелизация, о чем свидетельствует В. Г. Павлов. Его спросили: «Когда началось великое религиозное пробуж­дение?» Он ответил: «Когда русские пленные вернулись в Россию». Надо сказать, что труд в лагерях, еще до создания Евангельского комитета, начали совершать наши же русские баптисты, оказавшиеся в тех же лаге­рях. Но конечно, для широких масштабов работы потре­бовалась международная помощь. Марцинковский тоже пишет о том, что около 2000 новообращенных свидетелей Христа вернулись в самые отдаленные уголки страны, где ничего не слыхали о Евангелии, и проповедь одно­сельчан — солдат имела большой успех: солдату в дерев­не привыкли верить, как «бывалому».

В феврале 1917 г. война перешла в революцию: пало самодержавие, выбрано было Временное правительство, которое должно было подготовить демократические вы­боры парламента и президента, чему не дано было совер­шиться. Но эйфория была повсеместной: «Мы начнем новую жизнь!» Проханов пишет: «Я видел великий энту­зиазм народа, который приветствовал эту революцию, особенно за то, что она была почти бескровной. Тем не менее я вспоминал историю французской и других рево­люций и считал, что хотя начало революции было мир­ным, но затем последует великое кровопролитие и тер­рор, потому что экстремистские левые партии пойдут на все, чтобы победить. Если революция не проходит через этап экстремизма, она не будет иметь крепких корней... Все это не наполняло душу оптимизмом. Я испытывал чувства отчаяния и презрения... После правительства Ке­ренского должно было возникнуть правительство Лени­на. Это было психологически необходимо»6.

Тем не менее Проханов объявляет о поддержке Вре­менного правительства и образует новую христианско-демократическую партию «Воскресение», чьим лозунгом были слова: «Сила и справедливость, но выше всего лю­бовь». В программе выражалось требование демократи­ческой республики «как самой совершенной формы госу­дарственного правления, той, которая наиболее соответ­ствует учению Христа». Он призвал также к отделению церкви от государства и равенству всех деноминаций.

8 В котле России. С. 169.

101


Все эти вопросы обсуждались на 4-м Всероссийском съезде евангельских христиан. Съезд не поддержал идею создания христианско-демократической партии: «Неже­лательно, чтобы общины были увлечены политикой». Проханов принимает участие в выборах в Государствен­ную Думу. Он провозгласил от имени группы христиан­ских демократов политическую программу и имена четы­рех кандидатов. Он использовал это как возможность за­явить о себе и познакомить людей со своей программой. И группа христианских демократов со своим кандида­том — Прохановым получили больше голосов, чем соци­ал-демократы (меньшевики) с их кандидатом — Плеха­новым. Ни тот, ни другой не были избраны, но цель Про­ханова — заявить о себе — была достигнута. Он прини­мал участие в политике в интересах евангельского дела.

После свержения самодержавия была объявлена ам­нистия, и примерно 800 братьев вернулись из ссылки и тюрем уже в марте и возобновили свой труд. В разных районах Петербурга и баптисты, и евангельские христи­ане организовывали массовые призывные собрания — «на площадях и улицах, в огромных залах и аудиториях Университета и институтов, в трактирах и под открытым небом. Благовестники из Петербурга, имея специальные удостоверения евангельско-баптистских церквей, разъез­жали с проповедью Евангелия по окрестным селам и де­ревням, и часто при содействии местных властей. Пропо­ведь Евангелия Благодати имела успех»7. Новым явлени­ем в деле благовестил было стихийное возникновение христианских кружков среди солдат, что естественно в связи с войной и проповедью Евангелия в лагерях.

Традиции уличной миссии в Петрограде воспринял после Фетлера — Александр Васильевич Карев, еван­гельский христианин.

Дом Евангелия был получен обратно и возобновил свою широкую деятельность, прерванную войной и арес­том их пресвитера Фетлера. Этот Дом воскресили два проповедника — это были Иван Васильевич Непраш, за­меститель председателя Союза баптистов, и брат Виль­яма Фетлера — Роберт Фетлер. Кроме обычных собра­ний здесь проводились евангелизационные, возобновила свою работу воскресная школа, книгоиздательство, нахо­дившееся в здании Дома, издавало журнал «Гость».

7  История ЕХБ в СССР. С. 171.

102


Фетлер Роберт Андреевич и Татьяна Ивановна. 1919 г

Проханов возобновил из­дание журнала «Христиа­нин» и газеты «Утренняя звезда», богослужения в Те-нишевском зале на Моховой улице, переходя из него в рядом находящийся цирк, вмещавший 3 тысячи чело­век. В книге «В котле Рос­сии» Проханов пишет: «На углах улиц мы останавлива­лись и произносили неболь­шие проповеди к народу. Во время шествий по улицам мы пели гимны, и многие присоединялись к нам. Затем мы входили в пере­полненное здание цирка... Я

говорил о духовной революции. Моя мысль заключалась в том, что политическая революция касается государства. Но необходимо для каждого человека пройти через ду­ховную революцию, отвергнуть грех и отдать первое место в сердце своем Богу. Когда после моей проповеди я приглашал людей к молитве, те преклонялись, и разда­вался единый возглас со стонами и покаянием людей. Среди тех, кто преклонял колена, я видел простых крестьян, рабочих, офицеров, чиновников, солдат, а также хорошо одетых дам и господ. Все они взывали к Богу» .

Воистину, — скажем мы, — это было время благо­приятное, день спасения. Но на примере нашей истории мы научимся понимать глубокую истину, что любое ис­торическое время есть время, благоприятное для спасе­ния! Потому что о времени написано в Библии слово «ныне». Ныне, сейчас, в каждое время!

Проханов, не удовлетворяясь цирком, проводил бо­гослужения в здании Михайловского манежа, вмещавше­го 10 тысяч человек. За полтора часа до богослужения произносились короткие проповеди около зданий Исаа-киевского и Казанского соборов. После такой подготовки толпы людей шли за проповедниками в здание Михай­ловского манежа. Проханов пишет: «Это было время не-

8  В котле России. С. 172.

103


ограниченной свободы. Я думал: «Свобода! Свобода!» Это наполняло наши сердца великим энтузиазмом. Я видел перед собой огромное бесконечное поле миссии для Божьей жатвы».

Заметим, что это время «неограниченной свободы» длилось семь месяцев, от февраля до октября 1917 г. И опять мы видим, как Проханов спешил использовать каждую возможность евангелизации, в его книге «В котле России» мы видим, что он ясно понимал крат­кость этого времени. Для очень многих в нашей стране это было время иллюзий, эйфории, но верующие не об­манывались: «Мне должно делать дела Пославшего Меня, доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать» (Ин. 9:4). В «Истории» нашего братства написано так: «Предоставленная религиозная свобода без официальных гарантий ее со стороны правительства не успокаивала деятелей братства. Слишком свежи были в их памяти последствия так называемых религиозных свобод, данных в 1905 — 1906 гг. И. С. Проханов в своем выступлении на государственном совещании в Москве в августе 1917 г. отмечал, что одним из непре­менных условий оздоровления нации является отделение церкви от государства, раскрепощение государственной церкви и уравнение перед законом всех религий, церквей и вероисповеданий»9.

Временное буржуазное правительство оказалось не­способным удовлетворить требования, выдвинутые веру­ющими. Но, как мы видим, верующие не ожидали узако­ненной Декларации о религиозной свободе, но действова­ли так, как если бы им были гарантированы все возмож­ности либерального режима. Журнал баптистов «Слово истины» приветствовал появление нового строя: «Нет, это не мечта. Великая Россия действительно сбросила с себя бремя многовекового господства самодержавия» (№1, 1917 г., с. 1).

В ноябре 1917 г. (25 октября) большевики свергли Временное правительство, захватив власть в Петрограде. Октябрьская революция погрузила Россию в хаос Граж­данской войны, разорванности экономических связей между регионами, последующего за этим голода и терро­ра. Но вначале они были слишком заняты собственным выживанием в Гражданской войне, чтобы заниматься

9 История ЕХБ в СССР. С. 172. 104


церквами, поэтому все церкви, и православные, и еван­гельские, оставались открытыми.

Через три месяца после победы пролетарской револю­ции Совет народных комиссаров во главе с Лениным издал декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Декретом обеспечивалось юридичес­кое равенство всех верующих: из всех официальных актов устранялось всякое указание на религиозную при­надлежность и непринадлежность. При отделении школы от церкви граждане могут обучать и обучаться религии частным образом.

В разъяснении этого декрета указывалось, что анти­религиозная пропаганда должна носить разъяснитель­ный характер (например, о природе, общественной жизни). Рекомендовалось особо внимательное отноше­ние к тем верующим, которые подвергались гонениям при царском режиме. Эти разъяснения послужили рас­цвету всевозможных диспутов с атеистами, которые стре­мились «повернуть верующих в русло советской рабо­ты», а верующие стремились приобрести сердца людей для Христа. Как правило, эти диспуты доставляли пол­ную победу евангельским и баптистским проповедникам, и аудитория была на их стороне.

Декрет удовлетворял основные политические и рели­гиозные требования баптистов и евангельских христиан, за одним важным исключением: религиозным общинам не предоставлялось прав юридического лица! Общины не имели права владеть своими молитвенными домами. Это исключение будет убрано из законодательства только в наши дни.

Беседа четырнадцатая:

На вулкане.

Жизнь церкви во время Гражданской войны и террора (1917—1920)

Декрет об отделении церкви от государства прекратил все гонения на русские религиозные группы, потому что «все преследования начинались от священников приви­легированной православной церкви, далее через жандар­мерию или секретную полицию, как действующую руку правительства»10. Для православной церкви этот декрет

10 В котле России. С. 174.

105


был страшным ударом: она потеряла финансовую под-держку государства и все привилегии, миллионы рублей были изъяты из церковных касс, не на что стало сущест­вовать Синоду, Духовной Академии. В скором времени начнется целая кампания по уничтожению православного священства, конфискации имущества церквей, надруга­тельства над гробами православных святых под знаменем борьбы с суевериями. Вслед за православной церковью, несколько лет спустя, пойдут этим крестным путем и бап­тисты, и евангельские христиане, но пока, в начале боль­шевистского правления, к евангельскому движению было весьма дружелюбное отношение, в печати даже не раз указывали на тот факт, что в местах ссылок штундисты и евангельские христиане были вместе с социал-демокра­тами. Господствовало стремление привлечь на сторону нового правительства все так называемые религиозные меньшинства, как и национальные меньшинства, — всех, кто страдал при старом строе.

С этой целью к Декрету были изданы дополнительные разъяснения, гарантирующие свободу совести. Но все равно жизнь наших церквей была жизнью на вулкане, с глухим рычанием внутри его и подземными толчками.

Так, например, руководители Дома Евангелия, вос­кресившие его после изгнания Вильяма Фетлера, — Иван Васильевич Непраш и Роберт Фетлер вскоре после захвата власти большевиками были отправлены в Вос­точную Сибирь. Верующие предложили служение пре­свитером Одинцову Николаю Васильевич, работнику Союза баптистов. Но правительство не разрешило выда­ющемуся работнику проповедовать в Петрограде. Тогда община обратилась к фабричному рабочему С. А. Хох-лову, который был необразован и не имел, по всей види­мости, способности к руководству. Но при его рекомен­дации один брат сказал удивительные слова: «Прави­тельство думает, что успех работы Божьей здесь зависит от людей, и оно ссылает их. Теперь зависит от общи­ны — показать им, что здесь действуют не способные люди, а Бог». К удивлению самих верующих, брат Хох­лов за короткое время стал неузнаваем. Господь даровал ему отвагу, силу и смелость стоять бесстрашно на своем посту.

В 1919 г. Хохлова сменил человек необыкновенной судьбы - Иван Николаевич Шилов, бывший моряк. От

106


его проповеди в годы войны обратилась чуть не вся команда корабля, на котором он служил, но сам он был арестован и приговорен к расстрелу за свое твердое ре­шение — не участвовать в убийстве на войне. Его спасла только революция, и он стал пресвитером Дома Еванге­лия.

На собрания приходило много военнослужащих, и во­инские части Петрограда запретили им посещать бого­служебные собрания баптистов. Тогда Шилов написал письмо Ленину, прося об отмене этого запрета. Он писал как власть имеющий! Указав на факты притеснений и на то, что баптисты всегда были гонимы царским правитель­ством и священством, а также засвидетельствовав о вере баптистов, Шилов так заканчивает письмо:

«Смотрите и Вы не возгордитесь, как Навуходоносор, который после того, как вознесся против Всевышнего, был низвержен и питался травою. Я не желаю льстить Вам, но говорю искренно и честно, как понимаю. На­деюсь, что настоящее письмо Вами будет рассмотрено и будут приняты меры к устранению всех недоразумений».

Ленин тут же дал указ о свободе солдатам посещать богослужебные собрания баптистов.

Все это не помешало через год арестовать Шилова, прямо на Всероссийском съезде баптистов и сослать на 3 года в лагеря Соловецкого монастыря. А по возвраще­нии из лагерей, через год же, опять арестовать, и опять на очередном Всероссийском съезде баптистов (1923), и отправить в ссылку в Туруханский край. После возвра­щения, через два года, — снова арест и ссылка. И снова, и снова, пока Господь не возьмет его в 1944 г. из лагерей на лесоповале... Но Шилов всегда оставался пресвите­ром Дома Евангелия. Это было его место. В своих про­поведях Шилов был столь же нелицеприятен, как в своем письме Ленину. «Он не щадил грех, он громил его с кафедры, выворачивая сердца грешников, обнаружи­вая все сокровенное, все тайники порочной жизни» (ци­тируется по рукописи С.  В.  Севастьянова).

Вторым пресвитером Дома Евангелия был брат Алек­сей Петрович Петров, — тихим, спокойным, ласкающим голосом он указывал мятежному сердцу на единствен­ный, доступный всякому грешнику путь спасения.

«Вулкан» — это не только внезапные аресты, но и голод, разруха, хаос Гражданской войны, разорванность

107


российского пространства на регионы, где хозяйничали либо белые, либо анархисты, либо националисты, либо немцы. Это вызывало бездействие Союза баптистов. Но молитвенные дома были переполнены: люди искали спа­сения! Библии присылали из Америки, кроме того, пра­вительство передало баптистам множество Библий, кон­фискованных у Синода! Открытие мощей с целью анти­религиозной пропаганды (открыто 68 гробов в 1918 1919 гг.) сильно поколебало православный народ в их вере, и они стали массами приходить в баптистские цер­кви. О деятельности евангельских христиан можно су­дить по их съездам. С одной стороны, с первых же дней советской власти Проханов стал искать точки соприкос­новения интересов евангельских христиан и нового пра­вительства. Он нашел их в создании коммун и коопера­тивов. С другой стороны, он стремился организовать ши­рокое воздействие Союза на верующих по всей стране, под лозунгом: «Наступил уже час пробудиться нам от сна» — таков был девиз 5-го Всероссийского съезда евангельских христиан, два месяца спустя после Ок­тябрьской революции.

В 1918 г. возникли первые баптистские сельскохозяй­ственные коллективы: «Прилучье» в Новгородской гу­бернии, «Вассан» в Енисейской и другие. В том же году Проханов разрабатывает порядок устройства и устав пер­вой евангельской общины «Сигор», в Брянской губер­нии, в Тверской губернии — «Гефсимания», «Вифания» и «Утренняя звезда», в Брянской — «Едино». Примером была всеобщина «Сигор», названная всеобщиной за то, что в ней совмещался сельскохозяйственный коллектив с церковной общиной, с богослужениями. Специально со­зданная несколько позже комиссия при Наркомате воз­главлялась известным правозащитником сектантов В. Д. Бонч-Бруевичем, который писал: «Нам очень нужны строители хозяйственной жизни... Верующие до­лжны почувствовать себя свободными и защищенными правительственной властью от всех незаконных, придир­чивых, унижающих достоинство человека больших и малых посягательств»11. М. И. Калинин тоже отстаивал курс на развитие коммун, чтобы направить значительные хозяйственно-культурные ресурсы верующих на благо общества. Несмотря на все эти заботы о коммунах, это

11   История ЕХБ в СССР. С. 175. 108


направление деятельности евангельских христиан и бап­тистов не было успешным. Коммун было много, до двад­цати восьми, но все они были недолговечны и через три-четыре года распадались. Интересы хозяйственные и церковные не совпадали!

Интересы общин и поместных церквей хорошо видны в решениях ежегодных съездов евангельских христиан.

В 1917 — 1918 гг. на 5-м Всероссийском съезде еван­гельских христиан в Москве были поставлены вопросы о первостепенной важности воспитания и образования. Это был постоянный лейтмотив всей деятельности Прохано­ва, но только в 1925 г. ему удается организовать регуляр­ные годичные курсы, которые до 1928 г. окончат 400 братьев. А пока, несмотря на все старания, в сущес­твующей обстановке политического хаоса и голода — не до курсов и не до Библейского института. Зато принятое решение о возобновлении уличной миссии, впервые орга­низованной Фетлером, было выполнено, за этот труд взялся молодой евангельский христианин Александр Ва­сильевич Карев. На съезде стоял и вопрос о благотвори­тельности — помощи тем семьям, где погибли кормиль­цы, и вопрос о служении сестер.

Съезд сопровождался многолюдными собраниями в разных местах города: в Городской Думе, в Политехни­ческом музее, в кинотеатре «Форум». В них вместе с Прохановым принимал участие И. В. Каргель: молит­венные собрания и вечеря в Политехническом институте, а затем — призывные собрания. Стремление Прохано­ва — воздействовать на верующих по всей стране — осу­ществилось. В нашей «Истории» братства отмечается: «Пятый всероссийский съезд евангельских христиан ока­зал глубокое воздействие не только на его участников, но и на многих верующих по всей стране. Молодые и пожи­лые члены поместных церквей загорелись желанием бла-говествовать о Христе. Отовсюду поступали радостные со­общения об обращениях грешников ко Христу»12.

Это было особенно важно из-за разрозненности брат­ства в условиях Гражданской войны! Работа проводилась местными объединениями евангельских христиан.

Шестой Всероссийский съезд проходил в 1919 г., когда Петроград находился в тесном кольце фронтов Гражданской войны, в Петропавловской крепости ночью

12   История ЕХБ в СССР. С. 188.

109


расстреливали людей, царил голод, а железные дороги не работали. И однако съезд состоялся, и на нем, как и всегда, первым вопросом было состояние благовестия и содержание благовестников. Для верующих это был во­прос смысла жизни, важнее, чем исход Гражданской войны, важнее хлеба насущного. Как сформулировал эту мысль Проханов: «Трудитесь, пока не настанет ночь». Для работы издательства не было бумаги, но благодаря огром­ным усилиям Проханова продолжала выходить «Утренняя звезда». Журнал «Христианин» не издавался.

На этом съезде рассматривался еще один важный во­прос — о единстве: был создан Временный всероссий­ский общий совет евангельских христиан и баптистов.

Из-за голода и террора в Петрограде Проханов решил отправить свою семью на юг, к родным, в Закавказье; из-за трудностей сообщения путь занял три месяца, и едва они успели доехать, как жена Проханова заболела азиатской холерой и скончалась во Владикавказе. Извес­тие об ее кончине пришло как раз во время съезда. Про­ханов очень любил свою жену, но он чувствовал себя мобилизованным солдатом, не вправе оставить Петро­град. Он говорил: «Если корабль идет ко дну, то капитан корабля оставляет его последним. Я не могу оставить Петроград до тех пор, пока страдающие члены церкви не обретут свободы»13.

Проханов мог жестоко страдать от потери жены и от неизвестности относительно своих сыновей, мог голо­дать, имея в качестве ежедневного питания морковный чай с сухарями, но его никто никогда не видел сломлен­ным, павшим духом. Когда придет его час, он и умирать будет с верой и улыбкой ободрения для окружающих...

Он был великим мечтателем! На 7-м Всероссийском съезде 1920 г., в Москве, были поставлены огромные за­дачи: новая стратегия благовестия «От города к городу, от села к селу, от деревни к деревне, обращаясь к каждой душе». Затем было принято решение — расширять поля благовестия, и с этой целью послать по два благовестни-ка в Китай и в Индию! А также к тем народностям Рос­сии, которых еще не достигла Благая Весть спасения: ненцы, коми, киргизы, казахи, калмыки.

Съезд в Москве 1920 г. проходил одновременно и со­вместно со съездом баптистов. На нем должно было про-

13   В котле России. С. 179. 110


изойти соединение Союзов, давно желаемое всеми члена­ми поместных церквей. «России теперь нужны десятки тысяч проповедников», — сказал Шилов. Далее цитиру­ется по «Истории» братства: На совместных заседаниях «царила атмосфера любви, откровенности, взаимопони­мания и взаимных уступок на благо общего дела». Съезд баптистов заявил, «что в догматических вопросах, в об­разе жизни и поведении баптистов и евангельских хрис­тиан не имеется существенных различий... Участники съезда высказались за полное слияние союзов в один союз, который предлагалось назвать Всероссийским со­юзом евангельских христиан — баптистов... В-заключе­ние все присутствующие, взявшись за руки, спели гимн «За евангельскую веру»»14.

И однако тогда соединение не состоялось. Союзы объ­единятся только в конце Второй мировой войны, в 1944 г., когда уже не будет в живых никто из руководи­телей двух Союзов. Проханов настаивал, чтобы местом пребывания объединенного Совета был Петроград. Он не хотел, чтобы распался соединенный им Центр, с которым он связывал свои надежды на возрождение духовной жизни народа.

И наконец, в эти трудные годы состоялся еще один съезд, 8-й Всероссийский съезд евангельских христиан, в 1921 г., в Петрограде. Это был съезд во время страш­ного голода, который поразил 17 губерний: засуха, вы­пало 7 мм дождя при норме 106 мм. Число голодающих достигло 14 млн, в том числе — 5,6 млн детей. Поэтому на съезде после вопросов благовестия рассматривался во­прос о страждущих от голода. Проханов использовал все свои возможности, чтобы организовать получение посы­лок из-за рубежа. Баптисты тоже обратились к зарубеж­ным баптистам, предлагая «отставить всякие политичес­кие соображения в сторону и помогать Советской Рос­сии, следуя глубокому убеждению, что из добра не может выйти зла». Для многих эта помощь была спасением от голодной смерти. Помощь оказывалась не только членам общин, но и внешним. Помощь приходила от Американ­ской ассоциации помощи, от Миссии Нансена (Англия), от Шведского Красного Креста, от квакеров и баптистов.

14   История ЕХБ в СССР. С. 194—195.

111


И все же голод принудил многих верующих из Евро­пейской России переселиться в Казахстан и Среднюю Азию, где образовались новые общины.

Но, как и всюду, на 8-м съезде евангельских христиан первым вопросом был вопрос благовестия: Проханов пред­ложил расширить штат работников Совета Союза, чтобы увеличить число благовестников вдвое: с 50 до 100. Вспом­ним, что в 1909 г. у Проханова был всего лишь один бла-говестник, а в 1928 г. их у него будет 500! Он твердо дер­жал намеченный курс на духовное возрождение народа России. Столь же постоянной его заботой было обеспечение верующих Библиями и Новыми Заветами. Он получал их из-за границы и рассылал по различным районам России, пока не был запрещен ввоз в Россию Священных Писаний. На съезде был объявлен пост и молитва о прекращении братоубийственной войны.

Много других событий происходило в Петрограде в годы Гражданской войны. Опустели церкви лютеран, ре­форматов и других иностранцев, которые были высланы, и Проханов арендовал эти оставленные церкви. Совет­ская власть экспроприировала особняки и поместья: Софья Ливен рассказывает об этом в своей книге. В ско­ром времени и она сама вынуждена будет уехать в Анг­лию. Революция положила конец славному периоду ак­тивного участия петербургской аристократии в духовном пробуждении. Но от них осталось богатое наследие вы­сококультурных и духовных традиций: просвещение, об­разование, социальный труд, издательства, воскресные школы, миссии, пение, работа со студентами, а глав­ное — открытость всему новому, что может послужить Божьему делу, и великая терпимость.

В 1917 г. в Петербурге появилась и начала свой труд Армия Спасения. Вера Михайловна Калашникова, член церкви евангельских христиан (с 15 лет), рассказывает:

«Мы были членами общины евангельских христиан, а от Армии Спасения заимствовали формы работы: они особенно подходили к годам нужды и голода после рево­люции. Наш центр на Лахтинском переулке образовался в 1917 году и действовал также и в 20-е годы. Главным проповедником уличной миссии был Коля Сальников. Мы посещали больницы, ночлежки, пивные, где высту­пали с пением и проповедью, а также раздавали христи­анские брошюры. У нас был образован девичий кру-112


Католическая церковь Святой Екатерины на Невском проспекте

жок — сестры вышивали, а потом свои работы продава­ли: деньги шли на миссию. На Лахтинском переулке про­ходили христианские «Вечери любви» — общения моло­дежи для духовной поддержки друг друга».

В то время Армия Спасения насчитывала около соро­ка человек. Нам известны имена Веры Ивановны Калаш­никовой, Антонины Савватеевны Порошиной, Николая Сальникова и редактора «Вестника Спасения» — Э. А.Ользони Самое начало Армии Спасения относится к 1913 г., когда начался ее труд среди бедных женщин и детей беженцев. Тогда же начал выходить и «Вестник Спасения». Его редакция помещалась на Васильевском острове, 24-я линия, дом 11, кв. 3.

До Лахтинского переулка главная квартира Армии Спа­сения была около Казанского собора (1913 г.), Вознесен­ский пр., 22. Последний номер «Вестника» вышел в 1919 г. Вся работа Армии Спасения проходила под девизом:

Нет высшего счастья,

Чем искать и находить Его.

Нет лучшего дела,

Как искать и находить для Него.

113


Не исключено, что идею Армии Спасения принесла в Петербург Мария Петровна Мясоедова, офицер Армии Спасения,— она по приглашению Фетлера как раз при­была в Петербург в 1913 г., для работы в Доме Еванге­лия. Будучи фрейлиной царского двора, она обратилась в 1894 г., в Париже, от уличной проповеди к Армии Спа­сения. Она отказалась от замужества, наследства, посвя­тив себя целиком служению Богу, в качестве офицера Армии Спасения и благовестницы.

Беседа пятнадцатая:

«...Дорожа временем,

потому что дни лукавы» (Еф. 5:16)

(1922—1926)

Гражданская война кончилась. Кронштадтский мятеж подавлен. Голод сходил на нет. Наступало время стаби­лизации жизни. Для экономического облегчения введен
был НЭП. И евангельские христиане, и баптисты с вели­кими надеждами смотрели в будущее. «Ободренные офи­циальными предсказаниями хорошего урожая в 1922 г.,
веря, что голод скоро пройдет, Комиссия по евангелизации ожидала миссионерской деятельности в размерах, ранее никогда не достигавшихся баптистами. Царское за­
конодательное запрещение евангелизации ушло в про­шлое; советская конституция признала «свободу религиозной и антирелиги­озной пропаганды» для всех граждан. Но полная радость баптистов этим за­конодательством ограни­чивалась беспорядками, присущими войне, рево­люции, голоду. Теперь, наконец, баптисты надея­лись на неограниченное продвижение вперед» (ци­тируется по рукописи Пауля Стивса «Союз бап­тистов России»).

Лютеранская церковь. В. О. Большой проспект

114


Между  тем,   несмотря на   огромные   трудности,


Гражданская война неожиданно открывала много воз­можностей. Это был расцвет такой формы работы, как диспуты с атеистами, в которых активнейшее участие принимал Владимир Филимонович Марцинковский, на­чавший еще в 1913 г. духовные беседы и лекции со сту­дентами, по просьбе барона Николаи. Из Петербурга его деятельность распространилась в Москву, затем Самару и далее — по деревням. Темы его лекций были такие:

Евангелие и свобода.

Революция духа.

Вера и творчество.

Смысл красоты.

Можем ли мы жить без Христа?

О существовании Бога.

О значении христианской морали.

Большевики сами предложили и начали диспуты в 1918-1919 гг.

Сам Луначарский принимал участие в этих диспутах. Они описаны Марцинковским в его книге «Записки ве­рующего». Эти диспуты вызывали у слушателей интерес гораздо больший, чем политика! На них собирались ты­сячи народа. Марцинковский был так популярен, что аудитория требовала, чтобы ему дали слово, даже когда он не был назначен оппонентом. На диспутах выступали и простые, даже малограмотные верующие и, указав на места Писаний, побеждали в споре. Это было во время революции и Гражданской войны. В 1921 — 1922 гг. все диспуты были прекращены, а Марцинковский выслан из страны.

Во время Гражданской войны процветали не только диспуты, но и христианское образование детей: воскрес­ные школы для уличных детей (их организовывал в Са­маре тот же Марцинковский, на 300 детей), в церквах. Занятия с детьми в 1921 г. были запрещены специаль­ным постановлением МВД. Религиозное образование детям разрешено было давать только в семьях, и то в группе не более чем из трех человек.

Как уже упоминалось, прекращена была активная де­ятельность Армии Спасения, закрыт «Вестник Спасе­ния» в 1919 г. Да и вообще вся благотворительная дея­тельность была упразднена, как бы за ненадобностью, т. к. советское государство взяло на себя заботу о сиро­тах, стариках, бездомных и других нуждающихся.

115


В 1919 г. был издан декрет об освобождении верую­щих от воинской повинности, но в годы стабилизации было сделано все, чтобы свести его к нулю, т. е. декрет оставался на бумаге, но от верующих требовали предан­ности новому государству и добровольного участия в во­енных действиях. Именно поэтому пресвитер Дома Еван­гелия Иван Никитович Шилов без конца арестовывался и ссылался: он отказывался от присяги и военной службы.

В 1921 г. была арестована вся конференция христиан­ской молодежи, которая собралась не в Петрограде, как обычно, а в Твери, из-за голода в Петрограде. Как мы помним, Проханов начал работу с молодежью в 1905 г., когда состоялась 1-я Всероссийская конференция хрис­тианской молодежи и был образован «Молодой союз». После скорого суда молодежь была отпущена, а двенад­цать руководящих братьев приговорены к принудитель­ным работам в старом монастыре. Через 2 месяца братья Шендеровский и И. И. Моторин добились их освобож­дения. Но это краткое заключение имело свои горькие плоды: работе с молодежью был положен конец, а Про­ханов не смог присутствовать на объединительном съез­де, намечавшемся 12 июня 1921 г. в Доме Евангелия. Ни съезд не состоялся, ни объединение. Впоследствии И. И. Моторин (1925) писал: «Возможно, именно в тот мо­мент, в момент окончательного решения этого историчес­кого вопроса, у наших выдающихся братьев там не было смелости, моральной и духовной силы довести до конца эту великую задачу».

Правительство не было заинтересовано в объединении евангельских христиан и баптистов, стремясь разделять, а не соединять их силы. Не исключена вероятность внеш­него давления, к которому будет часто прибегать лука­вый режим в период стабилизации, а затем и полного безоговорочного контроля. Лукавство было в том, что объявленную свободу религиозной пропаганды и право на освобождение верующих от воинской повинности нужно было потихоньку забрать назад, но так, чтобы на словах они остались, а на деле, — чтобы их не было. И здесь чрезвычайно показательны запреты на работу с молодежью, с детьми и с женщинами: в 1921 г. состоялся 1-й съезд сестер, евангельских христиан — баптистов, в Екатеринославе, но продолжения не было!

116


В 1923 г. Проханов снова был арестован, в Москве, па несколько месяцев, пока он не согласился подписать обращение к евангельским христианам, набросанное иластями. Еще прежде чем оно было отредактировано и подписано, оно появилось в Известиях: «Мы должны посвятить все свои силы и все свое знание укреплению и поддержке Советского правительства... Мы убеждаем всех наших братьев честно трудиться, в полном подчине­нии и послушании советским законам, как гражданским, так и военным, а также служить в Красной Армии».

Это обращение обсуждалось на 9-м Всероссийском съезде евангельских христиан. Он было опубликовано 12 августа,, а в сентябре был съезд. Предметом обсужде­ния были вопросы об отношении евангельских христиан к Советской власти и военной службе. Первый вопрос в те годы трудностей не вызывал, потому что Советская власть, яростно уничтожая православных, подчеркивала свое дружественное отношение к сектантам. Шилов сви­детельствовал, что тюрьмы были забиты православными священниками, а православный люд бежал из православ­ных церквей во множестве и присоединялся к баптистам и евангельским христианам, обеспечивая невероятно быстрый рост протестантских церквей. Так что на Совет­скую власть пока жалоб не было, но военный вопрос воз­будил на съезде волну возмущения. В итоге была приня­та резолюция, действующая и по сей день: всеобщая во­инская повинность была признана обязанностью, но ре­золюция оставляла за каждым христианином право в соответствии с требованиями его совести самостоятельно определить форму ее исполнения (альтернативная служ­ба). В декабре этого же года был съезд баптистов, на который власти долго не давали разрешения, а разре­шив, арестовали 12 делегатов, после чего тоже была при­нята подобная резолюция: «Признавая войну величай­шим злом и приветствуя миролюбивую политику совет­ского государства, призывающего все народы мира ко всеобщему разоружению, съезд оставляет на совести каждого из баптистов решение вопроса об исполнении им всеобщей воинской обязанности в соответствии с его лич­ными убеждениями».

Даже этот компромиссный текст был принят с боль­шим трудом, и то только после ареста братьев.

117


Как будто и не было декрета 1919 г. об освобождении верующих от военной службы!

Несмотря на все это лукавство, и баптисты, и еван­гельские христиане принимали все законы за чистую мо­нету. Поскольку декрет 1918 г. на их стороне, они и ис­ходили из того, что в России существует та самая свобо­да, за которую они выступали многие годы. Подчинив­шись советскому режиму, они надеялись сохранить свободу проповеди. Резолюция 25-го съезда баптистов в 1923 г. содержала пункт «о недопустимости для баптис­тов антиправительственной деятельности путем агитации и пропаганды... Всякий баптист, если окажется винов­ным в сих деяниях, тем самым исключает себя из состава баптистского братства и ответствует единолично перед законом страны»15.

Православная церковь в этот период времени находи­лась под главным ударом. Она разделилась на несколько церквей, названия которых указывают на то, что среди ряда священников, еще до репрессий, было желание ре­форм и обновления: она разделилась на Живую церковь, Обновленческую, Союз возрождения, Союз древнеапос-тольской церкви. И Проханов протянул им в это время руку помощи — «Евангельский клич», 1922 г., чтобы вступить с ними в диалог, не покаются ли они, не обно­вятся ли духовно? Баптисты очень осуждали этот, как они выражались, «флирт» Проханова с православием, но вот мы сейчас, спустя 75 лет, стоим перед той же пробле­мой — необходимости диалога. До падения царизма ни о каком диалоге не могло быть и речи, но время измени­лось. Проханов хотел содействовать «пробуждению живых элементов в среде русской церкви». В «Евангель­ском кличе» он указал на евангельский путь спасения, единственный, который делает церковь— «живой». Он призывал не к реформам, а к отказу от сложной духов­ной иерархии, к устранению посредничества священни­ков и исповедь и других установлений православной цер­кви. Он разослал «Евангельский клич» по церквам, он был встречен положительно! Проханова стали пригла­шать проповедовать в православных храмах, но против­ники оказались сильнее: они отрицали всякое объедине­ние с евангельскими христианами и мотивировали свой отказ так: «Ввиду политической опасности». Этот путь

15    История ЕХБ в СССР. С. 174. 118


оказался тупиковым, но труд Проханова — не тщетным: он приобрел некоторые православные души для Господа, например митрополита Антония и других. Надо помнить, что Проханов мечтал о духовном обновлении всей Рос­сии, поэтому он внимательно приглядывался к уже име­ющимся в России религиозным объединениям, вспомним его работу с хлыстами на заре его деятельности, с толс­товцами. А сейчас он заинтересовался общиной трезвен­ников, или «чуриковцев», он же и утвердил Ивана Ко-лоскова пресвитером этой группы. Баптисты увидели в этом «опасность... в которую мы, баптисты, не хотим быть втянутыми».

Несмотря на некоторые неудачи и критику, несмотря на лукавство властей, годы 1922 — 1928 являются годами массовой евангелизации и огромного роста церквей, как благодаря хорошо и широко налаженному благовестию, так и по другим причинам: ради освобождения от воинс­кой повинности, ради получения продовольственных по­сылок, а также в связи с гонениями на православную церковь и разочарованием в ней Союзы пополнялись также и за счет прежде независимых групп,— в такой богоискательской стране, как Россия, их всегда было много. Из-за наплыва массы новых людей в церкви в них неизбежно понизился духовный уровень, так как среди присоединившихся было много невозрожденных душ. Опять остро встала проблема образования, нужны обра­зованные проповедники! В том же 1923 г. Проханову удалось организовать в Доме Спасения (на Большой Ко­нюшенной, ныне Шахматный клуб) одноразовые девяти­месячные курсы. Их окончило 50 братьев. Для образова­ния новых членов церкви огромную роль должна была играть печать. На 9-м съезде Проханов говорил, что в Союзе имеются для распространения Библии, Еванге­лия, «Гусли» («Гусли» были переизданы в 1909 г., с но­тами, музыку писал литовский брат Инкис), но издание «Христианина» еще не возобновилось, а книги по духов­ному воспитанию верующих пока еще только планирова­лось издать.

На съезде был заслушан доклад о 3-м Всемирном кон­грессе баптистов в Стокгольме, где Проханов вновь был избран вице-президентом. Все выступления наших брать­ев на Всемирном конгрессе отличались оптимизмом: «Объявлена полная религиозная свобода.  Происходив-

119


Шведская церковь на Большой Конюшенной

шие стеснения не носят систематического характера и объясняются условиями Гражданской войны... В особен­ности ревниво к ограждению верующих от стеснения в области религии относится центральная власть» — так выступал молодой Павлов, Павел Васильевич. Проханов полагал, что в скором времени вся России будет страной евангельского христианства.

Для западных историков такие утверждения непонят­ны: ведь они знают о фактах притеснений, почему же взгляд в будущее столь оптимистичен? Такие сомнения высказывает, например, Вальтер Заватски. Для ответа на эти вопросы нужно пожить в России и понять, что русские называют свободой.

В 1925 г. наконец открылись регулярные годичные Библейские курсы, они проходили на Малой Конюшен­ной, и они продолжались до 1929 г. За эти годы их окон­чило 400 человек, на курсах преподавали такие выдаю­щиеся братья, как Каргель, Проханов, Николай Алек­сандрович Казаков (шурин Проханова, поэт, регент, композитор и проповедник-евангелист), Вячеслав Ивано­вич Быков: практически именно он, по поручению Про­ханова, занимался курсами, будучи очень глубоким экзе­гетом, образованным человеком, со знанием европейских языков. На этих курсах преподавались следующие пред­меты.

120


На Всемирном конгрессе баптистов в Стокгольме в 1923 г. Слева направо: Тимошенко Михаил Данилович, Шилов Иван Никитович, С. Белоусов, Павлов Павел Васильевич и его жена Вера Васильевна

Каргель читал лекции по догматике, Откровению, а также учение о втором пришествии.

Проханов — введение в Ветхий и Новый Завет, гоми­летику (или искусство проповеди, он написал неболь­шую книжечку об этом).

Быков — экзегетику, или принципы исследования Писания. В журнале «Христианин» можно найти его статьи. Считается, что у нас такого экзегета, как Быков, не было и нет.

Казаков — апологетику, теорию музыки и церковное пение. Он написал сам 65 гимнов, а в конце жизни — Рождественскую ораторию, которая традиционно испол­няется в нашей церкви на Рождество.

По истории христианства начали читать лекции Все­волод Проханов, младший сын Проханова, который вскоре трагически погиб. На курсах появился и еще один талантливый лектор: Александр Васильевич Карев, он читал Пастырское служение, близкий ему курс.

В этом же 1925 г. в Петрограде был брошен клич: «Христос для язычников», т. е. для народов, не слышав­ших о Христе, и для магометан. Евангельские христиане, миссионеры (Проханов их называл «мои молодые орлы») разлетелись по стране: Полярный край, где живут самоеды и остяки, — сестры Антоненко; Сухотуева, Дубровский —

121


Северный Кавказ; Казаков и Карев — Воронеж, Канде­лаки и Тер-Аванесов — Закавказье.

Реформатская церковь на Малой Конюшенной

122

В самом Петербурге Проханов арендовал 28 помеще­ний для церквей: это были оставленные церкви лютеран, католиков, реформатов, шведов и др. Кроме того, это было юнкерское училище, швейная мастерская, школы и другие помещения. В каждом районе, на каждом заводе и каждой фабрике были общины евангельских христиан. У Проханова был такой же план и в отношении всей Рос­сии: в каждой из 70 губерний организовать одну общину, которая, в свою очередь, должна организовать еще пять общин, а затем всем объединиться в местный союз. Эта задача была поставлена Прохановым еще на Съезде еван­гельских христиан в 1910 г., и он целенаправленно решал ее всю жизнь. В январе 1925 г. Проханов высту­пил в журнале «Христианин» с пространной статьей «Новая, или евангельская, жизнь». В ней он развивает тоже давнюю свою идею, что новая жизнь невозможна без обновления личной жизни каждого человека, но у нее есть свои признаки: разумная, трудовая, трезвая, чистая, радостная, счастливая... Проханов много бывал в стра­нах Западной Европы и в США, и он видел эти чистые домики, утопающие в цветах, ухоженные животные, при­ветливые люди, — и ему больно было видеть рус­ские деревни, утопающие в грязи, дома с покосивши­мися заборами и крылечка­ми, на которые выливаются помои. Он понимал, что это — от глубокого равно­душия к себе, своей жизни, от неверия и религиозного невежества. Он мысленно видел, как среди этого мрака появляются ост­ровки иной жизни, с иными отношениями в семье. Он писал: «Нужно, чтобы все окружающие увидели в нашей личной и семейной жизни — новую, евангель­скую жизнь. Нужно, чтобы


Оркестр Евангельского собрания на ул. Желябова. 1924— 1926 гг.

все люди видели, что мы принимаем участие в строитель­стве новой общественной жизни... Нужно, чтобы еван­гельское движение в ближайшее время могло выполнить свою историческую задачу отрезвления нашего народа... Оно должно осветить ярким светом истины народную жизнь». Так соединялись у Проханова его евангельская вера и его социальные мечтания. Не все понимали и раз­деляли эти мечтания о «христианском социализме». В 1926 г. в Доме Спасения проходил 10-й съезд евангельс­ких христиан, и он был весь пронизан этими мечтаниями, которые на глазах у всех превращались в целеустремлен­ную жизнь:

Отношение к государственным обязанностям.

Отношение к родственным христианским течениям.

Положение о трудовых коллективах.

Духовное и бытовое воспитание верующих.

Инородческая миссия.

Постройка молитвенных домов.

О призрении престарелых работников ВСЕХ.

Библейские курсы.

Состояние музыки и пения.

Печать.

123

 Я. И. Жидков
Особенное внимание съезда было обращено на воспи­тательную работу в церквах, в связи с мощным потоком новых верующих. Рекомендовано проведение специаль­ных собраний — молитвенных, назидательных, библей­ских, а также работа с христианской молодежью и сест­рами по улучшению их быта. Была такая проблема! Не­которые сестры считали, что пренебрежение бытом сви­детельствует о духовных приоритетах.

На съезд прибыло пятьсот три участника. Вспомним Первый съезд с его девятью делегатами!

На съезде открывались новые, головокружительные горизонты будущего труда: речь шла о создании Всемир­ного союза евангельских христиан! Никто не знал, что это — последний съезд.

Свидетельство Анны Иосифовны Каревой:

«Нужды в Библиях не были покрыты изданиями 1926—1927 гг., и Проханов решил совершить новую по­ездку в Америку. 13 мая 1928 г. было получено разреше­ние правительства на его выезд за границу. Он был на­мерен вскоре вернуться, в течение года, но Бог судил иначе... Проханов остался в Америке, Всесоюзный совет евангельских христиан — без руководителя, но жизнь шла вперед, и по мере возможности работать было надо. И председателем ВСЕХБ стал Я. И. Жидков. С этого времени они с А. В. Каревым работали вместе, до самой смерти Я.  И.  Жидкова».

Есть свидетельство, что Проханова не пустили обрат­но, поставив в паспорте штамп о невозвращении.

Беседа шестнадцатая:

Плеяда служителей Дома Евангелия

(по рукописным свидетельствам

С. В. Севастьянова)

Еще никто не охватил всего размаха бурной деятель­ности баптиста Вильгельма Фетлера в Петербурге, не го­воря уже о всей его жизни. В Петербурге он провел всего семь лет (1907 — 1914), но на примере его активности можно и сейчас учить молодых служителей. Прежде всего, у него была евангельская установка: спасенный спасен не только для себя, но должен спасать других. Члены его Церкви все были евангелистами: они пропове­довали всем, кого встречали на улицах, в поездах, сосе-

124


дям, видевшим их жизнь. Главное его детище — Дом Евангелия — родилось исклю­чительно благодаря этой уста­новке. Как бы ни были про­сторны залы, снимаемые им для проведения богослужений, скоро в них становилось тесно! Фетлер тогда открыл залы для проповеди в каждом углу сто­лицы, где богослужениями ру­ководили члены Церкви, каж­дую неделю, а сам Фетлер про­поведовал в главном помеще­нии каждый день. Он очень любил детей и устраивал для

сотен детей детские богослужения, через которые многие были спасены. Широко были известны и впоследствии подхвачены баптистами ночные богослужения, куда со­бирали с улиц города грешников, жертв разврата. Вы­глядело это так: собрание в этот день было с 8 до 10 часов вечера, потом верующие собирали людей на улицах и вели их к Фетлеру, который начинал призывное собра­ние ровно в полночь. Известна такая история: одна де­вушка показала на собрании письмо, в котором она про­щалась с друзьями, намереваясь совершить самоубийст­во. Но она попала на это собрание, и Фетлер вызвал тех, кто хотел бы, чтобы за него помолились, и она покаялась на том собрании, а потом кто-то из верующих взял ее к себе домой. Все это служение иначе не назовешь, как «класть душу свою» за ближних. В Петербурге Фетлер крестил 400 человек, а на субботнем собрании для веру­ющих зарегистрировались, как члены Церкви, 1000 чело­век. Была такая жажда слышать Слово Божие, что со­брания были полны народу каждый день, даже жарким летом, когда обычно наш город пустует.

Немыслима евангелизация без питающего ее духовно­го образования: Фетлер организовал пасторскую школу, где сорок новообращенных учились проповедовать. Для детей он не только делал детские собрания, но и органи­зовал несколько воскресных школ, а для молодежи — молодежных обществ. Он учитывал и нужду образован­ных классов, поэтому по четвергам начал читать лекции

125


для студентов Петербургского университета и других высших учебных заведений. Посетителей этих лекций было очень много, а обратившиеся к Богу начали сами распространять Евангелие среди сокурсников. Вся эта активная деятельность происходила в двенадцати арен­дованных залах города, и все не хватало места для же­лающих, и тогда у Фетлера созрело решение — постро­ить дом, соответствующий нуждам и достойный баптис­тов С.-Петербурга.

Сбор денег был великий. Очевидцы рассказывали, что после каждой проповеди Фетлера, посвященной по­жертвованиям, у людей открывались не кошельки, а сердца: отдавали все, что у них было, добавляя к этому кольца, браслеты, часы... Нечего и говорить о том, что и маленькая семья Фетлера отдала все свои сбережения. Он пишет: «Купили, по разрешению царя, кусок земли, и начали строить большой молитвенный дом на 2000 че­ловек. (В сентябре 1910 г. в торжественной обстановке и при большом стечении народа был положен камень во главу угла великолепного здания в красивом месте, неда­леко от центра города.) Но каждая копейка уже истраче­на. Я, лично, вложил все, что имел, в строительство: здо­ровье, силы, деньги, которые я занял лично, — 7500 дол­ларов. И тогда мы решили обратиться к американским братьям, богатым числом и ресурсами, они, конечно, за­вершат то, что мы начали, — поставят первый баптист­ский молитвенный дом в столице России».

Фетлер написал в эти дни стихи «Зов России»: «Кто пойдет? Кто поможет пошедшему? Поспешите, пока солнце не село!»

Уже 25 декабря 1911 г. в Доме Евангелия состоялось первое богослужение — освящение большого зала, пере­полненного славящими Бога верующими:

Братья, все ликуйте, Славный день настал, Сестры, торжествуйте, Бог нам радость дал...

Громко пойте — «Аллилуйя!» Бог нас спас и оправдал, Наши имена на Небе В книгу жизни записал!

Гимн был написан специально к этому торжественно­му дню.

126


В Доме Евангелия было три зала: два — на первом этаже — «Вифания» и «Голгофа», один, большой, с кру­говым балконом, — на втором этаже. В просторном доме нашлось место и для Книгоиздательства Фетлера, и чай­ная для молодежных общений, и комнаты для приезжих дорогих гостей. Вся многосторонняя деятельность Фет­лера перешла в этот Дом, и она стала доброй традицией даже после его высылки. Для живущих в Доме царил свой порядок, режим:

7  ч. утра — подъем.

7.45 — молитва в столовой — «комната Гайя». Затем — чтение Библии, каждый день по одной главе, и завтрак.

О завтраке надо сказать особо: это был чай с хлебом. Вся послереволюционная деятельность и евангельских христиан, и баптистов проходила на фоне непрекращаю­щегося голода. Но Господь и здесь посылал неожидан­ную помощь. Здесь нужно рассказать о проповеднике и помощнике Фетлера, дьяконе, который жил в этом Доме, — его звали Иван Яковлевич Урлеуб. Он останет­ся здесь и после высылки Фетлера, продолжая его труд. Он был хозяином фирмы «Оптика» и ее магазинов до революции и во время НЭПа, и он-то и был тем челове­ком, через которого Господь заботился об обитателях Дома, о молодежи — он всегда приносил что-то сущест­венное к обычному чаю, о чем с благодарностью вспоми­нали верующие.

Драматическая история его обращения тоже связана с Фетлером. Его родители были католиками; глубоко ве­рующая мать учила его любить Бога, молиться, читала ему Библию. Впоследствии он очень любил гимн:

Книга Богом мне дана,

Хоть поношена она,

Вспоминаю дни минувшие давно:

Мать читала мне тогда,

Не забуду никогда,

Как нам с нею было мило, хорошо...

В своей мирской жизни Иван Яковлевич предавался кутежам, несмотря на то, что был женат и имел пятерых детей, и еще он увлекался спиритизмом. Душа его уто­милась от этого разврата, и он поехал в Рим, побывать в местах собраний первых христиан. Он оказался в их ка­такомбах, плакал, каялся и прозрел. Вернувшись домой, просил прощения у жены. Но борьба за его душу продол-

127


жалась. Злые духи склонили его к самоубийству! Он не умел молиться, у него не было Библии, а из детства оста­лись в памяти только слова:«Да будет воля Твоя». Был день, когда он метался по своему саду, непрерывно по­вторяя эти слова, и услышал Голос:

—      Иди к пресвитеру Фетлеру!

—      Почему?

—      Миссия!

Наутро в своем почтовом ящике он нашел трактат Фетлера «Отвержение Бога» и адрес собрания. Он поспешил в собрание и дал большую сумму денег Фетле­ру «на миссию». Он не понял, что он сам призывается на миссию. Но ему предстояло освободиться от злых духов, которые душили его. Он в ужасе примчался к Фетлеру за помощью, а тот и не знал до этого, что Иван Яковле­вич занимался спиритизмом, и он никогда прежде не из­гонял злых духов из человека. Фетлер мгновенно прове­рил себя:

—      Принадлежу ли я Тебе? — Да!

—      Омыт ли Кровью Агнца? — Да!

—      Дал ли Он мне Своего Духа? — Да!

И тогда он помолился над братом во имя Иисуса. Ур-леуб потом сказал ему: «Когда вы возложили руки на мою голову и произнесли имя Иисуса, в тот момент я почувствовал, как сильный ток прошел через все мое тело, и первый раз в жизни я почувствовал себя невыра­зимо счастливым и свободным! Я знаю, что бесы остави­ли меня, и я теперь могу молиться и славить Бога, как все верующие. Теперь я — ваш». Урлеуб станет помощ­ником Фетлера, будет участвовать в строительстве Дома, собирать деньги на него в Америке, а в 20-е гг., после НЭПа, когда он потеряет свое состояние, потеряет жену, а взрослые дети уедут в Германию, он поселится в Доме Евангелия, женится на простой сестре нашей — «тете Кате», коменданте Дома Евангелия, и они оба станут добрыми хранителями этого гостеприимного Дома. Как писал в 1924 г. молодой поэт С. В. Севастьянов об этом Доме:

Здесь мы Христу свою жизнь посвятили, Радостно славили в песнях Его, Дни светлой юности здесь проводили, Здесь же навеки в союз с Ним вступили И никогда не забудем всего!

128


Дом Евангелия был действительно Домом, у котором проходила чуть ли не вся жизнь верующих. С. В. Се­вастьянов вспоминает:

«Здесь мы жили. По утрам в «квартире Гайя» собира­лись на молитву ежедневно. По понедельникам моло­дежь собиралась вечером на работу «трудовой группы». По вторникам в просторной комнате «Сион» проходили наши собрания «кружка молодежи», рядом библиотека Дома Евангелия. По средам — спевки, по четвергам — молитвенные собрания, по пятницам — спевка, по суббо­там — членское собрание общины, по воскресеньям в 9 часов спевка, в 10 часов собрание, после которого для хора и молодежи в малом зале «Вифания» чай, закуски.

До вечернего богослужения отряды молодежи расхо­дятся посещать больных или к желающим — любым, провести беседы, а в б часов вечернее богослужение. И так каждую неделю.

В общине Дома Евангелия, как уже упоминалось, име­лось два освобожденных пресвитера — Шилов И. Н. и Пет­ров А. П. Два совершенно противоположных характера.

В те немногие месяцы, когда Шилов по возвращении из ссылки находился в общине — в богослужебных со­браниях, оба они принимали участие в служении словом. Иван Никитич не щадил грех, обычно с кафедры он гро­мил его, выворачивая сердца грешников, обнаруживая все сокровенное, все тайники порочной жизни.

Человек, видя себя в истинном свете обнаженным: сердце свое, отравленное ядом алкоголя, разнуздан­ностью безнравственной жизни, прожигающим свои луч­шие, цветущие годы, -- ужасался собственным видом своим, и тут же, порой огорченный, озлобленный втор­жением этого грозного обличителя в тайники порочной жизни его, — выходил из себя, затрудняясь, как вернее поступить — вскочить ли с места и надерзить этому про­поведнику или терпеть до конца.

Но вот раздается ласкающий слух чудесная мелодия гимна «О, приди заблудший грешник, вот Иисус тебя зовет!» — поет хор. Возбужденное сердце успокаивает­ся, сокрушается и снова готово слушать. На кафедру поднимается А. П. Петров. Тихий, спокойный, ласкаю­щий голос указывает мятежному сердцу единственный, верный выход из всех затруднений, доступный всякому грешнику путь спасения через живительную струю крови

129


Христа, стекавшую с Голгофского креста. Оскорбленное сердце смягчается, плачет. И тогда с кафедры раздается приглашение: «Кто желает освободиться от ярма грехов­ной жизни и отдаться Господу — поднимите руку!»

И руки поднимаются, сердца, изнывающие в тоске не­выразимой, склоняются к подножию креста, и к небу не­сутся первые молитвы, первый лепет возрождающейся души.

Очень интересное, глубокое по содержанию богослу­жение состоялось в Доме Евангелия 9 мая 1926 г. Стар­шие братья усиленно, в глубокой молитве готовились к нему в подборе материала проповеди, пения, деклама­ций. Они сумели добиться разрешения на отпечатку афиш, в количестве трех тысяч на разноцветной бумаге. На афише красовалось: 9 мая 1926 г. в 4 часа дня в Боль­шом зале Дома Евангелия — Васильевский остров, 24 линия, №11, состоится торжественное богослужение на тему: «Правда ли, что христиан скоро не будет?» Рас­клеивать эти листовки нам не разрешили. Было объявле­но в собрании, что желающие пригласить друзей, знако­мых, могут получить эти афиши у дежурного брата при выходе из зала. Таким образом все эти три тысячи афиш были розданы. И когда наступил день праздника — мы были поражены количеством публики в зале. Подобного стечения людей не было все эти годы. Буквально все места были заполнены — вверху, внизу, всюду полно на­рода. Сохранилась программа этого неповторимого бо­гослужения. «Программа большого праздничного собра­ния молодежи ленинградской общины баптистов 9 мая 1926 г. в Доме Евангелия»:

1.            Молитва

2.            Выступление — И. Я. Леварт

3.            Хор «Привет вам, привет вам!» Декламация М. Вол­кова (3-а)

4.            Струнный оркестр «Блаженны все нищие духом»

5.            Слово «Первые попытки уничтожить христианст­во» — Мильситов Н.

6.            Соло «Иисуса я люблю» (Кирилл)

7.            Мужской хор «Призыв к христианам»

8.            Декламация «Мученица» Тырлова

9.            Женский хор

10.  Опасность христианству от соединения с государ­ством. Слово — Мортьянов

130


11.         Соло — М. А.  Соколова (бывшая артистка)

12.         Струнный оркестр «О, нет, никто во всей Вселенной»

13.         Декламация — «Божий суд» — Николаева

14.         Соло-скрипка — П.  К.  Духанин

15.         Хор — «Страшно бушует житейское море»

16.         Слово «Восторжествует ли атеизм над христианст­вом?» Н. Иванов

17.         Струнный оркестр «Темно, все народы трепещут»

18.         Квартет «Скоро ль, Спаситель, увижу Тебя?»

19.         Слово от молодежи еванг. христиан — Карев.

20.         Мелодекламация — С.  Рубчина

21.         Хор «Могу ль забыть, что Ты придешь»

22.         Слово»Правда ли, что христиан скоро не будет?»
Иванов Е.  К.

23.         Соло — бр. Холин

24.         Заключительное слово — Шилов И.  Н.

25. Хор — «Господь, к Тебе взываем».
Заключительная молитва

Программа закончилась тем, что — да, христиан не будет, они будут восхищены на встречу с Господом».

Нужно обратить внимание, что баптистский Дом Евангелия был также любим и евангельскими христиана­ми: как видим, на этом торжественном богослужении со словом от молодежи евангельских христиан выступал Александр Васильевич Карев, его христианская деятель­ность до ареста проходила в Ленинграде. Нужно упомя­нуть и еще об одном ярком служителе Дома Еванге­лия — это Мария Петровна Мясоедова. С. В. Севасть­янов так пишет о своей первой встрече с нею:

«...На обычную утреннюю молитву в столовой Дома Евангелия, или, как ее называли, «квартиру Гайя», вошла незнакомая мне сестра. Высокая, стройная, лет пятидесяти, с большим узлом черных волос на голове, в костюме офицера Армии Спасения — без знаков отли­чия. Это была Мария Петровна.

Среди обитателей Дома Евангелия Мария Петровна выделялась своим видом, обращением с любым челове­ком и, как я уже сказал, и своим костюмом. Это была моя первая встреча с ней, первое впечатление.

После краткого разбора Слова и молитвы — чай за этим же столом, потом обед, и так каждый день короткие встречи, знакомство издали.

131


Робкий, застенчивый и наивный юноша из деревни — я и не мыслил тогда вообще иметь какой-либо контакт с недосягаемой для меня величиной, каковой в моих гла­зах была Мария Петровна.

Годы совместного пребывания в Доме Евангелия, об­щение по утрам в молитве, общие интересы — постепен­но сглаживали грани отчуждения, а через пять-шесть лет я чувствовал уже полную свободу в обществе Марии Пет­ровны. Больше того, зная, что Мария Петровна неза­урядная поэтесса, — я, имея пристрастие к стихосложе­нию, консультировался у нее.

Помнится мне очень ясно одна беседа, в кругу немно­гих обитателей Дома Евангелия, происходившая как-то вечером все в той же «квартире Гайя». Мария Петровна о многом рассказывала и как-то незаметно перешла к вос­поминанию о своей кипучей юности, о том, как она со­стояла в кругу фрейлин императорского двора, и о мно­гом другом. Говорила она увлекательно, красочно и с юмором.

Содержание подобных бесед послужат мне материа­лом для краткой биографии Марии Петровны. В допол­нение к этому я пользуюсь сведениями близких ей се­стер, знавших ее в течение многих лет. Эти сведения я получил от них в письменном виде и поэтому смело их раскрываю в моем очерке.

Последние восемь лет жизни Марии Петровны осве­щают письма ее с мая 1953-го по январь 1961 г. В них очень ясно и четко проходит красной нитью преданность Богу-Любовь, как она любила выражаться, в любых об­стоятельствах, глубокая вера непоколебимая, и мир, ничем не нарушаемый».

Эта биография публикуется здесь отдельно.

Беседа семнадцатая:

Библейские курсы

Необходимость духовного образования остро ощуща­лась как евангельскими христианами, так и баптистами, и понималась она именно в связи с главной задачей Церк­ви — благовестием. Еще в 20-м г. И. Н. Шилов говорил: «России теперь нужны десятки тысяч проповедников».

В «Истории ЕХБ в СССР» написано так: «Большой заслугой   братства   евангельских   христиан   и   лично

132


И. С. Проханова было издание в 1925 — 27 гг. тысяч эк­земпляров Библий, 20 тысяч экземпляров Нового Завета, и неоценимо большим делом для всего русско-украинско­го братства было издание в период 1925 — 28 гг. «Сбор­ника духовных песен» (Десятисборника, без нот) кар­манного формата и нотного издания духовных песен в трех томах (1250 песен)»16.

Деньги на издание всего этого богатства Проханов со­брал за полтора года пребывания в Америке. В 1924 г. после восьмилетнего перерыва возобновилось регулярное издание журнала «Христианин» с приложением «Брат­ского листка», тираж журнала —15 тыс. экземпляров. Это была минимальная необходимая база для начала того дела, которое стало эпохой в жизни ленинградской общины и всего нашего братства: 19 января 1925 г. в Ле­нинграде были открыты регулярно проводимые годич­ные Библейские курсы, которые просуществовали до се­редины 1929 г. Мы уже знаем, как давно у Проханова была эта мечта о христианском, евангельском образова­нии. Вспомним о шестинедельных курсах в доме княгини Ливен (в 1905 — 1907 гг.), о неудавшейся попытке со­здать двухгодичную библейскую школу в 1913 г. — на­чалась Первая мировая война, — об организации девяти­месячных однократных курсов в Доме Спасения в 1924 г. И вот наконец мечта сбылась: на Большой и Малой Ко­нюшенной расположились и курсы, и общежитие для студентов, и квартиры преподавателей, и канцелярия И. С. Проханова, и здание бывшей реформатской церк­ви, арендуемое после отъезда ее владельцев. Да, эти курсы существовали недолго, но за четыре-пять лет они подготовили около 400 проповедников, и не только это, — они стали плацдармом для всего дальнейшего бурного развития христианского образования в 70-е и особенно 90-е годы в «Истории» нашего братства. Гос­подь предусмотрел и преемственность этого дела: на Биб­лейских курсах И. С. Проханова начал преподавать мо­лодой А. В. Карев, который станет в 1968 г. основопо­ложником Заочных библейских курсов, через которые пройдут все руководители церквей и проповедники брат­ства. Воистину, «по множеству могущества и великой силе у Него ничто не выбывает» (Ис. 40:26), и, будучи

16    История ЕХБ в СССР. С. 214.

133


соработниками Бога, мы можем быть уверены, что Его дело продолжится и после нас.

На прохановских курсах в Доме Спасения учился в 1924 г. Сергей Петрович Фадюхин, который в 1966 г. станет пресвитером церкви на Поклонной горе и четыр­надцать лет будет нести это служение.

Курсы привлекли необычайно одаренных преподава­телей всех трех поколений, от семидесятипятилетнего И. В. Каргеля и сорокалетнего В. И. Быкова до двад­цатипятилетнего Н. А. Казакова и только что окончив­шего Университет Всеволода Проханова, младшего сына Ивана Степановича. Особенностью всех этих преподава­телей было то, что они должны были не только препо­давать, но и писать учебники для своих студентов! Имен­но на этих курсах Каргель начал читать свои лекции по толкованию Откровения, и этот учебник долго будет су­ществовать в рукописном виде, в конспектах разных годов, пока его не издадут в 1991 г. по одному из этих конспектов (издадут православные, по заказу церкви «Во имя иконы Владимирской Божьей Матери» С.-Пе­тербургского епархиального управления). И. С. Проха­нов, читавший гомилетику, издаст пособие по искусству проповеди, которое после многочисленных переизданий до сих пор остается единственным пособием по этому предмету, созданным русским автором. Собственные его проповеди можно прочитать в журналах.

О Вячеславе Ивановиче Быкове говорили, что более глубокого экзегета у нас не было, нет и не будет. От него остались его статьи в журнале «Христианин», толкова­ние Книги Бытие: «В начале сотворил Бог небо и землю». И далее Вячеслав Иванович пишет, что между словами «небо» и «землю» — провал, возможно, в не­сколько тысячелетий, в этот период на «небе» произошло восстание ангелов, когда третью часть из них сатана увлек за собою. И после этого была сотворена земля. Журнал «Христианин» был лучшим учебником, люби­мейшим журналом христиан, из которого они могли получать глубочайшие поучения о сущности греха, мо­литвы, христианского труда. Экзегетика В. И. Быкова была строго библейской, и она в то же время основыва­лась на его высокой культуре, знании языков, древней истории и библейской археологии. В. И. Быков был за­местителем Проханова и собственно организатором Биб-134


лейских курсов, которые стали главным делом его жизни. Все остальное было подготовкой к ней: юноша из Тамбовской губернии, он окончил Петербургский Поли­технический институт, в 1909 г. уверовал и принял свя­тое водное крещение. Проханов обратил внимание на та­лантливого молодого человека и, за неимением в то время собственной Библейской школы, послал его от­крывать школу в немецкой колонии Таврической губер­нии, — Быков хорошо владел немецким языком. Пропо­ведник, преподаватель, организатор — все эти его качес­тва сформировались, видимо, именно там, в немецкой Библейской школе. И вот в 1922 г. Проханов вызывает его в Петроград, где через год начнется организация рус­ского Библейского учебного заведения. В 1923 г. Быков вместе с другими братьями участвует во Всемирном кон­грессе баптистов в Стокгольме.

Одновременно с организацией курсов и преподавани­ем на них, Быков руководит одной из ленинградских общин (1926 — 1930). Она располагалась в красивейшем здании лютеранской церкви Св. Михаила на Среднем проспекте В. О., сейчас она находится рядом со станцией метро «Василеостровская». Жил Быков на Малой Коню­шенной, где были Библейские курсы.

135

     

Вячеслав Иванович Быков

Николай     Александрович Казаков,    племянник    жены Проханова,  в девичестве   — Казаковой, был другим бли­жайшим помощником Проха­нова. Петербург как центр об­разования многих притягивал к себе, как магнитом, Кроме того, этот город стал центром евангельского движения начи­ная со времен Пашкова! Итак, Николай Александрович при­езжает из Владикавказа в Пет­роград и здесь поступает в тот же   Технологический   инсти­тут,   который   двадцать   три года назад закончил  Проха­нов, а по окончании его Казаков начинает активно тру­диться во Всесоюзном совете евангельских христиан  Это оыл, как и Быков, тоже чрезвычайно одаренный молодой человек, но в иной области: он был поэт, композитор регент и пламенный проповедник. Сохранились воспоми­нания  о  нем,   как он  проповедовал  во  Владикавказе когда студентом приезжал к родителям на каникулы:    ' « - Где ваши обеты служить Господу и людям? - го­рячо воскликнул Николай Александрович.  -  Сколько страдающих, сколько упавших людей, сколько погибаю­щих - где вы? Забыли заветы Христа. Вместо вас Господь призовет мытарей. Кто в нашем зале считает себя мытарем? Кому нечего сказать Христу, кроме «Боже, будь ко мне милостив ? У кого ничего нет, кроме одних грехов?

- Я, это я! - раздался в зале крик, прервавший печь
проповедника.                                                              F

- И я тоже, и я, - понеслось по всему залу!»17 Имея такое дарование, он на Библейских курсах пре­подавал апологетику, теорию музыки и церковное пение И тоже его труд стал основополагающим для новых Биб­лейских курсов нашего времени, когда в 1979 г. был про­изведен первый набор учащихся регентской группы и на­чалось изучение музыкальных и богословских дисциплин.

17 Вера Шельпякова. Не бойся, только веруй. Библия для всех.СПб., 1995.С.60.

136


Лютеранская церковь на Среднем проспекте В. О.

Музыкальное образование в нашей истории с самого начала соседствовало с богословским. А в педагогичес­ком творчестве Казакова оно органически совмещалось-он писал стихи, как проповеди, его проповеди были про­низаны поэзией любви и веры в Милость Божию к греш­никам, он был и композитором, и регентом своих же про­изведений, и его музыка тоже была апологетической, -она прославляла Христа и часто просто озвучивала текс­ты Писания, как, например, в его Рождественской орато­рии или песнопении «Как лань желает к потокам воды живой...» Из «Истории ЕХБ в СССР»: «Благодаря Ни­колаю   Александровичу   поэзия   братства  обогатилась новым жанром - декламаторием. Библейские темы, рас­крытые в стихотворениях, сопровождавшихся сольным и хоровым пением, приносили большое назидание слуша­телям. Казаков написал декламатории «Авраам - герой веры»,  «Нееман  - сирийский военачальник», «Блудный сын», «Давид», «Закхей»18. Отличительной особен-

18 История ЕХБ в СССР. С. 283.

137


ностью его творчества является ясность мысли, христи­анское содержание, новизна формы. В сборниках духов­ных песен и журнале «Христианин» было опубликовано шестьдесят пять музыкальных произведений, принадле­жащих Н.  А.  Казакову».

В помощь Казакову был приглашен и другой музы­кальный талант — Кеше Альберт Иванович, который в течение пятнадцати лет был регентом Ленинградской об­щины евангельских христиан, управлял симфоническим оркестром, составлял оркестровки музыкальных произ­ведений и сам написал ряд замечательных духовных гим­нов. Часть этих гимнов вошла в сборники «Духовные песни с нотами», и Кеше вместе с Казаковым редактиро­вали этот сборник. На Библейских курсах он читал лек­ции о «Пении и музыке в церквах ЕХБ». В то время он был в расцвете жизни и творческих сил, ему было 37 — 38 лет. Это был не только талантливый, но и обаятельный человек: приняв Христа в сердце как личного Спасителя, он с нарастающей силой стремился с каждым днем сде­лать что-то больше и полезнее для славы своего Господа, зная, что злоупотребление временем есть запись против нас на небе. Он был человеком Божьим, отражающим в жизни свет и любовь своего Учителя, Иисуса Христа. Ю. С. Грачев пишет о нем: «Искренний, прямой, эрудиро­ванный, — с юных лет он определил свое направление, а именно: Бог создал нас для Себя, познание Бога есть источник жизни, и знание Бога есть красивая, целеуст­ремленная жизнь к Небу. И благодарность Богу — слу­жить и славить Бога — было стихией его жизни». Ю. С. Грачев приводит некоторые важные факты его жизни: великий физиолог Павлов приходил в церковь — специ­ально послушать пение хора, и его восторгала воодушев-ленность пения. Под руководством Кеше была исполнена оратория Гуно «Смерть и Воскресение» с участием сим­фонического оркестра. В личной жизни Кеше был очень счастлив. У него была редкостная жена, духовная, куль­турная, и они жили в глубоком единодушии и взаимопо­нимании. У них было трое детей. Альберт Иванович был необычайно щедр: его характерным жестом было движе­ние руки к карману, чтобы помочь нуждающемуся, сами же они жили очень скромно и экономно.

Несколько позже других на Библейских курсах начал преподавать Александр Васильевич Карев. Преподавал

138



Регент Альберт Иванович Кеше

н, конечно, «Пасторское слу­жение» — это было главное направление всей его жизни: он всегда оказывался добрым пастырем для всех, среди кого находился. Ему было тогда 32 — 33 года, и именно здесь началась его преподавательс­кая работа, которая будет про­должаться всю жизнь: именно он возобновит Библейские курсы в 1968 г., напишет много проповедей как учитель и как пастырь, начнет созда­вать учебники для нового по­коления студентов, — все это впоследствии будет издано: несколько сборников пропове­дей, История христианства и др. Ленинград навсегда ос­танется городом его молодости, творчества, горения. Карев заменял Проханова, когда тот бывал в отъезде, печатался в журнале «Христианин», руководил общи­ной, участвовал в собраниях, вел работу в канцелярии, беседовал с верующими (Пастырь!), вел переписку с об­щинами, а в 1925 г. начал преподавать на Библейских курсах. Его курс торжественно назывался «Пасторская теология». Перед самой смертью, в 1971 г., Карев с женой побывают в Ленинграде, где Александр Василь­евич произнесет двенадцать очень сильных проповедей, которые до сих пор в нашей общине называют его «лебе­диной песней»...

Самым молодым преподавателем Библейских курсов был Всеволод Проханов, младший сын Ивана Степано­вича (у него было двое сыновей: Ярослав и Всеволод). Они оба получили с детских лет прекрасное домашнее образование: их мать, Анна Ивановна, красавица и ум­ница, была музыкантшей, знала языки, и все знания она передавала детям. Когда она бывала в разлуке с мужем, то писала ему краткие отчеты об их успехах. Проханов огромное значение придавал образованию ума и сердца, чтобы дети любили Бога и сердцем, и разумением. Яро­слав стал инженером, а у Всеволода был гуманитарный склад ума. В университете он основательно изучал об-

139


щественные и экономические науки, поражая профессо­ров своими способностями. Он придавал также огромное значение делу духовного просвещения страны и ее возро­ждения (как и его отец). Он написал стихи:

И если родная страна наконец К Творцу своему обратится, Положит границу страданьям Отец И мир и любовь воцарится.

На курсах он преподавал обязательную тогда полит­грамоту и начал осваивать преподавание истории христи­анства. Он погиб, когда ему было всего 22 года, он толь­ко что окончил университет. Причиной гибели официаль­но названо «неосторожное обращение с оружием», но во всем этом деле есть своя трагическая недоговоренность. Отца, Ивана Степановича, который в это время находил­ся в поездке по Америке и Канаде, собирая средства для издания духовной литературы, — не пустили на похоро­ны сына, и они состоялись без него. Прошло еще четыре месяца, прежде чем отец смог приехать на могилу сына и начертать на надгробии: «Мой сын лежит в земле сырой...» Странное это было время! Свобода и — неожи­данные аресты то одного, то другого, образование и — странные смерти.

Библейские курсы в Ленинграде славились не только тем, что вокруг них собрались сильнейшие и талантли­вейшие преподаватели, Божьи люди, но и тем, что Про­ханов намеренно проводил принцип национального ра­венства студентов. Вот фотография слушателей Библей­ских курсов пятого выпуска (1929 г.): осетин, украинец, белорус, вотяк, еще осетин, латыш, великоросс, немец.

Александр Васильевич Карев с женой Анной Иосифовной 1971 г.

140

Имеются сообщения с мест о ревностной работе этих выпуск­ников. Особое внима­ние следует обратить на осетин: возро­жденных христиан Осетии называли «самородками», по­тому что неизвестны имена тех, от кого они восприняли Бла­гую Весть, об этом можно  только  дога-


дываться; например, в маленькой книжечке Веры Шельпяковой «Не бойся, только веруй» есть в конце такая фраза: «Для меня началась новая, необычная страница жизни, связанная с духовным пробуждением в Осетии». Юная христианка жила во Владикавказе, многонацио­нальном городе. Она знала, понимала и любила осетин и часто одна бесстрашно ходила в дальние осетинские села с благовестием. На Осетию вообще было направлено осо­бое миссионерское внимание евангельских христиан. Со­хранилось такое письмо секретаря Проханова — Влади­мира Дубровского, — письмо, которое кратко, но очень выразительно передает дух того времени, и огонь, и со­перничество:

«Осетия будет наша! Говорят, что — посмотреть на вас, и умереть можно. Все движение среди осетин при­надлежит нам. Ведь чуть-чуть не ускользнуло все движе­ние среди осетин в руки баптистов. Евангелизировать Россию можно не приказами и письмами, а своим присут­ствием, и необходимо пускать в полет своих орлов».

Это были 1922-1924 гг.

Этими молодыми «орлами» как раз и были, в первую очередь, выпускники Библейских курсов: проповедь Евангелия якутам, ненцам, остякам звучала из уст слу­шательницы Библейских курсов, сестры М. Г. Антоненко. В 1925 г. началось пробуждение и среди чувашей и татар. В журнале «Христианин» в 1927 — 1928 гг. регуляр­но появляются трогательные художественно написанные рассказы Веры Шельпяковой об обращениях к Богу имен­но среди национальных меньшинств России, в том числе и среди мусульман. Это тоже были целенаправленные уси­лия И.  С.  Проханова — достигнуть недостигнутых!

Из «Истории»:

«В январе 1926 г. Президиум ВСЕХ сообщал следую­щее: «Господь помог благовестникам ВСЕХ, работающим на местах и направляемым из Ленинграда, посетить мно­гие церкви и группы на Крайнем Севере, на далеком юге и на Дальнем Востоке и тем самым содействовать ожив­лению жизни церквей, утверждению верующих и нала­живанию общего направления духовной работы на мес­тах»»19.

Недаром А. В. Карев назвал И. С. Проханова «ве­ликим организатором»!

19   История ЕХБ в СССР. С. 207.

141


Беседа восемнадцатая:

Окаянное время

Вторая половина 20-х гг. — это годы исключительно противоречивых событий! С одной стороны, даже невоз­можно представить себе весь размах евангелизационного труда в нашей огромной стране. Председатель Союза баптистов Н. В. Одинцов в 1926 г. заявил: «Я ожидаю великого религиозного пробуждения в моем родном на­роде, широкого и глубокого преобразующего движения в нашей обширной стране, богатой возможностями» («Баптист», № 1, 1927). Руководитель миссионерского отдела  Союза баптистов  П.   В.  Иванов-Клышников в 1928   г. на конгрессе Всемирного союза баптистов описал перспективы труда баптистов в Советском Союзе: «Рус­ский народ необычен своими религиозными чувствами и запросами... Мы имеем широкую и открытую ниву для евангелизации. Общее мнение о баптистах — высокое, и люди приходят к нам для решения духовных вопросов»
(«Баптист», № 7, 1928).

1927 год был самым лучшим: 4000 общин баптис­тов — самое большое число за всю историю. Проханов называл цифру евангельских верующих, сосчитанных вместе с членами их семей, — 10 миллионов. Баптисты называли цифру 5 миллионов. Размах работы был такой, что в 1925 г. в противовес Союзам евангельских христи­ан и баптистов был создан Союз воинствующих безбож­ников... Здесь начинается то, о чем можно сказать — «с другой стороны»...

Итак, с другой стороны, было ощущение приближаю­щейся грозы, когда еще и солнце светит, и небо голубое, но уже тянет холодом от надвигающейся тучи.

Свидетельствует жена А. В. Карева, Анна Иосифов­на: «Несмотря на многие ссылки, аресты, заключения религиозных активистов, законодательство Советской власти позволяло вести большую духовную работу. До­казательством является все, что было сделано для разви­тия евангельского движения  за период с   1917-го по

1929   г.» Только на душе делалось все тревожнее,   —пишет она же: «Какие-то нехорошие предчувствия трево­жат душу. Идут с мест разные слухи, то одного, то дру­гого арестовали. Некоторые, вернувшись, получали вто­рой срок... Собрания проходили, но дух в собраниях был настороженный, все чего-то ожидали. Было много всяко-

142


го рода ограничений. Но как бы то ни было, дело Божие росло. При увеличении скорби душа тянется ближе к Богу, Который не оставляет Своих детей без помощи».

В 1928 г. нарком просвещения Луначарский, разоча­ровавшись в эффективности диспутов с верующими, когда не только блестящий полемист Марцинковский, но даже простые мужики с Новым Заветом в руках разру­шали построения своих оппонентов, — обронил знамена­тельную фразу: «Кто победит в этой стране — баптисты или коммунисты?» Фраза знаменательна, во-первых, признанием большого авторитета баптистов и их широко­го распространения, а во-вторых, признанием противо­стояния двух систем идейных ценностей: евангельских и коммунистических. Кончилось время иллюзий, будто можно побудить Церковь Христа служить правительст­ву, все более делающемуся тоталитарным, то есть требу­ющим от всех членов общества — принять его коммунис­тические идеи, как религиозные, как новую религию «масс». И в скором времени все увидят, как всеми при­знаваемый «религиозный потенциал» народа и его «не­обычные религиозные чувства и запросы» будут исполь­зованы для построения «рая» на земле, а все инакомыс­лящие будут просто уничтожены. Невозможно было бы уничтожать верующих, если бы действительно массы на­рода не верили в коммунизм, не были бы именно религи­озно привержены этой идеологии. В Европе удивлялись тому, что у них увлечение марксизмом прошло как на­сморк, а в России он стал основой жизни огромной стра­ны. Да на деле оказалось, что вся идеология вовсе и не была марксизмом. Однако с евангельским движением надо было кончать и эта возможность появилась, когда Сталин достиг, как выражаются историки, «положения бесспорного контроля».

Наступление началось не внезапно, а постепенно. Вот «Комсомольская правда» призвала в апреле 1928 г. к ан­тирелигиозной активности в дни Пасхи. «Огонь у двери!» — предупреждала эта же газета спустя две неде­ли, показывая, что баптисты — «агенты мирового капи­тализма», «самая мощная из сект». Вот «Правда» под­хватила эти обвинения, говоря об антисоветской сущно­сти баптистской деятельности («Тысячи молодых рабо­чих на их собраниях!», «Баптисты надеются на кончину

143


Советской власти, говоря о том, что скоро наступит конец мира!»).

В 1929 г. в профсоюзные организации был направлен циркуляр ВЦСПС о необходимости усиления идейной борьбы с религиозным мировоззрением, в частности с развитием баптизма, учением евангелистов и т. п.

«Воинствующие безбожники» тоже внесли свой вклад в возбуждение общественного мнения против баптистов, евангелистов, адвентистов и методистов, как «военно-шпионских организаций международной буржуазии».

Затем в том же году вышло постановление ВЦИК РСФСР «О религиозных объединениях». На нем нужно остановиться подробнее. Это постановление с невероят­ной проницательностью определило все те особенности видимой Церкви, которые делают ее живой, и запретило их. Без этих особенностей Церковь может быть открыта или закрыта, но она мертва. Эти требования так просты и гениальны, что они будут использованы и в более поз­дней атаке на церковь — в 60-е гг. Требования эти сле­дующие:

•          Деятельность Церкви должна быть ограничена стена­ ми молитвенных домов. То есть никакого благовестия и евангелизации. Вспомним, что рост Церкви — это
вопрос ее жизни!

•          Воспрещается служение милосердия. Само слово «ми­лосердие» надолго исчезает из народного обихода.
Никакой материальной помощи, взаимопомощи, ни­ какой материальной поддержки членам христианских артелей.

•          И наконец, воспрещается работать со следующими группами населения хоть в миру, хоть в церкви. Это важнейшие группы для здорового развития церковной
деятельности: дети, молодежь, женщины. Дети, моло­дежь, женщины!

Это постановление, воспринятое наоборот, может быть эффективнейшим руководством для организации церквей, их насаждения, развития, успеха: БЛАГОВЕС-ТИЕ, МИЛОСЕРДИЕ, ДЕТИ, МОЛОДЕЖЬ, ЖЕН­ЩИНЫ!

И наконец, изменяется Конституция, та самая, кото­рая в 1918 г. дала свободу евангельским верующим, объ­явив свободу религиозной и антирелигиозной пропаган­ды: теперь признается свобода только антирелигиозной

144


пропаганды. Проповедь Евангелия в нашей несчастной стране рассматривается как преступление перед законом государства. «Свидетельство о своей вере приводило многих верующих «под действие уголовных и граждан­ских законов»; они отдавали себе отчет в том, что их ожидает, и приняли страдания за свою твердость»   .

Время наступило окаянное, не потому, что это было время страданий христиан за веру, а потому, что христи­анам отказывалось в этом праве — страдать за веру: их делали виновными в развале колхозов, в шпионаже, в антисоветской агитации; статья 58, пункт 10, часть 2 — «Использование религиозных предрассудков масс с целью свержения существующего строя».

О действии этой печально знаменитой статьи свиде­тельствуют книги, изданные уже в наше время: «В Иро­довой бездне» Ю. С. Грачева, «Счастье потерянной жизни» Н. Храпова, «Воспоминания о пережитом» С.П. Фадюхина и многие другие.

Тайные, подлые ночные аресты руководителей церк­вей начались в 1928 г., достигнув своего пика в 1937 г. Но для массы верующих самым болезненным было по­степенное закрытие церквей. Постепенность выражалась в том, что беда не приходила, а подкрадывалась: напри­мер, прекращено издание христианской прессы; баптис­ты лишались продовольственных карточек, потому что они не были членами профсоюза; введена пятидневная рабочая неделя, и воскресенье оказалось рабочим днем (1929 г.). Баптисты ответили на это так: «Мы тоже пе­реходим на непрерывную неделю, молитвенные дома будут открыты ежедневно!»- Прекращается деятельность Союзов, потому что нет денег (1930 г.).

Из воспоминаний С.Севастьянова:

«В январе 1930 г. народный суд вынес решение — за­крыть Дом Евангелия и передать его заводу «Электроап­парат», расположенному рядом.

Что пережили мы и как пережили утрату нашу, — не выразить в словах...

Вспоминалась роковая дата — 5 февраля 1930 г., когда в большом зале, на две с половиной тысячи чело­век, переполненном членами церкви, состоялось послед­нее, прощальное богослужение. О, сколько тут было слез, сколько молитв, вопли к Богу...

20 История ЕХБ в СССР. С. 221.

145


После собрания никак не хотели расходиться, сидели и пели, прося: «Ну, еще одну споем», а после последней: «Ну, еще одну...»

Никогда не забуду и наших дорогих старцев-диако­нов: Досугова И. Е., Скрипко г. С, Муравьева А. П., Вельсмана К. И. и других, их глубокой скорби, слез, горестных вздохов при виде того, какое глумление над святыней происходит, как осквернена она вторжением беззакония. На воротах Дома Евангелия был вывешен транспарант: «Религия — опиум народа! Превратим очаги мракобесия в очаги культурных мероприятий!»

Очень ясно помню страшную, физически ощутимую боль в сердце, когда увидел это зловещее, смертоносное знамя».

В 1929 г. закрывается Шуваловская церковь баптис­тов и арестован весь Совет общины с его председателем Смирновым Иваном Андреевичем (Сунгуров Михаил Николаевич, Реймер Дагоберт Людвигович, Петров Сер­гей Федорович, Сычева Зинаида Васильевна, Баталова Фаина Алексеевна). О дальнейшей их судьбе неизвест­но, кроме судьбы Дагоберта Людвиговича Реймера: он в 1933 г. умер в Бутырском изоляторе, хотя срок его кон­чился в 1932 г. А жена его еще в 1934 г. писала, умоляя дать ей ответ о том, жив ли муж.

Копия ходатайства

146




У меня в руках документ — «Ходатайство гр. Быко­ва В. И. о восстановлении в избирательных правах» от


Дагоберт Людвигович Реймер

29.12.1930. И резолюция — от­казать! На основании Инструк­ции ВЦИК 1926 г. Вот как из­далека шла беда! Без избира­тельных прав продовольствен­ных карточек не дают. И. В. Каргель тоже оказался «лишен­цем». Он принял эту новость с невозмутимым спокойствием, сказав только: «Никому нельзя будет ни покупать, ни прода­вать» (он только что закончил свое толкование Откровения на Библейских курсах. И Каргель вынужден будет уехать на Ук­раину, с которой будут связаны последние годы его жизни.

По свидетельству сестры Александры Ивановны Ивано­вой, церкви на периферии страны закрывались раньше, уже в 1928 г. В Ленинграде вслед за Шуваловской закрыли церковь на Васильевском острове (1929 г.). Тогда верую­щие перешли в Церковь на Конюшенной в 1930 г. В 1930-м — закрыт Дом Евангелия, но зато открылось собрание евангельских христиан на Стремянной улице и было от­крыто до самого 1937 г. (председатель — Капустинский, сын). Комментариев и объяснений здесь нельзя сделать ни­каких, и понять нельзя. На Загородном была церковь бап­тистов (пресвитер Соколов Иван Михайлович) и тоже была закрыта только в 1936 г. До этого времени в обеих церквах были богослужения, крещения, бракосочетания, даже концерты. Крещения (у евангельских христиан) про­ходили так: рано утром в воскресенье, в 6 часов, до хле-бопреломления, ехали за город, на реку. Там крещаемые одевались в белые одежды, и в утренней тишине звучали их обеты. На собраниях играл струнный оркестр, на юно­шеских собраниях проповеди говорили молодые братья, пресвитер только начинал собрания. (Свидетельство Алек­сандры Ивановны Ивановой.)

Запомнилось торжественное бракосочетание регента Шепырева Михаила с Валентиной Серебряковой в 1931 — 1932 гг. Видимо, оно сопровождалось концертом, потому что два эти события вспоминались вместе. Это было   в   церкви   Марии,   у Сытного   рынка   (1933 —

147

1936 гг.), где пресвитером у баптистов после Шилова был Иван Михайлович Козлов, работник Дома Еванге­лия до его закрытия.

Колпинская церковь была закрыта в 1931 г., но веру­ющие собирались в Поповке. Одна сестра, Антонина Александровна Колобанова, принимала там крещение 12 августа 1932 г. Брат Шишков преподавал крещение, а Козлов молился с возложением рук. Крестилось тогда немало — тринадцать человек. О последнем крещении у евангельских христиан рассказывает А. Н. Карпов (он будет пресвитером церкви после ее восстановления): «Я уверовал в 1928 г., но А. В. Карев предложил мне повременить с крещением: «Уж очень ты горячий, Алеша!» — сказал он мне. И тогда я дал перед Богом обещание — прочитать за год всю Библию, стоя на коле­нях. Это было великое дело! Сколько откровений тогда я получил от Господа! И вот последнее крещение: на реке Каменка, за Шуваловом, 22 июня 1930 г. Тогда-то при­нял крещение и я. Крещение преподал мне А. В. Карев. Это было последнее крещение в Ленинградской церкви».

К этому времени осталось только две церкви из 28 евангельских и 15 баптистских: у евангельских хрис­тиан — на Стремянной улице, и у баптистов (после за­крытия Дома Евангелия) — на Загородном проспекте.

«Когда в Ленинграде осталось всего две церкви, — свидетельствует А. Н. Карпов, — то всякие трения между их руководителями прекратились, а молодежь и вообще крепко дружила, переженивалась, как, напри­мер, Протасовы. Разделения никакого не было. Баптис­ты в то время горели великим огнем, но пресвитером больше месяца никто не оставался: их тут же забирали. Этими героями-пресвитерами были Клаупик, Сизов, Из­майлов, Михайлов... Их всех друг за другом арестовы­вали...»

Здесь настало время остановиться и понять, что же происходило в сердцах верующих, — почему при аресте одного пресвитера они тут же выбирали второго; второго через месяц арестовывали, тогда они выбирали третьего, четвертого — поистине мученики! Зачем все это дела­лось? Ответ простой: чтобы не закрывали церковь! Но дальше выясняется нечто более глубокое: ведь церкви уже были почти все закрыты, неужели верующие не ви­дели надвигающегося безвременья, тьмы, безбожия? Ви-

148

дели. Но не верили! Это был уже вопрос всего христиан­ского мировоззрения того времени: «Бог посетил народ Свой». Россия не забыта у Бога! Все были свидетелями и участниками великого пробуждения на фоне великого волнения народов. Никто не верил, что этот период уже кончился, все ждали, что вот-вот — и вернется это счастье свободы благовестия, собраний, этих отблесков рая на земле. Вот-вот. Нужно только месяц потерпеть. Правители узнают, исполнители опомнятся, надо протя­нуть время, переждать время. Никто еще не осмысливал, насколько иное у нас, христиан, сейчас мировоззрение, при той же вере, после всего пережитого Братством... Поистине, Бог плавит сердца, когда Слава Ему возносит-ся из тюрем, подполья, лагерей, из уст презираемых «ли­шенцев» без крова, работы и хлеба, из глубины сердец, унижаемых на допросах.

Иван Михайлович Козлов умер под следствием в 1937 г.

Алексей Прокофьевич Измайлов, Сергей Петрович Фадюхин, Николай Прокофьевич Измайлов

149

Эрнест Андреевич Клаупик перед арестом прошел по всей церкви и со всеми попрощался. Велел раздать хористам сборники гимнов (пригодятся при восстановлении церкви, когда хористы начнут спевки по домам!). Общим пением все пели «Бог с тобой, доколе свидимся у ног Христа». Многие плакали. «После окончания служения мы еще долго стояли на трамвайной остановке, никто не хотел расходиться, рас­прощаться было невозможно... Никто из нас тогда не мог предвидеть, что впереди нас ожидает война... И что после войны церкви снова будут открыты». (Свидетельство Анто­нины Александровны Колобановой.)

Зима 1937 г. Массовые аресты. Клаупик не вернулся из лагеря.

Алексей Прокофьевич Измайлов умер под следствием. Николай Прокофьевич Измайлов не вернулся из лагерей.

Сизов Василий Федорович, пресвитер после Клаупика, ак­тивный, горячий проповедник. Не вернулся.

Михаил Шепырев, регент. Не вернулся. После этого церковь баптистов закрылась. Свидетель­ствует сестра Колобанова Антонина Александровна: «Все они были настоящие «отцы» для нас. Это были — пасты­ри. Временная жизнь тогда оценивалась с позиций веч­ной жизни. Сердечные переживания очень приближают к Господу: «Только Ты меня не оставляй!» Полная отдача Господу, жертвенность в служении, в испытаниях, чтобы сравнивали эту жизнь с вечностью». В каком служении? Благовестие по деревням, пешком, в больницах. Церковь перемещалась в дома христиан, во внешнем поведении христиан появилась великая сдержанность: сердечные переживания таились в сердце, там же произносились тайные обеты Господу — обет верности, обет поднять сирот после погибших братьев и сестер, не выходить замуж за неверующего. Во всем научились полагаться на Господа. Он близок к скорбящим сердцем. Никто не жа­ловался, только спрашивали: «Что Бог говорит нам этим?»

Семья регента Кеше была тоже арестована в 1937 г. Эмилия Людвиговна отбывала свой срок на общих работах в Сухо-безводном под Пермью. Непосильная норма тяжелого труда и полуголодный паек укоротили ее жизнь. Через четыре года она в глубокой надежде перешла в приготовленные ей

Альберт Иванович Кеше с женой и детьми

 150

обители на Небе. Альберт Иванович отбывал срок в рай­оне Колымы. Двое детей, ос­тавшиеся у дедушки, погиб­ли. Третьего считали умер­шим от тифа, но он выжил и даже сообщил об этом отцу в лагерь. Кеше пробыл в лагере 18 лет.


Это было практикой того времени: выжившего в первый срок, пригова­ривали, уже старого и слабого, — ко второму. Кеше был освобожден в 1947  г.  и тут же вновь

 

осужден, сослан в лагерь в Комсомольск-на-Амуре. «Он никогда не роптал, — пишет его биограф, Ю. С. Гра­чев, — но постоянно благода­рил Господа Бога за крестный путь, за чашу страданий, гово­ря: «В отчаянных обстоятель­ства я не должен отчаивать­ся». «Огорчали его, и стреля­ли, и враждовали на него стрельцы, но тверд остался лук его от рук Мощного Бога Иаковлева» (Быт. 49:23)».

Каргель Иван Вениаминович. 1924 г.

Великий наш старец, Иван Вениаминович Каргель, был арестован в 1937 г. на Украине.

Об этом свидетельствует брат Турчанинов Д. Я. из г. Сумы: «И вот теперь старец-благовестник в возрас­те 88 лет оказался в Сумской темнице. В тюрьме было много верующих братьев. Ивана Вениаминовича помес­тили братья у окошка. Братья задавали ему множество вопросов, а он отвечал. Надзиратель время от времени покрикивал: «Старик, замолчи!» — и отходил, а Каргель снова рассказывал всем о своем Отце. Молчать он не мог. Вскоре его как больного и очень слабого отпустили домой. Надзиратели говори­ли: «Выпустите этого старика, а то у нас вся тюрьма скоро уверует в Бога»».

Елена Каргель перед расстрелом

151

Вот написано «отпустите домой». А дома-то у Каргеля уже не было. Его дочери, Мария и Елизавета, верные его помощницы в деле благовестия и христианского образования, были уже под следствием. Они будут осуждены на пять лет в тюремные лагеря Сибири, но пробудут там до конца своей жизни, да и самого дома уже не было:  Каргеля оттуда попро-

сили съехать. Его перевезли в город Лебедин, и за ним ухаживала сестра Васильцова. Через два месяца Каргель умер. Это случилось 23 ноября 1937 г. Он просил пере­дать своим дочерям, что, когда они узнают о его смерти, он будет жив более, чем когда-либо, и чтобы они не ис­кали его на кладбище, его там не будет.

Елена Каргель, приехавшая ухаживать за отцом, была арес­тована, обвинена в провокациях против организации колхо­зов и через год, в 1938-м, расстреляна.

С 1937-го до 1946 г. все церкви в Ленинграде были официально закрыты. Верующие собирались по домам, многие находились в рассеянии.

Казаков Николай Александрович сослан с семьей в Уфу, там его неоднократно арестовывали, не давали работать.

Жидков Яков Иванович сослан в Магадан в 1938 г. на во­семь лет.

Карев Александр Васильевич сослан в республику Коми 26 марта 1935 г.

Перед отъездом сказал жене: «Я иду, чтобы взять свой крест». Он с грустью смотрел на спящих детей, на жену: детей было шестеро, она оставалась с ними одна.

Вот стихи того времени:

—            Мама, мама, дети в школе
Мне покою не дают:
Палкой острою до боли
Колют руки, крепко бьют.

Посмотри-ка мне на руки, Будто их изранил нож, Неужель опять для муки В школу ты меня пошлешь?!

—            Жалко мне тебя, мой милый, —
Зарыдав, сказала мать, —

Но хочу я с Божьей силой Кое-что тебе сказать:

Не бежал Он от мучений, Кротко все переносил, За людей поток молений К небесам Он возносил...

—            Мама, мама, я желаю
Подражать Христу во всем,
И отныне я решаю

Быть Его учеником!

Рассказ А.  Н.  Карпова:

«Вера Михайловна Пророкова была чрезвычайно за­мечательная женщина: жена ученого, работавшего вместе с Павловым в Колтушах, она знала немецкий и француз-

152

ский языки, преподавала в семьях высокопоставленных и в то же время давала Библейские уроки из переведен­ных ею книг. Она снабжала этими переводами и Карева. В 1934 — 1938 гг. у нее было постоянное побуждение мо­литься и благодарить Бота за то, что в России будет ве­ликое Пробуждение, все церкви опять откроются. Случа­лось и мне молиться вместе с нею, но мне с великим тру­дом удавалось сказать «аминь» на эту веру! Собственные дети ее умерли, сначала — дочь, потом сын в 34 года, но вся нынешняя молодежь — это результат тех ее молитв! Именно она научила меня молиться неустанно друг за друга и ходатайствовать за неверующих. Сейчас в церкви есть много детей погибших родителей, это тоже плод мо­литв Веры Михайловны: она научила родителей молиться за своих оставшихся без них детей. Именно от нее в ленин­градской церкви пошла традиция «молитвенников»».

Беседа девятнадцатая:

Война и — восстановление церкви

В 1939 г. вышел декрет о всеобщей воинской повин­ности. Он как будто противоречил декрету 1919 г. об ос­вобождении от воинских обязанностей по религиозным мотивам, но на деле ленинизм и сталинизм в своем отно­шении к пацифизму сектантов были едины, просто Ленин рассчитывал на временное использование хозяйст­венного и социального потенциала сект, пока они не со­льются с обществом, а Сталин был в этом вопросе после­довательнее. Все обвинения против наших братьев и се­стер звучали так: «подпольная контрреволюционная ор­ганизация», «подрыв Советской Армии», «враги, море врагов», «связь с немцами». Ю. С. Грачев2 приводит такие логические построения своего следователя: «Если они верят, а мы идем против веры, значит, они должны что-то против нас иметь, что-то предпринимать» (Книга 4, с. 133). «Если вам, баптистам, дать полную свободу, да еще содействие со стороны государства, так пол-Самарканда будет баптистов» (Книга 4, с. 131). «Вот потому-то, что вы верующий, и ваша идеология не соответствует нашей, вы и боретесь с нами, с Советским государством, с Советской властью и агитируете против нее,  и  вредите»   (Книга 3,  с.   128).«Само  Евангелие

21 Ю.С.Грачев. В Иродовой бездне. «Благовестник». Москва, 1994.

153


контрреволюционно» (Книга 3, с. 159). «Вы еще скажи­те: на верующих у нас гонения. Вы должны отлично знать, что у нас полная свобода вероисповеданий и ника­ких гонений нет, а если арестовывают попов и сектантс­ких проповедников, то не за веру, а за контрреволюцию» (Книга 3, с. 158).

В апреле наступило то, что называется тоталитариз­мом, т. е. разгром всех форм политической, культурной и религиозной самостоятельности и неограниченная власть государственного аппарата над всеми видами об­щественной активности. Массовые аресты после 1937 г. имели тенденцию к полному уничтожению верующих. Во всяком случае, у властей были полные списки верующих с их адресами. И мы не знаем, как бы дальше развива­лись события в этом направлении, но... началась война. Вторая Отечественная. Если посмотреть в начало нашей истории, то там речь шла о Первой Отечественной войне и ее неожиданных последствиях. Неожиданные послед­ствия были и у этой войны, самой жестокой и кровопро­литной из всех предыдущих, самой разорительной для нашей страны. Но сколько людей каялось перед Богом в эти четыре года, понимая страдания как бич Божий за открытое восстание против Него и Его детей. Это закон истории: в той стране, где уничтожается Евангелие, где ненавидят Бога и Его святой Закон, там всегда будут гражданские неустройства, войны, революции, природ­ные бедствия — голод и засуха, — там не будет благо­словения. Что посеет человек, то и пожнет.

В самом начале войны было закрыто Общество воинст­вующих безбожников и их журнал «Безбожник». Сталин обратился к народу со знаменательными словами: «Братья и сестры!..» В центральной газете было напечатано обра­щение Сталина ко всем верующим, чтобы объединились силы земные и небесные, чтобы молились за победу. «»То­варищи, граждане! Братья и сестры!.. К вам обращаюсь я, друзья мои...» — так он начал. Да, вместе с главным обра­щением революции — «товарищ» — появилось христианс­кое, из семинарской памяти возникшее «братьи и сестры». «Братья и сестры» должны защитить Родину-мать. И в ху­дожественных фильмах той поры зазвонил церковный ко­локол»22.

22 Эдвард Радзинский. Сталин. Вагриус, 1997. С. 505. 154

 «Будут открыты 20 000 храмов, Троице-Сергиевская и Киево-Печерская Лавры. И напутствие «с Богом» те­перь произносят перед сражением он (Сталин) и его вое­начальники» (с. 506).

Прекратились ночные, разбойные аресты, наводящие ужас на все население. Конец лжи. Наступило некоторое моральное облегчение от ясности военного положения: здесь — наши, там — враги. А раньше «враги» были везде. И наушники, предатели, провокаторы — везде. И поголовные аресты верующих не состоялись, а по их адресам в конце войны разнесут приглашения, и очень настоятельные, — открывать собрания, собирать «пятер­ки» организаторов с обещанием всяческой помощи в ре­монте помещений под молитвенные дома...

Отношение к верующим во время войны стало менять­ся, особенно на фронте, и особенно в острых ситуациях: перед атакой, перед разведкой, под бомбежкой: «Кто может помолиться?»

Но кто уже был осужден, к тому отношение не меня­лось. Н. А. Казаков, высланный из Ленинграда в 1935 г., был через два года арестован, только чудом его не расстреляли. В войну был мобилизован как репресси­рованный в стройбат, где были такие же «неблагонадеж­ные», как он. Строил блиндажи на линии фронта. На его глазах погиб весь его батальон. Вид страшной гибели та­кого множества людей сделал то, чего не могли сделать ни ссылка, ни тюрьма, ни допросы, ни безработица, — он физически и духовно надломился. После войны перенес пять инсультов. Но впереди будет возрождение и духа, и веры, и творчества.

Свидетельствует брат Карл Федорович Румба (дьякон церкви, латыш):

«Господь хранит предназначенных ко спасению и от­вечает на молитвы людей, которые еще не раскаялись, еще не члены церкви, но взывают — и Бог слышит их! На фронте я был ранен около самого сердца, но повреж­дена была только кожа, и я был выведен с поля боя. Оружие брал, но молился, чтобы не стрелять, и всегда по распоряжению начальства меня оставляли либо часо­вым, либо назначали обозным, либо посылали с поруче­нием. Так и провоевал. Слышал, что А. Н. Карпов, бывший пресвитер ленинградской церкви, был команди­ром взвода. Перед разведкой молился вслух перед всеми

155

и брал «языка» без единого выстрела, никого не убив и никого не потеряв из своих».

Рассказ Михаила Адамовича Пунка (проповедник церкви, финн):

«Однажды лежим в окопах, ждем сигнала к наступле­нию. Сосед нервничает:

—      А ты что, Миша, такой спокойный?

—      А я верующий.

—      Какой ты счастливый! Расскажи-ка мне о своей вере.

От первого же снаряда осколки попали в этого па­ренька, скальпировало голову. Перевязал я его своим бельем, потащил на себе. И снова — разрыв. Парня — намертво. Хорошо, что он прислушался к внутреннему беспокойному голосу. Может, и успел в какое-то мгнове­ние обратиться к Господу...

Да и я сам не раз слышал внутренний голос: «Встань к этой стене!» — а все бежали в противоположную сто­рону. Удар — и на месте бегущих людей — дымящаяся воронка. Я один у стены стою, живой остался. Молился сам, молилась мама, хотя никаких вестей обо мне не имела. 90-й псалом. И была еще одна постоянная молит­ва: «Господи, кругом смерть, но если ты выведешь меня из этого ада, я обещаю до конца дней своих быть Твоим работником»».

Слава Господу, Михаил Адамович исполнил свое обе­щание: и на кафедре, и в поездках, и на стройке.

Свидетельство А. Н.  Карпова:

«Я ушел добровольцем на фронт. Это была 7-я армия народного ополчения для защиты Ленинграда. И во время боев я получил два пулевые ранения в голову. В госпиталь меня привезли совершенно слепым. Через некоторое время открылся один глаз. Привезли меня в госпиталь разбомбленный, грелись собственным теплом, сидели в темноте.

—      Что же Ты, Господи, меня здесь положил?

—      Утверди! — слышу я в ответ.

И я утверждал. В то время я утверждал, что город не будет сдан, что фашисты не будут топтать наши улицы. А однажды проснулся в великом ликовании и благодарил Бога, что Он дал хлеб народу! И что же? По радио со­общили, что с сегодняшнего дня — повышение нормы, хлеба будут давать по 250 грамм. Это был 1942 год».

Свидетельство Фадюхина Сергея Петровича:

156

 «В 1942 г., когда положение на фронте было особенно тяжелым, я пошел в военкомат и попросился на фронт, хотя бы санитаром. У меня было освобождение от воин­ской повинности: в 20-е годы по распоряжению Ленина верующим давали такие документы. В военкомате меня и арестовали. Я был осужден как враг народа по статье 58.10 на восемь лет. Будто бы я шпион и работал на немцев, а поэтому и просился на фронт, чтобы в удобное время перейти к ним.

Срок отбывал в лагере под Комсомольском-на-Амуре»23.

Неожиданным результатом войны было то самое сли­яние евангельских христиан и баптистов в единое Брат­ство, над которым братья трудились начиная с 1920 г. В 1942 г. образовался Временный Совет евангельских христиан и баптистов в Москве. Настоящее объединение будет в 1944 г., а до него произойдет целый ряд знаме­нательных событий: ведь октябрьское совещание 1944 г. будет носить характер съезда и на него будет дано разре­шение правительства. Того самого правительства, кото­рое ничуть не изменилось в своих взглядах на идеологию страны и на религию. Что же случилось?

«Как это ни парадоксально звучит, но по горькой иро­нии именно война спасла все церкви от полного истреб­ления, дав им возможность продемонстрировать свою ло­яльность»24. Эта «лояльность» выразилась в том, что в мае 1942 г. некоторые выжившие баптисты, Левинданто Н. А. и Голяев М. И. (как мы помним, их Совет пе­рестал существовать, в то время как ВСЕХ имел хоть и мифическое, но все же существование), обратились с письмом к Союзу евангельских христиан с предложением написать совместное воззвание к верующим, чтобы они молились за победу над фашистской Германией и актив­но участвовали в народном деле освобождения Родины. Это воззвание было написано и было подписано как еван­гельскими христианами, так и баптистами, в том числе А. В. Каревым и Я. И. Жидковым. Тогда же образо­вался Временный Совет евангельских христиан и баптис­тов, объединенный Совет, потому что баптисты выразили

23   С.П.Фадюхин.  Воспоминания о пережитом.  Библия для  всех. СПб., 1993. С. 174.

24   Вальтер Заватски.  Евангельское движение в СССР.  М.,  1995. С. 50.

157

желание объединиться с евангельскими христианами, и это желание было взаимно.

Если реально представить себе эту ситуацию, в кото­рой писалось воззвание и образовывался Временный Совет, то надо понять, что в это время Яков Иванович Жидков находился в лагере в Магадане и его надо было срочно перевезти в Москву. Александр Васильевич Карев только что освободился из заключения, но, как пишет его жена, «с его паспортом было очень трудно уст­роиться на работу... (В Москве Александр Васильевич не был прописан, он прописался под Москвой, в 100 км от дома)». То есть, говоря современным языком, это был «бомж», без работы и без места жительства. И вот его выследили, нашли, привезли в Москву и предложили на­писать то самое воззвание к верующим. Можно себе представить, что они спрашивали, по каким же адресам писать, ведь церкви закрыты, служители арестованы, многие верующие — в рассеянии. В нашей Истории об этом сообщается скупо: «Несмотря на то что верующие были в рассеянии и малоизвестны, воззвание достигло многих». То есть надо понимать, что воззвание разнесли по уже имеющимся (не у верующих!) адресам.

1943 г. (28 ноября — 1 декабря) — Тегеран, конфе­ренция союзников, встреча Черчилля, Рузвельта, Стали­на. Главная тема — открытие второго фронта. Но он от­кроется только в 1944 г. Поставим рядом еще одну дату — из материалов Кестон-института в Оксфорде, посвятившего себя защите прав верующих: «Дата, с ко­торой начинается драматическое изменение в отношени­ях Церкви и государства, — 4 сентября 1943 г. Сталин вызвал трех митрополитов — Сергия, Николая Яруше-вича и Алексия Симанского в Кремль, чтобы сообщить им, что он готов официально признать Церковь за ее услуги. Через четыре дня был созван Собор, чтобы вы­брать нового патриарха. Епископов и архиепископов со­бралось девятнадцать человек, и это жалкое число стар­ших представителей должно было быть суровым напоми­нанием собравшимся там о бедственном положении их церкви. Был единодушно избран Сергий, что было пе­чатью церковного одобрение его труда за прошлые сем­надцать лет, когда он фактически был главой церкви». Автор приводит слова Сергия о Сталине в связи с этим событием:  «Наш народ видит в нем воплощение всего

158

лучшего и светлого; всего, что является священнейшим наследием нашей русской нации, завещанного нам наши­ми предками». Нужно сказать, что Сергий не увидел плодов своих усилий, он умер внезапно от кровоизлия­ния в мозг, всего через восемь месяцев после своего из­брания. Продолжение цитаты: «Новые отношения между Церковью и государством регулировались Советом по делам православной церкви, созданным в 1943 г.» В своей книге Э. Радзинский написал маленькую главку под названием «НКВД и Церковь». Он пишет о Сталине: «Вернув Патриаршество, он организует строгий надзор за церковью — за ней следит Совет по делам церкви. Формально Совет образован при правительстве, но на деле Сталин поручает его совсем иной организации. Во главе Совета он сажает... полковника г. Карпова — на­чальника 50-го отдела НКВД по борьбе с контрреволю­ционным духовенством. В НКВД полковник Карпов до­лжен бороться с церковью, а в Совете — помогать ей! В этом — весь Хозяин!» И в этом, — скажем мы, — вся политика Советского государства в отношении Церкви, игра в «кошки-мышки»: сначала отобрать у баптистов Дом Евангелия, потом дать им же помещение на Загород­ном проспекте; закрыть Союз баптистов, но оставить дей­ствующим Союз евангельских христиан при одной церк­ви — на Маловузовском пер. и т. д. В июле 1944 г. был создан подобный орган и для работы с протестантами — Совет по делам религиозных культов. В 1965 г. они объ­единились в Совет по делам религии... В конце 1944 г. был создан Всесоюзный Совет евангельских христиан — баптистов... Объединительный съезд послал Сталину те­леграмму, благодаря его за заботу о нуждах христиан. Об этих двух Советах В.  Заватски пишет:

«Их функции десятилетиями оставались загадкой... Один исследователь предположил, что оба эти совета был «подразделениями отдела МГБ, занимавшегося де­лами 'церковников и сектантов'»»25.

Тем не менее ВСЕХБ был создан, и церкви начали открываться.

Свидетельствует Ю. С. Грачев. Его освободили в 1945 г., и офицер ему сказал:

«— Ну, теперь вам будет жить легко. Сейчас другие времена.   Теперь   открываются   церкви,   молитвенные

25 Вальтер Заватски. С. 65.

159

Здание молитвенного дома на Охте. 1947—1961 гг.

дома, верующим будет разрешено совершенно свободно молиться и исповедовать свои убеждения.

—      Это точно? — спросил с сомнением в голосе Лева.

—      Точно, точно, — уверенно сказал офицер. — Я в
курсе политики. Я говорю вам как знающий. Работу вам
дадут, и притеснять вас не будут»26.

«И точно: делая пересадку в Уфе, герой попал на пер­вое собрание общины, и для этого собрания братья весь день пилили доски и сколачивали скамьи. Работа была срочная! Требования властей совпали с желанием верую­щих»27.

Беседа двадцатая:

Охта

В Ленинграде церковь начал собирать в 1946 г. пре­свитер Иван Степанович Соколов, который во все время войны и блокады не оставлял своего служения, посещая

26   Ю.С.Грачев. В Иродовой бездне. Кн. 4. С. 11.

27   Там же. С. 14.

160

верующих по домам и совершая хлебопреломление. При­чащались свекольным соком и пайковым хлебом. Он погиб, трагически и таинственно. Жил он тогда в Шува­лово. Ночью ему не спалось, сначала он ходил по комна­те, потом пошел за водой во двор, — и все. Нашли его вниз головой в воде. Именно он начал собирать церковь для открытия.

Его труд продолжил Аким Симонович Чижов. Это был простой брат, он зарабатывал ремонтом швейных ма­шинок, но история его жизни совсем непростая, она рас­крывает его мужество и его целеустремленность. В 1928 г. он окончил Библейские курсы и какое-то время был пресвитером в Ельне. После закрытия церквей он стал участником той группы в Озерках, которой руково­дил А. Н.  Карпов и о которой он рассказал так:

«В Озерках после закрытия церквей образовалась у нас группа особенных, неразлучных друзей. Она стала ядром всей «домашней» церкви. Это были Сергей Протасович Брюханов, Алексей Иванович Косарев, Василий Максимович Шкрабов, Андрей Ильич Ярощук и при­знанный глава — Евгений Александрович Кублицкий. Это была замечательная личность! Он — поляк, окончил еще до революции два института, готовился в царскую свиту, потом стал экономистом. Умер он в блокаду, от голода. Был в нашей группе и Аким Симонович Чижов, который после войны будет заново собирать церковь...»

Во время блокады Чижов оставался в Ленинграде и навещал Вячеслава Ивановича Быкова, когда тот при­ближался к своему концу в 1942 г. Дочь Быкова, Лидия Вячеславовна, рассказывала, о чем говорили эти два «прохановца»: они мечтали! У Проханова был миссио­нерский лозунг: идти и проповедовать от города к горо­ду, от деревни к деревне, от дома к дому, от человека к человеку. Вот они об этом и мечтали: когда кончится война!.. Мы опять пойдем! Вячеслав Иванович умрет, а Чижов останется, чтобы продолжать труд Божий и за себя, и за друга. Он чувствовал ответственность за то, что выжил. И у него было необходимое мужество — за­явить властям об открытии церкви. Он собрал первых пять человек, «пятерку», пятерку бесстрашных:

•          Он сам, Чижов Аким Симонович, пресвитер;

•          Яковлев Григорий Яковлевич;

•          Виноградов Михаил Алексеевич;

161

•          Ананьев Александр Ананьевич;

•          Карпов Алексей Николаевич (он будет пресвитером после Чижова, в 1950 г.).

Позднее к ним прибавились Крючков Василий Ивано­вич и Васильев Георгий Васильевич. Дальше рассказы­вает А.  Н.  Карпов:

«Мы собирались в разных местах, но все время иска­ли помещение, пока Чижов не нашел здание бывшей пра­вославной церкви на Охте (там был склад). По всем ин­станциям ходил он же. Я только сопровождал его как писарь. В 1946 г., летом, мы это здание получили, а осенью — вошли в него, нам дали сначала только амбар­ную часть, потом все здание целиком. Мы его отремон­тировали за три-четыре месяца — косметический ремонт и крыша. По смете ремонт стоил 800 тысяч рублей, а нам он обошелся в 180 тысяч, — это был добровольный, бес­платный труд. Из Москвы прислали нам 70 тысяч, а остальное собрали сами. Государство во всем шло нам навстречу, давало и железо, и цемент, пиломатериалы — всего столько, сколько требовалось, хотя все эти матери­алы были лимитированы».

Верующие вспоминают, что помещение на Охте вы­глядело ужасно: с выбитыми стеклами, с пробоинами от снарядов, без отопления, без освещения, захламленное. Но как только алтарная часть была очищена, отмыта и освещена, начались собрания. Собрания проходили с хором — человек тридцать! Откуда взялся хор? Это все — из «подпольной» церкви, из домашних церквей! Сейчас известны некоторые имена тех жертвенных и бес­страшных христиан, которые в дни безвременья, террора и парализующего страха открыли свои дома для собра­ний: Чубаровы — за Невской заставой; Хреновы, три сестры, у Пяти углов; Мойкина, в Шувалово; Измайло­вы; Ко Лобановы, мать с дочерью, пл. Тургенева; Ершов — на Лесном пр.; сестры Березкины, хористки. У них-то и начались спевки, когда еще и дома на Охте не было, они уже начали готовиться к открытию и освя­щению этого дома.

Сергей Архипович Соболев, проповедник и регент. Именно он начал эти спевки еще в 1945 г. у брата Латы­шева на Невском проспекте:

«Я очень рад, что Господь дал нам счастливые минуты общения друг с другом. Сегодня я хочу вкратце расска-

162

зать о возникновении нашего хора. Инициатором этого большого дела является Аким Симонович Чижов. Он все время говорил мне о необходимости создания хора и предлагал взяться за его организацию. Признаться, я бо­ялся вначале брать на себя такое ответственное дело. Ведь для того, чтобы быть регентом большого хора, не­обходимо иметь специальное музыкальное образование и опыт. У меня же не было ни того, ни другого. Тем не менее я решился сделать первый шаг, твердо веря, что Господь Сам усмотрит все дальнейшее. И действительно, в скором времени Он послал нам нашего дорогого реген­та, брата Акима Исаевича Ерина, который всем сердцем отдался служению. Я уверен, что при наших горячих мо-литвах  Господь обильно благословил его и все дальней­шее служение хора».

Из рассказа Веры Александровны Соболевой (Березкиной) о праздновании 30-летнего юбилея первого хора Ленинградской общины ВСЕХБ:

«На кафедре брат П.  Г.  Юров:

— Когда кончилась война, верующие в Ленинграде собирались еще по квартирам. Я был в таком собрании у сестры Березкиной Е. А. Собралось человек пятнадцать. И там я увидел, как разучивали гимны молодые сестры. Поэтому их можно считать как бы первыми хористами нашего хора. А уже у брата Латышева на Невском про­спекте собралось человек 80. С. А. Соболев мне сказал: »Петя, мы должны организовать хор, у нас должно быть стройное пение».  Мы молились, и я сказал:  «Начните вы».   Он   взялся   с   искренним   сердцем   за  это  дело. В 1946 году нам дали помещение на Охте. Оно было в ужасном состоянии, но когда хор начал петь, пение нам казалось ангельским.

Слово брату С.  В.  Севастьянову:

— Я был в Ленинграде с 1946 по 1953 год. Мне по­счастливилось петь в алтаре на Охте. Помещение было людьми набито битком. Я видел там лица своих друзей, вернувшихся с фронта и из эвакуации. Все мы имели тогда глубокие переживания.

На кафедре брат Иван Михайлович Николаев, кото­рый с первых лет существования хора был хористом:

— Время было после войны, после блокады. Много было пережито. Я тоже перенес трагедию. В собрание верующих я пришел, когда еще собирались на кварти-

163

Регент хора (нес служение с 1948-го по 1957 г.) Ерин А. И. (в центре) с группой хористов

рах. Это было у Пяти углов у Хреновых. Затем дали помещение на Охте. И вот, когда Сергей Архипович Со­болев стал собирать хор и предложил остаться тем, кто желает петь, то среди других остался и я. Мы прослав­ляли Бога от всего сердца. И то, что было заложено тогда, звучит в пении и сейчас.

А.  И.  Ерин, регент хора:

— Многие из говоривших до меня сегодня отмечали успехи в нашем пении. Конечно, наши успехи за прошед­ший год очевидны. Кратко хочу рассказать о том, как я стал регентом. Впервые, много лет тому назад, я пришел в хор простым хористом и начал изучать пение букваль­но с азов. От руководителей хора набирался знаний. Моим сокровенным желанием с самого начала моего слу­жения как руководителя одного из хоров было достиг­нуть стройности пения. И сейчас я прилагаю все силы, чтобы достигнуть этого. Но наше служение зависит в большой степени от личной духовной жизни каждого хо­риста. Растем ли мы духовно и выросли ли за этот год?»

Регенты и хористы высоко ставили свое служение. Дивные евангельские гимны, проникновенные слова, му­зыка, говорящая больше слов, — сколько уже лет их слушают со слезами на глазах и молитвой благодарения на устах! Сердце возносится в хвале нашему Господу,

164

Алексей Николаевич Карпов и Александр Васильевич Карев (в центре) с группой братьев в церкви на Охте

Создателю и Спасителю. Велико значение пения в Цер­кви! Да и сама Библия пронизана пением. «Ангелы в Небе Господа славят...»

Аким Исаевич Ерин руководил основным хором и в то же время готовил регентов — Алексея Ивановича Ор­лова и Георгия Алексеевича Тихомирова. Одновременно с Ериным регентами были Соболев Сергей Архипович и Новиков Терентий Иванович. Сейчас можно только по­ражаться, где и как Господь находил столько служите­лей?! И солистов! Не было нужды и в проповедниках. Рассказывает А.  Н. Карпов:

«К 1950 г. в церкви было уже 3600 членов. Какие го­рячие были собрания! Каждый год крестили по 250 — 300 человек. Таков был «урожай» прозрения после войны. И блокада дала обильные плоды: Слово Божие восприни­малось необыкновенно хорошо, почва человеческого сер­дца перестала быть твердой, каменной... В церковь при­ходило много народа, мы организовали беседы с неверу­ющими, которых волновали духовные вопросы. На этих беседах было несколько руководителей: кто не руково­дил собранием, тот в пресвитерской принимал народ. Сам я каждое воскресенье после собрания принимал по 2 — 4 часа людей, около тридцати человек; приходили и с нуждой, и с вопросами. И не я один принимал, а еще

165

5 — 6 дьяконов. В те годы было много покаяний, а с во­просами не так много приходило, истина легко входила в сердца: если чувствуешь грех — покайся и больше не греши!»

Охта находилась далеко, сообщение было сложное, время тяжкое — послевоенное, — но как бежали ноги туда, на собрание! Политическая ситуация менялась: уже в 1949 г. возобновились аресты верующих, выборочно. Но повернуть историю вспять уже не получалось и не получится: открытое исповедание Бога уже было произ­несено в стране, и с Ним уже некому было состязаться.