ГЛАВА XII
Рост новозаветного Слова, как собрания
Канон Нового Завета
Термины "канон" и "каноничность"
К концу первого столетия все новозаветные тексты уже
существовали - мы видели, рост Слова Божьего как написанного текста в различных
местах и в различное время на протяжении первого, решающего, полувека
существования апостольской церкви. Но 27 новозаветных книг ещё не были
объединены в законченное собрание, которое, как таковое, обладало бы
авторитетом для веры и жизни церкви. То есть, произведения Нового Завета ещё не
существовали в виде новозаветного канона. Греческое слово "канон"
прошло через множество значений от своего исходного - "тростник".
Потом оно стало означать "измерительный шест", "линейка",
"отвес", а эти вещественные обозначения затем преобразовались в
"меру", "правило", "норму" или
"модель". Например "каноном" можно было назвать закон.
Благодаря практике составления списков образцовых, нормативных литературных
произведений, "канон" приобрёл значение "список". В самом
Новом Завете мы встречаем это слово в значении "правило" (Гал. 6:16).
В христианской литературе первых трёх веков оно использовалось в различных
сочетаниях для выражения понятия "истина, открытая церкви в качестве
образца для неё". Около 350 г. мы находим уже установившуюся практику
упоминания книг Библии, как "канонических", "относящихся к
канону" или "входящих в канон". Здесь, видимо, слились два
значения канона - книга называлась канонической как из-за своей принадлежности
к списку, так и из-за своего характера стандарта или образца. Поэтому, когда мы
сегодня говорим о каноне Нового Завета, мы говорим о новозаветных текстах как о
совокупном целом, списке или собрании книг, являющихся нормативными для церкви.
Гомологумены и антилегомены
Когда мы говорим о каноничности новозаветной книги, мы имеем
в виду её положение в этом нормативном списке. Те книги, которые всегда и везде
признавались каноническими, обозначаются термином "гомологумены"
(т.е. "общепризнанные"), те же, чьё присутствие в каноне какое-то
время оспаривалось или ставилось под сомнение, являются
"антилегоменами" ("оспариваемыми"). Отцы церкви Ориген
(третий век) и Евсевий (четвёртый век) дали церкви эту терминологию, они
применили её для подведения итога истории 27 книг вплоть до их времени. Эти
обозначения, таким образом, служат для описания истории книг в жизни церкви в
первую очередь с точки зрения оценки их значимости. Гомологуменами являются
четыре Евангелия и Деяния, тринадцать посланий Павла, Первое Послание Петра и
Первое Послание Иоанна. К антилегоменам же относятся Послание к Евреям,
Послание Иакова, Второе Послание Петра, Второе и Третье Послания Иоанна,
Послание Иуды и Откровение.
Строго говоря, у новозаветной церкви канон был всегда в лице
Писаний Ветхого Завета, которые Иисус и Его апостолы трактовали для церкви, как
исполнившиеся в Иисусе Христе, и которые были даны церкви, как "Священное
Писание". Христианство не преобразовалось из религии Духа в религию Книги,
как утверждают некоторые. Оно с самого начала было "книжной
религией", и новая книга, наш Новый Завет, заняла своё место рядом со
старой не вдруг и не по волшебству, а в результате постепенного исторического
процесса, растянувшегося на годы, в течение которых церковь молилась, делала
своё дело и вела свои битвы. История этого процесса весьма непроста, и местами
её трудно проследить, ибо это был процесс неравномерный в масштабах всей
церкви, и сведения, которыми мы располагаем, в высшей степени неполны. Поэтому
здесь мы проследим эту историю лишь в самых общих чертах.
Рост канона: первый этап (100-170 гг.)
Начнём с того, что в этот период споры по поводу самого
канона отсутствовали, то есть никто открыто не задавал вопрос: "Какие
книги следует включать в список нормативных для церкви?" - и не отвечал на
него. Всё, что мы находим в писаниях так называемых апостольских мужей
(Климента Римского, "Послания Варнавы", Игнатия, Поликарпа, Гермы,
"Учения Двенадцати апостолов"), это, во-первых, свидетельство того,
что книги, которым суждено стать каноном Нового Завета, уже существовали, и
церковь их использовала с самого начала. Книги цитировались, на них ссылались,
чаще всего неформально, без указания автора и заголовка. Во-вторых, мы находим
свидетельства того, что мысль и жизнь церкви формировалась в первую очередь содержанием
новозаветных текстов и, более того, содержанием всех различных их типов.
Влияние всех типов этих произведений (Синоптические Евангелия, книги Иоанна,
послания Павла, соборные Послания) ясно и очевидно. Судя по упоминаниям,
относящимся к этому периоду, четыре Евангелия и послания Павла повсюду стали
основой появляющегося канона Нового Завета.
И, в-третьих, в писаниях есть особое указание на то, что
новозаветные тексты завоевали авторитет в церкви, который они не делили ни с
какими иными книгами. "Господь" и "Апостолы", видимо, были
уже весьма авторитетными голосами, помимо Писаний Ветхого Завета, поначалу, как
правило, без указания на то, что эти голоса зафиксированы на бумаге. Но эти
властные голоса также должны были напрямую ассоциироваться с содержащими их
книгами, и раз или два речения Иисуса предварялись формулой, постоянно
применявшейся перед ветхозаветными цитатами: "Написано..." Это
высокое подтверждение авторитетности, ибо авторитет Ветхого Завета в первой
церкви был неоспорим.
Ещё одним свидетельством авторитета новозаветных
произведений служит упоминаемый Иустином Мучеником факт, что писания Нового
Завета (или, по крайней мере, Евангелия) читались во время служб в церкви
попеременно с Ветхим Заветом. Это, пожалуй, самое примечательное свидетельство
того периода - во-первых, Иустин писал об этом, как об уже прочно
установившейся повседневной практике, поэтому мы можем весьма обоснованно
предположить, что эта практика уже давно установилась в церквах. Во-вторых,
публичное чтение в церквах стало для более поздних поколений одним из основных
критериев каноничности. Это явление говорит о простом и неформальном
утверждении новозаветных текстов в церкви. Можно даже сказать, что церковь уже
имела канон к тому времени, когда у неё только появилась мысль о нём.
Другим подтверждением авторитета, который обрели
новозаветные книги, является то, что еретики, такие как гностики Василид и
Валентин, обращались к ним в попытке истолковать так, чтобы обосновать свои
учения. Более того, именно еретик заострил вопрос о новозаветном каноне и
сделал его важной теологической проблемой для церкви. Маркион более радикально
относился к новозаветным книгам, чем остальные еретики. Он собирался не только
перетолковывать уже существовавшие книги, но и делать к ним свои добавления. Он
составил свой канон, в который входили основательно им переписанное Евангелие
от Луки и десять посланий Павла (Пастырские в его каноне отсутствовали). С этим
пересмотренным каноном он противостоял церкви - эти книги, заявлял он, и только
они содержат истинное Евангелие. Церковь, отвергшая ересь Маркиона, была
вынуждена вплотную заняться вопросом канона. Начиная с этого времени, канон не
только находится в несомненном ведении церкви, но и требует определения её
отношения к нему. Церковь теперь начинает отвечать за то, чем она владеет, и
канон попадает под яркий свет истории.
Рост канона: второй этап (170-220 гг.)
В этот период уже существуют и обретают более чёткие
очертания многие элементы, которые раньше находились лишь в стадии
формирования. Больше не стоит вопрос о существовании канона, как более или
менее определённой величины и как норматива или стандарта - открытым остаётся
лишь вопрос о размерах канона. Но даже и этот вопрос имел весьма ограниченный
характер, поскольку около четырёх пятых окончательного канона церкви уже прочно
утвердились, как бесспорные.
Два документа, относящиеся приблизительно к началу этого
периода, служат иллюстрацией примечательного согласия в различных частях церкви
относительно основных границ канона. Один из них - это описание гонений, сразу
же после них посланное в Малую Азию церквами Вьенна и Лиона в Галлии. Другой
является работой епископа Феофила из Антиохии Сирийской. Насколько мы можем
видеть, сирийский епископ и галльские церкви имели практически одинаковые
варианты Нового Завета. Ни в одном из них не было всех нынешних 27 книг -
отсутствие некоторых из них в списке может быть и случайностью, поскольку ни
один из источников не посвящён целиком лишь вопросу канона. И ни в одном из них
нет апокрифических материалов.
Трое отцов церкви этого периода оставили нам в своих
произведениях весьма полное изображение ситуации в различных частях церкви:
Ириней из Лиона в Галлии (хорошо знакомый также с жизнью церквей Асии и Рима),
Климент Александрийский и Тертуллиан из Карфагена. Их писания показывают, что
все, кроме одной, из 27 книг были так или иначе известны христианской церкви и
приняты ею, исключение составляет лишь Второе послание Петра. Они показывают
также, что все церкви были практически единодушны в отношении всех, кроме семи,
новозаветных книг. Этими семью книгами являлись Послание к Евреям, Послание
Иакова, Второе послание Петра, Второе и Третье послания Иоанна, Послание Иуды и
Откровение.
Растущее самосознание церкви в отношении её канона
поразительнее всего отразилось в документе, который называют "Фрагментом
Муратори" или "Каноном Муратори". Он получил своё название по
имени библиотекаря Амброзианской библиотеки в Милане, Муратори, который в 1740
году открыл этот документ. Его начало утеряно, а удивительно искажённый и
загадочный латинский текст (возможно, грубый перевод греческого оригинала)
порождает множество вопросов. Но документ даёт нам ясную и достаточно полную
картину канона римской церкви примерно в 170 году. Этот канон включает 22
книги. Отсутствуют пять книг: Послание к Евреям, Первое и Второе послания
Петра, Послание Иакова и одно из коротких посланий Иоанна.
Наиболее удивительно отсутствие Первого послания Петра,
поскольку оно, по всем иным сведениям, было широко признано и в основном
принято ранней церковью. Этот пропуск может быть следствием повреждённого
состояния текста. Канон включает также Откровение Петра, хотя в документе и
сказано, что "некоторые из нас не хотят, чтобы его читали в церкви" -
ещё одно указание на важность публичных чтений в вопросе каноничности. Включены
без комментариев Премудрости Соломона. "Пастырь" Гермы отвергнут
из-за его недавнего происхождения - по поводу его содержания возражений нет, но
его не следует использовать в религиозной жизни церкви наравне с пророками и апостолами.
Определённо отвергнуты работы еретиков, например, послания в поддержку Маркиона
и ложно приписываемые Павлу: "Желчь нельзя смешивать с мёдом". Ясно,
что канон ещё не является законченным. Содержание его по большей части уже
утвердилось, но некоторые книги всё ещё не нашли своего места в каноне, а
некоторые, уже оказавшиеся в нём или почти в него попавшие, не смогут в будущем
там удержаться.
Рост канона: третий этап (220-400 гг.)
Начало этого периода, третье столетие, не стало решающей
стадией развития канона. Тремя основными свидетелями состояния канона в этом
веке являются Ориген, Дионисий Александрийский и Киприан из Карфагена. Ориген
среди них наиболее значителен благодаря огромному диапазону своих познаний и
обширному знакомству с различными направлениями в церкви. Он знал, какие
писания являются нормативными не только в его родной Александрии, но и в Риме,
Антиохии, Афинах и Кесарии. Ориген знал и использовал все 27 книг нашего
новозаветного канона. Он является первым из древних авторитетов церкви, кто
обратил внимание на Второе послание Петра. Он не отвергает ни одного из
антилегоменов, хотя знает, что далеко не все из них завоевали одинаковое
признание в церквах. Он стремится больше включать, чем исключать - поэтому
довольно трудно определить внешние пределы канона.
Дионисий Александрийский, ученик и последователь Оригена,
тоже поддерживал связь со многими направлениями в церкви. Его канон, кроме
гомологуменов, включает Послание Иакова, Послание к Евреям (которое он, в
противоположность Оригену, считал работой Павла), а также Второе и Третье
послание Иоанна. Он отстаивал точку зрения, что, судя по словарю, стилю и
содержанию, Откровение написано не Апостолом Иоанном, но при этом не склонен
был сомневаться в его авторитетности. По его мнению, автором был другой Иоанн,
"святой и вдохновенный муж", который "узрел откровение, имел
познание и дар пророчества". Дионисий даже не замечает Второго послания
Петра и Послания Иуды.
Киприан из Карфагена является для нас в этот период
свидетелем с Запада. В своих трудах он цитирует все книги Нового Завета, за
исключением Послания Павла к Филимону, Послания Иакова, Второго послания Петра,
Второго и Третьего послания Иоанна, Послания Иуды и Послания к Евреям. Это
вовсе не означает, что упомянутые книги были совсем неизвестны или не признаны
в Карфагене. Есть свидетельство, что Второе послание Иоанна, например, было
принято в Карфагене во времена Киприана. Из антилегоменов Киприан часто
использовал и высоко ценил Откровение Иоанна.
В третьем веке стоит отметить две тенденции. Во-первых то,
что антилегомены постепенно завоёвывают себе место в церквах. Во-вторых,
отсутствие каких-либо формальных акций по отношению к канону - не созывалось
никаких богословских комиссий, церковных соборов для определения канона или для
навязывания его церкви. Канон не создавался - он развивался и признавался. Это
продолжалось и в четвёртом столетии, когда канон принял форму, которой суждено
было навсегда утвердиться в Западной церкви. Когда историк Евсевий Кесарийский
в начале четвёртого века (325 г.) решил рассмотреть канон церкви, он не мог
обратиться к чему-либо "официальному" - никаких согласительных
декретов, никаких определительных утверждений, опиравшихся на авторитет всей
церкви. Его обращение к канону является, по существу, историческим обзором
того, что происходило с отдельными книгами в церкви. А происходило вот что: 27
книг получили статус авторитетных в жизни церкви. Но свидетельство показывает,
что этот процесс не был равномерным, и Евсевий стремится честно разобраться в
свидетельствах, разделив книги на три категории - гомологумены, антилегомены и
"подложные". (Третья категория являлась на самом деле подразделом
категории антилегоменов и включала Деяния Павла, "Пастырь" Гермы,
Откровение Петра и Послание Варнавы.) Он включает в список гомологуменов 21
книгу: четыре Евангелия, четырнадцать Посланий Павла (среди них он числит и
Послание к Евреям), Первое послание Петра, Первое послание Иоанна. Включает он
и Откровение Иоанна, но с оговоркой: "Если угодно", и указывает, что выскажет
своё мнение по этому поводу позже. Пять книг он включает в список, как
"антилегомены, известные большинству (или признанные большинством)",
а именно - Послание Иакова, Второе послание Петра, Второе и Третье послание
Иоанна, Послание Иуды. Откровение он включает в список дважды, один раз среди
гомологуменов, а другой - в числе "подложных" книг, отмечая, что
некоторые отвергают эту книгу, тогда как другие числят её среди гомологуменов.
Его растерянность довольно любопытна, ибо Евсевий, похоже, старался быть
досконально объективным в оценке свидетельств как за, так и против книги, не
кладя на чашу весов своё мнение, которое было не в пользу Откровения.
Около 25 лет спустя (в 350 г.) Кирилл Иерусалимский в своих
катехизационных лекциях рекомендует своим катехизируемым новозаветный канон из
26 книг. Формально его канон отличался от канона Евсевия отсутствием
Откровения. Более примечательно то, что в каноне Кирилла различия между
гомологуменами и антилегоменами не играют никакой роли. 26 книг являются гомологуменами,
т.е. "книгами, по поводу которых все согласны", в противоположность
апокрифическим работам, о которых он предостерегает своих слушателей: "Не
читайте для себя того, что не читается в церквах". И снова стоит отметить,
что Кирилл обращается не к каким-нибудь официальным актам церкви, а только к
общему согласию церквей.
В 367 году Афанасий, епископ александрийский, в своём
"Тридцать девятом пасхальном послании" (названном так из-за того, что
оно объявляет церквам официальную дату Пасхи) предостерегает церкви против
еретических писаний и приводит список 27 книг канона Евсевия в качестве
"родников спасения, из которых всякий жаждущий может вволю испить
священных слов". Как и Кирилл, он проводит чёткую границу между
каноническими и еретическими книгами, с их ложными претензиями на древность и
подлинность. Подобно Кириллу, он не делает различия между гомологуменами и
антилегоменами. Так же, как и Евсевий, он находит доказательства авторитетности
канона в его истории, а не в каком-то постановлении церкви. Стоит также
отметить, что Афанасий ясно утверждает нежелание вносить какие-то новации в
канон, определяя это таким образом: "Позвольте", говорит он,
"напомнить вам то, что вы знаете". После "Пасхального
послания" Афанасия канон церкви был практически установлен. 27-книжный
канон сохранила и греческая церковь. Ещё до конца четвёртого столетия Западная
церковь, под сильным влиянием Иеронима и Августина, также обрела законченный
канон из 27 книг. То там, то здесь иногда ещё упорствовали сторонники местных отклонений,
как на это указывают некоторые из рукописей нашего Нового Завета, но только
сирийская церковь настаивала на использовании существенно отличного канона, в
котором Соборные Послания и Откровения не имели утвердившегося положения.
Даже такой беглый и неполный обзор, который дан здесь,
свидетельствует, что Новый Завет, как собрание, имеет удивительно неформальную
и незапланированную историю. Книга, которой суждено было остаться священной для
миллионов христиан на протяжении многих веков, пришла в церковь без фанфар,
тихо и постепенно. Её история - это не совсем та история, которую мы могли бы
ожидать для священной книги. История "Книги Мормона" является хорошим
примером того, как, по мнению человека, священная книга должна приходить к нему
- через чудо, обеспеченное её чудотворностью. Канон, конечно, является чудом,
но особого сорта - таким же, как и воплощение нашего Господа - служебным чудом.
Только Бог, который есть Господь всей истории, мог рискнуть внести Своё
писанное Слово в историю так, как и был внесён в неё Новый Завет. Только Бог,
Который посредством Своего Духа суверенно царствует над Своим народом, мог
побудить Свои слабые, защищающиеся и гонимые церкви задавать правильные вопросы
по поводу книг, претендовавших на духовную власть над народом Божьим, и
получать правильные ответы на них - чутьём (но под руководством Духа)
ухватиться за то, что есть в них подлинно апостольского (независимо от того,
написано это непосредственно Апостолом или нет), а, следовательно, и подлинно авторитетного.
Только Сам Бог мог заставить людей увидеть то, что публичное чтение в церквах
должно стать верным ключом к каноничности, только Дух Божий мог заставить людей
увидеть, что Слово, призывающее Божий народ к послушанию, уже самим этим фактом
утверждает себя, как Слово Божье, и неизбежно должно вытеснить со сцены всех
остальных претендентов.
Это и совершил канон из 27 книг. Он утвердился в первые столетия существования церкви и продолжал укрепляться во все последующие века. Он пережил сомнения и гуманистов, и реформаторов шестнадцатого столетия. Примечательно, что урок Писания, читаемый в лютеранских церквах на День Реформации, взят из книги, относящейся к тем, по поводу которых сам Мартин Лютер имел немалые сомнения - из Книги Откровения. Но она с тех пор и навсегда утвердила сама себя. Вопрос о пределах канона, конечно, теоретически может быть открыт, но история церкви показывает, что он практически закрыт. 27 книг уже находятся в церкви - они там работают. Они являются тем, что Афанасий назвал "родниками спасения" для всего христианства. В конечном счёте, церковь Бога может убедиться и оставаться в уверенности, что они действительно являются родниками спасения, только испив из них.